Текст книги "Скрипка для дьявола (СИ)"
Автор книги: Kaede Kuroi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 49 страниц)
Приняли приглашение маркиза мы лишь потому что нам нужно было проникнуть на его территорию и я был настороже, не спуская с Лорана глаз ни на минуту. Ведь Дюбуа состоял в ордене, и, как я замечал, с первых минут сверлил Мореля неопределенно-пристальным взглядом, в котором сквозило отчаянное узнавание и, может быть, смятение.
Без оттенка темных чувств не обошлось и на фронте у стены. Судя по всему, Парис пустил в ход свою убийственную красоту и обаяние вкупе с отточенными манерами, поскольку вид у Дюбуа был ошарашенный. Он восхищенно смотрел на молодого мужчину, ликом равного юноше – чьи тонкие черты хранили в себе чудовищной силы пленительную гармонию – не замечая, что бокал с шампанским опасно накренился в руке и грозит в любое мгновение пролить золотистый напиток на дубовый паркет пола.
Ах, Парис... И зачем существуют столь невыносимо, непозволительно красивые создания, как ты? Величайшая насмешка природы – красота: она может быть злой, но лишь при одном ее виде сердце переполняется болезненной любовью, жаля и терзая твой дух и тело в мучительно-сладостной пытке, разжигая внутри яростный огонь, кажущийся смертельным.
О да, у нас все получится. Я в этом уверен.
Лорана наконец оставили впокое и он, глубоко вздохнув, вновь откинулся на спинку обитого золотистым бархатом с набивным узором из тюльпанов дивана и пристально посмотрел на меня.
Я направился к нему и сел рядом.
– Ты выглядишь сонным. Тебе здесь скучно? – осведомился я, скользя взглядом по разглагольствующим гостям, а после вновь переводя его на притихшего Амати.
– Не совсем. – ответил он и зевнул, прикрывая рот ладонью. – Но я бы хотел уйти отсюда.
– Почему?
– Мне здесь непривычно. Я бы предпочел остаться с тобой наедине, либо же один.
– Потерпи немного. Если уйдем сейчас, то можем пропустить момент, когда маркиз начнет ужин, а именно на него назначена наша задумка.
– Я знаю, но...
– Что?
– Пойдем, – он встал с дивана и направился через всю гостиную к выходу: юный темнокудрый Гиацинт в сюртуке из черного с золотом бархата, буквально светящийся молодостью и энергией.
– Постой, ты куда?..– мне ничего не оставалось, как подняться и последовать за ним. По дороге я вынул из кармана часы на цепочке и бросил взгляд на время. Оставалось каких-нибудь двадцать минут до начала судьбоносной трапезы.
– Лоран...– я уже отчаялся остановить его, и шел следом, мимо разодетых в пух и прах гостей, выскальзывая из комнаты и окунаясь в сумрачную прохладу пустых коридоров.
Он открыл дверь и прошел в темную комнату, по виду напоминавшую кабинет, или, возможно, небольшую библиотеку.
– Послушай меня, я понимаю, что ты не любишь эти приемы, но речь идет о твоей свободе. Если мы не вернемся...– начал я, но закончить не смог: Лоран внезапно набросился на меня так жадно, что я первое мгновение невольно испугался.
Крепко сжимая его в руках за голову и углубляясь в горячую влагу поцелуев, я пытался заставить себя очнуться и отодвинуться. Что скрывать – я сам был не лучше его: близость с Лораном была моей слабостью. Променять нежный плен этих живых уст на холодную пустоту минут ожидания? Да никогда! Каждый раз мне хотелось привлечь это прелестное создание как можно ближе к себе и целовать, целовать, целовать...
– Лоран, сейчас не время...– сказал я, чувствуя, как ловкие пальцы проворно скользнули за пояс брюк, с каждой секундой все больше доводя меня до края терпения, – Ты слишком перевозбудился, успокойся.
Но он, пробормотав что-то вроде: «Знаю, знаю», продолжал осыпать меня лепестками своих лобзаний.
– Лоран...– протестующе простонал я, содрогаясь от чертовски волнующих ощущений его объятий и прикосновений.
