Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 49 страниц)

– Одержимые притихли, – сказал он, с затаенным любопытством косясь на Острона и Сунгая, которые пили кофе в темном углу холла, поодаль от остальных. – Часовые несколько раз видели небольшие группы, но слишком далеко для выстрела, и никто не подошел ближе.

– В городе мы почти неуязвимы, – пробормотал Сунгай. – Исан всегда предупредит о том, кто вот-вот поддастся темному богу внутри стен. Снаружи... ну, пусть попробуют атаковать, когда ты поливаешь их пламенем с одной стороны, а Искандер водой – с другой. Подозреваю, его способность в такой близости от Харрод возросла троекратно.

– Да, – согласился Острон, – но долго здесь оставаться мы все равно не можем. Как ты думаешь, что нам предпринять теперь?

– Я бы на какое-то время остался в городе, – предложил Сунгай. – Причем как можно громче давал знать о себе. А потом мы могли бы втайне переправиться через Харрод на южный берег. Не сообщать о своем отправлении даже Муджаледу, чтоб никто не мог прознать об этом. Так одержимые сколько-то еще будут думать, что мы в Ангуре, это облегчит нам путь.

Острон задумался. Он думал о темном боге и его бесплотном голосе; гадал, ведомо ли темному богу, где они находятся, можно ли по-настоящему обмануть этот голос, и отчего-то его охватила тягучая безысходность.

– План хороший, – заметил он наконец с легкой тоской в голосе. – Но я опасаюсь, что ничего у нас так не выйдет, Сунгай... ведь ты тоже видишь эти сны. Как думаешь, если темный бог постоянно знает, где мы? Как нам тогда укрыться от него, не дать ему узнать правду о наших планах?

– А если нет? – резонно возразил Сунгай. – Он ни разу не заявлял, что знает об этом, а даже если бы и заявил, я б подумал, прежде чем поверить.

– Ладно, – Острон оглянулся на Муджаледа, который в тот момент о чем-то разговаривал с невысоким седым человеком в шахре, должно быть, тем самым мастером Али Васифом, который, как знал уже Острон, руководил всеми строительными работами в городе. – Я думаю, все равно лучше всего спросить мнение остальных.

– Остальных – это кого? – остро глянул на него Сунгай. – Одаренных? Или тех, кто по каким-то причинам идет за нами?

Острон вздохнул.

– Скажи мне, Сунгай, – попросил он, – а кому доверяешь ты?

Джейфар поджал губы и отвернулся.

– Я доверяю тебе, – отозвался он. – Я давно знаю тебя, Острон. Я... вынужден доверять Хансе, Искандеру и Элизбару. Я верю, что шесть богов не позволят своему главному врагу одурманить собственных Одаренных. ...Хотя то, что мы с тобой видим эти сны... и неизвестно ли еще, видят ли их остальные!

– Я не думаю, – осторожно сказал Острон. – Ханса бы сам первым рассказал мне об этом, ведь он знает, что это означает. Я спрашивал Искандера, и он ответил, что ему снится лишь его дочка.

– Элизбар?..

– Возможно, надо спросить его. Но и Элизбар в курсе, чем это грозит ему, я не считаю, что он стал бы скрывать такое.

– Ладно, – буркнул Сунгай. – Возможно, темный бог влияет на меня... в последнее время я не хочу никому доверять. Все эти разговоры о том, что среди нас скрываются предатели, настораживают меня.

Острон помолчал. Муджалед распрощался с мастером Али Васифом и отдавал приказы безбородому еще парнишке в кольчуге; паренек то и дело с неприкрытым восхищением косился на двух Одаренных, вот так вот запросто сидевших с чашками в руках. Косматый хмурился и напоследок, видимо, заставил паренька повторить все, что тому сказал.

– Сначала стоит решить, каким числом мы отправляемся в Эль Габра, – произнес наконец Острон. – То, что идут Одаренные, само собой разумеется, и Исан тоже, по понятным причинам... я бы, если честно, не хотел, чтоб с нами шли остальные: Абу Кабил, Дагман и Бел-Хаддат, последнему я вовсе не доверяю, Дагмана я попросту плохо знаю, он слишком скрытный. А Абу... ну, в конце концов, Абу – кузнец, не понимаю, для чего ему идти с нами в такой опасный путь.

