Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 59 страниц)

Смерть их разлучила.

Огонь их разлучит.

Елена вынуждена признать, и это самое сложное. Самое сложное из всего возможного, что может произойти.

Елена жива, а он там и ждет ее, как и вся ее семья. Он нужен ей. Она так и не успела сказать, как сильно любит его.

Она пережила, потому что отключила эмоции, отказалась от чувств, и Деймон был прав, ведь это единственное, что помогло ей справиться с утратой брата.

Уж лучше не чувствовать и спалить : дом, вместе с телом брата и эмоции.

Елена жмет губы, когда бросает зажжённую спичку и под ее ногами вспыхивает яркие языки пламени.

– Когда все закончится, ты захочешь вернуться?

– Не захочу…

Это был ее выбор.

Это был ее выбор позволить пламени обратить ее боль в пепел.

Боль обратиться в пепел, и с этим легче жить, легче справиться.

Она сожгла весь свой дом с мертвым братом внутри.

Сожгла все.

Сожгла, чтобы не к ней не вернулись : боль и воспоминания о тех, кого она любила и сражалась.

========== Глава 36. Зачем нужна любовь? ==========

Зачем придумали любовь?

Понять всё это, – слишком сложно.

Без неё намного проще жить.

Только невозможно.

Зачем придумали любовь?

Она нам – наркотик в кровь.

Как по замкнутому кругу вновь.

Кто придумал любовь?

Сергей Лазарев – Зачем придумали любовь?

Одри не может пошевелиться, сбросить с себя осколки.

Смотря, как языки пламени пожирают искареженный автомобиль. А она просто лежит на и асфальте, не в силах даже заплакать.

Она не может кричать, видя Шон истекает кровью и похоже он потерял сознание, застряв в водительском сиденье.

Ее никто не услышат.

Шон может умереть, почему-то именно эта мысль волнует её больше всего. Она переживет смерть, несмотря на то, что эта боль останется с ней навечно.

Только ноющая, не уходящая боль будет напоминанием.

Боль.

Ей плевать, что на асфальте лежат еще несколько человек.

Она помнит рев двойных труб, которые оставляли позади себя синевато-белый дым. Похоже водителя противоположного автомобиля, совсем не волнует, что это является признаком неисправности машины, ведь что может произойти? Попадет в аварию? Выедет на встречную? Лобовое столкновение?

Вряд ли это волновало возвращавшихся с вечеринке подростков.

Последние отблески солнца и на дорогу вылетает джип сметая преграждающее ограждение. Удар, визг тормозов.

Ограждение предупреждало об одностороннем движении.

Наплевательство на предупреждение сломало жизни.

Девушка лежит неподвижно, не моргая и не дыша. Сжать в своей руке руку парня с заднего сиденья. Они сидели вместе и ударная волна отбросила их на асфальт, через разбитое лобое стекло.

Искорёженный автомобиль вместе с водителем вспыхнул.

Удар и звук стела.

Ударная волна отбросила Одри и пожалуй, в этом случае, это и спасло ей жизнь.

Она не может помочь, вытащить.

Лучше бы она ничего не видела.

С помощью вампирской силы срывает с петель помятую железную дверь и прокусывает запястье заставляя его проглотить кровь.

Чужак-вампир, который спасает Шона, вытаскивает и тащит к лежащей на асфальте Одри. Заглянула ей в глаза, смогла понять, что это сама Кетрин Пирс. Правда сейчас она выглядит иначе : жилетка, шарф, прямые волосы, минимум макияжа.

– Люди настолько сентиментальны, что даже не пришлось думать, кого спасать, – призналась она лежащей на дороге ведьме.

– Это правда, – кашляет та, когда оставив Шона Пирс поит ее своей кровью, придерживает за голову. – Спасибо за милосердие.

– Как себя Чувствуешь? Переломы затянутся, – успокаивает ее Пирс.

– Я… – она до сих пор растеряна. – Он обратиться теперь?

– Нет, я проверяла и слышала его сердце, – быстро говорит Пирс.

– Ты видишь это? – осматривается вокруг.

Во тьме она что-то видет.

Видение Одри прерывает их разговор. Ведьма вцепилась в Пирс, сжала зубы, чтобы не закричать от боли в области родимого пятна на левой ноге, в виде треугольника. Ей нужно время.

