Текст книги "Свежий ветер (СИ)"
Автор книги: LockNRoll
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 65 страниц)
Мне хотелось показать им – всем им – чего может достичь эта брошенная кукла, если позволить ей самой распоряжаться своей жизнью.
Это не продлилось долго. Ничто хорошее никогда не длиться.
Предполагалось, что задание Хаккета не доставит мне хлопот. Проникнуть в стан врага, забрать заложника и исчезнуть. Батарианцы даже не знали о моем присутствии, пока Кенсон не активировала сигнализацию во время нашего отступления. Когда же она рассказала мне о находке, о том, что существовало подтверждение угрозы Жнецов, я ощутила не только страх, но и толику возбуждения. Я уже представляла, как предоставлю эту информацию Альянсу и Совету вместе с теми сведениями, которые добыла сама, и они обязаны будут мне поверить. Тогда я смогу сплотить расы галактики под своими знаменами перед лицом грозящей нам опасности. На эту роль не подойдет ни Альянс, ни Совет, ни, тем более, «Цербер». Только я – я не принадлежу ни к одной из сторон, у меня много нужных контактов, я сумею одолеть их.
Кейден поймет, чем я занималась все это время. Он извинится за то, что когда-либо сомневался во мне и, может быть… может быть…
Это мое место. Я видела Стража, я помнила, что он сказал мне. Я понимала, что стояло на кону.
Властелин знал, что в нашей галактике существовали силы, способные уничтожить Жнецов. Он знал, что если мы станем работать сообща, то у них не будет никаких шансов на победу. Им пришлось искать обходные пути, использовать своих агентов, чтобы посеять семена раздора и сомнений. Им нужны были такие личности, как Сарен. Именно так они работали.
Если бы мне только удалось заставить их выслушать меня, пойти за мной против Жнецов, мы смогли бы одолеть их. Мы смогли бы получить преимущество перед врагом. Они никогда бы не застали нас врасплох. У нас появился бы шанс, которого никогда не было у протеан. Несмотря ни на что, меня переполняла надежда.
Напрасно.
Мы опоздали, процесс одурманивания зашел слишком далеко, все пошло к черту. Меня прихлопнули, будто муху. Мой великолепный план оказался сырым и бесполезным, и, активируя программу, которая должна была направить астероид в ретранслятор, я хотела кричать от бессильной ярости и разочарования. Это даже нельзя назвать выбором. Я должна была это сделать. Я заранее знала, что они скажут – «Шепард всегда ненавидела батарианцев, она работала с террористической организацией, ставящей интересы человечества превыше всего, поэтому, скорее всего, все эти жизни ничего не значили для нее. Может быть, она сделала это специально».
Даже одна эта мысль до сих пор отдавала горечью.
Я так старалась, я, черт бы их побрал, добилась успеха, и никому не было до этого никакого дела. Я выиграла им несколько драгоценных месяцев – месяцев, которые я должна была провести, мечась из одного конца галактики в другой, собирая войска и всю возможную помощь, ища возможность сохранить наш мир таким, какой он есть сейчас. Я добыла им преимущество, а в награду они бросили меня в гребаную камеру, как преступницу.
Простите, гостью. Ради моей безопасности, разумеется. Батарианцы жаждали моей крови, и мне не следовало светиться ради собственной безопасности, как будто я сама не в состоянии была позаботиться о себе. Все шло наперекосяк. Пока я шагала не в ногу с остальными, Альянс обходился со мной так, будто я сделала что-то неправильно, словно была для них обузой, зато теперь, решив наложить на меня свои руки, они вновь называли меня одной из них.
Я думала о том, чтобы не возвращаться, о том, чтобы остаться самой по себе и отказаться приносить извинения за то, что отсрочила полное уничтожение нашей галактики. Пытаясь принять решение, я прибегла к помощи медитации, а когда закончила, то поняла, что, как и в случае с астероидом, у меня просто не было выбора. Я надеялась, что смогу убедить их так же, как убедила Хаккета. Но на данный момент я не добилась ничего.
