Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 59 страниц)

– Элайджа, ты же знаешь, что если мы не сможем быть вместе, – тихо шепчет она. – Ни сегодня, ни завтра. Никогда. Наши чувства запрещены. Мы должны молчать о наших чувствах.

– Я готов заплатить любую цену, лишь бы быть рядом с тобой, чувствовать.И я не хочу потерять тебя, – признается тот.

– Ты меня не потеряешь, – уверенно заявляет шатенка, после чего сама не осознает, прижимает его к себе воруя с желанных губ такой сладкий, трепетный поцелуй.

На одной волне и ей необходимо, чтобы он был только ее. Не раскрывать секрета о своих чувствах. Молчать при других, но не когда они наедине друг с другом и вряд ли двое обескровленных трупа откроют их тайну.

Спешить некуда и им нужно продолжение.

Это было выше их сил – поцелуй сводил с ума, будоражил кровь. Они забыли обо всем на свете, и так подарили себя друг другу. И не было ничего прекраснее – два любящих сердца поддаются своим чувствам и не молчал.

Их никто не остановит.

Никто не остановит, когда Элайджа дышит с ней. Словно одно дыхание на двоих, руки скользят по талии, все выше и выше, проникает руками под ее черную майку, ведь сегодня она не изменила своему привычному стилю и была одета в черное.

Не спешит, когда, подхватывает на руки, медленно укладывает на постель, когда они оказываются в спальне.

Сердце бешено стучит в груди.

Пыль заполняет комнату, когда тело Кетрин оказывается на постели, а Элайджа устраивается сверху, целует ее в губы.

Сейчас они вместе и это их секрет.

Сейчас они находятся в плену чувств и сгорят.

Секрет, то, что первородный, который утратил веру в любовь и вампир неспособный на этот доказывают обратное.

Попали в одно притяжение.

Им нужно продолжение и возможность чувствовать.

Сейчас их не волнует пыль. Пыль которая наполнила комнату и за которой наблюдает Кетрин.

– Я знаю. Но… Если мы не сможем быть вместе не значит, что я перестану любить тебя, Элайджа, – говорит, когда привычными движениями тянется к его рубашки, что избавиться от нее.

– Я люблю тебя так сильно и это чувство не дает мне дышать, когда ты не рядом. Но когда ты здесь, я… Я самый счастливый человек на Земле. Я могу чувствовать это только рядом с тобой. Словно ты пробудила от долгого сна, – целует оголенный живот.

– Это и было тебе нужно, – растягивает уголки губ в улыбке, когда он сжимает ее ладонь в своей руке.

Только в его объятьях она осознала, сколько времени было потрачено зря.

Они в городе романтике, там где клянутся в любви и даже позволяют себе большее. Позволяют себе чувствовать.

Позволили себе чувствовать и сгорели еще раз. Сгорели в пламени страсти.

Сгорели.

В плену чувств.

*** Мистик Фоллс. Дом Гилбертов. 2013 год.***

Исходя из всего случившегося Клаус Майклсон зол и опустошен и как заметил Тайлер Локвуд, он и вправду ужасно выглядит.

– Доброе утро, солнышко. Ужасно выглядишь.

– До тех пор, пока меня сдерживает заклинание Бонни, а потом я изменюсь, стану злее или ты вообще меня не увидишь, потому что я выдавлю твои белки из глазниц.

– Когда мои друзья вернуться с лекарством, то я залью тебе в глотку и ты станешь смертным.

– Я Первородный и с чего ты взял, что все, кого я обратил не станут смертными вместе со мной, в том числе и ты.

– Я думаю, как только ты станешь смертным, то твоя кровная исчезнет и я смогу убить тебя и никто не умрет. Я выбираю, как именно это сделать.

– Советую утопить меня, такое неповторимое чувства, когда кто-то борется за примитивный глоток воздуха и скажу, что твоя мать была борцом.

Исходя из того, что Кол мертв его жизнь разрушена не лучше, чем у Тайлера Локвуда. Ему даже страшно подумать, как отреагировали Ребекка и Элайджа. Сестра явно прольет много слез, а как же вечно сдержанный, который убьет любого ради семьи? Сойдет с ума узнав, что даже им, в этот раз не удалось обыграть и обмануть смерть? Сойдет с ума, если его никто не поддержит.

