Текст книги "Свежий ветер (СИ)"
Автор книги: LockNRoll
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 65 страниц)
Задумавшись, я не сразу понял, что слышу шум воды в душе. Подняв взгляд, я обнаружил, что дверь в ванную комнату закрыта и заперта. Все стало на свои места. Тихо постучав, я позвал ее по имени и сказал, что это я, но ответа не последовало. Шум воды не прекратился, и меня одолело неприятное предчувствие.
Я снова позвал ее, одновременно начав вскрывать замок инструметроном. Простейшая кодировка не заняла много времени, но и затраченных на ее взлом секунд хватило, чтобы перед моими глазами пронеслись страшные картины.
Наконец дверь открылась, и когда клубы пара чуть рассеялись, я увидел Джену, но она не пошевелилась. Она выглядела меньше, чем я когда-либо ее видел, и, ссутулившись, стояла лицом к стене, а горячие струи подобно пулям барабанили по ее покрасневшей коже. Ее намокшие черные волосы прилипли к голове и плечам. Если она и услышала, как я вошел, если и знала, что я здесь, то не подала виду. Медленно я подошел к ней и выключил душ. Джена продолжала смотреть вниз, и капли воды стекали с ее волос на обнаженное тело, а затем на пол. Я обнял ее сзади и прижался щекой к ее щеке, почувствовав, как она содрогнулась, очевидно, пытаясь удержать себя в руках.
– Все будет хорошо, – прошептал я, проводя руками по ее плечам, охлаждая кожу и надеясь успокоить. – Обещаю, все будет…
– Не смей, – резко бросила она, неожиданно напрягшись и вырвавшись из моих объятий. Оттолкнув меня, Джена двинулась к выходу, не удостоив даже взглядом.
– Но…
– Ты ничего не сможешь сделать с этим, – прорычала она, хватая халат с крючка у двери и оборачивая полы вокруг себя, стягивая пояс все туже, туже, словно ткань могла оградить ее от всех проблем. Ее руки, все еще красные от горячей воды, дрожали. – Ты не можешь просто сказать пару слов и заставить эту проблему разрешиться саму собой. Она никогда не разрешится.
Я последовал за ней из ванной и предпринял еще одну попытку:
– Джена…
– Зачем ты сделал это? – спросила она неожиданно с перекошенным лицом, глядя на меня горящими глазами. – Зачем?
– Сделал что? – переспросил я, прекрасно зная, что она имеет в виду, но отказываясь признавать свой поступок ошибкой. – Спас тебе жизнь?
– Ты мог бы остановить его! – выкрикнула Джена, обвинительно указывая на меня пальцем. – Если бы ты не стал тратить время на меня, то сумел бы достать Кай Лена, и мы добились бы хоть какого-то результата, а вместо этого…
– Или же он ускользнул бы все равно, – бросил я, послав к черту все благие намерения сохранять спокойствие перед лицом ее несправедливого гнева, – а я бы потерял тебя.
Я будто снова увидел все это: как она цеплялась за край бездны, из которой я вытаскивал ее, как оттолкнула меня в сторону, выхватывая пистолет и выпуская пулю за пулей в безнадежной попытке пробить щиты вражеского челнока; звериный рык, вырвавшийся из ее горла, когда она в поражении упала на четвереньки. Когда я попытался помочь ей подняться, она отпихнула мою руку, словно я был всего лишь досадной помехой, и после всего, через что мы вместе прошли, это стало для меня болезненной пощечиной.
Я прекрасно понимал ее причины, ее уверенность в том, что ее жизнь не стоила жизней всех тех, кто погиб и еще погибнет из-за того, что мы упустили Кай Лена. Именно эта мысль, рассказывала она, не давала ей покоя после того, как «Цербер» вернул ее к жизни – почему именно она? Почему она продолжает жить, когда столькие погибли?
Как я мог принять решение спасать ее, а не преследовать его? Я вспомнил, как она упала, когда земля разверзлась у нее под ногами – я не видел ничего, кроме этого. Сейчас она обвиняла меня в моем поступке так, словно это было осознанным решением, тогда как на самом деле у меня просто не было выбора. Ей легко говорить, что на моем месте она поступила бы по-другому – в конце концов, это не она провела два года, оплакивая меня.
