Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

– Ну вот! – рассердилась будто Лейла. – Ты не хочешь, Абу не хочет, Сунгай и Искандер небось тоже на меня посмотрят со свирепым видом, вот так, – она состроила рожицу, – может, мне тогда вообще Бел-Хаддата попросить?

– А этот и вовсе в ответ ткнет в тебя своей кваддарой! – сказал Абу.

– Почему бы тебе не попросить Элизбара? – раздраженно предложил Острон.

– Только не Элизбара! У него, – она лихорадочно придумала причину, – у него опять голова разболится, у него всегда болит голова, когда он долго использует Дар.

– А Ханса?

– Да если Ханса наступит мне на ногу, я останусь без ноги, – заявила девушка. – А он наступит!

Острон в отчаянии огляделся.

– Есть еще нахуда Дагман.

– Мне кажется, к вечеру он будет уже слишком пьян для танцев, – буркнула Лейла и ткнула пальчиком в бывшего капитана корабля: тот действительно сидел в окружении нескольких китабов и активно прикладывался к своей пиале, постоянно подливая в нее из кувшина.

– В конце концов, – почти сдался Острон, – на нас свет клином не сошелся, наверняка кто-нибудь из местных пригласит тебя.

– Ну Остро-он. Ну разок-то?..

Он уныло вздохнул и ничего не ответил; он догадывался, что Сафир, – кстати, где она?.. Что-то ее не видно, – уже сердится на него, за то, что он сидит рядом с Лейлой, и будет сердиться еще сильнее...

Тем временем с другого бока Леарза еле слышно сказал:

– Может, мне и вправду стоит остаться здесь.

– Ну, – ответил ему Абу, – тогда скажи мне, парень, а что ты будешь здесь делать?

Леарза насупился.

– Я, конечно, не иду ни в какое сравнение с Остроном, но и мой огонь кое-чего стоит. Если придется, мои звезды очень помогут оборонять сабаин.

– А если на сабаин так никто и не нападет? Будешь отсиживаться здесь, пока Острон отправится в Хафиру? Ожидать атаки на какую-то горную деревушку, когда они будут сражаться с самим темным богом в его владениях?

– Тебя послушать, так все от мала до велика должны идти с Остроном, – буркнул Леарза. Абу Кабил рассмеялся. Раздался первый, еще неуверенный звук барбета; как и обещала госпожа Марьям, три молодых китаба с музыкальными инструментами собирались играть. Леарза покосился на Острона, сидевшего слева: тот о чем-то спорил с Лейлой, позабыв о нем.

– Я хочу пойти, – наконец тоскливо сказал Леарза.

– Ну так и все, – отозвался Абу. – Разве что-то еще имеет значение?

– Ну, я...

– Я бы тебе посоветовал запастись реактивами для твоих звезд, пока идем по сабаинам, – предложил кузнец и подмигнул. – Может, конечно, еще в Ангуре будет время заняться этим, но запас лучше всегда иметь при себе.

Леарза поднял светлые брови, заглядывая в лицо Абу; тот ответил ему лукавым взглядом. В глазах его плясали чертенята.

– Ты никак тоже разбираешься в алхимии, – тихо предположил Леарза. Абу Кабил пожал плечами.

– Нет-нет, ты что. Я всего лишь кузнец, работаю с металлом.

– С каким металлом?

– Железо, – не моргнув глазом, ответил Абу, – чугун, сталь...

– Не ты ли ковал ятаган Острона?

– Этот ятаган раньше принадлежал его учителю, Халику, и небось был выкован еще в те времена, когда я пешком под стол ходил.

– Да не тот, а другой!

Абу какое-то время рассматривал худое лицо Леарзы, потом хмыкнул.

– Остроглазый ты парень. Что скажешь насчет того меча?

– Я плохо разглядел его, – немного смешался Леарза, – но он явно не из стали выкован. Судя по цвету, это какой-то сплав с использованием медного дьявола. Так?

– Медный дьявол?.. – пробормотал Абу, почесал бороду. – ...А! Да, так его вроде называют. Извини, парень, я в ваших алхимических названиях не силен. У меня свои.

– Так я прав?

Абу хитро улыбнулся.

– Не скажу.

– Это нечестно!

– Это секрет моего мастерства, что я, каждому встречному-поперечному его раскрывать буду?

