Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 59 страниц)

Хорошо, что ему не придется объяснять все сейчас, ведь это не так уж и легко.

Легче молчать и впервые он задумывается о том, что если она и вправду была послана ему небесами, после стольких женщин и веков попыток обрести утраченную любовь.

А он упустил любовь.

Как он будет существовать без нее?

Их небо раскололась.

Элайджа знает, что все это не правильно. Но время невозможно вернуть, а она все была послана только ему после стольких веков.

Не легко, но он знает, что она услышат его.

– Я буду рядом…

– Очередная ложь, Элайджа… Хотя, вру всегда я…

А он не слушает, забирает ее, полусонную в свой плен крепких объятий, вдыхает ее запах, руки Кетрин касаются его родинки на шеи и кажется, что все это реально.

Она балансирует на самой грани: ей кажется, нужно только переступить – легко-легко и полетишь в глубокую бездну полного успокоения. Ей хочется слишком сильно забыться и закрыть глаза, но его пальцы на ее коже куда настырнее. Она пытается остановить взгляд на его лице и едва-едва шевелит губами в беззвучном «Я люблю тебя, только поняла это слишком поздно, Элайджа ». Ему, кажется, этого достаточно.

– Как и я, Катерина…. Слишком поздно…

Пирс не может кивнуть. Не может даже пошевелить пальцем, все так же глядя в его лицо, будто он должен понять, прочесть все ее мысли в пустых темных глазах. Она отвлекается на что-то позади него всего на мгновение – этого достаточно и срывается в бездну. Пока летит, даже его пальцы на ее запястье кажется гладят ее нежную кожу и Элайджа укладывает ее на постель.

Так нужно…

Нужно, чтобы она была в таком состоянии и лучше уж спит, чтобы он знал, что к ней можно вернуться.

Не легко отпускать, но он должен вздохнуть, отпустить и вернуться в реальность.

***

Элайджа думал, что после всего произошедшего Хейли пожелает остаться с дочерью, отдалит его, ведь она делает ради дочери и он понимает это и принимает. Хейли желает лучшего для своей малышки, а он просто будет делать, что и всегда делал – сражаться за семью.

Он крепко спал в одинокой постели.

Он вернулся в комнату за черной дверью, уже во второй раз, только вот зря Элайджа открыл эту черную дверь, переступил порог разгромленной комнаты.

Она вспомнила.

Все.

Вспомнила и это убило ее.

Не легко ведь соединить, склеить разорванную душу.

Она склеилась из миллиона осколков.

Склеились из осколков и воспоминаний.

Осколки воспоминаний склеились

воедино. Склеились секундным клеем.

Помнит.

Склеились, когда открыла глаза, не иначе, веки тяжелые, она пытается сфокусироваться на каком-либо предмете перед собой, но не видит ровным счетом ничего. Волна воспоминаний нахлынула и теперь она помнит. Помнит все. Как будто была в коме, а сейчас медленно и мучительно приходит в себя : помнит белый коридор с дверями, помнит все, что видела там, помнит поцелуи и объятья, кофейное пятно на белом ковре и каждое слова и разговоры, о Хейли, о семье и Клаусе, о врагах, о любви, о них. Помнит все и этого было бы достаточно, чтобы свихнуться.

И это называется любовью?

Ее душа сейчас сильная, как и она.

Обволакивает тьма, заползая в самое сознание, даже не пытаясь будто и напоминать за ненадобностью: она тут, берет ее полностью, имеет самым изощренным способом, так, что она орет, не помнит, как крушит все в комнате, срывает шторы, разбивает стеклянную колбу с орхидей и срывает простынь и садиться на матрац.

Хочется конвульсивно сжать в тонких пальцах холодный край простыни и позвать на помощь. Хоть кого-то спасет ее?

Кетрин слишком уверена, что никто не спасет.

Такой ее и находит Элайджа : в разгромленной комнате, сидящей на разгромленной постели, взбросив нога за ногу. Так она встречает его : взглядом полным ненависти одета в черную хлопковую майку и черные узкие брюки.