Да, мы отлично работали на поле боя, но в подобные моменты в первую очередь являлись любовниками и только потом – солдатами, и если бы мне представился еще один шанс, я снова дал бы Кай Лену возможность сбежать ради того, чтобы спасти ее. Я как-нибудь переживу ее гнев, но не ее смерть.
– Но миссия должна быть на первом месте, Кайден! – Джена беспомощно взмахнула руками, словно у нее больше не осталось сил сдерживаться. – Мы же договаривались – с самого начала договаривались, что нет ничего важнее миссии, и ты выбрал самый неподходящий момент, чтобы позабыть свои приоритеты, и вместо того, чтобы словить его, все испортил! Ты бы смог, – теперь она практически кричала, – но засомневался, действовал слишком медленно и в итоге позволил ему уйти снова!
Я поймал ее руку и крепко сжал.
– Прекрати, Джена.
Она замолчала, продолжая смотреть на меня с горьким осуждением. Я расслабил пальцы и, решив, что она точно не ударит меня, ступил ближе и убрал с ее лица мокрые пряди. Под ее маской ярости и гнева я видел стыд. – Я знаю, что на самом деле ты злишься вовсе не на меня, и ты знаешь это тоже. – Она поморщилась, уже собираясь снова начать спорить, но я не дал ей такой возможности, продолжая говорить спокойным и уверенным голосом, надеясь, что она поймет меня: – Тебе прекрасно известно, что у меня не было выбора, и с того момента, как они с воздуха разрушили колонны, и ты, и я знали, что Кай Лен уйдет, разве что мы сбросим на город ядерную бомбу. Кроме того, ты должна понимать, что если выбор стоит между тобой и чем угодно, я выберу тебя, и не потому что мы вместе, но потому что пока сражаешься ты, у нас есть надежда, а лишившись тебя, мы потеряем все.
Джена отвела взгляд, очевидно, ненавидя саму идею подобной своей роли.
– Да, сегодня нас одолели, – продолжил я мягко, надеясь, что она снова посмотрит на меня. – Мы проиграли битву, но пока еще не проиграли войну. Мы еще поборемся. Это просто… очередное препятствие. Мы справимся с ним.
– Я не могу одолеть его, Кайден, – тихо произнесла она, будто расписываясь в собственном поражении, и в ее направленном на меня взгляде не осталось и следа прежней бравады и огня. – Кай Лена. Он лучше меня. Он сильнее и быстрее, я с трудом попадаю по нему. Я никогда прежде не встречала кого-то, кто превосходил бы меня. То есть, – Джена раздраженно замолчала и принялась ходить туда-сюда по каюте, – все говорят, что я самая лучшая, и так оно и было – я никогда не сталкивалась с кем-то или чем-то, что не могла бы побороть. Черт, да я завалила гребаного Жнеца! Но не могу убить его. И я не знаю, в чем дело: в его имплантатах, его подготовке или в чем-то еще.
Мне хотелось, чтобы она остановилась, и мы сели и обсудили все это, как здравомыслящие профессиональные солдаты, которыми являлись, но я знал, что бессмысленно просить этого от кого-то вроде Шепард в такой ситуации. Я вздохнул, безмерно устав от всего этого.
– Джена, он располагает техникой, о которой нам остается только мечтать, бойцы, находящиеся в его распоряжении, численностью превосходят наши резервы, он вообще едва человек, так что…
– Так что?! – снова взвилась Шепард. – Я тоже практически состою из различных имплантатов, я тоже едва человек, и мне не нужна вообще никакая помощь, чтобы справиться с единственным церберовцем. Неважно, что я делала раньше, или в чем он меня превосходит. Если я не лучшая, то не стою ничего, потому что это означает, что мне никогда не победить его, и мы не одолеем их. Ты что, не понимаешь? Все рассчитывают на то, что я разберусь с ним, но я сомневаюсь в том, что это в моих силах, и если это так, если я не могу этого сделать, то какой от меня прок? В итоге оказалось, что я вовсе не лучшая, что я просто… тряпичная кукла, сшитая из лоскутов, и понятия не имею, что делаю!
