Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 59 страниц)

Наркотики – часть ее жизни, организма.

Наркотики – ее бремя.

Наркотики – ее тонсин.

Первые месяцы были самые тяжелые, Одри замкнулась в себе, даже попыталась напасть на медсестру в реабилитационном центре. Просто погрузилась в море тьмы и не желала спасаться.

Первые месяцы борьбы с ломкой самые сложные и Одри пережила их только потому, что Шон вступил в это море тьмы и научил ее плавать.

Ей стало легче только спустя четыре месяца. Она улыбалась и даже набрала в весе, полюбила грейпфрутовый сок, который раньше терпеть не могла.

У нее проблемы с наркотиками и Одри боялась покидать клинику, привыкла к стенам.

Боялась, потому что там улица – опасность. Она вышла с клиники и вернулась домой только благодаря Шону.

У них ведь должно быть будущее на двоих. Но ее прошлое не отпускало ее.

Леффе со выдохом медленно выходит на крыльцо. Едва переставляет ноги по ступенькам… Оказывается, не так уж легко принять то, что женщина, которую полюбил твой единственный сын. Сын, которому ты посвятила все себя, отдала жизнь, воспитала. Шон отдал свое сердце наркоманки, но ведь в мире столько хороших и добрых девушек, а он выбрал ее. Глупо говорить, что все хорошо, но еще тяжелее принять. Остаётся только смириться или отречься.

Смириться не просто, забыть и сделать шаг.

Тяжело признать.

Тяжело понять.

А сейчас сложнее всего заставить себя сесть рядом с Одри и взять ее руку в свою.

Перед глазами так легко встают перед глазами картинки всего жуткого, что могла сделать Одри и да, ведьма виновата. Леффи кричала, умоляла, но Шон уже сказал, что думает и пришлось вмешаться отцу. А Одри не слышала или не желала слышать. Чёртово сердце, онемевшее от боли, бесчувственное сердце в твоей груди. Ей больно, тело ломит и кажется, она теряет контроль.

Пожилая женщина дышит едва слышно, и сердце, кажется, бьётся раза в три медленнее, чем должно бы.

На коже высыпают мурашки и не от холода.

Остаётся только сказать все, только спокойным тоном и медленно, чтобы перестать дрожать и хоть немного расслабить закаменевшие мышцы.

Сна ни в одном глазу, а Одри заплаканная, ресницы слиплись, но всё равно длинные такие, густые, тёмные. И дыхание стало спокойнее, и в груди стучит размеренно сердце.

– Я ведь хотела оставить Шона, но он не захотел. Я не хотела, чтобы он губил себя из-за меня…

– Мой сын борется за любовь.

– Вы больше не желаете видеть меня в своем доме? Просто, скажите правду и я приму ее. Смирюсь.

– Нет, но знаешь, если у вас появятся дети и ты будешь не в лучшем состоянии, то я отниму у тебя ребенка и сама воспитаю. Воспитаю, так же и Шона. Не позволю, чтобы мой внук или внучка скитались по улице, притонам, голодали. Поняла меня, Одри?

– Я вас поняла. Спасибо за вашу доброту. Я не подведу ни вас, ни вашего сына.

Примерно через три минуты на пороге появляется Шон и улыбается, видя, как Одри обнимает его мать. Леффи натягивает улыбку, когда поднимается с холодного крыльца и спешит вернуться в дом.

Одри ведь тоже заслуживает быть любимой и Шон понимает это. Понимает, что человек не может быть одинок и каждый заслуживает любви и быть счастливым. Не может забыть, даже Одри сорвется, то он будет рядом, будет сражаться. Одри знает, что тот упрямый и всегда прощает. Готова ползти на коленях в этой дорогой кожаной юбке, сбивать в кровь колени, только бы тот простил ее. Бежит к нему и тот заключает ее в свои объятья, а девушка смотрит вниз, не прямо, прячет глаза от него, от поднимающегося из-за горизонта солнца. Почему-то рассвет – бледный, холодный и будто бы ужасно хрупкий – сегодня совсем не радует.

Замирает. Страшно видеть его, потому что Одри чувствует себя виноватой, грязной, отвратительной, всё испортившей.

– Шон, я все испортила и мне так плохо, – ей не хватает дыхания, и он опускает веки на долю секунды.

