Текст книги "Скрипка для дьявола (СИ)"
Автор книги: Kaede Kuroi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 49 страниц)
– Либо в вашего протеже вселился дух Паганини, либо я ничего не смыслю в музыке, – с хитрой улыбкой сказал мне Норрис. Его лицо порозовело, от чего седые усы стали казаться ещё белее. – Он без сомнения гениален.
Я рассеянно хлопал в ладоши и никак не мог собраться с мыслями. Мне казалось, что меня просто разбили на части, а после кое-как сгребли в одну кучу. Лоран же стоял и не двигался с места. Я не мог понять, почему он не уходит.
Амати был бледен, как полотно, слегка покачивался и несколько тонких волосков цвета бордо прилипли к влажному лбу. Неужели он сейчас...
Не успел я додумать свою неутешительную мысль до конца, как утратившие блеск глаза Лорана закатились и он с жутким грохотом рухнул на помост.
Когда Морель пришёл в себя, был уже поздний вечер. Часы на каминной полке показывали десятый час, а дом был пуст – Парис и Эйдн ещё не вернулись с приёма. Меня же и Лорана, которого я взял на руки, до кеба проводил встревоженный виконт и наказал мне лучше заботиться о здоровье моего протеже.
– Этого мальчика ждёт великое будущее, – сказал он, – Но скверное здоровье вполне может всё разрушить.
Поблагодарив Норриса за чудесный вечер, я шагнул в кеб и кебмен направил лошадей к нашему поместью.
И вот теперь я сидел в гостиной у камина и, глядя на рыжие языки пламени, ждал, когда же мой Амати очнётся, чтобы, наверняка, спросить, что же произошло. В комнате стояла тишина, но в ней мне снова и снова чудились звуки того адского мотива, который был сродни огню.
Тут я услышал шорох и, повернув голову, понял, что это зашевелился, приходя в себя, Лоран.
– Андре...– пробормотал он, хмурясь и пытаясь открыть глаза.
– Я здесь, любовь моя. – я подошёл и, сев рядом с ним, протянул руку и убрал темно-бордовые волосы от лица.
– Я проиграл? – этот вопрос слегка вогнал меня в ступор, но я, опомнившись, покачал головой и ответил:
– Никто не называл победителя, но, по-моему и так всё было понятно – то, что ты там выдал, было больше, чем музыка. Виконт Норрис сказал, что в тебя вселился дух Паганини, и что ты гениален.
Услышав это, Лоран ухмыльнулся, но как-то нерадостно:
– Да, он прав – это была не музыка, – тихо промолвил он, – Это была моя злость.
– Одного я не пойму – зачем нужно было так нервничать, до обморока? Ты всех жутко перепугал на приёме. И как так случилось, что ты оказался втянут в эту глупую дуэль?
– Я и сам не понял, – признался Морель, – Ко мне подсел Кольер и спросил насчёт моей скрипки – играю ли я на ней. Я ответил, что да. Тогда он начал говорить о музыке на этом балу, о танцах и спросил, почему я не танцую. Я ответил, что не люблю танцевать. Кольер высказал сожаление по этому поводу и заявил, что нет ничего приятнее танцев и что это – одно из высших достижений цивилизации.
Когда же я мягко намекнул, что танцуют не только в цивилизованном обществе, но и повсеместно, даже в самых глухих закоулках джунглей, он неожиданно сменил тему. Вероятно, я задел его своим замечанием. Александр заговорил о музыке, рассказал, что обучается музыке у самого Вирта и спросил у меня, что, на мой взгляд, самое главное в музыке. Я ответил, что вдохновение и чувства. Он со мной не согласился и принялся доказывать свою точку зрения. Дошло всё до того, что он окрестил меня несмышлёнышем, который путает отсутствие таланта с отсутствием вдохновения. Я разозлился и принял этот глупый вызов. Я действительно так неразумно поступил, Андре. На секунду я даже перестал уважать себя.
Я вздохнул и взял его за руку.
– Успокойся, – сказал я, – Тебя не за что терзать себя. В твоём мастерстве усомнились и ты устранил эти сомнения. Плевать на других, ты доказал в первую очередь самому себе, что способен породить что-то грандиозное при желании. Это дорогого стоит.