Элайджа ведь всегда поддерживал и сражался за семью, а кто поддержит его сейчас, в темный час?

Кол мертв, а величайшей монстр на этой планете заперт в кухне Гилбертов и вынужден не только терпеть выходки Тайлера Локвуда, но и наблюдать за обгоревшим телом брата. Он убил мать Тайлера, а сейчас его брат мертв.

Квиты?

Клаус Майклсон ненавидит быть слабым, а сейчас, он даже не может выйти, сказать, что боль от утраты разорвала на части. Он не может никому сказать, ведь привык терпеть любую боль. Никому сказать, а время как будто застыло, и он не может даже посмотреть на обгоревшее тело брата. Неужели смерть может постучать и в их семью? Неужели душа Коула сгорела? Неужели даже великие и сильные Майклсоны бессильны против смерти. Бессилен и зол, когда слышит слова Керолайн. Он просил ее о помощи, наплевал на гордость, его глотка иссыхала, а та ухмылялась смотря в его глаза, сжала руки в молитвенном жесте.

– Я не буду в этом участвовать. Ты даже не стоишь тех калорий, которые я трачу, разговаривая с тобой.

Стоило, когда проколов ее плоть деревянной ножной, от светильника, он притягивает к себе и награждает ее укусом. Смертельным и ядовитым укусом. Губы испачканы кровью и он ухмыляется в своей привычной манере смотря на Тайлера. Он вновь победил, ведь Клаус Майклсон никогда не проигрывать.

– Это стоило потраченных калорий.

Стоило, ведь Керолайн смертна и это тот случай, когда даже бессмертный может стать смертным.

Стоило, ведь она боялась смерти.

Боялась, как и любой человек. Человек смертен – это страшно.

Ей противно находиться рядом с ним, с тем, кто подвел ее к черте невозврата, к смерти. Она в плену, в прочем как и он.

В плену.

Тот, кто ломал других, в итоге сломался сам.

Зачем он так поступил, вынудил ее страдать. Клаус Майклсон привык наблюдать за бесконечными страданиями, привык к тому, что смерть окружает его каждый день, и какая разница, если этот мир утратит еще одну душу.

Он привык наблюдать, как жизнь медленно покидает его жертву, привык ловить последнее дыхание и последний вздох. Клаус Майклсон сам решает, кому даровать жизнь, а у кого ее отнимать.

Сейчас, облокотившись о дверной проем он наблюдает, как медленно умирает Керолайн.

Керолайн в плену смерти по его вине и к утру она сгорит. Сгорит на всегда. Ее глаза, наполненные слезами, закроются навсегда, только покрытое серыми венками тело.

Она угаснет до утра и не встретит рассвет.

Клаус Майклсон не может смотреть в ее глаза. Возможно, он видит ее в последний раз и на его глазах сгорит еще одна душа. Еще одна душа погибнет по его вине.

Он несет смерть, привык наблюдать за тем, как смерть медленно заключает в свои объятья.

Керолайн боится смерти, думает, что после смерти есть только тьма или Ад.

Боится, потому что никогда не сталкиваюсь со смертью, в отличии от Никлауса Майклсона, который не только пережил мучения, но и умирал бесконечное количества раз. Смерть, словно тень преследовала его и его семью.

– Если ты не дашь мне свою кровь, я умру.

– Ты умрёшь. А для Тайлера – это будет жестоким уроком.

– Как ты мог, так с ним поступить? С его мамой? Со мной?

– Мне тысяча лет. Считай, что от скуки.

– Я не верю тебе.

– Ладно, тогда может, потому что я злодей и ничего с этим не поделаешь?

– Нет, это потому что тебе больно. А значит, в тебе есть что-то человеческое.

– Как ты можешь так думать?

– Потому что, я это видела. Потому что, ловила себя порой на мысли, что хочу забыть всё то зло, что ты нам причинил.

– Но ты не можешь. Так?

– Я знаю, что ты влюблен в меня. А того, кто способен на любовь, всё ещё можно спасти.

– У тебя галлюцинации.

– Наверное, я никогда не узнаю.

– Керолайн! Керолайн!

