Текст книги "Три года счастья (СИ)"

Автор книги: Kath1864

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 59 страниц)

Один поступок.

Он тогда отвернулся от нее и это прикончило ее.

А если он сейчас отвернется от Хейли, то это прикончит ее, сломает, ведь она столько лет боролась за их семью, жила, как перекати поле и спасала Хоуп.

Да, как он может оставить Хейли после всего того, что Хейли пережила, как он может оставить ее? Как он может после всего

– Элайджа, спустя все это время, я…

– Я тоже.

Ему кажется, что она сама стала иной– путеводным маякли на черном небе, и во мраке его души – белой нитью. Несмотря на все Хейли сумела сохранить свой внутренний свет.

Он видит.

Он чувствует.

Она сильная. Что бы ни думали все те, кто окружают Хейли Маршалл. Сильная ведь за ее короткую жизнь она Спасительна и явно лучше любого Майклсона.Потому что добрая – не значит слабая. Потому что как бы она ни пыталась отрицать это – она сильная и своенравная волчица. У неё кровь в венах и сталь, вплавленная в позвоночник – она не смирится. Она борется каждую секунду каждого дня, вкладывает все свои силы в каждый новый шаг, и она не сломается. Даже если Ад воцарится на земле, и она потеряет всех, кто ей дорог – она не сгорит. Она восстанет из пепла.

Но что будет с Элайджей Майклсоном, если из пепла восстанет другая? Восстанет та, что всегда выживает? Выживает даже в Аду?

Он впервые за столь долгое время чувствует что-то кроме отупляющей боли, ярости и хладнокровия в сочетании со сдержанностью. Странное сочетание гордости и смутной надежды.

Он любит.

Кого?

Рушить себя веря в то, что все это спасет семью и Хейли вместе с дочерью те самые ключики, который могут спасти их семью.

Честно и даже немного до ужаса страшно: если узнает, если не сможет простить. Если проклянёт, отталкивая – а в Элайджи Майклсоне столько тьмы, что она одним только светлым взглядом могла бы обратить его в прах. У неё столько власти над ним. Если узнает, что душой он с Кетрин Пирс? Если узнает, что Элайджа давно выбрал ту, которая приняла на себя его тьму.

Как будто он сам пытается себя и окружающих в любви к Хейли Маршалл.

Он задумчиво растирает влагу между пальцами, и смотрит на пламя костра, зрачки расширяются удивлённо: больно. Элайджи Майклсону эту боль. Больно, что Никлаус страдает, что все вышло именно так и прошло уже пять лет. Пять долгих лет, как он утратил все. Абсолютно все и уже не вернет : любовь и Катерину. Его пустоту заполнит серый дым. Элайджа чувствует это не кожей, а где-то внутри, и хочется распороть себе грудь, вытащить сердце – только чтобы убедиться наверняка: оно всё ещё есть. Оно бьётся. Оно, кажется, живое. Оно, кажется, не лжет.

Элайджа запоминает это. Запоминает слишком короткое касание губ, её вкус и запах. Он упивается взглядом Хейли,ее улыбкой.

Но сейчас важнее другое.

– Как там моя племянница?

– Она удивительная. Она здорова, счастлива. Она идеальная маленькая девочка. И она заставила меня пообещать, что однажды ее семья вернется. Вся.

– Эта девочка завладела моим сердцем.

Элайджа ненавидит себя.

Хейли его не ненавидит, и ей не всё равно. А значит, где-то глубоко, что-то непроизвольно-подсознательное в ней любит его, а любит ли он в ответ?

*** Новая Шотландия. Пять лет спустя. ***

В этом зале теперь пусто.

Только стулья и она.

Одна.

Наедине со своей болью.

Одри ведь знает, что бывших наркоманов не существует бывших наркоманов. Даже, после стольких лет.

Не существует, ведь лекарства от зависимости, только то, ради чего каждый день ты борешься и встаешь с постели : любовь, семья, дети. Есть то, ради чего стоит жить.

Одри до сих пор не сломалась.

Едва дышит и борется ради семьи.

Едва сдерживается ради подрастающего сына и семимесячной дочери.

