Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 59 страниц)

Хейли не желает потерять Элайджу и мобильное устройство оказывается в камине.

Будет лучше, если он не узнает о смерти и о преданном сердце все еще любящей, но разбитой и преданной им женщины.

Да и была ли Кетрин Пирс особенной в его жизни? Особенной шлюхой?

Плевать.

Хейли Марашалл наплевать.

Пластмасса расплавится, стекло экрана обуглится и вместе с этим решаться все проблемы Хейли Маршалл.

Больше ее покой никогда не потревожит женщина, которую она боялась, которая могла обратить ее жизнь в Ад и отнять счастье.

Хейли Маршалл отняла счастье Кетрин Пирс.

Хейли Маршалл полюбила чужого мужчину.

Наступила осень.

Спокойно и пусто.

Грустно.

Это было долгое лето.

Лето кончилось.

Плакать не нужно.

Все кончилось.

Наступила славная осень.

========== Глава 62. Почти. ==========

«Мы оба ошибались., но это было прекрасное время.» -1989.

*** Мистик Фоллс. 2014 год. ***

Зачем она вернулась в Мистик Фоллс?

Зачем?

Кетрин Пирс только подвергла себя опасности и Деймон Сальваторе буквально скормил ее Сайласу.

Она оказалась в Аду?

Всю свою сознательную жизнь Надя Петрова пыталась найти свою мать, которая весьма удачно скрывалась пять веков. Надя Петрова искала свою мать. Смотрит. С ног до головы облепливает этим своим невозможным взглядом, криви, до скрежета в зубах, подходит – плавно, грациозно, близко-близко, так, что губы почти о губы, и дыхание – теперь одно на двоих. Не прикасатся.

Видимо Надя Петрова идиотка и дура, а ведь Грегар был напуган, еле дышав узнав, что его девушку ищут. Не просто ищут, а приказ найти дочь Катерины Петровой пришел от самого Элайджи Майклсона и вампиры в Праге пытались узнать, найти след. Конечно же Надя обрадовалась, только вот Грегар побледнел и был не рад, что приказ найти Надю пришел лично от Элайджи Майклсона. Что первородной семье нужно от Петровой? Вампиры ведь подчиняются приказам Элайджи, потому что под внушением. Он предупреждает, что первородных нельзя убить и идти против них верная смерть. Что если ее желают убить? Надя не слушает и связывается с Ребеккой как только она приезжает с Меттом Доновонов в Прагу. Соблазнить и уложить в постель не составляет труда. Надя узнает от Метта, что ее мать видели в Миссик Фолс и теперь она знает куда ей нужно ехать. Вновь дорога и маленький огонек надежды в сердце. Надя все еще верит в святость семейных уз, только зря, ведь ее мать лицемерная, лживая эгоистка, которую превзошли, а теперь она еще и жалкий человек. Странно, но Кетрин Пирс довела себя и теперь только страх. Надя наблюдает за матерью, которая кажется жалкой, а была сильной и непобедимой.

Надя получает палку в живот, вместо теплого приветствия.

Прижимается к стене. Только все смотрит своими глазами эти карие глаза.

Зря она вернулась и мечтала найти свою мать.

Зря столько плакала ночами и страдала.

– Отойди от меня, – выдыхает и ей так хочется сказать это вслух, но не может.

Нельзя.

– Признайся, Надя она ведь твоя мать, – у нее в голове каша.

Кетрин думает, что перешла дорогу когда этой вампирше, убила кого-то из родных, но ей ведь плевать. Она много не помнит.

Кетрин Пирс и вправду убила самого дорого человека в жизни Нади Петровой – себя.

Она убила Катерину и от этого на глазах Нади слезы. Ее мать никогда не станет прежней.

Никогда.

Она не знала Катерину и не узнает.

– Ты убила мою мать. Засунула ее голову в петлю, в апреле и это случилось в маленькой английской деревушке.

– Кто ты?

– Меня зовут Надя Петрова, а ты моя мать.

Она призналась и теперь Кетрин Пирс понимает, почему она плачет. Надя просто оплакивала свою мать и имела на это права. Теперь она знает правду, в глазах безумства, приоткрыла рот. Неужели это и вправду происходит с ней.

Вся та боль возвращается.

Боль и воспоминания о том дне, когда она единственный раз смогла увидеть свою дочь, а потом слезы.

