Текст книги "Магия крови (Blood Magic) (СИ)"

Автор книги: GatewayGirl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 70 страниц)

– Так ты думаешь, что Джеймс Поттер на самом деле не был его отцом? – спросила Джинни.

– Он сейчас большей частью говорит «Джеймс», – вмешалась Гермиона. – Вы не заметили? Он сказал, что Питеру нравилось наблюдать, как Джеймс и Сириус издеваются над людьми.

– Я еще подумал, что странно называть отца по имени, – заметил Рон, все еще потирая руку.

– Но это разумно с политической точки зрения, – сказала Джинни, уяснившая наконец суть дела. – Он ведь не может рассказать об этом всем, правда?

– Да что это меняет? – возразила Гермиона. – Он знаменит не тем, что он сын Джеймса Поттера, а тем, что выжил после Смертельного проклятья и лишил силы Волдеморта.

– Но это многое меняет для его отца, – объяснила Джинни. – Родители Гарри были очень известной парой. О них вечно писали в газетах, точь-в-точь как о нем сейчас. Понимаете, маг из знатной чистокровной семьи и магглорожденная девушка – прямо как в сказке. Так романтично – мама вечно твердит об этом. И она говорит, что они очень любили друг друга.

– Верно. И если мама Гарри изменила его отцу… – Рон смолк на полуслове и широко раскрыл глаза. Гермиона подошла ближе, посмотреть, что же происходит.

– Что? – поторопила она.

– Ну… А если она никогда ему не изменяла ? – испуганно прошептал Рон. – Что, если ее изнасиловал какой-нибудь Пожиратель Смерти? Их ведь могли взять в плен, а потом они сумели убежать. Или если это был…

– Волдеморт, – придушенно закончила за него Джинни.

– Именно! – воскликнул Рон, весь передернувшись. – Если Гарри – незаконный ребенок Вы-Знаете-Кого, он не может рисковать тем, что люди узнают об этом.

– Особенно если Волдеморту об этом неизвестно, – добавила Джинни.

Рон содрогнулся и погрузился в невеселые размышления. Гермиона тоже задумалась. Гипотеза была неплоха. Гермиону не слишком беспокоило, кто именно был биологическим отцом Гарри – Джеймс Поттер, Волдеморт или какой-нибудь Пожиратель Смерти. Этот вопрос представлял интерес лишь для тех, кто занимался генеалогией волшебного мира, не для обычных людей. Однако, учитывая значение, которое маги придавали происхождению, можно было понять, почему это открытие нужно было так тщательно скрывать. И не исключено, что Гарри запретили рассказывать об этом кому бы то ни было, даже если его неизвестный отец был равен Джеймсу по званию и происхождению, как, к примеру, Сириус.

– Значит, его поведение… – вслух подумала она.

– Знаешь, я бы тоже на стенку лез, если бы случайно выяснил, что я – не Уизли.

Гермиона попыталась представить себе, что бы почувствовала она, узнав, что ее настоящим отцом был не ее любимый папа, а другой человек – кто-то, взявший ее мать силой и вызвавший у матери лишь боль и страх. Что бы она стала делать? «Обратилась бы к Рону, – подумала она, – или к Гарри, или к Джинни, и…» – и тут до нее дошло, что Гарри ни с кем не может поговорить о своем отце. Она поделилась своей мыслью с Роном, отчаянно покраснев при этом. Рон ответил гневным взглядом.

– Особенно когда лучшая подруга вообще с ним не разговаривает, – ехидно сказал он.

– Знаешь, ты тоже не лучше, – ощетинилась Гермиона и прикусила губу. – Но вообще-то… ты прав.

– Я поссорился с ним только из-за Малфоя! – выпалил Рон. Оба замолчали. Перед глазами Гермионы все еще стояла картина: Гарри поднимает голову и неуверенно смотрит в глаза Малфоя поверх детектора Тьмы. По лицу его бродит неуверенная улыбка, Малфой понимающе усмехается – и связь, возникающая между ними, настолько заметна, что ее, кажется, можно потрогать. Ремус, стоящий сбоку от них, замечает это и содрогается.

– Если Гарри подружится с Малфоем… – медленно проговорила Гермиона.