Скучная работа, в офисе, не очень, но все же дизайн веб-сайтов отвлекал ее и приносил дополнительный доход. Хотя бы Шон смог оставить работу охранника и теперь он владелец нескольких автомастерских и кафе, о котором так мечтала Одри. Сейчас Шон может позволить себе отправить родителей на отдых в пансион или путешествие по европе, новый автомобиль и дом. Шон ведь не из тех, кто так просто сдается и мог работать двадцать часов в сутки, если это было нужно. Он сделает все для своей семьи : детей и любимой женщины.

Она построила реабилитационный центр. Центр двери которого всегда открыты для нуждающехся. Каждое воскресенье она садилась на серый стул и рассказывает свою историю.

Она ведь прекрасно знает ради чего сражается.

Борется за любовь, преданность и нежность.

Борется столько лет.

Готова бороться до конца.

Ей хочется простой и нормальной жизни.

Ей ведь судьбой предназначено спасать чужие души.

Кто спасет ее?

Очень долгая депрессия может привести и к тому, чтобы завершилась жизнь. Лучше убить себя, чем вновь пережить очередной укол боли. Даже страшно подумать, как может закончится жизнь.

Именно со своей болью Одри борется каждый день.

Это ее спасение.

Ее борьба еще не закончилась.

Одри не сдастся.

Одри знает, что если не рассказывать и не бороться со своей болью, то это просто прикончит ее.

Одри знает, что о боли стоит говорить.

О боли не нужно молчать.

Одри и не молчит, как и все те, кто приходят сюда.

Она не забыла, что говорила несколько недель назад.

Одри не спорит, что сделала много ошибок. Молодая, глупая, не знала о магии и ее слабость – наркотики.

Ее жизнь не очень хороша, но это ее жизнь. Одри должна пережить самый опасный период и не сорваться. Закрывает лицо руками.

Пережить хаос и ужас.

Пережить и жить спокойной жизнью.

Ей нужно воспитывать себя, чтобы воспитывать своих детей.

Ей нужно бороться.

Лицо закрыто руками, но дрожь в руках не унять.

Помнит, что говорила собравшимся.

– Я не горжусь тем, что встала на этот путь. Я начала употреблять, когда умер отец, и я была предоставлена сама себе. Одним словом « перекати-поле.» Тогда и начались проблемы с наркотиками. Я запуталась,все казалось скучным и печальным. Я была в таком ужасном состоянии, что начала пробывать наркотики. Тогда появился алкоголь и наркотики. Я пробывала разные виды наркотиков и думала, что это поможет справится с болью и не сойти с ума от всего происходящего. Я сошла с ума и стало только хуже. Думала, что и полиция меня не остановит. Только Шон спас меня. Сейчас я смотрю на свою жизнь иначе. У меня сейчас двое детей сын Тео и дочь Милли. Сейчас я сама мать. Сейчас я понимаю, что это ужасно, что я не могла кормить моего сына грудью, а вот с дочерью врачи уже позволили. В моей крови не было наркотиков, хотя врачи так опасались различных отклонений, патологий. Самые сложные времена для меня, не считая потери родителей и борьбы с зависимостью. Сперва умерла мать, когда мне было пять лет. Автокатастрофа и отец не спас ее и винил себя в ее смерти. Меня воспитывал отец и тетя. Моя мать умерла и я так многое не сказала мне, не научила. Я не помню те дни. Еще я не могу принять то, что мой отец был алкоголиком. Теперь я могу признать это. Всегда думала, что отец сильный, но смерть матери подкосила его и сделала алкоголиком. Сейчас я не знаю, но только желаю определиться и жить дальше. Я желаю жить и справляться с болью, разными вызовами судьбы. Надеюсь, мои родители простят меня. Я все сделаю, чтобы бороться за свою жизнь и сделать жизнь своих детей лучше. Если бы я сейчас вернулась домой, то это бы прикончило меня. Я открою вам секрет. Долго молчала. Мой секрет в том, что если бы на моем пути не встретился Шон я бы уже давно была в могиле.

Одри улыбку кривит, сидя на этом стуле. Видит, как маленький мальчик бежит к ней, как только мужчина с малышкой на руках открывает дверь в этот кабинет. Словно зависла. Шон огромный плюс для нее и ее жизни. Со светлой душой, искренней улыбкой и доброй душой. Одри – минус. Бездушный и поглощённый тьмой минус. Она создана не для него. Он создан для другой. Но Шон решил совсем иначе. Шон решил, что минус притягивается к плюсу.

