Текст книги "Свежий ветер (СИ)"
Автор книги: LockNRoll
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 65 страниц)
Гаррус, однако, злился на меня. С того нашего разговора он взял на себя обязанность следить за моим состоянием, что я находила одновременно раздражающим и, где-то в глубине души, приятным. По его словам, кое-что из сделанного мною во время этой миссии было глупо и безрассудно, и я могла погибнуть. Я ответила, что теперь это не имеет значения, потому что мы победили, и, наклонившись ко мне так, что наши лица оказались совсем близко, он возразил низким серьезным голосом, что мы были на грани провала.
«Если ты погибнешь, – сказал он, – миссия обречена, и все те, кто рассчитывает на тебя, тоже. Я – один из этих людей. Не глупи, Шепард. Дело не только в тебе, пора бы уже это осознать».
Эти слова… потрясли меня сильнее, чем должны были. Я вдруг поняла, что возвращаюсь к старым привычкам. Когда-то я являлась свирепой коммандос, которая плохо ладила с другими и не желала тратить свое время на дилетантов. «Нормандия» изменила меня, заставила беспокоиться о том, что я делала, вместо того, чтобы просто оставаться в живых до следующего выброса адреналина. И я знала, что только это помогло мне одолеть Сарена – моя уверенность в том, что я могла положиться на окружавших меня людей, в том, что, работая с ними, я становилась сильнее не вопреки нашим различиям, а благодаря им. В тот момент, когда, вдавив в пол педаль газа и направив «Мако» к ретранслятору, я оглянулась на Кейдена и Гарруса и поняла, что они готовы были пойти за мной на край света – это осознание дало мне силы, необходимые, чтобы продолжать.
Кейден ушел, я потеряла его. Но Гаррус все еще был рядом. И остальные… черт, они все довольно быстро становились незаменимыми.
У нас может получиться, у нас действительно может получиться! Эта мысль наполняла меня странным ликованием. Я смогу победить коллекционеров, украсть корабль и использовать церберовские активы и свою великолепную команду, чтобы остановить Жнецов. Если все пойдет по плану, они даже не понадобятся нам.
Я вышла из душа со знакомой ухмылкой на губах, появлявшейся на моем лице всякий раз, когда я ощущала себя неуязвимой. Завтра нам предстояла еще одна операция на Иллиуме – мы должны были найти юстицара Самару, но пока…
На моем столе мигал огонек. Натягивая длинную футболку, я подошла ближе и обнаружила, что это маленький коммуникатор, который Лиара, обняв меня, вложила в мою ладонь не далее, как вчера. Она сказала, что перешлет мне всю найденную ею информацию касательно моих целей, но я не думала, что это произойдет так скоро. Я подключила устройство к консоли и принялась наблюдать, как оно запустило виртуальную машину с непреодолимой системой безопасности, отгораживаясь от всех церберовских шпионов, а затем на экране появился перечень входящих сообщений. Однако стоило мне открыть новое, я поняла, что оно вовсе не от Лиары. Пропустив содержание, я глянула в конец письма – Кейден – и почувствовала, как желудок сжался в тревоге. Казалось, мое собственное тело не слушалось меня, и, опустившись на стул, я вернулась к началу сообщения и принялась читать.
«Шепард».
В последние недели до моей гибели он называл меня так только в присутствии других. Так мы четко разграничивали время, когда находились наедине, и время, когда я была коммандером. И вправду, многое изменилось за прошедшие два года.
«Я сожалею о том, чем обернулась наша встреча на Горизонте. Я провел два года с момента крушения «Нормандии», пытаясь наладить свою жизнь, и наконец-то мне стало это удаваться. Без тебя было так трудно. Много времени у меня ушло на то, чтобы просто смириться с тем, что тебя больше нет, и еще больше на то, чтобы начать жить дальше».