– Они бы все равно узнали, – тихо говорит тот. – Мать зла, но вижу, что вы поговорили и отец утром поговорит с другом, который сдает квартиры и подыщет что-нибудь подходящее для нас. Мы будем жить отдельно. Отец считает, что молодые должны отдельно и строить свою жизнь. Впервые я с ним согласился.

Ведьма дергает головой, сбрасывая оцепенение, и бросает окурок на землю. Касается родинок на ключице шее, но стоит только посмотреть в глаза, с благодарностью, но какой-то странной, вывернутой, изломанной.

Она ведь сломана.

Он ведь знает, что та курила. Уловил запах курева.

– У нас есть деньги. Кетрин обеспечила нас, что хватит на долго. Мы можем купить – произносит одними губами.

– Твоя подружка вампирша, которая пополнила твой счет, считай расплатилась за то, что мы могли умереть, – тяжело вздыхает тот.

– Я уже знаю, что сделаю с деньгами, – грустно улыбается та. – Я открою клинику, чтобы помогать таким, как я. Может это будет правильно.

Всё так неправильно. У нее взгляд пустой и светлый, суженные зрачки. Вообще ничего. Ничего живого.

– Это правильно, – поправляет ее локоны. – Вместе мы справимся. Хочешь кофе? Или поспать?

Она молча тянется к нему.

Разжимает ладони, но тут же подаётся всем телом вперед и обхватывает его за плечи, прижимает к себе близко-близко. И проговаривает над ухом – уверенно, ясно:

– Ты ничего не должен. Ни мне. Ни кому-либо другому, Шон. Но спасибо тебе за то, что ты рядом, не испугался и принял меня такой, какой я есть.

Шон чувствует, как за спиной пальцы с силой сжимают ткань рубашки. До хруста, до треска. Как будто Одри говорит ему : « Не отпущу тебя, только ты меня не отпускай».

Не должен отпускать.

Он должен остаться и успокоить ее, объяснить, обнимать, пока она не придёт в себя. Должен беречь от всего разрушительного, что поглощает сознание, от боли и разочарования, но сам оказался слишком слабым, а она хлюпает прижимаясь к его груди. Шон выдыхает и улыбается почти незаметно.

– Темная сторона луны. Не могу без тебя.

Питает любовью, надевает на ее руку кожаный браслет на железной гравировкой из трех слов : Believe. Save. Love.

И слезы градом из глаз, сглатывает, и дышит чуть заполошно, и дрожит.

У нее в груди сердце стучит с такой силой, что, кажется, за двоих, и напротив вроде бы тоже стучит, а ее мягкие губы – солёные.

Доза теплом разливается по венам, как только он целует ее – реально, физически Одри чувствует себя… наверное, чуть менее мертвой, чем раньше. Наверное один наркотик может заменить другой.

Всё понемногу снова становится правильным.

*** Новая Шотландия. Галифакс. 2013 год. ***

На нем костюм, а Кетрин одета в прозрачную черную блузку и белую юбку длиной до колена, в ушах серьги с черным камнем, черные босоножки на высоком каблуке.

Тьму не рассеять – бессмысленно.

Но именно такой он и желал ее видеть.

Задыхаться и не отрывать от нее взгляда.

Когда воздух весь выжигается, пламя ведь гаснет тоже.

Вот и Элайджа боялся, что она погаснет.

Все рядом с ним гасли, умирали, не выдерживали. Но Кетрин особенная, потому всегда выживает. Кетрин пьянит или заставляет протрезветь.

Замирает и смотрит ему а глаза, когда Элайджа вытирает белоснежным платком кровь с своих губ. Кетрин тащит труп к месту, где уже разлила бензин.

Сегодня один труп на двоих.

Вчера тоже был один и Элайджа подарил ей одинокую темно-алую розу, после того, как они убили владелицу цветочного ларька.

Сегодня она смотрела в его глаза, когда вонзила острые клыки.

Играет на нервах, а тот присоединяется к ней, под глазами набухают черные венки, пронзает кожу ища вену.

Для вампиров кровь не просто жидкость, которая подпитывает мёртвый организм, но и сладкое забвение.

Вместе. В незнакомом месте, где-то около причала отнимают жизнь незнакомца.

