Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 49 страниц)

Он бежал, не разбирая дороги, перепрыгивая через непонятные тряпки, через останки юрт, хлопающие на ветру; одна из них загорелась и наконец осветила ему путь. Острон остановился, в отчаянии оглядываясь. Тени скользили во мраке, издавая звуки, достойные животных; вторили им крики людей.

Сафир, повторил он одними губами.

Дяди не было видно. Где-то вдалеке заржала лошадь, но ржанье пресеклось: видать, кто-то зарубил ее. Острон помнил, в какой стороне поставили свои шатры домочадцы Сафир, бросился в ту сторону. Тени бросались на него, но он избегал боя, пытаясь выбросить из головы и воспоминания о первых двух зарубленных им людях, лиц которых он не разглядел.

– Мубаррад! – раздался крик, огласивший собой, казалось, всю пустыню. – Мубаррад!

Зови бога, не зови – выбираться надо самому. Острон поднырнул под очередную тень, пролетевшую над ним кубарем, и оказался среди трех шатров отца Сафир. Один из них был разрублен и опал неразборчивой кучей, два других стояли, хоть и покосились.

– Сафир! – крикнул он, оглядываясь. – Сафир, где ты?

Полог одного из шатров пошевелился.

– Сафир?

Показавшаяся темная голова ей не принадлежала. Острон дернулся, принимая боевую стойку, какой учил его дядя. Но наконец из-под полога вынырнула фигура человека, и парень узнал в ней мать Сафир. С этой женщиной у него отношения никогда не ладились, госпожа Дафия считала, что ее дочери лучше не знаться с оборванцем-сиротой, кем бы там ни был его дед, и вечно гоняла мальчишку от своих шатров.

Теперь она стояла, глядя на него полубезумными глазами, полными надежды.

– Острон, мальчик, – окликнула она. – Слава Мубарраду... когда они напали, мы были одни, отец ушел в шатер к этому Аделю, договариваться...

– Мама, – его сердце вздрогнуло: из-под полога выкатилась девушка в платке. – Острон! Ты в порядке?

Ее пальцы были холоднее льда, руки тряслись. Она вцепилась в его локоть, будто он был последней ее надеждой.

– Я в порядке, – негромко отозвался он. – Надо уходить, скорее. Здесь опасно... я не знаю, что происходит, но...

Дикий вопль прервал его; Сафир полетела в сторону, в руки матери, Острон взмахнул ятаганом. Думать было некогда. Что это за люди, почему они нападают... Кровь брызнула на его лицо. Еще одна бесформенная груда тряпок. Нет, это не человек. Забыть. Это...

Еще четыре тени окружили их. Он почти чувствовал присутствие двух женщин за своей спиной. Силуэты нападающих медленно приближались; теперь он мог видеть блеск их глаз над плотными темными масками. Маарри? Неужели это маарри? Нет. Нет, не может быть. Слишком уж... безумны эти глаза. Они не принадлежат ни к одному из шести племен.

– Я не справлюсь с ними один, госпожа Дафия, – хрипло прошептал Острон, сделав шаг назад. Что-то теплое и дрожащее оказалось прижато к его спине. – Я отвлеку их на себя, а вы бегите. Где-то должны быть наши люди. Дядя Мансур. Не может быть, чтобы они всех застали врасплох...

– Мубаррад с тобой, Острон, – ответила ему женщина. – Если мы побежим, они убьют нас. Я прошу тебя, прости меня за все, что я когда-либо сделала или сказала не то...

– О чем вы? Бегите же, я...

– Сафир, – шептала она. Теплая рука легла на его предплечье. – Сафир, моя девочка. Спаси ее, я умоляю тебя.

Он замер; тепло ушло. Дикий визг и хохот оглушил его, когда еще одна тень бросилась вперед, из-за его спины, распахнув руки.

– Мама!

Нападавшие безумцы кинулись ей навстречу.

– Мама! Мама!

Он схватил ее за руку и побежал.

– Мама! Стой, Острон! Подожди! Моя мама...

Он зажмурился, не желая слышать этих криков.

– Острон! – в чувство его привел уже другой голос. Он вскинул голову, все еще не выпуская запястье девушки. Дядя Мансур стоял перед ним, в развевающейся накидке кочевника, его хадир был порван в двух местах, на щеке темнела кровь. – Уходим, Острон.