– Ты прав, Андре, – прошептал он и, уже тише, пробормотал. – “Но главное: будь верен сам себе; Тогда, как вслед за днём бывает ночь, ты не изменишь и другим. Прощай”[7].
– Вот именно. – я наклонился и, поцеловав его в лоб, спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Сносно, но свежий воздух бы не помешал. – отозвался он с лёгкой улыбкой.
– Тогда у меня есть предложение, мой гениальный друг, – я улыбнулся шире, глядя на его улыбку. Лоран нетерпеливо дёрнул головой, словно говоря: «Не томи». И я продолжил:
– Я предлагаю собрать всё необходимое и отправиться на ночь в наш сад. Июньские ночи достаточно тёплы даже в таком болоте, как Англия.
Лоран с радостью принял моё предложение и уже через двадцать минут мы обустроились на траве под раскидистым и весьма приземистым дубом с довольно мощным стволом, постелив одеяло из толстой шерсти, бросив сверху пару подушек. Здесь никто не мог помешать нашему отдыху: дуб был надёжно спрятан среди других деревьев, а росшие то тут, то там розовые кусты только укрепляли эту убеждённость. Аромат их набухших цветов разливался в воздухе, лаская обоняние. Трещали сверчки и ночные огоньки сновали то тут, то там. Пожалуй, эту ночь можно было назвать сказочной. Запалив принесённый с собой фонарь, я откинулся на подушки рядом с растянувшимся на одеяле Амати.
– Так спокойно...– прошептал он.
– Да, – согласился я. – А знаешь, на что будет это похоже, если мы сейчас уснём?
– На что? – Лоран повернул голову и уставился на меня блестящими в слабом свете фонаря глазами.
– На пьесу твоего обожаемого Шекспира. “Сон в летнюю ночь”.
– Серьёзно? Я её ещё не читал.
– Да неужели? – ехидно поддразнил я его.
– Не буди во мне дьявола, возлюбленный наставник, – предупредил меня Амати и я сдался.
А после в моих руках неожиданно оказался толстый томик, от которого Морель не отрывался уже который день.
– Почитай мне её. Здесь она есть, – попросил он, устраиваясь рядом. Надо же, и сюда притащил эту книжку.
– Ты что – ребёнок? – хмыкнул я, – Сам и почитай.
– Я хочу услышать, как он звучит в твоих устах, – сказал Лоран и я, подумав, лёг обратно и, придвинув поближе фонарь, открыл книгу на нужном месте.
– Ну, хорошо, слушай. “Прекрасная, наш брачный час всё ближе...”[8].
Однако, прочитав два акта, я, бросив мимолётный взгляд на Амати, обнаружил, что он спит, положив голову мне на плечо. Он и впрямь ещё совсем юн – спит под Шекспира, как ребёнок под сказки.
Захлопнув книжицу, я отложил её и, склонив голову, осторожно поцеловал его в полуоткрытые тёплые губы. Не столь мягкие, как у женщин, но и не менее нежные. Пожалуй, не только Деметрий и Лизандр, но и сам Тезей[9] отдали бы многое, чтобы видеть тебя рядом с собой, моё Вдохновение.
Но, отстранившись, я услышал участившееся дыхание и понял, что случайно разбудил его. Лоран сонно смотрел на меня из-под тяжёлых век, а я замер, не зная, как поступить – то ли извиниться, то ли просто погасить фонарь в надежде, что без света он быстро заснёт вновь. Тем не менее, он сам решил мою дилемму, причём самым неожиданным для меня образом: вытянув вперёд руки, Лоран обвил ими мою шею и привлёк ближе к себе, целуя в губы так сладко и будучи столь пленительным, что я забыл о том, что собирался ложиться спать всего каких-нибудь несколько секунд назад. Его поцелуй был влажен и неспешен, с дурманным отголоском легчайшей дремоты. Хотелось вобрать в себя этот призрак, вдохнув его, словно тёплый аромат ночного цветка.
– Так приятно...– прошептал он, чуть отстраняясь от моего лица.
– Что именно? – спросил я, обнимая его и прижимая к себе. Прохладный воздух был полон гомона сверчков и ароматом трав и цветов. Словно бы мы находились в другом мире, совершенно ином, нежели я привык видеть днём.
