Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 59 страниц)

Ей было бы наплевать, но это не так.

Встать, сжать руки в кулаки, царапать кожу и кричать.

Срывать голос, которых эхом отражается от школьных стен в коридоре.

К берегам отчаянья.

– Элайджа!

Биением в крови и пульсированием в висках. Ей не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть его, представить его, Сильного и , волевого, но жестогого, того, кто мог бы защитить ее. Его образ отпечатался на дне сознания, проник в каждый уголок воспоминаний.

– Элайджа!

Везде. Всегда. С начала и до конца времён именно образ будет оживать внутри ее, даже на смертной одре не отпустит. Его тепло ещё хранилось в ее руках, которые она так любила сжимать, притягивать к себе и улыбаться улыбкой, которая предназначалась только этому мужчине. Глупо и бездарно потеряла его.

Монстрам, измотанным и уставшим от существования от серых будней разбавленных кровью Вселенная дарует только один настоящий шанс на новое начало, на сильную и всепрощающую любовь. Они свой шанс упустили.

– Элайджа!

– Почему я должен тебе верить, Катерина?

Кажется, она слышит его, вздрагивает, встает на ноги, гордая с огнём в шоколадных глазах и упрямством в уголках нежных губ должна идти вперед, придерживаться за стену.

Его нет.

Он ушел, и она хотела уйти вместе с ним.

Уйти навсегда.

Не выдержала, когда Сальваторе добавил еще полено и без того полыхающий огонь ненависти.

Деймон Сальваторе напомнил ей о проблемах в личной жизни. Она держалась, до последнего, сжимала в руках бокал виски, который желала разбить о его голову, только бы этот ублюдок заткнулся.

Пока Ребекки не было она вернулась в особняк, чтобы оставить ей записку, в которой все же сообщила марку нижнего белья и напомнила об обещании, которое ей дала Ребекка : не напоминать Элайдже о ней и следить за тем, чтобы он был счастлив, поддерживать его.

Ей становится тесно в его комнате, запах не расслабляет, а душит, все эти книги, торшеры, антикварные побрякушки, будто стены наваливались на нее огромной толщей, бесстрастной и жестокой.

Уйти, пока не вернулась Ребекка.

Уйти, потому что здесь она находиться не может.

Теперь отвечать дежурными фразами и фальшиво улыбаться и сказать, что таких, как Элайджа Майклсон у нее миллионы, что он ничего не значил для нее.

Значил, потому только с ним она чувствовала.

– Элайджа!

Всего имя, от которого стыла кровь, и замирало сердце.

Идти вперед держась за стену, топтать, душить, давить боль в себе, и только глаза затянутые плёнкой равнодушия, во рту – горьковатый привкус потери.

Она потеряла все : любовь и бессмертие.

Кетрин Пирс гениальна актриса, которая еще не получила Оскар и будет играть свою роль до конца. Роль неприступной и холодной стервы и не вспоминать того, который совсем недавно придавал смысл ее бесконечной жизни, как и она его.

Любовь ли это?

– Это ведь не могло хорошо закончиться, правда? – говорила она, слабо улыбаясь, пусть ей и больно.

Его непростое : « Я люблю тебя», а у нее застряли в горле, словно противоречили его и ее природе, словно вампиризм заблокировал эту эмоцию где-то в глубине и не давал вырваться наружу, навстречу шоколадным глазам и тонким губам с привкусом соленой крови.

Элайджа освободил ее.

Кетрин позволила ему выпить себя до дна и отдалась весь огонь и тепло, а сама сгорела, обратилась в горстку пепла.

– Элайджа!

Три удара сердцебиение, которое может в любой момент прекратиться. Теперь ее может убить, что угодно : автокатастрофа, яд, выстрел, остановка сердца, потеря крови, старость и время.

Время – теперь ее злейший враг.

Время и память.

Она злиться на себя, ведь милая Елена превзошла ее – великую сучку Кетрин Пирс.

Помнит, и злиться за себя.

Побежденная.

Дерзкая.

Слишком, дерзкая, чтобы смотреть на Елену вот так, бить ее, разбивать голову и наслаждаться ее болью.

У нее плохой день.

Ей нужно дать выход эмоциям и покончить со всем этим.

У нее глотка горит огнём, затылок плавится от пламени, от того всего, что накопилось в ней за это время и она теряет самоконтроль. Все пропало, когда она выгибает спину, улыбается и бьет Елену, швыряет дверь от школьного шкафчика, ломать кости, бить, знает, что имеет на то право. Словно знает, что имеет право смотреть на Елену, которая страдает, задыхается. Словно имеет права проткнуть деревянной палкой ее глотку. Словно имеет право убить Елену Гилберт.

