Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 59 страниц)

Пока ткань его пиджака согревает ее холодные плечи.

Пока она рядом, сжимает его ладонь и это для Элайджи Майклсона так важно.

Важно, что она рядом, каждой клеточкой, и нет ничего важнее и нежнее касаний и с каждой секундой он вдыхает ее запах, слышит ее дыхание.

Пока он ее до дна, а она его до последней капли.

Пока она отдает ему все тепло.

Пока он не одинок.

Пока она не одинока.

Пока их время.

Пока она в его власти.

Пока она сдалась ему.

Пока до дрожи и мурашек.

Пока можно улыбаться.

Пока она поставит бокал на пол, сжимает его ладонь и кладет голову ему на плечо.

Они оба виноваты, что все так вышло и они не вместе.

Рядом только за этой черной дверью в его подсознании.

Они ведь знают слишком хорошо знают друг друга.

Пока сжимают ладони друг друга, передают тепло, медленно вдыхают друга, пока по телу мелкая дрожь.

Пока она его, а он ее.

Пока они знают, чего желают.

Пока только его губы вправе касаться ее.

Пока они слишком близко друг к другу и слышат дыхание друг друга.

Пока они сидят на постели, которая расположенная параллельно окну и наблюдают за восходящему солнцу.

Радоваться дневному свету.

Солнечные лучи уже касаются ее бледной кожи.

Их время выходит.

Время лечит. Говорят, перегоришь, обратишься в пепел и забудешь, отключишься, спасешь себя и соберешь сердце из осколков. Только воспоминания, горячие, неистово обжигающие, не перестанут тревожить уставший разум Элайджи, когда он оборачивает голову в ее сторону, не прекратят врываться в сознание яркими вспышками, ослеплять и сиять еще долгое время, преследовать по ночам, причиняя невыносимую боль.

Он будет помнить все : ночи, рассветы, касания, каждое слова, что она говорила ему, будет помнить улыбки.

Воспоминания убьют его.

Разве он не видит, что больно, потому что Кетрин помнит.

Помнит, ложь и боль.

Помнит и любовь.

Помнит, что эта любовь убила ее.

Любовь убила, но не умерла.

В памяти только осколки.

Она умерла и для Пирс солнце погасло.

Говорят, боль затихнет, со временем. Боль, ставшая врагом-другом, пройдет и оставит, разрушит, чтобы можно было построить новое. Говорят, что боль просто нужно стерпеть или позволить ей убить душу, а после обязательно спасёшься. Нет, Элайджа не спасется от темных глаз, смотрящих с обожанием, любовью,ненавистью, презрением, откровенной нелюбовью, а через секунду с нежностью, необъяснимой, непонятной, но такой нужной Майклсону, что в жилах быстрее течет кровь, нежностью, что видела только она и в его глазах, когда тот смотрел на нее.

Говорят, станет легче. Говорят, забудется, ведь Элайджа забывал другие имена и женщин. Он забывал и те уже не живые. Есть только Хейли, которая проклятая, по вине его брата, бродит где-то волчицей. Говорят, осколки памяти невозможно склеить. Ее имя будет крутиться в голове, опасное, тревожное, всегда произносимое им по-особому, исчезнет, выгорит, совершенно точно вытравится из головы.

Она ведь говорила, что ему нужно собраться и жить дальше. Он слышал и прислушался. С этого дня он больше не будет душить себя болью. На сердце только шрамы. Говорят, подожди, Элайджа и все станет на свои места. Говорят, у многое еще только впереди.

Говорили, она была обычной шлюхой, а он был обманутым, мухой в ее паутине, очнись. Она была. Она была смыслом его жизни, а он не спас, позволил ей уйти и забрать часть себя. Она ничего не требовала в замен и позволила решать. Просто, так и должно было быть. Она заставляла его жить, даровала спокойствия, понимала, впервые, рядом с ним чувствовала себя нужной и это была любовь.

Нужно вытереть слезы. Элайджа Майклсон любил Кетрин Пирс, любила их историю, любил каждый взгляд, пробегающий по точенной фигуре, исследующий, любопытный, горящий непонятной радостью и возбуждающий, откровенно возбуждающий, что перехватывало дыхание. Она любила их совместные завтраки, просыпаться рядом с ним, любила, когда можно прижаться, вдохнуть его запах, целовать, кусать, жить и любить.