Вымысел ли то, что она видит.

Не может дышать видя, как двое держатся за руки стоя в треугольнике.

Одри ведь знает, что эти двое мертвы. Эта пара ведь из машины, которая спровоцировала аварию. Она знает это и сама видела трупы и кровь.

Две половинки одно целого закованы в треугольник, держатся за руки даже после смерти.

Теперь на вечность.

Теперь Одри узнает о своем даре.

Треугольник : мудрость, сила, красота.

Треугольник можно связать с рождением, жизнью и смертью или в другой вариации жизнь-смерть-новая жизнь.Треугольник идеально отображает цикличность человеческое жизни.

Символ единства трех составляющих человека, а именно тело, разум и его душу.

Цикличность.

Циклично, то, что те, кто любят друг друга должны быть вместе даже в новой жизни.

Вместе. Закованы в треугольник.

Дар Одри – заковывать в треугольник души тех, кто любил до конца, на зло всему.

Ее дар проследить, чтобы любовь обрела вечность.

– Садись в машину, нужно ехать, – шипит Кетрин помогая ей встать. – Идти можешь?

– Стоп, ты говорила, что есть ведьмы с особым даром-шатается, пытаясь сделать шаг, указывает на лежащие трупы парня и девушки. – Я видела их в треугольнике излучающем свет. Они держались за руки. Как это возможно… Безумие…

– Видимо, твой дар связывать души влюбленных, но сейчас важнее, что в бардачке Audi лекарство и меня ждет Элайджа, который и так зол, а стоит напомнить, что он нужен мне и на кону моя свобода, – с вампирской силой притаскивает к себе Одри, насильно тащит к машине, усаживает на заднее сиденье.

Как не странно, но Кетрин находится с ней рядом в самые трудные моменты её жизни. Эгоистка поставившая её интересы превыше своих. Спасла ее жизнь и Шона.

Эгоистка, которая может и сломать жизнь. Но сейчас. Сейчас ей правит милосердие. Пирс освобождает свое горло от шарфа, отбрасывает его в сторону, подхватила Шона на руки и отнесла в машину, где уже Одри наблюдала за тем, как тот медленно приходил в себя, сжал ее руку. Одри наблюдала, как к ней возвращается ее любовь и стирает слезы с ее лица.

Кетрин наблюдала, как огонь уничтожает все. Лучше уж огонь уничтожит все, не оставит ни следа, кроме обгоревших трупов и смятого железа сгоревших автомобилей.

Лучше пусть никто не увидит этого.

Лучше пусть никто не увидит этот огонь.

Лучше пусть не узнают, что Кетрин Пирс знакомо такое понятие, как милосердие.

Лучше пусть никто не услышит, что хорошо там, где их нет.

Если спросят, то ты ничего не видел и так лучше.

Лучше промолчать о том, что милосердие постучалось в сердце Кетрин Пирс.

***

Что-то изменилось.

Что-то изменилось еще когда Кетрин поцеловала его перед уходом. Ее поцелуй и в зоне сердца жарко. Когда она прижала его к холодной стене, а сейчас прижался не к ней, а к ледяному окну, когда перед ним отражались ее глаза, в стекле, широко распахнутые, в запотевшем стекле. Он бы поклялся всем в этом мире, что видел ее.

Ему нужно следить за дорогой и ехать в город, который она указала.

Раньше он читал ее по глазам, так запросто, будто каждая искорка в кромке радужек – слово, чувство. Мог понять, когда она лжет или напугана. Он не отводил от нее взгляда. Глаза в глаза. Теперь он видит ее только в мыслях. О чем она думает? Где она?

Едва шевельнет губами, на грани слышимости, по-прежнему не моргая и вцепившись невидящим взглядом в серую полоску дороги.

« Я совсем тебя не знаю тебя, Катерина, но ты крепко врослась в мое сердце. Я узнаю и верну тебя настоящую ».

Почему-то испытывать боль так до смешного просто. Боль, которую причиняет любовь. Зачем тогда просить у Бога о любви?

Элайджа Майклсон просил, искал, проклинал и думал : « Зачем нужна эта любовь?»

Сколько раз ему не везло в любви? Увы, этого не возможно сосчитать.