Прошло почти четыре недели, и я была уверена, что мои мышцы начинают атрофироваться. Меня больше не пускали в спортзал с того раза, когда я отказалась покинуть его по требованию моего тюремного смотрителя – прошу прощения, охранника. Вероятно, мне также не стоило заваливать его на пол, вывихнув ему при этом плечо, когда он попытался заставить меня это сделать силой, однако ему следовало трижды подумать, прежде чем выводить из себя агента N7.
Андерсон застрял на Цитадели, воюя с Удиной. Он обещал, что появится, как только ему представится такая возможность, но это было месяц назад – еще до того, как я прибыла на Землю. С тех пор я не получала от него известий – они не позволяли мне ни с кем связываться.
Я сходила с ума. Мне бы не составило никакого труда выбраться отсюда и сбежать с планеты, но я была слишком упряма и полна решимости остаться и заставить их выслушать меня. Кроме того, «Нормандия» теперь принадлежала Альянсу. Скоропалительное решение, в мудрости которого я до сих пор сомневалась. Я полагала, что это будет своеобразным жестом доброй воли, что таким образом я дам им знать, что никогда не работала на «Цербер», являясь, по сути, агентом под прикрытием, и что до сих пор была на их стороне. Только в этом случае мы имели шансы на победу. Но их это не волновало – они с радостью вцепились в корабль, а меня заперли в клетку.
Мне хотелось кричать. Хотелось шипеть и царапаться, бросаться на стены.
Остальные исчезли после того, как я сообщила им, что мне придется вернуться на Землю. Все члены моей команды ушли, искренне попрощавшись и пообещав, что когда придет время, они будут готовы. Наверное, это все, на что я могла рассчитывать. Они все находились на свободе, занимаясь своими делами и, я надеялась, добивались успехов, в то время как я сидела здесь, одинокая, отрезанная от всего света. Бесполезная.
Сначала я проводила дни, яростно расхаживая взад-вперед по своей комнате и превращая жизни несчастных солдат, приставленных ко мне, в ад.
Затем я стала читать все, что только могла найти – старые отчеты, книги о протеанах, легенды о Жнецах, мои собственные записи о Страже и Властелине. Я пыталась хоть как-то подготовить себя к пришествию Жнецов.
Когда же чтение надоедало, я начинала писать. Я решила воспользоваться свободным временем и напомнить себе о том, что считала по-настоящему важным. Я размышляла над тем, кем являлась и кем хотела стать. Я вспоминала Сарена, кем был он, и что с ним произошло.
Я думала о Жнецах, о том, что узнала от них, о том, чего будет стоить не просто выжить, а победить. Я воскрешала в памяти слова Стража о том, что нужно искоренять одурманивание. Жнецы уничтожат нас изнутри, если мы не окажемся достаточно сильными. Я не могла позволить этому случиться – я должна стать оплотом силы.
В результате подобных размышлений я составила список приоритетов – вещей и идей, за которые буду держаться, если почувствую, что контроль ускользает из моих рук. Список состоял из трех пунктов. Я записала их, запомнила и порой, проснувшись среди ночи, шепотом повторяла вслух. С таким оружием я не могу проиграть.
Первый пункт гласил: «Держись за своих друзей». Я знала, что с поддержкой моей команды способна на что угодно. Они доверяли мне свои жизни, а в ходе штурма базы коллекционеров мне пришлось доверить им свою. Если единственным шансом на победу являлся межгалактический союз, то по крайней мере «Нормандия» способна была подать хороший пример.
Да, я собиралась выкрасть ее обратно. Этот корабль, черт побери, принадлежал мне, и меня не волновал его текущий статус, пока он находился на Земле. Прежде, чем я покинула судно, СУЗИ сказала: «Предоставь это мне». Я могла только довериться ей.