– Я же не спрашиваю у тебя точную формулу! Ты использовал медного дьявола, да? Может быть, и саму медь тоже? ...Нет, фактура не та, только если в очень маленьком количестве...

Место слева опустело; Леарза не заметил этого, он видел только хитрое лицо Абу, который отказывался отвечать ему. Абу весело оскалился:

– Гадай сколько хочешь, парень!

Леарза кусал губы и хмурился; потом выпалил:

– А если я попрошусь к тебе в ученики?

– Тю-у, тебя? В ученики? Тебе разве ювелиром работать, но никак не кузнецом! Такой хлюпик, как ты, кузнечного молота от пола не оторвет!

– Для такой работы любой идиот сгодится, – с горячностью заявил Леарза, – а изобретать новые сплавы!..

– Взрывающиеся? – поинтересовался Абу.

– Необязательно, я же не только огнем занимался! Всего пару месяцев назад, – доверчиво рассказал китаб, – я экспериментировал со смоляной обманкой и получил из нее самый настоящий металл! Темно-серый, очень тяжелый. Может, его тоже можно использовать как-то?..

– Смоляная обманка? – прищурился Абу Кабил. – И что ты сделал с тем металлом?

– Ничего, – сказал Леарза, – положил на полку в мастерской...

– Ансари милостивая, – пробормотал ассахан. Леарза удивился, но Абу своих слов пояснять не стал, и на его круглом лице снова расплылась ехидная улыбка.

– Так возьмешь меня в ученики? Может, настоящего кузнеца из меня и не выйдет, но я мог бы придумывать новые...

– Нет, – перебил его Абу Кабил. Леарза сник. – Тебе не у меня учиться нужно, парень, – мягче добавил тот, – да и нечему мне тебя учить, на самом-то деле.

Тонкие пальцы китаба снова нашарили позабытую пиалу, принялись вертеть ее; играла музыка и танцевали люди, но Леарзе до них не было дела. Абу широко ухмыльнулся, увидев Острона, кружившего в танце Лейлу. Продолжая следить за ними смешливым взглядом, себе под нос сказал:

– Да, в том сплаве есть медный дьявол, и медь тоже есть.

– Я же говорил! – обрадовался Леарза, едва не уронил пиалу на пол.

Абу Кабил рассмеялся: Острону наконец удалось сбежать от Лейлы, и парень спешно протиснулся между танцующими людьми, желая оказаться как можно дальше от нее. Девушку между тем подхватил за руки ассахан в красной тюбетейке набекрень, она попыталась вырваться, да не тут-то было, так и пришлось танцевать теперь с Элизбаром.

Отдуваясь, Острон тихонько направился в сторону лестницы на второй этаж. Силы небесные, сердито думал он, тут такие дела, только вчера хоронили людей, а она веселится как ни в чем не бывало! Неужели можно так легко относиться к смерти?..

Тут его поймали.

Он еще не успел обернуться, чтобы увидеть, кто схватил его, когда услышал тихий сердитый голос:

– Так-так! Да ты бабник, сын Мавала, ты знаешь это? Может, мне стоит поставить на тебе крест и больше никогда даже не смотреть в твою сторону?

– С-сафир, я!..

Он встретил ее взгляд своим. Так и знал, поджалось что-то внутри: Сафир разъярена. Наверняка тоже не может понять, как ему не стыдно танцевать в такое время.

– Никак не можешь выбрать, я или она? – распалялась Сафир, не выпуская его руки из своих цепких пальцев. – Может, ты бы женился на обеих одновременно?

– Да я даже не думал!..

– По-моему, ты вообще никогда не думаешь, Острон! Немедленно отвечай мне, – она прижала его к стене, – я или она?

– К-конечно, ты, – спешно сказал Острон. На его счастье, она поймала его у самой лестницы, и вроде бы никто не обращал на них внимания, разве что угрюмый Бел-Хаддат из своего угла, но на того Острону было плевать.

– Я, – сердито хмыкнула Сафир, уперлась руками в бока. – Только я, одна.

– Только ты. Сафир, она просто так упрашивала меня потанцевать, и я...

– И ты готов подтвердить это перед всеми богами? – перебила она.

– Что подтвердить?..

Кажется, непонимание на его лице окончательно вывело ее из себя. Сафир резко схватила его за руку и потащила за собой вверх по лестнице; Острон обреченно думал, прощаться с жизнью или еще нет, перепрыгивая через ступеньки.