– А Лейла и Сафир? – спросил Сунгай. Острон опустил взгляд.

– Я бы предпочел, чтоб они тоже остались в городе, – сказал он. – Но подозреваю, что ни одна из них не согласится. Да и, впрочем, если они пойдут с нами, мне будет даже спокойнее: так я всегда буду знать, где Сафир, и смогу защищать ее.

– ...Да, – коротко усмехнулся джейфар себе в бороду. – Представляю себе, как бы ты извелся, оставив ее в Ангуре. Каждые пять минут бы небось думал, "а не пал ли город", "а не убил ли ее внезапно проснувшийся одержимый".

Острон немного смутился, но уж больше по привычке.

***

Он сам обошел их комнаты тем вечером, задавая один и тот же вопрос; Сафир в ответ предсказуемо обругала его и сказала, чтоб больше он глупостей не спрашивал, Ханса и Лейла, делившие комнату на двоих, только посмеялись над ним.

– Чтоб вы в итоге забрали всю славу себе! – заявила Лейла и тряхнула копной каштановых волос.

В соседней комнате расположились Леарза и Искандер; маарри выглядел мрачным и начищал свой скимитар, а китаб читал какую-то книгу.

– Я знаю, дед сказал тебе идти с нами, – осторожно начал Острон, когда удалось привлечь внимание Леарзы, – но все-таки предсказания – такая мутная вещь...

– Я пойду до конца, – почти сердито ответил ему тот. – Даже не думай, что я отступлю, Острон! Может, толку от меня не очень много, но вдруг и мои звезды пригодятся. И дело даже не в каких-то там предсказаниях, просто если уж я увязался за вами, то на середине пути не передумаю.

Острон только пожал плечами и отправился в другую комнату. Исан и Абу Кабил разговаривали, и когда он открыл дверь, до него донесся обрывок фразы ассахана:

– ...говорят, из этих элементов и состоит весь мир.

Недоуменно подняв брови, Острон уставился на Абу; тот состроил смешную физиономию. Исан тоже глянул на вошедшего нари и своим холодным голосом спросил:

– От меня что-то еще требуется? Я не чувствую присутствия безумцев в черте города, только далеко за его пределами.

– ...Нет, я не к тебе, Исан, – отозвался Острон. – Абу, я хотел поговорить с тобой.

– Дай угадаю, – немедленно ухмыльнулся тот, – вы с Сунгаем сегодня полдня провели у Муджаледа на его командном посту, небось рассуждали, что вам делать дальше. Вот ты и подумал, что от бесполезных спутников лучше избавиться, от меня, например.

– Абу, – воскликнул Острон, смутившись. – Почему сразу "избавиться"! Я просто подумал, что ни к чему тебе идти в такое опасное путешествие, когда ты даже не воин, ты кузнец. К тому же, возможно, нам надо будет ехать в тайне, и чем меньше народу...

– Сам-то подумай, сумеешь удержать свой поход в тайне, герой? – фыркнул Абу Кабил. – Знает один – знает один! Знают двое – знают все. Да и все равно всему городу ясно, что вы на месте сидеть не станете, сама судьба влечет вас в Талла. А я, может, и не воин, да в такое время каждый здоровый мужчина – боец.

Острон вздохнул, хотя на самом деле чувствовал себя скорее обескураженным: он не знал, что возразить кузнецу.

– Если хочешь знать мое мнение, – добавил Абу, с лица которого не сходила хитрая усмешка, – никакой тайны из этого все равно не выйдет, так что лучше набрать какое-нибудь круглое число людей, например, тысячу, и открыто отправиться в поход, и пусть слуги темного бога обломят об тебя свои зубы! Кстати, а пока они будут атаковать наш героический отряд, внимание самого темного бога окажется отвлечено от остального Саида и его мирных жителей. Конечно, нам-то придется от этого куда тяжелей, но на то вы и избранные богами, верно?

– Я должен тебя предупредить, – заметил Исан со своего места, – что хотя вы, возможно, сумели бы укрыться от Асвада, я от его знания укрыться неспособен. Поэтому, если я иду с вами, он совершенно точно будет знать, где вы находитесь.

