Текст книги "Скрипка для дьявола (СИ)"
Автор книги: Kaede Kuroi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 49 страниц)
Я – совершенно ошеломленный подобным поведением, бросился было следом, но был остановлен отцом Милтоном:
– Не беспокойтесь, Андре, он вернется. – ответил священник, зажимая ладонью кровоточащую рану. Он был слегка бледен после всего случившегося.– После того, как придет в себя. Но мы узнали все, что требуется и это главное.
– Он все-таки одержим? – спросил я, боясь и будучи уверенным, что так и есть. Эрон не ответил. – Скажите же, отец мой, это так? Он одержим?
– Честно говоря, я уже ни в чем не уверен, но все же думаю, что нет, – наконец сказал тот. – Это не бес, и даже не сам дьявол.
– Разве? – изумился я. Честно говоря, я ожидал иного ответа после всего того, что мне довелось наблюдать.
– Да. Он никак не реагировал на священные символы – ни положительно, ни отрицательно. То есть так, как реагирует любой обычный человек, не верящий ни в Бога, ни в дьявола. Возможно, он атеистичен, но уж никак не одержим, можете мне поверить. Мне доводилось работать с людьми, в которых сидел бес, и уж поверьте – они стояли на голове, выкрикивали проклятия на всех языках мира, в том числе и древних, а также катались по полу лишь при одном виде распятия или когда слышали молитвы, при этом визжа истошнее свиньи, которую режут. Это нечто иное. И мне необходимо подумать над этим. Хорошенько подумать…– пробормотал священник.
– Вам нужна помощь, святой отец? – спросил я, кивая на его руку.
– О, не беспокойтесь. Моя сестра умеет лечить такие пустяковые раны. – ответил он и я понял, что на сегодня сеанс завершен. Поблагодарив, я отправился на поиски сгинувшего неизвестно куда Лорана.
Дико болело все тело, но еще больше – ладонь. Казалось, боль от нанесенного пореза распространилась в каждый сосуд и мышцу.
Лоран открыл глаза. Он находился среди колючих ветвей какого-то дикого растения. Они цеплялись за одежду и царапали щеки и руки…
– «Терновник», – понял Морель. Огромный куст, который он поначалу принял за дикие заросли, оказался обыкновенным садовым терновником. Сейчас на нем не было ни цветов, ни бутонов. Только кое-где свисали почерневшие листья, оставшиеся с прошлой осени.
Некоторое время Лоран, неподвижно сидя на земле, апатично разглядывал их и крупные шипы в дюйме от своих глаз. Как он здесь оказался? И где он вообще находится? Почему он здесь, а не с Андре? И…когда он видел Андре последний раз?
В голове мерцали слабыми искорками отрывки воспоминаний, проносились молитвы на латыни, огонь, звяканье кадила и резкий звук рвущейся ткани…
Внезапно Лоран осознал, что произошло, и что он сделал. Напал на священника. И не просто накинулся, но и ранил ножом. Причинил зло служителю Бога.
Юноша в ужасе закрыл лицо руками. Что было бы, если бы он его убил?! В который раз он оказался так близко к тому, чтобы снова стать убийцей!
– Господи, нет, только не это, нет…– прошептал он, чувствуя, что плачет – от ужаса и отчаяния. Морель не понимал, что с ним происходит и это пугало его еще больше. Почему Асмодей вдруг проснулся? И почему он был так силен в этот раз?
Внезапно Лоран напрягся: ему послышались гулкие приближающиеся шаги. Нет, отнюдь не по земле – они были в его голове. Так обычно приходил тот, кого он ненавидел больше всего на свете.
Вскочив и с трудом продравшись сквозь кусты, юноша понял, что находится на территории какой-то церкви с готическими белоснежными шпилями, вонзавшимися в пасмурное, моросящее дождем небо, словно копья. Что это за место? Где он вообще находится?!! О господи, дай знак!
В панике Лоран закрыл лицо руками и без сил осел на темную прошлогоднюю траву, пытаясь восстановить дыхание и привести мысли в порядок. Его колотила отчаянная дрожь, спина под одеждой то взмокала, то леденела и казалось, что он сходит с ума. Мир словно кружился, не давая восстановиться, успокоиться и осознать вообще что-либо.
