Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 59 страниц)

– Планируешь очередной заговор против моего брата, Катерина? – решает спросить тот.

– У тебя нет будущего без меня, Элайджа говорила она, улыбаясь. Перебрасывала волосы с одного плеча на другое, растягивала губы, обнажая дорожку белоснежных зубов. – У тебя ничего без меня не будет. Так, что я планирую наше будущее. Бавария? Швейцария? Пенсильвания? Анталия? Лиссабон? Шотландия?

– С тобой я готов пойти и на край земли, Катерина, отвечает тот.

– Тогда я сама все решу, – вздыхает Пирс, когда Майклсон оказывается рядом с ней, заглядывает в глаза.

– Что конкретно ты замышляешь против моего брата? Ты говорила о каком-то плане? Говори! – нахмурил брови, схватил за подбородок заставляя посмотреть на него.

– Во-первых, если ты желал внушить мне, то, огорчу тебя, потому что я на вербене, – ухмыляется, смотрит в глаза. – Во-вторых я обещала тебе не лгать, и я искренна в своих намереньях. Ты должен доверять мне, как я доверяю тебе. Просто, посмотри в мои глаза, и ты поймешь, что я преданна только тебе.

Она ждала, что тот согласится с ней, потому что Элайджа очарованный ею и бескорыстно влюбленный, и согласится на все.

Был ли Элайджа Майклсон глупцом, влюбленным мужчиной, которого обманывает Кетрин Пирс? Ее касание и он уже не думал, что любить кого-то, отдавая всего себя – это глупость. Это отнимает много сил, но и вдохновляет в какой-то степени.

Она может вдохновить или погубить.

Не отпускает.

Он улыбнулся тоже – просто и искренне. Отбросил волнистый локон с плеча. Она всегда была прекрасна, но внешность не имеет значения, когда сердце заковано в клетку. Поймет ли она это однажды? Стерва всегда уходила первой, играла в любовь и бросала уже надоевшие игрушки. Стерва всегда предавала и разбивала сердца.

Не отпускает, крепко сжимает руки на ее плечах.

Кто мог подумать, что когда-то, спустя много веков, появится тот мужчина, ради которого стерва захочет стать другой, это будет кто-то, кто тронет ее черное небьющееся сердце и заставит чувчтвовать Возможно, Элайджа Майклсон и возрадовался своей победе в тот момент, когда она опустила голову, словно стерва склонила голову перед мужчиной.

Стерва склонилась?

Невозможно.

Не отпускает.

Стерва сдалась, потому рядом с ней тот, кто сильнее ее и стерпит ее, не отпустит.

Он верил, что все может измениться, что она отдастся чувствам и, наконец, будет искренней с ним.

– Я вижу свое будущее, – сказала она, вздернула идеально очерченные брови.

– Никто из нас не может видеть будущее, Катерина.

– Я вижу. Мое будущее – это ты, – говорит и чувствует, как в груди разрастается нежность, которую прежде ему не доводилось испытывать, когда та легко касается его губ, но не углубляет поцелуй, ведь сейчас это лишнее.

Однажды, возможно, она найдет в себе силы и скажет ему, что ждала его столько веков. Ждала именно эту любовь.

Ждала и не верила, что это возможно.

Он стал ее сном и сердцем.

Ее, настоящим, наполненным любовью будущим. Она ведь видит свое будущее только с ним, и Элайджа понимает это. Понимает, что она только его и любит, никуда не уйдет, не предаст, потому что от любви невозможно сбежать.

Понимает, без лишних слов или каких либо оправданий.

Любит по-настоящему и поэтому не отпускает.

*** Нью-Йорк. 2013 год.***

Убила себя сама.

Убила своей же ложью думала, что защищает его.

Убила любовь.

Убила их.

Все убила.

Легче выстелить себе в висок, чем осознавать то, что ты стала причиной того, что любовь мертва. Именно Одри увила все, что было между ними. Убила искренность ложью.

Убийца.

Кто ее поймет?

Кто поймет?

Словно ее сердце славили в кулак, и сейчас она желает врезать себе по лицу

Дело не в Шоне, а в ней.

Она ведь желает, чтобы все это прекратилось.