– Шепард! – рявкнул я, и от неожиданности она замерла с яростно поднятыми вверх руками, а затем смущенно опустила их. Я подошел к ней и взял ее за плечи, надеясь донести до нее все, что хотел сказать. – Не мучай себя. Кай Лен точно знает, что делает – он играет с тобой, но ты не можешь допустить этого. Ты не… я хочу сказать… конечно же, ты имеешь право злиться, кричать на меня, если от этого тебе становится легче, но не позволяй ему влиять на тебя. Ты в состоянии справиться с этим.
Речь вышла никудышная, и я не смог убедить ее, но не так просто заставить кого-то поверить в то, во что сам не веришь до конца.
– Но… Кайден, мы рискнули всем, чтобы найти Катализатор, чтобы завершить строительство Горна, но мы по-прежнему не знаем, для чего они нужны, – сказала Джена просто, произнося вслух то, о чем я запрещал себе даже думать, потому что такие сомнения грозили лишить нас всех остатков оптимизма. Но после сегодняшнего дня я не мог не признаться себе в том, что подобные мысли давно появились в моей голове. Стоящая передо мной женщина представлялась мне величайшим бойцом, когда-либо бравшим в руки оружие, она могла совладать с чем угодно, кроме этого наемного убийцы, который победил ее дважды. С последним поражением пришло ужасающее понимание, что наш план, с помощью которого мы собирались выиграть эту войну, оказался ни на что не годным. Я не мог притворяться, что будущее не тревожит меня.
– Я тоже не знаю, для чего нужны Катализатор и Горн, – продолжила Джена. – Все это может быть лишь приманкой «Цербера» или даже Жнецов, призванной потратить наше время и дать нам ложную надежду, чтобы мы оказали достойное сопротивление. Я не знаю. Может быть, они вообще не работают. Именно это сказала мне Лиара в самом начале: возможно, мы доживаем свои последние дни и тратим их на что-то, что кажется слишком замечательным, чтобы являться настоящим. Что ж… может, так оно и есть?
Я слушал ее тихий искренний голос, смотрел на нее и знал, что ничего не смогу сказать, чтобы развеять ее сомнения. Я тяжело сглотнул.
– Знаешь, – произнесла Джена печально, – порой я думаю, что нас не обвиняют в отсутствии хоть какого-то продуманного плана только по той причине, что пока строится Горн, у нас есть надежда. Пока люди верят, что Альянс и «Нормандия» точно знают, что делают, они продолжают сражаться. Никому не хочется указывать на очевидное… Потому что если Горн не сработает, то мы… обречены, – она пожала плечами, а ее голос теперь звучал безжизненным и незаинтересованным. – Все будет кончено. И мне кажется, что мы существуем только для того, чтобы давать надежду другим.
«А кто даст надежду тебе? – подумал я. – Все ищут у тебя поддержки, но к кому можешь обратиться за помощью ты?»
Конечно же, мне хотелось, чтобы эта роль принадлежала мне. Я всегда говорил себе, что справлюсь с этим – я буду рядом, когда понадоблюсь ей, я буду ее тихой гаванью, и я сумею заверить ее в том, что будущее стоит того, чтобы за него бороться. Но теперь я знал, что это неправда: как и все остальные, я черпал силу в ней, и мне нечего было дать взамен.
– И ты не считаешь, что это достойное занятие? – спросил я, ухватившись за единственное светлое пятно, которое смог разыскать. – Давать людям надежду.
– Нет, если она необоснованна, то есть… – Джена снова отвернулась от меня, как будто ей невыносимо было находиться рядом, как будто она не заслуживала утешения. Когда же она заговорила вновь, ее голос звучал медленно, осторожно и абсолютно честно: – Я знаю, что не должна говорить этого, даже думать об этом, но… что, если я ошиблась, разорвав связь с Призраком?