Обхватив за тонкую талию и вдыхая сладостно-пряный аромат каштановых ренессансных локонов, я выгнул его по себе дугой назад, терзая белый платок на тонкой шее, чтобы наконец ощутить губами это шелковое прикосновение его алебастровой кожи. Скажете, я – эротоман? О нет. Просто я любил так, как не любил еще никогда, и в этом все дело. Вся моя страсть – темная и светлая, была заключена в одном-единственном человеке: маленьком соблазнителе с нежными устами и свеже-розоватого оттенка щеками, что так легко похитил мой смех и мою душу.
Но времени было слишком мало. Никто не должен ничего заподозрить, а привести себя в порядок и вернуться незаметно для всех в гостиную за столь короткий срок было нереально.
– Нет, любовь моя, нет. – прошептал я, пытаясь остановить Лорана, но тот словно назло мне еще больше распалялся. Обычно он более покорен. Что же случилось на этот раз?
– Кажется, я давал понять уже, что люблю Лорана, а не тебя. – проронил я, огорошенный внезапной догадкой. Морель поднял голову.
Да, как я и предполагал, это оказался вновь проснувшийся Асмодей. Oddio (Боже мой), только этого не хватало!
– Я – тоже Лоран. Не любить меня – это все равно что распилить его пополам и таскать за собой мертвую половину, – растянул губы в усмешке чертенок, – Но кому это надо...
– Ты же ушел навсегда, разве нет? – нахмурился я, – Зачем ты снова объявился?
– Я ушел бы навечно, если бы вы послушались меня, мой возлюбленный учитель, – тускло блестя глазами в полутьме, ответил он, – ...и оставили бы меня впокое. Но вы – гедонистичный глупец, решили оставить полюбившуюся зверушку в своей постели.
– Ты просто невыносим, – процедил я сквозь зубы, слегка задетый его более чем интимными метафорами, – Я не оставил Лорана не потому что мне не с кем провести ночь, а потому что люблю его.
– А так ли уж различны эти понятия в ваших отношениях? – хмыкнул Монстр.
– Физическая часть естественна, поскольку мы состоим из плоти и крови, – возразил я, – Я не вижу смысла в этом разговоре сейчас. Прекращай меня провоцировать и выкладывай, зачем явился.
– По сути, вы – все та же грубая деревенщина, какой были до вступления в верхи общества...– протянул Асмодей, и, увидев мой раздраженный взгляд, продолжил: – Вы и впрямь глупец, раз воспринимаете меня в штыки. В конце-концов, я не кочующий бес, способный вселяться во всех без разбору и мне нет смысла причинять вред ни телу Лорана, ни тем, кто его защищает. Или я не прав?
Я промолчал, ожидая продолжения. Не получив ответа, Монстр вновь заговорил:
– Хм...Раз вы не желаете со мной разговаривать, то и я ничего вам не скажу. Счастливо оставаться...
– Постой! – сдался я, – Ты должен сказать, чего хотел.
– Я ничего не должен своим врагам, – с кривой ухмылкой отозвался тот. – А ведь я – ваш враг, не так ли?
– Нет...вернее... Я тебя ненавижу из-за того, на что ты толкал Лорана столько раз, причиняя ему невыносимую боль. Зачем?!
– Затем, чтобы получить того, кого вы так обожаете, – промолвил Монстр, с легкой жалостью глядя на меня, – Ни за что не поверю, будто вы не знаете, что душа закаляется в трудностях и страданиях, подобно искуплению Христом грехов всего рода человеческого. Тот ангел вашего Амати ничто без меня – сопливый наивный тюфяк, также, как и я был бы ничем без ангела – неизбежно разрушающее себя чудовище. Однако, даже являясь всего лишь половиной вашего ненаглядного Антихриста, я не намерен терпеть оскорбления. Отныне я буду помогать вам лишь по принципу: «услуга за услугу». – он был заметно рассержен и насмешливо-ироничен одновременно, словно оратор в зале суда.
– Ладно, хорошо, – согласился я, кляня себя за несдержанность. – Чего ты хочешь, исчадие ада?
– Вас, – нахально заявил бес.
– Исключено! – отрезал я, – Ты все никак не уймешься?
– Ну, как хотите, – пожал плечами дьявол, – Мое дело предложить, а раз вы отказываетесь, то разговор окончен. Не бывает односторонних сделок.
– Ты мелкий паршивец...– прошептал я.