– Твои поцелуи, твои прикосновения. Мне кажется, я целую вечность их не ощущал.
– Как это ни странно, но у меня такое же чувство, – я улыбнулся и Лоран, приподнявшись на локте, погасил фонарь, а после я ощутил, как проворные, такие знакомые пальцы остановились на пуговицах моей рубашки, касаясь шеи и груди под тканью, пробуждая в расслабленном теле блаженное томление.
– Сегодня ты будешь моим, Андре, и никакие насмешки духов не помешают мне в этом, – где-то совсем рядом с ухом шепнул он и я, чувствуя его горячее, податливое тело в своих объятиях, мысленно согласился с Лораном, прежде чем мой рассудок окончательно оказался во власти его страстных порывов, таких же обжигающих и искренних, как и его музыка.
– “Так-так... Кажется, я нашёл их”, – донеслось до меня сквозь сон.
– “Нашёл?! Где?”, – знакомый голос.
“Да это же Парис”, – подумалось мне. Подождите-ка... Парис?!!!
Я распахнул глаза, мгновенно проснувшись и приподнялся на локте, щурясь от солнечного света. Мой беспорядочно блуждающий взгляд наконец сфокусировался на застывших фигурах моих наставников.
– Ну и? – невозмутимым тоном проронил Эйдн. Рядом с ним, скрестив изящные руки на груди, стоял Парис и как-то странно смотрел на меня. Было непонятно – ошарашен он, либо же злится. И тут я к вящему своему ужасу понял, что на мне, кроме кое-как держащихся на бёдрах брюк, совершенно нет одежды! Про безмятежно спящего Лорана я вообще молчу – его нагая красота была выставлена на показ. Опомнившись, я схватил лежащую рядом рубашку, которая ранее была на мне и поспешно набросил на скрипача. Видимо, ощутив прохладную ткань на теле, он открыл глаза и сонно, по привычке, потянулся было ко мне, но – заметив посторонние фигуры – резко сел, словно подброшенный мощной пружиной. Широко раскрытые глаза и окаменевший рот выдавали скрытый страх и осознание возможных последствий.
– Я могу всё объяснить...– начал я, но Эйдн только молча покачал головой, а Парис прижал руку ко лбу. Весь его вид словно говорил: “Ну что за идиоты!”.
– Немедленно одевайтесь и идите в дом. Похоже, мне придётся доходчиво объяснить вам то, что явно упустили ваши родители. – с этими словами Дегри развернулся и направился к особняку. Парис, качая головой, последовал за ним. Он ничего не говорил, но я, как, впрочем, и Лоран осознавали, что совершили большую глупость, если не ошибку.
Поспешно собравшись, мы вернулись в дом. Всю дорогу Морель и я молчали, словно боялись натворить новых глупостей, лишь перемолвившись словом. Однако, когда мы подходили к гостиной, Лоран тихо прошептал:
– Как думаешь... они выгонят меня?
– Выгонят? – я даже остановился, – С чего ты взял?
– Потому что я чужой. Ты их творение, Андре – они выбрали тебя сами. А меня они оставили только ради твоего блага.
– Глупости, – я обнял его рукой за шею, решительно привлёк к себе и коротко поцеловал, почти физически ощущая его страх. – Я ни за что не останусь здесь один. Без тебя меня не существует. – я смотрел ему в глаза, умоляя не падать духом. – К тому же, они не лучше нас в этом плане. – в ответ на это глаза Мореля изумлённо расширились в немом вопросе и я, утвердительно кивнув, потянул его к гостиной, на расправу.
Патроны уже ждали нас: Эйдн расположился в глубоком мягком кресле и разбирал почту, которая непонятно как оказалась в доме. Кстати, я с увольнения Эльзы не видел ни одной прислуги в доме, но работа каким-то мифическим образом исполнялась своевременно, а от Эйдна неизменно исходил аромат превосходно сваренного кофе. Или я чего-то не улавливаю?
Парис нервно маячил у итальянца за спиной.
– Присаживайтесь, джентльмены, – указав на диван напротив себя, сказал Эйдн, но после, ухмыльнувшись, добавил: – Или, лучше сказать, “юные джентльмены”?
– Прекратите ваши издёвки, – не выдержал я, садясь, – Мы и так уже поняли, что провинились, и почему.
