Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 59 страниц)

– Детка, это твои подруги? – обращается к своей девушке парень.

– Я впервые вижу этих девушек, вздыхает та. – Я хочу выпить еще, чтобы понять…

– Твое имя Кетрин? – заглядывает в серые глаза девушке, зрачки сужаются.

– Да, имя данное мне при рождении – Кетрин, – отвечает она. – Я Кетрин Пирс.

– Черт! Эта шлюха нас провела! – выкрикивает Майклсон.

– А меня вы знаете? – вмешивается Елена.

– Нет, и советую вам убираться, пока я не вышел сам или не вызвал полицию, – говорит парень выходя в коридор.

– Мы уже уходим и ты забудешь, что видел нас, но прежде, принеси самый дорогой алкоголь, что есть в этой квартире, – внушает Майклсон.

Парень покорно спешит выполнить приказ блондинке. Достав из шкафа самый дорогой виски, что был в их доме, он покрутил бутылку в руке, молча вышел и протянул ее Майклсон, которая внушила девушке забыть об инциденте, сжала в руках бутылку виски и поспешила исчезнуть вслед за Еленой, которая ждала ее на первом этаже.

– Ла-а-адно, я согласна. Кетрин Пирс – умная, манипулирующая сучка.

– Я же говорила…

– И ее здесь нет…

– Нет, но у нас есть еще адреса. Идем. Нужно ехать…Нельзя останавливаться.

С улыбкой на лице пролепетала блондинка, а Елена забирала бутылку из рук Ребекки. Ей тоже нужно выпить. Правда, может хотя бы забудется. Правда, легче не станет, но так хотя бы она позабудет о неутихающей жажде крови и то, что готова вцепиться в глотку первого же прохожего. Так она забудет о том, что ее брат мертв, а идиоты Сальваторе все еще верят в то, что ее можно спасти. Она не верит в это. Ни во что не верит в этом мире. Ее крылья сломаны, в сердце вонзили копье, но она дышит и живет, закрывает-открывает глаза и движется дальше.

Вечно молодая и пьяная.

Несколько шагов в сторону машины, передает бутылку Ребекке, прежде, чем удобно устроится на водительском сиденье. Ей тоже нужно выпить, обжечь глотку алкоголем. Где же предел ее темным эмоциям? Ребекка ведь должна сделать так, чтобы тьма покинула ее сердце и разум. Где эта черта или граница? Границы и черты нет. Ребекка просто часто дышит и разбивает бутылку недопитого виски об асфальт. Как она оказалась в Аду? Ребекка и вправду не помнит, потому что уже не одно столетие ощущает жар Адского пламени на свой идеально бледной кожи. Ребекка привыкла гореть, привыкла к тому что ее кожу обжигает огонь. Привыкла сгорать : ради любви или семьи. Плевать. Сейчас она зла, но останавливаться нельзя, когда цель так близка. Ребекка Майклсон не привыкла сдаваться на пол пути. Она желать жить и умереть именно так, как угодно ей, а не ее семье. Ребекка всегда мечтала о своей семье и теперь, когда ее мечта может стать реальностью она не позволит, чтобы своей мечте обратиться в прах. Не в правилах Ребекки Майклсон уступать или сдаваться. Конечно, смотря на Елену легче отключить эмоции и вправду ничего не чувствовать, ничего и никого не ждать, не начинать с начала. Но она не может сделать этого. Она первородная и статус, прожитые столетия окутанные кровью и болью.

Сколько раз она была на линии огня из-за семьи. Прожитое не позволяет ей быть слабой.

Сколько прожитых пустых лет, во тьме. Все зависит от того, сколько она сумеет выдержать.

Ребекка Мсйклсон сильная, потому что может выдержать любую боль : моральную и физическую.

Разбитая бутылка на асфальте, в луне отражается стекло и янтарная жидкость.

Вечно молодая и пьяная.

Может ли Ребекка Майклсон стать другой?

Улыбается, хлопает дверцей Chevrolet Camaro садят на сиденье рядом с водительским.

Впереди несколько часов в пути и однообразные пейзажи, новые города. Но теперь хотя бы будет не так скучно и музыка по радио не будет раздражить, потому что теперь Ребекка будет вместе с Еленой напевать навязчивую мелодию, которая отпечатается в черепной коробке к утру.