– В вас говорит бессилие, возлюбленный наставник, – язвительно улыбнулся бесенок, – И я прав. Вы знаете, что прав. Вам ли не ведать о своих чувствах лучше меня?
– Поцелуй. – сказал я, – Не более того.
– Ладно, – легко согласился тот, – Но у меня встречное условие: вы поцелуете меня так, чтобы я поверил в вашу любовь, несмотря на то, что это иллюзия. Сможете – прекрасно, не сможете – ничего не узнаете.
– Ты издеваешься?! – вновь разозлился я, – Как я могу...нет, это... Я же не люблю тебя, поэтому никак не смогу заставить тебя почувствовать несуществующее. Ты просишь невозможного.
– Вы действительно трус. Даже не попытавшись, уже говорите о невозможном, – с кривой усмешкой проронил Асмодей, и, развернувшись, направился к выходу. – Вы меня разочаровали...
– А ну, стой! – я схватил его за плечо. Тот обернулся и я вдруг растерялся под его вопросительно-пронзительным взглядом.
Мое существо разрывалось в сомнениях: отпустить его или продолжить дальше свои бессмысленные диатрибы [4], пытаясь воззвать к его совести и пониманию. Но одновременно, краем сознания, я знал, что это бесполезно.
Через мгновение наши губы глубоко сплелись, вызвав у Лорана сдавленный, немного изумленный стон.
– «Я – тоже Лоран. Не любить меня – это все равно что распилить его пополам и таскать за собой мертвую половину...».
Я обнял его, прижимая затянутые в черный бархат руки к субтильному телу и привлекая к себе вплотную, чувствуя, как узкие ладони легли на мои бедра и замерли в этом подобии объятий. Его губы слегка дрожали и имели солоноватый привкус.
– «...Ему нравится ощущать тебя, Он тебе мстит, но до сих пор даже не предпринял попытки тебя убить...».
Я понял, что это были слезы.
– «Это значит, что не только моя живая половина принадлежит тебе»...
Когда мы вернулись к остальным гостям, ужин уже был подан. Завидев нас, Эйдн сделал манящий жест рукой и выдвинул стул рядом с собой.
– Пойдем, – сказал я как-то странно притихшему Асмодею. Вопреки моей неприязни к его натуре, мне хотелось взять этого лукавого Денницу за руку. Быть может, меня точила вина, но я не мог выкинуть из головы его слез – этих мимолетно скользнувших по щекам дорожек со вкусом моря. Слезы... Кто бы мог подумать, что дьявол может плакать.
– В следующий раз, как вздумаете сбежать в уединенное местечко, сообщайте о своем уходе...– невозмутимо и едва слышно проронил Эйдн, расстилая хлопковую белоснежную салфетку на коленях, – ...Вы чуть не сорвали нам всю операцию.
– Извините, наставник, – тихо ответил я, – Мы учтем.
Я едва ли слышал его. Я думал о том, что прошептал мне Лоран, когда наши губы разомкнулись.
– «Лучше уходите. Лоран никогда не станет твоим», – сказал он, – «Ты слабее памяти».
Я попытался его переубедить, но демон только качал головой. Пытался выяснить, почему он так решил, но бес молчал.
«Ты слабее памяти...»
Что он хотел этим сказать?
– Итак, господа и дамы, леди и джентльмены, я счастлив приветствовать вас на моем скромном приеме! – поднявшись со своего места, провозгласил Дюбуа, – Но на самом деле, даже у такого маленького праздненства есть повод – присуждение мне рыцарского статуса за государственные заслуги перед Его Высочеством...
Лоран сел напротив меня и едва заметно скосил взгляд на фужер с вином. Я знал, что сейчас будет. Он вытянет руку над бокалом, делая вид, что берет салфетку, а на самом деле...
– Так поднимем же бокалы в честь Его Высочества Наполеона III и его щедрость!
– «За Наполеона!»
– «За Наполеона!» – доносилось со всех сторон.
Я молча наблюдал, как Амати поднимает бокал и беззвучно шевелит губами.
– «За меня», – прочитал я по ним, после чего Лоран залпом выпил пол-фужера, и, замерев на минуту, медленно поставил его на стол, после чего вдруг захрипел и схватился за горло.
У меня на лице не дрогнул ни один мускул, поскольку я знал, что он всего лишь притворяется. Но даже будучи осведомленным, мне было немного жутковато наблюдать, как хрипит, стремительно бледнея, мой Амати.