– Ну и почему же? – поинтересовался премьер. Казалось, он вознамерился довести меня до белого каления своим пренебрежительно-ехидным тоном.
Я осёкся, не зная, как корректнее сформулировать то, что произошло между мной и Лораном прошлой ночью.
– Из-за...наших отношений.
– О, вот как…– задумчиво протянул Эйдн, – И ты думаешь, мимолётную забаву с безродной шлюшкой можно назвать отношениями?
Я просто не поверил своим ушам. Впрочем, как и Лоран. Казалось, эти безжалостные, оскорбительные слова не принадлежали и не могли принадлежать этому человеку. Не тому Эйдну Дегри – гениальному творцу, остроумному и справедливому джентльмену, чьи манеры всегда очаровывали, как бы он ни нарушал этикет. Но эти слова...были словно грязь. И выражение лица Эйдна на тот момент просто убивало меня – лицо недалёкого, высокомерного человека. Он смотрел на нас, как на мусор, на вонючий, разлагающийся труп и гадкая усмешка исказила тонкие губы.
– Что... Вы... Не верю... ВЫ?! – я не мог произнести ни слова внятно: мне просто не хватало воздуха от потрясения. – Да как вы...
Внезапно, Лоран вскочил на ноги и быстрым шагом направился к выходу. Но не тут-то было. Не успел я опомниться, как Эйдн рысью метнулся за ним и, схватив за плечо, прорычал, не обращая внимания на крики и тщетные попытки Лорана высвободиться:
– Что, не нравится?! Брось! Давай развлечёмся, дрянь! Тебе же не впервой! Всё равно, под кого ложиться!
Завязалась драка.
Это было просто безумие.
– Отпустите его! – когда я увидел искажённое в ужасе лицо Лорана и услышал треск порванной одежды, мне стало всё равно, кого бить. Он стал моим врагом.
Эйдн отпрянул, оглушённый ударом в скулу, а Лоран упал, но быстро сел, в панике вжавшись спиной в стену, словно загнанный зверь.
– Вы с ума сошли!!! – закричал я, тяжело дыша. Мне уже не было страшно, мне хотелось убить агрессора, посягнувшего на то, что было мне дорого. – Что вы творите?!! За что?! Что он вам сделал плохого?! Что мы вам сделали?!! – я метнул разъярённый взгляд на стоящего на другом конце комнаты Париса. Он стоял возле дивана, опустив голову и впившись изнеженными пальцами в обивку спинки. Даже не пытался помочь нам. Трус.
– Вы просто отвратительны, – прошептал я, – Лицемерные лжецы – вы обвиняете нас в противоестественных отношениях, хотя сами совокупляетесь направо и налево при каждом удобном случае! Или это не так?!
– Именно так, – неожиданно безропотно согласился Эйдн и, прикоснувшись к разбитой скуле, поморщился.
Я снова впал в ступор. Да что за абсурд здесь творится?!
– ...Но с одним лишь различием.
Я насторожился. Что он этим хочет сказать?
– Мы не занимаемся этим на улице, где каждый зевака может случайно нас застукать, как сегодня мы вас. Вы проявили непростительное легкомыслие и могли подвергнуть опасности не только себя, но и нас!
– Опасности? – я всё ещё не мог понять, чего он добивается.
Глядя на меня Эйдн поджал губы и направился к Лорану, но я переградил ему путь.
– Не волнуйся, я ничего ему не сделаю, – мягко и как-то устало сказал он и я, невольно поверив, отошёл в сторону.
Дегри подошёл к Морелю, который всё ещё сидел у стены и, подав ему руку, помог встать.
– Я прошу прощения за свою грубость, но нужно было доходчиво объяснить твоему партнёру, что бы ждало и тебя, и его, узнай кто-нибудь о ваших отношениях, которые вы так беспечно выставляете напоказ. – эти слова меня словно ударили под дых: я наконец понял то, что хотел объяснить мне Эйдн.
– Я решил, что лучше пусть вы это испробуете с нами, чем с другими людьми. Надеюсь, ты это понимаешь, Андре: они не будут так милосердны к этому мальчику, как я, – Дегри провёл ладонью по волосам Лорана и с едва уловимой нежностью подтянул порванный по шву рукав его рубашки обратно на плечо. В тоне премьера сквозила горечь и не терпящая возражений серьёзность. – Я и Парис уже испытали на себе это и даже в самой лютой ненависти не пожелали бы вам того же. Подумайте над этим.
