Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 59 страниц)

– Кто ты к чёрту такой?

Хейли слишком устала, но слишком прекрасна даже в таком состоянии. Может опалить. Открывает свои глаза и смотрит на странного, сдержанного мужчину в костюме. Почему он так смотрит на нее? Что он здесь сделает? Он пришел за ней? Спасти? Убить?

У Хейли измученный вид и лицо: « Чувак я конечно всё понимаю ты пришёл меня спасти или убить, но кто ты такой? И вообще зачем ты пришёл я беременный оборотень ты в курсе что у меня перепады настроения, я голодна и желаю сладкого, а не противных овощей с рисом, которые Софи принесла на завтрак. Я устала. Меня держат здесь несколько дней эти чертовы ведьмы, которые думают, что я ношу чудо-ребенка, а я желаю оторвать им головы. И сейчас я зла на весь мир и на себя что переспала с этим ублюдком Клаусом. »

А Элайджа думает только о том, что эта девушка прекрасна и если она носит ребенка его брата, то станет самым важным членом в их семье. Он будет защищать ее, всегда будет рядом.

Никлаус должен знать и Элайджа приведет его сюда. Его должен знать, что судьба послала ему такой дар и этот ребенок станет всем для их семьи. Элайджа здесь, только, чтобы убедить его брата оставить ребенка.

– Вы все сошли с ума, если думаете, что какая-то случайная связь на одну ночь, для меня что-то значит. Ты переспала с кем-то другим, признайся!

– Эй, меня несколько дней держали у какого-то крокодильего болота потому что думают что я вынашиваю какого-то волшебного ребенка. Тебе не кажется чтобы я призналась если бы он был не твой.

– Никлаус, послушай…

Клаусу плевать, но он прислушивается к сердцебиению. Сердцебиению его ребенка и что-то в нем щелкает. Щелчок, но он не слабый. Впустить счастье и ребенка в свою жизнь – значит проявить слабость. Он никогда не был слабым. Ему наплевать.

– Убейте ее и ребенка… Какое мне дело…

Губа вздрогнула, словно он считал. Считал каждый удар. Удар – борьба. Каждый удар делает Клауса Майклсона слабым. Бросает фразу, прежде, чем покинуть склеп. Он оставит это так и ушел, но Элайджа все исправит. Остановит его. В этот раз Элайджа Майклсон не оставит брата и исправит все это. Привык все склеивать и исправлять. Он докажет брату, что истинная сила в семье, любви преданности.

Теперь-то уж точно не отступит. Последует за братом куда угодно, ведь так было на протяжении тысячи лет. Он всегда искал ему искупления и желал счастья, когда Клаус отплачивал только болью.

– Это ловушка, Элайджа.

– Нет, брат. Это дар. Это твой шанс, наш шанс.

– Для чего?

– Чтобы начать всё сначала, вернуть то, что мы потеряли, всё, что у нас отняли. Никлаус, наши собственные родители презирали нас. Наша семья была разрушена. И с тех пор, всё, что ты только хотел, всё, что мы только хотели – это семья.

– Я не позволю собой манипулировать.

– А они манипулируют. И что? С ними эта девушка и ее ребенок…ТВОЙ ребенок – будет жить.

– Я убью их всех до последнего.

– И что потом? Ты вернешься в Мистик Фоллс, чтобы продолжить свою жизнь как тот, кого они ненавидят. Как злого гибрида. Для тебя так важно, чтобы люди дрожали от страха от одного упоминания твоего имени?

– Люди дрожат от страха, потому что у меня есть сила, которая заставляет их бояться. Зачем мне нужен этот ребенок? Он что, даст мне силу и власть?

– Семья – это сила, Никлаус. Любовь, верность – это сила. Это то, о чем мы поклялись 1000 лет назад, перед тем как ты потерял свою человечность, оставив эгоизм и злость. Прежде чем паранойя сделала тебя таким, какой ты сейчас. Я с трудом узнаю в тебе своего брата. Это мы – семья Древних. И мы держимся вместе. Всегда и навеки. Я прошу тебя остаться здесь. Я помогу тебе и я встану на твою сторону, как твой брат. Мы построим здесь дом вместе. Так что, спаси эту девушку, спаси своего ребенка.

–.

Клаус зол и исчезает, а Элайджа остается решив позвонить сестре, пройтись по кварталу. Одна рука в кармане, идет вперед, надеясь, что сестра примит его сторону. Сторону того, что Клаус достоин счастья.