Но время как будто остановилось. Остановилось в тот момент, когда тот ушел, закрыл за собой дверь.

Так тяжало.

Глаза наполняются слезами.

В сердце боль.

Проклятие.

Не отпускает.

Желает кричать, швыряет в стену мобильный, ведь он не отвечает на ее сообщения, голосовые сообщения.

Последнее сообщение : “ Я люблю тебя… Помнишь начало?”

Больше нет счастья.

Безумства.

Без него она готова вернуться к началу. К началу, когда была норкаманкой и кажется, ее можно было найти в самых злачных местах города. К началу, когда прижималась к нему и он спасал ее. Спасал ее своей любовью или готов был сгореть в этом огне вместе с ней. К началу, когда она казалось бы нашла свой путь благодаря любви. К началу, когда узнала о своих способностях.

Сжечь до тла.

Это чувства сжигает ее до тла.

Сжечь и сгореть заживо самой.

Пламя зажигается из икры. Ее глаза словно светятся огнем.

Она не спала. Она сидела на кухне думая, что он ее судьба.

Сейчас рядом с ней ее опорой.

Это нельзя заменить.

Только пламя. Пламя разгореашиеся из искры.

Она не знает, как потушить это пламя, потому что не контролирует себя.

Почему она вынуждена терпеть его присуствие в своей голове?

Терпеть, потому что она любит его.

Задыхается, кашляет, упала на пол.

Убила любовь.

Умереть.

Легче умереть, задохнуться этим ядовитым дымом. Легче, чтобы ее удушил углекислый газ.

Легче умереть нежели осозновать, что она убила любовь.

Она приняла решение умереть, нежели жить зная, что именно она убила любовь.

Последние несколько шагов давались ему особенно тяжело.

Он ведь просто любил, желал спасти и следовать за ней. Всегда поддерживать. Она ведь тоже всегда поддерживала его : подавал запчасти, когда нужно было починить сцепление, грела руки, а во взгляде была какая-то странная, всеобъемлющая любовь.

Шон чувствовал сердцем каждую правдивую эмоцию, которую они пережили на двоих. Он и она.

Что с ними стало?

Он ведь полюбил ее, видел в самые тяжелые времена. Спасал от самой себя и наркотиков.

Только боль от неизменного прошлого.

Когда спонтанное решение было принято, когда ступать обратно было уже бессмысленно.

Ложь погубила их, но в искренности Одри не приходилось сомневаться – чистая, хрустальная любовь.

Любовь разбилась, как хрусталь.

У нее не хватит смелости рассказать о своем чувстве вины, ведь он не выслушал, не дал шанса, не дал возможности сказать.

Они казались счастливым, вот только это было в прошлом.

Шон не верил, что так оно и есть.

Не верил, что все это в прошлом.

Бежать.

От , дома до дома.

Бежать, он помнит все : от распахнутого окна и жалящего солнца, до прогулкок под звездами, до того, как искал ее в клубах или злачных местах, до того, как сжимал ее бедра и секса, до ураганного ливня и страха в ее глазах, когда тот прижимал ее к себе.

Кажется, что этот метр – последний.

Привык, как они жили.

Разбудить.

Он на долго запомнит, как увидел возвышающееся пламя. Ее дом сгорал до тла. Сгорал вместе с ней.

Столпившиеся соседи, которые уже вызвали пожарных, но не спешили спасать ее.

Впервые ему хотелось рыдать. Рыдать в захлеб.

Что если это он убил любовь?

Оттолкнуть всех, выбить дверь плечом, глотать клубы серого дыма и выкрикивать ее имя.

Близко.

Просто упала.

Находит ее на полу кухни.

Успеет ли спасти.

Задыхается, вдыхая ядовито-губительный дым.

Нет дороги назад, ведь он сделал выбор.

Далеко от этого мира. В мире, где любовь.

Ему кажется, что она спит, устала и где-то далего от этого мира.

Подхватывает на руки, ведь пусть она и соглага, но они должны стать одной семьей, потому что в мире добро и зло всегда меряются силами они должны быть до конца.

Ее сердцебиение оставалось прежним : слабым и ускользающем.

Все бы посчитали его сумасшедшим, но он не мог не спасти любовь.