– Катерина, что случилось? Не смотри на меня так…

– Тебе нравится, Элайджа? Я в полной гармонии с собой, разве ты не видишь, дорогой. Хаос… Тебе не нравится беспорядок в твоем разуме? Вчера я дошла до ручки. Я стала женщиной, которая даже мне не нравится. Раньше я смеялась над такими. Я помню все. Абсолютно все… Я потеря все : жизнь, свободу, дочь и тебя… Я заперта в твоем разуме, хотя должна была исчезнуть вместе с Адом…Можешь уходить к ней и убить меня окончательно. Убей меня в себе и поставим точку. Убей!

Она просыпается медленно и эти воспоминания. Открывает глаза и смотрит на него вопросительно, будто одним взглядом спрашивает, сколько можно ее терзать, хватается за ворот рубашки и умоляет убить ее в нем. Убить и поставить точку.

Можно списать все на драму. Можно сотню и сотню раз с пеной у рта доказывать, что так было проще – темнота окутывает каждый укол – нежели пытаться бороться На пути ее саморазрушения Элайджа Майклсон только и делает, что выстраивает ей лестницу обратно, так, на всякий случай, если захочет вернуться. Так возвращает ее, потому что не в силах отпустить.

Кетрин падать теперь нравится больше, подниматься же удел сильных. Была сильной и властной стервой, когда-то давно. Таких, как Кетрин Пирс, которые видят и берут, что хотят, а потом идут по головам и заполучают желаемое – как было и с ней. Он режет коленки о мраморный пол своего ледяного Ада слишком часто, чтобы пытаться эти раны залечить : свои и ее. Сломался ведь и сам, а сейчас стоит на коленях, ухватил не за руку, так что впервые ей захотелось вырваться и закричать.

– Я не хочу тебя отпускать… Послушай, я найду способ вернуть тебя… Я поговорю с Фреей, как только будет подходящее время.

– Как только… Как только решатся семейные проблемы и ты решишься оставить Хейли… Вечность иными словами…

Она усмехается, смотрит вдаль и проще быть на дне – там дышится легко, просто потому что совсем не дышится.

Ей легче умереть, чем выжить такой ценой и знать, что она на дне, а каждое утро Элайджа будет открывать глаза и видеть другую.

И, конечно Пирс, не говорит: «Не хочу видеть этого больше и слышать о шлюхе-волчице и семейных проблемах ». Она просто сжимает его пальцы, чуть сильнее, чем обычно, и смотрит-смотрит-смотрит, пока не отводит взгляд, упирая его куда-то в стену.

Но в беспросветности перспектив находится тепло знакомой ладони, и внезапно крепко пожимая расслабленные пальцы, она чувствует, что спасена. Эта хитрая и коварная женщина знает, как убедить его остаться до утра с ней. С рассветом ведь он вернётся в реальность.

Кетрин Пирс нарушит эту игру.

Пусть он хотя бы до утра будет с ней.

Повисшая в комнате тишина, кажется, нервировала, но только Элайджа может навести порядок в своей голове и этой комнате. Словно по одному вздоху и его желанию. Теперь все как прежде. Теперь порядок : в голове и комнате. Тяжелые шторы, колба с темно-алой орхидеей, стеклянный кофейный столик. Кетрин, напротив, казалась абсолютно невозмутимой и слегка задумчивой, наливая себе и ему очередной бокал красного вина с лёгкой усмешкой на пухлых губах. А он продолжал смотреть на неё в упор, скользя по ней внимательным взглядом, останавливаясь чуть дольше на пушистых угольно-черных ресницах и упругих локонах, струящихся по её покатым плечам.

Элайджа совсем не мог разгадать её мотивы и особенности непростого характера, но она протягивает ему бокал на тонкой ножке. Когда она пожелала бутылку сухого вина, которую сейчас держала в руках, Элайджа не стал сопротивляться и ему в тот же миг захотелось выхватить из её рук эту бутылку и, уложив на этот стеклянный столик, который явно бы раскололся на острые остатки от их веса, поранил бы их. Но что может быть лучше для них, чем похоть вперемешку с соленой кровью. Вот только не имел на это право сейчас Элайджа Майклсон или имел?

Пирс не принадлежала ему, да и никому другому.

Что им осталось?

Все.

Она заходится смехом, отставляет бокал на стеклянный кофейный столик.

И все…

Его никто не спасет…

Ее никто не спасет…

Элайджа и вправду не понимает, что с ней происходит. Алкоголь ударил в голову? Празднует очередную победу, то, что уговорила его остаться с ней до утра.