Острон покосился на белоглазого.

– ...Это верно, Абу, – сказал он. – Тайны не выйдет. Но скажи мне, отчего ты так хочешь идти с нами? Конечно, ты прав, и в такое время каждый должен сражаться, только я думаю, что в поход в Хафиру должны идти сильнейшие.

Светлые глаза Абу блеснули.

– Сила есть – ума не надо? – спросил кузнец. – Ну, если настаиваешь на "сильнейших", я тебе предлагаю попробовать выйти против меня со своими сабельками. Посмотрим, сколько ты продержишься против моего молота, герой.

Острон припомнил то, что не ощущает Абу в бою, совсем никак; это смутило его и напрягло одновременно. Сказать об этом Острон не мог, не был уверен, что это нужно, но в одном Абу был прав: в бою он был бы совсем не слабый противник.

– А что до того, отчего я хочу идти с тобой, – усмешка наконец-то сошла с пухловатого лица Абу, – так ответ тут простой. Не знаю, чем там темный бог пудрит тебе мозги, Острон, может, рассказывает, что каждый второй твой спутник у него в кармане, а только я к тебе привязался еще с Тейшарка и считаю тебя своим другом. Доверяешь ты мне или нет, а я тебе доверяю. И хочу помочь, чем смогу.

Острон виновато опустил голову. Он еще сам не до конца понимал это, но в груди у него разгорелось радостное облегчение; Абу Кабил молчал и смотрел на него, и тогда нари честно сказал ему:

– Ты и тут угадал, темный бог... много чего заявляет. Он без конца говорит мне, будто среди моих спутников есть... его сторонники. Пытается вызвать во мне недоверие к остальным.

– И ко мне тоже? – поинтересовался Исан. Острон кивнул.

– Конечно. Я уверен, темному богу было бы на руку, если бы мы прогнали тебя или вовсе убили. Впрочем, это лишь убеждает меня в том, что ты действительно на нашей стороне, Исан.

– А что до Бел-Хаддата?

На этот раз и Абу, и Острон дружно посмотрели на белоглазого. Тот пожал плечами.

– Я давно заметил, что ты не доверяешь ему.

– ...Я не доверяю ему, – согласился Острон. – Но не из-за слов темного бога. Он странно себя ведет. А что ты думаешь о нем, Абу?

– Бел-Хаддат – суровый вояка, – фыркнул кузнец, – который явно за свою жизнь повидал немало дурного. Небось в итоге окажется, что в прошлом с ним случилась какая-нибудь беда, а на самом деле он добрый и милый человек, ха-ха. В любом случае, что я о нем знаю, так это что он лет десять назад узнал ту легенду про Эль Кинди, которая не дает ему покоя до сих пор, и все искал хоть одного Одаренного Хубала, чтоб узнать, что же такое увидел Эль Кинди перед битвой в Эль Габра. Ты, пожалуй, слишком молод, друг мой, чтобы понять, что означает вот так вот взять и бросить дело, которому ты посвятил целых десять лет.

Острон задумался.

– ...Не мог он сразу об этом сказать, – пробормотал он наконец смущенно. – И об этой легенде, и о своей цели. Больше бы ему было доверия.

Абу расхохотался, потряс лохматой головой.

– Что ты, герой! Даже в сказках только злодеи сразу пытаются войти в доверие, а положительные персонажи, как дураки, молчат! К тому же, не думаешь ли ты, что он тоже тебе не очень-то доверяет?

– Но я Одаренный Мубаррада, – вспыхнул Острон.

– Ага, и это сразу делает тебя хорошим парнем? Уж точно не в глазах такой стреляной птицы, как Бел-Хаддат!

И так, смущенный и обрадованный одновременно, Острон отправился в комнату, которую разделили между собой нахуда Дагман и сам Ворон, чтобы спросить их, хотя уже, в общем-то, знал ответ на свой вопрос.

Ну и правильно, наконец подумал он, оставшись один в коридоре. Темный бог все это время усердно пытался вызвать и в нем самом, и в Сунгае подозрительность. "Никому не хочу доверять", сказал Сунгай. Джейфар и вправду в последние недели как-то совсем мрачно выглядит. Наверняка именно этого и добивается главный враг.