– Что ты делаешь?

– У меня сегодня очень плохой день. Всё началось когда Бонни отказала мне в бессмертии, как у Сайласа.

– Конечно, потому что Кэтрин Пирс не хватает вампирского бессмертия.

– Я заслужила его. У меня никогда не было выпускного балла или даже жизни. А у тебя была. У тебя есть всё, а не потому что ты хорошая девочка и заслужила счастья, а потому что ты украла моё.

– Я украла твоё счастья? Ты убила моего брата.

– Признаю, это подло. У меня ничего нет, но это скоро измениться.

Наглая. Самоуверенная стерва.

Она убьет ее и попрощается с той, которая портит все.

Убьет, потому что тот, кто мог ее остановить в Новом Орлеане и Пирс жалеет, что еще тогда, просто свернула ей шею.

Убьет.

Вскипела.

Когда только успела? Когда набралась этой смелости? Когда вдруг перестала бояться.

Тогда, когда точки кипения достигла невозврата. Тогда, когда ей напоминали о нем, о том, что потеряла и Елена попыталась ее убить, прижимала к горячей трубе и сжимала в руках кол. Ее спас Стефан и повезло, потому что Кетрин бы не думая убила бы Елену.

Убьет сейчас.

– Опять бьёшь лежачего, до конца жизни не изменишься.

– Твоей жизни. Прощай, девчонка.

Нахальная. Рисковая. Убьет. Пойдет до конца.

Провоцирует. Так открыто и беззастенчиво провоцирует, Ухмыляется хочется прямо сейчас схватить за тонкую шейку, сжать до сдавленного писка и смотреть в глаза, когда она вырвет сердце и глаза Елены сомкнуться на вечность. Вечный холодный и стеклянный взгляд. Чёрт, да, Кетрин Пирс желает ей смерти и может её подчинить. Подчинить смерть. Убить. Довели. Может запросто пробить грудную клетку . От её стона, от её мольбы, от просьбы в глазах Елены Кетрин Наплевать.

Она вырвет ей сердце и покончит со всем этим. Если Кетрин Пирс не смогла быть счастливой, то никто не будет.

Чёрт.

Моргает часто, продолжая улыбаться, а Пирс наклоняется медленно к ней. Сокращает между ними это крохотное расстояния, держит сердце Елены в своей руке, чувствует, как резко она вдыхает, как поднимается её грудь, рвано, резко, судорожно. Взволнованно потому что этот.

Кетрин усмехается, когда Елена в очередной раз приоткрывает, тянется в карман джинсовой куртки и заталкивает ей в глотку лекарство, держит челюсть, заставляя проглотить, потому что знает, что Кетрин Пирс по своей воли не примет лекарство.

Месть.

Кетрин замолкает, смотрит в глаза и давится осколками стекла, которые ранят язык.

Давится Кровью. Своей кровью.

Елена медленно поднимает руку, отбрасывает Кетрин, которая теряет сознание.

Тебе нравится, Кетрин Пирс? Нравится быть беспомощной, лежать без сознание в школьном коридоре и быть поверженной девчонкой?

– Счастливой человеческой жизни, Кетрин.

Приоткрывает губы, оборачивает голову в сторону Кетрин. И Елена Гилберт наконец, видит её лицо. Смотрит в глаза, которые сейчас закрыты, что затянуты мутноватой плёнкой и

Пирс сейчас погружена во тьму и губы на которых кровь.

Маленькая девчонка одержала победу.

Дерзкая и властная стерва оказалась в проигрыше.

Стерва вынуждена бежать.

Бежать и не оглядываться.

Бежать, скрываться, дрожать, жить в тени, осознавая, что любой из ее врагов может прикончить ее, потому что она человек, не сможет постоять за себя, обречена на жалкую, человеческую жизнь. Обречена, и проиграла своему самому злейшему врагу, нет, не Елене

Гилберт, а времени.

Беги стерва.

Беги Кетрин Пирс.

Стерва думала, что сильная, выдержит, пока не столкнулась с девчонкой, которая была оказалась отчаяние нее и убила ее.

*** Шотландия. Эдинбург. 2013 год. ***

Холодные.

