Текст книги "Скрипка для дьявола (СИ)"
Автор книги: Kaede Kuroi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 49 страниц)
– Д-дом.
Но что-то было не так.
– Почему вы привезли нас именно сюда? – отведя кучера в сторону, требовательным шёпотом спросил я. – Неужели нельзя было выбрать для этого гостиницу?
– Все вопросы к ректору семинарии, сэр. Куда мне сказали, туда я и доставил вас. По его словам, это законный дом мистера Роззерфилда… Господа, ваш багаж занести внутрь или?..
– Да, несите, Бэзил. – внезапно сказал Габриэль и зашагал вверх по ступеням мнимо-бодрой походкой. Я, не имея иного выбора, кроме как последовать их примеру, устремился следом.
Внутри дом вызывал более чем безжизненное ощущение. Это был самый настоящий особняк с привидениями: было ясно, что в нём не жили уже очень длительное время. Складывалось ощущение, что когда-то очень давно обитавшие в нём люди просто взяли и ушли, оставив все свои вещи: неубранный бокал с уже испарившимся виски возле холодного камина, сюртук на спинке посеревшего кресла, покрытое тончайшим слоем пыли столовое серебро… Место вечного сна.
Негромкое покашливание отвлекло меня от изучения окружающей меня обстановки.
– Не сочтите за грубость, граф, – промолвил кучер, обращаясь к растерянно замершему посреди комнаты Габриэлю, – Но вам бы здесь не помешала прислуга. За то время, что вы отсутствовали, дом самую малость пришёл в запустение, не находите?
– Нахожу, – холодно и отрывисто ответил Роззерфилд, и мне на мгновение почудилось нечто угрожающе-царственное в его осанке и наклоне головы. – Вот вы сейчас этим и займётесь – поиском прислуги. Прежде чем я отпущу вас.
– Да, сэр…– смущённо пробормотал кучер себе в воротник. По-видимому, он сам уже был не рад своему длинному языку. – Я как раз знаю несколько человек, которые могли бы поработать на время вашего пребывания здесь.
– А кто они? – поинтересовался я.
– Мои знакомые, сэр, – отозвался Бэзил, шмыгая носом, – две весьма милые леди. Уже имеют опыт в работе по дому, сейчас заправляют небольшой частной пекарней, но, думаю, они не будут против оставить её на пару-тройку дней.
– Ясно, – протянул Габриэль, вынимая руки из карманов сюртука. – Приведите их завтра утром, Бэзил, и можете быть свободны. Где планируете провести ночь?
– Думаю навестить старого друга неподалёку, сэр. – тут же промолвил кучер. – У него и заночую. Сто лет не видел его. Постарел небось…
– О, как трогательно, – совершенно бесцветным тоном сказал Габриэль и мне захотелось дать ему пощёчину. Иногда поражало: как может создание, сияющее такой красотой, вызывать порой такое…как бы это сказать, отвращение, что ли? Нет, я вынужден признать, что никогда не испытывал отвращения к нему. Моим неизменным чувством была, скорее, неутолимая и безнадёжная страсть. В тот момент я не слышал в этом голосе жизни и мне хотелось вернуть её во что бы то ни стало.
С трудом смирив это неразумное желание, я отвернулся от собеседников и подошёл к окну, сквозь стекло которого увидел запущенный, но не лишённый красоты сад. Должно быть, летом он весьма пышен в своём цветении. Сейчас же я мог лицезреть лишь изящные скульптуры по греческому образцу, спрятанные то тут, то там в голых ветвях зарослей плюща, камелий и роз.
О, если бы я был в силах выразить то странное ощущение, что мне довелось испытать в те мгновения! Я почувствовал, что коснулся чего-то значимого для Габриэля, почти узнал что-то очень важное. Словно мимолётно дотронулся до его боли. Но почему же пребывание здесь причиняет тебе такие страдания?..
Тем временем, кучер, попрощавшись с Габриэлем и пообещав заявиться завтра в девять утра с прислугой, ушёл, оставив нас одних осматривать поместье.
– Надо бы, наверное, вещи разобрать… – пробормотал я, стараясь разрушить тяжёлое, вязкое молчание, воцарившееся после того, как прощально хлопнула входная дверь за Бэзилом.
– Да, пожалуй… – также негромко отозвался Габриэль и, подойдя к двери, запер её ключом.