– Острон, сын Мавала, ты идиот! – яростно говорила она, почти кричала. К счастью, музыка на первом этаже была громкой, и вряд ли ее крики можно было разобрать внизу. Сафир буквально вылетела в коридор второго этажа, но не остановилась, потащила его дальше.

– Сафир, погоди, – жалобно попросил Острон, – что ты делаешь, Сафир!..

Она распахнула дверь одной из комнат и втолкнула его туда, захлопнула дверь за собой. Она была необычно мила в тот момент: длинные темные волосы растрепались, на щеках бродил легкий румянец. Острон осекся, забыл, что хотел сказать ей.

– Что ты за идиот, – повторила она сердито, расстегивая пуговки рубашки. – С тобой все приходится решать самой!

***

Вечер уже давно перешел в ночь, когда веселые и не очень люди начали расходиться по домам. Госпожа Марьям, улыбаясь себе под нос, ходила по залу и собирала со столиков пустые кувшины; когда она забирала кувшин со стола, за которым сидел мрачный Искандер, маарри пробормотал наполовину сам себе:

– Не пойму, как можно так беспечно веселиться в такое время.

– Что ты, милый, – мягко ответила женщина, – мы ведь люди. Нельзя всегда думать только о плохом. Смотри, не будешь отдыхать от своих дум, превратишься в безумца.

Искандер ничего не ответил на это, вздохнул и поднялся с места. Большой зал почти что пустовал; безмятежно спал на груде подушек Дагман, и в его руке все еще была зажата пиала, негромко говорили о чем-то Абу Кабил и Леарза, да Лейла продолжала пить за столиком у окна. Движения девушки были отрывистыми: она явно злилась. Лучше не подходить к ней, правильно расценил Искандер и поднялся по лестнице на второй этаж.

– Ладно, и нам пора спать, – заметил Абу, потом перевел взгляд на Дагмана. – Ах он старый пьяница, опять мне его тащить до постельки. ...Проклятье, а ведь этот псих там один сидит!

– Ты про Исана? – не понял Леарза. – Почему псих?

– А ты еще не догадался? Он безумец, – пояснил кузнец, поднимаясь из-за стола. – Но принял нашу сторону. Уж не знаю, из каких это соображений. В общем, пока он ведет себя хорошо, но мало ли.

– Так я могу заглянуть, проверить его, – вскинулся парень.

– ...Э. Ну, если хочешь. Я пока этого алкоголика в комнату отнесу, – согласился Абу, склонился над Дагманом и без особых усилий закинул его себе на спину; тот проснулся, выронил пиалу и что-то сердито проворчал. – Да куда уж тебе, пьяная твоя рожа, – ответил на его ворчанье Абу, разобравший ругательство. Леарза коротко улыбнулся одним уголком рта и побежал наверх.

Когда он сунулся в комнату, сидевший на табуретке у окна Исан поднял на него глаза. Они страшно блеснули белым в темноте.

– Где этот кузнец шляется? – спросил он. Леарза, немного растерявшись, ответил:

– Сейчас придет.

Под пристальным взглядом Исана он закрыл дверь за собой и обернулся, собираясь идти в собственную комнату, но едва не врезался в другого человека и от неожиданности сильно дернулся.

Перед ним стоял Бел-Хаддат, в черном почти не различимый на фоне темных стен, и смотрел на Леарзу сверху вниз. Угрюмый нари был выше его на добрых полголовы и шире в плечах.

– ...Чего тебе? – спросил Леарза, против собственной воли чувствуя, как что-то сжимается в животе.

– Ты ненавидишь меня, китаб? – произнес Бел-Хаддат, но в его голосе не было ни горечи, ни насмешки – вообще ничего.

Леарза открыл было рот, потом осекся и опустил голову.

– Нет, – помолчав, ответил он. – Не дурак, понимаю, что иначе было нельзя... но мне неприятно видеть тебя сейчас, Бел-Хаддат.

– Что ты понимаешь?

Он сердито нахмурился.

– Что ты, возможно, спас мне жизнь. Мне самому никогда не хватило бы решительности причинить Джарван вред. Наверное, я даже должен поблагодарить тебя, но надеюсь, ты извинишь меня, если я это сделаю... как-нибудь потом.