– В этом будем виноваты мы, правда? – простонал в ответ Рон.

Гермиона была искренне благодарна за то, что он не сказал: «будешь виновата ты». Рон мог с полным основанием заметить, что вина в основном ее. – Я больше, чем ты, – призналась она. – Но…

– Пошли обедать, – перебил ее Рон, в голосе которого слышалась легкая паника.

– Погодите! – воскликнула Джинни. – Наш разговор не должен выйти за пределы этой комнаты, верно?

– Верно, – отозвался Рон.

– Верно, – кивнула Гермиона.

– Ладно. Тогда пошли.

Глава 44. Змеи и гады

Гарри медленно брел по ступенькам. Дойдя до Большого зала, он остановился. От гула болтающих студентов у него засосало под ложечкой. Он решил отправиться на кухню – домовики снабдят его едой и не зададут неловких вопросов.

Уйти с кухни удалось на удивление быстро – Добби был в отлучке. Прихватив с собой пакет с едой, Гарри вышел на улицу. Ноги сами принесли его к квиддичному полю. Оседлав школьную метлу, Гарри взлетел к голевым шестам, уселся на кольцо и принялся за еду.

Гарри покончил с бутербродом и уже наполовину разделался с куском лимонного пирога, когда его охватило чувство, что за ним следят. Усевшись поудобнее внутри кольца, и свесив ноги по обе стороны, он огляделся. Вокруг никого не было, и небо было пустынным. Наконец Гарри опустил голову. В темноватом проходе, ведущем к раздевалкам, стоял, прислонясь к стене, Драко Малфой и пристально наблюдал за ним. Гарри собрал оставшуюся еду и слетел вниз.

– Странное место для еды, – заметил Драко.

– Мне хотелось остаться одному.

– И оставайся на здоровье. Но зачем же есть на жердочке, точно сокол? Ты уже закончил, я правильно понимаю?

– Еще минуточку.

Драко оглянулся по сторонам подошел к передним скамьям и уселся. Гарри сел рядом, снова развернул еду, взял другой кусок пирога, медленно прожевал и проглотил. Драко по-прежнему молчал.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Гарри.

– Наблюдаю за тобой, – Драко улыбнулся, на удивление обаятельно. – Теперь это мое хобби.

– Хобби, да?

– Оказывается, ты совершенно непредсказуем, – на лице Драко показалась тень былого пренебрежения. – Никогда бы не поверил, что ты способен на такое.

– Чем ты воспользовался на защите?

– А ты? – парировал Драко. Они недоверчиво оглядели друг друга.

– Может, нам стоит написать ответы на листках и обменяться записями? – сказал Гарри.

Драко кивнул в знак согласия, хоть Гарри и шутил, и кивнул на школьную сумку Гарри: – Перо и пергамент у тебя найдутся?

Гарри вытащил пергамент, перо, чернильницу и книжку, чтобы было что подложить. Драко забрал пергамент, сложил, разорвал напополам и протянул одну из половинок Гарри. Тот написал ответ и аккуратно свернул пергамент. Драко взял вторую половинку и забрал у Гарри перо с чернильницей и книгу.

Название книги привлекло его внимание, и он удивленно переспросил:

– «Синопсис ингредиентов для запрещенных зелий»?

– Я делаю научную работу по закону от 1981 года о компонентах, использующихся в Темных Искусствах.

– Вот как, – на лице Драко все еще было написано любопытство, но он лишь пожал плечами, написал свой ответ и тоже свернул. – Готов? – короткое движение, и они обменялись ответами. Развернув полученную записку, Гарри увидел, что обменял свой нацарапанный корявым почерком ответ «Окклюменция», на такой же ответ, лишь написанный аккуратным почерком Драко. Оба улыбнулись.

Драко наклонился и взял ломоть лимонного пирога. Откусив кусок, он спросил: – Кто тебя этому научил?

– Профессор Дамблдор, – ответил Гарри.

– Для чего? – изумился Драко.

– А как ты думаешь?

– Из-за того, что Темный Лорд блестяще владеет легилименцией?

– В яблочко. Браво.

– Но как Лорд может тебя достать?

– Через шрам. Ты был прав насчет него.