– Мамочка!

Тео бежит к ней, обнимает за шею, когда та встает со стула и подхватывает на руки сына, целует в щеку.

– Скучал по мамочке?

– Да…

Она голову в бок клонит и смотрит на мужа, шумно выдыхает. Шон на месте стоит. Не двигается. Слишком хороший, чтобы быть с ней и бороться за нее. Одри ведь плохая, зависимая, черная. Шон верит в добро и свет. Плюс от минуса, и кажется Только вот бежит не туда, всегда возвращаясь во тьму.

«Ангелочек, проснулась…» – думает Одри подходя к мужу и смотря в лицо дочери.

Он машинально поднимает голову и смотрит на неё. С вызовом в глазах и чересчур быстро пульсирующей кровью в венах. Шон хоть на секунду желает увидеть обычную человеческую тьму и ярость в ее глазах. Но этого она делать не станет.Пережила. Переборола. Потому что влюбилась слишком сильно. Потому что этот свет – единственное, к чему хоть как-то стремится Одри. Потому что хочет быть такой же. Потому что она хочет быть хорошей матерью.

Она плюсы и минусы в голове считает. Математик, черт бы его побрал. Умеет все считать и просчитывать. Нужно для работы и себя. А Шон вечно любящий почитать литературы и спаситель. Она живет в мире, где ничто и никогда не будет оборачиваться положительную сторону минуса. Шон же, по ее мнению, живет в сказке, а не жестокой реальности. Плюсы повсюду. В жизни только плюсы и нет никаких минусов. Да даже в этой комнате, в этом моменте.

– Так, сейчас едим к моим родителям, а вечером я вас заберу. Милли проголодалась.

– Да, ее нужно будет переодеть, как только приедем. Я задержалась сегодня и переживала.

– Не переживай, я поменял подгузник.

– И я люблю тебя…

Он усмехается, видя обеспокоенность в глазах Одри. Ведьма походит близко, опускает сына на пол. Чересчур. И только тогда выдыхает, заставляя сердце биться дальше. Надоело не видеть в них своих, ведь они, словно одно целое, сливаются. И она правда думает, что не все потеряно. И Одри правда думает, что его сердце не даст отказа.

Одри его в губы целует. И чувствует, будто свет тьму обжигает. Чувствует вкус его губ, таких знакомых. Почти не чувствует собственное тело. Но его руки на её руках. Он будто убить её хочет, прожигая светом тёмную душу Одри.

Одри только не видела, как засмущался Тео, когда взрослые касаются губ друг друга. Он же еще ребенок и это естественно.

– Так, идем? Мне нужно еще заехать в автомастерскую.

Спрашивает он. Отвечает она. Его тоном. Его словами. Его чувствами.

– Идем… Тео….

Одри держит сына за руку и вполне уверена, что противоположности притягиваются.

Одри все понять не может, как могла заполучил такой плюс, будучи тёмным

минусом.

***

В Аду темно и холодно, понимает Пирс.

Это конец, вот только чей?

Ее или Када, который сдержал свое слова и оставил это измерение на нее.

– Победитель устанавливает правила игры.

– Чего ты еще желаешь? Я уже оставил измерение на тебя… Ты победила.

– Души Сальваторе… Обоих… Я хочу, чтобы на Земле горели словно в Аду… Ты ведь можешь сделать это и сделаешь…

– Я сделаю… Как только меня призовут… Колокол… Серены на свободе и это случиться очень скоро… Ты желаешь отомстить?

– Желаю…Ты отомстишь… Знаешь, что нужно делать…

Брюнетка ведёт плечами и возвращается к своей книге. Это сложно понять, но Пирс потребовала у самого Дьявола личную комнату и теперь он не имеет права переступить порог, потому что у нее есть права желать и ее желание исполняются.

Он следит за каждым, даже самым незначительным, движением Кетрин Пирс со своего места, в полном молчании. Они привыкли молчать друг с другом. Иногда слова были лишними, иногда им просто нечего было друг другу сказать.