Спас, оттыдашлся вдохнул полной грудью такой спасительный кислород и уложил ее на землю.

– Не засыпай…

Шон замолчал, просто опустил голову на ее грудь. Обуглевшееся черное лицо и клочья обгоревшей одежды, подпаленные волосы, но в ее груди все еще бьется сердце, а значит она живая.

Не уснет.

Без нее он не сможет, а время не спешит идти вперед. Время остановилось в самый темный момент.

Живая: из Рая или Ада?

Дышит, жадно вдыхает кислород и понимает, что жива, а его голова опущена на ее грудь, рука сжимает ее руку. Она понимает, что он спас ее, не позволил яду отравить их и уничтожить их люблю. Он бы выпил яд вместе с ней.

В голове свежие мысли и яркие блико лучей солнца.

Она даже смотреть на него боялась, а он крепко сжимал ее руку, его теплые карие глаза отражали в себе неподдельную обиду. Он рядом, пусть и зол.

Трусость не может одержать победу. Он не предатель любви, не тот кто убьет любовь.

Она не отвечала, даже попыталась отвернуться. Он знал каждую ее, каждую мелочь, каждую родинку и каждый сантиметр тела. Знал, что она споткнулась и чувствует себя виноватой. Она не может представить свое существование без него, свой путь и свое одиночество, если Шона не будет рядом. Но, в то же время, Одри была готова отпустить его, потому что любит.

Так сильно, так глубоко, так ярко, что голова шла кругом. Это и было причиной всех прозвучавших слов.

– Я люблю тебя…

А Шон окунулся с головой в его слова и улыбнулся: наконец-то в груди стало по-настоящему легко. Не говоря ни слова, он потягулся к ее губам, сжимал ее ладонь в своей ладони – сжал крепко и с чувством, того, что она нужна ему и он не отпустит.

Не отпускает.

– Будь уверенна, малышка, что все у нас будет хорошо…

Теперь всё стало понятней: почему Шон пошел вслед за ней, почему не уходит и что любит.

Одри просто нужно было знать, чтобы поверить: Он не убьет любовь.

Что-то о любви и времени.

Время зависит от чувств.

Радостные моменты проходят быстро, а темные длятся слишком долго.

Они переживут : темные и светлые времена.

Переживут, потому что время невозможно остановить.

Время течет только вперед. Течет словно бурная река на пути которой порой встречаются преграды ввиде темных и мрачных моментов.

========== Глава 26. Часы остановились. ==========

*** Рим, Италия, 2013 год. Квартира Кетрин Пирс.***

Все дело в запахах. В том, что каждый чувствует этот мир на уровне аромата.

Слепым, лишенным света, людям ничего не остается, как только воспринимать этот мир на ощупь и на запах – эти чувства у них обострены. Они на сто процентов по запаху могут отличить одно блюдо от другого или на ощупь понять, какое здание они проходят, на какой улице они находятся, какое кафе или булочная находится рядом. У вампиров все ведь тоже обострено. Чувства обострены. Чувства до предела.

Сейчас, сидя в гостиной Элайджа улавливает запах опалённых волос и кофе. Сидит, забросил нога за ногу и ждет. Ждет, ведь она обещала ему показать или раскрыть свой коварный план, как она все же заполучит лекарство.

“Счастье в простых вещах,”, – как-то сказал он себе. Простое счастье, которого так желал он. Счастье на двоих, кажется таким реальным. Его счастье заключается в развратной, сексуальной, лгунье, которая ломает все, к чему прикасается, – такой, о которой Элайджа может только мечтать. Он думал, что знает ее, выстоит в этой игре, но он любит ее. Любит Кетрин Пирс, ведь за столько столетий он чувствует и готов задохнуться, если ее не будет рядом. Он самому себе он не мог признаться в том, что Кетрин Пирс смогла зацепить его за живое. За живое. Смешное какое-то слово, вы не находите? Зацепить за живое, если фактически, Элайджа Майклсон был мертв столько столетий. Не просто зацепила, а ухватилась и крепко держит в своих руках. Похоже, впервые он увидел, как меняется ее взгляд. Изменить ее невозможно, но он добился того, чтобы она была сама собой. В ней две половины : тьма и свет. Половины, которые неделимы и ему даже не предстоит выбирать, ведь выбрав, ее он принял и эти две половины.