– Что с вами? Я могу помочь? – спросил его кто-то, но француз не ответил. – Посмотрите на меня, прошу вас. – его голову взяли в ладони и приподняли. На протяжении нескольких секунд Лоран бессмысленно рассматривал лицо своего спасителя.
Им оказался молодой человек лет двадцати пяти-двадцати семи, с русым гладким каре на косой пробор до скул. Серо-голубые, необычайно мягкие выражением миндалевидные глаза с неподдельным беспокойством вглядывались ему в лицо. Черная сутана с белым квадратом воротничка явственно говорила о принадлежности к церковному сану.
– Священник?! – невольно вскрикнув, Лоран отпрянул и, цепляясь руками за влажную траву и землю, отполз как можно дальше от ничего не подозревающего духовного лица, которое, в стремлении помочь, наоборот – приближалось к нему. – Не подходите! – закричал он, отползая, – Не надо! – он боялся, что снова натворит непоправимое – ударит или еще каким-нибудь образом причинит боль представителю духовенства.
– Успокойся, сын мой, я не сделаю тебе зла, – созидательным тоном промолвил тот, осторожно – шаг за шагом – ступая все ближе.
Наконец, Морелю на плечи легли две большие, но изящные руки, и, стиснув, попытались приподнять с земли.
Смирившись с тем, что в подобном состоянии сбежать ему не удастся, Лоран, вцепившись пальцами в запястья священника прошептал:
– Прошу вас, помогите…
Последующий отрезок времени бесследно стерся из его памяти. Пришел в себя он, лишь почувствовав влагу и прохладу на своем лице. Подняв веки, Лоран понял, что это вода. Он сидел на стуле в какой-то комнате с белыми оштукатуренными стенами. Через мгновение лица коснулась шероховатая сухая ткань. Ему вытерли сначала одну сторону, затем другую. На белой салфетке остались коричневые и бурые пятна – земля и кровь, шедшая ранее из ладони. Рука – уже промытая и забинтованная, покоилась на колене.
– Очнулся. Как ты себя чувствуешь? – все тот же молодой священник, что нашел его в саду, сидя на корточках, положил тряпицу возле металлической чаши с водой на стоящий рядом столик и выжидательно уставился на него.
– «Какое приятное лицо», – подумал Морель и ответил, слыша слабость в собственном голосе:
– Спасибо, святой отец, гораздо лучше.
– Меня зовут отец Карл. – представился он с легкой улыбкой, – А как твое имя и что с тобой произошло? Тебе стало нехорошо по дороге сюда?
Лоран замялся, не зная – стоит ли посвящать в свои проблемы первого встречного или нет.
Но ответить он не успел – дверь открылась и в комнату заглянул еще один священник, только уже старец – с седой щетинистой бородой и такими же жидкими волосами до плеч.
– Отец Карл – прихожанин просит исповеди. – проскрипел он.
– Да, пастор. Передайте ему, что я сейчас подойду. – обернувшись, сказал служитель. Старик кивнул и скрылся. Священник же вздохнул и поднялся на ноги:
– Мне необходимо отлучиться на некоторое время. Тебе ничего не нужно?
– «Ничего», – хотел было ответить Лоран, но после, вновь ощутив непроходящую боль и тяжесть в груди, с давних пор сопровождавшую его повсеместно, промолвил:
– Отче, могу ли я исповедоваться?
– Разумеется, сын мой, – с некоторой растерянностью отозвался тот, – Но я уже занят. Пойдем: скорее всего, мой брат по службе уже освободился. Он отпустит твои грехи. – кивнув, Лоран повиновался и, встав с стула, вышел вслед за отцом Карлом в основной зал церкви.
Все та же великолепная, готическая архитектура – строгая и одновременно изысканная, главным достоинством которой являлись колоссальные, величественные арки из белого мрамора, украшенные замысловатой резьбой и уходящие в высоту далеко вверх. Темные ряды скамей для прихожан. Во главе зала располагался золоченый алтарь с Вратами, где живописные изображения святых сочетались с искусной гравировкой по металлу. За витой решеткой сбоку от алтаря виднелись огромные трубы органа. Эбеновый потолок с золотистым узором и не менее великолепное арочное окно позади алтаря. Большое – практически во всю стену, оно было украшено яркими витражами с изображением жития какого-то святого.