Но она ведь хорошая мать и не станет ею, зря Надя нашла ее.

Зря.

Тогда она не могла забрать дочь с собой, но сейчас сможет.

Сможет.

Сможет и просыпается Надя уже в гостиничном номере.

Стоит у окна и главное не лгать. Что сказать? Надя ведь была ее единственным светом, который погас и разгорелся с новой силой.

Кетрин думает только о том, что был бы Элайджа здесь, то он бы подобрал нужные слова, обязательно бы улыбнулся и помог восстановить эту утраченную связь между матерью и дочерью. Он бы помог ей и уговорил бы Надю простить мать, ведь главное, что они сейчас вместе и семья. Элайджа Майклсон, как никто ценит семью, а Кетрин Пирс ничего не стоит.

Элайджа бы убедил ее сказать правду и начать с какого-нибудь материнского жеста, доказать, что она все еще дорожит и будет дорожить своей единственной дочерью.

Хоть раз поступить так, как бы посоветовал поступить Элайджа Майклсон.

Восстановить утраченную, оборванную связь и вновь завязать этот семейный узел.

Начать с чашке теплого какао, когда Надя приходит в себя. Но любит ли она какао? Может ее дочь предпочитает зеленый чай или кофе? Кетрин Пирс не знает, но желает узнать ведь времени у них почти не осталось.

Она жалкий человек, который в добавок ко всему умирает.

Но стоит начать с чашки какао и правды.

Начать с того, что ее дочь всегда будет важна, всегда будет светом в ее темной жизни.

Начать восстанавливать утраченную связь.

Начать с того, чтобы оценил Элайджа Майклсон если бы был здесь. Этот мужчина уж точно бы поддержал ее в этом.

Начать с правды, сесть на постель и протянуть дочери чашку с напитком.

– Где ты была в 1498?

– Я не знаю. Мне было 8. А что?

– В 1498 я сбежала, от людей, которые преследовали меня, и вернулась обратно в Болгарию. Я обыскала каждую деревню, каждый дом, но не смогла найти тебя.

– Ты вернулась?

– Да, Надя. Я вернулась за тобой. Приятно увидеть тебя.

Начать с того, что ее дочь оценивает этот жест, на ее глазах слезы, потому что ее матери было не наплевать и теперь их никто не разлучит.

Никто кроме смерти.

Почти мертва и уж лучше напиться в Мистик Гриль, чем принять то, что Кетрин Пирс проиграла старению.

Напиться, познакомить Стефана с Надей.

– Что мне знать о посттравматическом стрессе? Мой предосудительный отец вырвал у меня из рук моего новорожденного ребенка. А потом 500 лет привела в бегах после того, как всю мою семью зарезал психопат. Но что ты! У меня не было длительных побочных эффектов.

Напиться, чтобы забыть, ведь она всегда поступала именно так.

Кетрин Пирс уже приняла решение. Решение принято после того, как она прокалывает ножом-странников тело Метта Доновона и тем самым изгоняя дух Грегара.

Она капает себе могилу, но просто не могла позволить, чтобы из-за любви страдала ее дочь. Она сделает все для Нади даже если та ее возненавидит.

Знает, что в финале она решится дыхания.

– Ты права, Грэгар мертв. Счастлива теперь?

– Ты заслуживаешь лучшего, Надя.

– Гори в аду.

Она и так горит, ощущает дьявольский огонь на своей коже, ее тело разваливается.

Пусть лучше ненавидит, потому что когда Надя прочтет записку, то возненавидит ее еще больше.

Возненавидит за то, что потеряет ее, так и не успев обрести и узнать.

Стерва Кетрин Пирс никогда не проигрывает.

Вот и сейчас она приняла решение покончить с собой, чем позволить смерти превзойти Кетрин Пирс.

“Дорогая Надя, прости, что пришлось убить твоего парня, но это была наиболее материнская вещь, что я могла сделать. Самоубийство, же, не очень по матерински для меня. Я бежала от своих врагов 500 лет и в один день, я прекратила. Сейчас же моей смерти хочет новый враг. Конечно, я могу скрыться от странников, но от одного врага я сбежать не смогу, от времени. Считай это гордостью или тщеславием, но после жизни, которая у меня была, я не хочу, чтобы всё закончилось так жалко.

Прощай, Надя.”

Устала, нет сил бороться и легче спрыгнуть с часовни, покончить с собой.