– Он в своем репертуаре. Имея шанс на счастья Клаус бежит в противоположную сторону.

– Так пусть бежит. Этому ребенку, если он его будет без него лучше.

– Ему не будет лучше без ребенка, Ребекка и нам тоже.

– Дорогой, добрый Элайджа наш брат редко приносит нам что-то кроме боли, когда в своей бессмертной жизни ты перестанешь искать искупление?

– Я перестану искать ему искупление, когда пойму что в нем ничего не осталось.

” Стервы тоже плачут так же как и любят, так же как и тоскуют ведь стервы тоже люди.” Step Механик – Стервы Тоже Плачут.

Гудки. Ребекка знала, что этим всем разговор с ее братом и закончится. Нет, Элайджа и вправду сентиментальный дурак, если вновь решил отказаться от счастья ради Клауса. Она же предпочтет жить своей жизнью.

Шорох. Ребекка чувствует чье-то присутствие. Кетрин Пирс как всегда облачена во все черное и как всегда появляется во время.

В этом мире выживает сильнейший, и Кетрин Пирс знает эту суть. Слабая Катерина умерла. Сильная Кетрин Пирс училась быть сильной.

И она училась быть сильной. Никогда не жаловалась на сбитые коленки, пробитую грудную клетку и порванное платье и боль: физическую и моральную. Умела защитить себя и подставлять слабых или промолчать сильнейшему.

Зачем она пришла в этот дом?

Сейчас стоит перед Ребеккой Майклсон.

Она здесь, потому что слабая.

Когда Элайджа, ее любовь, самый близкий человек, чуть не убил ее, пробив грудную или когда прижимал к стене сжимая свою руку на ее горле, она выжила вопреки или благодаря случаю. Кетрин Пирс выживает и понимает, что они ведь вампиры, монстры, и их жизнь наполнена насилием. Старуха с косой не доберется до нее. Кетрин умеет быть сильной.

Кетрин выживает.

Когда родители отказались от нее, не желая жить под одной крышей с той, кто наплевал на честь семьи, она тихо собирала вещи, рыдала и ушла, точнее уехала в ссылку. Уехала в Англию, где должна была стать невестой, у нее должна была начать новая жизеь. У нее теперь нет адреса, нет фамилии, нет дочери, нет семьи, нет никого. Она больше не плакала при матери, потому что сильной нужно быть всегда и ее слез она простр бы не вынесоа. Она оказалась подарком и должна стать жертвой ритуала. Элайджа ведь лично желал подарить брату. Не смог, как только увидел ее лицо и улыбку, внутри, с лево, что-то кольнуло.

Когда пришлось бороться за жизнь она бежала, не сломалась, только пара раненая щека, пронзила острым ножем живот, ведь лучше умереть истекать кровью, чем вернуться к Клаусу, подписала нескольким людям смертный приговор, засунула свою голову в петлю, умерла, обратилась в вампира, но это ведь ерунда. Потому что Кетрин очень сильная и борется до конца.

Когда Элайджа, самый близкий в ее новой жизни человек, возлюбленный, почти семья, сомневается в ней, когда бьет словами недоверия острей и жестче любого кулака, любых когтей, она гордо смотрит в след и бьет в ответ. Стискивает зубы до скрипа, но остается сильной, хоть на зло.

Не на долго.

До тока, как не отдает это мужчине все.

Отдает лекарство и свобрду, потому что любит всем сердцем. Любит, пусть и черной любовью.

Когда Ребекка пытает ее в кафе, она еще находит в себе силы и произносит: « Ты тупая или натуральная блондинка?» и не смиряется, потому что она такая сильная.

Когда Элайджа игнорирует ее звонки стерва продолжает идти вперед, идет до конца, говорит Софи действовать, знает, что Элайджа выберит брата, а не ее, но покупает два билета во францию. Все еще пытается сдержать обещание вечности на двоих. У нее отношения с Элайджей на уровне перестрелки и Кетрин Пирс сдается. Она умеет только воевать. Но прямо сейчас, в эту самую минуту, она безгранично устала быть сильной. Ей так нужно сильное плечо и быть просто Катериной, слабой, желанной, живой, без вопросов и упреков. Быть его Катериной и только его.