Начавшее зарождаться в душе сострадание к нему вдруг обернулось раздражением. Это у него ушло много времени? Это ему было трудно? Да он хотя бы понимал, что я провела эти два гребаных года мертвой в церберовской лаборатории? Как бы трудно ему ни было двинуться дальше, я была чертовски уверена, что куда тяжелее было очнуться в будущем и обнаружить, что жизнь все это время шла своим чередом. С трудом сглотнув, я глубоко вздохнула и стала читать дальше.
«Когда до меня стали доходить слухи о том, что ты жива, я решил, что это дурацкая шутка – что-то наподобие тех ВИ. «Цербер» далеко не первый, кто использовал твое лицо и голос в своих целях, и я думал, что другого объяснения нет и быть не может, ведь люди не возвращаются из мертвых. Но стоило мне увидеть тебя на Горизонте, как я понял, что это и вправду ты. Я наблюдал за тобой с помощью видеокамер – никто не может сражаться так, как ты. Хотя бы это они оставили нетронутым. Но я никак не мог поверить, что ты работаешь с «Цербером», не мог поверить, что только ради этого ты вернулась с того света. Я не в силах был принять факт твоего сотрудничества с врагом, и даже сейчас от этой мысли все внутри меня начинает закипать».
Ладони сжались в кулаки. Я почти понимала Кейдена, но не желала его жалеть; напротив, я хотела злиться на него за то, что он бросил меня. Он считал, что тяжело жить, не будучи уверенным в том, что «Цербер» меня не контролирует? Что ж, ему следовало бы попробовать пожить под их постоянным наблюдением, сомневаясь в каждом их слове, не зная, что из сказанного ими – правда, а что – тщательно продуманная ложь, призванная получить над ним полный контроль. Ему следовало бы пожить в постоянном страхе, что в его мозг встроен чип, принимающий за него решения без его ведома.
Он думал, что я иду по пути Сарена? Я должна была сказать ему, что понимаю, почему Сарен в конце концов сломался. Передо мной лежал ярко-освещенный путь к «Церберу» и его идеологии, предлагающий мне жизнь без бюрократии и правил, место символа человечества, примера лучшего из лучших – все то, о чем я всегда мечтала. Признание, восхваление, уверенность в том, что я делаю нечто выдающееся с помощью своих умений. Все это было очень соблазнительно. Но я не возьму этого, я снова сумею завоевать себе место в этом мире, как делала уже не раз. Может, это окажется чем-то, что никто не ожидал от меня – во всяком случае, точно не тем, что ожидает Призрак – но Кейден должен был знать. Должен был знать меня лучше.
«Многое изменилось за эти два года. Мне известно, кто я – солдат Альянса, всегда им буду. Но я не знаю, кто ты. Мне хочется верить, что это и вправду ты, женщина, которую я когда-то знал на борту «Нормандии»; правда, хочется. Если это действительно ты, то я уверен, что ты найдешь способ остановить атаки коллекционеров – так же, как сделала это на Горизонте, и при этом не позволишь «Церберу» запудрить себе мозги. Тебе известно, что я думаю о них, а также то, что пока ты с ними, а я с Альянсом, не в моих силах помочь тебе. Но ты лучше них, сильнее. Ты справишься – как всегда. Просто будь осторожна, я прошу тебя».
Я почувствовала, как мой рот приоткрылся, а выражение лица смягчилось. Мне казалось, я слышу, как он произносит эти слова с ноткой надежды; гнев исчез из его взгляда, и теперь его глаза молча умоляют меня вернуться, вернуться такой, какой я когда-то была, и развеять его тревоги. Если бы я только могла.
«Я хочу снова увидеть тебя, Джена. Лично. Не знаю, когда или как – может быть, когда все немного утрясется, и ты не будешь больше работать с ними. А до тех пор знай – ты все еще небезразлична мне, и это никогда не изменится.
Будь осторожна.
Кейден».