– Тебе не противно, Катерина? – спрашивает Элайджа вытирая кровь в уголках губ.

– Я само зло и совершенство, дорогой, – отвечает та отбрасывая труп, нагибается, поднимает коробок спичек и точно знает куда он смотрит. – Я просто наслаждаюсь жизнью тебе советую. Я научу тебя просто жить, потому что ты научил меня любить. Напомнил, что даже такая, как я достойна быть любимой.

Зачем он связался с ней или она с ним? Зачем позволила любви стать на своем пути?

Просто зверь.

Темная.

Он ее точно не забудет.

Ее ухмылку, то, как она тянет уголки губ, нос чуть морщит, подобие смешка издает – в словаре такое называется “улыбкой”. Она ухмылку прячет в стакане с виски, бутылка которого явно стоит больше, чем этот город. Любит жить без проблем, игнорировать их.

Может просто пить из горла и танцевать в его объятьях. Так ведь было. Она заставила его забыть обо всем и заставляет чувствовать себя счастливым.

Похожи.

Пахнет бензином.

Труп на полу, а она просто чиркает спичкой. Разжигает пламя. Жарко. Все вокруг вспыхивает ярко-оранжевым. Все вокруг гарью пропахло. Она просто замерла и смотрит на возвышающее пламя.

Элайджа вдыхает едкий дым. Дым, который отравляет его легкие, раздражает, а вот Кетрин совершенна спокойна, смотрит на оранжевые огни, словно завороженная. Смотрит на возвышающее пламя и огни слепят ее.

Может и не стоит было уже потухшие угли?

Стоило.

Стоит и смотрит на него из-за возвышающего пламя. Даже не испачкалась, потому что на белоснежной ткани нет алых пятен.

Роняет из рук платок. Элайджа давится.

Ведь никого страшнее первородного вампира не встретишь в этом мире. Правда, в мире есть дьявольская женщина, которая смотрит на пламя. Не бесстрашная женщина, но в ней есть некое безразличие. Безразличие, которое позволяет ей двигаться вперед и не оборачиваться назад.

Разговорившийся их сердцах огонь, в последний раз, угасает?

Она дышит?

Он дышит?

Задыхается серым, густым дымом, который заполняет легкие.

Кетрин стучит каблуками и кажется, Элайджа заучил стук ее каблуков. Этот громкий стук впечатался в его черепную коробку. Она впустила его в свое прошлое, жизнь и ему не все равно.

Дым отравляет, так же, как отравляет и эта женщина. Дым может убить, вызывать слезотечение.

Она даже не испачкалась и это потрясающее, наступает на запачканный кровью платок, берет его руку в свою. Пора им уходить. Но для Майклсона гораздо важнее, чтобы именно эта женщина отравляла его своими токсикантами, выводила из равновесия и ели Кетрин – черная кошка, то пусть только она зализывает его раны. Только она. Только с ней он и вправду позволил большее.

Кетрин не позволит ему задохнуться.

Крепко сжимает его руку, помогает подняться. Они покидают помещение.

Вместе.

Они не знают куда пойдут и где проснуться с наступлением рассвета. Главное, чтобы вместе. Главное, чтобы стерва вновь одержала победу. Главное, чтобы именно она залечивала его раны.

– Ты роза,будь с тем,кто не боится твоих шипов, – откашлявшись, вдохнув свежего воздуха шепчет ей на ухо Элайджа.

– А ты и не боишься моих шипов, и поэтому я не боюсь твоей темной стороны и знаю, что ты можешь причинить мне боль, но никогда не убьешь меня. Никогда не сможешь убить меня в тебе, не позволишь, чтобы в твоем сердце, – губы смыкаются в полу ухмылке.

Их руки сплетены воедино, а за спинами разгорается пламя. Пламя, которое уничтожит все на своем пути. Капля багровой крови, которая капает с губ и окрашивает белоснежную ткань в карминовый. У небес оттенок меняется от полуночно-синего до редких просветов лазурного и ярких вспышек огненного из-за восходящего солнца.

*** Нью-Йорк. 2013 год. ***

Елена Гилберт ненавидит Ребекку Майклсон, хотя ей плевать, потому что она отключила эмоции. Она понял это еще тогда, когда серые глаза изучающе смотрели, отражали все, что испытывает к ней первородная стерва. Поняла еще тогда, на острове.