– Вот как. Да, это проблема. Правда, я всегда думал, что окклюменция – Темные Искусства. Это не совсем сочетается со специализацией нашего директора.

– Разве она не прямо противоположна им?

– Как так?

– Для Темных Искусств необходимы эмоции, а окклюменция требует изгнания всех эмоций.

– Разве это не своеобразный вид использования?

– Использование неиспользованием? – поддразнил его Гарри.

– Да.

– Не знаю. Мне вообще-то трудно этим заниматься.

– Так не занимайся. Что от этого изменится?

– Не могу. У меня нет выбора.

– Как прагматично.

– Мне удалось изменить только громкость, – заметил Гарри. – Как ты влиял на высоту звука? Ты управлял детектором лучше, чем я.

– А как ты это делал?

– Просто… Я старался сдерживать эмоции и то усиливал, то ослаблял их.

– Тогда понятно, – заметил Драко, поразмыслив, и усмехнулся нетерпеливому взгляду Гарри. – Я использовал эмоции, необходимые при наложении разных Темных проклятий, как будто готовился их использовать.

– Вот как.

– Высокий звук, которым прибор реагирует на оборотня, – признак отсутствия намерений. Просто сигнал о наличии Темной энергии.

– Я понял, – Гарри сел поудобнее. – По крайней мере, надеюсь. Мне нужно хорошенько обдумать это.

– Спроси меня, если захочешь узнать больше.

Гарри взглянул на Драко с любопытством.

– До чего же странно, – сказал он. – Я имею в виду, что ты со мной нормально разговариваешь.

– Странно – это что ты со мной нормально разговариваешь, – парировал Драко, прищурившись. – И я от тебя не отстану, пока не выясню, что ты затеял.

– Я просто… – покачал головой Гарри. – Просто устал ссориться, только и всего.

– В самом деле? – внимательно оглядел его Драко. – Но это не объясняет всего, знаешь ли. Твое поведение со мной еще туда-сюда, но отношения с Грейнджер и Уизли, и… другие вещи остаются столь же непонятными.

– Я не хочу говорить о Роне и Гермионе.

– В самом деле? А я так надеялся получить от тебя какой-нибудь компромат на Крысли.

– А почему бы тебе что-нибудь не сочинить? Ты же вечно этим занимался, – ядовито заметил Гарри.

– Надоело, – Драко откинулся назад и улыбнулся, теперь уже не так обаятельно. – Слишком просто. Ну, расскажи же. Почему они перестали садиться с тобой рядом?

– А что произошло с твоими телохранителями, Малфой? – нахмурился Гарри. – Ты с ними тоже прекратил общаться.

Драко дернулся. Гарри почувствовал одновременно и удовлетворение, и раскаяние.

– Им больше нет нужды быть моими телохранителями, – надменный взгляд Драко сменился горькой улыбкой. – С тех пор как Лорд утратил интерес к моему отцу.

– Но Гойл по-прежнему крутится рядом с тобой.

– Грегори – мой друг.

– Правда? – насмешливо протянул Гарри. – Вот уж не знал.

Драко опустил голову и покраснел:

– Я и сам не знал.

И тут Гарри понял: родители всегда внушали Крэббу и Гойлу, что они должны угождать наследнику Малфоев. Драко знал об этом и относился к своим телохранителям с фамильярным пренебрежением. Теперь родители и Крэбба и Гойла отменили свое распоряжение, и Крэбб немедленно бросил Драко. А Гойл – нет.

– Странно-то как, – заметил Гарри, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни изумление, ни сочувствие. Ему было действительно жаль Драко, который выглядел сейчас непривычно пристыженным.

– Действительно странно, – отозвался Драко. – Даже не знаю, почему он так ко мне относится. Я всегда обращался с ним как со слугой.

– Большинство из нас готово вытерпеть определенную порцию дерьма от тех, кого мы любим.

– И поэтому ты терпишь глупость Уизли и занудство Грейнджер?

– А они терпят мои вспышки гнева и приступы уныния, – заметил Гарри.

– Так почему же теперь вдруг не терпят? – настойчиво спросил Драко.

Гарри закатил глаза, но после того, как Драко приоткрыл ему душу, он просто обязан был ответить: – Этим летом я понял, что мне иногда нужно… побыть одному.