Сказав это, Леарза решительно шагнул в сторону, обходя Бел-Хаддата; тот остался стоять.

– Ты не должен благодарить меня, – услышал Леарза его низкий голос. – Я всего лишь выполняю свою работу.

Нервно фыркнув, Леарза почти подбежал к двери собственной комнаты и скрылся за ней. Бел-Хаддат поднял голову.

– Этот идиот никак не отучится пить, – негромко сказал он.

– Ладно еще, даже в самом сильном опьянении у него хватает ума говорить на их языке, – отозвался Абу Кабил. – И не болтать лишнего.

– Ты сам хорош. Думаешь, я не слышал, о чем ты говорил с мальчишкой. Даже нари подозревает что-то.

– Нари подозревает кого угодно, только не меня.

– Да, – усмехнулся Бел-Хаддат. – Если уж он доверяет даже Исану, то мы, я полагаю, можем ничего не опасаться.

– Я бы тебе все-таки не советовал убивать направо и налево, – чуть похолодел голос Абу. Кузнец остановился возле двери одной из комнат, прислонил дремлющего Дагмана к стене. – До Эль Габры еще далеко.

– ...Что говорит Квинн?

– Квинн остается в Умайяде. Не думаешь же ты, что Асвад оставит китабов в стороне.

***

Холодный туман обволакивал его, и ничего было не разглядеть дальше вытянутой руки; такой густой, почти осязаемый, крошечные капельки снуют туда и обратно. Казалось, туман душит его, и первая осознанная мысль была: "Хафира".

Но это не была Хафира, во всяком случае, сухого серого песка под ногами не было... не было ног. Не было тела.

Он резко подобрался, уже зная, что это опять случилось с ним.

Ты можешь думать, будто чем ты дальше от меня, тем легче спрятаться, сказал бесплотный голос. Но я везде найду тебя, и знаешь, почему? Потому что душа не знает расстояний и преград.

– Я и не думал прятаться, – ответил Острон. – Наоборот, совсем скоро я отправлюсь прямиком к тебе. Чтобы сразиться.

Глупец, ты даже не знаешь, где я.

– Я знаю. Ты в Эль Габре.

О, город городов, павший из-за безрассудства твоих предков. Ты еще хуже их, нари. Ничего, я дал тебе проводника... даже нескольких.

– Ты пытаешься заставить меня усомниться в моих спутниках, – сказал Острон. – Но я не верю тебе. Тебе выгодно, чтобы я подозревал даже собственную тень. Я никого не стану подозревать без веской причины.

Даже убийство ребенка – не причина для тебя?

Он промолчал. Темный бог попал в точку; Острон... не был уверен в этом.

И ты же знаешь, нари, что я могу поглотить душу любого человека, даже тех, кто действительно предан тебе. Не боишься, что в один прекрасный день твоя женщина направит на тебя кинжал?

– Заткнись!

Что ты будешь делать тогда, нари? Убьешь ее своими руками? Или будешь смотреть, как кто-то из твоих драгоценных друзей убивает ее?

– Сафир сильнее, чем ты думаешь!

Ну это мы еще посмотрим. Впереди еще столько времени, столько времени. А путеводной звезды Хубал не дал вам, наивные глупцы.

– Пока не дал, – рассерженно возразил Острон.

Время, нари, сказал ему темный бог, самая обманчивая субстанция из всех возможных. Быть может, когда твоя кровь вспомнит об Эль Кинди, ты поймешь меня.

На него навалилась темнота. Темнота словно душила его, и отчаянно пытаясь освободиться, Острон дернулся и резко открыл глаза.

В комнате было тепло, даже немного душно. В узкое окно еле заметно пробивался ранний свет; на улице еще ни звука, сабаин мирно спит, и отправляться в дорогу будет пора не менее чем через час.

Он медленно повернулся. Ее длинные волосы рассыпались по подушке, словно кружево ветвей. Алебастровая кожа... хрупкое плечо. Вспомнив слова темного бога, Острон содрогнулся: сама мысль о том, что что-нибудь случится с ней, казалась ему невыносимой.

Сафир спала, и не догадываясь о том, что он думает; утренний свет робко гладил ее по щеке и плечу, скользил по плавному изгибу спины, уходившему под одеяло. У Острона сжалось сердце: в тот миг она была необыкновенно красива, еще красивее, чем всегда, будто статуэтка, выточенная из алебастра, и ему даже стало страшно касаться ее, будто прикосновения могли причинить ей вред.