Когда он смотрит на нее, молча спрашивая позволения, она не против. Потому что у Элайджи, такая же трещина размером с Марианскую впадину прямо в центре груди. Потому что именно сейчас, в эту самую минуту, они оба чувствуют: им это нужно. Они наконец-то просто два человека без груза ответственности, гор на плечах и камней в сердце.

И когда горячие губы целуют ее, а сильные руки сжимают бедра разбитой Кетрин Пирс, и когда она сама впивается пальцами в сильные плечи, их раны затягиваются.

Они делают друг друга снова сильными, они еще повоюют.

Она будет сражаться за него их счастье, даже если ее не примут в его семью, даже, если останется одинокой в итоге.

У нее нет никого кроме Элайджи Майклсона.

Сейчас его нет рядом, она вновь натягивает маску сильной стервы и не плачет.

Она станет слабой, только когда губы Элайджи коснуться ее.

– Я расскажу тебе все, но ты похожа на ту, что подслушивает и подгоядывает.

– Он передумает. Ты же знаешь Элайджу. Он не остановится, пока не убедит Клауса поступить правильно.

– Я знаю, что ты считаешь себя экспертом в братских отношениях, но ты не знаешь моих братьев даже на половину.

– Ты ошибаешься. Клаус не сможет это так оставить.

– Мы с ним одинаковые. Мы манипулируем, жаждем силы, контролируем, наказываем, но наши действия движимы одним единственным чувством глубоко внутри.

– И чем же?

– Мы одиноки. И мы ненавидим это. Скажи Элайджи, чтобы позвонил мне когда вернется. Я буду ждать его.

Ждать.

Странно, но Пирс ведь говопит правду, смотрит в глаза первородной, словно ищет понимание или чего-то еще и находит, потому что она понимает о чем говорит Пирс, ведь одиночество – пустота, прямой путь в пропасть и Ребекка видела усталось и пустоту в глазах сучки Пирс. Может Пирс права и одиночество убило ее. Уничтожило.

Стучать каблуками за несколько тысеч евро и направляться к выходу из особняка с поднятой головой.

Только вот Ребекка Майклсон смотрит ей вслед и не отпустит. Она что-то увидела в его глазах. Одиночество.

Ребекка Майклсон тоже стерва, только стажа у нее больше, чем у Кетрин Пирс. Маска стервы врослась в ее лицо. Ребекка не собирается отпускать ее, пока не уведет и не узнает, какие у нее планы на Элайджу. Она обязана зашитить брата, если эта шлюха обманывает его или успокоется узнав, что даже у такой, как Кетрин Пирс остались чувства. Элайджа ведь признал свои чувства, а способна ли Кетрин Пирс чувствовать?

– Я с тобой еще не закончила, сучка.

Кетрин успевает только остановиться, убрать руку с железной входной ручки. Ребекка не станет спрашивать и просто ломает Кетрин хребет и тело брюнетки лежит у ее ног. Ребекка Майклсон заткнет любого, если это будет нужно. Ей не нужно спрашивать разиешения и она поступает так, как нужно. Жизнь научила Ребекку Майклсон быть первой. Ей остается только нагнуться, коснуться руками головы Кетрин, чтобы увидеть мягкий белый свет или тьму, что скрывает в голове Кетрин. Увидеть ее настоящую. Увидеть, что-то запретное, но разрешенное для нее. Увидеть правду и после этой правды у нее меняется лицо, руки дрожат. Страшно подумать и принять, но она видела: одиночество, ранимость и любовь.

Ребекка может и глупая, но ей не страшно и она поступила, как считала нужным.

– Теперь еще тащить стерву на второй этаж… Круто… Я могу испортить маникюр…

Майклсон вздыхает, но она гордая, берет Пирс за руку и просто тащет за собой, поднимается вверх, в комнату своего старшего брата.

Теперь все ясно.

Ребекка просто показала свой характер.

Ей нужно выпить, чтобы понять увиденое.

Ей нужно унять дрожь в руках и отправить брату сообщения. Сделать так, чтобы Элайджа позвонил Кетрин. Сделать хоть что-то. Кетрин пусть и стерва, но любит, а Ребекка чтит это чувства.

« Элайджа, я видела кое-что и эта женщина любит тебя, ждет твоего возвращения и ты ей нужен. Я даже готова смириться с тем, что ты обрел свое счастье в лице этой стервы. Возвращайся домой и выбери любовь. Ребекка.»