Вторым пунктом было «Помни о своей человечности». Призрак нарушил это правило давным-давно, но я не собиралась следовать его примеру. Моя человечность являлась моим кодексом, и только благодаря ей я знала, что поступаю правильно. Этот свод содержал много правил, главным из которых было «не убивать гражданских». Я уже нарушила его триста тысяч раз, но не собиралась делать из этого привычку. Порой цена оказывается слишком высокой.
Существовал еще один аспект этого пункта, который возвращал меня к моей последней беседе с Лиарой, когда я объясняла ей, за что борюсь. Для меня быть человеком означало верить, что всё то, что делало нас несовершенными, помогало достичь совершенства. То, что другие расы считали нашими слабостями: нашу безрассудную горячность, наши короткие жизни, яростную и гордую индивидуальность – именно за это я почитала десять пальцев на руке, волосы на голове и тонкую, мягкую кожу за счастье. Цели для эволюции и жизни не существовало – это просто случилось, и единственной нашей обязанностью было прожить отведенный нам срок как можно лучше, суметь отыскать в бушующем вокруг нас шторме драгоценные мгновения счастья и покоя – чего-то, что мы и не мечтали получить.
Жнецы полагали, что это ничего не стоит, и за это я ненавидела их. Они не понимали того, о чем взялись судить, потому что неспособны были чувствовать. И что бы они ни думали, они не являлись богами. И их можно было убить. Я уже уничтожила одного и покончу с остальными точно так же. Я найду способ.
И эти мысли подводили меня к последней записи – третьему приоритету, следовавшему за первыми двумя.
«Убивай Жнецов». Здесь не было места компромиссам. Сарен был одержим идеей эволюции органической жизни, он хотел присоединиться к ним, и они просто превратили его в свою игрушку. Призрак хотел изучать их, хотел присвоить их невероятную мощь, подчинить себе существ, которых он не в состоянии был даже постичь. Я не повторю его ошибки. Я убийца, лучшая в своем роде, и я убью их безо всяких раздумий. Моя рука не дрогнет до тех пор, пока сердце бьется в груди.
И в то время, как Жнецы приближались, а дни проходили впустую, эти мысли не покидали меня, заставляя оставаться сильной.
Они помогут мне пережить шторм, позволят остаться в живых.
========== Молчание ==========
2186 год. До вторжения Жнецов осталось четыре месяца
Кейден
Я закрыл папку и положил ее на стол, а затем, откинувшись в кресле, тяжело вздохнул и попытался переварить все, что увидел. Я знал, что информация неполна – отчеты с миссий были обрывочными – в лучшем случае краткое изложение – но даже имеющиеся сведения… по меньшей мере поражали. «Цербер» завербовал Шепард, чтобы совершить невозможное, и именно это она и сделала. Со всех уголков галактики она собрала группу разношерстных индивидуумов – лучших из лучших в своем деле, научила их доверять друг другу и превратила свою команду в многорасовую семью. Ради каждого из них она прошла огонь и воду, добившись абсолютной преданности.
Джена умела понравиться. Меня всегда это удивляло, учитывая, насколько невыдержанной и резкой она частенько бывала, но… что-то в ней заставляло вас пытаться стать лучше, стать похожими на нее. Горящий внутри нее огонь манил людей, и они шли за ней куда угодно, помогали в любом ее начинании. В те же редкие мгновения, когда вам доводилось почувствовать тепло ее души, вы считали себя самыми счастливыми на свете.
Я вспомнил, как Джена смотрела на меня на Горизонте, как она поджала губы, осознав, что на этот раз я не последую за ней. Неужели все, случившееся прежде, было игрой? Может быть, та уязвимость, что она показала мне когда-то, являлась всего лишь тщательно продуманным ходом, призванным привлечь меня на ее сторону? Эта возможность казалась мне столь же вероятной, как и все остальные невообразимые вещи, произошедшие в последнее время. Я так давно не видел ее.
