Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 59 страниц)

Клаус Майклсон мечтает освободиться, взлететь. Мечтает взлететь, чтобы в небесах встретить подобных себе и не быть одиноким. Мечтает о свободе. Мечтает, чтобы и его родные обрели свое счастье и освободились от этой вечной клятвы. Освободились от него. Но этого не будет. Клаус не освободит их, потому что сам несчастлив и один. Не позволить узнать ни минуты счастья, пока не обретет свое личное счастье. Слишком эгоистичен, чтобы видеть, как другие счастливы.

Где сейчас его семья?

Кол – мертв.

Элайджи – наплевать на спасение его души. Ему настолько противны стычки, что тот сам покинул семью. Элвйджа не может существовать вне семьи. Сколько бы не пытался у него не выходило. Он оставил семью только когда узнал, что Никлаус сбросил тела братьев и сестры в море. Клаусу тогда нужно было, чтобы тот оставил его, ведь Майкл был близко и подвергнуть опасности старшего брата он не мог и поэтому поступил так, как считал нужным. Не мог подвергнуть того, кто постоянно был рядом. Кто он без своего старшего брата? Кто он без поддержи, помощи, советов того, кто постоянно был рядом с ним. Никто.

Пропадёт.

Ребекка – перед ее глазами белая пелена, она видит мир в розоом цвете, на ее лице розовые очки и она не понимает, что семьдесят лет жалкой, человеческой жизни, даже с тем, кто любит тебя и ты видишь, как растут ваши общие дети. Все на двоих : радости и горести. Все это стоит того, чтобы отказаться от вечности. На глазах Ребекки просто розовые очки и пелена призрачных мечтаний. Клаус всегда считал любовью – слабости. Ребекка всегда была слабее остальных. Пелена развеется и его сестра увидит, поймет, что никому не нужна, кроме семьи. Когда-нибудь поймет. Поймет, если уже не будет слишком поздно.

Лунный свет ослепляет.

В этом огромном особняке только Никлаус Майклсон и лунный свет.

В камине трещат и искрятся оранжевые языки пламени.

В этот дом никто не войдет.

У виски горький вкус.

А какой вкус у надежды?

Увы, Клаус этого не знает, как и не знал милосердия и искупления.

Клаус Майклсон понимает это.

Всегда один.

Пропадает.

Это, увы не жизнь, а жалкое существование, которого достоин такой бездушный монстр, как он.

Он всегда один.

Лунный свет в окно, пламя в камине завораживает, что Клаус Майклсон не может отвести взгляд, словно пламя околдовало его, в руках бокал виски, который поможет ему пережить этот ужасный день. День из тысячи подобных и тысячи из тех, что будут. Виски может ему не уснуть до наступления рассвета, обождет глотку и может ему и вправду станет легче. Легче вот так сидеть у камина до рассвета.

У него жалкая и пустая жизнь.

А и вправду, ему не для кого жить, как ради себя?

День изо дня ничего нового не происходило. Существование в одиночестве, алкоголь, женщины, проливать кровь многочисленных врагов или невинных людей, которые стали для него стали лишь едой. Враги, которых Никлаус Майклсон нажил себе за столько столетий забавляли его, точнее способ которым он расправлялся с ними. Войны среди вампиров за власть или просто ради забавы. Все это повторялось по кругу, что ему и вправду стало скучно.

Сайлас тоже не станет исключением. Он сможет убить его, освободиться или просто бежать, как всегда.

Клаус не верит в любовь и искупление, не верит, что его душу можно спасти. Не верит, считает чувства слабостью, потому что вампиры не слабые. Не позволяет им взять над ним верх, потому что он всегда один. Одиночество, которое проникло под кожу, срослось с ним не отпускает. Одиночество, которое он так ненавидит никогда не отпусти его душу. Его душа уже давно не видела света. Он может только ненавидеть и продолжать свое жалкое существование. Ему никто не поможет, кроме его самого. Ему уже давно нет места в этом мире. В этом мире он чужой, одинокий, забытый, легенда, но зато ему нечего терять.

Отрекся от всего во имя одиночества и ему легче. Легче пропадать в виске и одиночестве.

Легче ненавидеть себя и одиночество.

Ему все равно.

За что ему сражаться? За кого?