– Иди сюда, – зовёт Кад.

Кетрин медленно поднимает взгляд, откладывает книгу на постель и раздумывая над решением. Что он вообще тут делают? В пороге теперь уже ее личной комнаты. Не нужно было соглашаться на эту авантюру. Ведь проиграл и не зря же женщины коварные соблазнительницы и в их голове то, что даже сам Дьявол не знает.

Но Кад согласился, потому что Пирс только разрушает.

Это в её крови – ломать всех, кто попадается на пути. Стефана, Елену, друзей, любимую дочь и Элайджу. Ломает всех, кто пытается приблизиться к ней и спасти. Она привыкла отмахиваться от долгих, тоскливых взглядов, прятаться за «Лучше умрете вы, чем я.» и она сломала всё, что я так долго строила. Сломала, потому что оказалась в Аду. Кетрин всё ещё в верила в счастливый конец для них до того, как Элайджа оставил ее выбрав семью, в очередной раз. Это видно по тому, как ее сущность тянулась к немв, как она всегда смотрит, как угадывает настроения, как она спасает себя и его. Спасает того, кто добровольно согласился утонуть вместе с ней. Спасает и поэтому даже не думает больше о нем, счастливом конце и вообще не думает, приказывает себе не думать и отвлекается чтением.

– Иди сюда!

Он может приказать любому, но не ней. Только не самой Кетрин Пирс, ведь она подчиняется только своим правилам.

Она встаёт с кровати, разминает затекшие мышцы, прежде чем подойти к порогу и заглянуть ему в глаза.

– Ты ледяная.

– Не только снаружи, дорогой.

– Пустяки. Как только я вернусь с призом для тебя ты подчинишься мне. Так просто я не сдамся…

– Ну, попытайся…

У неё на кончике языка застывают слова, но остаются невысказанными,но она всегда побеждает.

– Ты должен заполучить души обоих братьев Сальваторе и сломать…

– Сломать их сказку…

– Сломаю…

– Хороший мальчик…

– Ты всё ещё холодная, бормочит Кад. – В Испании и Италии сейчас жарко. И в Болгарии тоже.

Та делает долгий вдох, прежде чем посмотреть на него и произнести что-то. Не зря он упомянул ее Родину и оду из любимых стран, где всегда жарко, солнце и тех, кто следит за тобой можно убить, обратить в горстку пепла сняв солнцезащитное кольцо. А что, удобно ведь и без свидетелей.

– Италия звучит прекрасно.

Кетрин Пирс искривляет губы в привычной ухмылке. Кетрин Пирс разрушает. В первую очередь саму себя.

Заключив сделку с ней Кад разрушил себя. Теперь у него есть дела на Земле.

Теперь она может выйти из комнаты и наслаждаться криками тех, кто вынужден возвращаться раз за разом и переживать свой самый худший день.

Теперь здесь есть только одна Королева.

Королева тьмы и темного измерения.

Теперь она королева тьмы, пробирается сквозь тьму сжимая в руках бутылку Dalmore 64 Trinitas. Ей хватило нескольких глотков виски, чтобы прийти в себя, контролировать эмоции и осознать, что теперь она может только пожелать и все исполнится. Она пожелала виски, хотя оно здесь ненастоящее, как и все.

В руках Dalmore 64 Trinitas. Цвет у виски получился насыщенный, напоминая темный янтарь, но она не видит, а только пьет. Ведь виски – лучший из всех психологов способ прийти в себя. Кетрин Пирс знает это. Знает лучше других.

В руках Dalmore 64 Trinitas.

Если жизнь братьев Сальваторе была похожа на сказку, не считая Деймона, который остался без Елены, хотя об этом она узнает позже от Кая Паркера, теперь превратиться в шекспировскую трагедию.

Как ей существовать дальше? Как собрать себя заново? Единственный выход, который видит Пирс, – это пить виски и наслаждаться свободой. А сейчас она наконец свободна от своих страданий, теперь она что-то поет и пьет виски, пробирается через тьму, чтобы сесть на трон из черной кожи резные ручки которого выполнены из красного дерева.

Кому-то нужно пережить темные времена.

Это станет чьим-то концом…

Дрожь в руках, отставила бутылку недопитого виски в сторону.