– Вполне объяснимо.

– А им не нравится, что я ухожу куда-то и не говорю им куда.

– А вот это уже нет.

– Они… у меня было странное лето, и теперь они волнуются за меня и все такое. Мне это неприятно, но намерения у них добрые – по крайней мере, были.

Драко осмотрел пустое поле и спросил:

– И что, тебе от этого легче?

– Не слишком. Просто из-за этого я не могу сердиться на них так, как хотелось бы.

Драко фыркнул.

– Если газеты, конечно, не врут, то это лето было не хуже твоей обычной жизни дома. Мне так кажется.

– Правильно кажется, – согласился Гарри. – Не хуже. А самое плохое… – он умолк.

– Что, Гарри? – протянул Драко.

– Когда я услышал об их смерти, – признался Гарри, – я почувствовал… ну, не радость, а… облегчение, что ли.

– И в чем проблема?

– Они же мои родственники. Пусть я их не слишком любил, но горевать по ним я обязан, хотя бы чуть-чуть. И, уж конечно, нельзя чувствовать облегчение от чьей-то смерти.

– Это почему же?

– Так нельзя, – поколебавшись, Гарри прибавил: – И профессор Дамблдор сказал мне, что способность любить – моя самая большая сила.

Драко рассмеялся.

– Даже если и так, ты не обязан любить кого-то, кто не заслуживает любви, – на лице его вновь появилась надменная усмешка. – Если Дамблдор так хотел, чтобы ты вырос милосердным и человеколюбивым, что же он не отдал тебя в нормальную семью, где к тебе бы относились с добротой?

– Он боялся, что я могу вырасти избалованным и самовлюбленным.

– Так отдал бы тебя Уизли. У них ведь нет ни времени, ни денег, чтобы слишком баловать детей, верно? – хмыкнул Драко. – Ну, да поздно уж гадать. Не горюй! Могло бы быть и хуже, ты и под пророчество мог бы попасть.

– Что?!

– Есть такая поговорка, Поттер: «Могло быть и хуже, мог бы попасть и под пророчество».

– Я и попал, – ответил Гарри. – В смысле, под пророчество.

– Ой. Сочувствую, – моргнул Драко.

– Из-за этого и разыгралась вся эта буча в министерстве прошлой весной. Волдеморт послал меня взять это пророчество и отправил твоего отца, чтобы тот забрал его у меня.

– Послал тебя ?

– С помощью легилименции. Внушил через шрам.

– О, – Драко прищурился и оглядел Гарри. – Теперь понятно, почему у тебя нет выбора насчет окклюменции. Я так понял, что у него ничего не вышло?

– Нет. Я разбил пророчество.

Драко вытаращил глаза, потом медленно улыбнулся: – Ну и хорошо. Не стоит знать свою судьбу, – он взял последний ломоть пирога, поднялся со скамьи и сказал: – Покажи мне что-нибудь интересное.

– Что, вот прямо так, да?

– Прямо так. Слабо? – с вызовом спросил Драко.

Гарри тоже поднялся и ответил Драко высокомерным взглядом:

– Ну, тогда пойдем.

Он провел Драко через поле к Запретному лесу и хижине Хагрида.

– Я уже встречался с вивернами, Поттер.

– Это не виверны. Это вообще не имеет никакого отношения к Хагриду, хоть и находится рядом с его хижиной.

Обойдя клетку с вивернами, Гарри подошел к кустам, где видел гадюку, и зашипел:

– Змея? Привет. Ты здесь?

В ответ послышался шорох. Гадюка выползла из кустов, подняла голову и высунула раздвоенное жало, пробуя окрестный воздух. Драко дернулся и отскочил на шаг.

– Да ну, брось, – заметил Гарри, становясь на колени и протягивая руку. – Не рассказывай мне, что слизеринцы боятся змей.

– Никого я не боюсь! Просто не ожидал, вот и все, – однако Гарри заметил, что Драко так и не рискнул подойти поближе. У гадюки подобных сомнений не возникло.

– Здравс-с-твуй, Говорящий, – прошипела она.

– Здравствуй, змея. Все ли в порядке?

– Да. После обеда еще светит солнце.

– Это хорошо .