– Но как же остальные...

– Уже поздно. Проклятые безумцы верно подгадали время. Многие были убиты сразу, не успев и проснуться... уходим, живее!

– Мама... – рыдала Сафир за его спиной. – Мама, папа... Хафар...

– Некогда горевать о них, пойдем, – оборвал ее дядя Мансур. – Нужно найти лошадей, какие уцелели. Они не ездят верхом, они не угонятся за нами.

– Дядя, кто они такие?

– Бегом, я сказал!

Дыхание сбивалось, девушка позади споткнулась и упала; не задумываясь, – он не хотел думать, – Острон подхватил ее и перебросил через плечо. Теплая рукоять ятагана жгла ладонь, он хотел отшвырнуть ужасное оружие, принесшее смерть живым людям, но не мог. Он боялся.

Две лошади нашлись на самом краю лагеря, перепуганные, дико ржущие; дяде с трудом удалось успокоить их. Седлать их было некогда, и Острон запрыгнул на шелковистую спину кобылы. Дядя подсадил Сафир, и ее мягкие волосы защекотали ему подбородок. На второго коня дядя забрался сам.

– Не отставай от меня, – велел он. – Идем на север.

Лошади были просто счастливы устремиться прочь от этого ужасного места, в какое превратился оазис, сорвались в галоп, унося своих седоков. Дядя Мансур скакал впереди, его хадир развевался на ветру, бурнус хлопал в такт копытам коня. Всхлипывания Сафир стали тише. Ночь неслась над их головами, наблюдая серебряными глазами звезд в огромной чаше лилового неба. Острон то и дело оглядывался. Огни становились все меньше, вой и крики стихали.

Спустя какое-то время его уши уловили топот копыт к востоку.

– Дядя Мансур, – окликнул Острон, погоняя лошадь. – Кто-то едет...

– Я слышу, – буркнул дядя. – Значит, кто-то еще спасся. Это хорошо.

– Дядя, разве не надо было остаться и помочь? Может, мы могли бы спасти еще кого-нибудь... детей? Женщин?

– Дети? Женщины? – резко отозвался дядя и повернул голову. – Нам хватит и этой ревущей девчонки, Острон! Сколько, ты думаешь, беззащитных детей и баб мы смогли бы защитить вдвоем?

– Может, мы бы были не вдвоем! Если кто-то еще сражался?

– Кто? Дядюшка Хамиль, почтенный отец Сафир? Они пьянствовали в одном из шатров и в ус не дули, когда явились безумцы! Их зарубили первыми! Жалкие слабаки, – дядя ударил коня по бокам сапогами. – Кто из них вообще помнил, как держать оружие?

Топот копыт справа стал совсем явным. Острон оглянулся и различил несущегося с бешеной скоростью жеребца в песках Саида. Сердце упало: жеребец действительно был один. На его спине, впрочем, почти распластался всадник.

– Хэй! – разнеслось по барханам. – Стойте!

Дядя Мансур придержал своего коня, оборачиваясь направо. Его примеру последовал и Острон, потом узнал всадника и едва не сорвался обратно в галоп.

Верхом на породистом жеребце сидел Адель, тот самый молодой человек из другого племени.

– Я боялся, что никто не спасся, – когда расстояние между ними сократилось настолько, что не было нужды кричать, сказал он. – Ночью я услышал странные крики птицы. У нас говорят, эта птица – соглядатай темного бога. Я выбрался из шатра, потому что нервничал, и как раз был среди лошадей, когда они напали... боги, Сафир! Какое счастье!

Острон не сводил с него темного взгляда, не выпуская девушку из рук. Он не мог видеть ее лица, но от души надеялся, что оно не выражает радости, какая была в лучезарной улыбке чужака. Адель наконец перевел взгляд на дядю Мансура.

– Значит, больше никто не уцелел? – спросил он.

– Я не знаю, – хмуро отозвался дядя Мансур. – И возвращаться нельзя. Эти твари наверняка еще там... пируют. Мы должны найти кого-то, чтобы предупредить их. Далеко ли твое племя стоит лагерем, Адель?

– В двадцати фарсангах к востоку, – ответил тот, удерживая своего жеребца, которому вздумалось гарцевать. Острон скрипнул зубами: конь был хорош. Их собственные лошади, юрта – да вообще все, что принадлежало им, осталось в изувеченном оазисе. С этих пор, значит, они нищие...