Пожалуй он бы обнял только смерть и только с ней поделился своей мечтой. Мечтой освободиться.

Лунный свет в окно, огонь в камине, виски – именно так Клаус Майклсон и просидит до утра. Просит опустошая графин виски. Просидит, забросив нога за ногу, не отводя взгляда от огня, о чем-то задумавшись, наверное все его мысли о вечности.

Клаус Майклсон развел огонь и просидел до утра смотря, как восходит солнце и гаснет огонь в камине, обращается в пепел. Его семья все обращает в пепел. В пепел обратиться и заветное « Всегда и навечно» .

Клаус Майклсон – король.

Он пропадает.

Он сам себе король.

Он сам себе судья.

Король и судья в своем собственном мире.

========== Глава 56. Дотла. ==========

«Мы были нужны друг другу. Каждый из нас это понимал. Каждый из нас об этом промолчал».

–1973.

Пять утра. Понедельник. Она умерла, ведь нужно было с чего-то начинать новый день.

Начать этот день без него, с головной болью и сухостью во рту.

Время быстротечно.

Время – беспощадная и бесконечная субстанция, забирающая людей друг у друга, медленно копающая могилу, оставляя взамен только воспоминания.

Время забрало у нее его.

После всего произошедшего.

Сколько прошло времени?

Что сделать, чтобы не потерять его?

Рискнуть?

Кетрин Пирс пьяна и мало что помнит.

Кетрин Пирс пьяна и не помнит всего, чего делала прошлой ночью.

Помнит холод, пустоту, потому что открыла глаза из-за настойчивых лучей солнца. Закрывала лицо рукой, желала позабыть обо всем, но, увы, забыть нельзя. Нет. Она все помнит. Помнит свет его лица. Увы, не забудет и напоминанием будет испачканный кровью черный мрамор и разбросанные по гостиной останки.

Сошла с ума и этот запах засохшей кровью.

Нужно убираться.

Сжечь до тла.

Но прежде…

Прежде, чем она покинет этот особняк, она должна найти в себе силы открыть дверь и переступить порог их комнаты.

Ароматические свечи догорели, и остался только сладкий запах ванили с вишней и расплавленный, застывший воск.

На столе два бокала для вина. Пустых бокала.

Впервые она в таком состоянии из-за мужчины.

Впервые проиграла она, а не ей. Стала бы стерва Кетрин Пирс напиваться и рыдать лежа в одном нижнем белье на лестнице?

Нет.

Впервые проиграла мужчине, который любит ее. Любил и искал столько столетий. Элайджа нашел Катерину. Она позволила ему любить ее и заботится о ней. Элайджа принес в ее жизнь все то, чего ей не хватало. Обещал вечность, а в итоге отвернулся, как только узнав правду. Элайджа ведь знал. Всегда знал, что как бы противно ей не было, она пойдет против любого, ляжет в постель с кем угодно, будет лгать, если это будет нужно ей и поможет для достижения цели. Она сделает все, прежде всего ради себя и выживания.

Знал, но хотел быть с ней. Желал спасти и быть вечность рядом с ней.

Что же произошло?

Почему он оставил ее? Довел до такого состояния?

Переступает через черную шелковую подушку.

Она ведь была уверена в нем, больше, чем в себе.

Забыть.

Попрощаться.

Он ведь никогда не войдет в эту дверь, они не будут вместе и зачем ей тогда все это?

Стерва оказалась идиоткой и дурой, если поверила в покой, который обретет рядом с ним здесь. Она ведь все это время, по сути, мечтала только остановиться и быть с тем, кто сильнее ее, обнимет и защитит, будет любить ее. Элайджа должен быть стать ее вечностью и навсегда. Она должна была сгорать до тла с ним.

Проститься.

Окидывает взглядом постель.

Они ведь не уснут и не проснуться вместе, в этой постели. Она ведь больше не посмотрит на него с нежностью, не коснется его губ, не заберется на него, а он не обнимет своими ладонями ее талию.

Теперь ей это не нужен, о и она может взять подсвечник, стоявший на столе и сжечь.

Обратить в пепел все то, что сожгло ее. Она привыкла сгорать до тла или сжигать.

Огонь все уничтожит.

Огонь все завершит.

Комната в огне.

Ветер ворвался в комнату, сбил легкую тюль штор.