« Я вернусь сегодня возвращаюсь в Мистик Фоллс.»

Кетрин открывает глаза только утром, жадно глотает воздух, пытается поднять голову и вспомнить, что произошло. Ах, ее убила Ребекка Майклсон, чтобы проникнуть к ней в голову. Она упала к ее ногам и вообще могла умереть увидеть Ребекка, все, что она планировала против Клауса. Но Ребекка сейчас стоит рядом с постелью, протягивает ей бокал наполненный бурбоном. Кетрин смотрит в глаза, тянет руку, чтобы взять бокал.

– Похоже, сломанные кости это особое гостеприимство Майклсонов. Ну ты и стерва… Это было больно.

– Оу спасибо, ты и вправду ослабела и растеряла хватку. А стерва то, плачет, любит и переживает. Теперь я поняла зачем тебе нужно была лекарство. Могла бы просто попросить.

– Ты бы не отдала. Мы похожи, Ребекка.

– Тогда ты останешься и будешь сражаться за любовь. Останешься в этом доме, в комнате моего брата.

– Не будь глупой, Ребекка. Элайджа не выберет меня.

– Он любит тебя, у тебя есть чувства к нему. Огонь. Я прежде никогда не видела своего брата таким счастливым. Ты остановилась, когда умер Кол, сдержала в нем монстра. Он спас тебя, нес на руках. Ты сжимал его окровавленную ладонь в своей. Ты рядом с ним позволила себе чувствовать. Он открылся. Это любовь.

– Полюбить было ошибкой.

– Главное, быть счастливыми. Элайджа сегодня возвращается. Важно, что вы чувствуете.

– Не важно, Ребекка, если речь идет о счастье Клауса.

– Прекрати так говорить. Ты же не вздумаешь уйти? Ты же чувствуешь. Почему просто нельзя быть счастливыми.

– Потому что мы не можем… Нет.

– Тогда у вас еще есть шанс. Сядьте и поговорите. Ты понимаешь, что просто так Элайджа не пускает любовь в свою жизнь. Тебя пустил. С тобой он настоящий, а главное живой.

– Я думала об этом приведу себя в порядок и соберу вещи Элайджи.

Она осушает бокал бурбона. Все еще слаба, но она должна быть сильной, встать сильной, поставить бокал на паркет, стать поближе к Ребекки, взять ее руки в свои, посмотреть в глаза и набраться смелости попросить. Попросить о том, что реально важно для нее.

– Ребекка, пообещай, что когда Элайджа оставит меня ты проследишь за тем, чтобы он жил и был счастлив. Не смей напоминать ему обо мне, о любви, потому что вспоминать еще больнее. Ты даже не представляешь в каком душевном состоянии я нашла его. Ему было больно и мы вправду были « полезны» друг другу. Пообещай мне, что будешь рядом с ним, как сестра.

– Элайджа всегда искал искупление для Ника, но принял решение с лекарством в мою пользу, если бы не этот чертов ведьмак Сайлас.

– Потеря лекарство не так уж и важна. У нас обоих не было шансов. Сальваторе все равно сделают все ради Елены.

– И ты права. Я пойду приму ванну и тебе придется прождать или ты можешь пойти в ванну Ника или приготовить нам кофе. Я предпочитаю со сливками.

– Пожалуй я откажусь от ванны твоего брата и приготовлю кофе. Думаю, мы подружимся.

Кетрин подмигивает выходящей из комнаты Ребекки. Они ведь и правду похожи. Две стервы, которые получают и берут то, что желают. Они могли бы подружиться и неплохо ладить в одной семье.

Их любовь и вправду черная.

Черный стал особым для них.

Теперь она достает черный пластиковый чемодан на колесиках и собрать его: аккуратно сложить его рубашки, пиджаки. Она должна собрать его вещи, как бы больно не было терять. Ей страшно его терять. Она больше не может так безупречно лгать. Страшно и больно. Страшно то, что они не встретят утро в одной постели, он не будет держать ее руку в своей, их взгляды не встретятся.

Так проще…

Она не умеет любить, но Элайджу Майклсона полюбила. Полюбила особой черной любовью.

Она там, где мрак, но и он рядом. Она отдала все, но все мечтает о вечности вместе с ним, а на лице проскальзывает грустная улыбка, ведь на комоде только один билет.

Если это хороший знак?