– Ну и где же спальни? – поинтересовался я, беря один из чемоданов за ручки и оглядываясь вокруг, словно надеясь узреть рядом желаемую комнату.
– Не знаю. Наверное, как и в большинстве случаев – наверху, – последовал неожиданный ответ. Габриэль, в свою очередь подняв свой чемодан, направился к лестнице с массивными витыми перилами и начал подниматься по ступеням. Я поспешил за ним.
– То есть, как это – не знаешь? – удивился я, – Разве это не твой дом?
– Формально – мой, – отозвался Габриэль, упорно таща вещную ношу вверх. – Но лишь по документам и только.
– То есть, ты раньше никогда здесь не был? – спросил я, выходя на площадку второго этажа и останавливаясь, чтобы отдышаться.
– Да, – просто ответил он, оставляя чемодан возле лестницы и проходя мимо меня. Наши шаги гулко отдавались от каменных плит пола. Я и Габриэль обходили этаж за этажом, комнату за комнатой. На первом этаже были холл, кухня, столовая и комнаты прислуги; на втором этаже располагались комнаты отдыха и спальни для гостей. Три хозяйские спальни, рабочий кабинет, библиотеку и обширную ванную мы обнаружили только на третьем ярусе.
– Да-а, неплохой дом тебе достался… – протянул я по окончании осмотра, когда я и Габриэль вернулись к лестнице, чтобы оттащить свои чемоданы по комнатам.
– Он твой.
– Чего?! – я аж уронил свою ношу. – Не шути так!
– Я и не шучу, – равнодушно пожал плечами Роззерфилд. – Я его ненавижу, – он открыл дверь одной из спален и скрылся за ней. Я промолчал, вспомнив историю жизни, рассказанную мне Габриэлем однажды на рассвете. Так вот в чём дело… Это поместье – тот самый дом покойного графа, доставшийся Габриэлю после того, как его брат отказался от наследства и переписал его на Габриэля.
Вспоминая предысторию всего этого, мне стало не по себе и я, наспех сняв верхнюю одежду и достав всё необходимое, крикнул, что иду в ванную и быстро скрылся. Мне нужно было побыть одному и хорошенько обдумать всё происходящее. С самого отъезда из Блэкберна меня не покидало смутное чувство подвоха, и теперь я понял, в чём он состоял. Эти дни обещают быть нелёгкими, далеко не такими лёгкими для Габриэля, как хотелось бы.
Уже поздно ночью, выходя из ванной, я по дороге в свою комнату заглянул в спальню к Габриэлю, чтобы сообщить ему, как он и просил, что купальня освободилась, и что он может распоряжаться ею по своему разумению. Но, пройдя в тихое, покрытое ночным мраком помещение, я понял, что мой ангел не выдержал гнёта накопившейся усталости и уснул, не раздеваясь, на большой кровати. Никогда не любил такие – мне они казались неимоверно неуютными и холодными. Казалось, их невозможно было согреть лишь теплом своего тела.
Спящий Габриэль казался ужасно утомлённым, словно каждый день нёс на своих плечах непомерную тяжесть, и моё сердце каждый раз сжималось от неутолимого желания избавить его от неё. Но я не знал, как.
Подойдя к постели, я склонился над ним и дотронулся до его прохладной бледной щеки, провёл кончиками пальцев по юношеским, раскрытым со сне губам, а после – поцеловав в подбородок, возле рта – ушёл в отведённую мне комнату. Я был бы готов целовать тебя вечно, мой нежный херувим, но сегодня лучшей колыбельной для тебя будет покой и ночная тишь. Спи, мой ангел. Спи, моё безмолвное, слепое отчаяние.
На следующее утро я проснулся, как и планировал, от громкого стука в дверь. Выйдя из комнаты Габриэля вечером, я осознал, что если лягу спать на третьем ярусе, то могу не услышать, как придёт поутру Бэзил с новоявленной прислугой. Потому, решив пожертвовать комфортом на одну ночь, спустился вниз и устроился в одной из служебных комнат, где повалился на кровать и мгновенно заснул.
Вскочив на стук, я набросил поверх ночной рубашки халат и поспешно устремился к входной двери, за которой расслышал голоса:
– Джон, они точно там? Уже пять минут прошло…
– Уверяю тебя, Дороти, вчера вечером они на моих глазах ступили в этот дом.