Красный сменяется зеленым.

Нога нажимает педали газа, свет фар разбавляет кромешную, ночную тьму, ветер в лицо. Елена смеется и кажется она свободна, ощущает прилив адреналина. Действие адреналина сходно с эффектом возбуждения симпатических нервов. Адреналин вызывает сужение большинства сосудов, усиливает сокращения сердца, повышает артериальное давление. На частоту сердцебиений адреналин оказывает прямое стимулирующее и в тоже время замедляющее действие на сердце, расширяются зрачки. Нужен адреналин для подготовки организма к борьбе за жизнь в случае неприятности. Адреналин – прилив сил и бодрости.

Впереди новый город и новый шанс.

Впереди борьба.

Только вперед.

Вечно молодые и пьяные.

Но, что, если завтра кто-то другой будет вечно молодым и пьяным? Кто-то за них…

Кто-то другой…

========== Глава 55. Красное кружево и вино. ==========

Ну и зачем же ты так со мной? Сейчас будет ой-ой-ой!

Красные кружева, мой голос простуженный.

Бутылка красного вина, и ты уже почти пьяна;

Бутылка белого вина, и она уже тоже до дна.

Ты – моя птица, под названием Рай;

Крыльями взлетай!

Забери меня туда, где не я;

Где меня никто не узнает.

Пока над куполом сыпет зима,

Мы навсегда с тобой улетаем.

HOMIE – Птица рай.

*** Пенсильвания. Несколько дней назад. ***

Серьезные отношения. Когда это у вампиров возможны серьезные отношения? Женщины и есть женщины, не бывает у бессмертных вечной и чистой любви. Романы они и есть романы. Страсть и есть страсть. Похоть и есть похоть.

Дождь падает вниз.

Вошла в его мысли и нашла там приют.

Только ей он открыл душу и рассказал о своих мечтах.

Только она может согреть его, разжечь огонь страсть.

Только она может так играть с ним.

Она понимает его.

Только с ней желает провести остаток вечности.

Целый день, начиная с раннего утра, шел дождь. Он делал недолгие перерывы, во время которых на улицах появлялись люди, и снова начинал безжалостно лить.

Элайджа задумчиво смотрел в окно. За то время, которое по причине погоды обязан провести в четырех стенах, сидеть в комнате отеля, который, оказался весьма кстати по пути к Уиллоби. В его руках была книга, которую он вытащил с одной из полок, внушил принести администратору кофе без сахара. Он бегал глазами по строчкам и пил кофн. К сожалению, чтение ему быстро надоело, потому что ее нет рядом и кому ему читать? Зачем?

По началу его взгляд задержался на окне, по которому катились дождевые капли. За стеклом был виден чёрный от дождя фасад здания. Потом он оглядел пустую комнату и грустно вздохнул. Он-то нашёл себе занятие. Он должен ехать к ней, а не сидеть на диване в пыльном и темном номере гостиницы.

Никакого света.

Решив, что скучнее того, чтобы сидеть на диване, ничего нет, отлаживает книгу, ставит чашку с недопитым кофе на блюдце, закрывает глаза и опять вернулся туда, где светло, открыл черную дверь за которой нашла приют и его душа.

Это ведь не тысячелетние воспоминаний, которые скрывались за белыми дверями. Это что-то иное или просто эта женщина сумела занять особое место в его мыслях и душе?

Элайджа еще не знает, что за той дверью он скрывает и часть себя. Часть, которую знает она. Часть, которая способна любить и чувствовать. С ней он не такой закрытый и сдержанный. С ней его глаза и душа пылают.

Все же ей удалось занять особое место в его черной душе и мыслях. Удалось, потому что

Кетрин Пирс – черная. У нее черное сердце. Удалось, потому что с ним ее взгляд меняется с покорного и мягкого до наполненного огнем страсти.

Черное разбавленное красным – навсегда.

Он опять вошел в эту черную дверь.

Она положив свои изящные руки на его плечи, заглянула ему через плечо.

Задумчив чётче появлялся образ возлюбленной. Образ Катерины и он забывает обо всем.

– Расскажешь? Поделишься со мной? – спросила она.

– Конечно, – не отрываясь от чтения, сказал он. – Если у нас не будет вечности на двоих? Если я оставлю тебя? Ты осудишь меня, возненавидишь и я не смогу с этим жить.

