Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 49 страниц)

Так их еще нигде не встречали; Острон, ехавший первым, был вынужден резко остановить верблюда. Бледные человеческие лица смотрели на него между древками копий.

– Не обезумели ли вы? – спросил он потом. – Или в сабаинах Халла теперь всех путников встречают с оружием в руках?

– Докажи, что ты не одержимый, – ответил нервный китаб, стоявший впереди всех; позади тем временем произошло какое-то движение, и Острон с высоты своего седла увидел, как невысокий старик проталкивается между солдатами.

– Опустите копья! – крикнул он; его послушались. Острон вздохнул с облегчением. Крикнувший наконец вышел вперед, поднял голову, глядя на нари.

– Прошу прощения за грубость моих людей, – сказал он. – Но не далее чем неделю назад на нас напала большая свора одержимых. Мы ничего не знаем о том, что творится в мире, наш сабаин мал и расположен далеко от остальных. Мы думали, что другие племена побеждены.

Острон оглянулся на Сунгая; на темном лице того была живая тревога.

– Когда мы покидали Харрод, ни о чем таком не было слышно, – осторожно сказал Острон. – Безумцы на южном берегу, из-за водобоязни они не могут пересечь реку. Но, судя по всему, в последнее время темный бог похищает души и на севере; на нас тоже нападали одержимые. Видимо, поддавшиеся влиянию темного бога собираются вместе и бродят по пустыне.

– Хубал милосердный, – пробормотал китаб. Обернулся к остальным, сердито нахмурил брови: – Чего стоите, остолопы? Дайте дорогу! Пропустите их!

Они спешились и поручили животных местным жителям; сабаин был невелик, но здесь был постоялый двор, не изобиловавший посетителями, правда. Невысокий китаб представился как Мардин, один из четырех старейшин сабаина; остальные трое пришли быстро, и путники расселись на подушках в зале, а напротив сели китабы.

– Я Одаренный Мубаррада, – просто сообщил Острон. Эта новость была встречена ошеломленным молчанием. – В нашем отряде также есть и другие Одаренные, все, кроме Одаренного Хубала. Его мы и разыскиваем. Времени мало, нас должно быть шестеро. Вшестером мы поведем за собой людей в Хафиру, где сразимся с темным богом. Это последняя надежда, господин Мардин. Если вы что-нибудь слышали об Одаренном своего племени, скажите нам.

Старейшины переглянулись, потом Мардин скорбно покачал головой.

– Долгое время среди нас не было ни одного Одаренного, – сказал он. – Последний Одаренный Хубала умер еще до моего рождения.

– Если и есть кто-то, скорее всего, его Дар еще не пробудился, – добавил другой старик. – Боюсь, никто не сможет помочь вам с поисками.

– ...Погодите, есть старик Михнаф.

– Михнаф? Да он из ума выжил еще давно, – возразили сказавшему это, – увидел во сне какую-то дурь и вбил себе в голову, что это сбудется.

– О ком вы говорите? – осторожно вмешался Острон. Старейшины немного смутились будто.

– В сабаине Кфар-Руд живет один старик, – наконец пояснил Мардин. – Если еще не помер, не знаю. Он не Одаренный, но он утверждает, что иногда ему снится... что-то наподобие вещих снов.

– Может, кто-то из его внуков пробудит в себе Дар?..

– Не смеши. Они такими вещами даже не интересуются.

– Спасибо, – мягко сказал Острон. – Может, это окажется незначительным, но сейчас мы должны хвататься за любые зацепки. Мы отправимся в путь завтра, а сегодня переночуем здесь, если не возражаете.

– Разумеется, – спешно отозвался один из старейшин, – пусть никто не смеет сказать, будто китабы не соблюдают обычаев гостеприимства.

Хозяин постоялого двора, добродушный толстяк, гостям был очень рад и категорически заявил, что никакой платы с них не возьмет, в конце концов, не каждый день в сабаине останавливаются Одаренные; Острон и Сунгай, с беспокойством бросавшие взгляды на Исана, который сидел в темном углу и что-то бормотал себе под нос, спросили, есть ли в трактире подвал.

– Да, – растерянно ответил китаб. – Зачем же...

Сунгай хотел было соврать, но Острон положил руку на его плечо и сказал:

– Видите человека в углу? Он... что-то вроде безумца.