Они здесь, в Эдинбурге, где зима и отметка около ноля по градусу ценсия. Люсьен чувствует, как по коже проходится мороз, как тяжелеет взгляд Софии, которая захлопнула входную дверь гостиничного номера люкс. Люсьен Касл сейчас может брать о жизни все самое лучшее и уж точно не упустит момент. Он получил свое место под солнцем, сейчас у него есть все, о чем он желал, когда-то давно. Давным -давно.

Комната чересчур большая для одного человека, в ней неуютно и София думает, что нужно добавить цвета в эту аристократическую сдержанность, убрать несколько скучных картин, разбить эту ужасную антикварную вазу, сменить тюль и впустить свет в комнату. Она чуть вздрагивает, едва роняет сумочку на ковер, когда Касл обнимает ее сзади. У него шальная ухмылка, смятая рубашка и гладко выбритая кожа.

– Что за кислое выражение лица, милочка? – интересуется вампир.

– Я не понимаю, почему мы приехали именно сюда, в Эдинбург? – вздыхает вампирша.

– Оу, – губы складываются в идеальную «о». – Если королевская задница и будет где-то прятаться, то только здесь.

– Королевская задница? – хмурит брови. – О ком ты?

– Ты говорила о союзниках, и я подумал, о том, кто ненавидит Майклсонов так же сильно, как и мы, милая София, – шепчет на ухо Люсьен, что та вздрагивает. – Тристан Де Мартель.

Люсьен отпускает ее, падает на постель, удобно ложится на подушки, подложив руки под голову и глядя на нее, и видимо она недовольна тем, что тот не снял обувь, но Люсьену плевать.

– Расскажи, что вас связывает, кроме ненависти к Майклсонам, – скрещивает руки на груди.

Люсьен смотрит насмешливо-дерзко, будто София Воронова его личный психотерапевт. А нуждается он в психотерапевте?

– Тогда я был конюхом влюбленным в аристократку – Аврору Де Мартель, – грустно усмехается тот. – Ее портрет ты и нашла.

– Сестра? – вскидывает брови.

– Сестра, – сейчас Касл больше всего мечтает отвернуться к окну. – Просто банальная история неразделенной любви и избиения плетьми до смерти, когда тебя застает стража, вместо другого, а сердце разбито. Но это ведь ничего. Я умер с кровью Клауса и обратился. Первый обращенный вампир с разбитым сердцем.

– И мне все равно интересно, – садиться на край постели. – Ты ведь до сих пор любишь ее? Желаешь видеть ее, так почему она не с тобой?

Касл засматривается на ее руки, прежде чем ответить. Тонкие пальцы, небольшие ладони. Она весь хорошо сложена, но руки нравятся ему больше всего, потому что схожи с руками рыжеволосой Авроры.

– Я около века выдавал себя за Клауса, ее брат за Элайджу, а она за Ребекку Майклсон, мы скрывались от отца семейства Майкла Майклсона, который желал прикончить их, пока они развлекались в Италии, – говорит тот.

– Чёрт подери, нужно тобой заняться, – смотрит ему в глаза, взяла бы за руку, если бы Касл не был таким упрямым и не положил руки под голову. – Так совсем никуда не годится, и я принесу нам выпить.

– Всё нормально, – держится, ведь с его лица не сходит ухмылка. – Но видеть Тристана мне совсем не хочется, и я посылаю все к черту, только бы в этот раз все вышло и я лично убил Майклсонов.

Она качает слегка головой, встает,выходит в коридор.

Кто теперь попробует его остановить?

Он такой самоуверенный, что хочется ему шею свернуть, раздробить череп. Но, это же

Люсьен Касл и ему плевать на всех.

Безразличный ко всему.

Бесчувственный.

Холодный.

Они все холодные, как вечные льды в Арктике.

Замерзшие не способные на тепло и любовь, мертвые ночные монстры – вамппиры.

Вечные и холодные.

========== Глава 61. Это было долгое лето. ==========

А по небу бегут – видишь чьи-то следы.

Это может ты, это может быть я,

Это может нас ждут,

Это может нам поют свои:

Нашла коса на камень,

Идет война на память лет.

7Б – Молодые ветра.

***Нью-Йорк. Бруклин. 2013 год. ***

Где самое надежное место, в котором может укрыться тот, кто постоянно бежит? Бежит без остановки. Бежит и бежит не оглядываясь. Что за место, в которое точно не посмеются пойти враги, точно зная, что переступив порог, их ждет верная смерть?

Кетрин Пирс бежит.

Бежит из Мистик Фоллс.