Они будут работать вместе.

Блондинка хмыкает, Гилберт улыбается, она думает, что это ненависть. Чистая ненависть. Волосы всегда аккуратно собраны, поправляет их даже в драке, когда какой-то парень попытался коснуться ее.

Елена ненавидит Ребекку.

Майклсон сжимает кулаки, понимая, что после Елены будут завалы трупов, которые еще долго она будет разгребать. Вампир без чувств – проблема. Ребекка знает это. Знает, что сейчас Гилберт словно дешевая версия Кетрин Пирс, вот только есть одно отличие – Кетрин никогда не отключала эмоции, не поддавалась этой слабости, боролась. Кетрин не сломалась, сильнее Елены и возможно, Майклсон интересно узнать, как это выходит у Кетрин.

Один.

Чувствует холодок по всему телу, издалека доходят отголоски смеха танцующих подростков на этой вечеринке.

Два.

За ними следит Деймон, который и привез Елену в Нью-Йорк.

Елена потеряна и изменила не только прическу.

Ребекка не доверяет Елене. В последний момент первородная проклинает себя, корит себя за доверчивость, но лекарство поможет ей исцелить ее душу.

Главный плюс отсутствия эмоций в том, что можно мыслить рационально. Я сделаю все, чтобы получить лекарство. А у тебя, наоборот, одни неврозы, переживания, надежды и мечты. Ты просто слишком эмоциональная переменная, которая мне не нужна.

– Теперь я скучаю по старой Елене.

Ребекки хочется высказать все и эта правда. Но вместо колких привычных слов ненависти сил хватает лишь на протяжный вздох.

Ей кажется, что Елены и не существовало вовсе. Лишь иллюзии и придуманные братьями Сальваторе, который так свято верили в любовь и бескорыстье.

Глупые идиоты. Ведь Деймон сам сказал ей отключить эмоции, потушил. Трус, боящийся умереть в муках, или не познать любви Елены Гилберт и только от этого Ребекку тошнит. Вечно ищущий способы доказать свою любовь, защитить ее. Что стало с Еленой, когда она потеряла брата. Ребекка тоже теряла многих в этой жизни, но боролась с болью. Деймон обрек Елену на жизнь без боли. Облегчил ее страдания. Он не позволил бороться, потому что Елена слабая. Реббекка лишь усмехается. Знает, как закончатся попытки братьев Сальваторе спасти их любовь. Елене нравится новая, усовершенствованная версия себя и ей не нужно лекарство. Лекарство нужно Ребекки, а значит она будет терпеть Елену пока в ее руках не будет этого самого лекарство и шанса прожить одну жизнь. Прожить так, как она всегда желала.

Три.

Ребекка Майлсон не ненавидит Елену Гилберт.

========== Глава 49. Ничто не бывает справедливым в любви и войне. ==========

*** Новая Шотландия. Галифакс. 2013 год. ***

” Все ранят, любимые – добивают. “

Продержаться.

Кетрин снимает блузку, выдыхает и остается только в черном кружевном бюстгальтере. Желает избавиться от этой юбки, ведь сложно привыкнуть к белому, но нужно соответствовать образу женщины подстать самому Элайджи Майулсону. Нужно больше строгости и меньше шлюховатости – это она поняла. Кетрин вообще привыкла подстраивать свой образ под мужчину с которым была, но сейчас ей самой нравится выглядеть более сдержанной при этом не изменять своему привычному стилю. Нравится соответствовать ему. Кетрин ведь не забывает и о той детали, благодаря Элайджи она еще получит не только свободу, утраченную любовь, но и особое место в вампирской иерархии, защиту. Собраться и переодеться в ночную черную кружевную сорочку и лечь рядом с ним в одну постель, уснуть и проснуться глядя ему в глаза, любить его, залечивать его раны, а главное быть рядом с ним, чтобы тот не отпускал ее.