Гарри уселся на землю, и гадюка подползла ближе. Она снова подняла голову, высунула на несколько секунд язычок, а потом заползла под рукав мантии Гарри, спрятав голову и несколько дюймов тела. Когда гадюка снова вылезла наружу, Гарри взглянул на Драко. Глаза слизеринца практически вылезли из орбит, а челюсть отвисла.

Гарри натянул подол мантии на колени:

– Устраивайся поудобнее. Солнце пригревает, и я защищу тебя.

Змея зашипела в знак согласия и переползла с рукава Гарри на его бедро. Гарри снова взглянул на Драко и предложил: – Садись уже. Ну что, моя приятельница – это интересно?

– Нет, – решил Драко после недолгого раздумья. – Хотя ваша беседа – пожалуй что, – он слегка напряженно опустился на землю. – А что она говорит?

– Ничего особенного. В основном поздоровались, и тому подобное. Она сказала, что сегодня солнечно, а я предложил ей устроиться поудобнее, – Гарри снова взглянул на Драко. – А теперь расскажи мне, что ты слышал о Мародерах.

– Не слишком много, – чуть надтреснуто рассмеялся Драко. – Но на нашем факультете есть одна вещица, изготовленная ими. Факультетская легенда гласит, что слизеринцы украли ее у Мародеров. Это просто кусок пергамента. Там с одной стороны обозначено точное расстояние от тебя до профессора Снейпа, а с другой подпись – Мародеры. Мы ею вовсю пользуемся, но не знаю, зачем это понадобилось им. Он ведь был тогда студентом.

Гарри постарался расслабить сведенную челюсть.

– Они его ненавидели, – выдавил он. – А он ненавидел их, вот и все. Так что это быстрый путь определить местонахождение врага, – змея, почувствовав тревогу Гарри, дернулась и зашипела. Мальчик провел рукой по ее гладкой чешуе и заставил себя успокоиться.

– Тогда понятно, почему наши украли эту вещь, – небрежно заметил Драко. – Не стоит давать противнику подобную информацию.

Дальше разговор стал более непринужденным, и Драко уже освоился со змеей, лениво свившейся в клубок на коленях Гарри.

Рон, Гермиона и Джинни не встретились с Гарри за обедом, поэтому, наспех проглотив еду, побежали искать его. Когда до урока оставалось пятнадцать минут, а Гарри по-прежнему не появился, Рон с Гермионой решили пораньше пойти на уход. Они надеялись, что Гарри пошел навестить Хагрида, но хижина была пуста, и Хагрид на стук не ответил. Друзья повернули назад, рассчитывая, что Хагрид и Гарри уже отправились к клетке с вивернами.

Когда они дошли до вольера, Хагрида там не было, зато Гарри они заметили сразу. Он сидел по-турецки на земле, почти у самого загона, и негромко и оживленно беседовал с Малфоем, держа что-то на коленях.

Гермиона, почти вопреки желанию, подошла поближе и увидела, что на коленях Гарри, свившись тугими кольцами, лежит большая коричневая гадюка. Змея явно наслаждалась отдыхом на ложе, получившемся из мантии Гарри. Гарри машинально поглаживал чешуйчатую голову, точно на коленях у него лежал котенок, а не крупная ядовитая змея. Явно забавляющийся ситуацией Малфой прислонился спиной к круглому камню и все время переводил взгляд с лица Гарри на его колени.

Малфой поднял голову. Гермиона была уверена, что на ее лице написан тот ужас, который она испытывала. Малфой пренебрежительно взглянул на нее и перевел глаза на ее спутника. Его лицо искривилось в презрительной усмешке.

– До сих пор бегаешь за грязнокровкой, Уизли?

– Драко! – сердито рявкнул Гарри, и это слегка обнадежило Гермиону. Рука Гарри замерла.

– Что? – невинно взглянул на него Малфой.

– Не называй ее так, – Гарри снова начал поглаживать змею, лежащую на его коленях, но та беспокойно задвигалась, подняла голову и зашипела, сначала на Малфоя, затем на Рона и Гермиону. Малфой отшатнулся.

– Что она говорит? – спросил он, осторожно поднимаясь на ноги.