Мурашки по коже…Ее раны никогда не заживут. Не заживет рана от потери дочери. Не зарубцуется шов на сердце из-за утраченной любви. От страха Кетрин Пирс закрывает глаза, проваливается в бездну и не может отличить, что реально, а что – нет. Что-то внутри тянет ее ко дну, затягивает во тьму, бездну. Тьма поглащает ее, путает мысли.Боится, что это раздавит ее, что так и не сможет обрести самоконтроль.

“ Контролируя себя и борись” , – орет на саму себя, и это желание ударить себя, биться головой об стену.

Контроль.

Борьба с самой собой. Что может быть хуже?

Подорвалась с места, запустила бутыл в тьму и кажется она слышала звон бьющегося стекла в этой пугающей пустоте. Кричать, зная, что ее никто не услышит в Аду. Кричать надрывая глотку, царапать ногтями кожу шеи. Наверное, она просто утратила веру и не может бороться. Бороться с временем. Время – отрезок между жизнью и смертью. Время – самый злейший враг. Время – враг против которого невозможно бороться, потому что исход один – проигрыш.

Это конец, вот только чей?

Это станет чьим-то концом…

Это конец…

========== Глава 77. Убей меня в себе. ==========

Ты мой до дна, но ты не мой.

Её герой, но до утра со мной.

Я отдаю тебя, но только знай -

Это все, прощай!

Убей меня и всё!

Никто нас не спасёт.

Убей себя во мне!

Ты с ней, а я на дне.

Loboda – Убей меня.

А что, если возвращение домой прикончит ее?

Хейли Маршалл думает, что Элайджа Майклсон ее до дна. Он любит ее, а она его.

Теперь они знают, на что потратят свою вечность. Они посвятят себя друг другу, проведут вечность вместе : в любви и гармонии. Хейли сможет растить свою дочь, позволить Клаусу быть рядом с Хоуп, но главное, что Элайджа будет рядом с ней « Всегда и навечно.»

Ребекка выбрала свободу и уехала вместе с Коулом в Сан-Тропе. Ей нужно хорошо напиться и забыть Марселя, а Коулу не думать о Давине, ведь он становится таким слабым. Ребекка обещала присматривать за ним и всегда будет рядом. Не позволит младшему брату совершить еще худшие поступки, а может ему повезет и он вернет свою любовь, которую заслуживает?

В любом случае она прощается с Клаусом и выбирает машину, которая понравится Коулу. Ребекка улыбается так прекрасно, убирает кровь с уголка губ. Рев мотора и ветер в лицо – свобода для них подарок после пяти лет магического сна.

У Клауса дочь, которую он никогда не оставит.

Фрея, на правах старшей сестры просто обязана быть жестокой и сделать все во имя спасения семьи.

Элайджа просто не знает, как поступить с его вечностью, если не нужно будет спасать Никлауса.

Пять лет разлуки и Хейли не скрывает улыбку, когда уложив дочь спать она проходит в беседку и видит все то, что приготовил для них Элайджа : свечи, гирлянда из огоньков, столик с фруктами и шампанским, которое он разливает по бокалам.

– Эй, нельзя позволять своим ошибкам в прошлом определять тебя. Я знаю тебя, ты добрый.

– Нет, добрая из нас ты. Я ошибся, когда сказал, что ты Майклсон. Ты не Майклсон. В тебе слишком много добра. Поэтому я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Сейчас она вправе касаться его лица ладонью, смотреть в глаза и целовать.

Имеет права, потому что Элайджа Майклсон ее и эту ночь они проведут в объятьях друг друга. Они были в разлуке долгие пять лет и Хейли улыбается, не в силах сдержать своих чувств, когда они оказываются в комнате. Он увлечен Хейли, она влюблена в этого мужчину-рыцаря, который уже давно стал ее личным героем . Наступает тот момент, когда оба находят в себе силы и мужество твердо сказать друг другу в глаза, что любят и поддаться чувствам, не разрывать поцелуй. Элайджа старается быть терпеливым, нежным, трепетным. Ему так оставить Хейли лишь чувство наполненности и нарастающего удовольствия. Он позволяет себе снять с нее платье, а она снять с него черный жилет и расстегнуть пуговицы белой рубашки, ведь спешить некуда, потому что теперь у них есть целая вечность. Безропотно позволить тому снять с нее серое платье, вонзаться пальцами в бедра, предплечья, спину. Она позволяет себе повалить Элайджу на постель, и когда оказывается сверху, то сжимает в кулаке черные волосы на, глотая стон, обжигая губы жарким поцелуем, а отвечая на ее поцелуи Элайджа безмолвно умоляя о прощении другую.