После случившегося я и Лоран ушли в спальню и долго сидели молча.
Прошло не меньше двух часов, прежде чем один из нас решился нарушить гнетущую тишину:
– Прости меня, Андре. Я не сдержался и подставил нас обоих. – прошептал Морель, глядя в пасмурную даль за окном.
– Не стоит об этом думать, – покачал головой я, – Винить кого-либо бесполезно, потому что виноваты оба. Моей была идея, ты же...– я решил не договаривать мысль и повернулся к своему протеже, – В любом случае, это урок. Тебе и мне, – я напряжённо всматривался в полные мрачной задумчивости и вины глаза, пытаясь убедить его, что всё не так уж плохо, как кажется, хотя сам почему-то с трудом верил в это. Возможно, потому что в нашей эксцентричной компании теперь больше не было тайн относительно того, кто с кем спит, а возможно, меня так потрясла та безобразная сцена в гостиной, что осталось ощущение какой-то надвигающейся беды. Или... это был испуг от столь стремительного сближения Лорана и меня с наставниками?
Ведь после этого инцидента мы стали ближе. О да – куда более близки, чем ранее. Словно коснулись друг у друга чего-то очень личного. Я бы даже осмелился сравнить это с любовным актом. Что-то столь же вопиющее, сколь и доверительное. Просто немыслимо...
– Как думаешь, Андре, что случилось с ними когда-то? – спросил Лоран, слезая с подоконника и перебираясь ко мне в кресло.
– Не знаю, любовь моя, но, боюсь, ничего хорошего, – отозвался я, впуская его в объятия и зарываясь носом в шелковистые волосы на затылке, – Если то, что произошло сегодня, было наименьшим из всех возможных зол.
Похоже, тот день был воистину неблагоприятен, поскольку – ещё до рассвета – мне довелось пережить ещё один небольшой, но донельзя странный и оттого ещё более пугающий эксцесс.
Так и не выйдя из комнаты до самой темноты, я проснулся посреди ночи от того, что сильно хотел пить. Казалось, жажда иссушила не только горло, но и все внутренности.
Кое-как выпутавшись из тягучих оков сна и аккуратно переложив спящего со мной Лорана рядом на подушки, я потянулся к кувшину с водой, но, обнаружив, что серебряный сосуд пуст, тихо чертыхнулся и направился на кухню.
Спускаясь вниз по лестнице, я то и дело тряс головой и хватался за перилла – меня чуть пошатывало и самочувствие было неважным, словно я не спал несколько ночей кряду.
Потому, озабоченный тем, чтобы не упасть, я не сразу понял, почему на кухне посреди ночи горят свечи.
Остановившись, я обозрел глазами помещение и, услышав тихий шорох на другом конце помещения, обогнул кухонный стол.
Страх пришёл быстрее, чем я осознал ситуацию. Слух разорвал истошный крик – мой пополам с чьим-то ещё.
– Простите! Сэр, я не хотела! Не смотрите! – существо, сидящее на полу возле стола, выронило из рук металлическую чашу и уткнуло лицо в колени, закрываясь руками. Нож для фруктов и овощи, рассыпавшись, валялись по всему полу.
– Я сейчас уйду, сэр, только закройте глаза! – человек, не поднимая лица от цветастой юбки со странным орнаментом, замахал темнокожей рукой и вновь закрыл голову ею.
Я перестал вдавливаться в стену, и наконец смог хоть немного двигаться. То, что я спросонья в полутьме принял за... непонятно за что, оказалось тоненькой женщиной из цветных – жертв колонизации. По всей видимости, это и была та самая новая горничная, которую я и Лоран ни разу не видели и не слышали, словно её и не существовало вовсе.
– Постой...– я относительно пришёл в себя и, отделившись от стены, подошёл ближе к скрючившейся в позе эмбриона фигурке. Всё произошло в одно мгновение, но меня что-то напугало. У неё...что-то с лицом?
– Постой. Подними голову, – нервничая, не то попросил, не то приказал я.