Он все-таки слишком низко склонился над ней, и девушка почувствовала его дыхание; ее веки медленно поднялись. Острон растерялся, она перевернулась на спину и улыбнулась ему снизу вверх.

– Доброе утро.

– Д-доброе.

– Ты так на меня смотришь, как будто только что увидел привидение. Я такая лохматая?

– Нет, ты... ты самая красивая на свете, Сафир, – честно признался он. – Но я... видел дурной сон, и когда проснулся, в общем... мне вдруг стало страшно за тебя.

– Ты вечно боишься за меня, будто я сделана из хрусталя и вот-вот разобьюсь, – мягко сказала Сафир, коснулась его виска пальцами. – Ты забываешь, что все это время я шла вместе с тобой. Я пережила почти все, что довелось пережить тебе, и я до сих пор уверенно стою на ногах, Острон. Почему ты никак не поверишь в меня?

Он обнял ее, прижал к себе; куда-то в гущу ее щекочущихся волос выдохнул:

– Я верю в тебя, Сафир. Даже больше, наверное, чем в самого себя.

Она хихикнула.

***

Туманные утра в горах Халла, кажется, были в моде; туман висел над мощенной булыжником улицей, когда они выводили из конюшни лошадей и прощались с жителями сабаина.

– Мы направимся на восток, – сказал пришедшему проводить их старейшине Мардину Сунгай. – Через сабаин Умайяд, а потом Визарат, мы будем идти, пока не отыщем Одаренного Хубала... надеюсь, что отыщем.

– Если у нас появятся какие-то новости, – ответил ему старик, – мы пошлем весточку.

– Хорошо. ...И будьте бдительны. Темный бог может овладеть душой любого человека, и хотя, как кажется, на севере дела обстоят чуть лучше, чем на юге, готовьтесь быть осажденными в любой миг.

– Мы предпримем все меры, господин Сунгай, – важно кивнул Мардин.

Тем временем у крыльца постоялого двора госпожа Марьям, немного волнуясь, говорила Острону:

– Он может показаться вам грубияном и... в общем, плохим человеком, но слушайтесь его, пожалуйста. Он знает дорогу до Умайяда, как никто.

– Не волнуйся, госпожа Марьям, – отвечал Острон, мысли которого были заняты несколько другими вещами, а глаза следили за перемещениями Сафир в пространстве. – С нами Одаренный Сирхана, даже без Бел-Хаддата мы не заблудимся.

– Ох, но ведь дело не в этом, – всплеснула та руками. – Прошу тебя, господин Острон, поверь ему. Ворон десять лет без малого ходит этими тропами.

Острон тогда не придал особого значения словам женщины; в конце концов, не все знают, на что способен Сунгай, которому подчиняются все птицы и животные. Бел-Хаддат в любом случае идет с ними, потому что так захотел Леарза, и если угрюмому нари нравится воображать себя их проводником, пусть воображает хоть до посинения.

Уже позже, когда отряд тронулся в путь и покинул сабаин, Острону стало ясно, что имела в виду госпожа Марьям.

Дорога, от ворот бывшая широкой и ровной, через какое-то время резко сужалась и начинала ветвиться. Временами она вовсе терялась среди бесконечных валунов, и если бы не Бел-Хаддат, уверенно ехавший в одному ему известную сторону, Сунгай бы провозился здесь не один час: пока животные донесут ему, куда идти. Да еще и эти бесконечные ответвления: узенькие тропки разбегались от дороги почти что на каждом шагу.

– Куда ведут эти тропы? – угрюмо окликнул Сунгай Бел-Хаддата, когда тот зачем-то замешкался и остановил лошадь. Ворон оглянулся на джейфара.

– Какие-то ведут к мелким сабаинам на горных склонах, – холодно ответил он, – некоторые протоптаны животными, иные никуда не идут.

– Как же местные жители ориентируются здесь, – еле слышно буркнул джейфар, но у Бел-Хаддата слух был отменный.

– Когда-то дорога была куда шире и местами ограждена веревками, но в последние годы никто почти не ездит так далеко на запад, а если кому-то и нужно попасть в Кафзу или на перевал Ирк Эль Амар, – он вскинул тяжелый подбородок, – они обращаются ко мне.