– Сможешь Элайджа Майклсон и даже встретишь достойную женщину, которую полюбишь, если это называется любовью, – Пирс недовольно фыркнула и убрала руки, сложив их на груди.

– Мне нужна только ты и твоя любовь, – пытается взглянуть ей в глаза.

– У вампиров нет вечной любви, Элайджа. Романы, увлечения, секс… Ты же знаешь, – пожимает плечами та.

– Зачем ты так со мной, Катерина? Я уверен в себе, – на вздохе.

– А во мне ты уверен? – наклоняет голову на бок.

– Я желаю улететь с тобой, туда, где нас никто не знает, – тихо шепчет он.

– Я твоя птица? Птица запертая в клетку? Клетку твоего разума? – уверенно отвечает Пирс.

Тут он посмотрел в ее глаза и в них, пылает все тот же огонь и азарт. Она его птица. Птица Рай. Птица заточенная в его разум. Птица заточенная в личную клетку. Птица, которая не может взмахнуть крыльями, взлететь и забрать его с собой. Сидеть и смотреть в стену: скучно.

Пока он с ней. Пусть и не навсегда.

Кетрин взяла со стола бутылку красного вина, сделала несколько глотков с горла, совершенно проигнорировала два бокала на высокой ножке,широкая чаша, немного сужающаяся кверху.

– Не против? – спросила она, оглядывая комнату.

– Нет, – ответил он, не поворачивая головы.

Он сидел на постели, положив на колени книгу.

Красное кружево.

Трусики из красного кружева подчеркнут ее изящную талию и поднимут градус страсти до максимума.

Браллет – это кружевной топ по виду очень похожий на бюстгальтер, но без косточек и вставок. Этот романтичный кружевной бюстгальтер сейчас на ней. Браллет цвета крови и страсти.

Вино цвета крови и страсти.

Она уверенна в себе.

При этом белье удобное и приятное, ведь это изысканное красное французское кружево.

Сейчас что-то случится. Элайджа чувствует.

Зачем она с ним так?

Зачем она сводит его с ума : пьет вино м горлышка бутылки, танцует, встряхивает копной шоколадных волос.

А Вы когда-нибудь тонули в человеке?

Не так, чтоб на секунду или две,а так, чтобы, просто закрывая веки и теряли притяжение к земле.

Бутылка красного вина и она пьяна.

Красное кружево.

Улететь с ней навсегда.

Ночами не спать только с ней.

Оказывается рядом с ней, а книга лежащая у его на коленях сейчас валяется в дальней углу комнаты.

Шоколадные кудри, карие глаза в которых читает азарт игры, оливковая кожа обтянутая красным кружевом.

Почти пьяна, а когда она пьяна, то любит его еще сильнее.

Элайджа не торопится, осматривает каждый миллиметр ее тела, будто лаская кожу восхищенным взглядом, жар, распространяющийся по его венам и оливковая кожа обтянутая красным французским кружевом.

Элайджа опускает руки на ее талию плавно, смотрит в её лицо, а после Кетрин шепчет, приблизив губы к уху Майклсона, задевая его волосы:

– Зачем ты так со мной, Элайджа? До дна…

– Ты моя… Моя, только когда выпьешь?

– Потанцуй со мной?

Руки скользят по ее обнаженной спине и даже не пытается забрать бутылку вина из ее рук.

Уже почти его, после того, как выпила полбутылки вина и забыла обо всем.

Забыла обо всем рядом с ним.

Бутылка почти до дна.

Почти его.

Больше ничего не может сказать, словно сказать и слова, словно его голос простужен.

Навсегда.

Стоит ли она его? Обычная вампирская шлюха, которая ничего не значит. Куда ей до его?

Случайная, ничего не значащая, ее нужно ли ценить? Ее нужно забыть.

Элайджа уверен, что стоит.

Кетрин Пирс думает, что не стоит его.

Легче сойти с ума, чем заглянуть в его карие, словно виски, пьянящие глаза, но она и так уже пьяна. Всматриваться в черты лица, его уложенные темно-русые волосы.

Зачем он так с ней?