Трактирщик ахнул.

– Большую часть времени он держит себя в руках, но темный бог пытается добраться до него, – честно добавил Острон. – Он сам просил запереть его в каменном подвале и охранять сегодня ночью. Не беспокойтесь, мы обязательно сдержим его и не позволим причинить вред кому бы то ни было.

Таким образом Исан был спроважен в подвал, а Ханса с Абу Кабилом договорились нести караул по очереди; белоглазый не сопротивлялся, когда они вели его, молча сел на табуретку и принялся раскачиваться из стороны в сторону; они заперли дверь. Ханса остался внизу, остальные поднялись в зал постоялого двора, где уже собрались местные жители, с любопытством разглядывавшие приезжих. Острон обвел взглядом эти бледные лица с остатками страха в глазах и почувствовал, как больно сжалось сердце. На этих людей напали не далее чем неделю назад. Что-то... происходит на юге. Хотя Сунгай сказал вчера, что Ангур стоит (со слов прилетевшей оттуда птицы), Острону все равно было неспокойно.

Под вечер в зале собрался народ; путешественники сидели за большим круглым столом, не было только несшего караул Хансы да собственно Исана, и понемногу люди разговорились, вокруг ученого Анвара устроилось сразу четыре китаба, которые о чем-то расспрашивали его, Элизбар с каменным лицом сидел чуть поодаль с собравшимися больными и как раз, когда Острон бросил взгляд в его сторону, почти церемонно положил руку на лоб худенького мальчишки, которого держала на руках мать. Острон и Сафир сидели рядом и молчали. Как ни в чем не бывало завели разговор Дагман и Абу.

Он, в общем, немного расслабился и перестал обращать внимание на вновь заходивших в трактир людей, все равно это все были местные жители, потому вздрогнул, когда точно за его спиной раздался низкий мужской голос:

– Вы и есть Одаренные, о которых весь поселок гудит.

Острон резко обернулся. Темноволосый человек стоял перед ним, скрестив руки на груди, и смотрел на него сверху вниз; остальные притихли.

– Что тебе нужно? – мягко спросил Острон, но в его глазах мягкости не было.

– Собираетесь в Кфар-Руд? – проигнорировал тот.

– Какое тебе дело?

– Я пойду с вами.

Сунгай и Искандер переглянулись; Острон не сводил взгляда с незнакомца.

Возникшее напряжение неожиданно развеял Абу, который с ехидным видом протянул:

– Ага, и тут в таверне они повстречали таинственного героя, который предложил им свои услуги. Ты наемник, парень? Славы ищешь, приключений на свою голову?

Темноволосый перевел на него взгляд холодных глаз.

– Я был наемником, ассахан, – сказал он. – Времена изменились. Я без малого десять лет скитался по Халла и знаю здесь каждый камушек не хуже иного китаба. Да и дополнительный клинок вам точно не помешает.

Острон наконец поднялся на ноги, оказавшись чуть повыше незнакомца. Тот снова посмотрел на него; на вид ему было не больше тридцати, но его взгляд заставлял думать, что хозяин этих глаз немало повидал в своей жизни.

– Как тебя зовут? – спросил Острон.

– Бел-Хаддат, – отозвался бывший наемник. – Спроси, люди в Кфар-Акиле знают меня.

– С твоего позволения, господин Сунгай, – тем временем вполголоса сказал подошедший хозяин постоялого двора, склоняясь к джейфару, – хотя манеры этого человека оставляют желать лучшего, он не врет. Надежней проводника по горам не найти. И он хороший воин: если бы он по счастью не оказался в нашем сабаине неделю назад, мы бы не отбились от безумцев.

– Хорошо, – сказал слышавший эти слова Острон. – Мы не в том положении, чтобы отвергать помощь.

***

– Верблюдов придется оставить, – угрюмо говорил Бел-Хаддат тем утром, когда они собрались в зале постоялого двора и готовились уходить. – Господин Мардин приготовил для нас четырнадцать лошадей. Живей, поторапливайтесь, до сабаина Кфар-Руд не меньше двенадцати часов ехать, а к ночи в горах становится куда опасней.

На ходу заматывая вокруг головы темно-серый платок, он вышел на улицу. Острон едва успел сообразить, что это был хадир. Нари? На соплеменника Бел-Хаддат был не слишком-то похож. Хотя, возможно, долгие годы среди другого племени наложили на него глубокий отпечаток.