Что ж, доверять свою жизнь Бел-Хаддату его никто не заставляет, но если этот человек хочет идти с ними – пусть идет, в конце концов, с клинком он управляется ничуть не хуже Острона, и сам Острон не был уверен, чем бы закончилась драка между ними.

Нахуда Дагман валялся на тахте и курил трубку, тогда как Бел-Хаддат листал какую-то книгу, но, когда Острон вошел к ним, спешно захлопнул ее и уставился на нари своими холодными прозрачно-зелеными глазами.

– Я ждал тебя, – вполголоса произнес он. Острон поднял бровь. – Хочешь, чтобы я остался в Ангуре, верно?

– ...Нет, – ответил Острон с твердостью. – Я хочу спросить тебя, Бел-Хаддат, собираешься ли ты идти за Одаренными в Хафиру или нет. Но выбор за тобой. Поскольку Абу мне только что доказал, что тайной наш поход в любом случае не останется, я считаю, чем больше хороших воинов пойдет за нами, тем лучше.

– Абу, – хмыкнул Ворон, продолжая в упор смотреть на Острона. Его лицо было по-прежнему будто высечено из камня, и ни следа ни на какое хоть сколь-нибудь теплое чувство. – Ясно. Я намерен идти с вами, сын Мавала. Доверяете вы мне или нет, а только я десять лет ожидал этого похода, и даже если б ты приказал мне оставаться здесь, я бы все равно пошел, пусть и один, по вашим следам.

Острон нахмурился; когда Абу Кабил с такой характерной усмешкой говорил о нем, он почти что почувствовал расположение к Ворону, но когда сам Бел-Хаддат стоял напротив и смотрел на него таким холодным взглядом, расположение к нему почувствовать было как-то трудно.

– Сам понимаешь, я и не могу доверять тебе, – сказал он. – Я почти ничего о тебе не знаю. Но, может быть, ты ответишь на пару вопросов.

– Валяй.

– Я должен знать, отчего тебя так волнует этот поход и Одаренный Хубала, – решительно произнес Острон. – И... твой клинок. Он до странного похож на палаш одержимого.

Ворон криво усмехнулся.

– Отчего меня волнует поход? Ты в своем ли уме, нари? От этого похода зависит судьба целого мира, а ты спрашиваешь. Может быть, по мне незаметно, но я тоже хочу жить. Я практически случайно узнал об этом пророчестве, которое, по всей очевидности, указывает на вас пятерых. Я обеспокоился, потому что я не идиот и давно знаю, что Одаренных у племен почти нет. Я отправился в Умайяд для того, чтобы отыскать больше сведений о пророчестве и о первых Одаренных племен, которые, по легенде, одержали победу в Эль Габра. Там я наткнулся на историю об Эль Кинди, которая встревожила меня. Ведь никто так и не знает, что именно видел Эль Кинди, отчего он так испугался и отговаривал остальных от похода. Я хотел узнать это и думал, что если скоро действительно наступит время исполнения пророчества, то избранные богами будут ничуть не слабее тех Одаренных, которых принято называть первыми, хотя и до них были люди, почти пробудившие Дар. Потому я искал Одаренного Хубала: если кто и может знать, что видел в будущем Эль Кинди, так это человек с таким же Даром.

Острон молчал. Если бы он и хотел, он не мог ничего возразить Бел-Хаддату, и сомневаться в его словах тоже было незачем: Острон и сам прекрасно знал, что Эль Кинди действительно что-то увидел в будущем, возможно, лучше, чем Бел-Хаддат.

– Что до моего клинка, – добавил Ворон, – не ищи в этом скрытого смысла, сын Мавала. Если б ты разбирался в кузнечном ремесле, ты бы это знал. Ятаган, как и любое искривленное лезвие, труден в ковке. К тому же, гораздо удобнее им рубить с лошади, а одержимые, если ты заметил, верхом почти никогда не ездят, так что им кривые клинки ни к чему, да и их кузнецы наверняка не в состоянии справиться с такой задачей. Безумцы берут числом, потому и изысканное оружие им тоже не нужно, достаточно лишь, чтоб можно было проткнуть врага. Я же предпочитаю кваддару, потому что таков мой стиль боя, я учился ему у джейфаров, и твой спутник наверняка подтвердит тебе, что джейфары иногда используют подобные мечи, только более короткие.