Она ведь отдала ему душу, свое черное сердце и впустила в свой мир, который был расколот на осколки, а он ведь должен собрать ее мир из осколков, держать ее руку, встречать с ней рассветы и провожать закаты, оставлять на ее губах поцелуи, из-за который она будет чувствовать слабость и дрожь в коленях.

Так проще…

А что если он скажет: « Прощай.»

Что если он даже больше не потревожит ее сон?

Что если она больше никогда не увидит его и это только ее вина. Она сама разрушила свое счастья или просто не может быть счастливой.

Один день без него за тысячу. Ей важен только он. Всегда будет важен, даже, если оставит, уедет, а все его слова о вечности окажутся пустыми, даже если будет с другой женщиной, которую полюбит. Ей важно, чтобы он был счастлив, даже вдали от нее и нашел искупление для своего брата и объединил семью. Только тогда он будет счастлив, не обременён клятвой и спасением души Клауса. Тогда он будет спокоен, свободен и счастлив. Тогда она и будет счастлива. Тогда он вернется к ней.

Сейчас на душе тоска и слезы на щеках.

Она останется ни с чем. Зачем она поверила в любовь? Зачем она все разрушила, если не желала его терять и не знает, как жить без него.

Страшный ветер унесет ее счастье, сердце будет рваться на части, все болеть и она будет искать его повсюду.

Ветер унесет ее счастье. Хлопок входной двери и любовь застрявшая спицей в груди.

У их любви только один цвет – черный.

========== Глава 58. Черная любовь. Часть II. ==========

Ночные ветра злые унесли мое счастье.

И все во мне болит, и сердце рвется на части.

Ищу тебя повсюду, до конца с тобой буду!

Прошу – не уходи, мы одной с тобой масти!

Мы одной с тобой масти!

Я не хочу тебя терять и я не знаю,

Что сказать, как вернуть тебя опять.

Боль тонкой спицей из груди.

Я прошу, не уходи, погоди!

Loboda – Одной масти.

*** Мистик Фоллс. 2013 год. ***

Проснуться с дырой в сердце, тупой болью и тоской.

Боль поглощает все тело.

Прошли сутки.

Она помнит, как улыбалась услышав шаги, узнав его шаги. Элайджа вернулась и она улыбнулась веря в то, что он принял мудрое решение.

Она знает, что он сделает все ради брата, а значит оставит ее.

Спустится с лестницы, бросится к нему в объятья.

Но сперва нужно подождать.

Теперь они могут быть вместе или расстаться навсегда.

Неизбежное.

Время придет, а пока Элайджи нужно убедить сестру помочь ей, последовать за ним, учитывая обстоятельства. Он тысячу лет предан брату и ничего не может поделать с этим.

Майклсоны упрямы до самого конца.

Но святы ведь две вещи: семья и любовь.

Замер в дверном проеме пытаясь напомнить сестре святость клятвы.

– И все, я должна собрать вещи, уехать навсегда и забыть свою жизнь здесь. Поиски лекарство.

– Лекарство было пустой затеей. Чтобы ты получила приняв его? Школьные выпускные?

– Я хотела стать человеком. Хотела детей и семью.

– И я стою перед тобой и предлагаю: и то и другое.

– А если я решу отказаться? Кленок в сердце и опять в гроб?

– Я все сказал. Ты нужна нашей семья и твой выбор будет только твоим выбором.

– Я ничего ему не должна. Я не желают ему ни радости, ни любви. Я останусь здесь и буду жить так, как захочу и если ты умен, предлагаю сделать тоже самое.

Ребекка только хлопает дверью, ведь привыкла уходить на своих правах, а сейчас ее счастье разрушено. Сейчас ей наплевать.

– Она права…

Он слышит ее голос, оборачивается и видит ее. Она здесь, ради него и давно уже определилась. Она готова на все ради того, чтобы остаться с ним, чтобы он простил ее и у них была вечность. Одна вечность на двоих.

Она надела черный пиджак, брюки и майку лазурного цвета. Сегодня она и вправду желала разбавить привычную тьму.

– Будь умнее, Элайджа. Клаус совсем обезумел, не говоря уже, что совершенно неисправим. Пусть живёт своей новой жизнью, а мы с тобой заживём своей.

Сегодня она скажет и попросит остаться с ней, подойдет к нему, охватит руками его плечи, крепко будет держаться за черную, плотную ткань пиджака. Она будет смотреть в глаза, говорить только правду. Правду, что что любит. Правду, что поранилась ним.