Она смотрит, как сгорает ее счастливая жизнь, страдания и боль.

Огонь все завершит.

Она ведь мечтала лежать здесь, на пушистом ковре, удобно положив голову на подушку, а он бы сидел рядом, пождал под себя ноги, закатал рукава рубашки, скинул пиджак и читал. Читал или рассказывал ей истории, а она бы прикрывала глаза и слушала его. Неделимые. Она бы еще поспорила с ним, да и Элайджа с удовольствием слушал ее, мог прижать к себе и успокоить, развеять все ее страхи и вселить уверенность. Он –ее возлюбленный. Он – ее самая лучшая защита.

Подожгла тюль, покрывало, сбросила со стола книги, рвала листки, и кажется, устроила истерику, позволила крику сорваться с уст, схватила бокалы, чтобы разбить их и от них остались только осколки. Осколки чувств. Почему она позволила ему увидеть ее настоящую? Узнать такой, какой не знал ни один другой. Она ведь подготовила для него эти книги. Понимает, что эти книги ему не нужны больше и рвет бумагу, поджигает ее.

Огонь очистит ее мысли.

Огонь все уничтожит.

Смотрит на комнату, в которой разговеется огонь.

Оранжевые искры.

Больше огня.

Руки сжаты в замок. Подсвечник лежит на полу.

Пламя ведь загорается всегда с искры.

Огонь обжигает ее ладони и лицо, кажется, она сходит с ума, смотря, как тлеет и трещит дерево, плавится шелк, сгорает тюль штор, бумага обращается в пепел, запах гари и поднимающееся серое облако. Она ведь может задохнуться от угарного газа.

Кашляет, но ей мало.

Задыхается, но ей мало.

Кетрин Пирс не нужно, чтобы огонь затух.

Только ярко-оранжевое пламя.

Только забыть.

Он ведь растопил лед в ее сердце, а сейчас огонь светится в глазах.

Она дала ему огонь, который всегда был в ней.

Смотрит на пламя, руки сжаты в замок.

Мало.

Пламя.

Сложно описать, что было между ними. Больше, чем любовь, роман или любая страсть.

Между ними пламя.

Дышали в унисон, думали друг о друге, она не прятала от него свою настоящую сущность, забыла обо всем и мечтала, что он – ее судьба. Рядом с ним можно обрести покой. Покой, о котором они так мечтали.

Все так, как она мечтала.

Сейчас между ними огненная стена.

Он видел ее настоящий, а не маску. Видел, что она просто нуждается в любви и заботе. Видел ее настоящей и улыбался благодаря ей. Видел, что эмоции ей не чужды. Видела, что огонь страсти в нем можно разжечь, и ему мало. Огонь ведь не затух и нужно только разворошить угли, и она сделал это. Элайджа почувствовал тепло, сжимая ее талию. Она разбудила его от спячки, когда коснулась его кожи. Видела и чувствовала это. Она была не способна любить, но проиграла, и ей не нужно было говорить, что любит, потому что Элайджа видел это в ее взгляде. Она ведь не может быть милой и покорной, но понимала, что с таким мужчиной ей можно остановиться и ничего не бояться. Обжигаться, прижиматься и чувствовать опору, когда его руки сжимали ее бедра, скользили по голой спине. Его ладони сгорали, а она переполняла его огнем и стонала, когда их тела сближались и сгорала вместе с ним. Не спать и сжигать до утра вместе с ним. Все так, как она хочет. Кетрин Пирс всегда мало.

Мало огня.

Комната в огне.

Сгорать только с ним.

Не спать до утра только с ним.

Все это конечно можно заменить суррогатом. Можно быть с другими и лгать самому себе. Можно лгать, что любишь и чувствуешь, но понимать, что с другими так не будет. Никогда не будет так, как с ней ни с одной другой женщиной. Никогда не будет так, ни с одним другим мужчиной.

Кетрин чувствует только обжигающее пламя на своей коже. Горит, а по щеке скатилась одинокая слеза, которая не потушит пламя.

Он был нужен ей. Кетрин это понимала, но промолчала и сожгла дотла.

Все можно сжечь.

Огонь очистит.

Сжигать дотла.

Сгорать дотла.

Сжигать себя.

Сжигать его.

Сжигать дотла.