– Как красиво…– выдохнул Лоран, обводя взглядом церковь.
– Дом Господень всегда прекрасен хотя бы потому, что сюда нет хода порокам, – заметил Карл, проводя юношу к маленьким исповедальням, – Но здесь я с тобой согласен – здание и впрямь великолепно. – он открыл дверь, пуская Лорана внутрь и сказал: – Я сейчас позову того, кто выслушает тебя. Можешь полностью довериться ему. Он хороший человек. – с этими словами священник закрыл дверцу, оставив Мореля наедине с самим собой.
– «Хороший человек…» – юноша сел на скамью, и, откинувшись на спинку, стал ждать, – «Я никогда раньше не исповедовался и не думал, что когда-нибудь захочу пройти этот ритуал. Но… Господи, сколько же надо было грехов на душу взять, чтобы она так рвалась и кричала, как сейчас…» – глубоко вздохнув, Лоран потер лицо ладонями, призывая себя к спокойствию. Он чувствовал себя совершенно измотанным и уставшим от всего, что видел и слышал вокруг. Он так устал от этого грязного и порочного мира. А еще больше от себя – разбитого и не находящего покоя ни днем, ни ночью.
За тонкой деревянной стенкой скрипнула дверца, а после негромко закрылась. Лоран услышал, как пришедший священник сел на скамью в нескольких дюймах от него.
– Отче, я хотел бы исповедоваться и снискать отпущение своих грехов у Пречистой Девы и всех святых. – сказал Морель, уже зная, что не сможет рассказать ничего. Это было выше его сил. Чувство стыда и боль за все совершенное зло запечатывали ему рот, а слезы вызывали дикое сжатие в горле.
– Я слушаю тебя, сын мой. Поведай мне обо всем без утайки и тогда Господь простит тебя, ибо душа твоя станет чиста, как у новорожденного птенца. – голос священника поразил Лорана, вот только причины обуявшего его смятения он никак не мог понять. Он… казался ему странно знакомым. Дежа вю?
– Мне никогда раньше не доводилось вот так рассказывать все свои тайны и страхи, поэтому мне трудно, отец, – тихо, чуть охрипшим голосом сказал Лоран, надеясь получить поддержку, перед тем, как начать. И он получил ее.
– Все мы дети человеческие, сын мой и всем нам свойственен стыд. Но Бог изгнал людей, познавших его, из Эдема, потому что из-за него они перестали быть правдивы по отношению к своему Создателю. Поэтому смири его на время и расскажи мне о том, что тебя тревожит. Я сохраню в тайне твою правду – всю, до последнего слова. – этот голос не давал покоя Лорану и юноша прижался ухом к стенке, из-за которой он доносился. Голос необъяснимым образом вызывал у него доверие, словно бы Морель разговаривал с давно знакомым ему человеком. Он почувствовал, что снова может говорить и продолжил свою исповедь:
– Я согрешил много раз, отец мой. Очень много. Я грешил по мелочи и совершал поистине ужасные вещи…– Лоран начал перечислять все свои грехи, какие только мог вспомнить. Труднее всего ему был признаваться в убийствах и постыдной связи с собственным братом. Он подумал об Андре, но тут же отмел эту мысль. То, что он испытывает к своему наставнику и другу никак нельзя было назвать грехом. По крайней мере, Морель не чувствовал, что от этих отношений на его душу ложился тяжкий камень. Наоборот – ему казалось, что он и не жил до того момента, как встретил Андре. Сейчас же он почти счастлив. И когда будет изгнан буйный бес из его ребра и сердца, он наконец-то сможет целиком и полностью отдаться радости быть живым и возможности без оглядки любить тех, кто ему дорог. Не страдать больше и не убивать, не расточать и не разлагать себя. Просто жить.
Когда он закончил свой покаянный рассказ, по ту сторону решетки царило глухое молчание. Не было слышно даже звука дыхания.
– Святой отец? – позвал его Лоран, – Я понимаю, как ужасно звучит все то, что я вам сейчас рассказал, но умоляю вас – отпустите мои грехи и благословите меня.