Я даже не знал, какой вариант бы предпочел: чтобы она притворялась, чтобы на самом деле была предательницей, и в таком случае женщины, по которой я сходил с ума, не существовало, или чтобы оказалась настоящей – жертвой обстоятельств, отчаянной и одинокой, в то время как я просто отказался слушать, и тогда…
Черт, я понятия не имел, что бы сделал.
Я посмотрел на часы – до прибытия на Землю осталось два часа – и вытащил последний планшет. Когда я включил его, содержащаяся на нем информация автоматически раскодировалась, и на экране появилось слово «Лазарь». Мне и прежде доводилось слышать его в контексте обсуждения деятельности «Цербера» – специалисты разведывательной службы предполагали, что именно так назывался отдел, занимавшийся этой конкретной миссией. Но я знал, что у этого слова было и другое значение. Так звали героя древней истории, который, пролежав несколько дней мертвым, вернулся к жизни.
Я пролистал файлы, походящие на записи персонального видеожурнала. Автором каждого из них являлась оперативник Лоусон – я держал в руках ее личные отчеты. Она была верноподданной «Цербера», а следовательно, мне представилась возможность взглянуть на события с их точки зрения, попытаться понять, что они планировали для Шепард. Несколько записей, очевидно, отсутствовали, однако остальных было более чем достаточно для того, чтобы составить целостную картину.
Я выбрал случайное видео – одно из первых – но изображение, появившееся на экране, стало для меня полнейшей неожиданностью. Моему взгляду предстала лаборатория, оборудованная по последнему слову техники и изукрашенная символами «Цербера», а в центре помещения на металлическом столе лежало то, что корректно можно было назвать частично прикрытым телом, однако слово «труп» подходило куда лучше. Что это, какой-то морг? Камера взяла крупным планом левую половину тела, и я заметил, что обе конечности – от локтя и от колена – отсутствовали, а на месте чудовищных ран из обгоревшей плоти торчали осколки костей. Лицо было совершенно неузнаваемым, большая часть кожи обуглилась. Я видел много смертей, однако подобное зрелище не оставило меня равнодушным. Резкий свет придавал изображению тошнотворную реалистичность.
«Как вы видите, наихудшие повреждения пришлись на эту сторону, – произнес за кадром женский голос с весьма специфическим акцентом, часто присущим богатым колонистам. – Мы предполагаем, что именно в этих местах произошел разрыв скафандра при входе в атмосферу, однако нам неизвестно, как именно это случилось».
Казалось, мои внутренности вдруг свернулись в тугой узел, страх сковал горло. Неужели это?..
«Первые тесты показали, что мозг и внутренние органы сравнительно целы, хотя, разумеется, технически она мертва. Но поскольку смерть стала следствием удушья, а не физической травмы, мы высоко оцениваем наши шансы».
Запись длилась еще несколько минут; голос продолжал объяснения, которых я не понимал, используя при этом слова, которых я никогда прежде не слышал. С ужасом я вдруг осознал, что вижу перед собой. Изображение резко дернулось, и камера переместилась к правой стороне тела.
На поверхности стола лежала рука – вялая, безжизненная и покрытая ожогами. Камера сфокусировалась, стало чуть светлее, и я заметил, что уцелевшие ногти до сих пор окрашены в бутылочно-зеленый цвет. Воспоминания о той ночи, что мы впервые провели вместе на Цитадели, нахлынули сокрушительной волной: ее пальцы, кокетливо поигрывавшие стаканом, ее бедра, чуть сместившиеся ближе ко мне. Я вспомнил последние проведенные с ней часы, ее руку в моей руке и коротко остриженные ногти того же самого цвета, как и на мертвых, почерневших пальцах на экране. Мне вдруг стало трудно дышать.