***

Ребекка Майклсон знает, что сейчас в руках ее брата лекарство – ее шанс на нормальную жизнь. У него в руках ее шанс. Она ведь в прошлый раз не думала, когда выпила лекарство и очнулась с разочаровавшись в том, что она все еще вампир. Кетрин Пирс обманула и ее, потому что Ребекка Майклсон выпила вытяжку из вербены. Конечно же, она просто может свернуть шею брату, забрать лекарство и сбежать. Но предать семью. Сколько раз, пытаясь найти настоящую любовь, Ребекка предавала семью и заканчивала ч гробу с клинком в груди. Элайджа и вправду стал осложнением, но гораздо хуже если она станет человеком и предаст семью. Ее не пощадят. Даже Элайджа. Ведь он чтит семейные узы и только ради него она не пойдет против семьи в этот брат. Элайджа жертвует всем ради семьи. Вот и она пожертвует своей мечтой и подождёт. Она и так ждала слишком долго и подождет еще, чем разобьёт сердце Элайджи, того, кто всегда был рядом и никогда не предавал семью во имя личного благо.

Пока они на пути в Мистик Фоллс, Ребекка может сжать его ладонь и поговорить с ним.

– Ты и Кетрин Пирс. У меня в голове не укладывается. До сих пор.И что она наплела тебе? Я думала, что ты умный брат, – голос девушки разрушает тишину.

– Сестра, прошу тебя, – Элайджа выгнул бровь. – Катерина ничего не обещала мне, была рядом и просила верить ей… Верить… Мне с ней было так спокойно, она знала все мои раны. Я люблю ее, и ты знаешь…

– Как тебе сложно сказать: « Я тебя люблю», – пытается улыбнуться блондинка. – Ник не позволит никому из нас любить, быть счастливыми.

– Я верю в другое, сестра и то, что каждый может стать счастливым, – говорит Элайджа. – В один день мы обязательно будем счастливы.

– Счастливы, когда будем не обременены спасением души Ника, но сейчас мне наплевать и я хочу просто быть счастливой, ты ведь позволил себе быть счастливым, – отвечает Ребекка.

Счастливым.

Быть счастливым рядом с стервой.

В голове тут же стаей птиц замешкались мысли и воспоминания, перемешиваясь, как карте в колоде, и отрывки голоса из прошлого, раз за разом мелькали среди множества красок. Один из немногочисленных рассветов, когда они были вместе. До того, как она уехала в Пенсильванию.

Тогда Элайджа вернулся с охоты, Кетрин же предпочла кровь с пакета. Она и не подавала вида, что встреча со знакомым вампиром ее напугала. Они были вместе, и она видела, как тот вырвал сердце, она сидела рядом и сжимала его окровавленную ладонь.

На следующий день она просто решила не выходит с квартиры, и Элайджа отправился на охоту один.

Он возвращается до первых лучей солнца. Снимает одежду, ступает тихо, чтобы не разбудить ее, ведь знает, что она боится быть раскрытой и найденной. Но он рядом и убьет любого, кто навредит ей. Убьет любого, кто посмеет отнять ее у него.

Ложиться в постель, поправляет кремово-бежевую шелковую простынь и укутывает ее плечи.

Элайджа Майклсон ощущает. Ощущает ее рядом с собой.

Восхитительная. Это восхитительно, просто лежать рядом с ней, смотреть на то, как она спит, как слегка приподнимается ее бровь, как она морщит нос. Стерва и вправду мило морщит нос, как замечает Элайджа и ощущать, как ее умеренное дыхание теплой глазурью стелется по собственной коже. Ее сердце стучит и дышит она рядом с ним – это главное.

Элайджа медленно сходит с ума по одному лишь запаху ее волос, когда утыкается носом, вкапну темных волос, обнимает ее за талию. Этот запах. Запах черной орхидеи? В мире ведь не существует черных орхидей, но есть цветы таких тёмных оттенков, что они выглядят практически чёрными. Но, если присмотреться более внимательно, то эти оттенки варьируются от темно-синего до темно-бордового. С этой точки зрения цветок чёрная орхидея встречается, причём даже разных видов. Кетрин Пирс почти черная, для него.

Почти.