Резко отключив консоль, я подтянула колени к груди, будто бы это письмо являлось угрозой, будто кто-то насмехался надо мной за мою идиотскую реакцию. В носу защипало, и, стиснув зубы, я подавила нахлынувшую волну эмоций, вызванных этим гребаным сообщением. После нашей встречи на Горизонте я так старалась запрятать мысли о нем как можно глубже, но он снова с легкостью нашел дорогу в мой разум. Осознание того, как много места он занимал в моем сердце, было унизительным. То, как сильно я скучала по нему, было унизительно. Закрыв глаза, я почувствовала непрошеную влагу на ресницах и со злостью вытерла слезы рукавом.
Мне тоже хотелось увидеть его, больше всего на свете. Я так хотела, чтобы он оказался рядом и заверил, что понимает, почему я делаю то, что делаю; чтобы он сказал, что сожалеет о том дерьме, через которое мне пришлось пройти, и что я могу рассчитывать на него – как прежде. Я мечтала, чтобы он обнял меня – очевидно, я настолько жалка – и позволил рассказать ему обо всем, что случилось со мной с того момента, как я очнулась, о моей растущей паранойе, неуверенности, опасениях – обо всем, а затем всего несколькими простыми словами убедил меня, что весь мир снова на моей стороне. Так, как он делал это прежде.
Но сейчас мы играли за разные команды. Он даже говорить со мной не мог до тех пор, пока я не закончу эту миссию. В конце концов, он не был моим чертовым щенком и не обязан мчаться ко мне со всех ног по первому зову. Он старше меня по званию, все изменилось, и теперь я понятия не имела, куда все это нас приведет.
Я попыталась оценить ситуацию рационально – так, словно мысли о нем, о его теплых карих глазах и хрипловатом смехе ничего не затрагивали в моей душе. Несмотря на всю мою напускную храбрость, я знала, что могу не пережить эту миссию. Это, в свою очередь, означало, что, скорее всего, я никогда больше не увижу его.
Я в одиночку сдерживала армию батарианцев, когда мне не было еще и двадцати пяти; я направила «Мако» сквозь ретранслятор и одолела Жнеца; я заглянула в сам ад и сумела выбраться обратно, потому что даже смерть не смогла остановить меня. Я не собиралась трястись от страха из-за простого сообщения.
Снова включив терминал, я медленно ввела его имя – первое слово в ответном письме.
«Я получила твое сообщение, – напечатала я неуверенно. – Спасибо за выказанное доверие, даже если…»
Руки замерли над клавиатурой – я не знала, что сказать ему, и в любом случае предпочла бы сделать это лично, а не с помощью электронной почты. Слова на экране выглядели такими холодными и отстраненными – если я возьмусь печатать это письмо, то стану придирчиво выбирать каждое выражение, стремясь удостовериться, что не выдаю лишнего и не затрагиваю слишком личные темы. С этими мыслями я перевела взгляд на вмонтированную в консоль камеру, в данный момент понуро глядящую объективом в пол – последствие моей былой уверенности в том, что за каждым моим движением следит «Цербер». Направив камеру на себя, я вытерла лицо, пригладила топ и включила устройство.
На экране появилось мое изображение. После недавней миссии я выглядела усталой и все еще немного взъерошенной; лицо покрывали ссадины. Шрамы, «украшавшие» мое тело с момента пробуждения в лаборатории, до сих пор выглядели свежими и отчетливо выделялись на фоне кожи. Ему хотелось удостовериться, что это и вправду я? Что ж, я дам ему возможность увидеть самому.
– Записать сообщение, – скомандовала я и, заметив появившуюся в углу экрана красную точку, почувствовала, как сердце в груди неожиданно пустилось вскачь.
– Привет, Кейден, – начала я, глядя в камеру, чтобы не видеть своих собственных пустых глаз на мониторе. – Спасибо за письмо. До этого у нас не было возможности по-настоящему поговорить.
Потерев заживающий порез на лбу, я неосознанно пригладила волосы. Все еще не зная, что сказать, я начала говорить первое, что приходило в голову.