– Мистер Бэзил, а граф правда так красив, как о нём говорят?
– Что за вопросы, Бетти?! Юной девице не пристало интересоваться подобными вещами! Да и потом, откуда кому-то известно, как он выглядит? Насколько я знаю, граф первый раз здесь…
– А вот пристало, пристало, мистер Бэзил! Любопытно же… Но раз вы говорите, что он здесь раньше не был, значит, всё это сплетни… ах, печально… Должно быть, очередной прыщавый наследник богатого господина.
– Придержите язык, дорогуша! Роззерфилд-старший, между прочим, был видный мужчина, если мне не изменяет память!.. – одёрнула девицу женщина и я, фыркнув, повернул в замке ключ и рывком открыл дверь. Сплетники так и подскочили на месте и дружно уставились на меня расширенными от испуга глазами.
– Доброе утро, Бэзил. Вижу, вы всё же выполнили обещание и привели помощников. Благодарю вас.
– Не стоит, сэр. В мои обязанности входит предоставить вам всё необходимое для проживания здесь. Кстати, познакомьтесь – это Дороти Хэндрикс, ваша домоправительница, – полная пожилая женщина с острым, словно у совы взглядом сделала немного неуклюжий книксен, – а это её внучка – Бетти, – темноволосая девушка лет пятнадцати очаровательно улыбнулась мне и, грациозно совершив реверанс, кокетливо опустила вниз ресницы. Я улыбнулся в ответ и, кивнув, направился к лестнице, чтобы известить Габриэля о приходе прислуги. Всё же, в этом доме хозяином был он, а не я.
«Не шибко-то он на графа и графиню похож…» – услышал я тихий шёпот и, резко обернувшись, увидел, как пожилая Дороти чуть склонилась к уху недовольно скривившегося Бэзила.
– Вы правы, мадам. Я действительно не похож на графа Роззерфилда… Хотя бы потому что не являюсь его сыном, – и, оставив смущённую женщину и хихикающую Бетти дожидаться работодателя, поднялся по лестнице на третий этаж.
– Габриэль! – постучав в дверь, позвал я, но, не дождавшись ответа, толкнул дверь и вошёл в комнату.
К моему удивлению, кровать была заправлена, а сам хозяин, завернувшись в край тяжелой бордовой портьеры, спал, сидя на широком подоконнике и прижавшись виском к холодному стеклу.
– Габриэль… – подойдя, тихо пробормотал я и погладил его по щеке в надежде разбудить. Почему он оказался на подоконнике, хотя, когда я уходил, он спал в постели безмятежным сном ребёнка? Неужели проснулся среди ночи?
– Карл…– прошептал он, не спеша открывать глаз, – В чём дело? Что ты здесь делаешь?
– Тебе нужно проснуться. Бэзил привёл прислугу. Тебе необходимо выйти к ним, – сев напротив него на подоконник, сказал я.
– Да… Сейчас. Ещё пару минут… – сонно и устало пробормотал он, вновь склоняя золотоволосую голову к стеклу и засыпая. Габриэль был бледен и словно измучен. Будь он цветком, я мог бы заявить, что это первый на моей памяти розан, который увядает так же прекрасно, как и цветёт. И всё же, кем бы ни было это существо, он был первым, кто смог вызвать во мне любовь – настоящую, глубокую, беззаветную и оттого столь тяжкую и болезненную для моего сердца и разума.
«Мой ангел…», – заворожённый его морфеевой красотой, я приблизился и коснулся губами налитых тяжестью жемчужных век, а после, ощутив, как он выпал из паутины забытья, стиснув в пальцах покрытые тонкой сорочкой плечи, припал к его сонным бархатным устам, чувствуя, как он медленно и оттого необычайно нежно отвечает на мои бесцеремонные ласки. Находясь в плену изящных рук, я совершенно забыл о том, что внизу всё ещё ждёт деловая троица и потому, услышав стук в дверь комнаты, в которой мы находились, отпрянул от Габриэля, как ошпаренный.
– Господа, вы здесь? Прошу прощения, но прошло уже столько времени, а вас всё нет…
– Д-да…в-всё н-нормально. Я…сейчас спущусь вниз. Ожидайте в холле! – заикаясь, выпалил Роззерфилд, безуспешно пытаясь застегнуть пуговицы на помятой рубашке, но пальцы его не слушались.