– Лоран! – Парис, с испуганным выражением лица метнулся к нему. Эйдн тоже поспешил подойти.
Спектакль. Черная комедия про смерть во имя жизни.
– «Лекаря! Лекаря, скорее!» – вокруг задыхающегося юноши столпились гости. Лоран уже побледнел, как полотно и – я очетливо видел это, его глаза слипались, так что активно имитировать удушение ему становилось все труднее и труднее.
– Лоран! Очнись, Лоран! – Парис тряс его за плечи, но Морель неумолимо засыпал. Наконец, его веки сомкнулись и он обмяк в руках у Линтона.
– Врач! Всем разойтись – я врач! – к нам, через испуганно галдящую толпу, протолкался сухопарый, высокий человек с рыжеватой бородкой и русыми жидковатыми волосами.
Схватив Лорана за запястье, а после за горло, он на миг замер, а после сказал:
– Похоже, мальчик мертв.
– Mon Dieu, этого не может быть! – сам Дюбуа метнулся к похолодевшему Амати, но сколько ни хватал его за руки, пульса разобрать не мог. Да и никто не смог бы, находясь в таком паническом состоянии. – Не может, не может...только не в моих стенах!
– Если вы позволите, я бы хотел поговорить с вами, маркиз...– негромко сказал Эйдн, подходя к столу и беря с него бокал Лорана с недопитым вином. Мигом смекнув, к чему тот клонит, Эльбренхам нервно сглотнул и проследовал за ним из гостиной, по пути сказав дворецкому, чтобы тот распорядился и тело мальчика отнесли в одну из комнат до прибытия священника.
Дюбуа колотила нервная дрожь и пробивал холодный пот. Он не мог понять, почему умер именно этот ребенок и почему именно в его доме.
Они зашли в комнату и тут же двое лакеев сюда внесли тело Лорана и, опустив на кровать, вышли.
– Вы...Зачем вы это сделали...– приперев толстяка к стенке, тихим и угрожающим голосом спросил Эйдн, пока я – изображая убитого горем друга, сидел возле впавшего в краткосрочную кому Мореля, и, спрятав лицо в ладонях, всеми силами изображал плач.
– Я не понимаю, о чем вы...прошу вас, поверьте мне! – маркиз замахал руками, словно пытаясь отречься от всего того, что с ним происходило.
– Вы хотите сказать, что не в вашем доме и не из вашего бокала этот мальчик выпил яд?!! – закричал Эйдн, указывая на неподвижного мертвеца.
– Я не верю... Этого не должно было случиться... Этого нет...– забормотал я, вхлипывая и покачиваясь из стороны в сторону, добавляя в атмосферу еще больше электричества. Сквозь просветы между пальцами я увидел, что выдержка Дюбуа изменила: у него подогнулись колени и он закричал:
– Я не травил его! Это не моя вина!
– Вы думаете, я вам поверю, зная, что вы преследовали его?! – рыкнул Дегри.
– Я не...
– Так вы еще и это отрицаете?!
– Нет! Но...
– Жалкий трус! Будьте уверены – все узнают о том, что произошло в этом доме! – отрезал Эйдн, делая вид, что собирается уйти.
– Нет, постойте, прошу вас! Я сделаю что угодно, только сохраните это в тайне! Моя репутация...если об этом узнают газеты, мне не отмыться... Умоляю вас, месье...
Как и ожидалось. Все так, как и рассчитывал Эйдн.
– Умоляй не меня, а того мальчика, которого уже не вернуть! – процедил Эйдн дрожащим голосом, словно тот предательски выдавал едва сдерживаемый плач, и я подивился тому, как натурально он играет свою роль. Можно было и в самом деле подумать, что он обезумел от горя и ярости за смерть своего ученика.
– Я все понимаю... Я исполню любую вашу волю, сир, только прошу, пожалуйста...– я с состраданием наблюдал, как этот заплывший аристократ был готов упасть перед Эйдном на колени, что он, к слову, и сделал, лишь бы спасти свою репутацию – сохранить иллюзию своей непогрешимости кипельно-белой, хотя сам уже давно повяз по уши в грязи.
Наконец, премьеру надоел этот цирк и он процедил:
– Встать.
Тот поднялся, отряхивая колени.