Кетрин Пирс думала, что это легко. Легко лишить себя жизни, а в итоге считала секунды, смотрела вниз.

Упасть вниз.

Упасть в вечную тьму.

Это ведь просто вечный сон и покой. Покой о котором она так мечтала. Только вот она там будет одна.

Не смогла.

Не смогла этого сразу.

Просто, чтобы не было больно и ее оставили в покое.

А что если она не найдет покой?

Что ее ждет на той стороне?

Не смогла жить даже ради дочери. Любимый мужчина оставил ее, ушел и сейчас ему наплевать на нее, Стефан Сальваторе никогда не будет с ней и остался только мечтой. Ее единственной дочери только больно из-за того, что она узнала свою мать.

Легче сорваться вниз и уйти в вечность.

Легче, потому что любая жизнь заканчивается смертью. Вот и жизнь Кетрин Пирс закончится смертью.

Смогла сделать шаг, упасть вниз, закрыть глаза и ощутить всю прелесть и свободу от этого смертельно падения. Кажется Кетрин Пирс слишком поздно осознала, почему люди мечтают о полете, словно они птицы. Теперь она знает и понимает, почему птицы сврбодны.

Сразу и не поняла: ветер, мороз по коже, свобода и тяжесть сменяющаяся лёгкостью.

Ветер по коже.

Но покой она так и не обретет.

Не обретет покой в полете, потому что ее спасает Стефан Сальваторе, опускает на землю и ему ведь не все равно, он не желал ей зла и успел спасти ее.

Теперь знает и он.

– Что ты делаешь?

– Я же сказала! Либо решаешь свои проблемы, либо сбегаешь. Я выбрала третий вариант.

– Из-за какой проблемы ты прыгаешь с часовой башни?

– Я умираю, Стефан. Умираю от старости. Лекарство сделало так, что ускорило процесс старения.

– Эй! Ты Кетрин Пирс. Соберись.

Она ведь Кетрин Пирс.

Новый день – новые разочарования и кажется у нее выпал зуб.

Взять в руки, собрать себя из миллиона осколков.

Стать прежней, сильной Кетрин Пирс.

Стефан помог ей, кажется внушил веру в то, что нужно жить и бороться.

Старение, конечно проблема, но Стефан убеждает ее писать о своих чувствах, а Кетрин Пирс не знает что и писать. Что чувствует слабые, преданный, умирающей человек.

Ничего.

Пирс всего лишь лишилась силы и бессмертия.

Лишилась всего, а вскоре у нее не останется и жизни.

Солнце заходит.

Люди умирают.

Вправду, принять это и смириться со скорой смертью намного тяжелее.

” Дорогой дневник. И вот я жива. Стефан спас меня от смерти. Он предотвратил моё самоубийство. Он сказал, что это будет в своём роде терапия – писать о своих чувствах и о том, что я умираю и ничего не могу с этим поделать. Глубокие мысли, смертная катушка, бла, бла, бла. Мои руки устали.”

Она устала, отбрасывает ручку в сторону.

Она все еще жива, жалкий человек и абсолютно нет спасения.

Но пока можно позлить Керолайн, которая желает помочь Стефану справиться с посттравматической травмой. Он ведь тонул долгих три месяца.

– Ты и Стефан когда-нибудь… Ну, ты понимаешь?!

– Нет, не понимаю.

– Да ладно, ты понимаешь. У вас было?

– Боже мой! Кэтрин, ты серьезно?

– Это не ответ, да или нет?

– Мы друзья.

– Ты многое теряешь. Он хорош в постели.

– О боже! Я не хочу этого слышать.

– Вот, терапия длительного воздействия. В естественных условиях, воздействие постепенно приносит элемент былой травмы…

– Ладно, я поняла, поняла. Ты права в одном. Он должен разобраться с источником своих проблем. Так что пока счёт 1:0 в пользу сейфа. Как помочь парню, который всегда приходит на помощь? Стефан – герой! Вот кто он в глубине души. Он не может постоянно спасать самого себя. Но он всегда может спасти кого-нибудь другого. У меня есть идея!

У Кетрин Пирс всегда есть идея и эта идея заключается в том, чтобы лечь со Стефаном в сейф и быть рядом, касаться лица, заставлять смотреть в глаза, касаться кожи и этот жар дыхание, желание коснуться губ.