Пока она умывалась, в ванной комнате Элайджа ждал ее в постели. Этот день был совершенно обыкновенным. Они гуляли по городу, а точнее наблюдали за кораблями приходящими и отходящими из порта. Она была радом и он словно в Раю. Как можно быть в Раю с женщиной, которая приведет тебя прямо в Ад, заставит гореть в Адском пламени. Женщина, которая тянет в Ад, во тьму, на дно. Можно обрести покой и с такой женщиной. Такая женщина не станет осуждать тебя за твою темную сторону, твои грехи. Такая женщина сама темная, искушенная и знает все прелести тьмы. Кетрин Пирс позволяла себе самую большую роскошь в жизни – плевать на мнение окружающих. Элайджа позволил себе самую большую роскошь в жизни – полюбить женщину, которая приняла и не испугалась его тьмы.

Он не знает, что будет дальше, но желает, чтобы она была рядом и они грешили вместе.

Вместе охотились, отнимали жизни и проливали кровь, ведь Кетрин не осудит ее. Не осудит за зверя, который скрывается внутри его.

Пока он твердо уверен в том, что любит эту женщину и только рядом с ней он освобождается от страданий. Словно эта женщина дарит ему состояние нирваны.

Майклсон вздыхает, ложиться в постель, натягивает одеяло. Ему ведь и вправду было больно, он не знал, как жить дальше, а она появилась и дала ему то, что называют нирваной.

Он берет, что пожелает, впрочем, как и она.

Она грешит, убивает, решает и вершит судьбы, как и он.

Пирс не желала реагировать на настойчивые оповещения мобильного. Но вытерев полотенцем руки она все же решает прочитать смс.

Лучше бы не читала.

*Уил мертв. Его убил Клаус. Деймон Сальваторе в Нью-Йорке и у него есть информация с твоим последнем адресом. Он нашел информацию по дате твоего рождения. 5 июня 1473. Он ищет лекарство для Елены. Тебе нужно бежать, Кетрин. Z.

Кетрин бросает телефон в зеркало. Все содержимое ее сумочки оказывается на полу,что только позже она осознает, что ее единственный шанс разбит. Возможное лекарство от укуса оборотня исчезло. Она сама разбила колбу с желтой, маслянистой жидкостью.

Осколки.

Руки сжаты в кулаки и она ударяет ними с такой силой, что керамический умывальник раскалывается на осколки. Словно ураган сносит стоявшие предметы личной гигиены, баночки с кремами, мыло.

Она плевала на боль и кровь. Выдержит.

Ей просто нужно освободиться от эмоций, а значит нужно дать им выход.

Былые осколки, на руках кровь. Потеряет руки, размазывает кровь.

Кричит, давит пяткой и так уже разбитый телефон и теперь уже боль ощущается и в ногах, пятки в порезах, но они быстро затягиваются благодаря регенерации. Она добьет это устройство, даже если оно и так уже добито.

Смотрит на свое искаженное отражение в зеркале. Она готова к тому, что у нее сейчас есть выбор.

Элайджа слышал ее крик : пронзительный, громкий, раздражённый. Неужели теперь они точно обречены? Неужели ей вновь придется оставить его или просто не делать ничего и когда Деймон приедет в Уиллоби, то не найдет ее, будет вынужден признать свое поражение. Он ведь ее враг, а все ее враги мертвы или познали на себе гнев сучки. Кетрин Пирс мстит и в этот раз она тоже сыграет. Она поедет туда и преподаст урок. Возможно, прикончит, ведь они посмели потревожить ее покой. Сыграет и уйдет на покой. Уйдет вместе с Элайджей, затеряется, как иголка в стоге сена, потеряется вместе с ним и их никто

не найдет.

Успокоится, когда будет убит ее последний враг.

Ее последний друг умер от руки ее врага – Клауса. Она может рассчитывать только на себя и Элайджу, ради которого готова утонуть в крови, принять на себя и его тьму.

Выдержит.

Все глубже погружается во тьму.

Она уже давно убита.

Он ведь не мог не услышать ее крик, не отреагировать на него. Появляется в ванной только в одном нижнем мужском белье.

Не верит, когда видит ее сидящей на полу. Она сидит на коленях, растрёпанная, шлейка бюстгальтера приспущена, на белоснежной юбке кровавые следы и Элайджа понимает, что та вытирала руки о ткань юбки.

Сидит на полу ванной в испачканной юбке и черном бюстгальтере. На теле кровь. Ее кровь.