Она говорит еле слышно. Шепотом.

Слабая.

Прикрывает глаза.

Сгорает.

В его глазах она видит бездну боли, в которой он уже давно потонул. Его серые глаза наполнены болью. Он не скажет : « Прости», а Керолайн не скажет : «Пошел к Черту. »

Он не отвечает и только прокусывает свое запястье, поднимает ее голову, заставляет выпить его крови. Кровь одновременно может быть ядом или спасением. Глядит на нее своими сумасшедшими глазами цвета мокрого асфальта, безмолвно кричащими о том, что его душа прямо сейчас разбивается вдребезги. Его душа разбита, ведь он мог убить ее. Он мог отнять и ее жизнь. Но даже после всего, она верит и даже видит, что-то хорошее. Что-то в самом Никлаусе Майклсоне. Верит и будет ждать, когда он признает то, что даже он ,самый страшный монстр, что-что чувствует. Керолайн будет ждать всегда. Может она права, и каждый, кто способен любить достоин спасения? У Клауса Майклсона нет души, ведь части его души вытекают из глаз каплями. Он теряет свою душу, каждый раз, когда позволяет себе проливать слезы. Так он и потерял свою душу. У него нет душу, а Керолайн, словно видит что-то, желает зацепиться за его душу и доказать, что он может нести не только смерть и разрушения.

Тяжесть подобно свинцу повисла над ними. Тяжесть. Тяжело даже вздохнуть.

Опуская голову вниз, цепляется за его запястье, сглатывает кровь. Кровь, которая способна затушить разгоревшейся в ее душе и сердце огонь. Клаус не услышит последний удар сердце, потому что он спас ее. Спас из плена смерти. Не позволил и ее душе сгореть, а Керолайн не увидит его слез и, видимо, никогда не узнает, что он тоже чувствует и оказался в плену собственных чувств. Он мог бы кричать и кричать, проклинать только себя, крушить комнату, а она бы слушая, как рушатся обломки чувств и его души.

Обломки не состоявшейся любви.

Она не услышит, не узнает, не сгорит, не попадет в плен смерти.

Не попадет в плен смерти без него.

========== Глава 31. Оставь. ==========

Ти кажеш облиш.

Мене ти облиш.

Як же зумію я.

О, як же зумію я.

Прошу – обійми.

Мене обійми.

Усе ще твоя, я…

– – -

Ты говоришь: “Оставь,

Оставь меня”

Да как же сумею я ?

О, как же сумею я?!

Прошу-обними,

Меня обними.

Все ещё твоя-я…

LOBODA – Облиш.

«– Я считаю, что, когда вы любите кого-то и этот человек любит вас, вы однозначно уязвимы. Он способен причинить вам такую боль, какую не сможет причинить никто другой.» (с) Элайджа Майклсон. Древние.

*** Венеция, Италия, 2013 год. ***

Кетрин Пирс привыкла бежать, прощаться, куда-то спешить и прощаться.

Кетрин Пирс привыкла думать, как говориться « шевелить мозгами» и у нее нет желания страдать или сбегать от Никлауса Майклсона, ведь теперь ее сердце чаще бьется от любви к его брату.

Нет желания лгать.

У нее есть желание только быть рядом с ним, и любит его. Она желает большего. Большего рядом с ним, испытать, ощутить все то, что люди называют любовью. Больше не желает тонуть в этом омуте лжи и предательства, каждый раз погружусь все глубже и глубже.

А разве плохо желать большего? Желать взаимной любви, которая является одновременно и настоящей?

Она верит в то, что Элайджа – ее спасение, именно он протянул ей руку и вытащил ее из этого омута. Именно он помогает ей, когда никто другой не может помочь, именно он заставляет ее верить, желать чего-то большего и сражаться за это.

Сражаться за любовь.

Заставил желать большего.

Желает узнать, каково это любить, когда внутри все переворачивается и ты видишь мин по-новому, все кажется таким прекрасным, сказочным , словно вокруг распускаются цветы, и ты желаешь напевать мотив кокой-нибудь знакомой песни. Так ведь происходит, когда влюбляется человек. Человек влюбляется, поддается сантиментам, которые не свойственны таким, как Кетрин Пирс – вампирам, монстрам.