Он ведь когда любил ее, они сгорали в одном огне.

– Я здесь. Я с тобой. Мы вместе.

Правда блондиночка все портит открывая крышку сейфа.

– Было так тихо, я начала волноваться.

В этот раз Стефан выбрался живым, не пошел на дно.

«Да что в ней такого?» – с яростью думала Пирс, испепеляя взглядом Керолайн, которая обнимала Стефан и Кетрин продолжала улыбаться.

Все же она всегда получает чего хочет, а сейчас она хочет Стефана Сальваторе.

Сегодня она расставляет свои сети именно на него.

Украли сердца друг у друга.

Он ведь любил ее когда-то, так почему не сможет полюбить вновь?

Кетрин гордо высоко подняв голову, вошла в гостиную. Высокомерно оглядев помещение, она сразу же бросила взгляд в самую даль, на пламя в камине.

Стефан все еще в ее сердце и он помог ей, а Кетрин отплатила ему той же монетой.

Спасать друг друга.

Её плавные движения были полны грациозности, голос словно гипнотизирует. Стефан в замешательстве свёл брови, когда заметил ее взгляд, изо всех сил старающейся не показывать эмоции перед другими, а руки скользят по его груди.

– Чтобы ты знала я сломал только один стул.

– Это был уродский стул! Обойдёшься без него.

– Видимо ты была права. Мне было легче сосредоточится на физической боли, чем на расставании. Мне нужно жить дальше.

– Значит, ты признаешь. Я знаю, что делаю.

– Честно говоря, я никогда не знаю, что ты делаешь, Кэтрин.

– Стефан, иногда… я тоже. Как сейчас…

Одна драма и тот поцелуй.

Одна драма.

Одна ночь.

Любовь – это когда ты отдаёшь, и тебе хочется отдавать ещё больше. ㅤㅤ

Страсть – это когда ты берёшь, и тебе хочется брать ещё.

Она желает Стефана Сальваторе и получает его, просыпается в его постели, он попался в ее сети и Кетрин смеется, понимая, что проснулась в его постели и знает, что получила его, правда седые локоны не выглядят сексуально.

Сбежать, удариться о дверной косяк, сама не своя, но она слышит смех Стефана.

Любовь и вечность синонимы?

Нужно спешить на тренировку, ведь не зря же она платит Метту, но столкнувшись с Деймоном она не упускает момента задеть его.

– Ты знаешь, он тоже её не видел. Я знаю, потому что всю ночь мы были вместе.

– Послушай, у меня были действительно паршивые два дня, понятно? Если ты подразумеваешь то, что я думаю, ты подразумеваешь…

– Почему? Что ты думаешь? Что наши горячие, обнаженные тела соприкасались в незабываемой страстной ночи?

– Меня сейчас стошнит.

– Отлично! Тогда моя работа здесь сделана. Пока-пока.

Она ведь всегда желала знать, каково это быть любимой им, но Стефан никогда не посмотрит на нее, так же, как на Елену. Он смотрит на Елену, как на ангела, а Кетрин пропала, пусть и уснула вчера с ним в одной постели, он любил ее вчера.

Это было вчера, а сегодня она получила заслуженную пощечину от дочери, которая имела права на нее злиться. Сегодня все ее мышцы болят, кости ломят и седина.

Ей страшно смотреть на себя в зеркало.

Страшно думать, что завтра может не наступит. Страшно от мысли, что она больше никогда не откроет глаза.

На кого злиться и кого обвинять?

Себя? Правильную Елену, которая впихнула в ее глотку лекарство?

Легче не кого не винить и принять неизбежное.

– Посмотри на меня. Я умираю, Стефан!

– Я это знаю. И уверен, что ты найдёшь способ выкрутиться.

– Нет, в этот раз это точно. Посмотри, я умираю. Что нужно сделать, чтобы заслужить хоть немного прощения?

– 147 лет – слишком долгий срок, чтобы простить всё за одну ночь.

– Одна ночь – это вечность. Ты никогда не посмотришь на меня так, как смотришь на Елену, да? Спокойной ночи, Стефан.

– Эй. Мне жаль, что ты умираешь.

– Поверь, мне тоже.

Жаль и он разделяет с ней боль, держит за руку.

Держит до самого конца, сидит с ней рядом в постели и желает поддержать.

Она была одинока пять веков.

Пять веков одиночество, тьмы и моря крови.