Камера переместилась к ее лицу с правой стороны, и хотя оно было обожжено и покрыто ранами, я узнал ее. Стоявший рядом врач приподнял веко, демонстрируя отсутствие реакции зрачка на свет; ее блестящие когда-то, янтарные глаза теперь выглядели безжизненными и тусклыми. К горлу подступила тошнота. Это действительно была она, и только сейчас, видя ее такой поломанной и обгоревшей, погибшей, в то время как я спасся, я осознал весь ужас произошедшего с ней. Мне с трудом удалось подавить рвотные позывы. Судя по дате, видео было снято чуть более двух лет назад, и она, очевидно, была мертва. Но ведь каких-то несколько месяцев назад она стояла передо мною – живая и невредимая всего лишь с новыми красными шрамами, испещрявшими ее лицо.
«Лазарь». Слово эхом прозвучало у меня в голове. Это невозможно. Я был уверен, что она лежала в коме, возможно, не имела доступа к средствам связи. Когда она сказала «мертва», я и подумать не мог, что…
Тяжело сглотнув, я стиснул зубы. Джена всегда говорила, что думала, напрямую.
Я коснулся экрана планшета, останавливая это видео и открывая следующее, и моему взору предстала та самая женщина с холодными, серьезными глазами, которые сейчас лучились воодушевлением.
«Получается! Проект дает результат. Мы только начали, и он уже обошелся нам в миллионы, однако сегодня утром мы закончили работу над ее сердцем, и я рада сообщить, что оно бьется без помощи извне. Мы использовали ее собственные стволовые клетки, чтобы вырастить ткань, так что, за исключением нескольких усовершенствований, орган полностью состоит из органического материала. Сейчас все кажется мне весьма многообещающим, хотя пока неизвестно, можно ли рассчитывать на подобный успех с мозгом. Как и ожидалось, на данный момент мы не обнаружили никаких признаков мозговой активности, но этой проблемой занимается целая группа специалистов, и у них имеются строгие инструкции. Разумеется, существует целый ряд вопросов, которые нельзя упускать из вида, занимаясь нейропрограммированием, но… мы подумаем над ними, когда придет время».
Женщина опустила взгляд, и на экране появилось новое видео. Теперь я смотрел на левую руку Шепард – или, вернее, на то, что от нее осталось, пока Миранда объясняла, как нанороботы прилаживали искусственную кость на место обломанного предплечья. Следом запустилось похожее видео, показывающее такие же манипуляции с ногой.
С невероятной четкостью я вспомнил, как проснулся, прижимая ее к себе, как переплел пальцы наших рук, как касался татуировки, изображавшей пятерку крошечных черных воробьев, на ее запястье, которое теперь просто не существовало. Я смотрел видеозапись за видеозаписью и постепенно начинал осознавать, что это тело, лежащее на операционном столе, на самом деле ее – то самое, что я обнимал всего за – я глянул на дату – месяц до того, как это было снято.
Время от времени я отстраненно улавливал такие слова, как «имплантаты», «улучшения» и «робототехника». Они воссоздали ее, сделали ее лучше, быстрее, сильнее. По большей части, как Миранда и сказала, использовался органический материал, но «Цербер» не смог удержаться от того, чтобы не внести некоторые изменения: ее кости стали прочнее, давным-давно поврежденные нервные волокна снова функционировали, рефлексы улучшились. Надеяться на то, что они потратят столько денег, чтобы просто вернуть ее такой, какой она была, не приходилось. Что еще они поменяли? Может быть, что-то, невидимое невооруженным глазом?
Я вспомнил фразу из ее послания: «Я делаю это без тебя и без Альянса, потому что это должно быть сделано». Возможно, ее запрограммировали таким образом, чтобы она сказала это? Подумала это? Если «Цербер» практически создал ее, стали бы они рисковать, возвращая ее к жизни прежней, зная, какую опасность коммандер Шепард представляла для их организации? Даже если они и вправду сделали это, способа убедиться в том, что она является самой собой, не существовало: ей могли внушить любую ложь, и она до последнего верила бы в нее. Любой самый крошечный обман изменил бы ее поведение, упростил бы задачу контроля над ней.