Кетрин Пирс – стерва, которая думает только о себе и своей личной выгоде. Может ли такая любить? Способна ли она любить?

Может.

Она может любить и любит. Любит того, кто готов даже убить и предать ради нее.

Элайджа Майклсон готов на все, ведь только это женщина смогла пробудить ее, разжечь утихшей огонь страсти.

Любит даже, если проиграет.

Любит даже, если оставит.

Она смотрит на его с любовью, когда покидает квартиру, оставляя только записку и тишину.

Тишину в коридоре, после того, как стихнут ее шаги.

Она оставила его. Вновь. Оставила после себя тишину, но она все еще его.

Его.

Дышит им.

Вросла в его тело.

Открыв глаза, Элайджа видит только следы на пыльном полу.

Тяжело дышит сидя на постели и сжимая в руках записку, которую она оставила на том самом месте, где должна была лежать, должна была улыбаться, нависнуть ее, чтобы он мог коснуться ее губ и сказать всем, что она его. Только его Катерина.

Не его.

Элайджа Майклсон просыпается в холодной постели, сжимает в руках записку и смотрит на следы. Следы рассказывают его о том, что покидала она его на носочках, ступала тихо, медленно, собирала с пола ее и его одежду, ведь сейчас его брючный костюм и рубашка аккуратно сложены и лежат на прикроватной тумбочке,боялась разбудить его и потревожить его.

Ушла, оставив после себя только следы.

« Я ушла. Нужно решить один важный вопрос. Жди меня и помни, что я все еще твоя.»

Как он может верить ей после этого?

Его ли она?

Не его.

Ее не изменить, ведь она пропащая, лгущая, не проигрывавшая стерва – Кетрин Пирс.

Как он мог поверить ей, поверить в любовь и позволить играть с собой, играть на его чувствах? Так стоит ли продолжать? Так стоит ли продолжать и верить в любовь, спасение ее души? Стоит ли спасать ту, которая не желает быть спасенной? Стоит ли верить в любовь? Стоит ли сражаться за любовь? Стоит ли сражаться за нее?

Проще оставить, чем сражаться.

Зависим.

Элайджа Майклсон не может оставить ее, даже если она попросит.

От себя ведь не убежишь. Вот и они не могут убежать от этой любви.

Зависим.

Она врослась в его. Врослась в его тело : ладони, губы, лицо.

Все равно проиграет. Проиграет в этой схватке с любовью? Но, если он любит, то стоит попытаться.

Попытаться спасти и объявить войну.

Не верит, хуже зверя, который жаждет крови.

Жаждет крови, когда разбивает деревянный табурет и сжимает в своих руках деревянную ножку – подобие кола.

Жаждет крови, и темно-алая кровь обязательно прольется.

Больше не верит.

Больше не верит предательнице.

Больше не его.

***

– Здравствуй, София Воронова…

Шепчет, на русском, когда проходит в одну из кофеен и садясь напротив, девушки облаченный в черное, кружевное платье, русые волосы аккуратно собраны, впрочем ,в выборе стиля они схожи. Схожи и их истории схожи. Схожи, что они потеряли все, по вине одного и того же человека. Они потеряли все по вине Никлауса Майклсона, но как бы обе не жаждали мести, они все еще дышат. Дышат и борются, словно каждый глоток воздуха может стать последним.

Схожи.

Сдержаны.

Никогда не покажут то, что чувствуют.

Не покажут то, что любят.

Не позволять себе чувствовать – то, что помогает им выживать.

София смотрит на нее: не отрывая глаз, жадно и вместе с тем обреченно. Знает, что какой бы смелой не была Кетрин Пирс, сколько бы она не бежала, они все равно обречены.

Такие женщины, как Кетрин Пирс дерзкие и смелые, умеющие играть только по своим правилам никогда не оказываются в объятиях мужчин просто так, знают где и когда появиться.

Знают с кем заключать сделки и никому не доверяют. Такие просто делают нужное выражение лица, могут предать, выбрать более выгодную сторону.

У таких, всегда есть выбор.

Такие сделали себя сами.

Кетрин, как и София – слишком умна и слишком исполнена чувством собственного достоинства, чтобы вытворять всякие глупости.