До сабаина Умайяд, как сообщил с утра Ворон, было не меньше трех дней дороги. Поначалу все было мирно, как только могло быть; ни намека на человеческое присутствие в округе, Бел-Хаддат продолжал уверенно вести отряд вперед, на восток, и первая сильная неприязнь к этому человеку утихала, потому что привычка – святое дело. В конце концов, большую часть дня он молчал, никогда сам не приближался к ним, оставаясь чуть в стороне. Тем вечером, когда отряд встал лагерем на крошечном плато, окруженном скалами, Острон исподтишка рассматривал жесткое лицо Бел-Хаддата и опять думал. "Я дал тебе проводника", сказал темный бог; был ли Бел-Хаддат этим проводником, как и Исан?..

Озадаченно он сообразил, что эти двое чем-то сильно похожи. Быть может, выражением лица; Исан точно так же будто не умел улыбаться, и его лицо оставалось фарфоровой маской. Конечно, у Ворона были совсем другие глаза.

На какое-то мгновение, – но лишь на одно, – Острону показалось, что в этом лице живет затаенная печаль, но пламя продолжало танцевать свой танец, и тени уже легли на него по-иному, снова оголив непроницаемый камень. В конце концов, через что довелось пройти этому человеку? Отчего, по какой причине он годами скитался по горам Халла, как неприкаянный?..

Исан между тем окончательно, кажется, пришел в себя после своей "нижней точки колеса" и в тот вечер опять негромко переговаривался с господином Анваром, задававшим ему вопросы. Виденный прошлой ночью сон не давал Острону покоя, поразмыслив над этим, парень поднялся и подошел к ним. Исан как раз только что закончил отвечать на очередной вопрос, и Острон уловил последнюю фразу:

– Конечно, теперь все, что там было, давно погасло. ...Ты тоже хочешь о чем-то спросить меня, нари?

– Да, – кивнул Острон, бросив короткий взгляд на ученого китаба. Тот с благодушным видом полез копаться в своем вещевом мешке, выудил оттуда книгу в твердом переплете. – Ты ведь знаешь, где находится Эль Габра, Исан?

– Разумеется, знаю, – отозвался тот. – А я все ждал, когда ты наконец спросишь меня.

– Так что ты знаешь об этом месте?

– Эль Габра – древний город, – сказал тогда Исан. – Древнее, чем любой из ваших городов, Эль Габра стояла в Талла еще тысячи лет назад. Когда-то мой народ жил там, и этот город был красивым и богатым. ...Ученый же рассказывал тебе, что мы не всегда были сплошь безумцами, слугами Асвада?

– Да, кое-что, – помешкав, кивнул Острон. Анвар не слушал их разговор, уткнулся в свою книжку. – Он говорил, что Одаренные, по всей видимости, воевали с... твоим народом.

– Да, пару тысяч лет назад. Я тебе скажу, нари, – Исан склонился вперед, и его глаза блеснули, – тогда это был просвещенный, разумный народ. Знаешь, что? Мы называли вас грязными дикарями. Вы бродили по пустыне, отказавшись от всего, пасли вонючих верблюдов и спали в юртах из шкур.

– Следи за тем, что говоришь, – вскинулся Острон, которого слова белоглазого не обрадовали. Тот лишь пожал плечами.

– Эль Габра в то время была столицей моего народа, – спокойно продолжал он. – Блистающий город, с тысячью домов, ярко освещаемый чудесным светом, искусство создавать который вы давно утратили. В Эль Габре была огромная библиотека, и наш правитель, прямой потомок Суайды, жил в гигантском дворце в самом ее сердце. А потом пришли Одаренные во главе с Эль Масуди и уничтожили это все.

– Как же вонючие дикари взяли и так запросто уничтожили блистающий город просвещенного народа? – не удержался Острон.

– У вас был Дар.

– Но господин Анвар говорит, что у безу... у твоего народа тоже были Одаренные.

– Да, но они значительно уступали по силе Эль Масуди и его шайке. От Эль Габры остались одни развалины. Дворец правителя обратился в руины, от которых днем и ночью много лет исходило страшное мертвое свечение, и теперь это место называют черным сердцем Эль Габры.

– Там и находится... темный бог?

– Не все так просто, как ты думаешь, нари. Ты же не ожидаешь увидеть его в облике живого человека?