Да, подобный вариант заслуживал бы самого пристального внимания, если бы Шепард с момента пробуждения своими действиями не доказывала его ошибочность. Ходили слухи, что до того, как взорвать ретранслятор и сдаться властям, Шепард присвоила «Нормандию-СР2» и порвала с «Цербером», заявив, что не подчиняется никому. Мне хотелось, чтобы так оно и было – правда, хотелось – но даже если она сама верила в это, произошедшее все равно могло оказаться частью чьего-то грандиозного плана. «Цербер» не оставляет незаконченных дел. Если они сумели вернуть к жизни умершего, то… все возможно.
Я продолжал смотреть запись за записью, с ужасом понимая, что Джена говорила правду от начала и до конца, а я швырнул ей в лицо обвинения. Она на самом деле была мертва, все случилось без ее согласия или ведома; ученые и врачи обращались с ней, как со своим научным проектом, а не с личностью. Она пришла в себя в новом мире и новом теле, понятия не имея, как все это произошло.
Извинившись перед ней, я все равно продолжал считать ее лгуньей и предательницей. Я чувствовал, как щеки горят от стыда.
Нанороботы сновали по ее лицу, восстанавливая плоть и ткани глаза. Тысячи волосяных луковиц внедрили в кожу головы, а затем стимулировали рост волос. Ее густые ресницы создавались ресничка за ресничкой, словно финальные штришки на фарфоровой кукле.
Я продолжал смотреть, снова и снова вспоминая нашу встречу на Горизонте. Она пыталась рассказать мне, но я не захотел слушать. Даже по прошествии двух лет я все еще обвинял самую могущественную женщину из всех, что когда-либо встречал, в том, что она оставила меня, что она погибла.
Компьютер начал фиксировать элементарную мозговую активность. Пока врачи работали над восстановлением ее сознания, специальные машины воссоздавали татуировки на новенькой коже ее шеи и рук. Я посчитал это весьма милым жестом. Джена обожала свои татуировки, даже те, что принадлежали прежней ее жизни. Весьма предусмотрительно с их стороны было позаботиться о том, чтобы эти рисунки оказались на месте, когда она проснется. Так она хотя бы будет считать эту кожу своей.
Вскоре они начали сеансы физиотерапии, чтобы после двухлетнего сна она смогла двигаться. Направленные электрические импульсы постепенно возвращали в ее мышцы былую силу, и я наблюдал, как ее неподвижные и истощенные руки обретали так хорошо знакомую мне форму.
Я запустил быструю перемотку, однако заметив, как она шевельнулась, с замиранием сердца нажал кнопку воспроизведения. Сознание Шепард, как и прежде, сумело пробиться из небытия, в которое ее погрузили медикаменты, но на этот раз это произошло слишком рано: ее все еще восстанавливаемую кожу покрывали красные шрамы. Врачи, заметив, что их пациентка просыпается, ввели ей еще больше снотворного, и она снова обмякла.
Мне всегда нравилась эта особенность Джены – ее тело было поразительно маловосприимчиво к анестетикам и седативным препаратам, и при этом она могла заснуть в тот же момент, как ее голова касалась подушки. Эта привычка выработалась за многие годы, в течение которых ей приходилось спать урывками, где и когда это только возможно. Пока мы были вместе, я любил засыпать, глядя, как вздымается и опадает ее грудь в такт спокойному дыханию.
А затем ее тело было искалечено и вновь воссоздано. О, боже, Джена, что же случилось с тобой?
Последний файл назывался «Запись камеры наблюдения с [УДАЛЕНО]» и не содержал комментариев. Видео очень плохого качества показывало Шепард, приходящую в себя на столе под рев сирены и чьи-то крики, приказывающие ей очнуться. Отрыв глаза, она резко села, обводя помещение затуманенным взглядом. Когда Джена спустилась на пол, обнаженная и напуганная, я отметил ее судорожные и неуверенные движения. Должно быть, она до сих пор находилась под воздействием дозы обезболивающего, способной вырубить крогана. И все же она была жива. Она вернулась из мертвых.