– Как скажете, сэр. – шаги кучера стали удаляться, пока не стихли совсем.
В спальне воцарилась тишина. Я искоса смотрел на Габриэля, а он, едва справляясь с проймами, сверкал холодными глазами в ответ.
– Никогда больше так не делай. Здесь это может плохо закончиться. – до искусственности ровным голосом сказал он, слезая с подоконника и надевая оставшийся со вчерашнего дня на спинке кресла сюртук.
– Это везде может плохо закончиться. Ведь мы не ангелы, и потому нас не поймут и не примут. – усмехнулся я.
– Да, мы не ангелы, – застегнув последнюю пуговицу на сюртуке, повторил Габриэль. – Мы священники. – И скрылся за дверью, оставив после себя звенящую тишину. Как же всё-таки холодны и нелюдимы эти огромные особняки…
– Значит, я ошибался. Мы похожи, – откинув со лба волосы, пробормотал я. – Ангелы – не люди, священники – не мужчины… – и, захлопнув за собой дверь, вышел к лестнице.
Значит ли это, что ангелы и священники в чём-то тождественны?..
Тем временем, Габриэль уже спустился навстречу горничным и кучеру.
– Ой, бабушка, смотри! Это точно граф! Ах, красавец! Значит, Сью не соврала! – восторженно, громким шёпотом, выпалила Бетти, отчаянно тряся старушку за рукав. Та шикнула на неё и сказала, обращаясь к Габриэлю:
– Прошу прощения, граф. Не слушайте её. Это всего лишь вопли восторженной глупышки. – проворчала она. Бетти надулась и обиженно отвернулась.
– Ну что вы, всё в порядке, мэм. Мне даже приятно, – ответил Габриэль, хотя по его тону я понял, что ему абсолютно всё равно. – Моё имя – Габриэль Роззерфилд. Мистер Бэзил сказал, что, возможно, вы согласитесь последить за порядком в этом доме до тех пор, пока я и мистер Уолтон не уладим свои дела и не вернёмся в семинарию…
– Семинарию? Неужели вы священник?! – внезапно влезла в разговор Бетти, заставив меня, Дороти и Джона тяжело вздохнуть.
– Эта девчонка неисправима… – досадливо пробурчала женщина.
– Д-да... – немного замявшись от неожиданности, ответил Габриэль. – Ещё не священник, но вскоре собираюсь им стать.
– О, это очень печально, – сказала девушка, – Господин, вы слишком красивы, чтобы идти в священники! – Габриэль внезапно рассмеялся и молча покачал головой.
– Сэр, ну так вас устроят эти леди? – спросил Бэзил, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
– Да, думаю, устроят, – отозвался тот и снова повернулся к женщинам: – Мы здесь ненадолго, поэтому от вас потребуется только прибраться в доме и готовить обед мне и мистеру Уолтону. Большего я от вас не жду. На время нашего пребывания можете жить в специальных комнатах на первом этаже, а можете возвращаться к себе домой – в этом выбор за вами. Жалование выдам перед отъездом – соответствующее объему проведённых работ. Вас устраивают условия?
– Да, сэр, – кивнула Дороти. – Тогда, если вы не возражаете, мы приступим к своим обязанностям. Дом не на шутку застоялся без хозяев, в один день нам его не вычистить.
– Да, разумеется, – согласился Габриэль и отступил в сторону, словно бы освобождая дорогу. – Благодарю вас, Бэзил. Вы нас просто спасли.
– О, не стоит, не стоит… – смущенно пробормотал тот, бодро тряся руку Роззерфилда. – Ну что ж… Время не ждёт. Поеду я.
– Доброго пути вам, – махнул вслед рукой кучеру Габриэль.
Поднимавшаяся по ступенькам Бетти задела меня плечом и я, чуть было не соскользнув со ступени, на которой стоял, подвинулся в сторону и озадаченно замер, поймав её странный, пристальный взгляд через плечо. Бог ты мой, неужели эта малышка мной интересуется? Только этого ещё не хватало! Хотя Бетти и симпатичная, но она, вроде, глаз на Габриэля положила…
Я, улыбнувшись краем рта, отвел от неё взгляд и посмотрел на Роззерфилда. И тут же почувствовал, какую ошибку совершил.