– Мне показалось, что ты хочешь, чтобы я объяснила тебе свои действия… или по крайней мере пояснила, как умудрилась вляпаться во все это и не сообщить тебе, – произнесла я и, опустив взгляд, уставилась на нервно теребящие друг друга пальцы. – Но дело не в тебе и не в том, что произошло между нами. – Подумав обо всем, что со мной случилось, я вновь посмотрела в камеру и ощутила волну праведного гнева. – Я на самом деле была мертва, так что можешь оставить свои подозрения в том, что я хладнокровная стерва и только поэтому молчала на протяжении двух лет – большую часть этого времени я провела на операционном столе «Цербера», пока они собирали меня воедино. Они назвали это «Проект Лазарь». Я и сама до сих пор не понимаю, как им это удалось, но это правда. Я очнулась в будущем и обнаружила, что мир продолжил жить своей жизнью, и все ведут себя так, будто я просто обязана смириться и принять это как должное, словно я только этого и хочу и лишь на это гожусь.
Я отдавала себе отчет в том, что несу всякую чепуху, а мой голос повышается от злости и раздражения, но мне было все равно. Он хотел узнать все? Что ж, пусть получает.
– Это тяжело, понимаешь? Тяжело находиться на корабле в окружении людей, которым, как я знаю, мне не следует доверять, особенно когда эти люди делают для меня гораздо больше, чем Альянс. Или ты решил, что я просто забыла обо всем? Последние два года для меня – не более чем мгновение, так что я помню творимые ими ужасы даже лучше, чем ты. Мне так трудно постоянно подозревать всех и вся. А еще труднее пытаться жить дальше, когда все считают меня мертвой, а те, кому я доверяла, теперь не доверяют мне.
Я вовремя прикусила язык, не позволяя своему монологу стать слишком личным, заверив себя, что сделала это лишь потому, что до сих пор не была уверена в том, что СУЗИ не записывает все происходящее в этой каюте. Отведя взгляд от камеры, я посмотрела в сторону, на пустой аквариум, пытаясь придумать, как описать свои чувства, не говоря «Я скучаю по тебе», «Ты мне нужен» или «Я впустила тебя в свое сердце, а ты плюнул мне в лицо, и я ненавижу тебя за это, кретин».
– И знаешь, – продолжила я, все еще глядя в сторону, – когда я наконец поняла, что и в самом деле прошло целых два года, и только с «Цербером» у меня есть шанс что-то изменить к лучшему, я подумала о тебе и о том, как ты отреагируешь на все это. И какое-то время спустя я почти убедила себя в том, что ты поймешь, хотя и знала, что этого не случится. Но ничего страшного, тебе необязательно понимать, как я и говорила раньше. У меня лучшая во вселенной команда, пусть даже вероятность того, что мы переживем эту миссию, мизерна. Я делаю это без тебя и без Альянса, потому что это должно быть сделано.
Опустив взгляд, я вспомнила несколько последних строк его сообщения, представляя себе выражение его лица, когда он завернул за угол и увидел меня. Как его рот приоткрылся, он подошел ближе, смотря на меня так, словно боялся, что если коснется меня, то я рассыплюсь прахом у него на глазах.
– Послушай, – тихо произнесла я, снова взглянув в камеру; мне так хотелось сказать все это ему лично, – я не стану извиняться за то, через что тебе пришлось пройти, потому что это не моя вина – надеюсь, ты знаешь об этом. И я не буду просить прощения за то, что не связалась с тобой, потому что я пыталась. Я лишь… для меня прошло всего четыре недели. Я имею в виду, с крушения «Нормандии». Даже меньше. И я все еще… – нужные слова так и не сорвались с моих губ. Ему так просто было сказать их, но я – не он. Ему и в голову не приходило, насколько тяжело мне было просто смотреть ему в глаза и не подавлять все человеческие эмоции, не прятаться за стену, которую я возводила всю свою жизнь для того, чтобы иметь возможность защититься от подобных ему людей.
– Я осталась прежней. Такой же, как… раньше.