Бежит от себя, человечности явно не желая мириться с тем, что она слабая.

Бежит и в место, первое, которое первым приходит ей в голову.

Бежит в город, который находится в семи часах езды от Мистик Фоллс.

Бежит в Нью-Йорк и хорошо, что у нее ключ от квартиры в Бруклине.

Хорошо, что она украла этот ключ, который пригодился ей сейчас.

Его квартиры. Кетрин Пирс точно знает, что здесь ее не станут искать, не станут даже пытаться узнать, кто живет там, прекрасно зная владельца этой недвижимости. Зная, что потревожив Элайджу Майклсона или его семью их ждет смерть. Легкая или мучительная зависит он настояния.

Она открывает входную дверь под покровом ночи, тянется к выключателю, бросает на пол сумку в которой ее немногочисленные вещи.

Свет и почему-то она ухмыляется видя разгромленную гостиную. Видимо Кетрин Пирс задела его гордость, если он разбивал в осколки, рвал в клочья бумагу.

Шатается, переступает через осколки стеклянного столика.

Все же она задела его гордость, значила, а может и значит что-то, если он разгромил комнату, когда проснулся, а ее не было рядом.

Сейчас его нет рядом, только разорванные полотна картин, разбитый столик, перевернутые лампы, а она ведь помнит, как эти самые лампы стояли рядом с кожаным креслом.

Последняя любовь или не последняя?

Она задела его гордость, шатается, но улыбается, тянется в сумочку за мобильный, чтобы набрать заученный наизусть номер и услышать такой ненавистный автоответчик.

Оставила след в его жизни, душе сердце.

” Здравствуй Элайджа, если человечность твое извращенное представление об искупление, то поздравь меня. Я теперь жалкий, ничтожный человек, который нуждается в защите и спасении. Я знаю, что возможно ты никогда не прослушаешь это сообщение, а я знаю, что ты не придешь и не обнимешь. Я и не надеюсь, что теперь ты бросишь все во имя моего спасения. Не нужно, потому что ты выбрал свой путь, а я стерва Кетрин Пирс, которая всегда выживает. Мое сердце вновь бьется, глаза устают, кости ломят, и я быстро засыпаю. Я спокойно сплю по ночам, и кажется, устаю, как и все обычные люди. Обычный человек, который состарится и умрет. Человек враг которого –время. Я уже и забыла, каково это ценить каждую минуту, секунду твоей жизни, какой бы никчемной она не была – это твоя жизнь. Вдруг это мой шанс на любовь, дружбу, заботу, понимание, семью и детей. Я не знаю. Ты мог бы убедить меня в этом, но ты далеко.Это искупление, а может человечность долгое и мучительное наказание, медленная смерть? Я не знаю. Ты был прав, потому что я лгу самой. Я как прежде лгу, потому что мне больно, мне не удобно спать в постели : жарко, душно, я не нахожу себе места, долго смотрю в потолок. Это тянет на дно. Я боялась пораниться, но сейчас привыкла. Привыкла быть слабой, к тому, что раны долго затягиваются, и с этого момента ты можешь ненавидеть меня, потому что я желала смерти Елене Гилберт. Элайджа, она настроила тебя против меня, хотя в этом была и моя вина. Ты мне доверял? Она украла мое счастье, и я была так зла, что наслаждалась этим, тем как она страдает. Я устала страдать, держать боль в себе и быть сильной. Ты знаешь это. Я не жила, не любила, у меня не было всего того, что у нее. Я бы не раздумываясь вырвала сердце этой девчонки, но моя гордость и лекарство в конечном итоге приведут меня к смерти. У меня и тебя нет – мужчины, который многое значил для меня. У меня нет тебя. Я точно знаю, как поступлю дальше. Знаю, что будет дальше. Знаю… Это почти конец. Знаю, что ты может, станешь последней любовью, а не стану ею. Знаю, что жалкая. Знаю, что с этим летом я становлюсь слабее. “

Завтра ей нужно привести в порядок не только мысли, но и комнату.

Может быть, вернуться сюда и не лучшая идея, но пока не нужно сбегать и никто не должен узнать о том, что она жалкая.

Это будет долгое лето.

Она теперь не может внушить и убирать ей приходится самой : стирать пыль, проводить влажную уборку. Кетрин Пирс даже самой приходится покупать себе еду, готовить.

С нее хватить.

Но разлюбить так быстро невозможно.

Она ждала его ночами, вздрагивала даже от вибрации мобильного.