Все ее поступки – тщательно спланированно и до мелочей продуманный план.

Возможно, они схожи и благодаря корням и происхождению?

Кетрин – болгарка.

София – русская.

Они росли в одно время, должны были видеть мир одними и теми же глазами, придерживаться одних и тех же правил и потеряли все по вине одно и того же человека.

– Катерина, – кашляет, после чего продолжает говорить на русском. – Не устала скрываться в тени? Сейчас у тебя выбор… Я пойду до конца, чтобы увидеть смерть Никлауса Майклсона. Он отнял у меня семью, а сейчас настало мое время отнять у него все. Слишком долго я ждала…

– Не забывай, благодаря кому ты все еще дышишь и поднимаешься с постели, каждое утро, кто спас тебя, – каждый ее поворот головы, каждая улыбка, каждое слово – это способ унизить Софию, которая посмела счесть себя достойной встать на одну ступень с ней.

Кетрин Пирс никогда не принимал всерьез никого, и никогда бы не обратила внимания на Софию Воронову, потому что она была всего лишь симпатичной куклой, но как оказалось между ними много общего и Кетрин, как бы смешно это не звучало, Пирс нужна была подруга.

– Два бокала красного сладкого вина, – София старается не обращать внимание, на то, что Пирс пыталась ее унизить, когда обращается к официантке.

Вечно задумчивая и нелюдимая, София одевался в черное иногда разбавляла свою привычную гамму яркими цветами.

– У меня нет времени, так что перейдем к делу, – сжимает руки в замок и говорит уже на английском. – Оно у тебя?

– Люсьен Касл благодарен тебе за информацию, о место нахождении, той стаи оборотней и это помогло в деле, – натягивает улыбку протягивая Пирс ампулу.

– Передавай ему мое приветствие и передай, то в выборе между братьями, я всегда выбираю того, что хороший, думаю, он поймет, о ком я говорю и пусть только попробует навредить ему, то на его пути встану я, думаю, к тому моменту многое изменится ,и я займу особое место среди иерархии вампиров, место, которого я достойна по праву, – сжимает в руках стеклянную ампулу. – Это может мне пригодиться очень скоро, спасть от укуса противных волков. Всегда считала, что их лучше не злить.

– Скажи, ты вспоминаешь о своей семье, скучаешь? – неожиданно произносит она, меняет тему разговору.

Как погибла семья, мир Софии Вороновой перевернулся с ног на голову, и началось истинное безумие, в ходе которого она обратилась в вампира и желала только отомстить, заставить страдать того, кто на ее глазах убил ее сестру, а она ведь все видела. Видела своими глазами и до сих пор помнит тот страшный день, как будто это было несколько часов назад. Помнит окровавленные трупы и ухмылку Клауса Майклсона.

Помнит.

– Думаешь, ты знаешь всю историю? – мягко спросила она. – Думаешь, ты вообще хоть что-то знаешь об этом мире? Что-то, что дает тебе право возомнить себя великим мстителем? Может быть, ты умрешь следующей, если встанешь на пути Клауса Майклсона. Это может быть интересно, то каким способом он убьет тебя, то ,как он превратит в Ад твою жизнь. Я как раз начинаю новую, долгую и яркую главу своей жизни и планирую быть счастливой. Я заслуживаю быть любимой. Возможно, в этот раз все будет иначе, и я отомщу Клаусу по-своему. Тогда я буду свободна и рядом с тем, кого люблю. Я получу все вдвойне.

– Семья не стоит отмщения? – нахмурила брови.

– Стоит, но лучше оставь все попытки, я пыталась и ничего не вышло, -говорит брюнетка.

– У меня есть вечность, чтобы попробовать, – ухмыляется София. – Что за жертву ты выбрала в этот раз? Кто тот несчастный, что попал в твои сети.