Будет ли этого достаточно? Поймет ли он то, что я хотела сказать – что мои чувства к нему живы до сих пор, как бы я ни старалась их похоронить, как бы ни пыталась убедить себя в том, что он потерян для меня.
Он должен понять.
– Я буду осторожна, – добавила я спустя некоторое время. – И я вернусь. Рано или поздно. – Я пожала плечами. – Может быть. Не волнуйся за меня, я всегда продумываю запасные варианты.
Мне так много еще хотелось поведать ему, но я понятия не имела, как облечь все это в слова; горло болезненно сжалось. Не давая себе возможности опомниться, я выключила камеру, и запись автоматически прикрепилась к ответному письму. Нажав кнопку «отправить», я безучастно наблюдала, как сообщение зашифровалось и отправилось. Дождавшись финального писка коммуникатора, я отключила прибор – маленькую коробочку, которой я могла доверять. Они не сумеют заполучить его. С этой мыслью я подняла крышку клетки с хомяком и запихнула прибор в деревянный домик; зверек с любопытством обнюхал его и оставил в покое.
Здорово, наверное, быть хомяком. Я до сих пор не придумала ему имя. Мне нравилось наблюдать, как он бегает по клетке за неимением лучшего занятия, ни о чем не тревожась, даже не подозревая об опасности, таящейся в черноте космоса, или о коллекционерах, скрывающихся за ретранслятором «Омега-4».
С этими мыслями я позволила хомяку вскарабкаться по моему предплечью и, осторожно взяв его в руки, подошла к постели. Опустив зверька на одеяло, я села на пол в ногах кровати и, положив голову на сложенные руки, стала наблюдать, как он принялся исследовать незнакомую территорию. В конце концов хомяк приблизился к моим рукам и, обнюхав их, потерся носом о раскрытую ладонь.
– Ты – один из моих немногочисленных друзей, тебе это известно? – спросила я практически шепотом. Пискнув, зверек двинулся вдоль моего предплечья, не переставая втягивать воздух.
************
«Ты можешь обвести кого-то вокруг пальца лишь в том случае, – говорит он, не отрывая взгляда от того, к чему прикованы и мои глаза, а именно – от куска ткани, зажатой в его руке, которой он протирает оружие, – если и они, в свою очередь, пытаются обмануть тебя. Нельзя обдурить честного человека – он сразу учует это, как неприятный запах. Без труда ты сумеешь провести только того, кто достаточно самонадеянный, чтобы считать, что может обыграть тебя в этой игре. Такой человек не почувствует смрада, потому что будет думать, что вся вонь исходит от него самого».
Неожиданно он поднимает на меня взгляд, и я, приоткрыв рот, с изумлением смотрю на него широко распахнутыми глазами. Мне всего десять, и он по крайней мере в шесть раз больше меня; его голос звучит подобно рокоту двигателя, а лицо украшают татуировки. Мне всего десять, но я уже завидую большой красной цифре X на его плече, которую он с гордостью демонстрирует, как медаль. Почти половину его тела покрывают шрамы, но он добр ко мне, потому что я никогда не боялась его.
«Так скажи мне, – говорит он, – ты знаешь, как это работает?»
Я киваю с, как мне кажется, умным видом, и рассказываю ему все то, что сумела запомнить из наших прежних разговоров касательно этого конкретного дела. Ему нравится общаться со мной в перерывах, пока я болтаюсь поблизости и стараюсь найти себе полезное занятие, потому что я умею держать рот на замке. Сейчас я говорю о том, как мы выяснили, что последняя поставка красного песка была разбавлена модифицированным экстази – глупая ошибка безмозглого исполнителя. Я говорю о закулисных сделках и обманах, в результате которых мы останемся в прибыли, потому что эти люди не были честны с нами, и нам это известно. Эти слова, произнесенные моим детским голоском, звучат так же нелепо, как и слово «дерьмо» в устах трехлетнего малыша на глазах его старающегося сдержать смех отца. Мне всего десять, но я уже знаю, что единственный способ выжить в этом мире – притворяться, что тебе известно все, пусть даже на самом деле ты понятия не имеешь о том, что происходит.