Запах вишни и черешни? Это ведь одни из самых кислых ягод, любимых ее ягод, как и его. Он ведь знает, какова на вкус эта ягода. Знает, какова на вкус Кетрин Пирс и может сдержать весь этот кислый вкус или разбавить его сахаром

Он чувствует, как где-то глубоко внутри она запаливает в нем костёр и этот огонь согревает.

– Ты вернулся, Элайджа, – ее шепот ломает все. По ее телу пробегается дрожь, и он улыбается. Какая она чувствительная или просто учуяла запах его одеколона.

Какая же она его Катерина.

Пускай сама так не думает.

Не думает, что его навечно.

Элайджа знает, каково это, просыпаться с ней в одной постели, получать электрический ток

от прикосновений кончиков ее холодных пальцев к щеке, а после подносить каждый из них к своим губам и согревать их теплотой своего дыхания?

Кто из них согревает друг друга?

Просто она передает Элайджи тот самый огонь, которым он может согреть их двоих. Хватает сил, чтобы этот огонь не гас.

– Я вернулся и разбудил тебя, – вздыхает тот.

До сбитого выдоха, вырывающегося из горла освободившейся птицей, когда она оборачивается, кладет голову на грудь и вздыхает.

– Удачно поохотился? – интересуется она.

– Весьма, моя Катерина, – отвечает тот крепче сжимая ее ладонь в своей.

Когда в последний раз он ощущал себя так? Ощущал тепло? Когда его не осуждали? Ощущал, то, что называют счастьем? Когда он был счастлив с женщиной, которую любит?

Чувствует, каково это, быть рядом с той, что согревает и просто рядом с ним.

Это реальность.

Она смеется над его сном и говорит, что кошмары сняться всем. Вот ей, например, сниться, что она падает в пропасть. Наяву ему стоит просто протянуть тихое « Катерина» по буквам, по морфемам, по элементарным звукам, шепотом и на выдохе – и знает, что Кетрин просто рассыпается, пригревается, тает в его руках, когда слышит, как тот произносит ее имя.

Держит ее. Держать ее. Ему так хотелось держать ее за руку, дарить цветы, признаваться в любви, скользит по ее тонкой шее и ее скулам, оставлять дорожки поцелуев.

Как же у него едет крыша от этой женщины.

Чувствует это?

– Ты и я? Элайджа…

Но уже. Уже есть «они».

Прямо сейчас. Здесь. В постели. В комнате. В касаниях. В улыбке. «Они» есть у них, во взглядах друг на друга.

– Ты и я… Ты моя…

Искушает его.

Ломает ее.

Знает, что не выдержит. Не сможет закрыться от него, потому что она его.

«Они». Этот миг. Это утро. И его губы на кончике ее носа. Ее улыбка в лучах солнца.

Она чувствует это.

И пусть она не отвечает ему сейчас, а просто улыбается, когда тот целует ее нос, но

Элайджа уже знает.

Элайджа Майклсон знал это всегда.

Кетрин Пирс уже его. Его Катерина.

– Элайджа! -воскликнула Ребекка и тот все же смотрит на сестру, она вырывает его из плена воспоминаний.

– Я думал о ней, Ребекка и если быть с тобой откровенным, то ни одну другую женщину я не любил так сильно, как Катерину и не полюблю. Сожгла меня дотла.

– Много времени прошло, брат и она изменилась, – пытается объяснить ему блондинка. – Если она играет с тобой? Если все это только очередная игра стервы?

– Я думал об этом, но я забочусь, чувствую и люблю ее, – Элайджа смотрит в вперед, ведь ему нужно следить за дорогой. – Если она чувствует все тоже, что и я, то вернется ко мне… Она найдет путь ко мне, после всего того, что мы пережили. Она ведь сказала мне правду о своих чувствах и то, что желает вспомнить… Я верную ее, но если она решит и дальше разрушать себя, то смотреть на это я не собираюсь. Пусть исчезнет из моей жизнь.

– Но это не остановит тебя и не запретит тебе любить ее, – тяжело вздыхает Ребекка. – Любит эту пропащую, почти черную женщину. А знаешь, ты бы освободился от Ника, потому что нашел бы себя в спасении женщины, которую любишь. Ты же знаешь, что меня привлекает сама мысль о любви.