Элайджа и вправду не понимает до того момента, пока она не говорит :

– Всегда думала, что самые сильные истории любви начинаются с ненависти… А сейчас я тебя ненавижу и на мне нет белья…

– Значит ты ненавидишь меня, Катерина? Зачем ты говоришь это сейчас?

– Что бы ты знал… Как я поняла, прогнать меня ты не можешь, убить меня ты не тоже можешь…

– А значит ты вновь победила…

– А значит я вынуждена разделить с тобой свою участь или ты со мной… Это ведь и называется любовью? Что думаешь? Где та любовь, о которой все говорят?

А дальше… Красное вино окрашивает белый ковер, потому что Элайджа подхватывает ее под ягодицы, вынуждая ногами обхватить его талию, опускает на постель, а та роняет бокал из рук, рвет на нем рубашку, расстегивает брюки, жадными торопливыми поцелуями мажет по груди, по животу, ниже, еще ниже, собственническими ладонями исследует его тело, шепчет что-то, задыхаясь и это и было ее планом.

Она кусается. Не до крови, но ощутимо. Языком зализывает место укуса и проделывает все по новой, не собираясь становиться нежной и покладистой, потому что она зла и ненавидит его. Ей это не нужно, ей это не важно. Ей просто необходимо чувствовать его, вот и все.

В какой-то момент Элайджа останавливается и затуманенным взглядом всматривается ей в глаза, каряя темнота которых так же затянута белая. Но жажда ощутить реальность происходящего настолько сильна, что не остановиться уже, поэтому продолжает касаться ткани ее брюк, ведь это единственный способ узнать, не лжет ли Кетрин.

На ней действительно нет белья, и Элайджа вновь ловит себя на мысли, что Петрова и правда Дьяволица, только вот это никак не влияет на его желания, быть с ней, даже им не место вместе. Кетрин и сама не поняла, как завелась с полуоборота, списав все на ярость и ненависть, похоть. Кетрин и не собирается дарить ему наслаждение или тепло, скорее собирается убить.

Пламя в нем закипает, бурлит, как лава, требует выхода. А Петрова лишь податливо отвечает ему, как послушный котенок, которым она никогда не являлась, хотя если только ради него. Ей прекрасно известно, что сейчас будет, ведь эмоции обоих зашкаливают, и взаимное притяжение.

Всего несколько часов назад она громко стонала под ним, отдаваясь ему целиком и, к его огромному удивлению, требуя от него большего, а сейчас была заметно отстраненной, демонстрируя явную холодность, когда он обернулся перед тем, как уйти и закрыть черную дверь.

Ведь слышал, что он нужен там в реальности, а холодная, расчетливая и манипулирующая сучка Пирс справится.

Не нужна.

Или она рассчитывала на это?

Рассчитывала, что убьет его и убила.

Элайджа нужен Хейли, которая пришла в их комнату около пяти утра. Честно, она была удивлена увидев улыбку на его лице, тихо садится на постель, поджимает под себя колени, гладит его по волосам. Элайджа Майклсон появился в ее жизни, когда была запутана, напугана и одинока. Элайджа стал ее личным рыцарем, героем. Хейли уверена в том, что все у них будет хорошо. Хейли уверена в этом на тысячу процентов.Они будут счастливы и ему явно сниться что-то хорошее, если он улыбается во сне и волчица не спешит будить его.

Спешить ведь и вправду некуда. Хейли насладиться этим моментом, его улыбкой и коснется пальцами кожи лица.

В окно стучится новый день. Элайджу ждет чашка бодрящего кофе или чая, завтрак и список добрых дел на сегодня. Почему добрых? Потому что с Хейли нужно быть героем, рыцарем в сияющих доспехах.

Однажды он открыл глаза, проснулся , перевернуться на свою сторону и Хейли поцеловала любовь всей своей жизни, и сказала: “– Доброе утро”.

– Доброе утро…

– Я собираюсь отвести Хоуп к Мери. Она скучает и я надеюсь, что ты пойдешь с нами.

– Конечно же, но сперва завтрак… Мы позавтракаем вместе….