– Вы подпишете контракт, маркиз, – продолжил Эйдн, глядя на него сверху вниз потрошащим взглядом непроглядно-черных, словно бездна, глаз, – Об обязательстве исполнения любой моей воли и неразглашении всего того, что сейчас происходит в стенах этой комнаты. Своим гостям можете сказать, что Лоран выжил и все дело в аллергии на тот сорт вина, что был в его фужере.
– Так значит, вы согласны? – ослабшим голосом пробормотал Дюбуа, глядя перепуганными, все еще неверящими глазами на высокого черноволосого джентльмена, от воли которого зависело теперь все, на чем держался его маленький роскошный мирок.
– Да.
– Чего вы хотите?
Эйдн молчал, глядя, как он садится и пишет обязательство на принесенном слугой листе бумаги. Короткопалая рука с зажатым в ней пером ходит ходуном, выдавая панику ее хозяина.
– Скажите же, чего! Я все выполню, даю слово! – не выдерживает он в очередной раз, – Прошу вас, месье, не мучьте меня. Я больной человек, у меня слабое сердце...
– Вы раз и навсегда исчезнете из нашей жизни, – оборвал его Дегри, – И перестанете приследовать Лорана и всех, кто бы ни был связан с нами. Для вас и сторонников вашего ордена мы все мертвы. Вам все ясно?
– Да, – прошептал маркиз.
– Прекрасно. А теперь напишите все, что вы обязуетесь выполнить, месье.
– Хорошо, – маркиз записал требуемые фразы, поставил свою подпись и заверил личной печатью. – Хотя я не понимаю...смысла вашей просьбы... Мальчик ведь и так...м-мертв, а вас наша организация и не приследовала никогда.
– О, это уже не ваша забота. А я сторонник гарантий с запасом. И учтите, Дюбуа – если вздумаете нарушить данное слово...
– Нет! Ни в коем случае! Прошу вас, уходите! Похороны я оплачу, не беспокойтесь об этом...
– Не стоит, Дюбуа, не стоит... Ваших денег нам не нужно. Прощайте, – Эйдн, поманив меня и Париса за собой, вышел из комнаты. Я и Линтон последовали его примеру.
Держа холодного Лорана на руках, я испытывал странное чувство, которому было невозможно подобрать названия. Я словно находился в вакууме. Наверное, именно так ощущает себя узник, впервые оказавшийся на свободе.
______________
Ехали до пансиона мы молча. Даже я ощущал ту тошнотворность спектакля, который нам пришлось разыграть ради того, что дороже всего каждому человеку – свободы.
Довольно неубедительный, бездарный спектакль, но которого хватило, чтобы обвести вокруг пальца привыкшего к безмятежности Дюбуа.
– Господи боже, никогда еще я не был так унижен...– прошептал Эйдн, устало прикрыв глаза.
– Унижен? – переспросил я, хотя смутно подозревал, о чем он говорит.
– Нет ничего более мерзкого, чем опозорить невиновного человека ради своей выгоды.
– Не такой уж он и невиновный. Один из самых жалких людей, которых мне приходилось встречать, – возразил я, желая хоть как-то скрасить его горечь.
– Может быть он и жалок, но это не делает его убийцей Лорана, – покачал головой Парис, поддерживая Эйдна, – А мы заставили его поверить именно в это. Сложно объяснить словами, Андре. Думаю, ты сам можешь это понять.
– Да, – кивнул я, невольно комкая в пальцах бархатную ткань на спине спящего мальчика. Как бы я ни ненавидел все то, что связано с орденом, сломавшим моего возлюбленного Амати, но не мог отделаться от жгучего, потрошащего чувства снедавшей меня совести.
– Успокойся. Несмотря на то, что нам пришлось поступить далеко не честно, мы ничего не отняли у этого человека, – коснувшись моей руки, мягко сказал Парис, – Мы лишь разорвали таким образом все связи с орденом. А любой разрыв, даже такой специфический, не проходит безболезненно.
Я был с ним согласен и потому – покрепче обхватив руками спящего, попытался отогнать от себя мрачные мысли. В конце-концов, теперь Лоран свободен физически. Осталось лишь собрать воедино его душу и тогда...