Они все равно замешкались: Абу Кабил поднялся по лестнице, ведшей в подвал, буквально волоча за собой Исана. Руки белоглазого были связаны, волосы растрепались; взглянув в его лицо, Острон поежился. Сколько длится "нижняя точка", Исан не говорил; он от души понадеялся, что не очень долго.

Перед выходом господин Анвар, покопавшись в своем походном мешке, выудил оттуда какую-то коробочку и достал из нее небольшой шарик.

– Дайте ему, – предложил он. – Это снотворное. Нам же будет проще, если он будет спать, а не пытаться сбежать или подраться с нами.

– Здравая мысль, – согласился Сунгай. Спустя несколько минут они уже заставили Исана сесть на лошадь под неодобрительным взглядом Бел-Хаддата, которого, кажется, раздражали любые проволочки; Ханса тем временем навьючивал на одну из двух запасных лошадей мешок с книгами.

– Это что, книжки? – спросил наемник, потрогав рукой. – Вы ополоумели, куда вам столько книг?

– Мы должны доставить эти книги в Умайяд, – огрызнулся Ханса.

– Оставьте их здесь, – предложил Бел-Хаддат. – Книги есть не просят, подождут в Кфар-Акиле.

– Нет, – взъерепенился марбуд, после гибели Басира с особым трепетом относившийся к этим книгам. Острон, заметив, как подобрался Ханса, поспешил подойти к ним.

– В чем дело?

– Он хочет, чтобы мы оставили книги Басира здесь.

Острон перевел взгляд на Бел-Хаддата. Тот встретил его каменным выражением лица. Ханса, наблюдавший за ними, не без удивления обнаружил, что глаза у них донельзя похожи.

– Решения здесь принимаешь не ты, – сказал Острон. – Во всяком случае, мы не просили тебя увязываться за нами.

– Я лишь предлагаю то, что мне кажется целесообразным, – ровным тоном отозвался Бел-Хаддат, не отводя взгляда. – Если хотите тащить с собой лишний груз – это ваше дело.

Сказав это, он отвернулся и отошел к собственной лошади. Лошадки у китабов были низкорослые и мохнатые, но их заверили, что для путешествия по горам лучше их не сыскать; Острон после высокого хеджина верхом на такой лошади, почти пони, чувствовал себя глупо. Жители сабаина провожали их, и первым в ворота выехал Бел-Хаддат, а следом гуськом тронулись и остальные. Исан нервничал, но Абу Кабил и Дагман привязали его к седлу и держались как можно ближе к нему.

Горы встретили их холодным утренним туманом и небесным молчанием.

Тропа быстро сузилась до таких размеров, что стало реально ехать по ней только цепочкой, и разговаривать было неудобно. Бел-Хаддат не оглядывался. Можно ли ему доверять, задумался Острон, ехавший следом. Конечно, на безумца он не похож: хотя у него донельзя холодные глаза, ни намека на бешенство в них нет. Но...

"Твои люди на моей стороне"...

Нет, твердо решил он. О доверии, конечно, речи нет, но вот так сразу подозревать человека в чем-то плохом только из-за того, что он повел себя грубо с тобой?

Бел-Хаддат остановился лишь через несколько часов, склонился в седле, рассматривая что-то. Острон, чья лошадь едва не ткнулась носом в круп коня темноволосого, окликнул его:

– Что-то не так?

Тот повернул голову так, что Острону было видно его острый профиль.

– Следы, – сказал он.

– Следы?.. – на взгляд Острона, на этой каменистой тропе невозможно было разглядеть ничьих следов, но Бел-Хаддат нахмурился и добавил:

– Впереди одержимые.

Острон оглянулся на Сунгая; джейфар молча кивнул, указал в сторону. Проследив за его жестом, Острон вздрогнул: на скале остался темный след, почти незаметный, но если приглядеться, было ясно, что это кровь.

– Мы не сможем сражаться в таком узком проходе, – сказал он.

– Нам и не придется, – отозвался Бел-Хаддат. – Пусть джейфар пошлет вперед свою сову, но я и так вам скажу, эти безумцы уже, скорее всего, осаждают стены Кфар-Руд.

– Так чего мы ждем? – крикнул Острон. – Быстрее, быстрее!..