Кто его поймет, кроме нее?

Кто спросит, что тревожит его душу?

Говорят, нужно образумится : простить брата и отпустить ее. Она просит жить дальше, ведь ее не спасти, а приходя к ней он делает только хуже. Элайджа не может не возвращаться.

Может, у них все получится?

Может он спасет ее?

Может, если закончатся безумные разговоры, они встретятся однажды, в реальности вновь и Элайджа не разобьет ее сердце, не погубит ее душу?

Может ему не стоит возвращаться и просто отпустить и разрушить эту комнату.

Только слезы, ведь у него не хватит сил, чтобы отпустить ее еще раз. Не убьет ее вновь.

Тянется к его губам в долгожданном правильном поцелуе.

– Когда ты вновь вернешься, Элайджа?

– Я не знаю, Катерина…

Поцелует, прежде, чем комнату заполнит яркий, солнечный свет и она останется одна. Одна в этой запертой клетки за черной дверью.

Черная дверь захлопнулась.

========== Глава 69. Линия жизни. ==========

А ты гни свою линию…

Гни свою линию…

Сплин – Линия жизни.

*** Новый Орлеан. 2015 год. ***

Фрея должна сделать что-то…

Фрея Майклсон устала.

Семья влияет на ее и если кто-то и может повлиять на ситуацию или дать совет, как привести Никлауса и Элайджу к миру, то только другая сестра, та, что всегда была рядом с братьями.

Как связать два звена?

Помочь Фреи может только Ребекка и именно с написание письма сестре начинается день Фреи Майклсон.

” Моя дорогая Ребекка… Надеюсь, у тебя все хорошо. Я пишу сообщить новости и спросить твоего совета.Наши братья так и не поладили. Клаус никогда не извинится, ни за кровь, которую он пролил, ни за страдания Хейли, которые она терпит… А Элайджа не может его простить. Марсель руководит кварталом. Он открыл бойцовский клуб в старой церкви Святой Анны, где испытывает на прочность делающих примкнуть к его вампирскому сообществу. Элайджа начал устраивать с ним спарринги. Думаю, это помогает ему справиться с гневом… А он очень зол.”

Фрея Майклсон видит многое, но она не видит монстра, который угрожает ее семье. Не видит того, кто принесет погибель ее семье.

Погибель видит Клаус, когда в Новый Орлеан заявляется Люсьен Касл и даже посещает личную выставку Майклсона.

– Кстати, я всё жду, когда ты предложишь выпить? Жажда нестерпимая.

И Клаус Майклсон счастлив видеть того, чьим сиром он является. Счастлив, потому что хоть кто-то вызвал улыбку на его лице. Искреннюю улыбку во всем этом семейном раздоре.

Клаус Майклсон согнул линию своей жизни и вновь остался в одиночестве, но может Касл поможет ему и напомнит ему, кем тот является в реальности, напомнит, что тот монстр и линия его жизни, так же, как и Касла не может быть идеально прямой. Давно согнута и обрывиста.

Давно согнули линии своей жизни.

– Никогда бы не подумал, что такой дикарь, как ты, явится на подобное мероприятие.

– Да, ты прав, не моя среда.

Не спроста Касл приехал в Новый Орлеан и поселился в пентхаусе, устраивает вечеринку на которую тащит Майклсона.

Он должен показать ему кое-что поистине завораживающее.

– Не обращай внимания на беспорядок, у нас тут частная вечеринка.

– Ты никогда не знал меры.

А ведь и вправду они оба не знают меры. Слишком похожи. Слишком самоуверенные и эгоистичны. Уже давно не идут по ровному пути. Скорее, выбрали изогнутый путь и идут по дну, отчаянно пытаясь выплыть, вздохнуть полной грудью и увидеть свет звезд.

Вечеринки рано или поздно заканчиваются, и как известно, большинство из них завершаются кровопролитием. Но не часто проливается кровь провидца, кровь, которая кидает тень на будущее.

– Позволь представить тебе, моего личного предсказателя – рядом с Люсьеном шла девушка, неторопливо пересекая комнату не торопясь подойти к самому Никлаусу, а ведь не верила, что Люсьен приведет его лично.

Приведет, чтобы он лично увидел погибель всей его семьи.