Я не знал, что будет тогда и мне не хотелось размышлять сейчас на эту тему. Мне не хотелось вообще думать о чем-либо и поэтому, когда ощутил приятную близость объятий Морфея, с облегчением закрыл глаза, чтобы спрятаться хотя бы на время от горького груза своих тяжелых мыслей.
– «Андре, у нас все получилось?» – было первым, что спросил у меня Лоран, открыв глаза.
– О...– я отвлекся от книги, которую читал и, отложив фолиант в сторону, поспешил подойти к нему, – Да. С тобой все хорошо? Как ты себя чувствуешь?
– Н-нормально. Только холодно и есть х-хочется, – запнувшись из-за пробравшего его озноба, ответил мраморно-белый Амати.
– Вот, – я набросил на него тигриную шкуру, в которую он с заметной радостью закутался, хотя в комнате было тепло и даже слегка душновато, – Пока грейся этим, а я скажу горничной, чтобы она принесла тебе горячего. – с этими словами я вышел из квартиры, а когда возвратился к Морелю и сел, намереваясь расспросить его подробнее о самочувствии и рассказать о том, как прошла операция, Лоран, словно маленький зверек, быстро юркнул в мои руки. Нос у него был просто ледяным и я даже слегка вздрогнул, когда он прильнул им к моей теплой шее, согревая и смыкая веки. Казалось, еще мгновение, и он замурлыкает от удовольствия.
– Как – опять спать? Ты же только что из своей летаргии вышел, – хмыкнул я, отыскивая под шкурой не менее холодные пальцы и скрывая их в своих ладонях, словно в горячем коконе.
– Я не сплю, я просто соскучился по тебе.
– Ты спал почти сутки. Это совсем немного для такой силы снотворного.
– Нет, не поэтому...– юный француз чуть отстранился, подняв на меня взгляд самого темного сапфира, – Я не знаю, почему так, но... в таком – искусственном сне, где нет ничего, кроме пустоты, ты ощущаешь себя безумно одиноким. И возвращение в мир реальности после этого Аида видится тебе ослепительно прекрасным и сочным. Даже твое тепло, Андре...если бы ты знал, каким восхитительным и живым оно мне представляется! Это величайшее наслаждение – быть живым и чувствовать другого живого человека.
– Ты изумительное, мудрое дитя, – поцеловав его в затылок, сказал я, закутывая посильнее в шкуру и обнимая за трясущиеся мелкой дрожью плечи. Лоран уже не боялся, что от этого озноба его сердце замерзнет и он умрет, потому был спокоен и безмятежен. – С этого момента все пойдет на лад. Ты теперь свободен, amor mio (любовь моя) и единственное, что нам осталось – это найти человека, который смог бы помочь тебе восстановить твою раздробленную душу.
– Всего-то! – насмешливо фыркнул Амати и я, с невольной улыбкой, щелкнул его по носу:
– Хватит куражиться. Завтра, ближе к вечеру, мы уезжаем. И так уже задержались в Париже куда дольше, чем планировали. Да и...– я испытал мимолетный холод, пробравшийся к сердцу, – ...думаю, не стоит испытывать лишний раз судьбу.
– Завтра? – Лоран быстро отстранился и уставился на меня изумленным взглядом.
– Да, а ты против? – поднял брови я. Он опустил глаза, словно отступая перед моей невинной фразой, и я поспешил вернуть ему уверенность: – Не бойся, скажи мне. У тебя были какие-то планы на завтра?
– Да, – наконец ответил он, – Я хотел посетить одно место в Париже. Неподалеку от Елисейских полей.
– Вот как? – слегка удивился я, – Хорошо. Но я пойду с тобой. Будет безопаснее, если до отъезда ты не будешь один.
– Я не уверен, что это хорошая идея, – тихо промолвил он.
– Почему?
– Потому что то место, куда я собираюсь – это кладбище. – его рот скривился в странной, неопределенно-грустной усмешке.
Кладбище Пасси было сделано в виде висячего сада и располагалось в шестнадцатом округе Парижа в обеспеченных кварталах на левом берегу, неподалеку от Елисейских полей. Его мы нашли не сразу – пришлось обойти холм и пройти через монументальные ворота, созданные Берже, к которым, прежде чем ступить на территорию погоста, Лоран как-то задумчиво, если не опасливо, прикоснулся. В этот час сюда мало кто забредал и вокруг стояла звенящая тишина. Только скрипели от редкого ветерка ветви старых каштанов.