Вдыхает глубоко, смотрит на часы.

Он принял ее, ведь она позволила себе быть ,с ним настоящей, и Элайджаа верит в то, что она обязательно вспомнит, какой была. Она вспомнит благодаря ему. Рядом с ним ей не нужно убивать, скрываться и поэтому Кетрин позволила себе не позволительную роскошь просто тянуться к нему, быть счастливой и любимой, верить в их будущее.

Если бы Элайджа сказал, что влюблен в Кетрин Пирс это было нормально. Сейчас по тому, как он выражает свои эмоции, которых он, естественно, не лишен, это очевидно. Эта женщина затронула его. Он чувствует, как что-то в глубине его души презрительно просится наружу.

Кетрин – умная, красивая, может быть милой и нежной, мстительная, находчивая и сексуальная. Качества идеальной женщины. Ей даже не понадобилось его очаровывать. Он был очарован ею пять веков назад. Взгляды ,пара взмахов ресниц и Майклсон чувствует себя поверженным.

– Катерина, с тобой точно все в порядке? – спрашивает он, прекрасно понимая, что та не обращает на него внимания и не выходит из комнаты .

– Я планирую побег, и свою очередную смерть! Ты ведь переживешь мою очередную смерть? – восклицает та.

– Шантаж, моя Катерина, сейчас не уместен, – ехидно улыбается и сцепляет руки на животе.

– Не хочется рисковать своей безопасностью, – она вновь поворачивается к зеркалу, отлаживает утюжек, нажимает на кнопку, чтобы выключить устройство, для выпрямление волос, и теперь говорит с по телефону.

– Я слышала приятный мужской голос, – говорит Хейли. – Развлекаешься. Опять.

– Разве у тебя не Рождественские каникулы, пока ты не должна шпионить для меня, – отвечает та.

– Я пыталась найти могилу моих родителей в Новом Орлеане, и да, они мертвы, ты была права, – тяжело вздыхает та. – Так что я планирую напиться в одном из баров.

– Ты можешь мне еще пригодиться, волчица,– отвечает та.

– Я планирую напиться, а ты затащить в постель очередного любовника, который тебе нужен для достижения новой цели или выживания, – смело заявляет Маршалл. – Я многое узнала о тебе, Катерина Петрова, и ты не можешь любить, потому ты только используешь людей. Если тебя назвали твоим реальным именем, то это кто-то очень старый… Старый… Боже, это же так смешно…

– То следующее твое слова станет последним, поняла? Это нечто иное. Иное, и я не могу говорить об этом, потому что боюсь потерять, и советую не совать тебе нос в это дело, если тебе дорога твоя жизнь, – грубо отвечает она. – Ты же знаешь, что я могу убить тебя, если только пожелаю. Не смей мне угрожать.

– Кетрин Пирс боится потерять любовь, – смеется та. – Ладно, я просто немного выпила, после попытки узнать хоть что-то, о своей настоящей семье и стае. Пока мои поиски не приводят ни к чему и я расстроена. Я всегда возвращаюсь в Новый Орлеан, как будто это проклятый город или мой дом. И, все же, спасибо, что не предала меня,и теперь я немного знаю, о своих настоящих родителях…

– Мы заключили сделку и помни, что лучше тебе выполнять условия или умрешь,– закрывает глаза, прежде, чем сказать свое последнее слова, ведь Кетрин Пирс всегда оставляет за собой последнее слова. – Я обязательно свяжусь с тобой, дорогуша, а пока наслаждайся жизнью и выпивкой и жди моих дальнейших указаний.

Рассмеялась, сейчас ей нужно исправить свою прическу, добавить в свой стиль серости и быть похожей на своего унылого двойника – Елену. Для этого она не только выпрямила волосы, но и одела несколько браслетов, кулон с розовым камнем на тонкой цепочке, блеклую, майку, поверх джинсовая куртка.

Теперь она похожа на Елену и Кетрин не впервые притворяться Еленой Гилберт.

Слишком умная ,и изворотливая, чтобы допустить прокол.