– А я с утра говорил: поторапливайтесь, – буркнул тот и тронул своего коня, пустил его рысью. Рысца у этих мохнатых лошадок оказалась неровная, особенно чувствительная после гладкого бега породистых хеджинов. Острон стиснул зубы. Над головой прошуршали крылья Хамсин; сова стремительно умчалась вперед, и сколько-то ее не было.

Когда же она вернулась, Сунгай подал голос:

– Они действительно в сабаине!

– Скорее же! – заорал Острон; Бел-Хаддат оглянулся на него, ощерившись, но еще пришпорил лошадь, и та понеслась галопом.

Им все равно еще приходилось замедлять бег несколько раз, чтобы дать лошадям отдохнуть; беспокойство терзало их. Понемногу начало смеркаться. Ехавший в конце отряда Исан, за которым по-прежнему присматривали Дагман и Абу Кабил, вдруг поднял голову и громко расхохотался. Острон выругался сквозь зубы: и не спросишь его теперь, что происходит впереди.

Наконец в сумерках его глаза различили дым.

– Они еще отбиваются, – крикнул Бел-Хаддат, как раз в тот момент снова пустивший лошадь галопом. В следующий что-то оглушительно грохнуло, заставив одного из коней перепуганно заржать. Дорога тем временем понемногу расширялась, и вскоре Острон уже протиснулся между Бел-Хаддатом и почти отвесной скалой слева, обогнал его.

Сердце его дрогнуло: тропа здесь делала резкий поворот направо, и когда лошадь Острона вылетела туда, он увидел, что стена сабаина в одном месте разрушена дотла, и серые тени снуют там.

А потом внутри вспыхнуло ослепительное пламя, очертив силуэты одержимых. От грохота он почти оглох.

Все казалось каким-то нереальным. Еще один Одаренный Мубаррада?..

Думать было некогда, перепуганная насмерть лошадь все-таки влетела за стену, и Острон с силой потянул за поводья, останавливая ее; под копытами лежали обгорелые тела. Кто-то кинулся ему наперерез с палашом наготове, но Острон не медлил и использовал собственное пламя, белой пеленой взмывшее вокруг него. Поначалу он рискнул вызвать лишь узкое кольцо, но оно осветило перед ним только безумные лица, и тогда огонь потек рекой дальше, сметая их со своего пути.

Стихло. Тяжело дыша, Острон оглядывался. Потом резкое ощущение опасности заставило его склониться набок; над самым ухом просвистело что-то, вроде бы стрела.

– Мы не враги! – заорал нари, выпрямляясь.

Наступила тишина. Остальные его спутники въехали в разрушенный сабаин, еле удерживая напуганных лошадей. Откуда прилетела эта стрела?.. куда ни глянь, отовсюду на него смотрели пустые черные окна.

Первым его заметил Бел-Хаддат, молча кивнул Острону, указывая на сторожевую башню, выстроенную вплотную к скале. Язык пламени резко взмыл с плеч Одаренного вверх, и свет выхватил в узкой бойнице чье-то лицо.

– Кто-то еще уцелел, – выдохнула Сафир, тоже увидевшая это. – Слава богам!

– Ты становишься все сильнее, – буркнул позади Сунгай, – нам даже сражаться не пришлось.

– Все ли одержимые погибли? – хмуро перебил его Острон. Джейфар оглянулся.

– Да, – чуть погодя ответил он. – Только если кто-то прячется в домах.

– Нужно обыскать их.

Первым с места тронулся Бел-Хаддат, легко спешившись, он направился к ближайшему строению, перешагивая через тела и обломки. За ним устремились и Ханса с Сунгаем, а потом замешкавшийся Искандер: должно быть, вид обгорелых человеческих тел был мучительным для маарри. Острон тоже спешился и снова посмотрел наверх. Сторожевая башня была, видимо, самым высоким зданием в сабаине; те, кто укрылся в ней, уцелели благодаря тому, что вход в нее был только один, и тот оказался завален чем-то изнутри. Острон пнул было дверь, но она не поддалась, тогда к нему подошел Абу Кабил.

– Отойди-ка, – добродушно предложил кузнец, поднимая с земли тяжелый обломок бревна. Острон послушно подался в сторону, Абу размахнулся и треснул бревном по двери; раздался оглушительный грохот, и проход оказался открыт.