Одиночество и желание жить сделали из Катерины Петровой Кетрин Пирс.

Погрязла в одиночестве, а сейчас Стефан просто желает поддержать ее, освободить, чтобы она не осталась одна на смертной одре, пока все остальные отмечают смерть той, что всегда выживает.

– У меня есть морщины на руке?

– Ничего нет.

– Если моя кожа начнёт дряхлеть, возьми нож и сразу же вонзи его мне в сонную артерию. Хорошо?

– Хорошо. Знаешь, даже на смертном одре ты самовлюбленная.

Наедине с Деймоном и если бы не Лиз Форбс он бы задушил ее еще тогда, когда. Кому есть дело до сучки Кетрин Пирс и Деймон Сальваторе с танцевал бы на ее могиле.

– Уходи прочь! Ты недостаточно поиздевался?

– Так? Помнишь, как ты внушала мне зарезать себя?

Дрожать, кричать и ненавидеть себя, когда видит Дженну с кухонным ножом в руках.

Боль такая реальная.

Кричать.

– Бедная тетя Дженна, мне пришлось внушить ей, что она сама упала на нож. Она так запуталась.

Срывать голос, когда одна иллюзия сменяется другой. Теперь Джон Гилберт отрезает ее пальцы в отмест. Но с кем Кетрин Пирс обходилась хорошо? Теперь расплачивается за грехи, а Деймон только развлекается, наслаждается ее страданиями.

– Привет пальчика. Пока пальчики.

– Достаточно!

Деймон оборачивает свою голову и ведет его. Элайджу Майклсона, тон голоса которого, внушает только ужас. Такого стоит бояться. К такому стоит прислушаться и глупо идти против первородного, который власть демонстрирует только взглядом и тоном голоса. Идеальный, властный, в костюме, серая рубашка и черный галстук, до блеска начищенные туфли. Он здесь. Он знает все. Он пришел, чтобы спасти ее и завершить все ее страдания. Знает, что она не забыла. Он здесь и сейчас она может вздохнуть спокойно. Элайджа Майклсон здесь, он не забыл и прекратит ее страдания и мучения. Он здесь, пришел к ней проститься, а значит она не пустое место в его жизни. Значит она может умереть спокойно и последние минуты своей жизни смотреть ему в глаза, коснуться кожи. Может умереть зная, что если Элайджа не сумел защитить ее, то он обязательно сделает хоть что-то для ее дочери. Сделает для Нади то, что не сделал дня нее.

Он рядом и она может дышать спокойно.

– Элайджа!

Он рядом, садиться на ее постель, смотрит в глаза и улыбается. Она видит его улыбку и кажется забывает о том, что жить ей осталось несколько часов.

– Катерина.

Он рядом и ради него она соберет последние силы, чтобы поднять голову с подушки, коснуться его лица и улыбнуться в ответ. Улыбнуться, такой улыбкой, которой достойны только он и ее дочь. Улыбнуться с некой нежностью.

Элайджа ведь научил ее не злиться, всегда был рядом, поддерживал, обнимал и любил, учил мудрости.

Он научил ее ценить семью, пытался исправить неправильную стерву, но он ведь поцеловал ее в лоб и оставил, а она знала, что так все и будет.

Плакать бы, но слез нет, а глаза сухие. Слез нет, как и сил.

Устала сражаться, но он здесь и хотя бы на смертной одре он будет рядом с ней. Он здесь, а значит поступил не правильно, оставил семью ради того, чтобы проститься с ней.

– Ты здесь.

Улыбается, тянет руку, чтобы коснуться его лица.

Может им и было суждено быть вместе до конца.

Может они созданы друг для друга.

Он здесь и теперь она готова отпустить и умереть. Умереть зная, что этот мужнина исправит все и точно сделает все для Нади.

Она может оставить этот мир, дочь и его, зная, что теперь все будет хорошо.

Он видел ее настоящую, а она видела иллюзию, мурашки по лицу, отшатывается в сторону видя лицо Деймона.

Это иллюзия, а у нет сил даже злиться.

Опустошена.

– Мне очень жаль. Ты думала, что это на самом деле.Нет. Никто не придет проститься, Кетрин, потому что всем плевать.

– Мне не плевать.

И вправду только ее дочери не все равно. Только Надя появилась, чтобы завершить ее страдания и свернуть шею Деймону Сальваторе.