Я нахмурился, пораженный ее словами – я никак не ожидал, что она когда-либо скажет это. Мне приходилось слышать, как она кричит на него, я был уверен, что она ненавидит все, что он олицетворял, но ее слова о том, что он в чем-то мог быть прав, заставили меня внутренне ощетиниться.
– Что? – переспросил я, подходя ближе, чтобы иметь возможность смотреть ей в лицо, потому что Джена стояла, опустив голову, будто от стыда.
Она снова пожала плечами, и я заметил, что красные шрамы, покрывавшие ее предплечья, из-за горячей воды выделялись гораздо сильнее.
– Просто подумай над этим. Может быть… может быть, проявив упрямство, я подписала нам всем смертный приговор. Может быть, у меня получилось бы переманить его на нашу сторону, и он помог бы нам. Или… – ее голос стих, и она вдруг замерла на месте, словно парализованная неожиданной пугающей идеей, – или мне следовало слушать его с самого начала. Он умнее меня, я знаю это, так что… возможно, он всегда знал, что нужно делать. А я – нет.
Джена посмотрела на меня, взглядом призывая начать доказывать, что это все глупости, что все в мире можно поделить на черное и белое, и что хорошие парни всегда правы и великодушны и в конце их обязательно ожидает победа, что я всегда был прав насчет «Цербера». Я не мог сделать этого. Даже офицер Альянса во мне – такой самоуверенный и честный – не мог посмотреть ей в глаза и заявить, что она абсолютно заблуждается.
– Если бы это не было настолько ужасно, – серьезно заметила Джена, – я бы от души посмеялась. Вся эта ситуация, когда все верят в «коммандера Шепард» и «Нормандию», даже несмотря на то, что я иду практически вслепую. Почему все решили, что я должна стоять во главе всей гребаной армии?
То, что она сказала, никогда не могло покинуть этих стен, потому что эти слова обладали силой уничтожить как этот корабль, так и весь Альянс. В груди у меня что-то болезненно сжалось.
Что, если мы ошибаемся?
Эта мысль не в первый раз пришла мне в голову, но только сейчас я позволил ей задержаться, окрепнуть до такой степени, чтобы начать рассматривать ее как реальную возможность. По спине пробежал холодок.
– Они назначили ответственной тебя, – сказал я, стараясь унять неожиданно стиснувший горло страх, – потому что прежде ты всегда оказывалась права. Каждый раз. Твои инстинкты никогда тебя не подводили – ни по поводу Сарена, ни по поводу Жнецов, никогда.
– Но все когда-нибудь случается в первый раз, не правда ли? – возразила она. – Рано или поздно я ошибусь или же, опьяненная собственным успехом, брошусь в какую-нибудь авантюру.
Вдруг ко мне пришла блестящая идея.
– Имеешь в виду, как на первой «Нормандии»? Когда мы нарушили все правила, какие только смогли, украли корабль и спасли галактику, действуя лишь на основании твоего предчувствия?
Когда все казалось настолько безнадежным, и я так сильно хотел тебя, что готов был послать к черту годы самовоспитания и обучения, только чтобы провести с тобой одну ночь. Я сделал бы все это снова.
– Но тогда… – Джена пожала напряженными плечами, – тогда все было совсем иначе. Тогда все, что нам было нужно, находилось в моей голове, а не в каких-то полузабытых чертежах, которые мы едва понимаем, оставленных после себя цивилизацией, не сумевшей самостоятельно воплотить их в жизнь. И… и тогда, если бы мы потерпели неудачу, никто бы даже не узнал об этом – они все были бы мертвы.
– И это вся разница? – я уцепился за вторую часть ее объяснений, проигнорировав все слова о том, что протеанские артефакты сообщали нам, что мы точно так же обречены, как были обречены они пятьдесят тысяч лет назад. – В факте, что на этот раз все будут наблюдать за концом света? За нашим провалом?
Это множественное число никого бы не одурачило – все знали, что именно она стояла во главе всех наших действий, и что именно ее обвинят в неудаче, случить таковая. Однако мне не нужно было напоминать ей об этом, она и без того никогда не забудет после сегодняшних событий.