Несколько вздохов, успокоится, поставить пакеты с продуктами на кухонный стол и прочитать смс с неизвестного номера : ” Ты просила сообщить и с ним все хорошо, я присматриваю за ним. Он вернулся, и кажется влюблен. Я поняла это по его взгляду, а своего брата я знаю очень хорошо. Знаю какой он, когда дело касается любви.”

Врать и улыбаться, когда желаешь кричать и плакать.

Не может.

Сильная и сможет.

Сможет стать холодной.

kp. : ” Ты хорошая сестра, Ребекка.”

Конечно же, Кетрин Пирс поняла от кого это сообщение, когда набирала ответное сообщение.

Все еще любит.

Сможет ли разлюбить и стать холодной?

Кетрин сильная, сможет отпустить его.

Кетрин Пирс прошла через много.

Сможет.

Ей только нужно время и научиться контролировать эмоции.

Научиться сдерживать слезы, когда она капают с ее щек.

Изломанные ногти, растрепанные волосы, не затянувшиеся раны на руках. Она выглядит уставшей и измученной.

Сможет контролировать зашкалившие эмоции злобу : не кричать, не сбрасывать посуду с кухонного стола и не разбивать костяшки в кровь, а главное не плакать.

Простит.

Отпустит.

Так будет лучше.

Стать холодной.

И почему она полюбила именно Элайджу Майклсона, который теперь буднт любить другую

так же, как и ее?

Будет ли.

Они схожи в любви и не верит в то, что он смог так быстро забыть ее или это была игра в любовь?

Пустить холод.

Не знает, как жить.

Он ведь ушел от нее, от счастья.

Почему сердце говорит : « С меня хватит. »

Почему сердце разлюбить его просит?

Холодной стала теплая постель.

И в летом наступит печальная осень.

Для Кетрин Пирс осень наступила летом.

Печальная, окрашенная золотом, которая смениться черным, а опавшие листья перегниют.

Перегниет и любовь.

С нее хватит.

Она станет холодной.

Осень летом никогда не станет.

Закрыть глаза, отпустить и впустить в свое сердце осень.

Принять осень и то, что она разбита и предана.

*** Новый Орлеан. 2013 год. ***

Жаждать того, что не принадлежит тебе.

Все же Элайджа Майклсон и Кетрин Пирс схожи в любви.

На его коже огнем все еще пылает тот удар.Пощечина и взгляд Хейли Маршалл.

– Ты вернулся.

– Я вернулся.

– Не давай обещаний, которые не можешь сдержать. Добро пожаловать домой.

Гордая волчица разорвала его в клочья всего одним ударом по щеке.

Стоять,молчать, коснуться ладонью щеки.

Разгоряченный, словно Элайджа Майклсон вернулся с зоны боевых действий.

Разорвала в клочья его мужскую гордость. Элайджа Майклсон только посмотрел в ее карие глаза, отшатнулся, отвернул голову из-за неожиданного удара по его лицу.

Оставила свой след на его щеке.

В тот момент они объявили войну друг другу.

В любви ведь как на войне.

Объявили войну любви.

Сейчас он намерен воевать не только с ведьмами, помочь брату восстановить и завоевать город, подобрать брату нужные слова.

Сейчас он намерен воевать с любовью.

Хейли поступила с ним так, как бы не осмелилась поступить любая другая женщина в его жизни, даже Кетрин Пирс не решилась бы ударить его по лицу, даже, когда он выбрал не ее, а спасение. брата.

Кетрин Пирс ведь не последняя его любовь в его жизни, а ведь но желал, чтобы она стала его последней женщиной. Женщиной с которой он обретет покой. Женщина, которая всегда будет рядом, поддержит, обнимет и будет любить. Любить, так, как ни одна другая.

Кетрин Пирс не посмела бы ударить его по лицу, потому что знала, что так топчут мужскую. гордость, а может иногда мужчину и нужно награждать пощечиной, чтобы он очнулся, многое осознал и переосмыслил.

Кетрин Пирс бы не ударила по лицу, потому что она сразу вырывает сердца тем, кто посмел причинить ей боль. Впрочем, Элайджа Майклсон поступает так же.

Возможно, этот удар Хейли и вправду пробудил его, побудил сражаться за любовь и взять, то, что он желает.

Некоторые люди так влюбляются в свои страдания, что вновь находят их.

Люди влюбляются в свои страдания.

Люди ищут свои страдания и находят их.

Элайджа Майклсон влюблен.

Влюблен в свои страдания.