– Я потеряла столько лет жизни из-за Клауса. Как и ты. Пришло наше время. Элайджа, прошу.

Она говорит правду, но в своей бессмертной жизни он не перестанет искать искупление своего брата. Лишь бы спасти Клауса и сейчас не упустить момент. Частично он слушал ее и принимал все, что она говорит. Принимал правду, но опускает взгляд. Решение принято. Он ждал ее, искал столько столетий, но отпускает, уходит. Что он делает? Спасает ее от своего брата, потому что ее смерти он не вынесет. Она появилась во время, спасла его, разожгла огонь его так манит будущее с ней. Но нельзя. Клаус обещал убить ее и сделать так, чтобы они познали только печаль. Пусть он уйдет, а она будет счастлива. Элайджа запомнит свою Катерину, сохранит в глубине души и сердце. Он запомнит ее, взгляд полный любви и нежности. Вдохнуть ее запах и в последний раз коснуться ее мягких волос. Прикоснуться к ее нежной оливковой кожи, а она на секунду касается обнаженной полоски кожи, его запястья, желает царапать вены, только бы не отпускал. Ее ладонь скользит по белой ткани рубашки и черной пиджака.

Губы его нашли ее губы. Он бы поцеловал ее в губы. Передал в этом поцелуи всю любовь и то, что чувствует к ней. Но это ведь не поцелуй прощания. На прощание целуют в лоб.Он смотрел на ее губы и так желает коснуться их, но нельзя. Теперь нельзя, потому что Элайджа Майклсон выбрал счастье брата. Он видел собранный чемодан, который уже отнесли в машину, потому что ему нужно возвращаться в Новый Орлеан. Казалось, что все в нем разорвалось на мелкие части, а сердце рвется из груди. Это все только его вина. Вина, что она не знает, как жить без него и жить. Вина, что он выбрал не любовь. Вина ее в том, что она разрешила все и теперь он уходит. Казалось, жизнь остановилась и этот миг сладостного блаженства будет длиться до конца дней. Миг, когда он оставляет на ее лбу, невесомый, наполненный нежностью поцелуй. Поцелуй от которого ей тепло, млеет и прикрывает глаза. Без него будет холодно. Без нее он будет существовать. Если бы она видела боль в его глазах и слезы. Слезы, которых уже не осталось. Отпустить и сделать шаг от нее. Сделать шаг в сторону от любви.

– Катерина. Прощай.

Допил до дна. Пьяна и это его только его вина. Пьяна не от вина, а от его. Пьяна от прощания, ядовитой, черной любви.

Ветер.

Хлопок двери.

Она ищет его по всюду, но он ушел, захлопнул за собой дверь.

Ушел.

Его нет.

Только холодный ветер.

Страшный злой ветер унес ее счастье.

Он ушел, отпустил, а она не знает, как жить дальше, ведь желала быть с ним до конца и просила не уходить.

Любовь – спица в груди.

Он ушел, допил ее до дна и теперь внутри все ее болит, рвется на мелкие части.

Все тело болит, потому что протрезветь и разлюбить так быстро нельзя.

Страшный злой ветер унес ее счастье.

Ветер унес его, всю любовь счастье.

Они одной масти – черной.

Чёрная кожанка, алая помада и одно разбитое сердце – Кетрин Пирс.

Чёрный пиджак, майка цвета лазури, бледный блеск с карамельным вкусом и ее разбитое сердце – Катерина Петрова.

– Ты что,? – с насмешкой интересуется Ребекка, в который раз наблюдая за сидящей у камина Кетрин взгляд которой уставлен на тлеющую бумажку, а точнее билет. Теперь ей это не нужно.

Все еще любит, только в конце тоннеля нет света. Где он? Его объятья и поцелуи?

Любит ли он ее?

Она не знает, а слышавшая их разговор Ребекка, которая

Зачем ей мир, если его нет рядом.

Зачем, Кетрин Пирс пустила любовь в свое сердце?

Зачем Элайджа Майклсон поверил в любовь?

Уже вошло в привычку, носить черную кожанку и с ярко накрашенными губами – такая «плохая девочка», как принято таких называть.

Не может же пятисотлетняя вампирша, которая всегда идет по головам быть хорошей.