– Да ты немногим уступаешь Хансе, – пробормотала Лейла, наблюдавшая за ним.

– С младых ногтей орудую кузнечным молотом, красавица, – отозвался тот. – Пойдем, Острон. Кто бы он ни был, кажется, наш стрелок не собирается сам спускаться к нам.

Острон шагнул в темное помещение первым, наготове на тот случай, если перепуганные люди попытаются атаковать его; но ничего не произошло, и он рискнул призвать пламя на кончики пальцев. Огонь осветил заваленный всяким хламом холл, здесь очевидным образом шла драка, и два тела лежали на полу, запачкав кровью ковер. Светлые одежды выдавали в них китабов. Стиснув зубы, Острон направился к лестнице.

Крутая, с узкими высокими ступеньками, она вела наверх. Он поднялся на один этаж и услышал твердый голос:

– Стой, стрелять буду!

Послушно остановился. Огонь, не угасший на его руке, выхватил из темноты силуэт человека. Настороженно блеснули глаза.

– Я не одержимый, – сказал Острон. – Видишь пламя на моей ладони? Я нари, Одаренный Мубаррада. Можешь не бояться меня.

– А кто сказал, что я боюсь, – отозвался паренек; роста он был невысокого, а в его руках Острон рассмотрел самый настоящий арбалет. Заряженный и нацеленный точно в грудь нари: да этот парнишка не шутит.

– Кто-то еще выжил? – спросил Острон, по-прежнему не шевелясь. Парень прищурился.

– С чего я должен говорить тебе.

– Ты даже этому не веришь? – Острон осторожно кивнул в сторону огня.

– Думаешь, я сам такие фокусы ни разу детям не показывал, – холодно усмехнулся парень. – Дел-то, смазал руку чем надо, полил одной штукой – и вот тебе пламя в ладони.

Острон озадачился.

– Ну ладно, – сказал он. – А так тоже можешь?

Передернув плечами, он целиком окутал себя коконом из огня; в комнате сразу стало куда светлее, и на бледном лице парня показался какой-то намек на удивление.

– Как это ты так?..

– Я же сказал тебе, – терпеливо повторил Острон. – Я Одаренный Мубаррада.

– Сказки это все.

– Ты же сам видишь, – пламя поменяло цвет с темно-рыжего до белого; судя по глазам китаба, это произвело на него впечатление. – Кстати, а внизу сейчас находятся Одаренные Гайят, Сирхана, Джазари и Ансари... раненых нет?

– Нет, – буркнул парнишка и понемногу опустил арбалет. Острон облегченно вздохнул, пламя вновь вернулось в его ладонь.

– Ты один? – мягко спросил нари. Снизу раздались голоса; Сунгай крикнул:

– Острон?

Китаб сделал шаг назад, к прикрытой двери, и Острон сразу догадался, что за этой дверью есть кто-то, кого тот готов защищать ценой своей жизни.

– Я здесь, – ответил он Сунгаю, – подождите. Мальчишка сильно напуган.

– Не выдумывай, – резко вскинул арбалет китаб. Его лицо отвердело. Сколько ему лет?.. с первого взгляда Острону показалось, что не больше восемнадцати, но теперь, поразмыслив, он решил, что парень его ровесник.

– Извини, – вздохнул Острон. – Но как насчет капельки доверия? Ты ведь видел, я сражался с одержимыми внизу.

– Я видел только огонь, – буркнул парень.

– Это был мой огонь.

На лестнице раздались шаги; Острон не успел ничего сделать, как снизу показалась темноволосая голова Сафир. Он напрягся, ожидая, что китаба ее появление разозлит, но появление молодой девушки, видимо, произвело на того несколько иное впечатление.

– ...Бедняжка, – выдохнула она, рассмотрев его. – Сколько часов ты отбивался от них?

– Не знаю, – буркнул китаб, снова опуская арбалет. – Они пришли, когда еще было светло. Никто не ожидал нападения. Мы бы, правда, все равно выстояли, у нашего сабаина высокие стены, но среди нас были предатели, кто-то подорвал бочку с анозитом у самой стены, и в пробоину немедленно хлынули эти твари. Всех, кто сражался на площади, убили. Отец велел нам идти в башню и не совать носа... но потом они пробрались и сюда, тогда я сбросил им на головы одну из своих звезд, а пока они были в замешательстве, мы спешно завалили проход чем смогли.