Волосы взъерошенные и по слипшемся локонам, запаху, кровавым следам, не сложно догадаться, что та окровавленными руками проводила с верху до низу, желала вытереть кровь с рук, словно она чиста, мечтала избавиться от крови и лучше бы ее не было, а еще лучше, если бы их не было двоих.

Лучше бы они потерялись вместе и никто их не потревожил.

Гаснет.

Нырнуть в ванну.

Нырнуть в алкоголь.

Кетрин не хочет лгать ему. Держала сердце под замком, в пустоте и плевала на тех, с кем делила постель, потому что не влюблялась. Но сейчас. Сейчас все изменилось.

Наваждение.

Почему она может быть откровенной только с ним?

Как он мог оставить ее в таком состоянии?

Если бы он знал. Лучше бы ей гнить в земле. Она ведь прекрасно понимает, что если ввяжется в эту игру, то Элайджа узнает правду и оставит ее. Ложь всегда убивает.

Не нужная жить. Все во что она верила Кетрин потеряла из-за своего главного врага. Не помнит, когда на ее сердце была весна, но Элайджа растопил ее сердце. Желал собрать по-кусочкам ее ненужную жизнь.

Был бы у него пиджак он бы уже давно набросил его на ее плечи, согрел. Но сам можно сказать, что обнажен и если бы он знал, что послужило порывом ее гневом.

А пока он помогает ей подняться.

Понимает и обнимает.

Не устанет от нее, ведь если он любит, то должен сражаться за нее. Сражаться и спасать любовь.

Кетрин должна очнуться, услышать его голос, понять, что он рядом и не оставит ее.

Ложь.

Именно ложь уничтожит их, только нужно время.

Время ведь тикает вперед.

Время – самый злейший враг.

Время уничтожит их.

Ей никогда не бывает страшно, потому что Кетрин Пирс научилась убивать в себе страх. Но от своего злейшего врага Кетрин Пирс, увы, не скроется. Не скоется от времени.

Ей не страшно, просто она ввязывается в очередную войну из которой вряд ли выйдет победителем.

В любви и войне нет справедливости. В любли и на войне играют не честно.

Кетрин всегда играет не честно и добивается всего, чего пожелает.

– Катерина, посмотри на меня… Сейчас… Я рядом с тобой… Все хорошо. Что случилось?

Любовник, охотник, друг и враг.

Элайджа Майклсон всегда будет каждым из этих для Кетрин Пирс.

Ничто не бывает справедливым в любви и войне.

Обнимает за шею, крепко. Она обнимает его окровавленным ладонями, пачкает своей кровью его бледную кожу. Запах свежей крови заставляет вампиров терять контроль и Элайджа знает это, но сейчас, как никогда прежде ему нужно держать монстра за красной дверью, не позволить монстру победить в войне с любовью. Он ведь испачкан ее кровью. Кровью той, кто что-то значит для него. Это ведь кровь вампира, а Элайджа предпочитал только человеческую кровь.

Спаситель.

Прижимать к себе и согревать.

Согреть, заставить лед оттаять.

Сломлена и Элайджа знает это. Вот только, что ее сломило?

– Катерина…

Берет ее лицо в свои руки, заставляет посмотреть на его и видит только пустоту и лед.

Согреть. Трясти. Что он еще может сделать?

Взять ее в руки, держать за оголенные плечи. Правда, ему важнее, чтобы она пришла в себя.

– Ты слышишь меня? Прошу… Скажи что-нибудь…

Трясет, смотрит в глаза. Ему важно вытащить ее. Она пережила психологический срыв и должна вернуться. Вернуться, унять возникшую в теле дрожь.

Кетрин думает, что больше никогда не будет счастлива.

Вернуться в реальность.

– Элайджа… Компания из Мистик Фоллс жаждет получить мою свободу, а значит я буду жестокой и если потребуется убью их. Я уезжаю в Пенсильванию. Я не уступлю. Лекарство нужно нам. Лекарство – наша свобода и шанс.

Очнулась. Услышала. Он нашел ее, но теперь она жестока и в ярости, крепче прижимается к нему.

– Прошу, хватит…

Она смотрит ему в глаза. Она относитительно в нормальном состоянии не считая того, что зла и готова разорвать любого. За столько столетий она позволила себе любить, чувствовать, заботится.

– Я взорвалась…

– Дай мне свои руки…

И она подчиняется, делается несколько шагов протягивает руки. Наверное, он никогда не видел ее такой.