Элайджа и не представлял, что его ждет, когда та открывает дверь и в дверном проеме он видит Елену Гилберт? Нет, не Елена, потому что он знает, улавливает ее запах и именно запах играет важную роль. Ей нужно было знать, что он различает ее запах, улавливает его.

– Я ненавижу розовый…

Прошептала, на ухо этим хриплым, дурманящим голосом, уселась ему на колени и тонким пальчиком провела по его щеке. Он и не понял, что она имела в виду, говоря о розовом цвете. Просто не успел спросить, зная, что она уйдет. Больше чем на две недели, обязательно вернется, через месяц или два. Вернется, чтобы больше никогда не расставиться с ним. Она уйдет и ему не нужно брать с нее обещаний. Ее не было почти пяти столетий и тот потерял надежду хоть еще раз увидеть ее, хоть еще раз посмотреть в эти глаза полные печали и пережитой боли, но она все таки, вернулась. Вернулась, потому что она часть его жизни, судьбы, его любовь, которую он заберет с собой и не отпустит. Ворвалась ураганом, пламенем, сметая все на своем пути.

Вернулась, потому что она желала узнать, каково это быть любимой, каково это знать, что тебе не нужно играть.

Сейчас она уйдет, но вернется. Вернется, чтобы забрать его с собой в то место, где они будут счастливы.

– Тебе и вправду нужно быть там, Катерина? Теперь я осознал, каким способом ты заполучишь лекарство. Я буду, что сам Дьявол, если кто-то посмеет навредить тебе.

– Ага, этого никогда не будет. Обманывать братьев Сальваторе притворяясь Еленой – мой любимый аттракцион, в личном парке развлечений « Кетрин Пирс.» У меня есть координаты того острова и я должна оказаться там раньше их. Ты же понимаешь, это Элайджа.

Он готов отдать этой женщине всё, лишь бы она не уходила, ведь тогда, тот огонек, что она разожгла в нем, угаснет. Почему? Почему она уходит прямо сейчас? Почему он так сдвинут на ней? Почему : то в жар, то в холод?

– Разве любовь не значит доверять друг другу? Ты доверяешь мне Элайджа? – она улыбается, не обнажая зубов, и первородный почему-то видит в этом осторожность: не показать слишком много, не выдать себя, не оказаться чересчур уязвимой. У неё есть слабые места-эмоции. Она хочет улыбнуться широко, глядя на него, улыбаться искренне, чтобы он знал, что рядом с ним она настоящая, но не делает этого, пытаясь оставаться стервой Кетрин Пирс, а не простой женщиной, которой хочется любви.

Элайджа сглатывает подступивший к горлу ком, она так же.

– Это мое проклятие, – замечает тот, – Ведь я желаю быть с тобой и думаю, что после всего мы можем быть счастливыми.

– Ты думаешь, Элайджа? Не думай и живи, пока меня нет рядом, и верь, что я вернусь. Я сообщу тебе, о месте, которое мы сможем называть нашим домом . Я выберу места, где мы обретем покой. Я не хочу терять тебя и больше не знаю, что сказать. Просто, верь мне, верь, что я смогу стать твоей семьей, сражаться за тебя, говорить о своих чувствах и не предам, – спрашивает она, касается ладонью его лица.

– Я люблю тебя, и больше говорить не нужно, – еле шепчет на ухо, убирает локон прямых волос.

Ладонь скользит по его лицу и та смотрит на него, так, что ему не по себе, словно он мальчишка и на него смотрит властная, не знающая милости, получающая желаемое доминантка, стерва, покровительница. Да, сейчас наплевать, каким словом называют подобную женщину. Ей не чего терять, и ее взгляд говорит о том, что она его. Только его и ей наплевать, что потребуется сделать, чтобы так и было вечность. Всю их оставшуюся вечность.

