Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 49 страниц)

Он, Эль Масуди, первым полностью обрел Дар. Укротив пламя силой воли, он стал живым доказательством правоты Эльгазена и Тирнан Огга.

Сегодня вечером он возглавит большой отряд нари, последователей Мубаррада; они отправятся на восток, в Бурдж-эль-Шарафи, крепость крепостей. Две тысячи воинов, не так-то просто было собрать такое количество народа. Но они справятся. Эль Габра падет. Потомки будут восславлять этот поход в песнях и сказаниях...

Время пришло, и он вскочил в седло; горячий конь седой масти был готов нести его вперед, навстречу любым опасностям. Люди собирались, чтобы проводить солдат, махали платками, кричали, хлопали в ладоши. Эль Габра падет. От потомков Суайды не останется и намека. Они вшестером поведут войско на юг, чтобы уничтожить самые воспоминания об этом нечестивом городе.

Эль Габра падет...

Мир поколебался.

Реальность расщеплялась, так, как она умеет делать только во снах; все казалось таким естественным, но в то же время...

Холодно.

Высоко над головой – черное небо. Настолько черное, что кажется, будто оно способно поглотить все на свете.

Он уже знал, что это сон. Он ничему не удивлялся; конечно, он – Эль Масуди. И одновременно с этим он – Острон. Во сне не было противоречий между этими фактами.

Эль Габра пала, прошелестел бесполый голос.

– Я знаю, – ответил Острон.

Но ты не знаешь, как и почему.

– Так это все твои козни.

В воздухе возникло движение; будто бесполый, неслышимый голос смеялся, но так... холодно и бесчувственно, что это можно было назвать смехом только с натяжкой.

Асвад бессилен над твоими воспоминаниями, сказал голос. И воспоминаниями крови тоже. Как любопытно, ты осознаешь, что разговариваешь с самим темным богом, и не придаешь этому значения.

– Я все равно не верю тебе, – возразил Острон. Ледяное небо медленно кружилось над головой... хотя во сне не существовало головы, как не было и тела, только одинокая точка его я и бесконечный, чужой мир. В этом мире было... ничто, и в то же время все, и не только Саид медленно растворялся в черной бездне вокруг него, но само время остановилось здесь, демонстрируя все свои пласты, от древнего прошлого до далекого будущего, и все еще где-то далеко внизу ехал верхом на белом жеребце Эль Масуди, возглавлявший свои две тысячи солдат нари, но Острону было не до него; он был бесстрастным наблюдателем, вынужденным слушать бесплотный голос в своей голове.

Веришь ты или нет, не имеет значения, ответил голос. Того, что уже свершилось, не изменить. Эль Кинди знал правду. Ты ее не знаешь. Знаешь ли ты, что это вы были виноваты во всем?

Острон промолчал. Он не хотел слушать; он не хотел знать того, что мог сказать ему темный бог, потому что не хотел верить.

Вы сами себя обрекли, продолжал голос. Мой верный слуга близко; спроси его, спроси о том, кто сделал их одержимыми.

– Ты сделал, – сказал Острон.

Нет, это были вы.

Он открыл глаза.

Темно.

На какую-то долю мгновения сон смешался с явью; Острон не мог сообразить, спит он или уже нет. Наверное, он бы не удивился, услышав бесплотный голос в своей голове, но голоса больше не было. Была тишина; не абсолютная, нарушаемая плеском далеких волн реки и звуками дыхания. В окне вырисовывался черный силуэт совы: Хамсин сидела на подоконнике и вертела головой. На своей узкой койке беспокойно вздрагивал во сне Улла.

Сунгая не было.

Это отчего-то встревожило его. Стараясь не шуметь, Острон поднялся на ноги, оглянулся на Хамсин.

– Где Сунгай? – шепотом спросил он птицу, хотя та, разумеется, ответить не могла.

– Угу, угу, – негромко ухнула она.

Он выглянул в коридор. Никого, то же ночное безмолвие, только далеко за окном, на берегах реки чей-то еле слышный хохот: кто-то все еще не спит в такой глухой час. Война войной, а люди продолжают жить.

Охваченный смутным беспокойством, Острон спустился по узкой крутой лестнице на первый этаж, где в углу на стуле дремал сын хозяина постоялого двора. Никого больше там не было... нет, был еще один человек, которого Острон поначалу не заметил.