Он больше не поговорит с ней по душам, ее обнаженная душа больше никому не нужна, не интересна, а он ведь освободил ее. Она запомнит этот затухающей огонь.

Ей нужен этот огонь.

Ей нужен Элайджа Майклсон.

Это вопрос нереальной любви.

Это вопрос сложной любви.

Это вопрос черной любви.

Это вопрос мести и разлуки.

Это вопрос опьяняющей любви.

Это вопрос обреченной любви.

Кетрин Пирс ведь знала, что он уйдет. Найдет ее, испепелит, осушит и уйдет.

Так почему она позволила этой любви вскипеть в ней?

Пусть любовь покинет ее, остановит безумие.

Эта часть ее жизнь прожита. Прожита ради его, только не пройдет. Она умоляла его остаться, ведь какое пламя

она будет раздувать, если он ушел?

Скорее устроит взрыв и сожжет этот город.

Все пройдет?

Ей нужен огонь, чтобы все обратить в пепел. Обратить в пепел все чувства и сжечь свое сердце.

Словно Кетрин Пирс босыми ногами ступает по раскалённым углям, обжигает кожу, только ей все равно. Ей плевать на невыносимо жгучую боль и обугленную кожу ног, поднимающей густой серый дым.

Она старалась для него.

Она существовала для него и этой любви.

Существовала Катериной.

Она хочет вглядываться в его глаза, ведь только так она сможет довериться и передать огонь. Для Элайджи Майклсона она не прятала взгляд. Для Элайджи Майклсона она была настоящей. Для Элайджи Майклсона у нее есть немного огня, а ей самой нужно то же самое – пламя и спасения.

Была предана ему, а в итоге оказалась преданной им.

Не смогла уберечь и теперь тау сложно коснуться губами его губ.

Их вкус не такой, как у других мужчин, что были у нее. Он куда глубже. Он мог быть ее возлюбленным, быть до с ней конца вечности, сгорать с ней в этом огне, но только опалил ее до того, как всё исчезло.

Ей нужен огонь.

Ей нужен он.

На ее пути, Кетрин Пирс нужно пламя,

Немного огня для того, чтобы все уничтожить.

Зачем она открыла глаза большей, простой любви?

Чья-то драма, обратилась в ее личную драму любви.

Он ведь рассказал ей о и показал любовь, от которой ее бросило в дрожь.

Она зависима от этого мужчины.

Пролила слёзы, сошла с ума, желала быть только с ним, а так и должно быть.

Если Кетрин Пирс и лгала, то ее поцелуи не лгут, огонь в ее глазах невозможно потушить.

Фитиль зажжён, ее затянуло.

Всегда ходишь по раскалённым углям ради него.

Сгорать ради него.

Кетрин Пирс готова.

Что творится внутри, когда он ушел, оставил на его лбу не весомый поцелуй и кажется не волновался за их последний поцелуй?

Он мог длиться долго, до конца.

Конец.

Проклятье.

Все разрушено.

Все в огне.

Он оставил ее и сейчас на пути в Новый Орлеан, оборачивает голову смотря на черный пластиковый чемодан лежащий на заднем сиденье. Она собрала этот чемодан, желала уехать вместе с ним и жить их жизнью. Жизнью для двоих. Их жизнью.

Проклятье.

Черная любовь.

Испепеляющая любовь и боль.

Ему нужен был огонь, который отражался в ее глазах. Огонь, который он же и потушил.

Ребекка останавливается прямо напротив Пирс, взмахивает густыми светлыми волосами, попутно собирая их в высокий хвост, и ждет что она что-то скажет.

Казалось, какое бы ей дело до шлюхи брата, но она разрешила Кетрин остаться, ведь

Элайджа не был не пустым местом в ее сердце. Понимает, что сердце сучки пусто. Кладет свою руку на ее плечо, но похоже Кетрин Пирс наплевать.

Какая вечная любовь может быть у вампиров?

«Впрочем, это не так и странно», – зачем-то успокаивает себя Майклсон, зная, что на место

Кетрин легко может поставить себя, да и была в ситуации, когда Клаус убивал тех, кто ей дорог.

Огонь вспыхнет в груди, но не согреет.

Сердце оставил пустым это пожар страсти.

Пепел.

Серый пепел, которым она готова давиться.

– Эй, – блондинка щелкает пальцами перед глазами Пирс. – Что, уже и меня перестала замечать?