Хотя, с другой стороны, Сафир теперь не обязана выходить замуж за этого Аделя. Ведь обещание давал ее отец, а он погиб...

Кощунственность собственных мыслей вдруг больно поразила его. О боги, о Мубаррад, подумал Острон: неужели такое могло прийти ему в голову?..

– Поехали, поехали, – крикнул дядя Мансур, и Острон обнаружил, что отстал от них, задумавшись. Кони Аделя и дяди уже были в нескольких касабах от них. Пришлось срочно шлепнуть кобылу по бокам, чтобы та пошла рысцой.

Адель обернулся, не глядя на Острона – глядя на Сафир, протянул руки.

– Сафир, – позвал он. – Пойдем ко мне.

– Некогда, – буркнул Острон, оскалившись, – мы должны ехать.

Только тогда светлые глаза Аделя наконец скользнули по смуглому лицу Острона. Будто сообразив что-то, наглец усмехнулся и кивнул.

– Хорошо, ты прав.

Солнце медленно поднималось над горизонтом прямо перед их глазами и освещало лица алым. Кони замедлили бег, тяжко поводя боками. Острон наконец поравнялся с дядей Мансуром, по другую сторону которого ехал Адель, и заглянул в лицо старику.

Тот смотрел вперед, хмурясь. Теперь, на рассвете, было видно, что его рубаха рассечена на плече, обагренная кровью, которой заляпана и накидка. Острон оглядел себя и обнаружил, что багряный цвет украсил и его самого. Это заставило его вспомнить события минувшей ночи и поморщиться.

– Дядя, – окликнул он, – так кто они были такие?

– А ты так и не понял? – рассердился Мансур. – Одержимые.

– Что они безумцы, это я догадался, – буркнул он.

– Одержимые духом темного бога, – почти безмятежно ответил Адель со своей стороны. – В вашем племени действительно о многом забыли, господин Мансур. Я и не представлял, насколько.

– Мы слишком долго кочевали по северным плоскогорьям, – пробормотал дядя. – И не видели одержимых уже много лет. Скажи мне, когда ты сам свел с ними знакомство?

Ровное лицо Аделя еле заметно изменилось. Острон смотрел на него, склонившись вперед; девушка по-прежнему прижималась к нему.

– Несколько лет назад, – все же ответил парень. – Мы с друзьями искали приключений на свою голову. Сбежав от племени, мы поехали на юг. С нами был один Одаренный, он и вел нас. Мы сражались с одержимыми далеко на юге, там, где их много.

– Где теперь тот Одаренный? – поинтересовался дядя Мансур.

– Погиб.

Пальцы Сафир впились в его плечо. Острон посмотрел на нее; она уставилась в ответ, напуганными потемневшими глазами.

– Не бойся, – еле слышно прошептал он. – Мы защитим тебя.

Она ничего не сказала.

***

Лошади устало ступали по пескам пустыни. Саид распростерся перед ними бесконечным океаном, иногда лаская тенью под барханом, иногда нещадно опаляя горячим солнцем. Острон уже двадцать с небольшим лет путешествовал по пустыне, туда и обратно, и хорошо знал, что в этой части Саида особенно мало воды, мало жизни. Сказывалась, быть может, и близость проклятых пустошей к югу. Там, на юге, простиралась самая величественная постройка шести племен: стена Эль Хайрана, возведенная в далекие времена, когда нападения одержимых были постоянными. Вдоль стены Эль Хайрана несли караул воины, избранные среди шести племен, и за всю его жизнь, сколько себя помнил Острон, никто еще не перебрался через стену с той стороны.

Видимо, времена действительно изменились. Он закрывал глаза и все еще мог видеть мельтешение безумных теней.

Адель и дядя Мансур тем временем завели разговор; они ехали впереди, рядышком, а кобыла Острона, вынужденная нести двойной груз, сколь ни легка была девушка, отставала. Острон поначалу не слушал, оглядываясь по сторонам. Хотелось пить, но в суматохе бегства они, конечно, не взяли с собой ни воды, ни еды. К счастью, до соседнего оазиса, в котором, по словам Аделя, стояло лагерем другое племя нари, было не так уж далеко: рысью, не останавливаясь, можно было добраться за день. Конечно, им придется идти дольше, лошади и так устали, лишенные возможности попить и отдохнуть.