Она отворачивается от него, глядя на горящий в искусственном камине огонь. Она чувствует себя близкой к нему, возможно, даже представляет перед собой семейный очаг. Чувствует, как согревает горящее пламя в настоящем камине, он укутывает ее плечи теплым, темно-синем пледом с бахромой по краям изделия, садиться в кресло перед ней, открывает книгу, страницы которой порядком износились, а она улыбается, берет в руки бокал наполненный красным вином, делает несколько глотков и растворяется в этом вине и нем. Прикрывает глаза и растворяется в этом чувстве, которое испытывает к нему. Возможно, она и всегда желала этого. Желала найти его, чтобы тот заставил ее почувствовать. Нашла его, чтобы тот заставил ее поверить в то, что она способна любить. Любит. Она любит и поэтому ей так тяжело. Тяжелее, чем в прошлый раз, тогда в Нью-Йорке, ведь тогда она еще могла контролировать это чувства, а сейчас все полетело к чертям, ведь из-за любви к нему она готова взлететь до небес или провалиться сквозь землю. Она что-то чувствует, поэтому ей еще больнее уходить. Уходить, зная, что она может и не вернуться, если столкнется с его братом на том острове, если ей не повезет. Он чувствует, что злится, и понимает, что имеет на это права. Он ведь злится, не желает ее отпускать, ведь если с ней что-то случиться он не переживет, не смирится и будет винить только себя. Не простит себе этого, не простит,если в итоге ее план, приведет ее же к гибели. Не простит, что не остановил ее, и плевать каким способом. Но Кетрин Пирс на чувства не имеет права, и поэтому Элайджа знает, что себя она защитит и вернется. Поэтому верит, что ничего не испытывает сейчас. Верит, что лучше сглотнуть подступивший ком, убрать ее руку со своего лица и отпустить. Так легче отпускать. Легче, сделать вид, что не чувствуешь, стереть чувства. Легче не чувствовать, чем остановить, схватить за руки, прижать к себе и поцеловать так, как будто это последнее, что осталось сделать в этом мире, как будто бы этот поцелуй последнее доказательства любви.

Кетрин Пирс, эта стерва поставила на колени не только всех тех глупых мужчин, которые верили в ее пустые слова о любви, умирали за нее, но и его. Она поставила на колени самого Элайджу Майклсон и готов умолять, чтобы она не уходила. Почему он влюблен именно в эту стерву, которая только причиняет боль. Почему он верить в то, что эта стерва, может стать его семьей? Почему именно Кетрин Пирс дарует ему покой и только его прикосновение вызывает в ней бурю эмоцию. Он не смог избежать привыкания, словно она связала его руки цепями. Она кусает губы, только бы не сказать, только бы он не остановил ее. Остановил ее одним касанием.

Счастье в лице коварной манипулирующей сучки Кетрин Пирс. Счастье, потому что она заставляет его чувствовать то, что он не чувствовал ни с одной другой. Заставляет чувствовать тепло.

Счастье в лице сдержанного и благородного Элайджи Майклсона. Счастье, потому что рядом с ним ей хорошо и тепло. Она верит, что неспроста она запуталась, как только он взглянул на нее. Он рядом с ней и больше ей ничего не нужно. Только бы тянуть к нему свои руки, целовать губы, чтобы он читал ей что-то своим бархатным голосом. Не смогла избежать привыкание и поверила, в то, что рядом друг с другом они обретут то, что желали все эти годы – покой и взаимную любовь.

Кусает губы только бы не сказать или, что еще хуже, пролить слезы. Но нет, Кетрин останется « Кетрин Пирс». Ни более, ни менее, так всегда было, так и будет. Она не позволит заплакать или остановить ее, когда желаемое так близко. Желаемая свобода.

Счастье. Последние секунды вдыхает его запах, утыкается головой в нос.

Последние секунды она с ним и тот утыкается в ее макушку, вдыхает аромат волос.

Легче остановить, но нельзя.

Легче остановить, но он, как и она, желает, чтобы этот аромат отпечатался в его разуме. Отпечатался и мучил, пока она не вернется к нему и не коснется, докажет, что она здесь.

Может ли любовь продлиться вечность?

Почему-то Кетрин Пирс не верила в это. Не верит, но почему ее сердце так сжимается? Лучше не чувствовать, чем не найти в себе силы оставить его и показаться слабость. Слабая рядом с ним, оставляет того, кого любит. Все как в тумане, когда она встает и берет в свои руки коричневый кожаный рюкзак.

Не желает больше оставаться, ведь знает, что не сможет уйти.

Словно обезумел, бредит, как только она одела на свои плечи рюкзак.

Он мог бы вызвать такси, но та уходит сама. Закрывает за собой дверь.