– ...Звезд? – осторожно переспросил Острон. – Ты об огне говоришь?

Китаб вскинул поросший светлой щетиной подбородок.

– Я пиротехник, – сказал он. – Вы, может, не слышали о такой науке? Раньше... я делал фейерверки. Такие штуки, – добавил он, обнаружив на лицах Острона и Сафир непонимание, – запускаешь их в небо, а они летят высоко и красиво взрываются. Разноцветными огоньками. В небе-то они никому вреда не причиняют, но если такой штуковиной швырнуть в человека, получится сильный ожог.

– Слышал о таких, – припомнил Острон. – Так ты тот самый мастер, о котором мне рассказывали? Который придумал эти штуки?

– Тьфу, – отозвался китаб, – мастером был мой дядя. Погиб несколько лет назад от большого взрыва в своей мастерской.

– Это все... грустно, – сказала Сафир, посмотрев вниз, – но может, ты уже пойдешь с нами, парень? Нужно вывести всех уцелевших, нельзя оставаться в этом месте. Бел-Хаддат сказал, что в трех днях езды к востоку отсюда стоит другой сабаин, мы могли бы отвести вас туда.

Арбалет в руках китаба окончательно повис. Парень оглянулся на дверь за своей спиной, потом хмуро сказал:

– Хорошо. ...Жутко там... снаружи?

– О чем ты?.. – не понял Острон. Но Сафир будто сообразила что-то и коротко кивнула:

– Обожженные тела повсюду.

Китаб вздохнул, приоткрыл дверь.

– Кухафа, Джарван, – позвал он. – Дедушка. Выходите.

За дверью началось какое-то шевеление; наконец она распахнулась, и на пороге показался седой старик, к которому с обеих сторон робко прижимались два ребенка, мальчик и девочка лет десяти.

– Это... все? – прошептала Сафир. – Все, кто выжил?

– Если в других зданиях вы никого не нашли, – ответил молодой китаб, – то да.

– А папа с мамой? – дрожащим голосом спросила девочка, тронув его за рукав. Он резко обнял ее за голову и прижал к себе.

– Пошевеливайтесь там, – донесся снизу голос Бел-Хаддата. – Иначе придется ночевать в развалинах.

– Заткнись, – с негодованием ответила ему Сафир и спустилась по лестнице.

– Я сейчас соберусь, – глухо сказал китаб, отпуская ребенка, и скрылся за дверью. Светлые глаза старика рассматривали Острона.

– Мы гнали лошадей, как могли, – чуть виновато произнес тот, – но увы.

– Я слышал, ты Одаренный Мубаррада, юноша? – спросил старик. Острон коротко кивнул. – ...Слава богам. Много вас?

– Двенадцать человек, – ответил нари, – пятеро Одаренных и наши товарищи. Это... твои внуки, господин?

– Да, – согласился тот. – Прости Леарзу за недоверие, он в самом деле сильно напуган. Они напали неожиданно, и боюсь, он видел... что случилось с его родителями.

– Что с ними случилось, дедушка? – спросил мальчишка, поднимая голову из-под локтя деда. Старик скорбно опустил взгляд.

– Хубал забрал их себе, Кухафа.

– Их больше... нет?

– Нет, Джарван.

– Дед, – немного недовольно сказал Леарза, который как раз в этот момент выскользнул в дверь. – Можно было... потом об этом.

Через плечо у него был перекинут дорожный мешок, к которому китаб привязал арбалет; закутав девочку в свой плащ так, что капюшон свалился ей на голову, он подхватил сестренку на руки. Оглянулся на деда. Тот надел бурнус на мальчика и подтолкнул его; Острон взял ребенка, оказавшегося легче, чем он ожидал. Тонкие пальцы вцепились в его собственный плащ.

Они пронесли детей через развалины сабаина, и Острон горячо поблагодарил Мубаррада за то, что уже достаточно стемнело; меньше всего на свете ему хотелось, чтобы дети видели то, что осталось от их дома. Бел-Хаддат, хмурясь, уже топтался на тропе за стеной, стоило Острону выйти за черту сабаина – и он взлетел в седло. Последним сабаин покинул старик, оглянулся на прощанье.