Увидел и осознал, какая опасность грозит его семье. Ее вальяжная походка вселяла уверенность, и ее Клаус не мог ни оценить ее самоуверенности.

– Прекрасная Алексис, – наконец-то закончил свое представление Люсьен.

– Только не говори, что привел меня послушать о моей грядущей погибели. – с легкой ухмылкой Клаус посмотрел на Люсьена, переводя взгляд на девушку, которая уже стояла напротив него, и ее уверенный жест немного удивил Клауса,

– А она смелая. – с улыбкой кивнул Люсьену уголком глаза окинув девушку, рука, которой уже плавала по груди первородного гибрида:

– Я много слышала об известном гибриде, несмотря на все угрозы твое сердце бьется так же сильно. – впечаталась девушка взглядом в глаза Клауса.

– Дорогуша, – недовольно ухмыльнувшись, но выразив свое недовольство с помощью улыбки, – Если тебе есть, что мне сказать, то прошу не тянуть с этим.

– Разумеется. – кротко кивнув головой девушка освободила от волос свою шею, куда сразу же бросил свой взгляд Клаус. Короткие импульсы на вене давали счет течению ее крови, которое толкало ее сердце… – Но для лучшего восприятия тебе стоит испить моей крови.

– Давно мы с тобой не делили настоящий напиток. – отозвался Люсьен, который был уже занят запястьем девушки. Долго не думая Клаус бросился губами к теплой артерии девушки. Легкий хруст, и первые капли крови протекли по ее артерии медленно перетекая по сосудам гибрида:

– Клаус пей, но не забудь утраченное не вернуть, все клятвы ты свои нарушил. Ранишь ты людей, сердца и понимаешь, что ничто не длится вечно и всегда. Двух не стало осталось три, но через год и не станет, и их. Стоит сгинуть семье твоей, и явится монстр грядущих дней…

Монстр.

Монстр грядущих дней.

Монстр, который уничтожит всю его семью, тех, кто ему дорог, тех, кто имеет для него значение в этой чертовой Вселенной.

Не уйти на дно.

Не согнуться.

Но, кто увидит зажжённые Никлаусом Майклсоном спасательные огни?

Это согнет его окончательно.

Клаус пытается кричать, доказать Каслу, что он все тот жестокий Клаус Майклсон, чья слава опережает наперед. Клаус Майклсон, от упоминании имени которого дрожат и желают провалиться сквозь землю. Клаус Майклсон, который уже давно обратился в легенду.

Верно, он обратился в легенду, страшное чудовище, которым можно пугать непослушных детей перед сном.

Клаус Майклсон напуган, а тембр голоса Касла на несколько октав выше привычного, ходит по комнате, разводит руками.

– Говорил же, что-то и правда грядет. Я тебе нужен.

– Я Клаус Майклсон! Мне никто не нужен, и не нужны предупреждения того, кто меня ниже! Это я вселяю страх.

– Вот и вселяй. Хватит уже бегать за этой девкой и страдать из-за размолвок в семье. Да, ты Клаус Майклсон! Ты самое ужасное и жестокое чудовище на земле! И я пришел напомнить тебе об этом, потому что, если честно, мне показалось, ты начал сдавать.

– Мне не нужны напоминания о том, кто я. Мне известно об этом уже 1000 лет.

Клаус Майклсон согнул линию своей жизни.

Сегодня Фрея Майклсон заслужила выходной, как говорит ее брат, а она и так знает, что ему не терпится увидеть Хейли Маршалл. Сегодня полнолуние. Сегодня та самая ночь, когда, возможно Элайджа улыбнется, ведь устроенный Фреей ужин, как и все предыдущие, потерпел крах. Клаус занят своей выставкой и уж точно не желает сталкиваться с той, у которой подготовлен ряд ругательств, припасены удары по лицу для него. Не желает видеть

Хейли Маршалл и желательно, как можно дольше.

– Спасибо за твою заботу.

– Завтра полнолуние, я могу помочь тебе отнести Хоуп к Хейли, если ты не против.

– Не будет необходимости. Ты заслуживаешь выходной.

Выходной Фрея Майклсон точно заслужила, потому что устала гнуться под тяжестью семейных раздоров, устала думать, как все это прекратить.