– Я к Бейкеру, – отрывисто бросил он и метнулся вниз, но этот тон неприятно резанул мне слух, как звук рвущейся бумаги. Не успел я моргнуть, как его уже и след простыл, только хлопнула входная дверь.
«Чёрт! Идиот!» – я едва не рявкнул это вслух. И ругал я не Габриэля – так близко воспринимающего всё к сердцу, а себя. Чего я ещё хотел, добиваясь его расположения?! Я забыл, чего ему стоило уступить мне. Ему – всю жизнь ненавидящего подобных мне. Отдаться – пускай и не до конца – не в нежные женские ручки, а в мои грубые лапы, переступив через свой страх и неприязнь. Ублюдок – только и могу, что пялиться на других... Я же обещал ему.
«…не причиню тебе боли, обещаю».
Лжец.
После ухода Габриэля я не мог найти себе места от беспокойства. Меня терзало чувство вины, и милашка Бетти, то и дело откуда-то выныривающая с очаровательной улыбкой, вызывала лишь раздражение. Чтобы не провоцировать себя лишний раз на глупые поступки, о которых после буду жалеть, я набросил на плечи тёплый плащ и направился к Бейкеру по уже известному мне адресу.
Дверь открыл дворецкий и на мой вопрос ответил, что – да, молодой джентльмен со светлыми волосами заходил, но, отдав хозяину то, что принёс, ушёл в неизвестном направлении.
Поблагодарив мужчину сквозь стиснутые зубы, чертыхаясь про себя, я вышел на улицу и огляделся, понятия не имея, где искать Габриэля. Я и Флит-стрит с трудом нашёл, поскольку никогда не бывал в Лондоне ранее, а уж человека в большом городе...
Флит-стрит была заполнена людьми. Одни спешили куда-то по своим делам, другие куда-то ехали в больших пассажирских экипажах, вскакивая на подножки уже почти тронувшегося с места транспорта, а третьи просто стояли и беседовали. То тут, то там сновали деловые юристы с кожаными папками и тощие мальчишки-газетчики с объемными сумками через плечо. Светлые волосы то тут, то там. Но ни один из локонов не отливает золотом…
Пробродив до вечера по дождливому Лондону, я, замерзнув и изрядно устав, наконец вернулся обратно в поместье, где ворчащая Дороти сообщила мне, что мистер Роззерфилд уже два часа как находится дома. Я молча и хмуро кивнул и – поднявшись на третий этаж – вошёл в спальню.
Габриэль, как и утром, сидел на подоконнике, только не спал, а читал. Однако, услышав стук закрывшейся двери, даже не поднял взгляда от пожелтевших страниц.
– Почему ты пошёл к Бейкеру один? Почему не подождал меня? – спросил я, подойдя и едва заставив свой голос звучать спокойно.
– Ты снова врываешься без стука, – совершенно бесцветным тоном протянул Габриэль, переворачивая страницу.
– Ты не ответил мне.
– А я обязан?
– Да.
Габриэль наконец поднял глаза от книги и по взгляду я понял, что он просто в бешенстве.
– Обязан?.. Тебе?.. – он сказал это так тихо и так презрительно, что у меня всё замерло внутри, и я мгновенно ощутил всю низость своего ответа.
– За что ты злишься на меня? – я решил сменить тему и перешёл сразу к делу. В мои планы не входило рушить отношения из-за вопроса, кто кому что обязан и обязан ли вообще.
– Кто тебе сказал, что я злюсь? – одна из бровей Роззерфилда взлетела вверх и я, не выдержав, даже тихо зарычал:
– Чёрт возьми, ты меня с ума сводишь своими выходками! Я всего лишь посмотрел на неё, что в этом предосудительного?!
– Ничего, кроме того, что было написано на твоём лице, – негромко сказал он, скрестив руки на груди и поворачивая голову к окну, чтобы не глядеть на меня.
– И что же было на нём такого?!
– Что ты хочешь её, – я собрался было возразить, но осёкся, ведь он был прав.
– По-моему, это вполне естественно для мужчины – хотеть женщину, – пожал я плечами, но, скорее, от безысходности, чем от уверенности в собственных словах.