– ...не протянут, – уловил Острон обрывок дядиной фразы. – Придется идти пешком.

– Я бы предпочел не оставлять их до последнего, – возразил ему Адель, поправляя хадир на голове. – В любом случае лошади погибнут, так лучше использовать их, пока можем.

– Может быть, удастся добыть воды? – окликнул их Острон, – или, если дождаться ночи...

– Ты забываешь о том, что мы не просто едем по пустыне, – отозвался чужак. – За нашими спинами – целый отряд одержимых. Никто не знает, куда они направятся ночью.

– Но мы едем все утро, неужели они нас нагонят? Они же вроде не ездят верхом.

Адель не ответил, пожал плечами. Дядя Мансур сердито вздохнул.

Лошади замедляли шаг все больше и больше. Время шло еле-еле, и иногда Острону казалось, что оно вовсе застыло; он не сразу обратил внимание на то, какая вокруг воцарилась тишина.

Тишина настолько абсолютная, что он мог слышать биение своего сердца. Ни шороха песчинки, ни дуновения ветерка...

Обругав себя идиотом, Острон поднял взгляд на дядю и Аделя, ехавших впереди, и обнаружил, что они совсем почти остановились и высматривают что-то.

– Спешиваемся, – отдал приказ дядя Мансур. – Вот и пришло время расстаться с лошадьми.

– Быстро, – буркнул чужак, но спрыгнул со спины своего жеребца. – Еще добрый десяток фарсангов. Возможно, придется драться.

Острон на этот раз смолчал; сердце сдавила неясная тревога. Он помог Сафир слезть с коня в руки дяди, который тут же повел ее, спешился сам. Адель тем временем с размаху шлепнул своего жеребца по крупу.

– Беги, – с явным сожалением сказал он. Острон нахмурился: он знал, что жеребца ждет неминуемая смерть, но делать было нечего. Конь чужака понесся прочь, по барханам, разбрызгивая во все стороны песок. Следом за ним устремились и две более смирные лошади; потеряв весь свой груз, они бежали резвее.

Они подошли к высокому гребню бархана, который облюбовал дядя Мансур; дядя первым уселся прямо в песок, оказавшись целиком в тени, рядом с ним в точно такой же позе опустился и Адель. С другой стороны села Сафир, и Острон устроился возле нее. Ощущение ее тела успокаивало его: он знал, что она здесь, близко, и никуда не исчезнет.

У дяди Мансура была меховая накидка, которую он снял и накинул на плечи девушке. Адель уже сунул голову между коленями, сжавшись в комок; его примеру последовал и Острон. Тишина угнетала все сильней. Он осторожно протянул одну ладонь и почти сразу нашел руку Сафир, тянувшуюся ему навстречу, поймал ее за тонкие пальцы и легонько сжал.

Четыре темные точки в бескрайнем золоте пустыни. Одинокая птица кружила на горизонте, там, откуда они пришли; никто из них не видел ее. Сияние в голубой бездне, казалось, высушило воздух до скрипа. Язык во рту Острона распух и еле ворочался. Он уже даже не чувствовал жажды, привыкнув к режущему ощущению в горле.

Красный ветер налетел внезапно.

Только что было тихо, как в гробу, ни звука, ни шороха. Вдруг за спиной он услышал глухой гул. Потом что-то принялось тарабанить по спине, покрытой истертой кожей жилетки, поначалу легко, почти щекотливо, потом с неистовой силой, будто пытаясь пронзить его насквозь. Песок засыпался в неплотно закрытые коленями уши, в нос, делая дыхание еще более затрудненным. Вой поглотил его. Только чужая дрожащая рука в его ладони возвращала ему ощущение реальности.

Стук в спину понемногу прекратился, уступив настойчивому горячему давлению; Острон знал, что это песок насыпался за ним, окружая со всех сторон. Теплые струйки потекли за шиворот. Это было хорошо: песок защитит их... от самого себя.

Красный ветер ужасен, но никогда не длится достаточно долго. Пик жары, по его расчетам, уже наступил: воздух обжигал глотку, постоянно сыплющийся на голову песок тлел, будто угольки. Пальцы Сафир нервно сжимались в его руке. Острон не мог ни видеть, ни слышать, только чувствовать эту руку. Он никому не отдаст ее... Адель? Пусть убирается к пустынным шакалам.