– Ты улыбался во сне и спал спокойно… Видимо тебе было хорошо…

– Да, очень хорошо или это был страшный кощмар…

И только ведя Хейли на кухню Элайджа понимает, что Кетрин победила. Он ненавидит себя и понимает почему она вела себя так, даже понимает, что Дьяволица победила и овладела им даже в его разуме, где кажется всем управлять должен он. Ненавидит, что проиграл Кетрин, что оба проиграли.

Элайджа ненавидит себя, как никогда прежде.

Ненавидит и чувства застыли.

Ненавидит это время.

В душе Хейли расцвело все, весна, она улыбается, идет вперед собирая бледно-голубые цветы. Она и вправду счастлива здесь рядом с любимым мужчиной. Тихая жизнь с теми, кто ей дорог, в сельской местности то, о чем мечтает Хейли Маршалл после всего пережитого.

– Мы могли бы быть счастливы здесь.

– Думаю, тут ты в этом костюме будешь выделяться.

– Я подумываю о джинсовых шортах и сандалях.

– Я хочу построить с тобой жизнь, Элайджа. С Хоуп. Хочу, чтобы мы были счастливы.

– И мы это сделаем. Вместе. В джинсовых шортах.

Элайджа целует ее в губы, даже пытается улыбнуться, ведь Хейли улыбается так искренне и верит в то, что Элайджа, ее герой защит ее от всех бед и сделает ее счастливой. Верит в то, что ради нее и Хоуп Элайджа пойдет на все.

Хейли Маршалл не знает, что на душе у него осень.

Хейли не знает, что ее герой до утра развлекался в постели с другой.

Хейли не знает, что Элайджа и нее.

Элайджа ее до дна, но не ее.

Хейли не знает, что он с другой и именно сейчас все ему напоминает о стерве Кетрин Пирс, даже разговор о джинсовых рубашках.

Этого героя никто не спасет.

Хейли не знает, что на дне то она, а не Кетрин Пирс.

Хейли не знает, что проиграда стерве Пирс.

Хейли не знает, что Элайджа Майклсон никогда не убьет в себе Кетрин Пирс.

Никогда не убьет ее в себе. Просто не решиться вырвать ей сердце или никогда не возвращаться в комнату с черной дверью.

Просто Кетрин Пирс победила и убила его…

Убила, если он не смог убить ее в себе, ведь побеждает тот, кто убивает первым. Кетрин убила первой.

Вот и все…

Элайджа знает это и сам, только и Хейли он оставить не может, ведь дал слова быть ее защитой навечно.

Элайджа Майклсон горит в огне.

И что им осталось?

Убить друг друга и все…

Вот и все…

Не отпускает…

И это называют любовью?

========== Глава 78. Может смерть послужит только началом? ==========

“Ты моя тайна, я никому не скажу про тебя”.

–1988.

*** Новый Орлеан. ***

Не может Марсель Жерард не прийти домой.

Не мог просто оставить город и ее.

Он всегда возвращается домой и это ведь так прекрасно, если желаешь возвращаться домой, а София все для этого делала.

Сегодня София просыпается в одиночестве, потягивается в постели, тянется за длинным черным шелковым халатом.

Его нет.

Сперва София думает, что Марсель ушел рано, но вода в душе не шумит, не слышаться грохот посуды на кухне и София чувствует некую пустоту.

Одиночество.

Она нашла в Марселе опору и поддержку, но сейчас проснулась в пустой постели и его нет здесь.

Она не оставит это так.

Она все узнает, всю правду.

Сегодня София Воронова настроена решительно и даже не допивает экспрессо.

Сегодня София Воронова ставит черную чашку демитассе, на блюдце, возможно, громче обычного.

Сегодня София Воронова настроена решительно и живьем ее не возьмут.

Не зря ведь Доминик считает, что ее чувства к Марселю могут стать проблемой.

Но легко ли бороться с чувствами. Легко ли ей предать Марселя во имя отомщения Майклсоном, хотя София и так уже сделала это.

Неравный бой?

Бой между сердцем и разумом.

Она, кажется, понимает, доходит, хоть и медленно, что она привезалась душой к Марселю.

Может полюбить тело легче, чем душу.

За это время она полюбила и душу Марселя.

Она будет сражаться за Марселя до конца, ведь он тоже сделал многое для нее.