Испещренные шрамами губы человека растягиваются в улыбке, обнажая несколько металлических зубов.
«Смышленая девочка, – бормочет он, – неудивительно, что Калверн держит тебя при себе».
Он смотрит на свое оружие с неподдельной любовью – чувством, которое я уже начала понимать. Мне еще не доверяли своего собственного пистолета, и я обходилась холодным оружием, спрятанным в моей одежде. Пока что я применяла его лишь для того, чтобы вскрывать сумки туристов. Я еще не знаю этого, но однажды буду использовать те же самые ножи, чтобы перерезать глотки.
Он замечает мой взгляд.
«Вот, – произносит он, протягивая мне зажатый в его огромной ладони большой пистолет. – Раз уж ты такая умная, я позволю тебе немного подержать Мэри-Энн».
Я сжимаю тяжелое оружие в своих коротеньких пальчиках, и мне нравится это ощущение. Я поднимаю руку, направляю пистолет вперед и нажимаю на курок, пока он не издает щелчок. Замечательный звук. Он даже не моргает, но рычит, отбирая у меня оружие.
«Какого хрена ты делаешь?»
«Оно не заряжено, – отвечаю я, пожав плечами и сохраняя спокойное выражение лица, хотя сердце неистово колотится в груди, – я знаю». Я рискую, пытаясь найти границы дозволенного, но теперь мне кажется, что та странная, братская привязанность, которую он ко мне испытывает, убережет меня. «Ты всегда вынимаешь патроны перед тем, как чистишь свое оружие». Он смотрит на меня, прищурившись, но я чувствую, что он впечатлен. На моих губах появляется нахальная ухмылка, словно говорящая, что я слишком смышленая для своего же собственного блага, но вместе с тем такое выражение на моем лице заставляет подобных ему мужчин считать меня просто очаровательной. «Кстати, ты пропустил кое-что», – замечаю я, указывая на грязное пятнышко между дулом и прицелом.
Проследив за моим пальцем, он понимает, что я права, и разражается гулким хохотом, который, кажется, сотрясает стены склада. Он спрашивает, когда мой день рождения, и я отвечаю, после чего он обещает подарить мне игрушечное духовое ружье – достаточно маленькое, чтобы мне было удобно держать его в руках, но только если я поклянусь никому не говорить об этом. Широко улыбнувшись, с замиранием сердца я заверяю его, что не проболтаюсь. Еще одна моя победа. В следующий момент его зовут – они выдвигаются, и нет, я не могу пойти с ними, не могу даже посмотреть. Я ведь помню, чему научилась сегодня?
«Да, – отвечаю я, – чтобы с легкостью добиться желаемого, нужно позволить противнику поверить, что он одерживает верх. Не раскрывай свои карты до тех пор, пока это не станет по-настоящему необходимо – позволь им увериться в своем превосходстве, и рано или поздно они совершат эту ошибку – недооценят тебя».
Он по-отечески треплет меня по уху.
«Молодец».
Это воспоминание однажды явилось ко мне во сне, и я снова подумала о том, что преподнесенный мне тогда урок до сих пор остается одним из самых важных в моей жизни. Меня всегда недооценивали, и я снова рассчитывала на это. Ночь за ночью я проводила в своей большой и пустой постели, раз за разом прогоняя в уме мельчайшие детали плана – моего оберега, якоря, связывающего меня с миром, в котором не было «Цербера», бесконечных подозрений и предательства. Я убеждала себя в том, что сумею вернуться туда, как только выполню эту миссию, если выживу и смогу избавиться от влияния Призрака. В том мире мне не нужно будет постоянно оглядываться и сомневаться в людях, прикрывающих мою спину. Там мне не придется отчитываться перед человеком, который, как я точно знала, преследовал какие-то свои интересы; не придется лгать и изворачиваться, чтобы убедить его в том, что я следую намеченной им для меня линии. И временами мне было… трудно не забывать, во что я на самом деле верила.