– Сэр, вы уверены? – приглушённо донеслось в ответ.
– Да. Ну же! – нетерпеливо тряхнул головой я и женщина повиновалась, хотя и с явной опаской.
Ничего особо ужасного я не обнаружил, что вызывало бы омерзение, но шоколадного цвета лицо покрывали странные пятна, словно местами кожу выжгло чем-то до белизны. Ресницы на правом веке обесцвечены и что-то странное с глазом... Погодите, он что – красный?
В остальном девушка была самая обычная, правда, очень тонкокостная, с изящной длинной шеей, похожая на тростник. Крупные, пухлые губы, ширококрылый нос и большие, влажно блестящие глаза с пушистыми длинными ресницами. Оранжевая блуза. Голову обвивал тюрбан бордового цвета. Воистину, она могла бы вдохновить Гогена.
От растерянности я молчал, судорожно подбирая слова, пока наконец не спросил:
– Как тебя зовут?
– Веска, сэр.
– Веска?
– Да, сэр.
Тяжело вздохнул, успокаиваясь окончательно.
– Ты меня напугала, Веска. – зачем-то сказал я.
– Я прошу прощения, сэр. Я не знала, что сэр посещает ночью эту комнату... – виновато пробормотала она.
– Меня зовут Андре Романо, а не сэр. – сообщил я.
– Мистер Романо. – повторила она, – Но от этого вы не теряете своего благородного происхождения.
Я не выдержал и усмехнулся в кулак. Моё происхождение не более благородное, чем её, однако это, при моей сегодняшней жизни, похоже, вошло в разряд личных секретов.
– Так ты теперь работаешь у нас, – кивнул я, – Удивительно, что мы тебя не видели до сих пор.
– Я работаю ночью, сэр. – ответила она, – И стараюсь не показываться лишний раз на глаза хозяевам.
Я не стал спрашивать, почему. Ответ был очевиден. Хотя, на мой взгляд, эта её внешняя особенность не была такой уж ужасной, чтобы так тщательно её скрывать.
– Но я уже виделась с мистером Роззерфилдом и мистером Дегри, – продолжила она после небольшой паузы, – Они... тоже поначалу испугались... Но они джентльмены и почти не подали виду. Вы третий, кто видит меня здесь.
“Джентльмены” – и этим всё сказано.
– Всё не так плохо, Веска. Я просто не ожидал. Думаю, Эйдн и Парис тоже. – тщательно подбирая слова, промолвил я. Казалось бы, это всего лишь прислуга и я не обязан был утруждать себя любезностями. Многие люди моего социального положения вообще не воспринимали колонистов, как людей, но я так не мог. Моя природа была и останется природой фермера и актёра захолустного театра, о чём я никогда не жалел и впредь не пожалею. – Ты выглядишь необычно. Необычно, но вовсе не уродливо.
Служанка так удивилась, что даже подняла брови.
– Хозяин не обязан придерживаться с прислугой этикета.
– Это не этикет, а всего лишь моё мнение. – я точно также приподнял брови. – А сейчас свари-ка мне кофе, Веска. Эйдн хвалил твоё умение его готовить, а я до сих пор так и не успел его попробовать.
Дни летели серой пеленой с частыми проблесками солнца. Веска, как я заметил, неплохо прижилась в нашей эксцентричной компании и она уже чаще появлялась на глаза до темноты, чем прежде. От боязливости и робости не осталось и следа, а на смену пришло незыблемое спокойствие и скромная сдержанность, почти загадочность. Пожалуй, Веска явилась одной из самых близких мне внутренне женщин на моей памяти.
Она мало говорила, но столь проницательный, всепонимающий взгляд мне редко приходилось встречать. Пожалуй, он был в чём-то похож на взгляд Париса, что значительно облегчало установление контакта для меня, потому я провёл немало часов на кухне, разговаривая с ней на разные темы и получал от этого колоссальное удовольствие.
Лоран же вообще очень странно среагировал, когда я привёл его как-то вечером на кухню, чтобы познакомить с необычной горничной.
Никак не ответив на приветствие Вески, он так заворожённо смотрел на неё, что я даже почувствовал лёгкую ревность. Веска же, в свою очередь внимательно посмотрев в глаза Лорану, медленно кивнула и продолжила заниматься своими делами, а я увёл своего протеже обратно в гостиную, от греха подальше.