Голова кругом. Нить связывающая их оборвана и кажется, понемногу он сходит с ума.

Их было двое, а сейчас он один.

Почему он так сдвинут именно на этой женщине, и в прошлый раз, когда она ушла разгромил свою квартиру, что казалось вполне необъяснима. Был зол, не управляем, думал, что стал очередным мужчиной, которого обманула Кетрин Пирс.

Устал и вспять уже не повернуть.

Ушла, потому что игра идет к финалу. Она нажмет на газ, выложится из последних сил, прольет кровь, только бы заполучить лекарство и свободу.

Ушла, тихо, без слов.

Так лучше.

Когда она ушла, ни говоря ни слова, оставляя после себя только запах, Элайджа не мог здраво мыслить. Не мог думать о чем-то кроме нее. Готов на все, чтобы забыть даже самого себя, а потом утром снова зачем-то просыпался. Зачем просыпаться, если ее нет рядом? Ему не нужна была улица или небо, когда он находился рядом с тобой. В ее глазах Элайджа Майклсон видел больше мира, чем за окном. Ее личный мир, который она открыла только ему. Только его. На ее губах он мог видеть больше трещин, чем на стенах кирпичных зданий.

Когда она была рядом жизнь текла иначе, совсем по-другому. Не было ни волнений, ни переживаний. Было только ее обнаженное , тело пахнущее к и клубникой и ванилью, поцелуи, когда та улыбалась, нависала над ним и терзала поцелуями за плечи, запястья.

Говорила что-то, наливая очередную чашку кофе. Говорила, словно считала, что для него разговоры куда важнее, разговоры лечат души. Разговоры, которые лечат душу. Душу, которая сгорела. Разговоры важны, так же, как и чувства. Важно, то, что он наблюдал за ней и мог сидеть с ней на кухне, хоть целую вечность. Он не игрушка, которую Кетрин может не выкинуть, как остальных. Тех остальных, с которыми Кетрин Пирс проводила те месяцы вне квартиры, дарила себя, и все для достижения своей цели или собственного удовольствия.

Любить – значить доверять друг другу. Ей нужно было, чтобы он доверял ей и он доверяет.Сказать ей было больше нечего, ведь Кетрин не знала, что и несчастье его было в ней. В ней – Кетрин Пирс. В запахе кофе покалывании на кончиках пальцев, когда он забирал из ее рук чашку с кофе и касался губами ее руки. Вселенная замирала, когда он вдыхал запах кофе, корицы, кленового сиропа или любого другого варенья, запах свежей выпечки, вишневого геля для душа, отпечатавшегося на твоей бледной коже.

Элайджа думал, что все дело в запахах. Ведь он жил лишь ими и Кетрин Пирс.

Кетрин думала, что все дело в запахах. Ведь она жила лишь запахам его одеколона, запахам порошка, которой стиралась его рубашка, запахам ткани его нового пиджака, кофе, миндаля, ведь как она узнала миндаль – любимый орех Элайджи, и хорошо, что у нее на кухни были именно эти орехи, которые Кетрин добавляла по утрам в овсяную кашу. Она с каждым днем узнавала, что они похожи. Слишком во много похожи и это необъяснимо. Запахи смешались в один – его запах. Запах, который она заучила наизусть, запах,на котором Кетрин Пирс сдвинула и это необъяснимо.

А когда она ушла, то потерял смысл и кофе остывал на кухне. Их было двое, а сейчас он один. Потерял себя.

Потеряла себя.

Зачем им все это?

Зачем?

Девушка, чьи шоколадные волосы разметал ветер, стояла возле киоска и держалась людей, желая поймать такси или другую машину, только бы быстрее добраться до аэропорта. Уехать, чтобы убить в себе желание вернуться к ней. Она зашлась в безмолвном крике. Крике, который никто и никогда не должен был услышать, ведь Кетрин Пирс сильная. Внешне она спокойна и казалась обычной туристкой, которая покидает Рим. Услышать могли только звук телефона, оповещающем о новом сообщении. Кетрин ведь оставила ему мобильный, чтобы поддерживать с ним связь. Одинаковые мобильные. Но сообщение ей пришло на другой телефон марки Samsung. Телефон для связи с информаторами или нужными людьми.