– Твои грехи и впрямь ужасны, – прошептал наконец священник, – Но при этом – что самое странное – ты не похож на порочного человека. Я слышу в твоей речи искренность и невинность, словно со мной говорит дитя. Ты и вправду совершил все, в чем признался мне?
– Да, падре, – ответил Лоран. – Я ужасно раскаиваюсь за все содеянное. Единственное, что могу произнести в свое оправдание…– юноша судорожно вздохнул, чувствуя, что начинает плакать. Как больно, как же больно признаваться во всем сделанном, осознавать, что все, чему сокрушаешься, и что осуждаешь, совершил ты сам. – …Что я не хотел этого. – Морель не смог сдержать придушенного всхлипа и вцепился руками в край скамьи. – Видит Бог, я не хотел этого…
– Теперь ты действительно раскаялся, сын мой. – сказал священник. – Утри слезы и выйди из исповедальни, чтобы я мог благословить тебя.
– Да, святой отец. – вытерев глаза рукавом, Лоран встал, и вышел в сверкающий огнями тысячи свеч церковный зал. Его точило легкое волнение. Юноше не терпелось увидеть обладателя голоса, который так заворожил его и держал в своем плену до конца исповеди.
Дверь исповедальни открылась и Лоран буквально врос в пол, не в силах заставить себя поверить в увиденное.
Вышедший к нему молодой священник не просто был ему знаком, но и являлся одним из тех, кого он по-настоящему уважал и с кого брал пример. Однако…это невозможно. Что здесь делает…
– Парис??!
[1]Роза́рий (лат. rosarium – венок из роз) – традиционные католические чётки, а также молитва, читаемая по этим чёткам.
[2]Профессионалы своего дела (фр.)
[3] «Привожу тебя, злейший дух, к присяге Всемогущему Богу» (лат.) (текст католической молитвы, с которой начинается изгнание духа).
====== Сад зла. ======
– Парис??! – совершенно растерявшись, Лоран не мог поверить, что этот добропорядочный месье мог так поступить с ним. Почему наставник не сказал ему, что его нашли? Зачем нужно было совершать такие подлые вещи?!
– Зачем вы это сделали? Что вы хотели услышать и почему не спросили у меня?.. – выдавил он.
– О чем ты говоришь, сын мой? Я не понимаю… – светловолосый англичанин с неподдельным недоумением смотрел на него. В глазах была мольба прояснить недоразумение. Господи боже, это Парис, ошибки быть не может! Зачем он пытается обмануть его?!
– Почему сразу не сказали, что это вы?! А я… рассказал вам всё… как священнику… – Морель едва сдерживался, чтобы не заплакать от стыда. Как же он ненавидел свою раздробленную душу, из-за которой даже в руках себя держать по-мужски не может!
– Прошу, не кричи – ты же в доме Божьем. Ты, верно, меня с кем-то путаешь…– начал священник, пытаясь его успокоить, но Лоран отчаянно замотал головой:
– Парис, вы за сумасшедшего меня держите что ли?! Думаете, я не узнал вас в этой одежде?! – француз был просто в ярости, но в большей мере от того, что не понимал, зачем наставнику понадобилось разыгрывать весь этот спектакль с переодеванием. Да ещё и в сутану! Это было… просто глупо! Абсурд!
– Парис?.. – позвал Лоран, так и не дождавшись ответа. Лицо британца внезапно вытянулось в изумлении, словно Морель дал ему пощёчину. Нет, это какой-то бред. Явно было что-то не так.
«Это не… не Парис…» – юноша напряжённо всматривался в лицо служителя церкви. Те же золотые волосы, той же структуры и густоты. Даже длины той… или… чуть короче? Абсолютно идентичные черты лица, но вот мимика и выражение… это не Парис!
– Что здесь происходит? – внезапно раздался строгий, но спокойный голос. Повернув голову, Лоран увидел направляющегося к ним Карла. Брови святого отца были чуть нахмурены, выдавая неудовольствие. – Кто позволил вам поднимать такой шум в церкви?
– Карл… Прошу прощения, брат Карл. Мальчик перепутал меня с кем-то из своих знакомых и ужасно расстроился. Мы уже уладили это недоразумение.