На подушках возле одного из столиков развалился Абу Кабил, и поначалу могло показаться, что кузнец спит, но спящий человек не дышит настолько бесшумно.

– Абу, – прошептал Острон. – Что ты здесь делаешь?

– Сижу, – ответствовал тот и ухмыльнулся. – Как видишь, юный сын Рисада уснул на своем посту, и если кто-то захочет обокрасть постоялый двор или даже поджечь его, некому будет остановить разбойника.

Острон озадаченно взъерошил волосы на затылке. Покосился на мальчишку.

– А то прямо все так хотят поджечь постоялый двор, – пробормотал он. Абу продолжал смотреть на него, и в лунном свете блеснули его глаза; на мгновение он напомнил Острону притаившегося в засаде льва, поза скрадывала его размеры, а неподвижность была того рода, которая выдает в человеке ловкого охотника.

– Элизбар сказал, что считает тебя странным, – сообщил Острон доверчиво. – Но я никак не могу понять, почему. По мне, ты не страннее господина Анвара.

Абу усмехнулся.

– Ты бы знал, герой, сколько странных людей на свете, – отозвался он. – А ты не странный?

– Ну... – парень неловко переступил с ноги на ногу, еще раз покосился на спящего мальчишку на стуле. – Я вижу сны. Кажется, не я один... но эти сны пугают меня. Отчего во снах я слышу голос темного бога, Абу? Я... – он вздохнул. – Я должен был спросить Халика, пока мог. Но теперь спрашивать некого. Ты умный, но вряд ли ты знаешь, почему...

– А ты уверен, что это темный бог? – спокойно спросил кузнец.

– ...Да, конечно. Я думал поначалу, может, это всего лишь сны, но они слишком... последовательные, что ли, для обычных снов. И я так отчетливо слышу этот голос. Он пугает меня, – Острон поежился. Еще в Ангуре, убеждая Уллу, что ничего страшного в этом нет, он скрывал собственный испуг; в присутствии Абу можно было не притворяться.

– Один очень старый ученый, – сказал Абу, – как-то написал, что боги на самом деле обитают не на небе и не в выдуманном мире; что они живут в наших головах. Во всяком случае, человеческий разум – это их удел, верно? Темный бог в этом смысле не отличается от Шести. Конечно, он пытается напугать и сломить тебя, Острон. Впрочем, я думаю, об этих снах тебе лучше поговорить с другими Одаренными. С Сунгаем, например... кстати, если ты его искал, он не так давно вышел на террасу.

– Спасибо, – обескураженно отозвался Острон: откуда Абу догадался?.. скользя между столиками, перешагивая через разбросанные подушки, Острон добрался до дверей.

Холодный воздух окатил его, заставив поежиться. Ясные звезды смотрели на него сверху вниз; огромная чаша неба была опрокинута над миром темной ночью, и ахад Каммал, должно быть, был крошечным светлячком на берегу могучей реки. Пламя, горевшее в бронзовой жаровне на углу террасы, почти угасло; два силуэта были видны на фоне медленно светлеющего горизонта.

Острон поначалу не понял, что происходит. Одним из них был Сунгай, он легко узнал крупные кудри джейфара; другой носил на голове платок маарри и мог быть, по сути, кем угодно.

Они стояли неподвижно и молчали, но потом Сунгай сделал короткое движение.

– Отойди, ублюдок, – негромко сказал он. Стоявший напротив него маарри ничего не ответил, но мягко шевельнулся, и Острону теперь стало видно, что в руке он держит ятаган.

Более того, в панике шагнув вперед, он заметил и контуры лежащего в пыли перед террасой человека. Этот маарри кого-то уже убил!..

Сунгай между тем нападать на убийцу не спешил, и Острон сообразил, что у джейфара при себе нет оружия. Лишь холодно сверкнуло лезвие кинжала – отброшенного далеко в сторону.

– Вы все умрете, – прошептал маарри с ятаганом. – Таков приказ Асвада.

Тут уже думать было некогда; Острон тронулся с места в ту же самую секунду, что и Сунгай, одновременно повелевая пламенем, вспыхнувшим на лезвии ятагана; от неожиданности безумец выронил резко нагревшееся оружие, и в следующий момент Сунгай налетел на него, как гончая на добычу, опрокинул навзничь и прижал к земле. Острон был возле одержимого мгновением позже и помог Сунгаю: маарри брыкался с неожиданной силой.