– Да, – твердо ответила она, – может быть… Я… я не знаю.
– Итак, – продолжил я, – что бы изменилось, если бы свидетелями были только мы сами? – Я поднял руки и заключил в ладони ее лицо, и она закрыла глаза, прижимаясь щекой к моим пальцам; на ее лице застыло выражение боли и скорби. – Если бы за плечами не стоял Альянс, и Совет не рассчитывал бы на нас, если бы это были только ты, и я, и Джокер, Гаррус, Тали, Лиара – все те, кто последовал за тобой до самого края света и обратно, не требуя никаких доказательств. Только мы и «Нормандия». Что бы ты сделала?
Джена медленно покачала головой и как-то сжалась, словно стараясь занимать как можно меньше места.
– Я не знаю, – прошептала она, цепляясь пальцами за мою промокшую на груди рубашку.
– Зато я знаю, – сказал я твердо, вспоминая, как эта женщина впервые поднялась на борт «Нормандии», излучая силу и уверенность в себе каждой клеточкой тела. С того самого мгновения я уверился в ее всесильности. Та же самая женщина стояла сейчас передо мной – побежденная, искалеченная и вновь собранная воедино, но ее сила все еще дремала внутри нее – я сам видел доказательства этому. Мне лишь надо было разбудить ее. – Ты не стала бы сидеть и упиваться своей виной, ты сделала бы все возможное, чтобы взять реванш. У «Цербера», у Жнецов, у самой себя – тебе нужно одолеть ту преграду, которая не позволяет тебе достигать своих обычных результатов. Ты должна помнить, кто ты.
На мгновение мне показалось, что моя речь возымела желаемое действие, и Джена взяла себя в руки, готовясь встретить ожидающие ее трудности с высоко поднятой головой, но в последний момент ее лицо исказила гримаса, она стиснула зубы, и в ее глазах я увидел знакомый затравленный взгляд.
– И кто же я? – спросила Джена надломившимся голосом. – Коммандер Шепард? Она даже не существует на самом деле, Кайден. Я лишь… маленький сломанный полукиборг-получеловек, – она словно выплюнула эти горькие слова. – И я всю свою жизнь лгала и притворялась. Даже это имя вовсе не принадлежит мне.
– Что? Ты имеешь в виду имя Шепард? – озадаченно переспросил я. – Но оно же выбито на твоих жетонах. О чем ты говоришь?
– Я присвоила его, – неожиданно призналась она, и я почувствовал, как задрожали ее руки – казалось, она сама была удивлена и шокирована тем, что сказала это вслух. – В юности у меня была подруга Мира. Ее убили – это являлось одной из причин, по которым я уничтожила «Красных». Я попала в руки Альянса, и когда они спросили мое имя, я… я назвала ее фамилию, потому что не хотела, чтобы меня хоть что-то связывало с прежней жизнью – я никогда не хотела смотреть назад. Я понятия не имела, как мне жить дальше, я хотела просто затеряться, может быть, погибнуть на задании где-нибудь на краю галактики, но этого так и не произошло. Я просто… добивалась успеха раз за разом, оттачивая умения, а потом… ну, ты знаешь, что со мной происходило с тех пор. Ты знаешь, как я оказалась здесь. Ничто в моей жизни не сделало меня подходящей кандидатурой на пост верховного главнокомандующего, ничто не подготовило к ситуации, где я вынуждена признаться, что понятия не имею, что делать дальше. А после сегодняшнего дня я чувствую себя гребаной обманщицей.
От изумления я мог только молча смотреть на нее. Имя по большому счету было сущей безделицей, но неожиданно мое восприятие этой женщины изменилось, показалось, что я вовсе не знаю ее, хотя и чувствовал себя так, словно знаком с ней всю свою жизнь. Я снова вспомнил, что все это случилось, когда ей было всего семнадцать. В семнадцать я убил учителя и считал, что моя жизнь кончена. Она же убила десятерых, чтобы доказать свое мнение, и ее жизнь только началась.