Она не остановится, пока не вернет Марселя и свои поиски София начинает с визита к Джошуа точно зная, что друга он не оставит.

– Ого. Привет. Жутко. Знаешь, нормальные люди стучат.

– Нормально скучно.

– Ну, как посмотреть. Пришла убить меня?

Вторым шагом становится оружие, ведь у нее есть шипы выросшие на крови Марселя. Соорудить браслет с шипами и успеть собраться на вечеринку, которую устраивают Майклсоны, вот только почетный гость заточен в подземелье.

Она уже настолько сломалась, что не знает что будет дальше.

София не может проиграть эту битву.

Она потеряла покой и даже кружась в танце с Клаусом она испытывает только ненависть.

– Может мне просто следует убить тебя?

– Попытайся.

Пусть попытается убить ведь хуже, если она выйдет из себя. Хуже может стать ему. Она поборола свой страх и даже натягивает улыбку, когда он опускает ее в танце.

Пусть попытается, ведь София и так сломлена.

Сломлена, но должна сражаться до конца и вернуть Марселя. Вернуть того к которому испытывает самые теплые чувства. Марсель тот, за кого она сражается.

Клаусу нужно что-то понять. Понять, что ему бояться не только шипов на ее руке, но и ее лично. Бояться ее личной мести.

Бояться и услышать ее историю, даже если он и сам знал все это.

Пришло время услышать правду.

Она скажет всю правду.

Ее ведь уже и так ничего не спасет.

Сколько трудностей она преодолела.

Поддержку она ни в ком не чувствовала.

Теперь и Клаус узнает о ее внутреннем состоянии.

Теперь Клаус знает, как ей сложно слышать его дыхание за ее спиной.

– Пятьсот лет назад. Русская деревня Калач. Погожий летний день, большая счастливая семья, свадьба под открытым небом. Не припоминаешь? Я отошла принести еще медовухи, вернувшись я увидела, как ты пьешь кровь моей сестры. Все на празднике, вся моя семья мертвы.

Ему не жаль, а боль – все, что Клаус Майклсон может видеть в ее глазах.

Может ее ошибок в том, что она отдала оружие и неотомстила Клаусу Майклсону сразу.

Ведь вправду могла просто уколоть ее шипом и смотреть как он умирает. Могла, но не сделала этого т вернулась в суровую реальность.

– Мне, конечно, ужасно жаль. И всё же, я рад, что забрал всё твоё оружие, учитывая то, как ты зациклена на мести и всё такое.

– Осторожней, Клаус, не будь так самонадеян. Я ненавижу тебя гораздо дольше, чем знаю Марселя.

***

Что уж точно не следовало делать Элайджи Майклсону, так это возвращаться и открывать эту черную дверь.

Все говорят: ненавидеть проще.

Вот и она ненавидит его. Пытается ненавидеть его, но не может.

Вот и Элайджа не может возненавидеть ее, даже если из-за нее будет гореть в Аду.

Одни говорят: стоит только выпустить пар, раскрыть свои чувства, и все пройдет. Исчезнет, как исчезает утренний туман. И ничего тогда больше не будет. Не будет как прежде.

Не будет потому что у Элайджи все хорошо или просто Хейли Маршалл не волнует, что она чувствует или не может понять, что он чувствует. За столько лет когда это Хейли спрашивала о его состоянии? Хейли думала только о своем счастье и счастье дочери.

Кетрин Пирс не психолог, нет, просто где-то прочитала или внимательно смотрит в его глаза и умеет читать по глазам. Кетрин ведь важно, чтобы и ее слова услышали. Элайджа должен ее услышать. Элайджа ей беспрекословно верит, всегда верил, ведь с ней же он желал провести вечность. Ее ведь Элайджа добивался, а сейчас потерял.

У нее карие глаза невероятно спокойные, будто совсем надежные, что ли, убаюкивающие.

Неужели не ненавидит его после всего происходящего?

Солнечный свет падает на ее оголенную оливковую кожу. Она встретила его не просто в кружевном белье малахитового цвета, но поверх наброшен прозрачен длинный халат.

Может ему нужно ощутить легкое покалывание тепла на своей прохладной коже.