Лазарь.
Я наблюдал, как, следуя инструкциям, она с трудом добралась до шкафчика, оделась и, хромая, покинула помещение. До меня донеслись выстрелы, но камера осталась на месте, и изображение потонуло в статических помехах.
Шепард погибла над Алчерой и пришла в себя два года спустя в лаборатории. Страшно представить ее чувства в тот момент.
Я запустил следующее видео и снова увидел женщину, работавшую на «Цербер», находящуюся в одиночестве в каюте корабля.
«Шепард делает успехи, – произнесла она спокойным, ровным голосом. – Все указывает на полное восстановление, никаких потерь памяти или навыков. Она все еще та самая коммандос, которой была когда-то, и на многое способна. На данный момент она демонстрирует стремление к совместной работе, и, согласно приказам, мы продолжаем за ней следить, однако это не так просто – Шепард находит и уничтожает жучков, установленных в ее каюте и внедренных в ее броню. По не совсем ясным причинам она отказывается делаться своими мыслями касательно миссии, идя при этом на сотрудничество, что, впрочем, если верить психологическому профилю, вполне естественно для нее в стрессовых ситуациях».
Я перемотал запись на несколько дней вперед, стараясь не делать никаких выводов, и все же голова гудела от роящихся там мыслей.
«Мы наняли Гарруса Вакариана, и его появление определенно положительно сказывается на течении нашей миссии, хотя мы и сомневались в этом поначалу. Не знаю, было ли решение скрыть его личность от Шепард верным, но в его присутствии она ведет себя более расслабленно и охотнее принимает мои советы. Мы все еще блокируем ее сообщения и следим за ней как на корабле, так и за его пределами, однако я не думаю, что нам следует продолжать столь тщательное наблюдение – она кажется весьма преданной делу. Допускаю, что была неправа, предлагая внедрить дополнительный контролирующий чип. Очевидно, чтобы удерживать ее на нашей стороне, достаточно общей благой цели».
Я промотал около двух недель отчетов, остановив запись на одном из них, где Миранда выглядела особенно обеспокоенной.
«Становится все сложнее лгать ей, особенно в том, что касается ее прежней команды и контактов с Альянсом. Почему нельзя сообщить ей их местонахождение? Если наши цели совпадают, то мне кажется жестоким скрывать от нее подобную информацию, особенно учитывая, что нескольких членов экипажа первой «Нормандии» она нашла сама. Это также может создать впечатление, что Альянс обладает более обширными сведениями, чем мы, и она, я подозреваю, вряд ли сочтет это правдоподобным. Пожалуй, стоит выделить одного человека – штабного коммандера Кейдена Аленко, о котором она спрашивала у советника. Я предполагаю, что она хочет найти его, хотя пока не уверена, почему. В предоставленном мне досье крайне мало сведений о ее отношениях с другими индивидами, и она все еще держит рот на замке – вероятно, потому что до сих пор не доверяет нам, но как мы можем ожидать обратного, когда очевидно, что мы сами не доверяем ей, утаивая информацию? Я твердо уверена, что она сделает все возможное, чтобы завершить миссию, и считаю дальнейшее манипулирование ею нецелесообразным. Полагаю, это лишь разжигает ее враждебность к «Церберу».
Она и в самом деле пыталась найти меня. Я даже не рассматривал такой возможности. Разумеется, уровень ее допуска как погибшего офицера и вероятной террористки был слишком низким, чтобы она знала о том, чем занимался я. Андерсон не мог сказать ей, а «Цербер» предпочел молчать. Что она подумала?