– Вот как, – коротко промолвил Карл и перевёл на Мореля взгляд, обычно мягкий, но приобретший стальной оттенок в эту минуту строгости. – Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь, но если будешь шуметь, тебе придётся уйти.
– Я понял, падре, – покорно опустив голову, ответил Лоран. Тот коротко кивнул и удалился к новоприбывшим прихожанам.
– Пойдём лучше в сад, – сказал светловолосый (как заметил Морель), нервно перебирая в своих тонких нежных пальцах агатовый розарий. А в том, что они нежны как у Париса, он не сомневался. О боги, какие знакомые руки! До каждой линии, до последнего изгиба знакомые. Быть может, это поразительное совпадение… или… это брат Париса?!
Насколько Лоран знал, Линтон был родом из Лондона, но вот Парис никогда не рассказывал о своей семье. Вполне возможно, что это его брат-близнец! Вот так встреча!
– Святой отец, позвольте спросить… – нерешительно начал Лоран, в душе уже стыдясь своей вспышки возле исповедальни.
– О чём, сын мой? – с непоколебимым спокойствием отозвался священник, неторопливо ступая по мягкой влажной траве по направлению к тому самому терновнику, в котором Лоран себя и обнаружил всего каких-то полтора часа назад.
– Вам знаком человек по имени Парис Линтон?
– Да, похоже на то, – остановившись, слегка вздохнул тот, – Я догадываюсь, что вы говорите о моём брате, хотя Линтон – это фамилия нашей матери. По отцу мы – Роззерфилд.
– Вот оно что… – пробормотал Лоран. – Весьма неожиданно. Я и не подозревал, что у месье Париса есть брат-близнец. Как вас зовут?
– Моё имя Габриэль. Габриэль Роззерфилд. Прошу тебя, милое дитя, расскажи мне о Парисе: как он поживает и пребывает ли сейчас в добром здравии? Я давно не виделся с ним и уже думал, что потерял из виду вовсе.
– Сейчас он премьер и проживает во Флоренции вместе со мной, моим наставником и месье Дегри, который держит частную балетную школу, – ответил Лоран, размеренно прогуливаясь вместе со священником по саду, вернее, по тому, что должно было стать им в ближайший месяц: несмотря на довольно тёплую погоду, деревья пока не стремились выпускать наружу нежные почки, а свежая трава не восставала из земли зелёными стрелами для радости глаз. Пожалуй, единственным бодрствующим цветком в этом сонном царстве был Габриэль, чьи похожие на лилии руки продолжали терзать розарий, а на прекрасном лице помимо безмятежности – так свойственной служителям Бога – застыло выражение какого-то непостижимого, едва заметного страдания.
Мореля не оставляло ощущение, что он натянут, как тетива. Юноше даже захотелось коснуться его, чтобы удостовериться в своей догадке. Но он, конечно же, не стал этого делать.
– Насчёт здоровья я не могу ничего сказать точно, но он редко когда отменял занятия, – заключил Лоран, внимательно следя то за руками, то за лицом Габриэля. – Что с вами, месье?
– А… о чём ты? – Роззерфилд вопросительно посмотрел на француза.
– Мне показалось, что вы чем-то взволнованы, – просто ответил Лоран, глядя, как он, скрыв аквамариновые глаза за ресницами, опустил взгляд в землю.
– Нет, тебе… показалось, сын мой.
Нельзя лжецу иметь такие честные руки.
– Я благодарю вас за исповедь, отче, – сказал Морель, сглаживая неудобный момент, – Я боялся, что ни один священник не захочет простить мне мои ужасные проступки.
– Но почему ты их совершал? Я до сих пор не могу поверить, что ты – такой красивый юноша, с таким невинным взглядом, сделал всё это, – в глазах Роззерфилда угадывалось такое искреннее непонимание, что Лоран не удержался от тяжёлого вздоха, преодолевая секундное стеснение в груди.