– Тебе раньше не приходилось бывать на кладбищах, верно? – спросил я, наблюдая за ним.
– Да, – тихо, словно боясь повысить голос в этом месте, отозвался Морель, снимая с головы капюшон из толстого фиолетового бархата, отороченный мехом горностая. Вопреки установленной моде, цилиндры и шляпы он не любил, что я ему, как наставник, охотно спускал, считая, что собственный стиль важнее вечно несущихся куда-то тенденций. Волосы у него были сейчас стянуты черной лентой в хвост, являя взгляду соблазнительный изгиб изящно-лилейной шеи, берущей начало из бархатных складок плаща.
Тихий хруст тонкой корочки льда и заиндевевших листьев под ногами...
– Ты так и не сказал, зачем мы здесь, – решился я осторожно напомнить ему. Мы неспешно шли по аллее, отыкивая могилу неизвестного, которого Лоран захотел навестить перед исчезновением из Парижа, в чьих землях зима уже подходила к концу. На этом кладбище покоились только знаменитости и другая аристократия, поэтому вероятность того, что это могли быть его родители, я тут же отмел и почти одновременно с этим меня поколебало неприятное чувство от внезапной догадки.
– Ты пришел к нему?
Лоран остановился и посмотрел на меня. Его взгляд был каким-то странным и я бы не удивился, если бы выяснилось, что он вообще не услышал моего вопроса. Однако, это было не так.
– Да. Я пришел к Валентину. Я хочу попрощаться с ним.
Я молча смотрел на него, пытаясь скрыть свою буквально детскую ревность, невольно возникающую при одном только напоминании о рыжеволосом скрипаче, что оставил своим существованием такой глубокий шрам в сердце Амати. Я ничего не мог поделать с этим. Все бы отдал за то, чтобы Лоран раз и навсегда забыл о нем, о Валентине, о неведомом мне Вольтере, что – даже ступив в могилу, не хотел освободить его от своей любви.
– Андре...– Морель, словно желая мне что-то сказать, поманил к себе пальцем, и, когда я вопросительно склонился к его уху, взял мое лицо в руки и поцеловал в губы, а после, отстранившись, промолвил: – Не стоит ревновать, ведь он уже мертв.
– Мертв...– машинально повторил я. Лоран кивнул и мы продолжили путь.
Через некоторое время, устав бесцельно бродить среди надгробий, мы нашли смотрителя, и, выяснив, где могила Валентина Вольтера, довольно быстро нашли ее.
Это оказался довольно примечательный монумент, в виде каменного ангела из белого мрамора, что опустил голову, и, сцепив в молитве трепетные руки, возвышался над усыпанной цветами могилой. Розы и гвоздики – старые и уже почерневшие, а также новые – напитавшиеся морозом. Самыми свежими были белые лилии, покоившиеся поверх всех остальных подношений. Было видно, что это место навещали часто.
– Он писал прекрасную музыку, – словно почувствовав, о чем я думаю, сказал Лоран.
Я это знал, вспоминая, как переставало мне подчиняться сердце и чувства, когда Морель на своей скрипке воспроизводил мне композиции этого человека. Музыка, о какой раньше я даже помыслить не мог.
Имел ли я право в таком случае считать его недостойным своего ученика и возлюбленного, считать себя лучше, чем он?
Ни в коем случае.
Внезапно Лоран остановился и я, проследив направление его взгляда, понял, что не мы одни в этот безжизненный, голубоватый от сумерек час решили навестить могилу известного композитора.
За деревом на скамье, перед лицом статуи, кто-то сидел.
[1]Феа́ки (греч. Фαίακες) – народ в древнегреческой мифологии, живший на острове Схерия. Упоминается в «Одиссее» Гомера. Считался одним из блаженных народов, близких к богам, как и гипербореи, эфиопы, лотофаги. Описание жизни этого народа – постоянный праздник, без ссор, раздоров, власть царя, ограниченная советом 12 старейшин, – вероятно, была образом жизни неземной. В образе жизни и менталитете прослеживается утопичность.
[2]Гиацинт – в древнегреческой мифологии сын спартанского царя Амикла и Диомеды, либо сын Эбала. Юноша необыкновенной красоты, возлюбленный Аполлона (или Борея).