Кто она для него? Обычная шлюха? Способ забыться и зализать раны? Та, которую он забудет, заменит другой? Что она значит для него? А может, она для него все? Весь мир, птица Рай, та благодаря которой он забывает обо всем и оказывается у ворот Рая? В этом Элайджа Майклсон уверен на все чертовы сто, нет тысячу процентов.

Что-то случится…

Что-то будет…

Элайджа прикрывает глаза , вдыхает запах тёмных волос, прижимает ее ближе. Она позволяет ему опускать тонкую бретель кружевного браллета, оставлять поцелуи на ключице и шее, где особенно четко слышится хаотичное биение сердце, и пьянеет окончательно.

Он почти забывает обо всем рядом с ней. Забывает о клятве произнесенной на могиле матери, когда кладет руки ей на бедра, ладони скользят по красному кружеву присоединяется к ней в танце. Тогда она целует его, языком приоткрывает её губы, чтобы поймать сбившееся дыхание, кусает до крови. А потом теряет счёт поцелуям, потому что они будто соревнуются, умудряясь создать почти идеальное сочетание пьянящего красного и черного.

Он ее до дна, как она опустошила бутылку вина.

Она только чувствует каждой клеточкой : поцелуи на ключице, касания. Тянет к себе, избавляется от его пиджака.

Она почти его, после бутылки вина.

Почти « его Катерина » .

Он почти ее, потому что сейчас для него ничего не существует в этом мире, кроме ее. Никто ведь не узнает.

Кружить в танце до утра.

Кружить в танце страсти.

Красное кружево и вино.

*** Уиллоби. Пенсильвания. 2013 год. Несколько дней спустя. Флешфорвард. ***

Закрыть свой мир на замок.

Пьяна.

Бутылка белого вина до дна.

Как она нашла в себе силы, чтобы снять с себя всю эту противную, пропитанную Еленой одежду : сбросить джинсовку, майку, брюки и остаться в одном красном кружевном белье.

Она хотела все это сжечь.

Она помнила то, как он глядел на нее.

Она помнит, как глядела ему в след, а тот рукой проводил рукой по лицу, словно стирал слезу.

Лучше бы он не приезжал и не узнал всей правды.

Милой и невинной Елене « оленьи глазки» удалось настроить его против нее. Как? Она слышала. Все слышала перед тем, как свернуть ей шею.

– Прости, меня задержали…

Зачем он так с ней?

Елене удалось настроить его против нее или же она сделала сама?

Ложь разрушила все.

Ложь всегда рушит все.

– Вот кто я для тебя? Гарантия выживания?

– Нет! Конечно ты не средство выживания. Ты приглядывал за мной, когда я осталась одна. Ты даешь мне второй шанс сейчас, когда никто бы этого не сделал. Я люблю тебя. Элайджа. Ты мне не веришь.

– Я хочу этого. Это мое проклятие. Я хочу тебе верить, но как я могу, если каждый раз ты даешь мне повод сомневаться в тебе? Я тебя не знаю. И не уверен, что когда-то узнаю.

Там, где страх никогда не будет место любви. Никогда.

Ее страх взял над ней верх и привел к окончательному краху. Страх, когда она схватила его за руку и заговорила о сделке и обещании данном Элайджей поговорить с Клаусом о ее свободе.

Его взгляд полный разочарования убил ее. Взгляд прикончил великую Пирс не хуже пули в сердце. Убил ее одним взглядом. Убил тихо-тихо.Убил медленно-медленно. Убил и ей легче убить себя алкоголем.

Элайджа думал, что она и не желала меняться ради его и их любви, будущего осталась такой лгущей, манипулирующей стервой и от этого он стряхивал со своего лица слезу. Она лгала ему, так же, как и другим, и уж точно это стоило репутации. Лгунья. Он ведь был уверен в ней даже больше, чем в себе. Элайджа так и не может понять, кто она для него?

Использовала его.

Способ выживания.

Та самая любовь, которая заполняет пустоту?

Она ведь отняла у Елены единственную семью, но вряд ли в тот момент она бы пощадила маленького Гилберта в ущерб достижения своей цели. А компания из Мистик Фоллс пощадили двух братьев Элайджи Майклсона? Об этом он не узнает. Нет, потому что они думали только о спасении себя и задницы Елены Гилберт. Где они думали о милосердии, которое Элайджа проявил к ним?