– Хорошо, – кивнул Острон. – ...Не думай, будто я совсем идиот, но я должен был спросить тебя об этом, потому что не я один сомневаюсь в тебе.

Бел-Хаддат лишь фыркнул и отвернулся, снова взял в руки книгу. Острон перевел взгляд на нахуду Дагмана, который все это время будто и не слушал их разговора, был занят своей трубкой, которую как раз выбивал.

– Вам понадобится человек, – сказал Дагман, не поднимая головы, – который перевезет вас через Харрод на корабле, ведь летать вы пока не научились. Или ты еще не думал об этом, Острон?

– Н-нет, – слегка растерялся тот, – но после переправы... я, если честно, не знаю, для чего ты все это время шел с нами.

– Я проспорил, – ответил нахуда и наконец посмотрел на Острона. – Этот хитрец, который, кажется, только делает вид, что он ассахан, – а в душе он ушлый марбуд-обманщик, – пообещал, что если спор выиграю я, он выкует для меня скимитар, а если он, то я пойду с ним, куда б он ни шел.

– ...Ясно, – удивился Острон. – Но теперь Абу Кабил намерен идти с нами в Эль Габра, нахуда Дагман. И если он сам не захочет, я думаю, мне придется попросить его, чтобы он освободил тебя от этого обещания...

– А кто тебе сказал, что я не пойду с вами? – хмыкнул Дагман. – Сам говоришь, каждый клинок пригодится.

Острон и с ним не смог поспорить; вконец обескураженный, он заметил:

– Никак не возьму в толк, отчего все так рвутся идти с нами? Ведь это смертельно опасно!

– А ты покажи мне человека, который не понимает, что от вас и этого похода зависит судьба целого Саида, – заметил маарри. Тот вздохнул, кивнул и вышел.

Бел-Хаддат и Дагман какое-то время сидели в тишине; бывший нахуда смотрел в потолок, в руках Ворона по-прежнему была раскрытая книга, но его бледно-зеленые глаза остановились в одной точке.

– Мне кажется, после Венкатеша я потерял хватку, – пробормотал Дагман. – Скажи, Бел. Может, и вправду лучше поручить эту работу таким, как Каин. Уступить им место и уйти в тень.

Тот помолчал, перелистнул страницу.

– Их не зря называют младшими, Эохад. Они должны быть лучше нас. Но все же они более хрупкие.

– Мне ли не знать.

***

Они обсуждали это и на следующее утро, уже собравшись все вместе; за пределами города было затишье, и Муджалед подтвердил, что одержимые атаковать не спешат, так что они все собрались в одном из холлов Эль Кафа, частью расселись на мягких расшитых подушках, кто-то остался стоять, выглядывая в окна; сквозь декоративные деревянные решетки свет проникал пятнами и ложился на восьмиугольники блестящего паркета. Все двенадцать путников, вернувшиеся из гор Халла, были тут, и сам главнокомандующий бывшей стражи Эль Хайрана присоединился к ним, желая знать, что планируют Одаренные.

– Тянуть незачем, – сказал Сунгай, хмуря густые брови. – Мы и так потратили много времени. Раз уж скрытно выступить у нас не получится, я предлагаю отправиться сразу же, как только будем готовы, и на приготовления тоже времени не терять.

– Нам понадобится корабль, – добавил нахуда Дагман. – Если отправляется только двенадцать человек, мы обойдемся небольшим джехази. Команда матросов мне будет не нужна, с таким корабликом я справлюсь и в одиночку.

– На том берегу нас наверняка будут ждать.

– Так мы устроим им торжественное прибытие, – буркнул Искандер. – Я могу поднять волну и обрушить ее на берег. Я еще не пробовал, правда, управлять таким большим количеством воды, но думаю, все получится.

– Погоди, но если поднимется огромная волна, наш собственный корабль... – начал было Сунгай, но Дагман перебил его:

– Ерунда. С вами в дорогу отправляется нахуда, равных которому в Ангуре сейчас наверняка нет! Я использую эту волну, и мы сойдем на южный берег, как боги.