– Живее, живее, – угрюмо окликнул Бел-Хаддат. – Если будете так всю дорогу копаться, в Хафиру идти не будет нужды: она сама придет к вам.

– Как же он меня бесит, – еле слышно пробормотала Сафир.

***

Ночь окончательно сгустилась над ними, и небо покрылось ясными холодными звездами; Острон развел костер в выбранной Бел-Хаддатом расщелине, достаточно большой, чтобы вместить в себя всех путников с их лошадьми. Со всех сторон их окружали скалы, и это придавало ощущение безопасности, хоть и эфемерное. Их проводник уселся у самого выхода, там, где уже начиналась тропа, ведшая на восток, и завернулся в черный плащ. Острон и Сунгай привычно договорились, кто несет караул, и нари опять предпочел караулить в первую половину ночи, вместе с Искандером, который привалился спиной к камню и угрюмо смотрел в ту же сторону, что и Бел-Хаддат: в темноту ночи, на тропу. Исану дали еще одну порцию снотворного, и тот вяло раскачивался на своем месте, между Абу Кабилом и Дагманом. Сафир и Лейла взяли на себя детишек: расстелили бурнусы, обнимали напуганных близнецов и успокаивали их, пока те не уснули. Даже привычная вражда между девушками на этот раз будто угасла, никто не хотел ссориться в присутствии детей.

– Мы приехали в Халла для того, чтобы отыскать Одаренного Хубала, – сказал Острон Леарзе, который сидел напротив. Леарза с недоверчивым видом скривился, потом будто вспомнил что-то и вздохнул.

– Я всю жизнь думал, это сказки, – признался он потом. – Что никакого темного бога нет, а Одаренные, если и были, ушли в прошлое. Кажется, после... сегодняшнего мне придется пересмотреть свои взгляды на жизнь.

– Ничего, – мягко сказал Острон. – Мне тоже все эти россказни бабок казались выдумками. Во всяком случае, я думал, что темный бог давно побежден. А потом одержимые напали на наше племя и вырезали всех, кроме меня, дяди и Сафир... если б не племя Сунгая, кочевавшее поблизости, мы бы тоже не спаслись.

– Ты не знал еще тогда, что у тебя есть Дар, – полувопросительно произнес Леарза. Острон покачал головой.

– Иногда я думаю, что Дар открывается только в час нужды. И часто слишком поздно.

Леарза покосился на своего дедушку, дремавшего по другую сторону костра, и глухо сказал:

– Дедушка в последнее время только и говорил о Даре, о темном боге и одержимых. А я еще над ним смеялся, дурак. Хотя, правда, многие над ним потешались, не верили ему.

– В сабаине Кфар-Акил нам сказали, что один старик в Кфар-Руд видит вещие сны, – осторожно заметил Острон. – Это не о твоем ли дедушке?

– О нем, – криво усмехнулся китаб. – Дай угадаю, они сказали что-то вроде "этот Михнаф, окончательно свихнулся на старости лет".

– Слава Мубарраду, – пробормотал нари. – Мы... надеялись, что он может что-то сказать нам. Хотя бы намекнуть... где искать Одаренного Хубала.

– Не слишком-то надейся, – возразил Леарза, – его сны и так достаточно мутные, он сам большую часть времени не может понять, что они означают. Да к тому же почти никогда не рассказывает их содержимое, боится сойти с ума. Ты ведь знаешь, что если Одаренный Хубала расскажет о будущем, а в итоге оно изменится, его душу поглотит темный бог?

– ...Все-таки, может быть, что-то он скажет, – сказал Острон. – Все лучше, чем ничего. Ладно, ступай спать. У тебя сегодня был тяжелый день, Леарза.

– Спать, – пробормотал тот. – Думаешь, я смогу уснуть?..

Тем не менее не прошло и получаса, как китаб, свернувшийся калачиком на плаще неподалеку, уже спал; Острон, заметив это, чуть заметно улыбнулся. У Леарзы было худое лицо с острыми чертами, и во сне он еще больше напоминал мальчишку. Острон смотрел на него и думал, был ли он сам таким? Тогда, сразу после бессонной ночи, погони одержимых, потрясенный и перепуганный, еще не в состоянии до конца поверить в произошедшее...