Устала и заслужила немного свободного времени в обществе текилы, танцев на барной стойки и свободы.

Выходной, заканчивается, когда Элайджа просит ее вмешаться и побыть с Хоуп. К счастью у Фреи есть план, и она появляется у домика на озере быстро, с помощью заклинания. Улыбается племянницу, которая устала, трет и закрывает свои глазки, а Фрея улыбается и тихо шепчет:

– Привет, милая. Ты должна простить свою тетю Фрейю. Я сегодня выпила пару напитков для больших девочек.

Охотники постарались и его сердце сжалось, упала куда-то в пропасть, когда волчица говорит, что если Хейли Маршалл не с дочерью, то, скорее всего, мертва, а значит линия ее жизни оборвалась.

Сердце, как будто остановилось.

Не верит, в то, что Хейли ушла.

Не простит себе, если потеряет и ее.

Не простит себе ее смерти.

***

«Я проснулся тонущий в боли,

И не мог изменить исход.

Я снаружи казался веселым,

А внутри был давно уже мертв»

Иосиф Бродский.

Уже далеко за полночь, когда Кетрин Пирс тяжело дышит, разбивает костяшки в кровь о камень.Бормочет что-то под нос, не переставая, и успевает сделать от силы пару шагов, прежде чем упасть, прислониться спиной к камню. Ее заперли. Ее оставили во тьме и одиночестве.

– Кад! Кад! Кад! Выпусти меня из этой прокоятой гробницы! – кричит точно зная, что ее слышат.

Он стоит так близко, что даже в темноте легко разглядеть нахмуренные брови и острый взгляд исподлобья. И голос – низкий, на грани слышимости:

– Этого места ты боишься? Боишься иссыхать, сидеть грязной в этой гробнице, зная, что никто не придет, чтобы спасти тебя…

– Деймон Сальвоторе запер меня здесь…

– И тебе было страшно и так одиноко…

Кетрин шипит, встает на ноги, отталкивает его неожиданно сильно – Кад влетает лопатками в стену, ударяется затылком.

Он ведь должен согнуть ее, сломать, слепить, так, как ему будет угодно. Согнуть, как кузнец выковывает деталь из раскаленного железа.

– И это твоя благодарность?

– Можешь увидеть мою благодарность!

Душить. Напасть на его, повалить на этот грязный пол. Она ведь должна была быть здесь на протяжении сто пятидесяти лет. И сердце бьётся, потому что он смеется и знает, что она думает только о том, как задушить его.

Наброситься не выходит, потому что тот исчезает, а Пирс падает лицом вниз. Пачкает одежду, лицо грязью. Грязь забивается под ногти.

Но воды то здесь нет, чтобы умыться.

Кад бросает осторожный взгляд.

Неужели сдалась?

Лежит и даже не шевелится, потому что перед глазами его образ: костюм, прическа еще с челкой и черное короткое пальто.

– Элайджа?

– Добрый вечер, Катерина. Ты правильно делаешь, что боишься меня.

У него и вправду тогда была смешная прическа, правда об этом Кетрин подумает позже. Пока же она собирает остатки своей гордости, шатается, приоткрывает рот и смотрит ему в глаза. Ее голос дрожит, когда она пытается произнести его имя. Дрожит и не желает верить в то, что это он. Но Элайджа реален, стоит перед ней и разговаривает со Стефаном.

– Елена заказала твое освобождение, Стефан, мы с ней проверили переговоры и достигли договоренности. Прошу. Выходи.

– Я смогу?

– Сможешь, я снял заклятие.

Она пять веков только и делала, что заботилась о себе и выживала. Знает, что Элайджу стоит бояться. Стоит бояться того, чья гордость была задета.

Он ведь играет на равне с ней и Пирс знает, что это этого мужчину ей обмануть не удастся.

Она только может сделать, то делала всегда – бежать. Бежать, останавливаясь только, чтобы перевести дыхание.

Кетрин знает, что если она не начнет охотится, то охотиться будут на нее.

Пыталась.

Остановил.

Она пыталась сражаться, но сдалась. Кетрин Пирс впервые проиграла. Не просто проиграла, а проиграла мужчине, к которому тянулось ее сердце.

Проиграла заглянув в его глаза.

Элайджа не даст ей уйти.