Проще жить без любви, яда, который отравляет организм и достигает главной цели – сердца.

Понять Элайджу Майклсона сложно, ведь после стольких столетий ему было проще сказать : « Я не верю в любовь.»

Ему было страшно рискнуть и доверить кому-то доверить свое сердце.

Закрыл свое сердце, потерял ту часть, которая позволяла ему любить. Потерял себя.

Без любви было гораздо проще жить. Проще жить, чем вновь упасть вниз с пропасти и кому-то доверить свое сердце.

Слишком сложно.

Кетрин Пирс другая. Сколько сердец она разбила? Сколько раз проливала фальшивые слезы. Ее слезы – ложь. Ее признания в любви – ложь. Она всегда доверяла свое сердце не тому, вручала не в те руки. Кетрин другая и не искала любовь, потому что ей было проще бороться с этим чувством.

Кетрин всегда рисковала, игра без правил и, во что уж сложно поверить так, в то, что Кетрин Пирс не просто будет стучать кулаком в закрытую дверь, но снесет ее с петель и только когда переступит порог, наконец-то почувствует себя хоть капельку легче.

Она просто всегда добивалась своей цели, разбивала сердца и оставляла все позади, потому что так намного проще.

Проще, когда любовь не встает на твоем пути.

Не боялась падать без страховки.

Проще, когда любовь, не отравляет твой организм, не распространяется вместе с кровью.

Сложно понять, почему Кетрин Пирс проще жить без любви. Но жить без любви невозможно?

Жить без любви проще, но невозможно и это чертов замкнутый круг.

В ее крови яд, который движется прямо к сердцу. Яд, потому что она позволила себе стать совсем другой и поверила в то, что в этот раз она достойна своего счастья. Счастья рядом с Элайджей.

Кетрин не искала любовь : днем и ночью. Любовь сама нашла ту, кто играет без правил.

В его крови яд, который достиг сердца. Яд, потому что он позволил вручить свое сердце в руки той, которая даже не просила ключей, а просто ворвалась в его сердце, без приглашения, нарушила всякие границы и сорвала дверь с петель.

Элайджа считал, что жить отказавшись от чувств и любви гораздо проще, просто потому что так спокойнее и ты не теряешь себя, не делишь все на две половины, не падаешь в пропасть и в твоих венах нет яда. Элайджа знал, что жить без настоящей любви жить невозможно и поэтому искал настоящую любовь, чтобы чтить ее.

Майклсон пусть и искал любовь, но ему не нужно было искать, потому что она сама нашла его и не спросив разрешения сломала дверь в его сердце.

Замкнутый круг.

Кто придумал эту любовь?

Спустя минуту, не меньше, кажется, Элайджа приходит в себя: взгляд проясняется. Ему нужно следить за дорогой.

Замирает.

Шепчет тихо-тихо: – Ты вернешься ко мне, Катерина.

Оцепенение спустя полминуты, дрожь покидает его.

Успокаивается, смотрит на дорогу. Не пытается думать о том, Наоборот, с каждым вдохом его тело наполняется теплотой при мысли, что она вернется к нему.

Маленький, но разгорающейся огонек надежды : на счастье и любовь, на то, что они будут вместе. Вместе в вечности. Но где-то находит ведь силы держаться против целого мира, держать спину, держать улыбку на губах. Удерживать самого себя. Держаться ради любви.

Так хочется обнять ее сейчас. Прижать крепко-крепко, растрепать кудри, провести пальцами по щеке, стирая следы солёных дорожек с ее лица.

Просто дать понять, что она не одна, что не нужно притворяться такой потрясающе смелой, что не гордиться ей невозможно. С ним ей не нужно притворяться, он сможет ее утешить и зашитить.

Хочется обнять, только… Не выйдет, потому что ее телефон недоступен и зачем он вообще направляется в столицу Новой Шотландии?

Он все же не разучился ее читать. Видит так отчётливо, как под копной темных волос сталкиваются разум, совесть, понимание, нежность и то самое чёртово чувство и могильная, мертвенная усталость, которую видет только он. Она тоже умела читать его и видела, ощущала его холод, и согреть его могла только она. Еп огонь мог раздуть угосающей в нем огонь. Любить сложно, потому что мы понимаем, что неправильно, что нельзя, что эта ответственность – она разделена на двоих с самого начала, но что-то на подсознании срывает предохранитель и всякие запреты летят к чертям, когда дело касается любви.