Жара понемногу начала спадать, и Острон вспомнил о безумцах, которых они оставили позади, в руинах разворошенного лагеря. Что они сейчас делают, эти одержимые? Другой вопрос: что ведет их? Неуклонная, непонятная воля темного бога?

...И самое страшное: как они вообще пробрались через стену Эль Хайрана?

Голос дяди Мансура неожиданно громко прозвучал где-то сбоку.

– Красный ветер стихает. Пора идти!

Он резко поднял голову, так, что песок посыпался с него во все стороны, и некоторое время отупело смотрел на горизонт.

Рука Сафир похолодела, несмотря на ужасную жару.

На горизонте были темные пятна.

– Скорее, – рявкнул дядя над самым ухом. – Уходим! Бегом, бегом!

– Как они так быстро?.. – растерянно выдохнул он, уже поднимаясь на ноги. Колени затекли и подгибались. Ладонь сама по себе легла на рукоять ятагана за поясом.

– Потому-то я и не хотел бросать лошадей, – буркнул Адель впереди. – Живей, живей! Пошевеливайтесь! Их цель – наверняка оазис в пяти фарсангах отсюда, тот самый, в котором стоит лагерем мое племя! Нужно добраться туда быстрей их!

– Это вообще возможно? – уже срываясь в неровный бег, крикнул Острон.

– Не знаю, – осклабился тот. – На все воля Мубаррада.

– Идите впереди, – дядя притормозил, пропуская бегущего племянника. – Я буду последним.

– Но дядя...

– Давай, давай! Ты хочешь, чтобы они убили Сафир первой?

Он судорожно стиснул ее ладонь в своей руке; они пробежали мимо. Адель уже несся впереди, и Острон только удивился, как резво бегает чужак, несмотря на несколько часов, проведенные в одной позе, на утомительное утро верхом на коне, на отсутствие воды. Потом подумал: ну конечно, этот мерзавец уже имел дело с одержимыми...

И выжил.

Эта мысль вдруг много прояснила. Ну конечно. Адель знает, чего ждать: он уже сражался с такими, как они. Потому он и не хотел терять лошадей, понимал, на что способны эти чудовищные твари, похожие на людей только внешне. Оглядываясь, Острон мог видеть, как темные пятна с бешеной скоростью несутся по барханам.

Ночь опустилась внезапно, как и всегда в Саиде, алое еще после моря крови небо вдруг потемнело и залиловело, и вскоре Острон уже едва мог различать спину бегущего впереди Аделя, не говоря уже о темных ужасных пятнах позади.

– Должно быть, мы уже близко, – в отчаянии выдохнул чужак, оборачиваясь на них.

– А одержимые еще ближе! – крикнул сзади дядя Мансур. Сердце у Острона ухнуло, когда он вдруг услышал лязг вынимаемого из ножен клинка. – Беги, Острон, не отставай!

– Дядя!

– Я задержу их, – голос дяди начал медленно отдаляться. – Вы должны добраться до племени вовремя и предупредить их. Только тогда спасетесь.

– Дядя Мансур!

– За кого ты меня держишь, мальчишка?!

Во мраке было видно только темный контур с полощущим на ветру хадиром. Хищно сверкнуло лезвие ятагана.

Неожиданно остановился Адель.

– Все верно, – услышал его голос Острон. – Один человек надолго их не задержит, даже если это такой лев пустыни, как ты, господин Мансур. Вы двое, уходите. Будь моя воля, я бы велел Сафир бежать одной, но она лишь слабая девушка.

Это был первый раз за сутки, когда они услышали ее голос.

– В таком случае, и нам бежать бессмысленно, – тихо, но уверенно сказала Сафир. – До оазиса добежать мы все равно не успеем. Уж лучше погибнуть лицом к опасности, чем убегая от нее, как трусы.

– Но Сафир...

Ее глаза блеснули.

– Дай мне свой лук, Острон. Я, конечно, в своей жизни еще ни разу не подстрелила ничего крупнее кролика... неважно. Все бывает в первый раз.

– Сафир, ты с ума сошла!

– Заодно поучу тебя решительности! – неожиданно звонко крикнула она.