– Нет, нет. Но там его влияние сильнее всего?

– О, да. Там его голос можно слышать посреди бела дня, и любой немедленно сойдет с ума, оказавшись в том месте. Женщины моего народа приносят туда своих детей, чтобы они познали Асвада.

– Значит, я не ошибся, и нам нужно попасть туда, – угрюмо сказал Острон. – Исан, а что ты сам думаешь об этом? Ведь ты тоже хочешь, чтобы мы одолели темного бога?

Белоглазый вновь пожал плечами.

– Я не знаю, – честно ответил он. – Я знаю лишь то, что Асвад стремится уничтожить тебя и твоих спутников, а значит, вы действительно можете нанести ему вред. Может быть, Одаренный Хубала будет знать, что нужно делать. Или ты сам это поймешь, когда будешь там.

– А если Острон сойдет с ума? – вдруг поднял голову ученый китаб. – Ты сам говоришь, что любой человек сходит с ума, стоит ему оказаться в черном сердце Эль Габры.

– Но он – не любой человек, – помедлив, возразил Исан. – Я... думаю, в этом весь смысл этого вашего пророчества. И вообще всего.

– В таком случае, ты проводишь нас в Эль Габру, – сказал Острон. Исан кивнул.

– Да.

***

С утра Бел-Хаддат торопил их даже больше обычного; Острон заметил, что Ворон будто бы нервничает, спустя полчаса или около того. Тот то и дело останавливал лошадь, словно прислушивался. Однажды даже резко вскинул руку и велел молчать.

– В чем дело? – спросил его Острон, обогнав идущих впереди лошадей и поравнявшись с ним. Бел-Хаддат холодно глянул на него сверху вниз.

– А ты ничего не слышишь, нари?

– Что я должен слышать?

– Так заткнись и послушай.

Острон сделал знак остальным; люди, обеспокоенные поведением Бел-Хаддата, послушно смолкли, остановили лошадей.

Тишина. Где-то далеко, в самых облаках пронзительно закричал орел.

А потом раздался шорох, словно далеко впереди катилось что-то.

– Я не уверен, что предпринять, – прозвучал низкий голос Бел-Хаддата. – Либо погнать лошадей галопом и надеяться, что мы успеем проехать по дороге до обвала, либо уже сейчас тронуться в обход.

– ...Конечно, нужно идти в обход, – не раздумывая, ответил Острон. – Кажется, там уже что-то обваливается!

– Идиот. Эти камушки – всего лишь вестники, – буркнул Ворон, натягивая уздечку вздумавшей гарцевать лошади. – Единственная тропа, которая идет в обход, уводит высоко в горы, и на этот путь у нас уйдет на два почти дня больше.

– Неважно, мы пойдем в обход. Веди, – угрюмо сказал Острон. Бел-Хаддат пожал плечами и тронул лошадь; следом за ним поехали и остальные.

Острон постоял немного, пропуская ехавшего сразу за проводником Хансу, потом Лейлу и Элизбара; за Элизбаром ехал Леарза, и нари пошел рядом с его лошадью.

– Что ты об этом думаешь? – спросил его Острон. Леарза неуверенно пожал плечами.

– Я никогда не попадал в обвал, если ты об этом. Но я знаю, что это смертельно опасно, никакой Дар не спасет вас от лавины несущихся камней.

– Да, но отчего он сомневался, идти ли в обход или нет, – пробормотал нари.

– Возможно, та дорога куда опасней этой, – предположил Леарза. – Некоторые горные тропы столь узки, что приходится идти боком.

Они все-таки свернули на узенькую тропку следом за Бел-Хаддатом; Острон не без тревоги ожидал, что слова Леарзы сбудутся, но все-таки пока еще тропа была не настолько узкой, чтобы по ней не могла пройти лошадь.

А потом вдруг страшный грохот напугал их, заставив лошадей заржать; где-то совсем близко что-то рушилось, с таким ревом, будто в скалах бесновался дракон. Долго, впрочем, это не длилось, и путники еще какое-то время стояли, ошарашенные, в гробовой тишине.

– Пошли свою сову, – хмуро сказал Бел-Хаддат Сунгаю, – пусть посмотрит, цела ли дорога.

Сунгай ничего не ответил, но Хамсин взлетела с его плеча и устремилась вперед. Отсутствовала она недолго.