Влюблен в дерзкую и властную волчицу, которая уже оставила свои следы в его жизни.

Но, если бы в жизни Хейли Маршалл не было Элайджи Майклсона?

Он обещал, что у нее всегда будет выбор и нашел свои страдания в женщине, которая носит ребенка его брата.

Хейли Маршалл не принадлежит ни ему, ни Никлаусу.

Она могла освободиться от этого, но она стойкая и будет сражаться за своего ребенка до конца.

Ее будущей ребенок – часть ее души и сердца.

Элайджа Майклсон – ее любовь.

Разве стоит искать объяснения любви? Разве стоит искать оправдания любви?

Только с ним она в безопасности.

Хейли и так напугана : Клаусом, тем, что вскоре станет матерью, войной между вампирами и ведьмами, которая разразилась в городе.

Элайджа добор к ней, заботится и беспокоится за нее, переживает, готов разорвать любого, кто не так посмотрит на нее.

Она не могла не влюбиться.

Не мог отказаться от своих страданий.

Привык жертвовать собой ради других и страдать.

– Ты чуть не умерла. За тысячу лет не было случая, чтобы я так… испугался.

– Элайджа…

Каждый из них был бы пустым. Элайджа напуганный тем, что она могла умереть. Хейли тем, что нельзя поддаться чувствам.

Им не хватало бы того, что они составляли друг для друга. Они бы разрушились, не имея себя…

Хейли много думала о том, что было бы если бы она не тогда не переспала с Клаусом от выпитого алкоголя и желания?

Элайджа размышлял вечерами сидя в своей комнате о том, как бы его жизнь могла измениться, не прощал бы он миллионы раз своего брата. Мог бы он рассказать Хейли о том, что чувствует видя ее, как внутри его все вздрагивает, полыхает огнем. Мог бы он обрести покой с Катериной и никогда не встречать на своей пути дерзкую волчицу улыбка, которой сводит с ума. Нельзя. Нельзя чувствовать и любить. Он Клаус его брат, а кровные узы важны и у Элайджи Майклсона долг перед семьей.

Наплевать.

Хейли берет, что желает.

Элайджа всегда жаждал того, что не принадлежит ему.

Весь образ Элайджи Майклсона : его высокомерие, принципиальность, сила, статность первородного вампира кричат про абсурдность такого романа. Романа с женщиной, которая является матерью его племянницы. Пустышка ведь, на одну ночь, как думал его брат и Клаус забыл бы ее, если бы не беременность. Элайджа бы никому не позволил считать Хейли Маршалл пустышкой, женщиной для развлечения. Но он создал образ такого вампира, который демонстрирует власть одним взглядом, может убить и вытерев руки белоснежным платком двигаться дильше и влюбиться в волчицу без имени, дома, воспитания и ума, это логично?

У любви нет логики.

Нет логики, а Хейли Маршалл касается его губ и этот мужчина ее выбор. Только ее и теперь об этом будут знать.

Элайджа Майклсон ее.

Элайджа Майклсон желает только, чтобы Хейли была счастлива и он впускает в свою жизнь эту женщину. Впускает вместе с этим поцелуем.

Но сейчас это неважно. Хватит вопросов. Им нужны ответы.

Им нужно было разобраться в том, что это чувства взаимно и это чувства на двоих.

Этот поцелуй дал ответы на все вопросы.

Тлен – это прах, пыль ничего.

Это ведь ни к чему хорошему не приведет, но губы Хейли сладкие-сладкие на вкус и нет желание разрывать этот поцелуй. У Элайджи Майклсона только одно желание – узнать, каково это быть любим именно этой женщиной : вольной, своенравной, той, которая всегда добивается чего пожелает.

В Новом Орлеане война.

Вечная война.

Война, которая сопровождается криками и кровью.

Криками самого Никлауса Майклсона, которого превзошли ведьмы.

Кровью его новорожденной дочери и Хейли Маршалл, горло которой перерезала Моник.

Клаус Майклсон видел, как она задыхается, видел темно-алую кровь, которая струйной спускалась с нее тонкой шеи.

Она ушла.

Она умерла.

Ему сломали шею.

Шайка ведьм превзошла Клауса Майклсона.

Элайджа укушен, да и сперва ему кажется, что мертвая Хейли – это иллюзия, такая же иллюзия, как и испеченная кровью белоснежная рубашка .

– Она ушла.

Клаус говорит, а он не верит, только и смог, что упасть на колени перед братом, который

держал тело Хейли.