В наступившей тишине стало слышно, как смеется дядя Мансур, по своему обыкновению еле заметно себе под нос. И далекое еще пока улюлюканье несущихся серых теней.

Острон, смутившись, снял со своего плеча лук. Теплые чужие пальцы взяли оружие. Мимо скользнул Адель, будто охотящийся волк в сумерках, подобранный и готовый к бою; Острон горько подумал, что до этого ублюдочного чужака ему еще ой как далеко. Кто он в сравнении с человеком, который сражался на стене Эль Хайрана? Глупый юнец. За минувшие сутки он справедливо и поочередно чувствовал себя то идиотом, то наивным мальчишкой. Всю жизнь воображал себя великим воителем, странником пустыни, а когда начались настоящие приключения... если это, конечно, можно назвать приключениями. Вряд ли он когда-либо мечтал о таком.

Ну что же, о чем бы он ни мечтал, сейчас уже не до того. Он занял свое место между дядей и Аделем, почти ощущая спиной присутствие напрягшейся Сафир. Песок скрипел на зубах. Улюлюканье понемногу становилось ближе.

– Одержимые любят напрыгивать сверху, – вполголоса произнес Адель. – Цельтесь в ноги. Наша задача – обездвижить как можно больше врагов. Всех все равно не перебьешь... если они не смогут нестись так быстро, как всегда, у нас будет шанс.

Что-то громко ухнуло прямо над их головами; Острон дернулся, но Адель и дядя Мансур остались стоять. Да это же обычная сова, сообразил он и чертыхнулся про себя. Конечно, когда на тебя несутся эти твари...

Когда ты вот-вот снова начнешь убивать людей. Пусть даже безумных.

– Сначала встретим их по линии, – продолжал Адель как ни в чем ни бывало. – Потом Острон отойдет назад, так, чтобы Сафир оказалась в центре. Мы должны защищать ее до последнего.

Он сглотнул и быстро кивнул. Улюлюканье стало почти невыносимо громким.

Первая тень прянула на него из сумрака лилового неба, Острон легко присел, вскинув клинок, и принял ее на лезвие. Кровь тепло брызнула на лицо. Он не позволял себе думать. Вообще ни о чем: думать было нельзя.

– Круг! – крикнул откуда-то слева Адель, и Острон отступил, пробежал мимо Сафир, натягивавшей тетиву лука, занял позицию за ее спиной. Крики вспарывали ночь собой не хуже ятаганов. В темноте было не сосчитать, но он примерно прикинул, что серых теней не меньше тридцати.

Первая атака захлебнулась; кучи окровавленного тряпья валялись у ног нари, одержимые отступили. Что-то поблескивало, и он не сразу понял, что это их глаза за масками на лицах. Безумные там или нет, они явно знали, что трое, ну даже четверо долго против них не выстоят, и потому не спешили, окружили свою добычу с воплями, принялись медленно, приседая, скользить вбок.

– Водят хоровод, твари, – разобрал Острон голос Аделя. – Дела наши – хуже некуда.

Неразборчивые крики одержимых мягко слились в одно, хриплое бормотанье, странный ритм которого отдавался в ушах. Оно звучало, будто чудовищная музыка, будто сама пустыня вдруг начала мерно биться в этом темпе, в одном слове, которое все никак не доходило до его мозга, хотя леденящий ужас внезапно охватил его. Острон непрерывно следил глазами за мельтешащими фигурами одержимых; неожиданно закружилась голова.

– Асвад, – бормотали они, начиная тихо-нежно, всхлипывая-подвывая на втором слоге, – Асвад, Асвад, Асвад...

В глазах плыло. Он пошатнулся, не осознавая этого, перестал чувствовать песок под ногами, рукоять ятагана в ладони.

– Мубаррад с нами! – рявкнул дядя Мансур.

– Мубаррад! – подхватил Адель.

– Мубаррад! – еще не понимая, зачем, выкрикнул и Острон.

Только тогда почувствовал, как злая магия одержимых начинает понемногу рассеиваться. Они все еще бормотали, сверкая бешеными глазами, но их бормотанье прерывалось громким гневным криком нари, приготовившихся к последнему бою.

– Мубаррад!

Негромкий звук падения заставил его резко обернуться: в панике Острон понял, что Сафир лежит в песке без чувств.