– Элайджа, послушаешь, какие пошлости я придумала сегодня? Может желаешь, чтобы я станцевала гоу-гоу для тебя? Помню было время, когда я танцевала гоу-гоу для буржуазии. Я же здесь, чтобы ублажать тебя…

Майклсон чуть щурится от лучей и делает несколько шагов в ее сторону, а Пирс садиться на постель и ухмыляется в своей привычной манере. Она разбила мягкую тишину раннего утра между ними, своим смехом. Ведь она в буквальном смысле разрушает его изнутри, пока Элайджа в дурманом потянутом сознании. Кетрин знает его тайны, видела скрытые воспоминания за белыми дверями и принимает это как что-то само собой разумеющееся. Еще она смогла принять его темную сторону, ведь это и не так уж просто. Элайджа понимает, что Кетрин стала невольным свидетелем всего. Может нужно скрыть ото всех. Иначе что? Ее слезы и мольбы прекратить все это. Может Элайджа подавляет ее изнутри. Хотя она и так мертва, что ей нет места ни на Земле ни в Аду. Значит, она вынуждена быть здесь. Вынуждена сказать « прощай» все родное – кожаная куртка на ее плечах, черные обтягивающие брюки, туфли за которыми она ездила в саму Францию, платья известных брендов, украшений, любовников. Больше всего этого не будет.

Остались толь его руки на ее талии, будто скрывающие от всего мира. Вселенная чертовски неправильная в своих взглядах. Потому что три из них запутались в треугольнике больном, неестественном, а четвертый медленно сходит с ума, не зная, как выпустить клокочущий внутри гнев.

– Прекрати сейчас же, Катерина… Не желаю слышать подобное…

– Почему? Ты себя так ведешь себя и возвращаешься сюда только, чтобы утолить голод демона. Утолить голод похотью. Я права…

Права…

Кетрин знает, что сейчас лишь, что теперь все слишком запутанно, и им не по пути, с драмами в голове, себя сам Элайджа не спасет. Ну, а кто поможет? Остается лишь уповать вот на что – стерву Пирс.

Хоуп грозит опасность и я должен уничтожить Пустоту. Я должен сделать хоть что-то…

Даже, если нужно будет принести себя в жертву. Я должен принять смерть…

Элайджа пропитан весь – от головы и до пят – любовью и ненавистью к этой женщине.

Может лучше бы им вообще было не встречаться или чтобы река времени унесла ее далеко-далеко от него.

Я скорее поверю в то, что Хейли принесет тебе погибель, Элайджа… Ты вечный рыцарь в сияющих доспехах… Нужно же соответствовать Хейли… Теперь я понимаю, почему ты не можешь оставить ее. Твое якобы «благородство». Но меня ты ведь оставил, а ей еще далеко до меня… После всего этого времени я поняла, что ты перестал быть самим собой, после встречи с Хейли и всего случившегося… Знаешь, она сыграла куда более значимую роль, чем я отвела ей во всей этой истории. Я ведь подослала ее к Клаусу… Можешь ненавидеть меня, но тогда мысли были приблизительно такие: Сейшелы, Элайджа рядом, загорать и спокойная жизнь.

Ловит каждое слово ее пухлых губ, смотрит в глаза цвета виски и пьянеет и верит-верит-верит, что теперь – что это чувства на двоих все тоже и теперь навсегда, не иначе. Элайджи хочется верить, что все осталось как прежде, хочется надеяться, никто ведь не запрещает верить в вечность и любовь, что из них двоих хоть один сможет вытащить другого из омута и вновь дышать в унисон и что ее улыбки все-все настоящие, не вымученные, не фальшивые. Сейчас и улыбки – ведь самое честное, что было у них.

Я себя собой не чувствую. Мне кажется, что я продал свою душу, когда убил Марселя.

А я когда засунула свою голову в петлю. Может стоит начать с прошения Марселя? Себя ведь ты не простишь. Я знаю… Ты обещал собрать меня по кускам, но сперва тебе нужно собрать себя…

Элайджа улыбается устало. Не потому, что проблемы душат, накрывая с головой, не потому, что смотреть на нее такую измученную и усталую попросту больно. Она окутала себя ложью, и ей видится путь только один: умереть, наверное, проще всего. Она умирала столько раз, что стать ничем, раствориться в темноте, выдумать сон, чтобы никого не было в этой темноте.

Застыла.