Она ушла и осталась только боль. Безграничная боль и слабость, с которой он не в силах бороться.

Проиграл.

Упал на колени в церкви перед ее трупом, коснулся волос и ему бы плакать, скорбеть, только слез нет.

Клаус говорит о том, что Элайджи нужна кровь и его укусили, но ему плевать, что будет с ним, он ведь первородный и переживет, а Хейли не пережила. Она мертва.

Мертва.

Перед глазами все расплывается и Элайджа касается ее лица, но видит не Хейли.

Горло перерезали Катерине.

Это она мертва : невинная и чистая крестьянка Катерина.

С тем, что отняли эту душу Элайджа Майклсон бы просто не смерился, не пережил бы этой утраты и отнимал бы жизни невинных в ответ.

Но в смерти Катерины и Хейли виноват один человек – Никлаус Майклсон.

Именно он заслуживает смерти, а не искупления.

Он может винить только своего брата.

Ему не хорошо, голова кругом сил нет, но война в самом разгаре и все, что может сделать

Элайджа это – кричать. Кричать, срывая голос, на брата, который сидел на ступеньках к алтарю.

Время еще есть.

У них отняли надежду.

Они теряют время, но должны остановить ритуал и спасти ребенка.

Молчать.

Вспомнить.

Сказать, как брат брату.

Клаус знает, что старший брат прав, но что он сейчас может сделать?

– Это была надежда нашей семьи, а теперь ее нет. Ты понимаешь? Я… впустил ее. Я впустил ее. А я не впускаю в свое сердце. Ты знал это, и ты забрал ее у меня. Она была нужна мне, и теперь я разбит.

Разбит.

Элайджа Майклсон не спас его Катерину.

Элайджа Майклсон не спас Хейли, не спас надежду, которую впустил в свой мир, сердце.

Потерян.

Слез уже давно не осталось.

– Плакать запрещено, Элайджа.

И Элайджа Майклсон не плачет, только садиться на каменные ступеньки, потому сил нет, он испачкан кровью, а дорогой костюм изорван, и дать бы выход эмоциям : плакать, кричать, крушить.

Но, Кетрин была права, и плакать нельзя.

Запрещено.

Закрыть все чувства на замок и сражаться.

Сражаться и спасти.

Клаус знает, своего брата лучше любого другого существовавшего в этом мире. Знает, что его старший брат всегда сражается за семью и желает только лучшего. Знает, что Элайджа запретил себе плакать. Знает и поэтому садиться рядом, сжимает его запястье. Клаус крепко сжимает плотную ткань пиджака смотрит в глаза точно зная, что его брат поверит ему.

– Ты скажешь своей племяннице, как сильно любил ее мать, когда мы спасем ее.

Элайджа верит в спасение и они спасают их надежду.

Спасают дочь Никлауса ценой жизни взбунтовавшихся ведьм, ведь это их и ожидало.

Ведьм ожидала смерть и падение.

Марсель спасает Хоуп убивая Моник.

Быть не хочу в твоей нирване;

Всё это было, как в тумане.

Меня накрыло с головою;

Ты забери его, детка, с собою!

Стерва, ну что ты наделала в любовь играя?

Сердце стучится так преданно – не отпускает.

Стерва, ну что ты наделала? Дошла до края!

Сердце разбито и предано, да кто ты такая?

Так больно и смешно, и не хватает слов!

Прощай, моя любовь… Не говори ни слова!

А я, лечу на свет по замкнутому кругу,

Передавай “Привет” новому другу!

LOBODA – Стерва.

Хейли бежала впереди, желала только спасти ее новорожденную дочь, стонала от боли и была прикована к земле.

В дали от города малышка может быть в безопасности. С Элайджей она может не притворяться.

В голове бешенный поток от случайных мыслей. Бег – это нечто родное, словно услада для её природы. Но мысли так и не успокоятся.

Мысли о том, что он сейчас монстр и это стресс. Сходит с ума от запаха крови, но решение обратиться только ее решение.

Что она получит тем, что обратится в монстра?

Только то, что сможет сражаться за свою дочь и убить всех тех, кто заставил ее пережить это.

Она помнит, как очнулась в церкви и бежала.

Бежала на зов родной крови.

Бежала, чтобы в итоге остановиться и принять решение отпустить.

Отпустить свою дочь.

Отпустить, скорбеть по больше на людях, ведь это не так то и сложно,пока Клауса нет в городе и он передает малышку самому надежному человеку в этом мире.