Эти записи породили гораздо больше вопросов, чем дали ответов. Если решения о внедрении чипа и предоставлении информации принимала не Миранда, то кто отвечал за это? Кем являлся этот таинственный кукловод, и что они сделали с Шепард?
Я запустил еще одно видео, чуть более позднего периода.
«Мне становится… трудно думать о ней, как о проекте, – произнесла Миранда; ее идеально ухоженные брови сошлись у переносицы в очевидной тревоге. – Она все еще не питает никаких теплых чувств к «Церберу», однако ее преданность миссии и этой команде… поражает. На корабле не осталось никого, кому бы она не помогла, включая и меня саму. Несколько дней назад, находясь вне корабля, она, вероятно, с помощью Гарруса, нашла и удалила микрочип, зашитый под кожей за ее ухом. Она ничего не сказала по этому поводу, и мне также не хочется затрагивать эту тему. Я не верю в дальнейшую необходимость подобного контроля. Я знаю, что она не сделает ничего, что могло бы поставить операцию под угрозу, а потому нам не следует относиться к ней, как к лабораторной крысе. Нам не нужно было этого делать с самого начала, и… мне бы не хотелось признаваться ей в том, что я настаивала на более глубоком уровне нейропрограммирования».
Я перешел к видео, снятому через неделю после предыдущего. Миранда очень осторожно подбирала каждое слово, и у меня возникло ощущение, что она предпочла бы вообще ничего не говорить.
«Момент, когда нам придется пройти через ретранслятор «Омега-4», приближается, и в последнее время я много думала, по-новому глядя на вещи. Сейчас я уверена, что Шепард – наша единственная надежда не только на победу над коллекционерами, но и над Жнецами. Она великолепный оперативник, блестящий стратег и прирожденный лидер – каждый член экипажа поддерживает ее на все сто процентов, в том числе и я. Мне остается надеяться, что мы переживем эту миссию, что она переживет ее. Благодаря тому, что «Цербер» вернул ее, галактика стала чуточку лучше. Даже если это задание станет моим последним, я рада, что мне выпал шанс сражаться рядом с ней на благо человечества».
Она завоевала их преданность. Только коммандер Шепард способна на такое – взять взращенного «Цербером», верного этой организации агента и превратить ее в бунтаря.
«Не вините ее, – было написано в лежащей на моем столе записке, – она спасла нас всех».
Вот почему Миранда передала мне эти файлы, вот как Шепард убедила всю команду корабля пойти против «Цербера».
Точно так же, как и в прошлый раз. Нас всех могли отправить под трибунал, но мне, как и всем остальным, было все равно – нас охватило радостное возбуждение от осознания того, что мы сражаемся за правое дело и что после того, как галактика будет спасена, все поймут, как ошибались на наш счет.
«Мы боролись за то, что считали правильным, даже когда те, кто стоял выше нас, не понимали этого. Именно это я делаю сейчас. И я должна продолжать, даже если ты не понимаешь».
Тяжело выдохнув, я провел ладонью по лицу. Сомнений не было – она говорила правду. Она вернулась из мертвых, а я обвинил ее в том, что она умерла. Меня мутило.
Я должен поговорить с ней.
Вскоре мы приземлимся – огромная голубая планета уже занимала большую часть обзора в иллюминаторе – и я вдруг вспомнил, почему нахожусь здесь. Потому что я уже почти убедил себя в том, что она настоящая, я уже почти был готов вновь последовать за ней на край света, а потом она взорвала ретранслятор.
Я не пойду за ней вслепую, как в прошлый раз. Я должен думать за себя, должен понять происходящее, выслушать ее и только затем решить, что делать. Я больше не был ее лейтенантом. Я больше не был ее любовником. Все изменилось, и не в моих силах притворяться, что это не так. Теперь у меня имелись обязанности, ответственность перед Альянсом и перед собой, и я не собирался бросать все ради женщины, которую когда-то любил. Я лишь мог находиться рядом с ней, когда разразится буря.