– И при этом спать с мужчиной тоже естественно, да?!.. – вскочив с подоконника на ноги, наконец не выдержал Габриэль, а после забился у меня в руках, пытаясь убрать мою ладонь ото рта.
– Не кричи! – прошипел я, удерживая его.
– Пусти меня, ублюдок!
– Да успокойся ты и дай мне всё объяснить! – сказал я и сильно встряхнул его за плечи, а после упёрся руками в стену, не давая ему сбежать. – Я не собирался ничего делать, спать с кем-либо или что-то ещё в том же духе! – он молчал, глядя на меня широко открытыми, яростными глазами – совсем как в одну из наших келейных ссор в семинарии. – И знаешь, почему? Потому что есть ты! Я ни за что не предам тебя. Я просто не хочу этого. Не хочу ни с кем… чёрт тебя подери! – я пытался подобрать слова, но был настолько зол, что они терялись, не доходя до языка, и в лицо ему летели лишь малопонятные обрывки, – Ты думаешь, мечтой всей моей жизни была любовь к мужчине? Нет! Но я ничего не могу поделать – я люблю и всё! Я осознаю, каково тебе было это принять и… быть со мной. Прости, что так вышло. – Я выбился из сил окончательно и замолчал, будучи неспособным более выдавить из себя хоть слово. Эта правда истощила меня так, как не истощала ещё ни одна ложь. Габриэль по-прежнему не проронил ни звука, сверкая глазами.
Сколько мы так простояли – молча, глядя друг на друга – я понятия не имел, но знал, откуда взялась эта затяжная тишина – из-за страха и нерешительности. Боязни сказать слово и возобновить только улёгшуюся бурю. Я не знал, что делать, он не знал, как поступить. О, мадонна! Эта тишина режет, словно нож!
Внезапно я услышал слабый возглас и с изумлением понял, что поцеловал его. Зачем я это сделал – не знаю. Всё вышло совершенно спонтанно. На секунду растерявшись и не зная, что думать, я решил принять это за знак и, притянув тяжело дышащего Габриэля к себе, вновь приник к его губам, чувствуя, как он будто обречённо, как-то отчаянно прижимается к моим. А я хотел только его. Кровь после скандала бурлила и стучала в висках, выжигала вены и артерии изнутри, подначивая на нечто большее, чем драка и я, запустив пальцы в мягкие волосы возле шеи, прошептал, целуя Габриэля за ухом, чувствуя, как он судорожно вцепился руками мне в лопатки:
– Я весь день искал тебя. Но на улице не было ни одного человека с таким золотым цветом волос. Какие угодно… всех оттенков пепла, но не этот... Ты какой-то неправильный англичанин. – Он ничего не сказал в ответ, лишь взяв моё лицо в ладони, впился ртом мне в губы, заставляя мой разум отключиться окончательно и отдаться во власть разрушительного и оттого такого сладкого возбуждения. О, мой ангел…
– Ты только мой… – прошелестел, обдавая горячим дыханием моё ухо, Габриэль. – Если предашь меня, я тебя убью.
– Et plectentes coronam de spinis capiti inscripsit permanseris (И пребудешь терновым венцом на моём челе), – с улыбкой добавил я, и он не больно укусил меня за ухо.
– Nemo.
За окном незаметно сгустилась тьма, а девственно-белый воск свечей, казалось, никогда и не знал пламени. Я едва мог разглядеть его лицо – настолько густой была темнота, но мои губы безошибочно находили его горящие уста, а ладони неизменно прикасались к ожившей тёплой плоти – всё, что ранее казалось в нём холодным и неприступным, во мгновение ока превратилось в трепет. От биения сердца до ресниц, словно я поймал в ладонь мотылька. Ты просто создан для полёта, mon frisson, [9] и я постараюсь доставить тебе это удовольствие.
Оторвавшись от моих губ, Габриэль сделал шаг назад и сел на подоконник, притягивая меня к себе за ворот. Слабый свет далёкого фонаря и выглянувшей из-за туч луны нежно осветил его лицо и расстёгнутую рубашку с полоской белой кожи на груди. И этот взгляд… боже, совсем не ангела – змея, способного с лёгкостью заманить в свои сети любого, кем движет любопытство.