Как же он надеется, что… Что случится какое-то чудо, и она заметит, поймёт, и, может, когда-нибудь даст ему шанс, потому что сейчас он просто желает ее спасти. Спасти ее душу и рвёт собственную душу на кусочки.

Сознание всё-таки отказывается принимать реальность, в которой ее нет пядом.

«Я верну тебя, Катерина, а пока я спрячу тебя за самой надежной дверью, которую никто не сумеет открыть. Спрячу там, где надежно и никто не потревожит тебя. Я спрячу тебе в осколке своей души и сердце Я приму тебя любую, заберу твои страхи и ты начнешь все сначала » .

Закрывает глаза и проваливается в тёмное, удушающее забытье. Он должен спрятать ее в самом надежном месте, там, где она навсегда остатентся с ним – в своей душе.

========== Глава 37. И это проигрыш. ==========

*** Новая Шотландия. 2013 год. ***

Леффе Фреу его видеть больно.

Больно до заходящегося сердца и нехватки воздуха в легких. У нее волосы растрепаны, пожилая чернокожая женщина облаченная в длинный, однотонный сарафан и теплую вязаную кофту, которую сбрасывает видя припарковавшуюся машину у ворот дома. Это точно он – ее сын. Это Шон, ведь сердце матери всегда чувствует и даже, когда увидела репортаж об аварии она не поверила в то, что ее сын мертв. Сердце матери всегда чувствует, хотя порой может и лгать, заставляет верить в невозможное. Леффи не верила, что ее сын мертв и теперь увидя его живым и здоровым она может не сдержать слезы, но отпустить такую тяготящую боль на сердце. Шон улыбается тепло и открыто, когда выбежав на улицу его мать заключает его в объятья.

Тепло согревающее все вокруг, а на глазах слезы.

– Мама… Все хорошо…

– Я так волновалась, когда увидела репортаж об аварии с участием пьяных подросток и узнала твой джип… Боже, как я перепугалась…

– Я сменил машину и все хорошо… Все будет хорошо, мама…

Как же ему противно наиграно улыбаться. Не получается, когда внутри матери лихорадка плавит кости и отравляет кровь. Она понимающе смотрит и теперь она может зарыть внутри себя чувства, что могла закрывать крышку гроба, в котором навечно мог покоится ее сын.

Отпускает.

Одри прячет взгляд на мать возлюбленного, прячет саму себя в тень.

Она давно уже и не пытается выбраться из тени – только гадает все, что же добьет его раньше: яд запрещенных наркотиков, чувства, ее особый дар, от которого можно сойти или лихорадка от нехватки тепла.

Не решается встать между матерью и сыном, поэтому предпочла остаться в стороне.

Стук ее каблуков отпечатывается на стенке черепа, раздражая и все больше нервируя, а у него и так нервы не к черту за последнюю неделю и всего произошедшего.

Кетрин Пирс – манипулирующая сука с пробелом в графе “совесть”.

Кетрин Пирс – сумасшедшая, как подчеркнул для себя Шон, со странными желаниями и проблемами тотального контроля. Она выходит из себя, если не может контролировать.

Кетрин Пирс – может стать личным Адом и Сатаной в одном лице.

Захлебывается бессилием и страхом, с трудом осознавая, что кошмар с темными локонами ниже плеч и блеском на губах оказывается самой настоящей реальностью.

Она реальна, приближается к ним и улыбается.

В голове шепотом на повторе “улыбайся-улыбайся-улыбайся” и желание сцепить ладони на одном конкретном горле жжет кожу ладоней. Это ведь произошло из-за Пирс, она подвергла их опасности, но почему Шон винит себе? Себя винить легче, потому что ты думаешь, что контролируешь ситуацию.

Он видит на стене дома отражение собственной тени, а в глазах паника-безумие на дне радужки, когда Кетрин представляется и целует в щеку его мать. Насколько же ужасной будет месть стервы?