Время от времени паранойя разыгрывалась не на шутку, и мне снились бесчисленные предательства и головоломки, которых я просто не могла разгадать. Тогда я просыпалась в холодном поту, жадно глотая воздух, и пыталась убедить себя в том, что это всего-навсего сон, а затем вспоминала, что нахожусь на их корабле, и что в эту самую минуту СУЗИ регистрирует мои жизненные показатели, которые, вне всяких сомнений, свидетельствуют о том стрессе, в котором я пребываю. То, что ты параноик, еще не означает, что над твоей головой не висит меч, готовый в любой момент отсечь тебе голову.
Несмотря на все заверения Миранды, я до сих пор отчасти была уверена, что в моем искусственном глазу – а я даже не помнила, который из них ненастоящий – вмонтирована камера, следящая за каждым моим шагом. В конце концов, ее вера в свои слова не являлась для меня доказательством.
Однажды ночью, проснувшись от очередного кошмара, и, осознав, что больше не засну, я умудрилась напечатать сообщение на планшете, глядя прямо на стену и прикрыв руки одеялом, предварительно отключив все сетевые соединения. Вне всякого сомнения, я наделала уйму ошибок, но разыгравшаяся паранойя заставляла меня проявлять изобретательность, потому что мне было важно, чтобы «Цербер» не узнал об этом. Засунув планшет под подушку рядом с пистолетом, но продолжая при этом сжимать его в пальцах, я сумела заснуть. Следующим утром я разыскала Гарруса и передала ему свое сообщение с таким невозмутимым видом, словно это был финансовый отчет, а не указание просканировать каждый дюйм моего тела с целью выяснить, нет ли во мне чего-либо, передающего или принимающего сигналы, да еще так, чтобы не возбудить подозрения «Цербера».
Мне нужно было это знать. Нужно было удостовериться, что мои мысли принадлежат мне, а не навязываются таинственным кукловодом. Нужно было убедиться, что я могла уйти в любой момент, что мое новенькое и все еще такое незнакомое и покрытое шрамами тело не подведет в самый ответственный момент. Мое тело всегда являлось моим самым главным оружием, потому что я точно знала, на что оно способно. И если я собиралась порвать с Призраком, мне следовало вернуть эту былую уверенность.
Гаррус ни разу не обмолвился ни о планшете, ни о ходе выполнения моего задания, но однажды, когда мы, облачившись в обычную одежду, собирались сойти с «Нормандии» для разведывательной операции, предложил взять с собой Мордина. Лишь когда он затащил меня в неприметный угол, не попадавший в поле зрения камер, смерил меня серьезным взглядом и велел просто дышать, я поняла, зачем профессор пошел с нами. Мордин ловко скользнул мне за спину, и все мое тело напряглось, едва я ощутила, как что-то разрезало кожу за правым ухом. Боль казалась почти невыносимой, и я с силой сжала руку Гарруса, стараясь сосредоточиться на дыхании, чтобы не возбуждать подозрение внезапным изменением своих жизненных показателей. То, что на мне не было брони, упростило задачу, однако датчик, запрятанный в глубине моей грудной клетки, все равно передавал информацию СУЗИ, а через нее – «Церберу». Когда в разрез ввели что-то металлическое, у меня в глазах поплыло, боль усилилась, и все, что я могла делать – это дышать и считать секунды до тех пор, пока наконец не почувствовала холодок медигеля на ране.
В своей неимоверно раздражающей манере тараторить Мордин извинился за таинственность и неожиданность и объяснил, что Гаррус попросил его помощи в выполнении моей просьбы. Продемонстрировав извлеченный из моего тела микрочип, он просканировал его инструметроном. Это единственный датчик, передававший и принимавший непонятные сигналы, который им удалось обнаружить. В глазу ничего не было, и помимо этого остался только тот микрокомпьютер в моей груди, который следил за самочувствием и устанавливал соединение с броней. На мой вопрос о предназначении найденного чипа Мордин ответил, что это «устройство аварийной дезактивации», и хотя они изначально предполагали, что это датчик слежения – отсюда и секретность – теперь стало очевидно, что это гарантия моей пожизненной верности «Церберу». Микрочип поддерживал связь с оконечным устройством, расположенным, скорее всего, на базе Призрака, и имел одну-единственную цель: в случае приема определенного сигнала освободить нейротоксин, который привел бы к параличу или смерти.