Следит взглядом за пальцами, которые сжали его ладонь и Элайджа не желает что-то менять. Это мерзко и неправильно, да. Но это его, выбор. Мир простит ему одну ошибку? А может она помогает ему держаться и он просто не желает ее отпускать?

Застыл.

Ее гнев охватывает каждую секунду, когда она смотрит на него – отпускать не хочет. Гнев этот тлеет подспудно в самом его сознании, наружу не вырывается, истребляя внутренности самостоятельно, без подсказок. Кетрин Пирс не верит в счастливые финалы, поэтому ей легче повеситься, провести холодным лезвием по запястью и перерезать вену. Отправиться туда, где хорошо и возможно, там ее ждет Надя и семья. Ей уже кажется: если бы действительно хотела умереть, застыть в вечности, то сделала бы это, не ожидая, пока ее спасут.

Вакуум.

Держаться.

Ему смешно и больно от одной мысли: Он ведь не знает, что заставляет его возвращаться к ней. Может это и вправду настоящие чувства? Может это и есть те самые настоящие чувства из-за которых он не отпускает ее. Может это его слепое желание и страсть? Что его останавливает? Чего он боялся? Он ведь скрывал свои отношения с ней, только все знали о его чувствах и желаниях и может проще было бы официально все признать. Кто им управляет и ставит то запятые, то точки. Катерина наверняка, была слишком зла на него. Будто мир умер, все обратилось в прах.

Постоянная борьба.

Может, было бы проще предать. Предательство всегда лучший выход: никаких сожалений и драмы.Предать нелегко, но Кетрин Пирс всегда предавала, но может она бескорыстно любит Элайджу Майклсона? Или играет с ним до конца?

А может игра ему по душе?

А потом – пустота гложущая, всеобъемлющая, затрагивающая самые темные уголки сожженного больной, черной любовью сердца.

Разделять удовольствия и реальность происходящего.

Разделять разум и сердце.

Кетрин устала верить в глупые сказки, потому что таким, как она не заслуживают счастливого финала. Сжимает сухие губы в тонкую линию и впервые позволяет тлеющему пламени завладеть ее разумом. Протягивая руку, обхватывает тонкие пальцы, стискивая почти до хруста. На лице не дергается ни одна морщинка.

Она кладет голову ему на колени. Опускает медленно, тяжело дыша, а в этот момент Элайджа убирает локон ее волос, а та, ладонями, касается его лица. Она смотрит ему в глаза, пытаясь отыскать в темных просторах знакомого, благородного, любимого Элайджу, но встречает лишь силу, справиться с которой не может. Видит зверя. Любила ведь его больше остальных мужчин, а может и любит.Он шепчет тихо-тихо, почти беззвучно, но она будто читает по губам:

– Может таким монстрам, лучший выход – смерть? Если я умру во имя семьи, то обрету покой здесь, с тобой… Так будет справедливо, Катерина…

Элайджа больше не боится умереть. Элайджа боится лишь быть чудовищем.

Какие гарантии? Сколько чувств она испытывает, когда он говорит о смерти. Она ненавидит и бьёт по лицу, что тот вздрагивает от неожиданности. Не каждый на Земле позволит себе так вести с ним, а она ударила. Ударила, потому что стало страшно, не по себе от его слов.

Элайджа поставил ее перед фактом, что сделает все во блага семьи и племянницы.

Ему трудно скрываться от лихорадочного взгляда Пирс, да и как она может быть спокойна?

Пески одиночества затягивают в пустоту – туда, откуда невозможно выбраться. Элайджа вывел ее оттуда, схватил за руку и вытащил из этих песков. Она много столетий боролась с болью прошлого, закапывая её под разбухшей землёй оправданий и поступков во имя своего спасения. Его слова стали поперёк горла стальной иглой. Одно неловкое движение – и ты стечёшь кровью. Она готова пойти на все, потому отчаянно верила в то, что Элайджа – ключ к спасению, ее счастье, ее любовь. Усомниться в этом было подобно кошмарному сну. Но любой сон может стать явью, даже самый страшный.

Страшный сон, если он умрет.