Жизнь катится куда-то в бездну слишком быстро, что Одри не успевает ни привыкнуть, ни смириться, а потому в ней просыпается желание отчаянно царапается, толкается, на удивление, не хочет умирать. Героизм сидит внутри ее. У нее из живых родственников только тетушка по линии отца, которая уже давно живет в Норвегии. Она могла потерять Шона, и не один раз. У нее нет смыла жизни и она вправду не понимала своего дара, предназначения, и это привело ее к химической зависимости. Теперь же у нее есть возможность, если не забыть, то попытаться собраться с последними силами и начать все заново в месте, где ее никто не знает, не знают о ее грехах и прошлом. У Пирс всегда есть план на изощренные пытки и попытки добиться того, чего она пожелает . Парочка новых трупов, не проблема для нее.

– Моя подруга пробудит здесь до утра и уедет в Галифакс, – говорит вышедшая из тени Одри, спешит обнять Леффи.

– В нашем доме всегда рады гостям, -улыбается женщина.

– Спасибо за вашу доброту, Мисс Фреу, – вмешивается Пирс.

– Мне даже страшно подумать о том, как же вы напугались за нас, – крепче обнимает женщину.

– Как будто, я побывала в Аду, – на выдохе говорит она. – Но не об этом сейчас.

Идем те домой я накормлю вас и позвоню твоему отцу, нужно его успокоить.

Пирс умна и в гневе неуправляемая – теперь Шон знает это.

Он целует Одри, наигранно и на глазах матери, когда они садятся за стол. Ее жизнь – череда ошибок, неправильных решений и попросту глупых поступков. Но сейчас она улыбается.

Кетрин же говорила, что нужно улыбаться, играть свою роль до конца.

Шон шепчет что-то про любовь и вечность, а в голове у нее серый шум непрерывным потоком.

Играть до последней минуты.

– Вы уже планируете свадьбу? Это хорошо, что вы теперь будите жить с нами. Будет много гостей. Обязательно пригласим соседей.

– Мы подумываем о том, чтобы снять жилье, но свадьба определенно будет здесь и гостей будет достаточно. Я погорю с отцом и надеюсь, он что-нибудь придумает насчет работы. Одри подготовила наши резюме.

– Хорошо сынок, но сегодня Кэмп идет в бар вместе с друзьями.

– Среда. Я уже и позабыл об этой традиции отца и его друзей. Я пойду вместе с ними.

– Среда, но я не понимаю, зачем нужна эта традиция?

Сын – гордость отца. Кэмп Фреу, не верит своим глазам, когда вернувшись с работы, переступая порог дома видит своего сына : веселого, улыбавшегося, полного жизни.

Нет сильнее любви к сыну. Он ведь не верил своим глазам, сдерживает слезы, ведь недопустимо то, чтобы мужчина проливал слезы. Кэмп переживал не меньше матери, просто легче все скрыть и пусть другие думают, что это безразличие. Мужчинам привычное скрывать эмоции. Мужчины тоже готовы пожертвовать многим. Мужчины тоже боятся. У мужчин тоже сжимается сердце.

Кэмп не верил, что его сын мертв и если его жена закричала и разбила чашку, плакала, после увиденного репортажа, тот проглотил подступивший ком и боялся сказать себе, что его сын – гордость отца мертв. А вдруг?

Он просто не осмелился вбить себе это в голову, и хорошо, что не вбил. Да, его вера была слаба, но Кэмп не упал, не заплакал и не сдался, не сошел с ума.

– Сынок…

– Отец…

Сколько он сходил с ума? Не важно, ведь сейчас его сын по-мужски жмет руку и этот жест можно назвать проявлением любви, особой, мужской.

Мужчина, в висках которого седина улыбается, не сдерживает слез прижимая к себе сына, как только тот протягивает ему руку.

– Сегодня никаких споров, папа.

– Мы всю жизнь спорим, Шон.

– Тогда, ты пойдешь на уступки и мы идем в бар после ужина? Я давно не видел Ади, а он качал меня на руках, когда мне было четыре.

– А сейчас ты уже совсем взрослый сынок… Как же быстро летит время.

Время и вправду летит быстро. Ночное небо, звезды. Кетрин успокаивается только тогда, когда дверь закрывается за спинами Шона и его отца. Лучше им и вправду уйти в место, где хорошо, где выпивка и где им не навредят. Она наблюдает, помогая матери парня вытирать посуду, ведь Одри сослалась на то, что ей нужно было разобрать вещи, но в реальности Одри должна сделать копию лекарство.