Джена вздернула подбородок, и хотя ее голос все еще дрожал, в нем теперь звучала гордость, словно она не собиралась извиняться за ложь.
– Меня зовут, – сказала она медленно, – Джена Харпер. Моя мать – законченная наркоманка, которая ненавидит меня, а отца у меня никогда не было. Я ни разу в жизни не промахнулась, потому что являюсь каким-то чертовым мутантом. К тому моменту, когда мне было десять лет, я убила троих, а к моменту зачисления в военные силы Альянса уже перестала считать. Только когда мы уничтожили Властелина, я впервые ощутила гордость за то, кем являлась, но… это чувство не прожило долго.
– Так что… теперь ты видишь, – продолжила она, сглотнув, будто слова больно ранили ее, – люди верят в коммандера Шепард, считая ее некой легендарной волшебной силой, способной спасти всех и каждого. Но я-то знаю правду, я знаю, кто она на самом деле, и я знаю, что она чертовски напугана.
Джена смотрела на меня, безмолвно спрашивая, что я – или кто-то другой – смогу сказать, чтобы исправить ситуацию?
– Я тоже знаю, кто она, – произнес я спустя некоторое время, отчаянно надеясь, что это правда, что женщина, которую разглядел под созданной ею броней, на самом деле настоящая. – А твое имя… для меня оно не важно, Джена, правда. Твое прошлое, вся та боль, через которую тебе пришлось пройти – я ненавижу все это, но вовсе не твое происхождение сделало тебя той, кем ты являешься сейчас. Не из-за этого я люблю тебя. – При этом невольно сорвавшемся с моего языка слове Джена резко подняла на меня взгляд, но ничего не сказала. – Ты преодолела все это и стала той, кем являешься. Многие даже не утруждают себя выбором собственных поступков, а ты сделала свою жизнь такой, какой захотела, ты изменила под себя все, даже имя.
Чем больше я думал об этом, тем менее неприятным и более восхитительным мне это казалось. Для того чтобы оставить позади свое имя, жизнь и личность и начать все сначала, требовалась сила характера, которой обладали редкие индивиды, а с тех пор Джена стала лишь сильнее.
– Ты сама управляешь своей жизнью, – продолжил я. – Ты всегда видела, когда кто-то пытался использовать тебя – твоя мать, «Красные», «Цербер» – и ты сумела разбить все оковы и жить по своим правилам. Даже… даже Жнецы не в состоянии использовать тебя, хотя они очень старались. И я знаю, что сейчас тебе кажется, что ты попала в западню, что тебя несет по течению, и что абсолютно напрасно все рассчитывают на тебя, но… просто помни, что твоя жизнь принадлежит только тебе. Она твоя – каждый божий день, и именно это – то, кем ты являешься. Ничто не может изменить этого.
То, что я сейчас говорил, было не утешительной ложью, а фактами, правдой о том, кем она была. Часть меня всегда будет принадлежать Альянсу, родителям и родному городу – пусть он и лежит в руинах, но стоящая передо мной женщина принадлежала лишь себе. Она была независимой и чертовски сильной, даже сейчас, когда ей с трудом удавалось оставаться на ногах.
– Мне… – начала Джена так тихо, что я едва слышал ее, – мне всегда казалось, что я существую только для того, чтобы обеспечивать жизнь другим, понимаешь? Будто я ненастоящая – что-то вроде инструмента, оружия. И эта идея все упрощала – я смирилась с фактом, что именно я должна все это делать, потому что у меня не было выбора – ведь никто другой не сможет заменить меня. Но после встречи с мамой и произошедшего сегодня я… я не знаю, кем – или чем – являюсь.