– Не всегда мы делаем то, что хотим. В одних случаях эти поступки совершал мой внутренний дьявол, а в других – я сам, под влиянием обстоятельств или силы. Но после мне каждый раз было ужасно больно от осознания того, что я натворил – вольно или невольно. Я проклят, отец мой, именно поэтому убиваю, внутренне даже не прикасаясь руками к жертве и её крови. Не хочу этого делать, но делаю. Я могу кого угодно обмануть своим лицом, но только не себя.
– Я понял, – сказал Габриэль, и, остановившись, продолжил, глядя Лорану в глаза:
– И я хотел бы тебя кое о чём попросить.
– О чём, святой отец? – спросил Морель.
– Не говори Парису о том, что встретил меня.
– Но почему? – не понял француз, но дальнейшие вопросы пресёк знакомый и полный тревоги голос.
– Наконец-то я тебя нашёл! Что ты здесь делаешь?! – Андре, запыхавшийся и уставший от явно продолжительных поисков, схватил Лорана за плечи и слегка встряхнул.
Карл, который, по всей видимости, послужил ему проводником, скромно стоял за плечом Романо, переводя взгляд своих безмятежных глаз с юноши на Габриэля. Само спокойствие и самообладание – настолько бесстрастных людей Лорану ещё не приходилось встречать.
– А вы… – начал Андре, и, подняв взгляд на лицо Габриэля, осёкся.
– Познакомься, Андре – это отец Габриэль, – поспешил представить человека Лоран. – Он и отец Карл помогли мне прийти в себя.
– Габ?.. – начал Романо, но юноша, схватив его за руку, быстро потянул к раскрытым наружу кованым воротам.
– До встречи! Спасибо за помощь! – крикнул он.
– Куда ты меня тащишь?! Это невежливо – вот так уходить! – возмутился Андре. – Что на тебя нашло?! – он уже не понимал, что вокруг происходит.
– После объясню, – прошипел Лоран, не сбавляя шага. – Это не моя тайна.
– Тайна?
Всю дорогу, пока они добирались до поместья, стояла тишина. Лоран молчал как могила, сколько бы Андре ни пытался уговорить его рассказать, в чём дело. И в конце концов Романо оставил эту затею. Потому что в принципе сам всё прекрасно понял – ведь тот священник в церкви Святой Маргариты был абсолютной копией Париса. Иначе говоря – братом-близнецом. Но вот почему Лоран так странно себя ведёт, словно ему государственную тайну доверили?
Стукнув дверным молотком, Андре дождался, пока горничная откроет, а после вместе со своим подопечным вошёл в дом.
Наставники находились в гостиной, перед горящим камином. Эйдн, как обычно, сидел в кресле с книгой на коленях, закинув ногу на ногу, а Парис – явно взволнованный – ходил туда-сюда по комнате.
– Успокойся уже. От твоих тревожных флюидов я одну страницу читаю уже полчаса, – негромко сказал Эйдн, переворачивая вышеупомянутый лист.
– Сейчас уже девятый час, а Лоран пропал неизвестно куда, – отозвался Парис. Несмотря на сдержанный тон, в голосе проскальзывали нотки беспокойства.
– По-моему, Андре даже так не волнуется за него, как ты, – хмыкнул Эйдн, – Конкуренция, а?
– Помолчи! – прошипел Линтон, – какой же ты несносный.
– Зато реально смотрю на вещи, – ухмыльнулся тот, плутовато сощурив чётко очерченные ресницами, словно у египетского фараона, глаза.
Когда мне, наконец, надоело прислушиваться к их разговору, я подтолкнул тоже замешкавшегося Лорана в спину и ступил в гостиную, мгновенно прерывая беседу своих учителей.
Однако, вопреки всем ожиданиям, Парис проявил более чем умеренную эмоциональность по поводу возвращения пропавшего сожителя:
– Слава богу, вы нашли его, – он подошел к Морелю и – наверное, впервые за всё время – прикоснулся к нему, взяв за плечи:
– Как вы себя чувствуете, дорогой друг? Где вы пропадали?
– Я хорошо себя чувствую, благодарю. А был я… – юноша замялся. Он не помнил названия той церкви.
– Я нашёл его в Сент-Маргарет, – сказал Андре, видя, что протеже затрудняется ответить. – Он был с приходскими священниками – преподобным Карлом и вашим брато …
– Андре! – яростно округлив глаза, воскликнул Лоран, но было поздно – Парис уже понял.