Элайджа ведь думал, что он умный, а в итоге она и его обманула, делала идиотом.

Идиот, такой же, как и другие.

Забрать лекарство и отдать ему, а значит отдать ему все. Она и так позволила ему войти в свой мир, отдала сердце, свою свободу. Она отдала этому мужчине все. Ей не чего терять.

Ей легче отдать ему все, только бы он посмотрел в ее глаза, как раньше, как было до этого, как было пять столетий назад, как было и будет всегда.

Свобода – это конечно хорошо, но иметь человека, который заботится о тебе и о котором заботишься ты – это намного круче всякой мнимой свободы.

У нее есть он.

Тот, кому отдала все.

Отдала самое ценное, что у нее было – свободу.

Она останавливает его и это ее последний шанс. Шанс, чтобы он посмотрел на нее иначе, не с призрением или отвращением. Вернуть взгляд пылающей любовью и страстью – значит она победила.

Набраться смелость остановить его вновь, уже во второй раз. Остановить, вытянув руку вперед. Остановить, а он даже и не думал останавливаться и слушать ее, руки в карманах брюк, опущенный взгляд. Ну конечно же, сейчас куда ей сейчас до благородного Элайджи? Сейчас она лгунья и вампирская шлюха. Уколол иголкой, смотрит в глаза и знает, что в них что-то есть… Если он забудет его, то и она забудет.

Знает, что не сможет забыть.

– Стой…

– Чего ты хочешь?

– Я могу засунуть лекарство Клаусу в глотку и попытаться убить его, но даже если мне удастся это сделать… Я потеряю тебя. И я не хочу, чтобы это произошло.

– Как я узнаю, что это не очередная ложь? Кетрин Пирс обманывает ещё одного мужчину.

– Потому что я имела в виду то, что сказала о моих чувствах к тебе. И мне хочется думать, что ты тоже чувствуешь что-то ко мне. Мне нужно, чтобы ты верил мне. Я хочу, чтобы ты верил мне. Как я верю тебе. Ты мне ничего не должен. Я даю тебе возможность выбрать,

что будет дальше.

Ничего не должен.

До дна.

У нее нет сил сказать и слова.

Нет сил отпускать этого мужчину. Мужчину, которого полюбила. Сейчас она посмотрела ему в глаза и ей спокойнее, потому он верит ей. Она сжимает его ладони передавая коробочку с лекарством.

Она на уходит, позволила ему решать и сказала правду. Позволила решать, потому он мужчина и лучше знает, точнее лучше знает и уверен, та ли женщина рядом с ним, тем ли взглядом она смотрит на него. Но правда и вправду разрушает все и убивает хуже деряшки в сердца, пули, яда, любого токсина, алкоголя.

Убита.

Больше не его.

Этот мужчина выпил ее до дна и не оставил ничего. Решил возможности забрать в Рай.

Он выпил ее, опьянен ею смотря в глаза, а она пуста.

Пуста. Ветер в лицо. Поправляет железную цепочку, только бы не заплакать, потому что это конец.

Она уходит. Отдаляется от него. Ветер в лицо.

Кетрин Пирс сильная и поэтому не заплачет. Ей нужно дышать, заполнить легкие воздухом, а она не может дышать. Не может без его и его любви.

Отдаляется.

Закрывает газа, только бы не позволить эмоция и слезам забыться.

Бежать вопреки.

Бежать от него и любви.

Прощает и отпускает.

А она сможет отпустить его? Отпустить, чтобы стало легко.

Бежать.

Отдаляется.

Он с ней, рядом, здесь, оборачивает и смотрит вслед. Смотрит, пока не стихнут ее шаги. Он здесь, рядом с ней, пока не стихнут ее шаги.

Он простит ее и отпустит, как и она его.

Отпустит вопреки, потому что ей нужно бежать вопреки.

Все должно быть иначе и он должен спасти ее, а в итоге, будет искать ее призрачный след.

Она не поверит, но ему так легко, а она обожглась.

Все обрывается.

Вот и все.

Конец.

Книга закончилась, а повесть о них еще не дописана.

Вопреки, он здесь, пока не стихнут ее шаги и будет верить в ее спасения, даже, если нет любви.

Вопреки, она не отпустит, даже, если нет любви.

Искать призрачный след. Неужели, вопреки всему, любви больше нет?