– Я не оставлю тебя. Я не передумаю…

– Передумаешь, Элайджа, поверь мне. Клаус никогда не проявит милосердие по отношению ко мне.

– Куда ты падаешь?

– В пропасть… Черт возьми.

– Я не отпущу тебя, не сейчас…

– Я приведу себя в порядок. Вызови такси. Я приеду в Уиллоби и сразу позвоню тебе,

Элайджа… Ты должен отпустить меня сейчас, но знай, что для меня ты будешь кем-то особенным. Ты приедешь вслед за мной. Я позвоню… Я сама решу эту проблему или убью их. Почему, когда я думаю, что все должно быть хорошо, что я могу впустить любовь в свою жизнь и верить в лучшее, то все рушится.

– Я верю тебе, Катерина и надеюсь, что ты подготовишь для нас место, которое мы сможем назвать нашем домом. Я оденусь заварю кофе и вызову такси.

– Я люблю тебя…

Отпускает руки, но не может отвести взгляда от него, его лица, губ.

Кто он для нее?

Неужели особенный мужчина в ее жизни? Спаситель? Герой? Рыцарь? Враг? Тот кто верит?

Тот, кому она нужна?

Кто он для нее? Любит ли она, да и способна ли любить?

Она не знает, но не отпускает его, пока не коснется его губ, не оставит на них свой поцелуй. Целует так, как будто прощается и внутри его что-то рвется.

Убила.

Только после поцелуя она отдаляет от него, а Элайджа покидает ванную и не видит ее улыбку и то, как она рукой касается губ, прежде, чем снять испорченную одежду и ступить в душевую кабинку. Без него холодно и даже горячая вода не согревает.

Убил.

Кто он для нее?

Любовник, охотник, друг и враг.

Элайджа Майклсон всегда будет каждым из этих для Кетрин Пирс.

Ничто не бывает справедливым в любви и войне.

Новый день для нее – война, и в этом Кетрин уверенна на сто процентов.

Теперь ее стоит остерегаться тем, кто посмел посягнуть на ее счастье и отнять.

Она уйдет, по утру и ни о чем не попросит.

Он ведь сам вызвал такси.

*** Новая Шотландия. Уинсор. 2013 год. ***

Одри тяжело, но нужно жить и бороться. Нужно бороться за будущее. Она не может сдаться, когда рядом с ней тот, кто отдаст ради нее все, борется за нее больше чем она сама.

Она просто наблюдает сквозь автомобильное стекло, за мужчинами, которые разговаривают на улице. Приняла решение остаться в машине и так лучше. Еле заметная улыбка проскальзывает на ее лице, когда Кэмп пожимает руку своему другу. Значит они договорились и теперь Одри может выйти из машины.

В новой жизни нет места угождающих их жизням опасностям, проблемам с наркотиками.

Она должна контролировать абсолютно все.

Нет жестокости и игр. Ведь с чего-то другого должно начаться то, что называют : “Супружеской жизнью”.

Она обнимает Шона, благодарит мужчину, который передает ее жениху ключи. Одри ведь так благодарна за этот шанс.

Они не спешат зайти в подъезд, наблюдают, как парковку покидает машина. Кэмп отдал свой автомобиль сыну и теперь на работу ему придется добираться вместе с другом. Шону и

Одри гораздо важнее, и если Лкффи все еще зла, то он, наоборот считает, что влюбленным лучше оказать поддержу, чтобы не стало еще хуже и они не совершили еще больших ошибок.

В душе ураган, способный уничтожить все.

Одри желает не упустить этот шанс на новую жизнь.

Губы сжимаются в тонкую линию, взгляд невольно устремляется к входу в подъезд.

Они войдут вместе и будут держаться за руки.

Она борется уже не один год.

Возможно, ей стоит поменять тактику? Пусть у нее недостаточно сил уничтожить врагов, пойти против своего организма – она перепробовала многое.В сумочке, которая висит на плече у нее спрятана серая бархатная коробочка с лекарством.

Будь она половину сильнее и яростнее, как Кетрин многого можно было бы изменить. Много можно было бы изменить.