Лоран вообще в последнее время вёл себя крайне странно. Смена личностей участилась, несмотря на каждодневные сеансы у доктора Милтона, стали сниться кошмары. Я начинал беспокоиться за него и наведался к священнику на Лиденхолл-стрит.
– “Это лишь временный период обострения, мистер Романо, – заверил меня Милтон, – Вы дали своё согласие на гипноз и сейчас я пытаюсь выявить причины расстройства личности вашего подопечного, пути, которые привели в действие механизмы распада психики. Думаю, если мне это удастся, я смогу восстановить алгоритм действий и, пойдя методом от противного, “сшить” обратно личность мистера Мореля. Иного выхода я не вижу, увы. Ранее проведя исследования поведения вашего ученика, я остался уверен – это никакая не одержимость и мистики в этом явлении нет. Чистая психиатрия, которая гораздо сложнее, чем чтение молитвослова над припадками. Требуется время”.
И всё. Мне оставалось лишь быть рядом с Амати и поддерживать его, обнадёживать, что дела не так плохи, и что все эти сложности – лишь вопрос времени. И наблюдать за тем, как в его голове воцаряется всё больше смуты, словно поднятого со дна реки песка.
“Ах... Ммм...” – в мой сон вместе с непонятными звуками вкралась тревога. Заворочавшись и с трудом приоткрыв глаза, я понял, что источник беспокойства – Лоран, в этот раз спавший со мной. Мы и раньше много ночей проводили вместе, но когда настал период кошмарных снов, я и вовсе поселил его у себя в спальне. Лоран, конечно, ворчал: дескать, он не ребёнок и вовсе не боится один спать, но я настоял, заявив, что так мне будет спокойнее.
И вот теперь я частенько просыпался и будил своего любовника, запутавшегося в удавке сновидений.
Но на этот раз Амати снилось что-то другое. Ему явно было жарко, он ворочал головой по подушке. Рука, безвольно лежавшая на животе, внезапно ожила и, путаясь в складках рубашки, медленно проползла вверх. После остановилась на горле и обмякла вновь. Удушье? Меж расслабленных, подсохших уст прорвался очередной тихий стон и я подумал, что это выглядит весьма эротично. Тот двуликий эротизм и чувственность, свойственные барроканской реалистической живописи. Соблазн, выглядывающий из-под маски кошмара, страдания или грусти. Ко всему прочему, я заметил под тонкой тканью штанов Лорана эрекцию. Это точно был не кошмар. Стоит ли мне разбудить его или нет?
Однако, не успел я на что-то решиться, как Морель вскрикнул и вскочил на кровати, словно подброшенный мощной пружиной. Я едва успел поймать его за рукав, чтобы он не упал на пол. Глядя обезумевшими глазами по сторонам, он лихорадочно дрожал, схватившись руками за собственные плечи.
– Лоран? – осторожно позвал я. Он медленно обернулся и не то сказал, не то мяукнул на французском:
– Андре?
– Успокойся, ну же... – я обнял его за плечи и убрал с лица мокрые пряди волос, – Это был всего лишь сон. Что там было в этот раз? – но Амати молчал. Обычно он, запинаясь и теряя мысль, начинал рассказывать приснившуюся ему жуть. Однако, в этот раз было что-то не так.
– Лоран.
– Что? – он смотрел куда-то в белые складки простыни, словно находясь в прострации.
– Тебе снилось что-то... страстное? – тщательно подбирая слова, спросил я. Он задумчиво поёрзал в моих руках, а после со вздохом закрыл лицо рукой:
– Это настолько немыслимо, что я не решаюсь рассказать.
– Брось, меня уже ничем не смутишь, – фыркнул я, думая, как после всех ночей, проведённых в занятиях любовью, он ещё может стесняться что-то рассказать мне.
– Я не понимаю, что творится у меня в голове... Я даже не думал об этом никогда...
– Да не тяни уже, говори... – махнув рукой, досадливо хмыкнул я.
– Я, ты и Эйдн с Парисом занимались любовью. – выпалил он.
Я осёкся и удивлённо уставился на своего протеже.