Она ведь так хотела, чтобы он увидел и оценил ее старания. Увидел их дом. Дом, в который она заберет его и они навсегда останутся вместе.

Элайджа Майклсон никогда не увидит этот особняк и не узнает, как она мечтала просыпаться с ним здесь каждое утро, готовить вместе на кухне, пить чай с кленовым сиропом или горький кофе, вечерами сидеть у камина, он будет читать ей, потому что устали и заслуживают покоя и взаимной любви.

Зачем он так с ней?

Она не забрала его с собой.

Бледный свет луны, а руках бутылка белого вина, когда она возвращается в особняк и сбрасывает джинсовку, ставит бутылку алкоголя на лестницу. Она ведь и вправду желала быть с ним навсегда, увидеть законченный ремонт в их спальне и все должно быть так, как нравится ему и ей. Все на двоих :мраморный пол, пушистый ковер у кровати, на котором сложенные шелковые подушки, она ведь ждала его и готовилась к его приезду, высокие белые потолки, да и сама комната в черно-серых тонах, которые разваляет благородный золотой. Черно-серые обои с замысловатыми узорами, на окнах легкие тюли и тяжёлые ночные шторы, она лично поправляла их и завязывала ленты, думая, что ему понравится то, что здесь светло и просторно. Золотистое изголовье их кровати, ниже, естественно обитой черным бархатом, застелена серым шелковым покрывалом, а в дополнение черные и серые подушечки, стулья золотисто-коричневые, две белые вазы с огромными, до потолка, искусственными серыми ветками, столик с золотистыми ножками стоит на котором стоит подсвечник и ваза с алыми розами, шкаф, прикроватные тумбочки с торшерами. Люстра из венецианского хрусталя, туалетный столик с зеркалом и кожаный пуфик вместо стула, кожаная черная кушетка, несколько картин на стенах. Она расставила и зажгла ароматические свечи. Так сильно она ждала его.

Сейчас что-то будет…

Сейчас мрамор окрасится в красный, потому что она сверкает своими клыками, а под глазами набухают венки. Она даже не думает контролировать гнев или сдерживать ярость.

Эмоциям нужно дать выход. Она проливается кровь, спускает с лестницы трупы рабочих.

Один за одним, разрывает на части.

В глазах пустота и ничего больше.

Куда ей до благородного Элайджи.

Никто не узнает о пролитой крови, разорванных глотках и конечностях.

Здесь ее никто не знает.

Всем ведь наплевать.

Запах мертвой, разлагающейся плоти и крови с металлическим привкусом.

Ей не противно. Она и не помнит, как снимала с себя одежду.

Не помнит, как осушила бутылку вина.

Не помнит.

Забыть свет его лица.

Лунный свет, в котором она видит его образ. Он пришел к ней в белой рубашке, идеально выглаженном темно-синем костюме, начищенных туфлях. Она уверенна, что он пришел за ней и заберет ее или останется с ней.

Она ведь думала, что ему все равно, упала на лестницу в одном красном крудевном белье, пила вино, потому что лучше забыться в алкоголе, чем осознать, что ты все еще одна. Вечное одиночество, которое ты ненавидишь, так же, как и себя, потому что ты и есть причина этого самого одиночества.

Ненавидит себя, потому что осознает, что она причина всего того, что происходит в ее

жизнь – она сама.

Она – великая Кетрин Пирс причина своего вечного одиночества. Одиночества, которое заключило ее в тиски, капкан. Считает себя недостойной любви. Считает себя недостойной его.

Вечное одиночество. Всегда одна, но она не пропала, потому что ей было все равно и столько столетий она была одна, сама себе королева и судья.

Но сейчас.

Сейчас она упала на лестнице, желает обнять его. Только его.

Сейчас она осознала кое что важное. Осознала, что одиночество не сила, а слабость и утонув в нем ты уже никогда не сможешь выплыть. Ты пропадаешь в одиночестве, не понимаешь тех людей, которые верят в любовь и дружбу поддерживают друг друга и не позволяют упасть во тьму и лишиться души.

У нее нет души.

Но только поцелуи Элайджи согревали и вселяли в нее надежду. У его поцелуев был вкус надежды. Вселяли то, что она не одна, любима и нужна. Нужна ему. Ему нужна ее любовь, он будет оберегать и заботится о ней. Он станет ее спасением и свободой.