Надя пришла, чтобы помочь, но уйдет в слезах и в какой раз проклянет Кетрин Пирс. Уйдет, оставив ее, а Кетрин уколит себе наркотик принесенный Лиз Форбс. Уколет сама, перетерпит боль, да и чему удивляется, ведь это же Кетрин Пирс.

– Я знаю, что ты скажешь…

– У нас нет на это времени. Позволить моему отцу вырвать тебя из моих рук – это была самая большая ошибка в моей жизни. Надо было бороться за тебя, но я не боролась. Я прожила пятьсот лет так, чтобы не совершать эту ошибку снова. Я за все боролась, а в итоге у меня была полная жизнь. Я познакомилась с красавицей дочерью, а ты несколько столетий искала меня. Не трать на меня больше время. Теперь твоя очередь жить.

– Я не могу.

– Я всю жизнь принимала эгоистичные решения. Позволь мне хоть раз поступить правильно.

– Ладно, тогда уходи! Оставь меня! Уходи в забвение, но я не буду сидеть рядом и смотреть, как ты умираешь.

Сидеть и смотреть будет Стефан.

Он пришел попрощаться и она хочет его видеть, но видит кровь и трупы ее семьи. Не зря ведь люди возвращаются в самые тяжелые воспоминания.

– Это худший день моей жизни. Деймон сказал, что это была моя вина, что я заслужила всё плохое, что когда-либо происходило со мной. Он прав, Стефан. Я не заслуживала быть любимой.

– Открой свой разум для меня, посмотри на своего отца…

– Он уходит… Что ты делаешь?

– Ты заслуживаешь покоя. Ты была семнадцатилетней девушкой… Кетрин… Ты не в чем не виновата.

Кетрин виновата только в том, что всегда лжет и выживает.

– У меня была подготовлена целая речь для твоего бездыханного тела.

– Позволь предположить. Ненавижу, презираю, пошла ты, умри, стерва, и так далее.

– Да. Плюс еще одна вещь. Я прощаю тебя. Ты не была рождена злой. Жизнь сделала тебя такой. Ты потеряла всех слишком молодой и у тебя не было семьи, которая бы присмотрела за тобой.

– Елена… Спасибо тебе за то, что простила меня.

– Пожалуйста.

Елена должна уколоть ей последний шприц, ведь Кетрин просит этого.

На самом деле Кетрин нужно нечто иное. Иное. Ей нужно прочесть заклинание и стать пассажиром в теле Елены.

Ей нужно выжить.

Выжить даже, когда она умерла.

Почти умерла.

Почти, потому что ухмыляется смотря на свое мертвое тело, разговаривая по телефону с Надей.

Пульс не прощупывается, но она все еще жива. Смерть коснулась ее и ей было так холодно.

Холодно: душе и сердцу.

Холодно.

– Я Кетрин Пирс. Я выживаю.

Ее ухмылку невозможно спутать ни с чей другой. Она сделало это, выбралась из мира счастливых иллюзий, своего умирающего тела и осталась жива. Не воссоединилась с семьей и дочерью в вечности, не обрела покой, как желала бы этого для нее Стефан и Элайджа. Но будь Элайджа не жалкой иллюзией Деймона, а реальностью, то даже он бы не остановил ее.

Кетрин Пирс умерла?

Почти.

Не готова бросить свою душу в огонь.

Не готова умереть и встала напротив зеркала, поправляет локон волос.

Сучка все еще дышит.

Сучка настроена получить все то, чего у нее не было до того, как она стала Еленой Гилберт. Она стала той, у которой есть все и с этой ролью Кетрин Пирс справляется идеально. В черной жизни Кетрин Пирс так не хватало всего этого, так не хватало света.

Перед ней сейчас неизведанный путь. Но путь на который она решила встать и сыграть эту роль. Роль Елены Гилберт.

– Привет, я Елена Гилберт.

Кетрин Пирс почти умерла.

По теории Чарльза Дарвина ведь выживает сильнейший, и дело не в силе, а в способности меняться. Она станет Еленой Гилберт.

Это почти конец.

Почти.

*** Новый Орлеан. 2014 год. ***

Если ее не станет, Элайджа будет скучать?