– Не несчастный, София и я вправду что-то чувствую, понимаешь? У меня как всегда был идеальный план заполучить желаемое и исчезнуть. Но любовь встала на моем пути, я думала, что это преграда, но оказалось все наоборот. Теперь я же желаю отпускать, не могу выбросить из своей головы, словно пьяна и это все вина того мужчины. Вина в том, что он заставил меня чувствовать, а я не желаю терять. Я желала сыграть в любовь, а вышло все иначе. Поверь, однажды то, что считала идеальным планом, обернется против тебя и любовь встанет и на твоем пути, София. Ты еще вспомнишь мои слова. Знаешь, вы русские всегда отличались упорством и упрямством, умеете мстить и сражаться за то вам дорого, за это ты мне и понравилась, – признается Кетрин, берет в руки бокал вина, как только официантка подходит к их столику. – Вы едины. В чем-то мы и похожи… Все еще придерживайся стороны сильнейших?

– Я наемница и работаю на тех, кто сильнее, – пьет вино.

– Сейчас ты работаешь на Люсьена, который желает отомстить Майклсонам, – кивает Пирс.

– У него есть реальный план, который может сработать, и он не один, – убеждает ее женщина. – Я на его стороне.

Похожи.

Пережила отчаяние, потерю семьи и София, как и Кетрин была сломана в внутри, а когда человек сломан это не обернется ничем хорошим для того, кто сломал его.

Сломанный человек гораздо сильнее и пойдет на все. Пойдет до конца.

– Мне пора и поболтаем в другой раз, позвони мне и жаль будет узнать о твоей смерти, – одними губами шепчет ей Пирс, напоминая о том, что нужно быть осторожнее, встает из за стола, смотрит в глаза и она должна сказать ей сейчас, сказать на родном языке Софии, возможно, образумить ее. – У вас ведь говорят так : «Береженого Бог бережет. »

Глупо, наверное, но София все равно улыбается, зная и понимая, чем говорила, о чем предупреждала Пирс, прежде, чем та покинула кафе и впустила в помещение ветер. Исчезла, впустила только ветер.

София знает, что это значит. Знает, что нужно быть осмотрительной, осторожной в решениях и поступках, чтобы было легче избежать опасностей, неоправданных рисков, не кидаться ты в петлю добровольно, как это было с юной Катериной, сейчас Кетрин и ее сердце покрылось льдом, она не способна любить, заботиться и думает только о собственной шкуре и тот, как бы выжить и прожить еще один день.

– И ты береги себя, Катерина, – шепчет, а пальцы сжимают ножку бокала наполненного красным вином.

Их души сломаны.

Клаус Майклсон сломал их, отнял все, что их было дорого в этом мире, но они все еще держатся и дышат. Дышат, терпят боль, которая не отпускает их, врослась в их тело, заполняет сердце.

Дышат и вытерпят любую боль.

Вытерпят, не покажут, что чувствуют, не позволят себе быть слабыми на глазах других.

Сильные.

Боль сделала их только сильнее и в этом они похожи.

***

Кетрин Пирс возвращается, если только желает этого и сейчас она вернулась, захлопнула за собой дверь, оставила свою сумочку и несколько пакетов в коридоре, видит его на кухни и улыбается переступая порог комнаты. Элайджа молчит, ставит на круглый кухонный стол чашки наполненные кофе. К ее приходу он вытер пыль со стола, расставил кухонные приборы, отвесил штору, чтобы комната наполнилась светом.На ее лице довольная ухмылка, ведь он только ее. Кетрин пристраивается сзади, обнимает, руки скользят по его груди.

– Как же хорошо, что ты избавился от пыли, до моего прихода, Элайджа.

– Катерина… Позволь узнать, что за неотложное дело возникло, что ты оставила меня, и в этот раз?

– Тебя это не должно волновать, дорогой. Поверь мне…

Прижимается сильнее, целует в шею, но не видит, насколько холоден его взгляд. Холод, словно сам Ад замерз. Внутри его холод, а в ней полыхает пламя, ведь он единственный, кто смог заставить её сердце биться чаще. Сожалеть о том, что она отказалась от любви. Сожалеть о потерянной человечности. Он заставил ее чувствовать и сожалеть. Сожалеть, что маска Кетрин врослась в ее лицо. Облик Кетрин, а душа Катерины. Внутри, глубоко внутри ее осталась часть Катерины. Она верит в это, а вот он уже не верит.

– Катерина, я тебе не верю, – тихо, сжимает руку в кулаки, Кетрин и не видит, что в своих ладонях от сжимает обломок дерева. Сжимает то, что может убить ее.