Его образ в лунном свете.

Ее согревает бутылка вина.

Слабая но находит в себе силы, чтобы поднять голову и посмотреть на приближающуюся к ней тень в лунном свете.

Почти пьяна, а когда Кетрин Пирс пьяна, то готова любить его сильнее. Пусть только он заберет ее с собой и останется с ней навечно. Улетит с ней навечно.

Зачем он так с ней?

Зачем он ее до дна?

Шатается, когда пытается рассмотреть приближающуюся к ней тень.

Это он.

Она узнает его даже в таком состоянии. Узнает, даже когда не может стоять на ногах, голова кругом из-за выпитой бутылки вина.

Почти пьяна.

Шатается, пытается пройти вперед.

– Элайджа, ты пришел забрать меня? Ты должен верить мне, потому что я навсегда буду любить, даже, если не стою тебя, – пытается коснуться его лица, но почему он уворачивается, как сегодня утром. Неужели он пришел сказать, что все кончено? Пришел, чтобы убить ее? Выпить последнюю каплю.

– Кетрин? С тобой все хорошо? – раздается тихий и напуганный женский голос.

Протрезветь за насколько секунд, отшатнуться и понять, что перед ней рыжеволосая девушка, та у которой она хранила лекарство. Девушка напугана ведь мрамор испачкан кровью и эти разорванные жертвы. Словно Кетрин Пирс дикий и неконтролируемый зверь. Она разорвала их на части, разбросала по гостиной. Но никто не узнает и в этот раз легче ей не стало. Нет, только забравшаяся под кожу, ослабляющая, ноющая, раздражающая боль.

Так закончилась их навсегда?

Болью.

Она верила ему и была уверенна в нем даже больше, чем в себе.

Смотрит в напуганные глаза девушке. Та ведь даже боится подойти к ней. Пьяная, в одном красной кружевном белье.

Зачем она так с собой?

– Что ты здесь черт возьми делаешь здесь?

– Ты позвонила и попросила принести бутылку вина? Что-то произошло? Ты можешь мне рассказать?

– Нет и никто не узнает…

Забирает бутылку красного вина из дрожащих рук, нагибается, ставит ее на пол.

А дальше крик и лицо демона – последнее, что видела девушка глядя в лицо Пирс. Крик питает ее, пробуждает Кетрин, когда клыки вонзаются в шею, перегрызает сонную артерию. Отбрасывает труп на пол. Черные мрамор впитает свежую, еще горячую кровь. Ей наплевать ведь ее Элайджа Майклсон выпил до дна, до последней капли.

Она уже выпила бутылку белого вина и почти пьяна.

Она ломает горлышко бутылки красного вина, окровавленными ладонями, не боится пораниться осколками. Она поранилась им. Свел ее с ума и капли алой крови стекают по ее талии, рукам.

Она выпьет бутылку красного вина и опьянеет.

Никто ее такой не узнает.

Никто не узнает, что она слабая из-за любви.

Никто не узнает, что она пила вино, рыдала лежа на лестнице в одном красном кружевном белье.

Она сильная, держалась до последнего и поэтому он не видел ее слез. Просто, со временем она научилась не показывать эмоции.

Никто не видел ее слез.

Никто не узнает, что ей плохо и больно, холодно из-за того, кто решил ее Рая, заточил в клетку и она не может взлететь. Никто не узнает, что в таком состоянии она из-за Элайджи Майклсона.

Он не узнает.

Никто не узнает.

Никто не видел ее рыдающую, лежащую на лестнице, пьяную.

Она пьяная и любит его еще сильнее.

Красное кружево и две бутылки выпитого вина : белого – почти пьяна, красного – пьяна.

Пьяна любовью.

Он ее до дна.

Она его до дна.

До дна.

Красное кружево и вино.

*** Мистик Фоллс. 2013 год. ***

На мой луне я всегда один, разведу костёр, посижу в тени.

На моей луне пропадаю я сам себе король, сам себе судья.

Мёртвые дельфины – На моей луне.