Пыталась бежать, но вновь заглянула в его глаза и подчинилась его воли

– А ты не выйдешь, пока я не разрешу. Когда придет Клаус, он захочет знать где ты.

Проигравшая смотрит вслед. Она останется в этой пыльной и темной гробнице только одна.

Словно Элайджа Майклсон так издевается над ней. А так и должно быть: смелый, решительный мужчина и верная, любящая женщина.

Элайджа внушил ей остаться здесь, пока он не позволит ей выйти.

Он вернется за ней.

Вернется, задавит свою гордость и вернется.

Вернется, потому что она попалась и игра окончена. Вернется, потому что глубо внутри его души и сердца она важна для его.

Элайджи Майклсону удалось согнуть ее.

Он вернется, только вот, чтобы наказать или простить.

Наказать – выбрать брату.

Простить – забрать с собой и признать, что любовь величайшая сила и слабость.

Он вернется, протянет ей руку и сожмет своими руками ее плечи, заключит в объятья и все станет, как прежде.

Они будут вместе и ничто не посмеет их разлучить.

Злость на него пройдет, ведь может он действительно так защищает ее от Клауса?

В те дни, когда она медленно иссыхала, прижавшись к каменной стене склепа, она думала о нем и ждала его. Пыталась возненавидит, даже продумала идеальный план мести.

На его губах алая кровь, которая наполняет ее организм жизнью, растекается по венам.

Открыв глаза она желает видеть его лицо и верить в то, что он вернулся за ней и она все еще не безразлична ему.

Но нет, она видит Деймона Сальваторе, ухмыляется и продолжает играть свою роль.

– Вау, эта кровь сделала своё дело. Ты снова почти красавица. Ты хочешь смерти Клауса и Элайджи не меньше моего.

– Клауса да. Элайджи нет. Благодаря ему я здесь. Если он умрёт я останусь тут навсегда.

– Не везёт тебе.

– Забудь, Деймон. Убийство Элайджи самоубийство для меня. Да ты и не сможешь.

– Смогу.

– Нет, не сможешь.

– Даже с клинком и пеплом белого дуба?

– Нет, Если ты и вправду убьешь Элайджу я останусь тут навсегда.

Ох, и как же удивится Деймон Сальваторе застав ее этим же вечером в своем душе.

Кетрин Пирс не только выбралась, но и одновременно отомстила Элайджи Майклсону. Он заставил ее испытать муки, когда твой организм медленно иссыхает, вены зудят, что желаешь только разодрать всю кожу и кричать. Кричать срывая глотку. Кричать звериным криком и гнуться, а теперь помучается Элайджа, с клинком в груди. Пусть поспит и почувствует то, что чувствовала она.

– Привет, Деймон. У тебя есть халат?

– Как ты выбралась?

– Я знала, если умолять тебя не убивать Элайджу, именно это ты и сделаешь. Известный факт! Первородные могут внушить молодым, но с их смертью внушение теряет силу.

– И ты об этом знала!

– И я всё ещё здесь. Я не сбежала. Я говорила правду, Деймон. Я помогу тебе. Ну, так что, у тебя есть халат?

И стерва вновь одержала победу.

И стерва вновь проиграла.

Проиграла, прижатой к земле и сжимая в руках холодную землю.

Теперь то точно проиграет.

Кетрин Пирс пошла на дно.

Не выдержит, если еще раз увидит лицо Элайджи, увидит то, как он счастлив без нее.

Тогда Дьявол заполучит желаемое.

Тогда Дьявол получит ее темную душу и она станет безмолвной собственностью Дьявола.

Сонет, сломает, раскрошит ее душу.

Видел его в ее подсознании.

– Прости, Кад. Ты прав, больше можно и не сопротивляться. Ада не избежать…

Встает на ноги, кусает губу нервно. Выдыхает, тряхнув головой:

– Ты победил…

Он, наконец, улыбается открыто, радостно, словно неясный груз с плеч скинул и вот-вот взлетит:

– Еще не сдалась…

Он молчит, отходит от нее.

– Я думала, что это больно… Когда твою душу сжирают…

Не смотрит, но так старательно прячет под черными ресницами надежду. Что вот сейчас, в этот раз, хотя бы не сожрет и не растопчет.