Мне представлялось безумием, что самый яростный и самоуверенный человек из всех, кого я когда-либо знал, мог думать о себе подобным образом. С самого начала меня привлек необычный блеск в ее глазах, и даже несмотря на то, что я старался перестать думать о ней, я был не в состоянии сделать этого. И дело не в том, что она была прекрасной, как ночное небо, освещенное вспышкой молнии, и доброй, и сильной, и заставляла меня чувствовать себя самым важным человеком во всем свете. Дело было в том, что, учитывая все, произошедшее с ней, она заслуживала чего-то лучшего, нежели страх и неуверенность. Не в моих силах было остановить эту войну или выследить и убить Кай Лена, но я мог стать ее якорем, чем-то, что поможет ей возвращаться живой из битв.
– Джена, – выразительно проговорил я, наклоняясь и касаясь ее лба своим; в ответ она встретилась со мной взглядом, и я видел в ее глазах боль, причиняемую ей осознанием собственной слабости. – Ты самый сильный человек на всем белом свете, и ты знаешь это. Но… ты также самый настоящий человек, и… что бы ты там ни думала про себя, ты… ты все, о чем я только мечтал. И даже больше.
Джена приоткрыла рот, будто для ответа, и ее красные припухшие губы дрожали, а затем неожиданно на ее лице появилось печальное выражение, и она уткнулась мне в шею, притягивая меня ближе судорожно сжатыми пальцами. Я обнял ее крепче, ощущая, как расслабляются ее мышцы, и мне подумалось, что она – самое дорогое, что есть в мире.
Что бы ни случилось далее, чем бы все ни закончилось, здесь, сейчас мы были вместе, мы поддерживали друг друга. Этого должно оказаться достаточно.
– Я… – это слово прозвучало почти как всхлип, и я еще сильнее прижал ее к себе. – В моей жизни было не так уж много хорошего, но ты… – Джена держалась за меня так, словно если между нами не останется свободного места, это каким-то образом развеет ее тревоги, – ты заставляешь меня верить в лучшее. Только ты.
– Впереди нас ждет много хорошего, – прошептал я, касаясь губами ее волос, вдыхая ее запах, – столько всего произойдет, когда закончится война.
Наш недавний разговор про колонию на берегу моря и дом со стрельбищем теперь казался мне глупым, по-детски наивным, почти жалким, но нам всем было необходимо верить в мечту, во что-то, ради чего стоит продолжать сражаться. Сама Джена являлась таким стимулом для меня.
– Спасибо, – хрипло проговорила она, – за… за то, что спас мне жизнь.
Я закрыл глаза, снова вспоминая тот ужасный момент, когда был уверен, что разверзшаяся под ее ногами земля вот-вот поглотит ее. Я представил себе, что потерял бы ее сегодня, и самой мысли, что сейчас не смог бы держать ее в объятиях, оказалось достаточно, чтобы, несмотря на ее злость, несмотря на то, что ускользнул Кай Лен, я ни на секунду не сожалел о своем мгновенно принятом решении.
– Всегда пожалуйста.
Просто чтобы нарушить установившуюся тишину, я сказал, что все будет в порядке. Я не мог подобрать слов, чтобы опровергнуть все, что она только что сказала, или вдохновить ее на разработку какого-то невероятного плана, с помощью которого мы сумели бы победить в этой войне. Все, что было в моих силах – это надеяться, что если я буду повторять это достаточно часто, если буду надеяться на это достаточно сильно, каким-то образом это станет реальностью.
– Я не… – пробормотала Джена хрипловатым голосом, неожиданно всхлипнув, – не верю тебе.
Так что я повторил свои слова снова, а потом еще раз, на самом деле не зная, как сказать ей, что в данный момент и сам не верил себе.
************
Шепард
Мне казалось, что мое лицо до сих пор оставалось опухшим и покрасневшим, несмотря на то, что минуло уже несколько часов. Я лежала в постели – уставшая до изнеможения, однако сон не шел. Кайден находился рядом, крепко обнимая меня, и в призрачном свете аквариума я видела его умиротворенное лицо – наверняка ему снился мир, в котором сегодняшний день просто не случился. Мне тоже хотелось спать, хотелось позабыть обо всем хоть на время, но я знала, что единственными моими сновидениями будут кошмары, полные всех мук ада и невообразимых разрушений, которым стала свидетелем ранее.