[3]Вилья́м Бугро́, урождённый Адо́льф Вилья́м Бугро́ (1825 – 1905) – французский живописец, мастер академической живописи, крупнейший представитель салонного академизма, автор картин на исторические, мифологические, библейские и аллегорические сюжеты, исполнял стенные росписи и портреты.
[4]Диатриб(ы) – резкая, обличительная речь.
Комментарий к Яд Джульетты. Иллюстрация: http://i12.beon.ru/63/40/2064063/28/100853028/0.jpeg
====== Каменный ангел. ======
Переложив букет нарциссов из одной руки в другую, Лоран скользнул за витую ограду, и, приблизившись к могиле, опустил его на холодное надгробие. А после повернулся и посмотрел на сидящего у дерева на скамейке человека.
Незнакомец был одет в плащ с глубоким капюшоном, так что ни очертаний его тела, ни лица разглядеть было невозможно. Лишь в тени капюшона тускло поблескивали глаза.
– Вы тоже пришли к маэстро? – спросил Морель и я испытал острое желание передернуться. Плащ напоминал мне об Ордене, с которым вновь сталкиваться, едва избавившись от него я не горел желанием. Этот тип казался подозрительным и мне не хотелось, чтобы Лоран с ним разговаривал.
– Да, – ответил человек. Несмотря на то, что его голос был тихим, мы отчетливо слышали каждое слово. Должно быть, это из-за кладбищенской тишины, – Я часто сюда прихожу.
– Вы поклонник Вольтера? – спросил я. Незнакомец повернул ко мне голову и я заметил мелькнувшее в недрах капюшона что-то белое. Лицо?
– Нет. Ибо поклоняться мне этому человеку было бы просто тщеславием, не более того. Я прихожу сюда из-за особенности этой могилы.
– Особенности? – я мимолетно взглянул на Амати и увидел на его лице оттенок тревоги...или беспокойства...
– Это одна из тех немногих могил, до которых Богу совершенно нет дела.
– Покажите свое лицо! – негромко потребовал Морель.
– Лоран...– начал я, надеясь предостеречь его от необдуманных действий. Одновременно, я не мог понять причин, по которым мой Амати так разволновался. Вступать в перепалку с человеком в плаще не представлялось мне радужной перспективой.
– Покажите!
Послышался негромкий смех.
– Какой требовательный мальчик. Ты совсем не изменился, Лоран, – со смешком промолвил безликий и я, намеревавшийся еще раз позвать Лорана, осекся. «Совсем не изменился»?! Что все это значит?
Мужчина поднял руку и откинул с головы капюшон.
Закрывающая половину лица белая кожа маски, жженая умбра глаз и пылающая копна волос, похожих на раскаленную вулканическую лаву...
– Вален-тин...– еле слышно выдавил Амати.
– Валентин?! Какого черта?! – вспыхнул я и сам испугался своей реакции. Шок был слишком велик, а события развивались так быстро, что я оказался не готов к ним. Вместо шепота из моего горла вырвался почти крик и рыжеволосый повернул ко мне голову. В глазах читалось легкое изумление.
Кое-как совладав с эмоциями, я перевел взгляд на Лорана и увидел, как схлынула краска с его лица. Господи боже, он же сейчас просто упадет.
– Эй...– я подошел к нему и тронул за локоть. Это не умалило его ослепленности произошедшим, а, как мне показалось, только усугубило ситуацию. Внезапно плечи Мореля горестно опустились и он – закрыв лицо руками, проронил свистящим от содрогнувших его слез шепотом:
– Почему...
– Лоран...– начал Вольтер.
– ПОЧЕМУ??? Почему ты здесь?! – отняв ладони от лица закричал Морель. По его щекам катились слезы, мешая видеть. – Почему ты не умер?!! Я же убил тебя!! Я же тебя убил!!!
Я почувствовал проходящую по моему телу предательскую леденящую дрожь: в этом голосе, крике, сквозила такая мука, которую вряд ли мог бы представить себе человек моего уровня, моего опыта. Ее мог бы понять только убийца собственной любви, залечивший раны спустя долгое время, и встретивший ее вновь, чтобы снова получить их, заново испытать ту смертельную боль и опять, задыхаясь в агониях, залечивать. Как повторение самого страшного кошмара. Как намеренная расплата за все совершенное тобою зло.