– Сколько ещё ты собираешься пытать меня?.. – не то прошептал, не то простонал я, скользнув рукой под полу его рубашки и покрывая голодными поцелуями шею и ключицы, изнывая от пленительного ощущения тепла его тела и сладковато-терпкого запаха. Что за блаженная мука… – Я хочу тебя.
– Нет. – руки наши скользили по телам, словно желая охватить их целиком и полностью.
– Отдайся мне… – я лихорадочно прижимал его к себе, напиваясь его губами, словно вином и чувствовал себя совершенно одурманенным.
– Нет… – он скользнул рукой за пояс моих брюк, и всё моё тело пробрала жаркая дрожь.
– Ты дьявол... – На что он тихо рассмеялся в ответ и начал ласкать меня, покрывая пылкими, чуть влажными поцелуями мои обнажённые его усилиями плечи и грудь, казалось, обвивая меня своими тонкими изящными руками, словно виноградная лоза.
А я – раз за разом – шептал ему каждым своим поцелуем, то властным, то нежным: «Доверься мне. Сдай свои границы и не бойся меня – тогда я покажу тебе, что такое наслаждение. Я не могу не любить тебя, но желание твоего тела, твоей плоти ничуть не слабее желания твоего сердца. Стань моим целиком и полностью, и тогда я покажу тебе, что есть счастье».
– Дьявол здесь ты, а не я… – чуть пьяным шёпотом сказал он мне, проводя ладонью по коже на моём боку, от чего меня бросало то в жар, то в холод. – К чему ты пытаешься склонить меня, а, Сатана-священник?
– К тому, что убрало бы последнюю стену между нами, – ответил я, беря его лицо в ладони и проводя по шелковистой щеке кончиками пальцев, любуясь его небесной красотой при слабом свете фонаря, сгорая от нетерпения и жажды по его телу. – Не противься, это приятно, – я начал целовать его лицо, шею, грудь, спускаясь всё ниже и ниже и слыша, как сбилось его дыхание, и как он замер, напрягшись, словно мраморная скульптура. Тонкие пальцы впились мне в плечо и в волосы, не давая снять последнее препятствие в виде белья – лёгких кальсон из тонкого хлопка. Тяжело вздохнув, он опустился на колени рядом со мной, склонив голову – почти обнажённый и такой уязвимый, хрупкий в этих белых остатках одежды, что страсть во мне слегка утихла, пробуждая привычную нежность и желание обнять его, убрать из этой покорности всю сломленность, которой, как ядом, наполнялась каждая капля его крови и вызывала у меня неприятную тревогу, чувство какой-то надвигающейся беды.
– Габриэль, – тихо позвал я его, и он поднял голову, переведя на меня взгляд. Левое плечо и локоны вьющихся волос слегка серебрились в лунном свете, струящемся на подоконник и ковёр, словно разлитое молоко. – Габриэль… Чего ты боишься?
Он едва шевельнулся, словно спящая ночная птица:
– Скажи… знакомо ли тебе чувство невыносимости существования? – помедлив, едва слышно спросил он, глядя на меня так пронзительно, что я уже не в первый раз почувствовал болезненное сжатие в груди, а после задумался:
– Возможно. Но я бы никогда не смог отказаться от жизни, – наконец ответил я, внимательно глядя на него и пытаясь прочитать истинные намерения в этом кротком образе.
– Карл, у меня есть к тебе одна просьба на эту ночь… – он протянул руку и дотронулся до моего лица так, что я невольно потянулся и сомкнул пальцы на его запястье, приникнув губами к белой ладони. Как же мне нравилось, когда он вот так прикасался ко мне – по собственной инициативе, так искренно и нежно, словно ангел, пролетая, задевает крылом. За один лишь такой жест я готов был сделать для него всё, что угодно.
– Чего ты хочешь? – я поднял на него глаза, и Габриэль, приблизившись, прошептал:
– Помоги мне забыть обо всём. Я не хочу здесь находиться, не хочу помнить ни кто я есть, ни этого вонючего города, пропахшего помоями и лошадьми. Я так устал нести груз своих мыслей и воспоминаний. Прошу тебя.
– Как ты хочешь, чтобы я сделал это? – спросил я и поцеловал его в угол рта, слегка дивясь переменам. Габриэль раньше никогда ни о чём не просил меня, всегда был таким самодостаточным и гордым… Поэтому я едва ли мог отказать ему.