Если бы Кайден знал, что творится в моей голове, он не заснул бы, а продолжил лгать мне своим успокаивающим голосом, стараясь заставить меня поверить в то, что все будет хорошо. Однако ему и без того несладко пришлось сегодня, а потому я притворилась спящей, и прошло совсем немного времени, прежде чем я ощутила, как он расслабился. Теперь я коротала часы, разглядывая его – человека, который думал обо мне гораздо лучше, чем я сама о себе, лейтенанта, который стал Спектром, но не растерял при этом искренности и способности сопереживать и по-настоящему заботиться о ком-то. Не знаю, почему кричала на него, почему обвиняла в чем-то, использовала, как боксерскую грушу, на которой можно выместить собственные страх и вину. Мне бы уже давно следовало знать, что, чувствуя угрозу, я набрасываюсь на первого, кто попадается мне под руку. Я ненавидела себя за то, как раз за разом поступала с ним, наказывая за то, что он посмел заботиться обо мне.
Мы оба находились под огромным стрессом и отдавали себе в этом отчет, но он не обязан был брать на себя роль моего гребаного психотерапевта, я сама не хотела этого. Я задавалась вопросом, вел бы так себя любой на моем месте, или подобное поведение тоже являлось последствием детских травм? Почему я продолжала отталкивать близких мне людей, даже несмотря на то, что одновременно так сильно хотела…
– Я люблю тебя, – произнесла я одними губами, нежно касаясь седины на его висках, запечатлевая в памяти каждую черточку его лица, будто видела в последний раз. Мне так хотелось поверить в то, что он говорил. Я знала, что он старался утешить меня, подставить плечо, когда никого больше не было рядом, но он и сам нуждался в утешении. Мы оба знали – черт, да все знали – что наблюдаем конец света. Если мы потерпим поражение, у нас не будет второго шанса – Жнецы соберут свою жатву.
Кайден говорил, что все будет хорошо, что мы выживем и сможем жить дальше, хотел заставить меня поверить в свет в конце туннеля, но если я когда-то и верила во что-то подобное, то теперь эти дни остались позади.
После сегодняшних событий. Я не понимала, как можно верить в победу после сегодняшних событий.
С какой-то нереальной ясностью, снизошедшей на меня после эмоционального срыва, я осознала, что все просто обязано закончиться хорошо. Обязано. Мы найдем способ – я всегда нахожу – и мы добьемся своего. Боли и несчастий, что я пережила, хватит на несколько жизней, и все ради спасения этой никчемной галактики. Я не собиралась больше делать это для кого-то – отныне я буду заботиться только о себе ради возможности однажды стать по-настоящему счастливой. Я хотела жить в спасенной мною галактике, и я хотела, чтобы Кайден был рядом, потому что, глядя на него сейчас, осознавала, что безумно боюсь потерять то, что уже имею.
Более того, если быть честной, то этим днем, не имея сил отогнать неугодную мысль, я осознала, что глубоко внутри боюсь абсолютно всего. Холод заполз в душу, поднимая дыбом волоски на руках и словно стальными тисками сжимая сердце. Я снова подумала о будущем – обо всем, что нам придется сделать, чем еще придется пожертвовать, и впервые в жизни мне захотелось сбежать. Эта непрошеная идея не желала оставлять меня, все глубже запуская свои щупальца и наполняя неприязнью к самой себе.
Я перевернулась на спину и уставилась в окно на потолке, вспоминая полные намеков слова Лиары, сказанные ею несколько дней назад о том, что такой маленький корабль, как «Нормандия», с легкостью может просто затеряться в космосе. И теперь эта мысль все чаще навещала меня: мы можем просто послать всех к черту, и наплевать на честь, на Альянс и Землю, а также все остальные планеты, которым не хватает ума защитить самих себя. Просто сбежать. Именно это мне хотелось сказать Кайдену, когда чуть ранее он спрашивал, что бы я сделала, если бы на борту находились только мы с ним. Если бы это было какой-то безумной идеей, но нет – я не могла притворяться, что и прежде не воровала «Нормандию», что и прежде в жизни не сбегала.