– Вместе. На одной кровати. – добавил Лоран и мой рот буквально перекосило в недоверчивой улыбке. Ничем тебя, Андре, не смутишь уже, значит? Этого я не ожидал совершенно.
– Ничего себе... Ну и как, тебе понравилось? – нервно посмеиваясь, поинтересовался я. Лоран пожал плечами. Словно маленький мальчик – очень непосредственно и невинно:
– Не знаю, не уверен. Было слишком много похоти, а я боюсь этого состояния: оно бесконтрольно и легко перерастает в деструкцию. Как и мой сон перерос в кошмар. Ты достал нож и перерезал мне горло, Парис – запястья, а Эйдн вспорол мне живот. Было много крови. Но больно не было. Напротив, вы сделали это почти любовно, словно в запале соития. Меня напугало то, что я остался жить, несмотря на эти повреждения. Моя кровь текла и бурлила. Я боялся захлебнуться в ней. – он замолчал, а я ничего не мог сказать от изумления. Настолько извращённых в своей жестокости снов я ещё не наблюдал у Лорана. Что же такого делает Милтон с его сознанием, что ему снятся подобные вещи?!
Будучи всё ещё не в силах ничего из себя выдавить, кроме негромкого “ладно”, я покрепче обвил его руками за плечи, прислушиваясь к тому, как унимается дрожь в тонких юношеских руках, и как постепенно расслабляется тело под одеждой. Пройденный нами путь казался длинным, а лежащий впереди – бесконечным. И я не знал, чего можно ждать в конце нескончаемого. Быть может, новые пути.
На следующий день, проснувшись поутру, я не обнаружил Лорана рядом. Шёл всего лишь восьмой час, но я, тщательно одевшись, спустился вниз и, к своему удивлению, застал в столовой Париса и Эйдна. Блистательная парочка за неспешной беседой размеренно опустошала большой кофейник, приготовленный Веской к завтраку и изучала свежую корреспонденцию. Ко всему прочему, оба были возмутительно небрежно одеты, чего на моей памяти никогда не случалось прежде, или мне просто не доводилось заставать их в подобные моменты. Однако, кого я обманываю... Меня отнюдь не раздражала их небрежность, скорее, слегка пугала. Эти двое были настолько притягательными для меня личностями, что любое колебание воздуха возле них отзывалось где-то глубоко внутри тяжёлым, колокольным звоном.
Вот и сейчас, глядя на рассыпанные по плечам ночного цвета волосы Эйдна и мятую, расстёгнутую едва ли не до середины рубашку Париса, я испытал странное, смешанное чувство не то возбуждения, не то смущения. И отчасти понял Лорана.
– Bonjour, друг мой. Мы и не предполагали, что вы приверженец ранних подъёмов, – сворачивая газету, не то поприветствовал, не то извинился за свой внешний вид Дегри.
– Выглядите потерянным. – заметил Парис и я заметно стушевался.
– Н-нет, не совсем, – попытался возразить я, прежде чем уйти, – Ищу Лорана.
– Он был здесь двадцать минут назад, – ответил Эйдн, – Насколько я понял, он пошёл в сад с Веской.
– С Веской? – я остановился и вопросительно посмотрел на наставника.
– О да, с ней, – по тонким губам итальянца скользнула странная, словно ехидная улыбочка. Так, что я мгновенно почувствовал подвох, – Если поспешите, ещё сможете нагнать их.
“Ублюдок”, – эта мысль пришла мне в голову раньше, чем я успел от неё отмахнуться, – “Этот гад меня что, на ревность провоцирует?”.
Это что вообще значит?! С какой стати мне отпускаются все эти намёки? Нет уж, бегать я был не согласен.
– Нет, я, пожалуй, воздержусь. – стараясь говорить ровным тоном, процедил я. – У них есть ноги, придут сами.
– Как вы жёстки, Андре, – усмехнулся Эйдн, – Не переживайте по этому поводу. Не думаю, что Лоран настолько недальновиден.
– Да, я тоже, – бросил я и вышел. Эйдн же вернулся к кофе и прессе.
– И зачем, спрашивается, ты всё это наговорил сейчас ему?! – бросив на стол обозреватель, напустился на него Роззерфилд. – Ты же знаешь, какой Андре чувствительный, особенно в отношении Лорана! Неужели нельзя было банально поговорить о погоде?!