– Моим братом? Что зна… Ты видел Габриэля?! – он впился в глаза Морелю требовательным, вопросительным взглядом.
– Да, – ответил Лоран, укоризненно косясь на своего наставника. – Он приходской священник в той церкви.
– Габриэль? Священник? – удивлённо, даже с некоторым недоверием снова переспросил Линтон. – Не может быть… – Тут из кресла раздался смех. Эйдн захлопнул книгу и бросил её на стоящий неподалёку диван.
– Габриэль? Священник? – продолжая посмеиваться, он покачал головой, словно говоря: «Куда катится мир». – Похоже, он не сильно поумнел за восемь лет.
– Дегри! – неожиданно свирепо рыкнул Парис и снова повернулся к ученикам:
– Спасибо, что сказали мне об этом. Я непременно должен увидеться с ним, – он отвернулся и прошествовал обратно к камину. – Подумать только – Габриэль, в Вестминстере! Никогда не думал, что он окажется здесь!
– Почему же? – с иронией в голосе осведомился Эйдн, подпирая черноволосую голову рукой.
– Потому что считал, что он будет жить в унаследованном после смерти отца доме.
– С вашего позволения, мы пойдём, – с присущей ему скромностью, сказал Андре, в глазах у которого, как и у Лорана, отражалось по крошечному каминному огоньку. Сейчас они были как никогда похожи – оба с рассыпанными по шее и плечам изысканными кудрями и по-ангельски полуопущенными усталыми веками, только разного возраста. И впрямь как братья.
– Да, разумеется. Я рад, что всё хорошо закончилось, – ответил Парис. Те кивнули и удалились.
– Я думал, что после того ужасного случая с похищением и бесконечной бумажной канители с наследством, он, наконец, успокоился и стал счастлив, – продолжил англичанин, опускаясь на диван напротив Эйдна. Переплетя пальцы, он сверлил их взглядом, и итальянец подумал, что когда дело доходит до Габриэля, Парис становится совершенно беспомощным.
– Думал… Значит, ты плохо знаешь своего брата, – глядя на огонь, отозвался Дегри. Тьму непроглядно-агатовых глаз не могло разогнать даже пламя, лишь отражаясь там, как на поверхности чёрного зеркала.
– То есть? – возмутился Парис. – Хотите сказать, что я не прав?
– Именно, mon cher, именно.
– Почему вы так уверены в этом?
– Я ни в чём не уверен, я уже говорил тебе. Уверен я лишь в том, что мне достоверно известно, а именно, что Габриэлю не нужны деньги и то ничтожное наследство графа, и никогда не было нужно. Он сам сказал мне об этом.
– Когда?? – Парис был в недоумении. И когда только этот лукавый успел выведать у его брата что-либо?!
– О, давно, друг мой, – непринужденно улыбнулся Эйдн. – Ещё восемь лет назад.
– Подумать только… – прошептал Линтон. – Пускай так, но за эти годы могло многое измениться. Ты сам говорил мне об этом.
– Я и не спорю. Наверняка знать никогда нельзя. Но существуют люди, которых время если и меняет, то незначительно. Да, они могут стать умнее, да, они могут приобрести жизненный опыт, но по сути останутся всё теми же. И Габриэль – один из них.
– И что ты предлагаешь мне делать? – вздохнув, спросил Парис. – Не видеться с ним?
– О нет, совсем наоборот, – ответил Эйдн. – Ты должен пойти к нему – расставить все точки над «i». Ты думал, что проблема была решена уже давно, но нет. Она до сих пор висит мёртвым грузом над тобой и твоим братом. В особенности над ним. Иначе бы он не избегал встреч с тобой и не наказывал Лорану молчать о том, что он здесь.
– Но…
– Да, Парис. Вы должны встретиться и поговорить, – премьер протянул руку и накрыл ладонью пальцы Париса. – Уверен, ему есть о чём рассказать тебе.
– Лоран, ты не видел мою рубашку? – спросил Андре, осматривая полки в платяном шкафу. Лоран молчал.