– Не отвлекайся! – крикнули ему. В следующий же момент, еще поворачиваясь обратно, он поймал клинком чужое лезвие, громко хищно звякнувшее ему на ухо, отпрянул в сторону, но обманным маневром, не пуская одержимого внутрь круга. Безумец с визгом кинулся к лежащей девушке и напоролся на ятаган.

Сразу двое налетели на него, что-то обожгло предплечье, что-то вонзилось в ногу. Острон закричал, но это был скорее крик ярости, чем боли: он не мог допустить, чтобы они причинили вред Сафир. В голове билось только одно имя на фоне беспрестанно шепчущего "Мубаррад", остальное не имело значения. Одного одержимого он отшвырнул сильным ударом, второму рассек грудную клетку. Третий и четвертый накинулись сразу же, как только освободилось место. Острон не успел увернуться от удара сверху, только наклонил голову, чтобы лезвие вонзилось не в затылок, а в плечо. Адская боль пронзила его, и левая рука повисла плетью. Он слышал крики, но не знал, как обстоят дела у дяди Мансура и Аделя. Небо, шесть богов, только бы они устояли.

Впрочем, пока на него не нападают сзади – еще не все потеряно...

Сразу трое накинулись на него, с трех сторон, и Острон почувствовал, что это конец. Он, конечно, умел обращаться с ятаганом, но чтобы раненый и против большого числа противников, да и опыта маловато... Сафир, мелькнула мысль. Сафир... боги. Может, и к лучшему, что он не увидит того, что они сделают с ней.

Что-то больно воткнулось ему в бок. Одного из одержимых он обезглавил и видел, как тускло сверкнул маленький фонтанчик крови из заваливающегося тела. Третий вдруг обернулся и побежал прочь.

Пытаясь пробраться к Сафир, Острон прильнул к песку, остывающему после жаркого дня. Теплые струйки скользили по пальцам, налипая на окровавленные места. Одержимые оставили его, будто позабыли; склонившись еще ниже, он обнаружил, что земля подрагивает.

Сердце екнуло.

Спасены! Он узнал бы эти звуки, еще почти движения песка, из тысячи других. Где-то очень близко ехали люди верхом на конях.

– Хэй! – раздался протяжный крик. Острон пополз в сторону, нашарил теплую руку потерявшей сознание девушки. Он видел какую-то фигуру неподалеку, фигуру с блестевшим оружием в руке, но это, кажется, был дядя Мансур. Слава богам!

– Окружайте их!

Звонко протрубил рог. Этот чистый звук был похож на ликующее пение в его ушах. Острон сжал мягкие пальчики Сафир, потряс ее кисть.

– Сафир, – негромко позвал он. – Сафир!

Слева замелькали огни. Теперь уже совсем отчетливо было слышно топот и ржанье коней, свист оружия, и вопли одержимых стали менее победными, а вскоре и вовсе начали стихать.

Острон не сразу заметил этого; у него гудело в голове. Кровь пульсировала в жилах, толчками покидая его тело через глубокую рану на плече. Это уже было неважно. Сафир была рядом, он чувствовал, что она теплая, что она дышит. Он осторожно положил щеку на ее предплечье.

Сам не понял, как его окутала мгла.

***

Гулко ухнуло.

Темнота. Он чувствовал легкую панику. Темнота. Надо спасаться. Одержимые... перерезанные кочевники на празднике Мубаррада... Мубаррад не защитил их, хотя они поклонялись ему...

Наконец разлепилось одно веко, и в глаз Острону хлынул яркий дневной свет.

– Эй, красавица, – услышал он чужой мужской голос, – иди-ка сюда, твой принц очнулся!

Что-то мягко протопотало под ухом, сквозь теплую податливую ткань в песке. Он как раз сумел открыть второй глаз, когда над ним склонилось встревоженное личико Сафир.

– Слава Мубарраду, – прошептала она. – Даже дядя Мансур испугался за тебя.

– Я в порядке, – попытался ответить он нормальным голосом, но вышло непонятное сипение.

– Пей, – чужая рука поднесла пиалу с водой. Острон хотел было взять ее, но его собственные конечности слушались его плохо; пришлось судорожно глотать прямо так, благо державший пиалу явно не в первый раз поил кого-то с рук.

– Для первого боя неплохо, – заметил другой голос. – Мальчишка неплохо сражался, как думаешь, а, Сунгай?