– Нет, ты должен мне верить, – твёрдо произнесла Кетрин, собираясь обернуть его к себе, заставить посмотреть на нее.

Заставить поверить. Кетрин желала его заставить поверить, но как можно верить тому,кто сжимает в своих руках подобие деревянного кола?

Напугана, чаще дышит и только сейчас она видит в нем монстра. Монстра, который зол и неконтролируем.

Хуже зверя, который жаждет крови и неужели она могла полюбить такого монстра? Неужели это она освободила того зверя. Зверя : белок глаз наполнен красным, под глазами набухшие черные вены. На вампирской скорости оказался к ней и, схватив за шею, поднял над землёй, проткнул ее плоть деревянным обломком, что та, прикусила губу, только чтобы не закричать от боли, не показать, что она слабая. Кровь окрашивает деревянный пол. Не дышать , а воздух мгновенно выбился из её лёгких, оставляя её даже без живительного кислорода.

Без кислорода ей не жить.

Без него ей не жить.

Без любви и защиты, свободы ей не жить.

– Я желаю верить тебе, но каждый ты заставляешь меня сомневаться? Теперь ты скажешь правду!

– Прошу, оставь меня… Оставь, если не веришь, в то, что я все еще люблю тебя.

– А если я убью тебя? Если я нужен тебе, только чтобы использовать меня против моего брата? Это и был твой план? Настроить меня против брата, заставив поверить в то, что он монстр, который так жестоко поступил с тобой? Я знаю, на что ты способна, Кетрин.

« Кетрин » – режет ее слух, заставляет сморщиться. Неужели даже он, тот, кто ее знает настоящей, видел ее искреннюю улыбку, тот, кого она заставила желать большего, видит в ней монстра, видит Кетрин Пирс, которая пойдет на все, чтобы выжить и одержать победу в любой схватке. Неужели и он видит в ней ту, которая играет не честно и не следует никаким правилам.

– Клаус убил всю мою семью, просто, чтобы отомстить, заставил меня дрожать от страха, бояться приближение, даже тени. Думаешь, я не думала о мести? Думала и желаю, чтобы возмездие настигло и его. Желаю, чтобы он испытал все то, что и я. Желаю, что бы он слабым, ведь это его самый величайшей страх. Я желаю, чтобы он боялся. Думаешь, я не ненавижу твою семью? Ненавижу! Желал услышать правду, и ты ее услышал, Элайджа, а теперь отпусти меня или я сама уйду. Отпусти!

Он надавил сильнее на её горло, его глаза, в которые она так и не решается посмотреть. Не желает смотреть в глаза монстру, который лишит ее жизни, а чего она еще ожидала пробудив монстра? Неужели это будет последним, что великая и неуловимая Кетрин Пирс увидит перед смертью.

Ее окутывала тьма, перед глазами все расплывается, а воздуха не хватает, не может вздохнуть полной грудью. Она проиграла и просила ее отпустить. Проиграла и знает это. Не отпустит и она не может дышать, все еще его, в последнюю секунду, когда она уже ощущала, что еще несколько секунд и она уже будет во власти тьмы, цепкая рука сжимает её горло своими холодными пальцами. Еще секунда и она упадет на этот пол, больше никогда не увидит свет.

Умрет.

У нее есть еще секунда.

Секунда, чтобы вздохнуть, собраться с силами и отбросить его на деревянный стол.

Отбросить, со всех сил, что у нее остались и услышать звон бьющегося стекла.

Отбросить, рыкнуть и показать ему лицо монстра, который скрывался и в ней. Показать, на что она способна Кетрин Пирс и он ведь знает, что эта коварная и подлая женщина пойдет до конца. Не проиграет. Не упустит возможности.

Они монстры, которые не способны любить.

Она прятала оружие, и всегда била патронами, попадала в самое сердце.

На поле боя Кетрин Пирс – безоружный воин. В ее ладонь окровавленная палка, которую она запускает в него, не промахивается, и дерево застревает в его плече.

Дерево не убьет его, но причинит боль и сдержит. Она не могла убить того, кого все еще верит, но причинить боль – могла. Кетрин Пирс всегда причиняла только боль.