– Ничего она сейчас не говорит, – ответил Гарри. – Просто змеи способны ощущать мое настроение, так же, как я могу чувствовать их. Она поняла, что я на вас на всех сержусь, – он взглянул на надувшегося Малфоя и улыбнулся. – А такта у нее даже меньше, чем у одиннадцатилетнего мальчишки.

Малфой, к удивлению Гермионы, рассмеялся.

– Ну ладно. Паинькой быть не обещаю, но постараюсь обойтись без оскорблений, по крайней мере, сейчас. Увидимся позже?

Гарри кивнул. Увидев теплую улыбку, которой он одарил Малфоя, Гермиона вздрогнула, словно от пощечины. Гарри наклонился к змее и что-то прошипел ей. Через какое-то время та успокоилась. Малфой пошел в сторону Рона и Гермионы. Поравнявшись с ними, он тихо сказал: – А он знает, как задешево вы его продали?

Гермиона споткнулась. Рон с яростью повернулся к Малфою: – Заткнись, ты!

– Хочешь обсуждать это при нем? – протянул Малфой, по-прежнему вполголоса. – Я ведь могу и в полный голос сказать, если ты хочешь.

Гарри начал устраивать змею на теплом камне, у которого сидел Малфой. Гермиона поняла, что он собирается подойти к ним и вмешаться.

– Позже, – прошипела она. Если Малфой уйдет, они с Роном смогут признаться Гарри и справятся с последствиями, но если слизеринец расскажет все, то положение будет много хуже. Она взглянула на Малфоя, чье лицо теперь выражало злобное удовлетворение, и вдруг поняла, что он задумал все это заранее. Слизеринец искал тогда не столько информацию, сколько возможность шантажировать их или способ выставить их перед Гарри в дурном свете.

– Ладно, позже, – мурлыкнул Малфой и шепнул, подойдя чуть ближе: – грязнокровка.

Гермиона повисла на Роне, не давая тому накинуться на слизеринца.

– Дай ему уйти, Рон.

Рон, услышав напряжение в ее голосе, отступил. Малфой мило улыбнулся, повернулся и ушел.

К ним подошел Гарри, и у Гермионы уже не осталось времени поговорить с Роном.

– Что у вас произошло?

Гермиона глубоко вдохнула: – Он нас шантажировал.

Гарри чуть прищурился и резко спросил:

– А что вы натворили?

– Мы… он спросил меня кое о чем, касающемся тебя… не очень важном.

– И ты ему ответила.

Гермиона вспыхнула от стыда:

– Да.

– Что ты ему сказала?

Гарри говорил пугающе резко и жестко. Гермиона постаралась принять самый извиняющийся вид, какой только могла: – Он спрашивал, когда ты уходил по вечерам. Я не думала, что это может принести какой-нибудь вред, но если уж он интересовался этим…

– А если может? Если в те вечера что-нибудь произошло и Малфою это известно? – зеленые глаза горели яростью. – Ты даже не знаешь, сколько бед могла натворить!

– Все не так… Тебя же там не было. Он выискивал, что потребовать. Я думала, он спрашивает о совершенно незначительной вещи, чтобы не передавать мне информацию за бесплатно, – она прикусила губу. – Теперь я понимаю, что ему просто нужно было что-нибудь, чтобы шантажировать меня.

Гарри со свистом выдохнул и резко кивнул: – Возможно. Возможно , ты права, и эти сведения никому не повредят. И что ты получила взамен?

Гермиона отвела глаза и прошептала:

– Возможность отыскать в библиотеке Августа Мейландта.

– Чтобы удовлетворить свое любопытство, – с горечью заметил Гарри.

– Да, – иногда в оправданиях нет никакого смысла.

– А ты? – обернулся Гарри к Рону.

– Я пообещал ему кое-что более значительное, но я собирался рассказать тебе об этом, – в голосе Рона не было слышно и тени раскаяния. Он шагнул вперед и продолжил: – Я пообещал ему сообщить, когда ты уходишь. Пока этого не случилось, так что я ему ничего не сказал.

– И не скажешь.

– Скажу. Он говорит, что видел тебя в подземельях.

Гарри повернулся к Рону спиной:

– Уходи.