Грусть, боль и отчаяние в карих, пьянящих глазах, что прожигают душу – в каждом мимолётном взгляде, слове, прикосновении. И сердце ведь – живое, чувствует. Но нет права на ошибку, потому что честь – она дороже жизни, и если она раздавит, использует и выбросит, как дети выбрасывают сломанные игрушки.

Погибла, выдыхает, садится на каменную скамью и смотрит в свои грязные, испачканные землей ладони, а потом как-то вдруг переводит взгляд. Сглатывает ком. Просит – неожиданно тонко и неуверенно:

– Ты же не уничтожишь мою душу?

Тот хмыкает, выпячивает подбородок. Смотрит в глаза – открыто, гордо, и в голосе ни капли разочарования:

– Элайджа Майклсон, и чтто этот мужчина значит для тебя… Думаю, я придумал для тебя другое наказание. Ты сама должна сдаться, а сейчас ты пытаешься играть со мной.

– Нет, – шепчет.

Не моргает, глаза зебегали, непонятный страх, и руки дрожат, когда он накрывает ею чужую ладонь, а после исчезает. Словно растворился в тумане, в бесконечной Вселенной.

Она одна.

Он коснулся ее руки, и мог увидеть слишком много горькой правды и чистой, огненной любви.

Замирает и неслучайно ее взгляд прикован к камню, который запечатал вход в гробницу и служат преградой. Преградой к свету и свободе.

Она не сможет сделать шаг за черту, как небо обрушилось на землю, как стоять безоружным, когда кончик ножа приставлен к горлу или кол в самое сердце и неминуемая смерть.

Остается держать прямо голову, и самое сложное – не сломаться и кричать.

– Что… Что это мое наказание? Сидеть здесь? – сжимает пальцы в кулаки. – Нет! Нет! Нет! Кад не оставляй меня здесь! Нет!

*** Тибет. 2015 год. ***

Биполярное расстройство не лечится. Лекарства только улучшают состояние, поддерживают, но не побеждают болезнь. Но, как быть, если больной вампир? Вампир, у которого эмоции зашкаливают и весь мир выглядит иначе. Весь мир совершенно другой. Все другое: звуки, цвета, запахи. Все раздражает. Все переживаешь совсем не так, как обычный человек. Радость приравнивается к эйфории. Слезы можно сравнить с затяжной депрессией. На самом деле, Аврора ДеМартель считает, что с жизнью она попрощалась навсегда, жизнь закончилась, когда она пыталась резать себе вены, сбросилась с окна своей комнаты прямо на поле лаванды.

Можно бороться с диабетом, смиряясь с многократными инъекциями инсулина гипогликемией или гипергликемией, гепатитом, ВИЧ-инфекцией, раком. Даже с раком можно бороться, ведь есть хирургическое вмешательство, лучевая терапия. Можно попытаться бороться, даже если исход будет летальным. Можно убеждая себя, что ты сильнее смерти, что твое время ещё не пришло, и ты не собираешься сдаваться, но как сопротивляться, когда твой главный враг – твой разум?

Можно убеждать, лгать и улыбаться тем, кому ты дорог и делать вид, что все хорошо и ты сильный, борешься.

Это невозможно.

Невозможно бороться с собственным разумом.

«Нужно победить себя – и выиграешь тысячи сражений. Выиграешь войну».

В любом случае, Аврора ДеМартель проиграла со своим разумом.

А, может и неизвестно, кто кого победил.

Разум Аврору ДеМартель или Аврора ДеМартель разум.

Биполярное расстройство – самое хитрое расстройство: когда тебе кажется, что ты больше не выдержишь ни капли боли, когда ты стоишь на коленях, потому что это слишком сильно, когда ты думаешь, а не спрыгнуть ли с окна, перерезать вены, повесится, только чтобы положить всему конец своей жалкой жизни и чтобы не страдали остальные.

Аврора упертая и Тристан знает это и верит в свою сестру.

Боль отступает, и приходит мания с её эйфорией. Ты полон сил, энергии, жизни, мечтаешь, строишь великие амбициозные планы, действуешь и тебе все дается легко, потому что ты самый лучший, самый умный, ты вернулся с того света и больше не хочешь туда возвращаться. Ты не хочешь возвращаться в Ад.

Аврора знает цену отчаянию, потому что выпила чашу до дна и теперь просит Бога,

Аллаха, Будду, Кришну лишь бы все это не повторилось вновь.