Ребекка пожала плечами, ведь посоветовать брату она ничего не может. Если Элайджа чувствует, то это постоянное чувства. Он никогда не расскажет о своем счастье, потому что это только его и Ребекка понимала это. Он не Ребекка, та, что легко влюбляется, кричит всем о своей любви, открывается любви, а после забывается. Переживет, выплачет все слезы и откроет сердце для кого-то нового. Ребекка и вправду легко влюбляется, отдает свое сердце, но не в те руки. Ребекка знает это. Ребекка знает, что ее брат никогда не пускает в свой мир женщину, которая ничего не значит для него, а Пирс впустил и значит не все так просто. Элайджа не пускает любовь, а Кетрин сумела занять особое место в его сердца.

Он снова погружаясь в воспоминания первой встречи и их разговоры, взгляды, словно она умоляла спасти ее или ей нужна была правда. Она смотрела в его глаза и искала правду.

Он молчал, только смотрел в след, как будто виноват перед ней. Виноват в том, что не смог остановить все то, что произошло тогда.

Она и вправду умерла засунув свою голову в петлю: « Лучше умрете вы, чем я.»

Он не спас ее ни тогда, ни сейчас.

Она дала ему повод усомниться в ней. Она солгала о том, что убила Джереми Гилберта, да он же знает, что ради своей цели она убьет любого, пойдет против любого. Он не знает, что его закололи в Мистик Фоллс с ее подачи. Она напела Деймону Сальваторе и его закололи клинком. Она так отомстила ему за внушение и вышла с гробнице. Деймон ведь ей ровня, играя с ним, она всегда одержит победу. Тогда она вышла победителем. Но когда вновь увидела его, покрытого серыми венками остановилась. Знает, что не застуживает Элайджа такого, но ей ведь и вправду было наплевать. Наплевать ли? Он шептал ее имя с первым глотком воздухом, когда Елена достает клинок из его груди.

Как он мог обмануться и поцеловать Елену? Как он мог поверить в то, что Кетрин покрасит волосы да еще и сделает розовую прядь. Кетрин бы точно сказала, что он идиот.

Тот поцелуй. Он ведь так передать в нем все, что чувствует к ней. Все заботу и нежность. Обнял за талию, смотрел в глаза, коснуться лица. Он увидел сперва, только ее спину, окликнул, а у самого мурашки по всему телу.

– Катерина.

– Элайджа. Ты немного опоздал, не так ли?

– Ты покрасила волосы? Мне нравится.

– Спасибо. На самом деле, это…

– Я скучал.

– Я тоже скучала.

Елена. Он обманулся, остановил ее, схватил за руку, притащил к себе и она боится. Боится его такого и правильно делает. В телефонном разговоре со Стефаном он обещает отыграться на Елене и он так и поступит, если хотя бы волос упадет с головы Кетрин. Знает, как поступит его сестра, когда Кетрин станет бесполезной.

Позже, Елена говорит, что Элайджа идиот, как и все остальные мужчины.

– Милая деревенская девушка, в которую ты влюбился, уже мертва. И она не вернется.

– Я не глупец, Елена. Конечно, я думал об этом. Но каким бы я был человеком, если бы не попытался найти мою Катерину под фасадом Кетрин?

– Все мужчины одинаковые. Деймон и Стефан все еще думают, что ту девушку, которую они любят, тоже еще можно вернуть.

– Не вини их в том, что они надеются, Елена. Жаль, если мир потеряет такую сочувствующую душу, как твоя.

– «Твое сострадание – это дар, Елена. Пусть оно навсегда останется с тобой». Я помню, когда прочла это в письме.

– Похоже, писавший определенно талантлив. Уверен, он писал это искренне.

– Это так. И было приятно смотреть, как это письмо горит вместе с моей прошлой жизнью и вместе с телом Джереми.

Елена понимала Элайджу, и когда тот узнает о смерти Джереми.

– Ты недооцениваешь меня, Елена. Я знаю, кто она. Я знаю, что она совершила.

– И ты думаешь, она изменилась? Она играет с тобой. Она лгала тебе Элайджа.

– Не солгала мне о том, что ты обратилась. Но ты не просто стала вампиром, да? Что-то не так. Ты… не похожа на себя. Ты отказалась от чувств. Почему?

– Мой брат мертв. Твоя девушка убила его. Ты не знал? Конечно же не знал.