Полночь.

Пирс доверяет ей и пусть сейчас Одри сама не своя, когда в комнате загораются свечи и флакон с вытяжкой из вербены обращается точную копию лекарство лежащего в сундучке.

Она только начала понимать и за это время заклинание, которое ей дала Кетрин.

Только Одри начала бороться и приняла вызов судьбы.

Ей было страшно, но она справится. Теперь хотя бы она начнет контролировать свое тело и силы.

Внутри у нее все разбито вдребезги, внутри у нее отрицаемая любовь, которая рвет изнутри мышцы и сухожилия, внутри полное осознание проигрыша.

Кетрин Пирс проиграла любви.

Кетрин Пирс так дорожила своей свободой, но в один миг отреклась от свободы ради Элайджи.

Отреклась.

Стук ее каблуков отпечатывается на стенке черепа, что Одри даже не оборачивается, когда открывается входная дверь в комнату.

Кетрин улыбается видя в руках Одри копию лекарство.

– Получилось…

– Заклинание сработало. Спасибо за подаренный гремуар.

– Ты сохранишь лекарство пока я не вернусь.

– Ты желаешь, чтобы у дома родителей моего жениха собрались вампиры желающие заполучить лекарство?

– Иногда нужно быть ядовитой, чтобы отравились те, кто пытается сожрать. В гремуаре есть заклинание скрытия, которое будет связано с твоей жизнью. Пока твое сердце бьется вас никто не найдет.

– Спасибо…

– Всегда пожалуйста… Верни мне мой iPhone.

– Ты сказала, чтобы я надела на тебя смирительную рубашку, свернула шею, убила, спалила на солнце, если ты попросишь его вернуть. Желаешь позвонить ему? Ты же никогда не проигрываешь. Великая и безжалостная Кетрин Пирс проигрывает любви? Мне уже интересно…

– Да, ты услышала это. Пошло все к черту, потому что я больше не желаю притворяться, что не желаю слышать его голос. Я не могу забыть, не знаю, где он. Сколько еще мне сходить с ума?Сколько еще раз, я должна разбиться вдребезги, чтобы наконец-то стать счастливой? Я запретила себе влюбляться, запретила себя любить. Сейчас этот закон полетел к чертям. Лучше верни, если не желаешь, чтобы этот милый город обратился в груду камней.

Ей хотелось плакать, но глаза были сухие. Слезы жгли ей грудь, душили ее, но не могли пролиться. Она притворялась, но готова была покориться любви, упасть замертво на этот пол. Кетрин Пирс была признать свое поражение, то что проиграла любви. От себя не убежишь. От любви не убежишь. Кетрин Пирс должа не знать это и знает. Знает, но почему она покорилась любви? Ее вина в том, что она полюбила и падает в пропасть.

Больше не может притворяться, что не любит.Майклсон проник под вены, смешался с алой кровью, стал частью ее, заменил прежний ее мир собой.

Легче держаться и отрицать.

Больше не в силах бороться.

И это проигрыш.

Великий проигрыш Кетрин Пирс, когда Одри кладет ей в ладонь белый iPhone, а брюнетка закрывает глаза. В сердце Одри живет любовь, и она понимает Кетрин. Понимает с чем связаны все переживания Пирс, что она чувствует. Понимает, что если у Кетрин, в глубине души были и чувства к Майклсону, то все бы закончилось проигрышем. Это в любом случае закончилось бы проигрышем, ведь играя с любовью ты не знаешь правил игры.

Полночь.

Одри захлопывает за собой дверь, потому что знает, что с Кетрин Пирс лучше не спорить, даже, если она падает в пропасть.

Полночь.

Сердце Кетрин Пирс быстрее стучит, как только она слышит гудки в телефонной трубке.

***

Но а сегодня говорю я тебе.

А может к чёрту любовь?

Всё понимаю, но я опять влюбляюсь в тебя!

А может к чёрту любовь?

Всё хорошо, ты держись.

Раздевайся, ложись, раз пришёл!

LOBODA – К черту любовь.

Полночь.

Не забыть и не стереть.

В комнате пахнет кофе.