Сорок девять часов, три минуты и тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать секунд прошло с начала нового времени в Новом Орлеане. Когда самая известная семья пала. Майклсоны пали. Хейли Маршалл умерла и обратилась. Многие подумают, что любовь и смерть новорождённой дочери Никлауса Майклсона всему виной, но все ведь не так. Случайность, судьба…

Все это притворство.

Но Хейли он не спас, как и Катерину и теперь винит только себя.

Сорок девять часов, три минуты и тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать секунд прошло с того момента, как Элайджа Майклсонм снял наручные часы с гравировкой, положил их на подушку рядом с собой.

В его голове не укладывалась мысль о том, что это чувство, способно подставить к грани все человеческого, что осталось в нем. В его голове крутилась одна единственная команда, приказ, который он дал сам себе и был готов идти до конца: «Спасти семью любой ценой. Спасти Хейли, новорожденную дочь Никлауса и не позволить им кануть в никуда. Не позволить кануть во тьму и проливать кровь ». Сердце болезненно сжималось от тяжелых воспоминаний, когда он прижимал к себе Хейли и она обратилась в надежде, что она все еще останется матерью, а не монстром. Он это она сама внушила себе, а в реальности инстинкты и жажда крови возьмут свое. Элайджа Майклсон ведь знает это, как никто другой.

Мужчина плотно сжал губы, опустив свою руку с часами, где секундная стрелка неумолимо неслась вперед, а после ему нужно снять их и проститься с тем, что могло стать его будущем. В их скромном особняке было тихо – все спокойно спали, а сквозь окна давно проникал прохладный ветерок. Он устал, но не давал себе права сомкнуть глаза больше, чем на два часа, не мог оставить без защиты всю семью. Неизвестно, что ждет их впереди.

Эта коробка, называемая домом совершенно не держала тепло, но здесь, видимо, когда-то жили люди, а теперь живут монстры. Беглым взглядом, пробежавшись по хламу, что остался в его комнате. Все то, что имело ценность стало ненужным хламом. К тому времени, когда он уснул Элайджа мало что помнил.

Только бег секундной стрелки и белый коридор.

Майклсон тихо подошел к черной двери, открыл ее.

Но что скрывается за этой черной дверью? Демон питающейся похотью? Стерва? Страсть? Желание? Внутренняя тьма, то он может совершить в реальной жизни? Что-то ценное? Монстр?

В этой пустой комнате ее нет.

Она ведь здесь заточена по его воли.

Бросает взгляд на постель.

Ее нет.

Только пустота.

Она должна быть здесь, если он желает видеть?

Или он не желает видеть ее?

– Катерина.

Удар и Элайджа оказывается на полу. Она нависает над ним, ее руки сжимают его горло, давит на щитовидку, видимо чтобы ему было еще больнее. Но он ведь сам желал этого. Желал увидит его.Больнее после поцелуя с Хейли.

Он сделал ей больно и она платит тем же.

Болью на боль.

Ненавидит, желает разорвать на куски, уничтожить, потому что он сделал ей больно.

Она опустошена, нет сил собраться с силами и жить дальше.

Портить нервы.

Элайджа Майклсон повержен, прижит к полу, задыхается и даже не может пошевелиться.

Эффект неожиданности всегда срабатывает в пользу нападавшего.

Она посмела напасть на него.

Кетрин подняла на него взгляд, чуть покрепче сжала ладони на шее и улыбнулась. Он почему-то улыбнуться в ответ не было сил: тяжело смотреть, воздуха не хватает. Но сегодня она прекрасна в длинном, темно-зеленом прозрачном халете из-за которого просвечивается черное кружевное нижнее белье.

– Спасибо, за предательство, Элайджа, – раздался негромкий голос, женщины.

Спокойный, размеренный и немного хриплый после попыток Элайджи сбросить ее, ведь он сильнее ее, но видимо она злее и крепко ухватилась за него.

Бесполезно бороться с обиженной и озлобленной женщиной.

Такая одержит победу.

Ее лицо по-прежнему такое же, как голос, словно идеальное дополнение, но его оскверняли его поступок и взъерошенные им же волосы. Элайджа вцепился своими руками в ее волосы и бесполезно молить о прощении. А ее взгляд непроницаемый, но в нем вскользь пронеслось так много эмоций за это время: страх, отчаяние, тревоги и злобы, агрессии, желание убить и пролить кровь. Мутные, практически незаметные. Эмоции прирожденной стервы. А сейчас она не изменяла себе, смотря на него своими завораживающими глазами цвета горького шоколада. Элайджа задыхается так же, как и она задыхалась от слез узнав обо всем. Перевел на нее взгляд, пытался разжать руки и дышать. Главное не задохнуться от чувства вины.