Он с Хейли, а где Катерина? На дне?

Дне его сознания?

Он убил ее в себе и все…Никто их не спасет.

Элайджа с Хейли, а Кетрин на дне его сознания, убита им же и больше не потревожит его. Кетрин холодно без него. Кетрин горит в Аду без него.

Элайджа с Хейли.

Но потом наступает момент, когда боль сливается с удовольствием, и электрическим током разливаясь по всему телу и затрагивая каждую живую клетку организма. Затем яркая вспышка, взрыв, а следом кратковременное и головокружительное падение в темную пропасть.

Им сейчас хорошо, как никогда прежде. Хочется отдышаться, а потом сложить руки на груди и тихонько умереть. Хейли ощущает такую легкость, покой, свободу, будто вновь на свет родилась. Она счастлива быть с любимым мужчиной и утонуть в ней . Его мозг впервые получил долгожданную перезагрузку. Многочисленные теоремы, прочитанные книги, знания, переживая из-за семьи, вся боль, пять лет долгого магического сна, все воспоминания, отбившиеся на сетчатке глаз смыло этой волной наслаждения. И на беспечный вопрос лежащей рядом обнаженной Хейли, которая потянулась за лежащей на полу белой рубашки и набросила ее на свои плечи «О чем ты думаешь?» Элайджа абсолютно честно отвечает «Ни о чем, Хейли».

Ни о чем, потому что он просто прижмет к своей груди Хейли и поцелует в губы.

Ни о чем, пока не услышат пронзительный крик Никлауса : – Хейли!

И она появляется в гостиной в одной рубашке дяди ее дочери и о какой морале можно вести речь? Хейли видит обеспокоенного Клауса, который говорит, что Хоуп заболела, но малышка еще никогда не болела, по уверению Маршалл. Она ведь знает это, только ее дочери холодно. Очень холодно. Хоуп замерзает изнутри. Хейли Маршалл сделает все, чтобы спасти свою единственную дочь, даже если нужно будет вернуться в город из которого нужно бежать и не спастись.

– Это от Винсента Гриффита, он знает, что с Хоуп, он может помочь ей. Но мы должны вернуться в Новый Орлеан.

Возвращение домой может прикончить Хоуп или спасти.

Марсель Жерард опасен, но соглашается помочь, ведь на кону не только жизнь Хоуп Майклсон, но и других детей. Они оказались в ловушке и Винсент оказывается перед сложным выбором : жизнь детей или их смерть. Его друг убит Клаусом и он не стас Уилла. Тепеть он должен найти лазейку и не позволить детям умереть. Не проиграть. Винсент Гриффен находит лазейку и для этого Хейли вынуждена убить Элайджу.Убить проткнув сердце деревянным суком.

Он уже умирал тысячу раз и столько же воскресал.

Но, кого волнует, если еще огонёк погаснет?

Элайджу Майклсона не волнует, ведь он пойдет на все, чтобы спасти свою семью и племянницу.

Хейли Маршалл волнует больше мораль, о чем она и говорит Элайджи, после всего произошедшего в лесу с детьми.

– Я хочу кое-что у тебя спросить. В лесу, если бы Винсент не нашёл бы ту лазейку, что бы ты сделал с этими детьми?

– То, что потребовалось бы.

– Мы должны прекратить по привычке ставить жизни нашей семьи превыше остальных. Я не хочу этого для себя. Я не хочу этого для Хоуп. Мы должны быть лучше.

Винсента Грифена волнует этот огонек, который может угаснуть и именно он находит способ спасти детей и Клауса с Марселем из магического плена.

Элайджу Майклсона волнует то, что когда он был без сознания, то видел темное пятно в том белом коридоре. Он все же не убил ее. Видимо не смог, только вот сейчас, в том белом коридоре она чувствует себя одинокой, заброшенной и не нужной. Среди белого она черное пятно. Пятно, которое принижалось к одной из стен, охватило руками колени, опустило голову и не знает, что там ждет ее впереди.