Больше не верит, но все ещё люблю.

Больше не верит, хуже зверя.

Жаждет крови и беспощадна.

Сверкнула клыками и готова сражаться, даже если проиграет. Сражаться до конца, даже если сгорит на солнце и обратится в пепел, ведь так всегда и поступала Кетрин Пирс.

Сажаться чтобы не показать, что беспомощна.

Беспомощное сердце, которое все еще любит.

Сможет ли она оставить его? Сможет ли уйти и в этот раз.

Не сумеет.

Та, кто не оборачивалась обернулась, когда уже стояла рядом с входной дверью, а ее рука сжимала железную ручку. Она ведь может сбежать и он больше никогда не настигнет ее, не потревожит, не заставит чувствовать.

Остановилась, тяжело дышит, на лбу выступила та самая венка, которая означала, что она зла, сжала руки в кулаки. Кетрин Пирс злиться. Злиться на себя. Злиться, что не сумела оставить. Он любит её и всегда любил. Он не заслуживает такого подлого удара в спину от нее. Не заслуживает, того, как Кетрин Пирс поступала со всеми остальными. Она ведь тоже любит, пусть и злиться. Любит, даже, если Элайджа больше не верит ей.

Обернулась, потому что любит.

Все еще его.

Все еще не может оставить его.

Оказалась рядом, вытащила деревянный кол, который, естественно не убьёт его.

Дерево может убить Кетрин, любовь к нему может убить ее.

Она бессмертна, но даже ее может убить любовь.

Знала, что проиграла, когда протягивает ему свою руку, помогает подняться.

Они могли убить друг друга, но беспомощны перед тем чувством, которое хранится в их сердце.

Беспомощны.

– Поздравляю Элайджа Майклсон, – говорит она снимая с его плеч испачканный кровью и горячим кофе пиджак, знает, что кипяток обжег его кожу, отбрасывает его в сторону, а тот смотрит вниз, на пятна от кофе на его белоснежной рубашке.

– С тем, что мы могли убить друг друга? – хмыкает тот.

– С тем, что мы пережили первую ссору, а я думала, что крови будет больше и кажется, я разбила тебе губу, но теперь, мне не нужно будет доказывать, что я все еще твоя Катерина, – прикрыв глаза, поддалась к нему навстречу, пока тот, неторопливо обвивал ее талию своими руками, заключает в свои объятья и верит в то, что она все еще любит и беспомощна перед этим чувством, как и он.

И вот сейчас, заключив её в объятия и вдохнув знакомый аромат темно-русых волос, он прикрыл на миг глаза, ощущая как чувство вины вновь давит на него, уничтожая. Уничтожает изнутри то, что она видела монстра скрывающего в нем, видела то, что он может не знать пощады к тому, кого любит, а он не ударила его.

Не смогла, потому что все еще любит.

– Не оставляй меня, даже, если я попрошу, – притянула его к себе ближе, едва касаясь своими губами его губ, прошептал брюнетка.

Не оставит и сейчас отвечает на поцелуй, такой горький и нереальный. Любовь ведь не может быть только сладкой и сегодня они ощутили, испробовали всю горечь и кровь любви.

Сегодня она просила оставить ее, а он обнял ее.

Как он смог оставить ту, кто все еще любит и его? Она принадлежит только его.

Его, даже если Майклсон не верит. Гладит её по волосам, проводил по лицу, тыльной стороной ладони, и кажется стирал слёзы с лица Кетрин Пирс, которая не позволяла любви вставать на ее пути. Он обнял её, когда та собиралась уходить. Прижимал к себе, защищая ото всего. Его руки касались её холодной, как лёд, кожи, опаляя, принося с собой давно забытую теплоту и чувство защищённости.

Он рядом и Он защитит её.

И как она сумеет оставить его?

Он обнял ее, когда та говорила : “Оставь! Оставь меня”.

Обнял, потому что она все еще его, любит и нуждается в нем.

Он обнял, когда должен был оставить.

========== Глава 32. Все, что им осталось : страхи, пустота, желание, сомнения и ожидания возвращения и любовь. ==========

Я запомню дни бессонниц

И без слез прощания, и обиды боль

Вечно уходящий поезд