– Хорошо, но нужно еще решить, должны ли мы брать с собой других людей, – осторожно сказал Острон. – Абу тут упомянул насчет тысячи бойцов... только я думаю, тысяча – слишком много, и...

– Не больше пятидесяти, – отрезал нахуда Дагман. – Достаточно большой самбук поднимет и сто, и даже двести, но трюк с волной уже не удастся.

– В таком случае, эти пятьдесят должны быть лучшими из лучших, – буркнул Сунгай: идея тащить с собой много народа ему точно не нравилась. – И я бы не хотел лишать Ангур и сотой доли его защитников. Я совсем не так уверен, что одержимые перестанут атаковать город, когда мы сойдем на том берегу.

– Я отберу только лучших бойцов, – вскинулся Муджалед. – Среди наших людей очень многие мечтают отправиться в бой с самими Одаренными. Вот увидите, уже завтра отряд будет готов выходить в путь. И насчет корабля уважаемый нахуда Дагман может не беспокоиться, любой дау, стоящий в порту, в его распоряжении.

– Хорошо, – обрадовался Острон, но тут голос подал белоглазый, стоявший у окна чуть в стороне от всех:

– Мы не сможем выйти завтра, – сказал он. – И послезавтра тоже.

– Отчего?

– Я чувствую... приближение нижней точки колеса, – угрюмо пояснил Исан. Острон и Сунгай немедленно уставились на него, обернувшись; и вправду, вид у белоглазого был чуть растрепанный. Они уже знали, что это тоже своеобразный признак. – Если только вы не хотите идти без меня, вам придется подождать, пока она минует.

– Проклятье, – пробормотал Сунгай.

– Мы подождем, – согласился Острон.

Позже, когда люди разошлись по своим делам, Муджалед отыскал Острона; тот проводил время с дядей Мансуром, рассказывал о том, что им довелось повидать на пути через горы Халла. Дядя хмурился и грыз мундштук видавшей виды трубки.

– Я хотел спросить тебя, Острон, – вполголоса произнес Муджалед, кивнув старику. – Что за человек этот Исан? У него очень странные глаза, и многие ветераны, еще служившие на стене Эль Хайрана, опасаются его.

– Он безумец, – просто ответил Острон, отчего дядя Мансур едва не выронил свою трубку, а Муджалед против воли весь подобрался и схватился за рукоять ятагана. – Но он на нашей стороне. Он не единожды уже доказывал это. Его безумие... он сам сравнивает его с колесом телеги: временами он словно опускается в нижнюю точку колеса, как он называет это, и тогда нам приходится держать его под присмотром. Но в верхней точке колеса он вполне разумен и сражается на нашей стороне.

– Мубаррад милостивый, – пробормотал дядя.

– Так... скоро у него очередной припадок, – с пониманием кивнул Муджалед. – Вот почему вам придется переждать это время.

– Да, – согласился Острон. – Скажи, в Эль Кафе есть место, где можно было бы содержать его? Ханса и Абу Кабил хорошо справляются с ним, и у нас еще, кажется, оставались запасы снотворного, которое нам дал господин Анвар, но все-таки безопасней, чтоб он находился взаперти. Он и сам так говорит.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Косматый, – только если отвести его в темницу в нижнем районе города... но ведь это вызовет кривотолки.

– ...Хорошо, – помедлив, кивнул Острон. – Тогда мы просто запрем его в одной из комнат. Для надежности я буду тоже караулить его, а подменять меня будет Бел-Хаддат. Думаю, из всех нас только мы двое способны противостоять ему в бою на клинках.

Исан, когда ему сказали об этом, лишь пожал плечами.

– Еще дня два, – сообщил он глухо. – Будьте бдительны.

И действительно, на четвертые сутки под утро Исан напал на Абу Кабила, да кузнец скрутил его, – благо свой палаш белоглазый отдал на хранение Острону, – связал и заставил выпить снотворный порошок, которого им с запасом оставил господин Анвар.

***

Пересменка происходила у них вечером, когда заходило солнце. В первый день Острон немного нервничал, непривычно было видеть белоглазого таким растрепанным, а безупречно-холодная маска его лица оказалась разбита некрасивой гримасой, и к тому же с утра, когда он пришел по зову Хансы в комнату к Исану, безумец заговорил с ним; поначалу Острон опешил и подумал было, что Исан в себе.