Элайджа тоже не знает, что ждет его впереди и ему определенно нужно напиться, чтобы забыть этот ужасный день и то, что грядет война с новым врагом.

– Мне удалось найти старого друга или врага, никогда не мог понять. Ужасный денек выдался.

– Действительно ужасный.

В этом Клаус поддерживает старшего брата. В руках Клауса Майклсона фамильный герб и он думает только о том, что на каком дне оказалась его семья. Несколько глотков янтарной жидкости из бутылки и отброшенный в сторону каменный герб.

Их никто не спасет.

Их не нужно спасать.

Эта семья пошла на дно.

***

Если честно, то, это должно было закончится именно так. Исход был предопределен, и она должна была сгореть в Адском пламени вместе со Стефаном Сальваторе, а Кад стал лишь пешкой в большой игре, которую не понимал от начала и до конца. Она сыграла и желала спалить дотла ненавистный Мистмк Фоллс, но в итоге сгорела сама вместе с героем Стефаном, а ведь говорила не геройствовать. Наверное, это началось с того, как Кетрин Пирс впервые приехала в этот город и увидела его. Безответная любовь . Наверное, Стефаном Сальваторе все же и должно было закончится. Он спас брата и дал шанс на счастливую человеческую жизнь с Еленой ценой своей погибели в Адском пламени вместе с Кетрин Пирс. Он ведь всегда жертвует собой во благо других. Он кожей чувствует обжигающее пламя Адского огня. Он закрывает глаза. Кетрин ведь чувствует тоже самое. Он не мог жить, ведь тогда бы всем пришлось наблюдать за его мучительной смертью от старения.Тогда бы тем, кто его любит страдали наблюдая за его смертью, а этого Стефан Сальваторе не мог допустить.

Напоследок он посмотрит на брата и прошепчет Пирс, как только закрывает глаза : – Прощаю…

Стефан не хотел умирать так.

Не в Адском пламени, съедающем кожу с лица и оставляющем ожоги. Не слабым, разбитым всем человеком, так неожиданно. Не с Кетрин Пирс, бессердечной, хладнокровной сучкой Кетрин, чей каждый шаг выверен и продуман с маниакальной точностью.

Стефан совсем не хотел умирать, сдерживая эту девушку-старуху, что так неожиданно-безропотно сжалась вся, пристыла к его груди. Думал, что держал её – в действительности не смог бы отпустить, даже захотев. Она сама вцепилась в него, стиснула ладонь до костного хруста.

Стефан совсем не хотел умирать, вот так, подставляя лицо Адскому пламени.

И пусть формально она была жива в Аду – внутри всё давно уже сгнило, потрескалось и сыпалось прахом теперь, здесь, на раскалённые огнём камни. Вся она – из пыли – просто отголосок, жалкая пародия на себя прежнюю. Где все громкие слова, где зрелища королевского масштаба, где вырванные глотки и тонкие шпильки? Нет ничего, не осталось, исчезло с позором, потому что и Кетрин Пирс перестала быть похожей на себя. Поэтому, может, она дышит часто-часто, так что Стефан сам начинает задыхаться? Поэтому, может, пальцы у неё дрожат и инстинктивно вжимаются в его ладонь сильнее, растворяются в ней, хрупкие и бледные.

И дрожь её – синхронно с дрожанием стен, прогибающихся под рёвом огненного потока, сжирающего всё на своём пути.

И их этот поток вот-вот поглотит.

И Кетрин страшно, ох, как страшно великой стерве Кетрин Пирс, и этот леденящий ужас расползается и охватывает каждый нерв, отдает ледяным потом и мурашками по коже. Как же ей хочется не чувствовать этого леденящего холода и слабости. Слабости от которой, увы, не избавиться. Как же просто быть героем на словах – и как же хочется сломаться, оставшись один на один с последствиями своего героизма. Кетрин сломалась и сломала вслед за собой Стефана Сальваторе. Всегда уходит громко и тащит за собой.

Не сохрнила часть своей жизни.

Пронизана этим чувством безпомощности.