Не вовремя, ведь именно сейчас перед ней остановилась такси, а Кетрин замешкалась, потянулась за мобильным, чтобы прочитать смс. Лучше бы не читала. Лучше бы ее глаза не видели сообщения, которое прислал один из шпионов прячащейся в Мистик Фоллс : « Кол Майклсон убит с помощью белого дуба. А. » Трясущиеся руки сжали мобильный, и Пирс желает только запустить телефон об асфальт, разбить и наблюдать, как экран гаснет, а само устройства разбито на осколки.

Все равно узнает, а сейчас у нее есть выбор.

Выбор, как и в прошлый раз. Выбор, ведь тогда, несколько лет назад, в Мистик Фоллс она предала его. Она остановилась, наблюдала за его телом, которое было покрыто серыми венками, в груди клинок, в области сердца засохшее пятно крови, костюм изорван в клочья. Она испугана, боролать, вжимали клинок в его грудь, только бы не позволить ему очнуться, открыть глаза. Боролась, потому что страх управлял ей. Страх, что в гневе Элайджа – монстр, который сделать с ней все, что угодно. Боролась, только бы не пробудить этого монстра, ведь Кетрин знала, что он искал ее. Искал, столько веков, вот только зачем? Кетрин думала, перебирала в голове тысячу вариантов, но все равно боялась, что монстр окажется на свободе. Этого она не могла допустить.

Не могла, ведь Пирс предала его. Дважды : Первый раз, когда сказала Деймону не убивать его, зная, что тот поступит в точности на оборот. Тогда она освободилась от его внушения. Второй раз она предает его сжимая свои руки на клинке и борясь с ведьмаком по имени Луи. Бороться до конца. Пирс ведь сама могла вытащить этот клинок, наврать ему, что во всем этом виноваты Сальваторе, а она любит его и поэтому не сбежала, вернулась и спасла. Могла бы солгать и тогда бы Элайджа стал их ночным кошмаром. Могла бы солгать, но страх завладел ее и не позволял решиться на это, тем более она мечтала избавиться от Клауса, тогда, после его смерти, в худшем случае иссушение или заточение, Кетрин могла бы прийти к

Элайджи и отравлять его свое прекрасной ложью.

Могла, но не сделала этого.

Элайджи бы это не понравилось, а она думает только о себе.

Тогда в ее ребра, рядом с сердцем вонзили деревянную балку, и она смотрела : на пламя, на лицо Элайджи, на его горящее тело. Знала, что это не причинит ему вреда, в отличии от палки, которую она не может вытащить. Смотрит на пятно крови задыхается, и ей больно. Кетрин Пирс больно, ровно настолько, насколько будет больно и Элайджи, если тот узнает всю правду. Правда несет в себе только боль. Кетрин Пирс несет только боль, причиняет ее другим. Кетрин Пирс не знает правды, не знает, что ей его не следует бояться и искал он ее, потому что любит, а не желает наказать или сдать брату. Нее знает, что она предала и его. Предала в дважды и сейчас у нее есть выбор : Предать его и в этот раз, уже трижды, уехать, оставить в одиночестве, выпустить монстра, что скрывается в нем,когда тот узнает о смерти брата, но достигнуть заветной цели, заполучить лекарство и вместе с ним свободу или вернуться, рассказать правду, заключить его в свои объятья, не отпускать и просто быть рядом.

Предательница.

В третий раз она не предаст. Только не сейчас.

– К черту.

Сейчас, она наплюет на все, а слезы катились по щекам. Она не погубит. Она вернется, наплюет на свои собственные цели, не позволит ему пережить это в одиночестве. Не позволит сойти с ума. Вернется, расскажет всю правду. Кетрин хлопает дверью такси, ничего не отвечает на вопрос водителя и даже не стряхивает слезы. Она наплевана на желаемую свободу, обернулась радии любви и чувств к нему, только сейчас поняла, как же сильно любит его. Любит, если поставил его выше желаемой свободы и сейчас идет по улицы, проходит здания из коричневого кирпича, возвращается к нему. Любит, если впервые не предала, не обманула, пожертвовала достижением своей цели и поставила любовь на первое место.