– Она солгала.

– Не хочу говорить тебе «Я же тебе говорила», но да-а.

Кетрин осталась такой же. Лгала ему, манипулировала тем, кто любить ее. Нашла способ управлять и им, а он просто влюблённый идиот.

Он верил Елене и не верит Кетрин.

Кетрин потеряла его в тот момент. Она опоздала и когда сворачивает шею Елене не знает, что больше он не поверит ей.

А вот Кетрин потеряла своё счастье, хотя могла быть счастлива с ним, и желает быть счастливой только с ним. Жаль, ведь Элайджа любит ее, почти черную и это было видно в его взгляде, отношении, он всегда был рядом с ней, но она этого не хотела замечать, продолжая играть, лгать, плести интриги. Кетрин и вправду можно сравнить со Скарлетт из произведения «Унесённые ветром»: та тоже не ценила своё счастье, боготворила только одного единственного, а когда поняла, что все свои чары отдавала не тому, потеряла любимого навсегда.

Она ведь знала это и знала, что наступит тот момент, когда Элайджа прокричит ей вслед: «Честно говоря, моя дорогая, мне наплевать».

Этот момент настал.

Она видела разочарование в его глазах, то, что он отвернулся от нее, а она испугалась, попыталась остановить. Страх взял вверх, а любовь канула в бездну, тьму. Тьма завладела ею. Она была ведома именно страхом.

– Я люблю тебя, Элайджа. Ты не веришь мне…

– Я хочу верить. И это моя слабость. Я хочу верить тебе, но как я могу, когда каждый раз ты даешь мне повод усомниться в тебе? Я не знаю тебя. И не уверен, что вообще когда-нибудь узнаю.

– Подожди. Ты дал мне слово, что ты поговоришь с Клаусом. Я не могу заключить сделку без тебя.

– Прощай, Кетрин.

Он сказал: « Прощай, Кетрин.» – это хуже любого осуждения или поступка. Ей было бы не так больно, если бы тот вырвал ее сердце или ударил.

Он уходил, а она стояла, смотрела вслед, приоткрыла рот, замерла, словно хотела что-то сказать, но не сказала.

Желает, чтобы она ушла и не возвращалась.

Не сказала и не заплакала.

Не забрала его с собой. Позволила уйти и разочароваться в ней.

Позволила узнать правду. Позволила увидеть монстра, черную, Кетрин Пирс.

Позволила сказать « Прощай.»

Что наделала стерва?

Просто разрушала свое счастье. Вот и все.

Но разрушенное можно попытаться собрать, склеить.

Этого стерва уж точно не оставит просто так.

В один миг Элайджа готов разорвать все связи, потому что понял, что Кетрин не испытывает тех чувств, за которые бы он отдал свою жизнь. Он готов был гнить в гробу ради нее, молить Никлауса позволить им быть вместе, уехать и быть счастливыми вместе. Ему нужна Кетрин Пирс или Катерина Петрова.

Когда, наконец, Скарлетт понимает, что любит Ретта, становится уже слишком поздно для спасения тех чувств, что он когда-то испытывал к ней, и Ретт оставляет её, бросив напоследок фразу: «Честно говоря, моя дорогая, мне наплевать».

Сейчас ему вправду наплевать на лгунью и вампирскую шлюху Кетрин Пирс, которой он бы с радостью сломал несколько костей, шею, заставил опуститься на колени. Он готов причинять ей боль, только бы она одумалась и вспомнила, что ей не нужно все это, когда он рядом с ней.

Только бы вспомнила, какой была Катерина, ее взгляд и улыбка. Катерина жила и он знал Катерину, а Кетрин вряд ли когда-нибудь узнает и поэтому он ушел. Он даже сказал « Кетрин» и это словно кинжал в самое сердце или пуля в колено, чтобы она мучилась.

Кетрин не стоит верить.

Кетрин не желает вспоминать и закрывается от чувств.

Катерина верит ему и доверила ему свою свободу, которую он хранит рядом с сердцем.

Катерина все понимает и тот момент, когда он отвернулся от нее.

Кетрин сама виновата и желала получить все и сразу.

Катерина желала просто быть счастливой и любить этого мужчину.

Кетрин разрушала все, что было между ними.