– Слушай, дружище…

Гарри оглянулся и в ярости заорал:

– Да как ты смеешь?! Я тебе не дружище, я не твоя собственность и ты мне не друг. Уходи!

– Скоро урок, – робко заметила Гермиона.

Гарри смерил ее с ног до головы таким взглядом, что ей захотелось провалиться сквозь землю, и повторил: – Скоро.

– Через десять минут. Мы искали тебя, – Гермиона сглотнула. – Хотели сказать тебе, что очень жалеем…

– Ни о чем вы не жалеете, – выплюнул Гарри. – Вы ревнуете. Может быть, боитесь. Но ни о чем не жалеете.

– Гарри, послушай, – попытался Рон.

– Заткнись! Просто заткнитесь, оба! – Гарри плюхнулся на камень, и змея снова заползла к нему на колени. Когда Гермиона попробовала приблизиться, Гарри не обратил на нее никакого внимания, а змея подняла голову и угрожающе зашипела. Рон попытался напугать ее, но Гермиона вспомнила о вивернах и утащила Рона в сторону, чтобы дать ему успокаивающего зелья, да и самой принять его.

Северус уже неосознанно обратил внимание на звук приближающихся шагов, но насторожился и поднял голову, лишь когда шаги стихли у дверей его кабинета. В дверях стоял Ремус Люпин. Оборотень плохо выглядел и был явно чем-то расстроен. Северус напрягся. Он ничего не сказал, но многозначительно поглядел на незваного гостя.

– Я знаю, что тебе неприятно мое присутствие, – негромко и очень напряженно сказал Ремус, – но нам необходимо поговорить о Гарри.

– О Поттере? – уточнил Северус. Он насторожился, однако изобразил легкое недоумение: – А каким образом это касается меня?

Лицо Ремуса озарила короткая вспышка ярости. Он захлопнул дверь, взмахнул волшебной палочкой и скороговоркой пробормотал: – Sonitus Claudere, Odorus Claudere , – потом повернулся к Северусу. Он уже овладел собой, лишь челюсти были плотно сжаты.

– Ты до сих пор произносишь это как одно заклятье, – кисло заметил Северус. – Удивительно, как ты еще помнишь…

– Ты был моим первым любовником, – нахмурился Ремус, – но не последним же. Мне доводилось использовать это заклятье с тех пор, как мне было семнадцать.

Северус, не ожидавший, что Ремус признает, что понял намек, слегка растерялся:

– Только не знаю, зачем тебе заодно и запах скрывать.

– Ты что думаешь, если бы я прошел сейчас мимо этой комнаты, я бы не понял, что мы внутри и что мы оба сердимся?

– Последнее подразумевается само собой, если уж мы оба находимся в одной комнате, – усмехнулся Северус, снова обретая уверенность в себе.

– За тебя сказать не могу, – напряженно заметил Ремус, – но я часто нахожусь рядом с тобой, не испытывая злости.

– Вот уж чего обо мне не скажешь.

Последний удар достиг цели. Ремус на секунду опустил голову и сглотнул: – Мы можем… пожалуйста?.. ограничить наш разговор Гарри?

– И с чего бы мне говорить с тобой о Гарри?

– С того, что я один из его учителей, и мне необходимо поговорить с его отцом, – рявкнул Ремус. – Ясно тебе?

Северус упал на стул и недоуменно воззрился на Ремуса. Губы сами собой начали расползаться в улыбке, и он с трудом подавил ее, заменяя привычной гримасой.

– Ладно, профессор Люпин . И что вы хотели сказать по поводу моего сына?

Ремус приступил к делу:

– Гарри срывает мои уроки по Защите от…

– Мне известно, что именно ты преподаешь, Люпин.

– Он несколько раз вмешивался в мои объяснения о том, как мы можем распознать Темные Искусства…

– Значит, ты не умеешь поддерживать дисциплину на своих уроках. Все равно не понимаю, почему это должно касаться меня.

– Меня, как и тебя, касается то, что он делает это, чтобы привлечь внимание мистера Малфоя.

Люпин не пошел дальше, но было заметно, что отступать он тоже не собирается. Это слегка впечатлило Северуса.

– У тебя слишком живое воображение, Люпин. Малфой-младший ненавидит Поттера, а Поттер по большей части не обращает на него никакого внимания.