Элайджа Майклсон закрыл свои глаза, уснул лежа в постели. Сон укрепит его, подарит мудрость, подарит ему покой. Покой о котором он мечтал. Он только сегодня вернулся в столицу Новой Шотландии, обосновался в квартире с видом на порт, удачно поохотился и ему оставалась только ждать и набрать полную чашу терпения. Ждать ее возвращение.

Она уходит и всегда возвращается.

Элайджа Майклон падает в пропасть своего сознания.

В его голове есть место, для всех его жертв. Он начал верить в это, так же, как и то, что его костюм безупречен, руки не испачканы кровью и он может смотреть на себя в зеркало так, как будто ничего не произошло. Он мог посмотреть в зеркало и сказать себе, что все в порядке.

Место, где он мог спрятать все свои грехи.

Место, где он прятал все свои грехи и убийства за красной дверью.

Место, где среди белых дверей появилась черная, с золотой ручкой.

Светлый, просторный, белоснежный коридор с одинаковыми белыми дверьми, которые располагались по обе стороны. Это сознание Элайджи Майклсона и в этом месте есть двери, которые лучше не отворять, не знать, что прячется за ними.

Двери, за которыми прячутся все его воспоминания за долгую жизнь. Каждое из воспоминаний прячется за одной, определенной дверью.

Элайджа прячем все свои грехи и пролитую кровь за красной дверью. Именно за этой дверью прячется зверь, монстр, которого лучше не выпускать.

Элайджа прячет свою любовь в самом надежном месте, прячет за черной дверью.

Лучше, не знать, что скрывается за красной и черной дверью.

Эти двери запрещено открывать кому-либо. Только создатель может открыть ту или иную дверь. Выпустить монстра или чувства.

Сейчас Элайджа Майклсон открывает черную дверь и возвращается к ней.

Солнце вступает зенит, а у окна этой просторной спальной комнаты стоит брюнетка.

Ее шоколадные локоны аккуратно уложены на правую сторону, облачена в длинную, черную шелковую рубашку на бретелях, открытую спину, на которой бретели переплетаются в форме « X» и зону декольте украшает тонкое черное кружево.

Она босая, стоит и смотрит в окно, наблюдает за восходящем солнцем. Наблюдает и словно впитывает огонь солнца в свои карие зрачки. Огонь должен наполнить ее взгляд, чтобы им же она и уничтожила всех, кто вздумает пойти против ее. Огонь питает и наполняет силой, даже не шевельнётся, не сделает шаг в его сторону, но она понимает его и скажет :

– Снимай свой пиджак и ложись, если пришел.

Он любит каждый сантиметр совершенного ее совершенного тела, но все же подчиняется и снимает свой пиджак, бросает его в сторону, поправляется запонку на белоснежном рукаве его рубашки. Здесь светло, все хорошо и нет крови.

Элайджа Майклсон ненавидит себя за то, как сильно его тянет к холодной эгоистичной женщине.

У этой женщины одно лицо, но разные маски, личности.

Кетрин Пирс и Катерина Петрова – это две отдельных личности, которые живут внутри одной, как-то до странного мирно сосуществуя.

Она сексуальна, хитра и строптива.

– Зачем ты пришел? – спрашивает, когда оборачивается к нему лицом.

Лучше бы он давился кровью своих жертв, чем заглянул в ее глаза. В ее взгляде чернота с позолотой, и он хочет утонуть в гнетущем, королевском цвете ее глаз. И она не насмехается, не ревнует. Понятие ревности этой женщине явно не знакомо. Она смотрит спокойно, с каплей понимания, а у него панический ужас внутри головы разрывает мозг. Да разве это возможно? Он проигрывает только при одном ее взгляде.

– Я призвал тебя, а значит могу и прогнать. Ты внутри меня.

– Часть твоего сердца и разума… Я понимаю Элайджа… И ты будешь слушать меня, подчиняться… В этой комнате уютно и светло, не правда ли?

Нет.

Вызывает желание.

Возвращает ему сердце.

Понимает его.

Опутывает сладким ароматом своих духов, проводит тонким пальчиком по его груди. Ему хочется зарыться в ее черные, как смоль, волосы, вдохнуть невероятный запах и спросить, сколько поцелуев и ночей она дарила другим мужчинам.