Бокал виски до дна. Виски поможет ему, согреет, поможет ему и на душе станет легче. Сегодня у Никлауса Майклсона и вправду был тяжелый день. Сайлас пробрался к нему в голову, свел с ума, заставил пережить величайшую боль. Нет, Клаус Майклсон за свое долгое существование терпел любые пытки, невыносимую боль, сам вершил судьбы и тонул в крови, он мучился от галлюцинаций, когда убил братство « Пяти.» В то время Клаус Майклсон и вправду думал о том, чтобы покончить с жизнью, жалким существованием, но проблема в том, что он бессмертный и смерть для него легкое избавление от жалкого существование в этом мире. Сколько ему еще существовать? У Клауса Майклсона иммунитет к любому виду боли. Клаус Майклсон готов даже отречься от семьи, заколоть и разложить их по гробам, только быть уверенным в том, что они в безопасности. Майклсоны и вправду многого не знают о своем сводном брате. Не знают, что сегодня он и вправду думал только о осколке белого дуба, который двигался к его сердцу и мог завершить все его страдания. Думал, что смерть близка, обнимет его. Такую долгую и мучительную смерть заслужил этот монстр. Это могло убить его. Он думал только о смерти. Он был в шаге от смерти, того, чтобы обратиться в горстку пепла. Но глядя в глаза Керолайн Форбс, тот был уверен в ней даже больше, чем в себе.

Она избавила его от боли, отвлекла от мыслей о смерти. Отвлекла и в ее голосе он слышал надежду.

Боль ушла и тот может вздохнуть понимая, что еще очень долго будет ходить по этой Земле, отнимать невинные жизни и души и дышать этим воздухом.

– Она прошла … боль прошла. Её никогда и не было, он залез ко мне в голову. Сайлас забрался ко мне в голову. Ты избавила мои мысли от него. Ты вернула меня, Керолайн.

Боль ушла, а вместе с болью ушла и Керолайн. Он смог остановить ее, заглянуть в глаза и сказать. Сказать нечто важное. Сказать, пока не стало слишком поздно. Сказать, но не слова благодарности. Может он стоит ее? Может он не такой уж и монстр, как его рисуют другие, ведь он может рисовать их кровью свою новую картину.

Хватает за руку, притягивает к себе и даже позволяет себе улыбнуться. Улыбнуться этому белокурому ангелу.

– Значит друзья?

– Ты позволишь Тайлеру вернуться в город?

– Ты, наверное, заметила, что я не ищу его с факелами по всему миру, не так ли?

Они обмениваются улыбками и может не все так и плохо?

Но боль уходит, а вместе с ней и Керолайн.

Клаус Майклсон никогда не забудет ее образ, то каким взглядом он смотрит на нее.

Не забудет.

Но сейчас он снимает с себя серый джемпер, остается в одних черных джинсах. Майклсон наливает себе виски, забрасывает поленья в камин, ведь огонь не должен погаснуть. Он развел огонь, чтобы сидеть у него, пить виски и подумать. Ему нужно посидеть в кресле, у камина и подумать. Вновь погрузиться в свои мысли. Сегодня и вправду паршивый день, только Керолайн скрасила его день, пришла и спасла, сумела войти в его мысли и отвлечь от боли. Керолайн – слабый луч надежды. Но ей он не нужен. Она опять не войдет в его дом. Ей плевать на его чувства, плевать, что ради нее он готов измениться. Плевать, потому что светлая Керолайн боится притягательной тьмы. Керолайн борется с этим притяжением, а он тянется к свету и надежде. Керолайн плевать, но Клаус Майклсон никогда не проигрывает : ни в любви, ни в войне. Сейчас он тоже не проиграет и добьётся ее любви, сколько бы времени у него не ушло на это.

Всегда один.

Пропадает.

Лунный свет освещает его обнажённый торс и татуировку на правой руке. Это особая татуировка. Перо и семь птиц. Каждая птица олицетворяет каждого члена его семьи. Перо – прежде всего, символ родственных связей и духовного единства. Также индейцы считали, что перья представляют собой силу грозы, ветра и воздуха. Птицы, изображенные на теле, как и отдельные их перья – знак легкости, стремления к постоянному бессмертию и свободе, невесомости, бессмертия души. Перо, изображенное вместе с птицами, чаще всего говорит о стремлении обладателя подобной татуировки к свободе. Причем он может мечтать освободиться от разных вещей: от каких-либо людей, забот или стереотипов.