Эта ночь прошла спокойно; вернувшаяся под утро Хамсин доложила Сунгаю, что одержимых в окрестностях нет. В сабаине Кафза, о котором говорил Бел-Хаддат, все вроде тихо. Это обрадовало их. Утро было туманное, люди понемногу собирались, и скалы эхом разносили их голоса; Искандер вызвал из-под земли небольшой фонтанчик, отчасти чтоб порадовать детей, которые смотрели на него круглыми глазами и не сразу принялись умываться. Проснулся Исан, но в его белых глазах по-прежнему было безумие, Острон попытался говорить с ним, только покачал головой и сделал знак Анвару.

– Зачем вы тащите с собой безумца? – хрипло спросил Бел-Хаддат, подошедший к ним. Острон оглянулся на него. Словно китаб, Бел-Хаддат предпочитал черную одежду, и теперь его плащ делал его похожим на ворону.

– Когда он в себе, он очень полезен, – отозвался Острон, который уже уяснил, что на нари-проводника могут произвести впечатление только логические доводы. – Чует одержимых на большом расстоянии. Вообще-то он на нашей стороне, если ты еще не понял.

Бледно-зеленые глаза Бел-Хаддата посмотрели на Исана. Потом он пожал плечами.

– Нам придется идти пешком, – сказал он. – Впереди перевал Ирк Эль Амар, пешком мы как раз достигнем сторожевой башни к ночи. Потом дорога пойдет под гору, будет немного быстрее. Скорее всего, придется еще раз переночевать на пути, прежде чем достигнем Кафзы.

Острон пожал плечами.

– Хорошо.

На этот раз Бел-Хаддат даже не призывал их торопиться, молча оседлал своего коня и тронулся в путь первым; Острон уступил свою лошадь старику Михнафу, сам пошел впереди, рядом с Сунгаем, который тоже предпочел спешиться. Верхом посадили и детей, а Леарза на лошади ехать наотрез отказался, шел рядом с братом и сестренкой. Он только приладил свой вещевой мешок на спину одной из вьючных лошадей и предупредил ехавшего позади Абу Кабила, что мешок трясти нельзя, от сильного удара там что-нибудь может взорваться.

Широкая спина Бел-Хаддата была впереди. Острон шел и смотрел на него; тот будто догадывался, обернулся пару раз.

– Так и не могу понять, – еле слышно сказал Сунгай, – отчего он пошел с нами. Чего ему надо?

– Я думаю, – серьезно ответил Острон, который и сам немало размышлял об этом за прошедшее время, – что он на самом деле хочет помочь. Просто... как бы тебе это сказать, жизнь, скорее всего, была к этому человеку сурова.

– Ты и ему доверяешь? – скривился джейфар. Уголки губ Острона чуть приподнялись.

– Нет, – возразил он. – Я доверяю тебе. Хансе. Сафир и Лейле. Абу Кабилу. Элизбару и Искандеру я тоже доверяю, но чуть меньше. Дагману и Анвару я доверяю еще меньше того. И я совсем не доверяю Исану и Бел-Хаддату.

– Но ты все-таки думаешь, что Бел-Хаддат хочет помочь нам.

– Как и Исан. Как и все остальные. Я предпочитаю думать о людях хорошо, пока они не докажут обратного, Сунгай. Может, это моя слабость. Но я не буду ни в чем никого подозревать, пока у меня не будет причины.

Сунгай посмотрел на него.

– ...Подозревать, ты сказал.

Острон отвернулся. Сунгай больше ничего не добавил; ему и так стало многое понятно.

***

Идти в гору было достаточно утомительно; к счастью, под вечер они действительно настигли высшей точки пути, перевала Ирк Эль Амар, и там возвышалась в сумерках древняя каменная башня.

– Когда-то давно на башне несли караул часовые, – рассказал Леарза, – но в последнее время этот обычай был забыт. Сейчас в башне ночуют редкие путешественники, и больше там никого нет.

Строение действительно выглядело заброшенным. По углам висела паутина, старая деревянная лестница опасно шаталась. Двух ступенек и вовсе не было. Поначалу они не хотели подниматься на второй этаж, но башня была маленькой, и всем места не хватило бы; тогда было решено на втором этаже (туда первой забралась Лейла, проверила все и бодро сообщила, что тут достаточно уютно) разместить старика Михнафа и его внуков, не в последнюю очередь на тот случай, если вдруг кто-то нападет.