Будда уместен, потому что Аврора заперта в одном из храмов Тибета.

Но слышат ли Бог таких, как она?

Аврора верит в то, что будет услышана.

А потом после, победы у тебя нет ни сил, ни желания встать с постели, ни съесть что-нибудь, ни выпить кофе и можно просто медленно иссыхать смотря в потолок. Борьба становится непосильной задачей. Ты снова на краю своей гибели, зная, что болезнь не позволит тебе спрыгнуть.

Жертва должна жить, иначе болезни попросту будет некого мучить.

Болезнь выбрала Аврору ДеМартель.

Она часто думала: За что? В чем я провинилась? За что, именно мне страдать? За что мучают именно меня, а ведь в мире столько людей?

Если эта ноша упала на плечи Авроры, то значит, она выдержит, сильная и не пойдет на дно.

Она выдержит.

Она уде девятьсот лет живет с этой ношей и держится только ради брата и сердца. Сердца, которое сжимается, когда она того, кому хуже нее: людей, без руки или ноги, на инвалидной коляске, с психическим расстройством, инвалидов, пожилых людей, бездомных или тех, кто сбился, изогнул линию своей жизни. Им хуже, чем ей, но они сражаются, пусть их линия жизни и изогнута. И кто виноват в этом? Они? Судьба? Бог? Дьявол? Кара и наказание свыше?

Увы, ответа нет.

Увы, в этой Вселенной не найти ответа, почему их линия жизни изогнута.

Жизнь ведь странная, не справедливая порой в один момент, а в другой награждает минутами счастья.

Линия жизни может быть изогнутой. Жизнь может быть: сложной и простой одновременно.

Она видит, останавливается на секунду, а сердце замирает, падает куда-то в пропасть, ниже ребер, пытается вырваться наружу из этой клетки, состоящий, из костей. Все же она что-то чувствует, когда видит таких же, как она, обиженных и обделенных судьбой.

За какие грехи она поплатились?

За чьи грехи они расплачиваются всю свою сознательную жизнь?

В этом мире ответа они не найдуй и может там, в Раю вознаградят за все их страдания, которые она испытали ступая по этой земле.

Они ведь сильные и борются за свою жизнь.

Они борются за каждых стук их сердце, ведь так важно, чтобы последующий удар не стал последним.

Такие люди знают, что такое борьба за жизнь.

Борьба у них в крови.

Такие люди опасны, потому что выдержат любую боль: моральную или физическую.

Такие люди знают, что такое истинная боль. Боль, которая не оставляет тени ни на одну секунду, загоняет в угол, из которого не выбраться и добравшись до самого сердца медленно, кусочек за кусочком, разрывает его на части.

Вселенная несправедлива не только к Авроре ДеМартель.

Да, есть ли в этом мире справедливость.

Линия жизни Авроры ДеМартель изогнула, а там, где должна быть линия сердце только узор обрывается и не пересекается с линией жизни.

Линия жизни Авроры ДеМартель состоим из множества обрывистых узлов, которые не связаны с линией сердце, изредка пересекаются друг с другом.

Линия жизни Авроры ДеМартель обрывается и никак не связана с линией сердца, не пересекается с линией ума.

Аврора ДеМартель изогнула линию свою линию жизни.

Гни линию своей жизни, Аврора ДеМартель.

Туши огонь и рушь себя.

Все сложно.

Все так просто.

Когда Тристан ДеМартель, оставляет ее в этом тибетском монастыре Аврора не выходил из своей спальни – разве что в ванную или на отвлекалась на еду, когда монах приносил ей бокал крови. Встревоженный Тристан мог отправить ее в частную клинику в швейцарских

Альпах под внушением, как это было в две тысячи шестом году.

Аврора сама просила оставить ее и ее брат оставил, сделал это.

На рассвете, она сидела в одной из комнат храма, она пыталась медитировать, набросила капюшон на голову, да и одета она в рясу горчичного цвета, наблюдая, как огненный шар поднимается над горизонтом и помнит. Аврора помнит, как резала себе вены, потому что не мог забыть прощание с братом, но она ведь сама просила ее оставить здесь. Здесь в одиночестве.