Катерина понимает, что все разрушено только по ее вине и она, только она виновата в том, что от нее отвернулся тот, кто любит ее и кого любит она.

Катерина прольет слезы, упадет на колени и будет винить себя в том, что случилось.

Кетрин вытрет ладонью слезы, поднимется с колен, гордо поднимает подбородок и на ее лице появится довольная ухмылка, потому что просто так не отпустит. Не отпустит мужчину, которого любит и ее тянет к нему, словно магнитом.

Это не станет их концом.

Это еще не конец и она сделает все, чтобы вернуть доверия Элайджи. Пойдет до конца.

Их время не вышло.

Стерва будет сражаться и даже сотрет временные рамки и понятия. Сотрет все, что может стать между ними.

Стерва не отпускала его, если он отпустил ее.

Время – сложная субстанция, разлучающая людей.

Время – сложная субстанция, которая может соединить людей, если они предназначены друг для друга.

Она нужны друг другу и понимают это.

========== Глава 57. Уже слишком поздно… ==========

“Лучше любить и потерять любовь, чем вообще никогда не любить. “

Альфред Теннисон.©

Их история наполненная трагедией.

Может ли говорить боль?

Кого слушать?

Сердце?

Разум?

Забыть.

Утонула в море крови.

Думает, что потеряла его. Жмет на педаль газа, оставляя позади трупы полицейских и все, что произошло в Уиллоби. Забыть всю эту отвратительную историю.

Забыть.

Перед глазами его лицо и тот разговор. Холод. Ветер в лицо. Желание плакать, только сил нет.

– Постой!

– Что ты хочешь?

– Сказать тебе, что ты прав! Я провела много времени в бегах и лжи, чтобы выжить и я не… Я начинаю верить в свою собственную ложь. Я даже не помню какой я была когда мы впервые встретились! И я хочу узнать.

– У тебя есть лекарство?

– Да. И я могу засунуть это в горло Клауса и попытаться убить его… Но даже если мне удастся это сделать… Я бы тебя потеряла.И я не хочу, чтобы это произошло!

– Как я узнаю, что это не очередная ложь? Кэтрин Пирс обманывает еще одного мужчину.

– Потому что я имела в виду то, что сказала, о моих чувствах к тебе! И мне хочется думать, что ты чувствуешь что-то ко мне… Мне нужно что бы ты верил мне… Так, как я доверяю тебе. Ты не должен мне не чего, я позволю решать тебе…

Ей бы выспаться после этого Ада, но она не может.

Ей бы стереть воспоминания.

Проводит по сенсорному экрану оставляя красно-оранжевый след, такой же след остается на задней крышке. Боится, но Элайджа не отвечает на ее звонки. Она видела мир в его глазах. Мир и спокойствие, вечность. Она боялась только этого. Боялась того, что он не ответит на ее звонки, и она слышала только ее. Автоответчик.

« Оставьте ваше сообщения после звукового сигнала».

Игнорирует. Зол. Имеет права. Она понимает и принимает то, что узнав правду, Элайджа поведет себя именно так. Он не пожелает разговаривать с ней, будет думать, что угодно о ней и не увидит раскаяние в ее глазах. Она ведь не хотела уходить от него, а тот решил прекратить, остановиться. Элайджа думает, что ее не спасти, никогда она не сможет обернуться к свету. Отвернулся от нее и это убило ее.

Неужели для него все это было не реально?

Не верит.

Все это было реально.

Только она думает, что ему наплевать и оставляет очередное сообщение. Сообщение в котором найдет в себе силы сказать все, что не решилась бы сказать в лицо. Он обязательно прослушает это сообщение, простит и поймет ее, ну, а если не сможет принять это, то хотя бы узнает всю правду. Узнает, что все это было правдой: она готовила кофе или чай с кленовым сиропом, она была его Дьяволом и Ангелом в нижнем белье, он был рядом и прижимал к себе, улыбки, взгляды, поцелуи, тихие признания и вера в будущее на двоих, вера в покой только для них двоих. Правда режет хуже самого острого ножа, но ее чувства были настоящими. Она скажет правду пусть все и висит на волоске. Все висит в памяти и хочется плакать, только слез нет. Все потеряло смысл, черное, как будто Элайджа вырвал ей сердце.Пока она еще не потеряла его.