– Я помню, как в Италии ты стал перед мной на колено и сделал мне предложение, – голос брюнетки звенит, крошится его изнутри. – Тогда я была самой счастливой женщиной в мире. Правда, я сперва позволила гордости взять верх надо мной, ведь Кетрин Пирс поставила на колени не просто очередного, ничего не значащего любовника, а Элайджу Майклсону. В душе я ликовала и ненавидела себя одновременно, потому что именно ты вел себя со мной так, как не вел ни один мужчина, ты стал моей слабостью и величайшем счастьем. Ты вел меня в этом мире… Любовь к тебе вела меня…

– Но я снова готов спасать тебя, несмотря на все, что ты сделала, – Майклсон осторожно берёт ее за руку и с опаской заглядывает в глаза. – Как тогда, когда ты была рядом и мы счастливы, так и сейчас сможем вернуть утраченное, починить сломанные чувства. Мне нужна ты: на Земле или в Аду.

Кетрин не хочет отталкивать его, потому что дышать и так тяжело. Будто грудную клетку распаривают. Будто сердце выворачивают наизнанку, вытряхивая остатки любви, лоскутки засохшей обиды и боли. Она дрожит всем телом и неотрывно смотрит на руки сжимающие ее холодные ладони. Она ведь навечно замерзла. Так тепло и уютно, потому что его ладони согревают ее такую холодную и застывшую. Любовь – согревает, оберегает, успокаивает. Так и должно быть. Страху здесь нет места.

– Ты столько раз спасал мне жизнь, Элайджа, я ведь знаю, что в девятнадцатом веке ты помог мне бежать из Мистик Фоллс и это было не только тогда, что у меня просто нет никакого права так с тобой обращаться, причинять боль, обманывать, – Пирс извиняется или пытается извиниться.

Только в этот раз всё по-другому. Без напускной серьёзности в голосе. Без тлеющей обиды в глазах. С обнажённым кровоточащим сердцем и трясущимися руками. Ведь на самом деле Кетрин абсолютно не умеет контролировать волнение. Только не рядом с Элайджей, с которым она была настоящей. Видимо настоящей ее знал только он. Когда вся жизнь буквально повисла на волоске. Да, спасти ее мог только он.

– Я получил твое письмо с запятой, после слова « Дорогой» и не мог не помочь. Я сейчам сжимаю твою руку и вижу твою искреннюю улыбку, мне хочется верить в то, что мы со всем справимся и будем счастливы, – может он мужчина и не должен плакать, но сейчас он не стесняется своих слёз. Он не боится показаться слабым. Он боится выставить себя грязным, жалким. Он плачет потому она нужна ему, но она мертва, обратилась в горстку пепла. Он плачет по утраченную и не прожитому. Но он не такой и никогда таким не был.

Как он сможет теперь спать спокойно?

– Я не смогу без тебя, – она касается его щеки, стирая горячие слёзы, и проводит пальцем по губам. Чувствует, что не имеет права касаться, не может находиться так близко, а вообще оба не заслуживают прощения. Но жутко хочет поцеловать, касаться ее губ. Вдохнуть его запах. Почувствовать хоть миллиметр нежности, затерявшийся под фарфоровой маской равнодушия Пирс.

– Ты спросила меня о моих страхах, – и Элайджа говорит правду, знает, что никогда не выберется, не спасётся. – Так вот, Катерина, я всегда знал ответ на этот вопрос.

– И чего же ты боится сам Элайджа Майклсон? – интересуется она.

– Боюсь потерять тебя, – прямо в губы выдыхает ей Элайджа. Поэтому ты все еще здесь… Спрятана там где свет и хорошо – в глубине моего разума.

Ему нужна она: на Земле, в Аду, в душе, в глубине разума.

Ему нужно, чтобы именно она вела его здесь и в реальности.

Ему нужно свыкнуться со всем в реальности и начать с чего-то. Начать бороться и возвращать себя прежнего. Начать собирать себя по кускам. Начать, ведь он и так все делает для семьи и будет делать все. Сейчас им грозит опасность. Он ведь обещал ей, что соберёт себя по кускам, как и ее. Сестра занята Киллин и спасением семьи. Клаус заботится о Хоуп, как и Хейли. Чего ему стоит сражаться за семью? Он ведь всегда сражался за семью и сейчас взял на себя обязанности главы семьи. Должен же кто-то убивать, проливать кровь и делать все, чтобы победить очередного врага.