Только в ее новой жизни безумие – единственный друг и союзник, но чтобы все получилось. Она должна быть рядом с Шоном, защищать его и их будущих детей. Если она желает быть счастливой, то должна стать безжалостной, как и Кетрин.

Вне всяких сомнений от слабостей нужно избавляться и бороться.

Она думает об этот, когда они поднимаются по лестницы. Она должна убить свою слабую сторону.

Шум вырывает ее из тяжелых мыслей. Шон открывает тяжелую входную дверь, пропускает ее вперед. В квартире только они.

Наплевать на все, пусть так и нельзя. Нельзя быть настолько эгоистичной, но Шон нужен ей живой, чтоб защитить ее воспитать их детей, стареть вместе с ней. С остальным она разберется позже.

Картина, открывшаяся ее взору не разочаровала ее : в квартире светло, аккуратно, уютно, натяжные потолки с люстрами, полы устелены ламинатом, который скрипит под ногами, минимум мебели, но Одри останавливает свой взгляд на гостиной и столике, на котором стоит ваза с белыми каллами. Ей нравится здесь, как и Шону. Здесь можно задержаться и начать новую жизнь.

– Мне здесь нравится, – улыбается та.

– Мы договорились о цене, пока не поженимся, не решим все вопросы поживем здесь, – говорит Шон целуя ее в щеку. – Я принесу наши вещи.

– А я осмотрюсь здесь, – на выдохе отвечает та.

“Нужно защитить дом заклинанием скрытия. Защитить себя и Шона”, – лихорадочно стучит в голове, единственная здравая мысль.

Бережно коснулся ее лица, а та подалась вперед, поцеловала его в губы.

– Иди, а я пока посмотрю комнаты, подумаю, что можно приготовить на обед и хорошо, что сегодня выходной мы можем купить продукты на неделю, – тон спокоен, в нем можно услышать едва уловимые нотки заботы.

Ее глаза так красивы, что он может смотреть в них вечность. Он ведь доверяет ей, любит, заботится.

– Думаю, что мы можем приготовить что-нибудь вместе, – проговаривает Шон. – Пообещай, что не совершись никаких глупостей? Хорошо?

– Обещаю, – уж лучше полу ложь.

Шон верит ей. Теперь он верит в то, что все будет хорошо. Редко встречаются пары, которые полностью доверяют друг друга. Шон доверяет ей и покидает квартиру даже не знает, что она задумала.

Как только закрывается дверь. Одри опускается на колени перед кофейным столиком. Достает из кожаной сумки ритуальный нож и коробочку с лекарством.

Пришло время бороться.

Внутри все сжалось.

Лезвие ранит ее кожу, губами шепчет заранее выученное заклинание из гремуара подаренного Кетрин. Прошлое было легче, но это темная магия.

Атмосфера смерти висящая в доме не беспокоит ее, потому что ее поступком движет любовь. Может Одри и не столь сильная ведьма, но она справится. Очерчивает круг, ножом испачканным ее кровью. Ее не останавливает ни ворвавшейся ветер, не возвышающееся пламя, ни боль в области родимого пятна. Боль, которая распространяется по всему телу.

От потери крови ее глаза закрылись.

На глазах кровь.

В ее ушах звучала лишь мертвая тишина.

Пульс, бьющийся с такой силой, что руки трясутся, от этой боли она готова кричать, царапать себя, рвать на себе волосы. Она должна проснуться, как будто это кошмар, страшный сон. Она не просыпается, лежит на полу, на спине, смотрит в потолок и кажется плачет, прежде, чем закрывает глаза и позволят тьме заключить ее в свои объятья, потому что это сон.

Шон появляется в гостиной и вскрикивает, видя ее лежащей на полу, без сознания, из рук падает чемодан, который с треском ударяется об пол. Замер из-за страха, потому что он никуда не делся, липкими брызгами оставшись в его сознании на долгое время. Кричит от боли, потому что легкие терзаются от нехватки кислорода, да и сердце в шоке от такого ритма. Все же было хорошо, а сейчас он прижимает ее к себе, пытается привести в чувства.

Он винит себя,но ведь это не его вина. Это не его вина, а ее, но Шон, наверное, не хочет верить этому. Считает, что сделал что-то неправильно, но это же не его вина. Это ее вина, потому что на этим поступком Одри двигала любовь. Этот безумный поступок она совершила из-за любви.