– Она говорит, там все завалено обломками скалы, – сообщил джейфар. Бел-Хаддат пожал плечами.

– Значит, придется все-таки ехать в обход.

С этими словами он снова тронулся в путь. И действительно, вскоре дорога начала круто забирать вверх, и временами им приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу. Понемногу темнело. К вечеру они поднялись так высоко, что прежняя тропа была видна, если глянуть вниз, будто тоненькая ниточка: к их удивлению, с этой высоты эта ниточка отслеживалась куда проще, чем снизу.

– Вот бы кто-нибудь сверху смотрел и говорил нам, в какую сторону идти, – пробормотал Леарза, глянув вниз с обрыва. – Идите прямо две касабы, потом поверните налево... интересно, а Хамсин может так?..

– Это для нее непросто, – отозвался Сунгай, – ведь она плохо понимает, что такое касаба или фарсанг. Но иногда мы с ней так и делаем.

Они остановились на ночлег прямо на дороге, поскольку с одной стороны была почти отвесная скала, а с другой – пропасть, и Бел-Хаддат, пожав плечами, предупредил, что так будет на протяжении всего почти пути. В итоге лагерь вышел узкий и растянутый, но за несколько часов трудного подъема и люди, и животные так устали, что никто не сказал ни слова, все молча принялись устраиваться на ночь. Один Бел-Хаддат, расседлав свою лошадь, подошел к Острону и угрюмо сообщил:

– Я пойду пройдусь немного. Проверю, что впереди. Возможно, обвалом затронуло и эти места.

– Тебе нужна помощь? – остро глянул на него Острон. В светлых глазах Ворона было ничего не прочесть.

– Нет, – предсказуемо ответил тот.

И ушел в темноту.

Он вернулся позднее, ничего не сказал, хотя Острон смотрел на него. Видимо, дорога была не тронута; в ином случае Бел-Хаддат сообщил бы им.

Наутро в пропасти с правой стороны плавал густой туман, скрывая дно и прежнюю дорогу; тропа, по которой шли путники, по-прежнему поднималась.

– Сколько еще мы будем идти вверх? – спросил Бел-Хаддата Острон.

– Пару часов, не больше, – отозвался тот. – Потом начнется спуск.

И они шли, как он и обещал. Так высоко в горах было неизменно холодно, и тяжелые завитки туч, казалось, вот-вот коснутся головы. Люди кутались в бурнусы, лошади трясли гривами, а потом Бел-Хаддат резко остановился.

– Что случилось? – окликнули его.

Он не ответил и вместо того спешился. Они заволновались, не понимая причины такого поведения, а потом наконец Бел-Хаддат обернулся к ним; он стоял на возвышении впереди, и его силуэт выделялся на фоне серого неба, будто гигантская ворона.

– Обвал начался отсюда, – сказал Бел-Хаддат. – Посмотрите.

Вышедшие вперед Острон и Сунгай недоуменно глянули туда, куда он указывал. Ничего особенного они не увидели: горы как горы, в этом месте неизменная скала, ограждавшая тропу слева, подалась назад, образовывая небольшую неровную площадку. К скале притулились какие-то древние развалины, еле заметные из-за наваленных вокруг камней.

– И что?

– Часть породы, по которой шла тропа, – хмуро пояснил Ворон, – обрушилась. Раньше этой башни здесь не было!

– Она что, была внутри скалы? – не понял Острон.

– Когда-то нет, – буркнул Бел-Хаддат, направляясь через площадку к развалинам и рассматривая их. – Этому зданию, должно быть, не одна тысяча лет.

– Разрешите, – раздался ровный голос позади них. Острон оглянулся и увидел, что к ним направляется господин Анвар; толстяк осторожненько прошел между ним и Сунгаем, выйдя на площадку, и быстро оказался рядом с Бел-Хаддатом. – Потрясающе! – почти сразу заявил он. Те недоуменно переглянулись.

– Так что же это за башня? – спросил Острон. Ученому китабу, как всегда, не было дела до осторожности, он уже подошел к древней стене и рассматривал там что-то. Это действительно была башня, сомнений не оставалось: высокая, круглая и на удивление хорошо сохранившаяся. Можно было только гадать, насколько здоровый кусок скалы отвалился, если оголил ее, – если, конечно, эта башня действительно все это время была внутри.