Кетрин откидывается едва назад, упирается макушкой ему в грудь, в подбородок. И в этом движении всё – страх, человеческий и от того ещё более неподходящий ей, страх, вытравляющий все обиды, всю ненависть.

Не может справиться со страхом.

Не выживут оба.

И он обнимает её, по-настоящему обнимает, и сжимает её пальцы в ответ.

И она душит всхлип на корню, потому что Кетрин Пирс не положено плакать.

И вся вечность тонет в угольных зрачках, сгорает в аловато-рыжем столпе пламени.

Не остаётся даже костей. Только пепел, смешавшийся с землёй и песком. И, наверное, где-то там, на обгоревших камнях, покоится его последнее прощение. Он простил ее и больше ничего не смог сделать.

Она забрала его с собой : свою любовь и боль.

Они сгорели в огне и это должно было стать концом одной истории и начало другой.

Деймон и Елена должны жить счастливой жизнью, Елена стать медиком, Керолайн скорбеть и собравшись с силами жить дальше, Бонни отправиться в путешествие.

По утру от них осталась только горстка пепла.

У злодеев не дрлжно быть счастливого финала, ведь он им положен по статусу и Кетрин Пирс проиграла.

У Кетрин Пирс не должно быть счастливого финала. Не положен и все должно было закончится обращением в горсту пепла, сгоранием в Адском пламени.

Это должно было стать ее концом, ведь Ада не существует и на Земле ей нет места.

Все это конец игры…

Злодеем не положен счастливый финал.

Это конец, вот только…

Только Кетрин Пирс открывает глаза и вспомнит все. Помнит, как руки сжали шелковую простань, ведь очнулась на постели в комнате с черной дверью.

Кто-то ее не отпускает.

Это должно было прикончить ее.

Адское пламя должно было испепелить ее, обратить в горстку серого пепла, но она очнулась в этой комнате с черной дверью.

У нее нет сил даже поднять голову с подушки и лучше бы это рыжие пламя прикончило ее. Было бы гораздо легче и проще.

Кто-то не желает ее отпускать и убивать ее в себе.

У Элайджи Майклсона идеально отглаженная кристально-белая рубашка. Настолько белая, что расфокусированные зрачки Пирс буквально ловят ангельское свечение или звериный оскал исходящее от него. Она видит его на пороге этой комнаты, когда садиться на постель и смотрит в эти потухшие глаза. В этих глазах больше нет огня и той страсти. Она слабая, что голову с подушки поднять не может, но пальцы с удовольствием зацепились за тонкую полоску его черного галстука в инстинктивном, не более, желании почувствовать хоть что-то более-менее устойчивое, если бы она могла поднять голову. Все, о чем она думает, пока его лицо приближается: нельзя закрывать глаза. Нельзя. Ни на секунду. Это будет ее ошибкой. Это, возможно будет стоить ей жизни.

– Элайджа, я не понимаю, что происходит… Я не помню … Я такая слабая… Почему ты здесь? Я умерла, а вслед за мной умер и ты? Скажи…

– Я жив, моя Катерина и ты будешь жить… Теперь жив…Я просто пожелал вернуться к тебе в своем разуме… Я воскрешу тебя… Я и сам не понимаю, что происходит, но ты набирайся сил… Я буду рядом…

Он смотрит куда-то в глубину ее пустых зрачков, пытаясь отыскать внутри размякшего сознания частицу понимания происходящего. Говорит негромко, но ей кажется, что голос буквально-таки раздается громовыми шумами где-то над ухом:

– Я соберу тебя по кусочкам, Катерина… Ты ведь всегда сражаешься за жизнь… Я буду сражаться за тебя, потому что желаю, чтобы ты была здесь…

Ей бы разлепить сухие не в меру губы и заставить тяжелый язык наконец-то подчиняться. Ей бы кивнуть или дать понять, что все происходящее – не бред и его затуманенный рассудок. Ей бы просто пульс у себя отыскать, да сил нет, зато вот Элайджа кажется ждал этого. Ждал, когда сможет вновь коснуться ее. Она разбужена им. Ждал, когда может просто молчать, поднять ее, обнять.

Не легко ему и это все неправильно : она мертва, а он верит в слепое счастье с Хейли.