Хейли ведь может уйти.

Хейли ведь умерла.

Элайджа хватает её за руку, останавливает и тянет к себе. Это похоже на игру.

Что-то неуправляемое вспыхивает в её глазах, и она желает продолжить бежать…

Бежать от самой себя.

Бежать от реальности, в которой она только несколько часов провела с новорожденной.

Дикий смех Хейли после пролитых слез.

Необузданная красота, волчья ярость для него. Элайджа любит эту ядерную смесь.

Взрывную смесь.

Но Хейли мертва.

Он все же не спас надежду их семьи, как когда-то не спас Катерину.

Он не спас Хейли от обращения в монстра.

Он не сохранил ее человечность.

Не спас.

Наполняет все лёгкие свежим воздухом и даёт волю эмоциям.

Новый Орлеан подобен клетке.

В Новом Орлеане душно.

В Новом Орлеане их добили.

Она ненавидит его лживую красочность, напыщенное притворство и все, что он прячет за костюмами.

Элайджа не спас ее.

Не спас ее человечность.

Элайджа ненавидит проблемы с безумным братом и бесчисленное количество врагов, миллионы проблем на пустом месте.

Они пережили так много боли. Так много боли для слабых, израненных жизнью душ.

Он слышит дыхание Хейли за дверь, но делает вид, что в этот раз не заметил, ее слез.

Она просила ее оставить, пока не вернется Клаус, а Элайджа только и желал ее поддержать.

Хейли всегда закусывает губу, когда он на неё так смотрит, когда, как всегда нежно, проводит рукой по волосам. Она не может сдержаться, чтобы не откинуть голову назад, чтобы не провести рукой по его галстуку и отвести хитрый волчий взгляд.

Объятья, прежде, чем Элайджа оставляет ее одну, в гостиной, в кресле перед разожжённым камином.

Огонь успокоит ее разорванную на осколки душу.

Хейли не знает, как насытить ие дикую душу и монстра, который жаждет крови.

Тонуть в крови.

Теперь у нее есть сверх слух и она не путается слыша вибрацию мобильного.

Возможно, это Никлаус, но оказавшись рядом с местом, откуда раздовался звук Маршалл находит iPone, который лежал к кармане пиджака Элайджи. Этот пиджак изорван, испачкан кровью и лежал в урне, но телефон уцелел.

С ее хватит.

Хватит, но она вздрагивает, желает только разбить телефон об асфальт, когда видит оповещение о новом сообщении от kp.

Вернуться, сесть в кресло, не плакать и найти в себе силы прослушать сообщение убавив громкость.

Прослушать сообщение от женщины, которую она боялась больше всего в этом мире.

Она сильная и сможет принять то, что у Элайджи была связь с Кетрин Пирс и почему Хейли

Маршалл не ждала своего, а полюбила чужого.

” Элайджа, у тебя все еще стоит автоответчик и это мое последнее сообщение, потому что так будет лучше. Я умираю от старости и это не остановить. Я бы не смогла быть слабым и беспомощным человеком. Я умру и так лучше. Прости, что так и не научилась жить без тебя, но мне кажется в то, что ты должен знать, что я все еще люблю тебя. Моя дочь нашла меня, и ты бы дал совет, в том, как наладить эту утраченную связь. Надя действительно моя дочь и похожа на меня. Она искала меня, а я ужасная мать, которая даже не знает, как лучше, как поддержать, как успокоить. Она жива. Ты в семейных проблемах разбираешься гораздо лучше. Но видимо у тебя куда более серьезные семейные проблемы. Желаю удачи в спасении Клауса и объединении семьи. Я не знаю, как взять в себя в руки и лучше умереть. Я не могу забыть и, часть меня, не желает потерять тебя. Я все еще боюсь умереть, но легче самой завершить свои страдания. Бродя по городу мне было страшно, но легче спрыгнуть с часовни, чем еще раз проиграть. Проиграть смерти. Я всегда боялась смерти, но легче самой покончить со всем этим. Я не знаю, возможно, ты верил в мое спасение, но все оказалось извращенной иллюзией. Забыть. Я не знаю, что между нами было, но вампиры ведь не верят в любовь и не заслуживают любви. Пути назад нет. Мне тяжело без тебя. Можешь ненавидеть меня, потому что я все обратила в прах. Виновата я и ты должен знать, что я уничтожила все, что было между нами. Прощай… Прости, что позволила себе поверить в любовь… И помни, что плакать запрещено. Я умру так будет лучше… “