– Ты так думаешь? Тогда послушай, что произошло сегодня на уроке. Я принес кернеровский детектор Тьмы…

– И он отреагировал на Гарри?

– Как я и ожидал. Я специально вызвал Гарри, чтобы продемонстрировать всем ограничения возможностей прибора. Тут мистер Малфой попросил позволения попробовать, вышел вперед, и из детектора не раздалось и писка.

Северус постарался скрыть и свое удивление, и свое восхищение. Он и не знал, что Драко настолько способен контролировать себя.

– Он сказал, что это еще одно ограничение прибора, а потом улыбнулся, и прибор загудел…

– Так ты жалуешься на способности мистера Малфоя?

– Нет. Тут Гарри сказал, что тоже хочет попробовать, и реакция прибора почти пропала, а потом посмотрел на Малфоя и улыбнулся. И они вдвоем начали играть с детектором – меняли тональность и все такое! Малфой был явно впечатлен, а Гарри очень доволен.

– Может, он наслаждался собственным умением, – Северус запнулся. Способность изменять громкость звука свидетельствовала о хорошем знании окклюменции, но менять тональность… «Может быть, он работал над своим настроением и изменял его в соответствии со звуком». – Я рад это слышать.

– Но это все же было рассчитано на Малфоя, – упрямо повторил Ремус. – Мерлина ради, поговори с ним и проследи – может, он улыбнется или кивнет…

– Это все твое воображение.

– Нет. Я видел, как они уходили после урока и вместо того, чтобы пойти на обед, направились к Запретному лесу.

Слова Ремуса встревожили Северуса, хоть он постарался скрыть свою тревогу:

– Пожалуй, тебе стоит поговорить с Гарри.

– Я пытался. Он ответил мне, что не прочь подружиться с Драко, но будет осторожен… Ты же знаешь, что не будет, – от равнодушного взгляда Северуса Ремуса передернуло. Он умоляюще посмотрел на Северуса и горячо добавил: – Достаточно и того, что Люциус исковеркал жизнь близкому мне человеку – тебе. Гарри мне как… ну, пусть не сын, но самый близкий человек из младшего поколения, и мне невыносимо видеть, что он играет с тьмой внутри себя, чтобы потешить молодого Малфоя.

– Во-первых, Драко – не Люциус…

– Он точно такой же!

– Далеко не такой же. Это не в похвалу – у него нет ни воли Люциуса, ни его воображения. Драко изнеженный, избалованный ребенок, и если Гарри решит подружиться с ним, то быстро устанет от подобных отношений. Во-вторых, Гарри – не я, и, опять же, далеко не я. В-третьих, даже будь они нашей полной копией, Драко знает Гарри куда хуже, чем Люциус знал меня. И, в-четвертых, – бурлящий гнев наконец прорвался наружу, – Гарри ТЕБЕ НЕ СЫН! – последние слова Северус прокричал с такой силой, что чуть не сорвал голос.

– Я не могу иметь детей, – почти спокойно ответил Ремус. – Одна из моих сестер умерла, другая отреклась от меня – поэтому племянников и племянниц у меня тоже нет. Гарри дорог мне – как сын Лили, как приемный сын Джеймса, – Ремус явственно содрогнулся и неуверенно добавил: – И как твой. Неужели ты не понимаешь, что любой твой ребенок был бы дорог мне?

Сейчас Северусу больше всего хотелось убить собеседника на месте.

– Убирайся! – заорал он. – ВОН!

Ремус подошел к двери, распахнул ее, взламывая заклятья, остановился и упрямо повторил: – Поговори с ним. Тебя он послушает, – с этими словами он ушел.

Неловко выраженное Ремусом чувство привязанности оскорбило Северуса, а убежденность, что Гарри непременно послушается его, – почти напугала, прозвучав едва ли не как обвинение. Задумываться, что за этим стояло, он просто побоялся и заставил себя вернуться к проверке эссе четверокурсников. Он никак не мог сосредоточиться, и дело кончилось тем, что он начал читать работы вслух, негромко бормоча себе под нос. Но, увы, работы были не настолько хороши, чтобы полностью привлечь его внимание.