Они находились в комнате Романо и готовились ко сну. Возможно, было рановато – всего лишь десять вечера, но сегодняшний день выдался крайне насыщенным событиями и эмоциями, и потому Лоран ощущал себя совершенно вымотанным и донельзя уставшим. Однако, несмотря на это его обуревало странное волнение. Было ли это следствием пережитого страха и удивления, связанного с обрядом экзорцизма и встречи с Габриэлем, или лишь злостью по отношению к наставнику, которая колола его как тонкая игла, но Морелю было неспокойно. Можно было бы взять сейчас скрипку и превратить это лёгкое возбуждение в музыку, но ему было лень.
Юноша стоял напротив окна, бездумно оглядывая мрачный, но не лишённый почти готической красоты уличный пейзаж, продолжая молчать и игнорировать Романо.
– Лоран? – так и не дождавшись ответа, Андре подошёл к нему. – Что случилось?
– Ничего. Зачем ты сказал Парису о брате?! – раздражённо спросил Лоран. – Кто тебя просил?
– Я случайно сказал. Как-то не подумал. Да и потом – что страшного в том, что Парис будет знать, где сейчас находится его близнец? Они же братья, – возразил тот.
– Если Габриэль просил не говорить ничего, значит надо было сделать, как он сказал. Это совершенно не наше дело, раз он не хотел встречаться с братом, значит, у него были на то свои причины.
– Откуда мне было знать, что он о чём-то тебя попросил? Ты даже не сказал мне ничего!
– Я хотел сказать тебе, но ты сразу потащил меня в гостиную, – огрызнулся француз. – И почему ты никогда меня не слушаешь…
– Ладно, прости, я сглупил – сказал не подумав. Больше не стану вмешиваться в это дело, – сказал Андре, которому уже порядком надоело препираться со своим протеже по совершенно идиотской – на его взгляд – причине.
В ответ – тишина. Морель продолжал упрямо таращить синие глаза куда-то в неопределённую даль за стеклом, плотно переплетя руки на груди, покрытой атласным, карамельного цвета халатом.
– Лоран? – позвал его Романо, осторожно обнимая рукой за узкую талию и привлекая спиной к себе. – Ты меня слышишь? – дуется, как дитя малое. – Лора-ан… – наклонившись, Андре лизнул кончиком языка нежную мочку уха. Если уж дразнить, то до конца.
– Уйди, я зол на тебя, – пробурчал тот, дёрнув головой, и Андре едва подавил желание громко расхохотаться. Боже, какой он милый, когда злится, просто прелесть.
Усмехаясь, итальянец провёл языком ещё раз, только уже по изгибу шеи.
– Я же сказал!.. – резко повернувшись, начал Лоран, но договорить не сумел, оглушённый глубоким, чуть грубоватым поцелуем, чувствуя, как сильные пальцы крепко обхватывают его запястья, не давая пустить в ход кулаки. Сделав шаг назад, он уперся затылком в оконное стекло. От обнаженной кожи Андре исходило волнующее живое тепло, а лёгкий ветерок дыхания щекотал губы.
«Чёрт возьми, он ещё и без рубашки», – с лёгкой досадой подумал Морель, будучи в полной растерянности – то ли сдаться и оттаять, то ли дальше прикидываться обиженным. Он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо и загорелись щёки, выдавая смущение и беспомощность перед этим яростным напором. Оказывается, иногда покладистый Андре может быть порывистым.
– Ты прелестен, любовь моя, – прошептал Романо, скользя губами по щеке своего протеже и чувствуя, как разжимаются кулаки в его пальцах, а вслед за этим по изящному, пленительному телу проходит еле заметная дрожь, выдавая желание его красноволосого Амати.
– Ты что делаешь! Прекрати и оденься уже! – опомнившись, процедил Лоран сквозь зубы, пытаясь отпихнуть от себя любовника. Но Андре явно не собирался сдаваться:
– А что – тебя смущает мой вид? – сграбастав хрупкого подростка в охапку, поинтересовался он.
– Ещё как смущает… – проворчал Морель, прижавшись щекой к плечу Андре и будучи даже не в силах пошевелиться – так крепко стиснул его Романо в объятиях.
– Как барышня, ей-богу, – хмыкнул тот. – С чего это вдруг тебя на истерики пробило? Ты раньше никогда себя так не вёл.