И потому что уколы не помогали. Она не хотела всю жизнь быть больным, нестабильным психом, который может в любую минуту слететь с катушек. Аврора грезила о покое, о пустоте и надеялась, что после смерти его ждет Великое Пустое Ничто.

Ее покой нарушает один из монахов, который протягивает ей записку.

Когда Аврора читает записку в, которой говориться, что ее брат не посетит ее, в ней ничего не остается кроме ненависти. Но даже любовь не лечит психические заболевания. Ради брата притворялся, что все хорошо, что она – обычная, в стабильном психическом состоянии, и что у них нормальные братско-сестренские отношения. Она даже сама начал в это верить. Но Тристан пишет, что сегодня его не будет. Она вспоминает своего брата его всегда очень серьёзный взгляд.

Все же она не стабильна, вскрикивает, ногтями разрывает глотку монаха, тело которого падает к ее ногам, струйка алой крови пачкает пол и платье монаха.

Все не просто и Аврора не стабильна.

Аврора ДеМартель маленькая Дьяволица с психическим расстройством.

Аврора ДеМартель согнула линию своей жизни.

========== Глава 70. Больны любовью. ==========

*** Новый Орлеан. 2015 год. ***

Мы с тобою поломанные психи,

Нас взрывает адреналин.

Ссоры, споры, выстрел, крики,

Прямо по цели, один.

Ahimas ft Макс Громов, Мари Краймбрери, Андрей Green. – Психи.

Кого боится сам Никлаус Майклсон?

С кем не желает встречаться?

Кто имеет на него влияния?

Правильно, Хейли Кеннер-Маршалл.

Правильно, Клаус Майклсон ждет ее визита.

Знает, что она придет.

Клаус Майклсон просто ждет, считает минуты, пока Элайджа и Джексон решили поговорить с Люсьеном, по-своему.

Зачем Клаусу вмешиваться во все это, если просто можно выпить виски и ждать.

Ждать, пока Хейли придет сама, а Люсьен поплатится осколком дерева в глотку и укусом оборотня, только за то, что Хейли Маршалл пропала, а он посмел высказать все, что думает о ней. Высказал, с свойственным ему самоуверенностью, нахальством и свойственной ему ухмылкой. Недалеко ушел от своего создателя.

– Удивлен, что она тебя беспокоит. Твоя семья бросила ее в лесу. Я подумал, что шлюшка стала персоной нон грант и лишилась вашей защиты.

Не лишилась, а Касла похоже и не волнует то, что его укусил оборотень, ведь он спокойно сидит в кресле, выпивает кровь из граненого бокала.

– До меня дошли слухи, что у тебя конфликт с одним из моей родословной, Тристаном.

– Элайджа, это не просто ссора, мы на грани войны! Тристан знает, что если убьёт Клауса, он устранит сразу всех своих врагов.

Он ждал Хейли Маршалл.

Ждал и она пришла.

Пришла испачканная алой кровью, с ног до головы.

Пришла, чтобы сражаться за свою дочь.

Пришла, чтобы наружу вышло все то, что копилось в ней на протяжении стольких месяцев.

Пришла одна и изнутри ее разрывает не боль и крики, когда Клаус ломает кости ее руки, сжимает руку на горле.

Крики.

Спор.

– Хейли пришла извиниться за все свои проступки?

– Ты хоть представляешь, что ты забрал у меня?

– Именно то, что ты стремилась забрать у меня… Шанс воспитывать нашу дочь. Твое наказание соответствует твоему преступлению.

– Твоя семья разрушила её жизнь!

– Моя семья спасала ей жизнь, пока ты играла в прятки, в лесу. Существует очень короткий список людей, которые пытались отнять у меня Хоуп, и ты единственная, кто еще дышит.

– Ты что бредишь, Клаус? Ты проклял всех нас, каждого волка, который боролся против всех, что защитить нашу дочь. Ты держал их всех вдали от семьи.

– Да, да. Твою драгоценную стаю, семью, которую ты предпочла нам, и поступая так,

ты предпочла их Хоуп.

– Это ты собирался сказать ей когда она выростет? Что я бросила ее?

Сломать стул, запустить острую деревянную балку в Клауса.

Знала ведь, что поймает.

Хейли знала, но пыталась доказать, а Клаус пытался открыть ей глаза на жизнь и то, что в этой жизни для него важна только Хоуп.