– Что? – возмущается Кетрин и резко отворачивается к камину, – Мы никогда не будем вместе. Он не предаст семью.

– Я думала, что ты водила за нос моих братьев, очередная шлюха, которая готова встать между Клаусом и Элайджей, рассорить их, да еще и копия Татии, и поэтому ненавидела тебя, а оказалось, – вздыхает Майклсон.

– Я никогда не была с Клаусом, боялась его, – медленно, на выдохе. – Я определилась сразу, только боялась признать, а когда признала и позволила себе чувствовать, то все обратилось против меня. Элайджа выбрал не меня.

– Я понимаю, что твое сердце разбито, – говорит Ребекка.

– Попросишь меня уйти? – догадывается та. – Я сама уйду.

– Не торопись, просто ты уже весь вечер сидишь у камина, смотришь на пламя и это пугает, – продолжает та.

– А было бы лучше, если бы я напилась и над этим городом пролились ливни крови? – наклоняет голову. – В прошлый раз…

– Я видела. Ты напилась, лежала на лестнице в одном кружевном белье, кстати запиши мне названия этой марки, – пытается улыбнуться первородная. – Кстати, Элайджи бы очень бы понравился тот дом. Все так, как он любит, камин, все в серо-черных тонах, разбавлено золотом. Вы могли быть счастливы. Мой брат мог быть счастлив с тобой, но Элайджа дурак, если выбрал искупление Ника, в очередной раз.

– Это должно меня утешить? – хмыкает Пирс. – И теперь мне интересно, произнесёт ли он моё имя когда-нибудь ещё? Всегда ли меня будут характеризовать мои же ошибки? Он верил в мое искупление, так же, как верит в искупление своего брата. Я знала, что он оставит меня, просто ждала. Ждала и продолжала верить во что-то… Ждала, когда все обратиться в пепел и он оставит меня. Ждала, когда он забудет меня. Встретимся ли мы, когда-нибудь с ним? Проследи за тем, чтобы Элайджа обрел покой, счастье и сыграл на пианино, как и мечтал. Ты можешь пообещать мне это, Ребекка?

– Я прослежу за Элайджей, Кетрин, он и вправду всем жертвует и он мой старший брат, – прикусывает губу ведь это так и есть.

– Он преданный и постоянно рядом с семьей, Клауса и я верю в то, что он достоин лучшего, – сдавленно смеется

Она вынуждена подняться с кресла, бросает в ответ что-то вроде « Я устала и пуста » и на долгое время замолкает. Направляется к лестнице. Она держится, потому что сильная.

Проиграла.

Как у нее есть еще силы дышать, подниматься по лестнице и лечь в постель, проститься Ребекка облегченно вздыхает смотря ей вслед: не хватало еще, чтобы кто-то узнал, что

Ребекка Майклсон сочувствует сучке Пирс.

Закрывает глаза, но душу не закрыть, а сердце без него овдовело.

Она будет ждать его, ведь уходят, чтобы вернуться?

А если не вернется?

Она хочет запомнить как смята постель, как Элайджа одевается, в темноте, а она лежа в постели наблюдала за этим: как тот медленно застёгивает пуговицы рубашки, надевает пиджак и она поправляет его галстук.

Как ушел призраком молча, сказав: « Прощай, Катерина.»

Кетрин Пирс – именно та, с которой бы родители говорят своим детям не связываться. Рискованная и черная, обходится недовольным взглядам и парой едких фраз.

Только с ним она позволила себе быть настоящей, а теперь ее главной проблемой стало то, что они никогда не смогут быть вместе.

Любовь стала проблемой стервы.

Проблемой стало то, что стерва все разрушила и они не смогут быть рядом.

Помнить все и забыть.

Помнить и забыть ту, что искал.

Всё выходило из-под контроля, когда она целовала его оставляет следы помады на его губах и слишком долго смотрела в глаза, шепчет на ухо: « Я люблю тебя, Элайджа.». Кетрин исчезает из поля зрения, так быстро, что Элайджа и сообразить не успевает. Ударяет руками о руками руль управления и плевать, что другие водители слышат гудок. Плевать, если он разобьется. Он ведь сам оставил ее, а она отдала все и любила, не сожалеет. В следующий миг всё, о чем он может думать – это даже не ее губы на своих губах. Всё, о чем он может думать – это её взгляд, такой, какого можно ожидать от влюблённой женщины, которая дорожит своим мужчиной.