Не ему.

Не его.

Но здесь только они, а значит она всецело принадлежит только ему.

Спина Майклсон распрямляется, как только он осознает это. Здесь она только с ним.

Она самодовольно улыбается, выпрямляясь, ее волосы падают на спину, часть которой обнажена.

– Издеваешься? – говорит он.

Охватывает руками талию, проводит ладонями по оголенной спине и почему-то смотрит совершенно иначе, не так, как обычно. Взгляд простой, не напичканный ненавистью и презрением. И глаза удивительные, жаль, что мертвые.

Его мертвый взгляд.

Она передаст ему огонь, оживит, как только ее губы коснуться его.

– Тебе так сложно признать это?

– Признать что?

– Тебе нравится человеческое, что осталось внутри меня. Не эта часть меня… Эту часть ты желаешь уничтожить…

Четвертинка? Половинка? Сколько в ней сейчас вообще человеческого? Сколько после всех ее ужасный поступков которым нет оправдания. Он ведь прячет свои за красной дверью, а ее прячет за черной.

Он любит повторять, что для него она навсегда останется человеком, что бы с ней не происходило, но так ли все на самом деле?

Он должен принять ее и вампирскую сущность.

Как ее стереть или забыть?

Он верит Кетрин, как себе, но почему-то сейчас его разрывает напополам.

Кетрин сексуальна и слишком хороша, чтобы быть настоящей, хватает его за галстук, притягивает к себе, а после, отбрасывает на постель, оказывается сверху, усаживается сверху, тянется к пуговицам рубашки. Привыкла управлять игрой и это он понимает.

Раздевайся.

Ложись.

А зачем он еще пришел к ней?

– Тебе так сложно признать это?

– Признать что, Катерина?

–Ты любишь меня? В этом твоя вина?

– И что ты думаешь об этом?

– К черту любовь…

– Ты отреклась от любви и она сама нашла себя…

– А для вас, мужчин, женщина – это способ выпустить пар?

– Выпустить пар?

– Не стоит отрицать, что секс – лучший способ снять напряжение, расслабиться, привести в гармонию тело и душу. Ты согласен со мной?

– И поэтому ты отрицаешь любовь, Катерина…

– Ты ведь сам не веришь в любовь, Элайджа. С помощью секса я всего лишь управляю мужчинами и добиваюсь своей цели.

– Поверил благодаря тебе, моя Катерина. Понимаешь?

– Но все же хорошо, Элайджа. Даже если послать любовь к черту… Я понимаю… Понимаю зачем ты пришел ко мне… Тебе нужно расслабиться… Я помогу тебе забыть, Элайджа…

– В моей жизни не было ничего более настоящего, чем ты и моих чувств к тебе, Катерина…

Он проиграл и она уложила его в постель на лопатки. Уложила, покрывает лицо и оставляет на шеи дорожку влажных поцелуев. Прикрывает глаза, а внутри его что-то дернуло дернулось.

Вздрогнул, инстинктивно вытянул руку, чтобы удержать вибрирующей мобильный телефон, лежащий на прикроватной тумбочке.

Вибрация заставила его открыть глаза и ее образ растворился. Растворился и больше нет восходящего солнца, он не видит ее лица.

Кто может потревожить его сон далеко за полночь?

Ему и не нужно смотреть на экран мобильного, чтобы понять, кто тревожит его. На такое способна только она.

Полночь, запах кофе, темнота.

Как же ему стереть и забыть ее?

Как, если слыша ее бархатный голос в трубке телефона на лице появляется улыбка.

– Элайджа…

– Катерина…

– Я скучала…

Как же ему забыть ее, если ее образ всплывает в его памяти даже, когда он закрывает свои глаза? Как держаться и приказать своему сердцу забыть. Как сделать так, чтобы разум подчинил сердце. Это невозможно. И ночью он готов сгореть в Аду вместе с ней…Просто в Раю их не поймут…. В Раю нет места для таких, как они и поэтому Элайджа Майклсон надежно спрятал единственную женщину, к которой он всегда возвращается. Единственная женщина, к которой он готов сам прийти, к которой он всегда возвращается, которую он готов искать вечно. Для него прошлое и будущее слились в образе этой женщины.