Удалось.

Ему удалось отбросить ее и теперь она лежит рядом Она молчала, и он – тоже. Ни у кого не было слов, чтобы описать сложившуюся ситуацию.

Глупо.

Он влюблен в мать племянницы и так быстро забыл ее, но почему тогда вернулся сюда.

– Не стоит, оправдываться, Элайджа, потому что ты любишь ее, – произнесла Пирс.

Кетрин Пирс. Она старался не выдавать своих эмоций, но эти слова были словно горький яд на ее губах. Еще одна пропасть, которая разделяла бы их в том мире, который существовал еще не так давно. Мира на двоих.

Сейчас всего этого нет.

Только боль и ее горькая усмешка, когда она оборачивается к нему, приводит пальчиком по яровой ямочке.

– Тебе ведь было больно, когда ты думал, что она мертва, Элайджа, как и мне, теперь ты познал боль предательства, – немного подождав, произнесла она все так же тихо эти слова.

По спине пробежал холодок, когда он почувствовал легкую ладонь у себя на груди. Она ведь запросто может вырвать его сердце, как когда-то он вырвал ее. Немного и она сделает это, пробьет рукой его грудною клетку, сожмет в своих руках его сердце и все.

Все закончится.

Теперь непонятно от чего ему предстоит встретить смерть – от рук любимой женщины, которую предал или рук врага. Он не хотел это представлять, отказывался. Даже назойливое воображение, рисовавшее красочные картины его смерти, мужчина желал выбросить, не представлять. Он ведь тысячелетней бессмертный монстр. Но ее легкое касание только усиливало этот страх. Ему не продержаться долго. Ему не вымолить прощения. Мужчина судорожно выдохнул, бегло посмотрев на Кетрин, которая вновь с ним встретилась взглядом.

Прервать молчание и получить ответ.

– Если меня не станет, ты будешь скучать? – внезапно спросила она не отводя взгляд.

Боль. Опустошение. Ненависть.

– Что бы ты сделала с Хейли? – спрашивает он.

На секунду, он позабыл обо всем, решаясь на такой глупый поступок, спросить у одной женщины, чтобы она сделала с соперницей, той, что украла чужого, ведь они знакомы всего около года с Хейли. И стоит ли скучать о чужом человеке, который только, защищая и оберегая ее?

Элайджа ведь стал чужим для Кетрин.

Повисла ужасающая тишина, в которой он мог слышать биение собственного сердца. Уверенность в правильности решения таяла на глазах, но в ее взгляде вновь промелькнула тревога. Она впервые выглядела растерянной и уставшей, такой, а какой должна была быть любая женщина на ее месте. Преданная.

И все из-за одного вопроса?

– У нас почти не было шансов, но будь я рядом волчица молила бы о смерти, стонала от боли, прежде, чем я выбрала бы способ, которым убьет ее… Вырвать сердце к примеру, – вновь нарушила тишину брюнетка, притупив взгляд. – Она бы не выжила, Элайджа, только потому, что ты мой… Только мой…. Я бы не раздумывая убила ее чужими руками, одела бы лучшее траурное платье на ее похороны, если бы были, скорбела вместе с тобой, утешала тебя, точно зная, что стерва Кетрин Пирс одержала очередную победу. Ты ведь знаешь меня.

Глупо было полагать на что она ответит как-то иначе.

Незнакомые, чужие – вот кем они стали даже после стольких веков любви и схожего мироврзрения. По крайней мере, именно эти мысли посещали мужчину сейчас, лежа на полу, смотря с надеждой, но ей плевать. От былой уверенности узнать правду все исчезло, ведь он знал, что ответит стерва, для которой чужие жизни не так уж и важны и нахлынуло чувство бессилия и тоски. Он опустил руки, все еще чувствуя тепло руки Пирс на своей груди, она вновь забралась на него. Хотелось сбросить ее и одновременно притянуть к себе, возможно, в последний раз. Но ладонь плавно соскользнула, постепенно перемещаясь вниз, и спустя несколько мгновений он аккуратно обнимала ее со спины, слегка прижавшись к ней. Тепло. Живительное тепло, которого категорически не хватало.