– Всех вас уничтожит, – скалясь, прохрипел белоглазый, – камня на камне не оставит от города. Такие идиоты, доверять слуге Асвада. – Его лицо неожиданно изменилось, став каким-то плаксивым. – Да, мой господин. Конечно, все будет так, как ты пожелаешь, мой господин.

– Исан?.. – окликнул его Острон, растерявшись, но тут с другой стороны к обезумевшему майяду подошел Абу Кабил и отвесил ему мощный подзатыльник; голова белоглазого мотнулась, и он смолк, уткнувшись носом в собственные связанные руки. – Абу, что ты...

– Он так все утро уж болтает, – добродушно отозвался кузнец. – Мне кажется, разговаривает со своим господином, темным богом. Лучше пусть побудет так немного, чем разболтает что-нибудь этакое. Вряд ли темный бог сможет с ним общаться, когда тот без сознания!

– Это жестоко как-то, – неуверенно заметил Острон, но в душе, в общем-то, был согласен с Абу Кабилом.

А потом уж на Исана начало действовать снотворное, и большую часть времени он вовсе спал; на второй день они спокойно разговаривали, иногда поглядывая на дергающееся во сне лицо безумца.

– По сути, он сейчас такой беспомощный, – пробормотал Острон как-то под вечер, когда уже до смены караула оставалось недолго. – Слушай, мне вот интересно, а он нам доверяет? Наверное, да, разве он позволил бы с собой такое делать?..

– Он рассуждает логически, – рассмеялся Абу Кабил. – Зная, что мы – олицетворение добра и все такое, главные защитники всего светлого и хорошего, он легко может предположить, что никто из нас никогда не поднимет на него руку. Хотя я уверен, вот конкретно сейчас он нам не доверяет ни на грош и, мало того, мечтает нас убить!

Острон покачал головой.

Вскоре пришли и ночные караульные: Бел-Хаддат и Ханса. Ворон, как всегда, был угрюм и едва ли парой слов обменялся с ними, а Ханса немного поболтал с Остроном, рассказал, что буквально час назад в город пробился большой отряд вооруженных людей, и оказалось, что это бывшие разбойники: даже они решили, что в такое время лучше воевать с одержимыми, и вот сейчас приносят присягу Муджаледу.

– Надо только, чтоб потом Исан проверил их, – чуть обеспокоился Острон. – На всякий случай, вдруг...

– Да не волнуйся, их уже с десяток ветеранов Эль Хайрана поприветствовало.

Острон и Абу, переговариваясь, пошли к себе; Ханса остался, по сути, наедине с Бел-Хаддатом: Исана вряд ли можно было принимать в расчет. Молодой марбуд всегда как-то неуверенно себя чувствовал рядом с этим молчаливым человеком, хоть и в последнее время Острон будто немного начал доверять ему, и потому в первую же ночь, когда они несли караул, Ханса настороженно молчал. Тахта, на которой лежал Исан, стояла посреди комнаты, и Бел-Хаддат с равнодушным видом, точно как и вчера, устроился на подушке между ней и окном, и Ханса знал уже, что он будет сидеть в полной боевой готовности всю ночь, будто связанный по рукам и ногам безумец, которого заставили принять лошадиную дозу снотворного снадобья, вдруг вскочит и попытается выпрыгнуть в окно.

Не желая уступать ему, Ханса и сам уселся в прямой, настороженной позе, потом, правда, обнаружил, что позабыл свою шашку в комнате, и ругнулся про себя. Конечно, он все равно не видел особого смысла носить при себе оружие и днем, и ночью, но так делали все остальные, и Ханса старался от них не отставать. ...Ну ладно, случись что – он и голыми руками белоглазого скрутит, Бел-Хаддат и глазом не успеет моргнуть.