Глядя на перемазанный кровью чип, я ощущала странное торжество, словно могла посмеяться над той стороной своего «я», которая списывала мою чрезмерную подозрительность на паранойю. Теперь я точно знала, что нахожусь на верном пути, и что права, не доверяя Призраку. Я также была неимоверно довольна собой – этот человек потратил определенные средства на то, чтобы внедрить в мое тело этот «предохранитель», очевидно, не сомневаясь, что при желании я смогу сильно усложнить ему жизнь. Ему был необходим способ остановить меня – нечто вроде ружья, стреляющего снотворным, направленного на дикое животное, крушащее свою клетку. Мои губы сами собой растянулись в ухмылку, потому что я знала, что именно так и поступлю. Он считал меня своим личным оружием, но всякое оружие рано или поздно подводит. Это устройство, извлеченное из моей шеи, подтверждало, что я собираюсь обмануть далеко не честного человека. Я лишь обведу вокруг пальца того, кто лгал мне с самого начала.
Мордин заявил, что сохранит чип, и если тот сработает, то сообщит об этом, потому что он служит мне, а не «Церберу». Он сказал это так просто, словно я не могла ожидать ничего иного, и внутри меня зародилось чувство ликования – все шло просто великолепно.
Я не позволяла себе вспоминать о Горизонте или обращать внимание на отсутствие самого важного члена собираемой мною команды.
Следующие несколько дней на Иллиуме прошли в бесконечных делах. Наступив на горло собственной гордости, Миранда попросила моей помощи в спасении сестры, а позже в лифте – уже после того, как девушка оказалась в безопасности, и я убедила Миранду поговорить с ней – она повернулась ко мне, и я увидела слезы радости на ее лице. Она сказала: «Спасибо тебе», и это были самые искренние слова, что я когда-либо слышала от нее. Небрежно Миранда заметила, что все, кого она знает, работают либо на «Цербер», либо на меня, и я старалась держаться за это противопоставление. Казалось бы – мелочь, но в течение этой миссии я решила, что мне нравится эта женщина, и будет жалко, если придется убить ее, чтобы заполучить корабль. Пока она видела разницу между мной и Призраком, у меня было время подтолкнуть ее к верному выбору.
Позже, зайдя к ней, я сказала, что все равно считаю ее бездушным киборгом, но, даже несмотря на это, рада ее присутствию, что на самом деле являлось правдой. Я знала, что Миранда все еще отчитывается перед Призраком, однако в последнее время она начала высказывать свое мнение, отличавшееся от его. Это определенно могло считаться переменой к лучшему, и мне стало немного спокойнее рядом с ней.
После того, как мы завербовали юстицара Самару, я получила ни с чем несравнимый опыт, когда она присягнула мне на верность. Ее биотические способности поражали воображение – столь же могущественные, как у Джек, но находящиеся под идеальным контролем. Однажды я застала Самару за медитацией – она сидела, глядя в пространство перед собой, как случалось и мне – и попросила ее научить меня, как находить покой в окружающем нас хаосе.
Вскоре Призрак сообщил мне, где обитает Серый Посредник, и я снова отправилась к Лиаре, которая рассказала, как выкрала мое тело у Посредника прежде, чем тот сумел продать его коллекционерам, и передала «Церберу», который заверил ее в том, что сможет вернуть меня. И хотя идея того, как мои останки продавались и покупались, будто какой-то товар, казалась мне крайне неприятной, я была рада тому, как все закончилось. По крайней мере я точно знала, что Лиара на моей стороне.