– Стань моим палачом.
– То есть? – я отстранился, недоумевающе посмотрев на него, хотя в глубине души поняв, о чём он. Габриэль же, наоборот – придвинувшись, ответил:
– Ты знаешь, чего я хочу, Карл... Сделай мне больно. Прошу тебя… – я хотел было возразить, но от его близости у меня перехватило дыхание, а внизу живота сладко заныло. В голове всплыл образ Габриэля, выгибающегося и стонущего под ударами моих плетей. Я понял, что не на шутку завёлся. Чёрт бы его побрал, в кого он меня превратил?! Я не могу этого сделать снова! И даже напиться не смею, если не хочу потерять контроль над собой и натворить непоправимое.
– Ладно, libertine [10], – смирился я. – Но и у меня есть условие… – взяв его за подбородок и скользнув кончиком носа по нежному изгибу горла, почти промурлыкал я, мимолётно смутившись от своего совершенно непристойного тона. Этот проклятый монашек когда-нибудь доведёт меня до беды, и я сорвусь. Тогда уж он не отвертится.
– Какое же?.. – спросил он, послушно садясь на меня сверху. И зачем я только заставляю его это делать? Провоцирую сам себя. – Ты станешь моим послушным рабом… – я прижал Габриэля вплотную к себе, видя его изумленно распахнутые глаза, – Моей жертвой, птицей в клетке моих пальцев, с которой я буду делать всё, что пожелаю. Захочу – высеку, – я с размаху шлёпнул его чуть пониже спины, вырывая судорожный вздох и ощущая впивающиеся мне в кожу на плечах ногти. – Захочу – поцелую… – я жадно впился в горячие уста своего любовника, оглаживая ладонями его обнаженную спину, после чего, медленно скользнув руками под тонкое бельё, начал бессовестно ласкать и сжимать в пальцах упругую и нежную плоть, чувствуя, что сам сейчас взорвусь от возбуждения. Габриэль был не менее взбудоражен – через ткань я ощущал его напряжённый член, упиравшийся мне в бедро, а голое, горячее тело под моими руками так и толкало на животное поведение. – Не боишься, libertine?
– No… – жарко выдохнул он сквозь поцелуй. Белый, словно молоко, красный – как кровь, сладкий нектар ядовитых цветов. Я хочу тебя – такого дерзкого и независимого!
Едва ли осознавая под его поцелуями, где я и кто я такой, я подхватил его на руки, позволив обвить себя босым ногам и, пройдя через всю комнату, остановился, проглатывая ещё одно страстное лобзание, после чего бросил своего распалённого ласками прелестника на кровать и развязал тугой узел шнура на тяжёлом бархатном пологе.
– Что ты делаешь? – спросил он, и в голосе мне почудилась нотка беспокойства.
– Ничего, любовь моя, лишь исполняю свои маленькие прихоти, – отозвался я, после чего лёг рядом с ним и в который раз уже осыпал поцелуями его гладкое тело, нежные щеки и влажные губы.
– А… Карл… – выдохнул он с проходящей по телу дрожью от моих ласк. Он всегда повторял моё имя, испытывая сильные чувства и ощущения. И от этого мне хотелось любить его ещё больше.
– Доверься мне, mon frisson… – прошептал я, закидывая его руки за голову и крепко привязывая их шнуром от полога к спинке кровати, – …И смирись. Сегодня ты только мой. – Закончив связывание, я снял со спинки стула один из шейных платков (кажется, он был Габриэля) и, возвратившись к объекту своего желания, окончательно погрузил его во тьму, завязав глаза.
– Что ты… Карл… Что ты собираешься сделать? – испуганно спрашивал он, приподняв голову от подушек. Как же давно я мечтал об этом: я и он – одни во всём доме. Нет нужды сдерживать ни стонов, ни криков, не опасаться, что кто-то зайдёт в самый неподходящий момент или услышит нескромный разговор… Полная свобода.
– Не бойся, любовь моя. Я всего лишь доставлю тебе удовольствие. Только не дёргайся… – поцеловав возле губ, тихо сказал ему я и, достав захваченный с собой вместе с платком перочинный нож Габриэля, провёл его остриём по изгибу носа своего возлюбленного, очертил холодной сталью чувственный, нервный рот и по подбородку спустился на шею, до груди.