Хорошо Острону, он несет караул с Абу Кабилом, и наверняка они весь день о чем-нибудь болтают! Ханса даже немного пожалел, что согласился сторожить белоглазого по ночам, а ведь сам сначала заявил, что если они будут нести стражу вдвоем с Остроном, то непременно заболтаются и позабудут про собственно объект охраны. Вот теперь и сиди в гробовой тишине, не зная, чем себя занять. Если б шашка была при нем, он бы хоть принялся начищать ее. И этому Ворону, похоже, совершенно ничего не нужно, сидит себе и сидит, один затылок видно из-за спинки тахты. А он точно не спит?.. Хансу подмывало встать и заглянуть, и если б на месте Ворона был хоть кто-нибудь другой, он бы так непременно сделал, но Бел-Хаддат напрягал его, и Ханса остался сидеть на своем месте, как пришитый.

Скучно. Ночь быстро вступила в свои права, только что еще вроде бы ясно заливало пол солнечным светом, и вот уже одни свечи горят желтыми огоньками, и в Эль Кафе воцарилась тишина. Конечно, на "командном пункте" Муджаледа, как его окрестил Абу, по-прежнему сидят люди, и сам Муджалед, что очень возможно, не спит, потому что защитники города каждую минуту начеку. Но тот холл далеко, и здесь ничего не слышно... и все коридоры наверняка пустые, все ушли спать. Ханса обнаружил, что с тоской вспоминает свою уютную постель, на которой он и позабыл шашку, между прочим, потому что весь день там с ней в обнимку валялся.

Жизнь вообще никогда не была слишком простой для Одаренного Джазари: мало кто знал об этом, но Хансе вечно хотелось есть, и сколько бы он ни съел, ему редко удавалось наесться до отвала. То же самое со сном: Ханса спал бы двадцать часов в сутки, если б только было можно. Сам он предполагал, что это цена, которую приходится платить за свою нечеловеческую силу и способность быстро передвигаться, он знал: быстрее многих других людей. Ханса умел и менять свой облик, правда, ненавидел это делать: ощущения были не из приятных. И тоже потом есть хочется трижды сильней...

Он сидел и думал о еде, потом ему пришло в голову, что ведь когда они вернутся из Хафиры победителями (Ханса ничуть в этом не сомневался), они с Лейлой станут настоящими героями, и их, наверное, везде будут узнавать. Тогда небось можно будет лопать от пуза и спать сколько захочется. Он представил себе, как бы он жил в Эль Кафе (более роскошных зданий он еще не видел) и пировал целыми днями, в подробностях принялся воображать блюда, которыми бы благодарные племена кормили его, и...

...Хансе снился сон. В этом сне все было так реально, что он был уверен, что ничего ему и не снится; он действительно сидел за длинным столом, таким длинным, что второй его конец терялся где-то в тумане, а на столе перед ним стояли бесчисленные тарелки и миски, наполненные едой. Еда вкусно пахла, вкусно выглядела, и Ханса потянулся к первому же подносу, на котором горой были навалены жареные окорочка, но отчего-то никак не мог достать, хотя вроде бы стол был под самым его носом, он тянул руку и тянул, и...

Ему показалось, что он коснулся подноса, и тот вдруг опрокинулся с металлическим лязгом; Ханса резко открыл глаза.

В первое мгновение он ничего не понял. Темно, никакого стола нет. Шумно дышит какой-то человек. Он вскинул голову, и тут все смешалось только хуже, он видел, как сверкнуло лезвие прямого клинка, услышал сердитый вскрик, потом глухой звук удара; звон выпавшего из руки меча. В следующий миг дерущиеся рухнули на пол, один подмял собой второго и снова ударил его кулаком в челюсть, так что голова лежащего навзничь мотнулась. Ханса вскочил.

– Ворон! – заорал он. – Что ты де...

И резко оборвался. Бел-Хаддат крепко держал запястья Искандера, из правой ладони которого и выпал скимитар, потом резко рванул его и опрокинул ничком, заворачивая руки за спину.

– Ты с ними заодно, ублюдок! – крикнул Искандер. Ворон глухо сказал Хансе:

– Позови Острона. И джейфара тоже.

Растерявшись вконец, Ханса сорвался с места. Когда надо, он мог бегать быстрее антилопы; Сунгай на его крик вскочил с постели немедленно, казалось, он и спал-то одетым, прижимая ятаган к боку, побежал в комнату Исана. Дверь в комнату Острона и Сафир была заперта, Хансе и в голову не пришло, что они могут быть чем-то заняты, он со всей дури принялся колотить в нее. Острон открыл через пять минут, растрепанный и ошалевший.