– Это был не первый его бой, – возразила Сафир, вскинув глаза. – Острон спас меня, когда одержимые напали на наш лагерь.

– Ну, почти первый, – засмеялись они. – Ничего. Сирхан бережет отчаянных.

Он хотел сказать, что он вовсе не отчаянный, но передумал. Все равно говорить трудно, язык распух и не слушается, да и... ладно, что уж там, лень.

Так хорошо просто лежать на теплой шкуре в тени и смотреть в зеленые глаза Сафир.

Что-то ухнуло снова. Обеспокоенный, Острон все-таки завозился и наконец увидел сидевшего по другую сторону человека. Это был молодой мужчина с короткой бородкой, на голове его была надета тюбетейка, непривычная для нари, а на плече сидела самая настоящая сова!

Сова зевала и чистила полосатые перышки.

– Не бойся, парень, – заметил его взгляд мужчина в тюбетейке, – Хамсин не какая-нибудь птица темного бога. Это она вас нашла в песках и предупредила меня. Хамсин вообще умница, – он погладил сову по круглой смешной голове. Та снова ухнула.

– Что вообще... произошло? – кое-как выдавил Острон, стараясь сказать попонятней. Во рту будто наложили мокрых тряпок. Наградой за усилие стала ладонь Сафир, легшая на его лоб.

– Мы джейфары, – ответил бородатый парень. – Наше племя как раз шло мимо этих мест, когда моя Хамсин сказала, что четыре нари дерутся с целой толпой одержимых. Мы тут же пошли на помощь и, как видишь, успели вовремя. Тебя, правда, серьезно ранили, но твои спутники целы. Тот парень, который сразу же умчался в оазис к своим, кажется, раньше много дел имел с одержимыми. На нем не было ни царапины.

Острон еле слышно скрипнул зубами. Ну конечно... вот проклятье! Этот ублюдочный Адель во всем превосходит его. У него есть лошади, верблюды и шатры, у него наверняка есть и золото, и вот сражается он, оказывается, тоже очень хорошо.

...Хотя Сафир не поехала с Аделем, а осталась рядом с ним.

– Хамсин.... сказала? – спросила девушка, глядя на джейфаров. – Ты разве умеешь разговаривать с животными?

– Я же джейфар, – рассмеялся бородатый.

– Он Одаренный, – вполголоса добавил второй, сидевший чуть поодаль.

– Одаренный? – воскликнула она. – Что, правда?

Бородатый слегка наморщился, но кивнул.

– Я открыл свой Дар пару лет назад, – нехотя сказал он. – Когда подобрал Хамсин. Она тогда была еще птенцом, ее мамку съел лев, и она осталась совсем одна. Я... начал разговаривать с ней. Она отвечала. Потом мне сказали, что это Дар.

Тень еще одного человека упала на его лицо; Острон с радостью обнаружил, что это дядя Мансур, целый и почти невредимый, если не считать какой-то странной тряпки вместо привычного хадира на его голове.

– Слава Мубарраду, – сказал дядя, обнаружив, что племянник его лежит с открытыми глазами и вполне осмысленно смотрит на него. – Я боялся, что ты так и не придешь в себя.

– Ты хорошо воспитал своего племянника, господин Мансур, – окликнул его один из джейфаров. – Многие, очень многие не переживают своего первого боя с одержимыми... и второго.

Мансур только нахмурился.

– Неизвестно, что еще будет, – сказал он. – Что говорят в твоем племени, Сунгай? Появление одержимых – это серьезная проблема, которую необходимо решить.

– Говорят о том, что нужно созвать все племена, – пожал плечами бородатый. Сова переступила с ноги на ногу, легонько клюнула его в ухо. – Мы истребили этот отряд, но кто знает, сколько их всего. Необходимо предупредить всех. Мы уже разослали вестников, которые передадут новость джейфарам, но остаются еще пять племен. Нари, ассаханы, марбуды, маарри, китабы. Я думаю, на совете решат отправить вестников. Почти уверен в этом.

– Появление одержимых означает только одно, – добавил сидевший рядом джейфар, – что темный бог возвращается к жизни. Он долгое время спал в пустыне. Теперь настал час, когда нам придется сразиться с ним... Слава Сирхану, у нас есть хотя бы один Одаренный. Господин Мансур, есть ли Одаренные среди нари?