– Во имя Мубаррада, – выдохнул Острон, – откуда он взялся?

– Не до того, – отозвался Сунгай. – Надо связать его.

Пока Острон держал безумца, джейфар сорвал с себя кожаный пояс и скрутил руки одержимому; удостоверившись, что тот не сможет освободиться, он стремительно поднялся.

– Он ударил Элизбара, – сообщил он коротко. – Подкрался сзади, видимо.

– Он жив? – встревожился Острон, кинулся к лежащему ничком человеку. Это и вправду был Элизбар, расшитая тюбетейка валялась в стороне, испачканная пылью; в темноте было не разглядеть, но короткие волосы ассахана были влажными от крови. Сунгай остался стоять возле дергающегося одержимого, Острон поднял голову и громко позвал:

– Абу!

Не прошло и минуты, как дверь открылась. На террасе показался кузнец; его цветастый халат светлел в ночи. Одного взгляда Абу Кабилу было достаточно для того, чтобы охватить картину произошедшего, и он сразу направился к Острону, присевшему возле Элизбара. Повинуясь нари, пламя в жаровне резко вспыхнуло и осветило террасу; полосатый мауд на голове пойманного одержимого, темное лицо Сунгая, растрепавшиеся волосы Абу.

– Слава Ансари, – пробормотал кузнец, ощупав голову Элизбара, – череп ему не проломили.

В следующее мгновение тот открыл глаза.

– Не проломили, – повторил он, – но сотрясение я заработал. Мы... слишком расслабились.

Абу и Острон едва успели перехватить его; Элизбар резко скорчился, и его вырвало. Острон растерянно поднял взгляд на Абу, но на лице того ничего не отразилось; спустя какое-то время Элизбар, вяло вытерев рот тыльной стороной ладони, простонал:

– Сам себя лечить я сейчас не смогу...

– Ничего, ничего, – отозвался Абу. – Сдается мне, у господина Анвара были какие-то травки на этот случай.

***

Рассвет еще еле загорался на востоке, а на постоялом дворе царила неразбериха. Острон разбудил сына хозяина, мальчишка в свою очередь побежал будить отца, тем временем Абу Кабил поднял Элизбара на руки, будто тот был ребенком, и отнес в комнату, которую они делили с Дагманом. Нахуда просыпаться и не собирался, только сердито что-то пробормотал и отвернулся к стене, и даже суета вокруг Элизбара его не обеспокоила; очень скоро явился и Анвар, принес свою котомку, в которой действительно обнаружились какие-то пузырьки с настойками. Острон сначала замешкался в комнате, но Элизбара шумно рвало, а Абу Кабил и Анвар негромко спорили о чем-то, так что парень почувствовал себя лишним и ушел вниз, где Сунгай с помощью проснувшегося лохматого Уллы и Хансы затащил сопротивляющегося безумца в зал постоялого двора и сорвал с его головы мауд. В главном зале было много ламп, хотя горела только одна; господин Рисад засуетился было, собираясь по одной разжигать их, но Острон неосознанно передернул плечами, и они вспыхнули все разом. Мальчишка восторженно ахнул из-за спины отца.

При ярком свете стало ясно, что это тот самый маарри в полосатом мауде, который разговаривал с Элизбаром вечером. Острон и Сунгай обменялись встревоженными взглядами. Темное лицо пойманного напоминало бездушную маску; своей жизнью жили только его глаза, глаза, какие Острон видел столько раз: глаза сумасшедшего.

– Гайят милостивая, – выдохнул господин Рисад, взглянувший на лицо маарри. – Да ведь это Мисуф, сын Катиба!

– Ты знаешь его? – немедленно отреагировал Сунгай.

– Конечно, знаю! Мальчик всю жизнь прожил здесь, в нашем ахаде, и еще только вчера работал на полях вместе с остальными.

– Ты уверен, что это он?

– Сомнений быть не может, – энергично затряс головой хозяин постоялого двора. – Мисуф, парень! Что с тобой стряслось?

Тот не ответил, даже не посмотрел в сторону господина Рисада. Сунгай вздохнул.

– Он обезумел, – сказал Ханса. – Вряд ли он тебя понимает вообще, господин Рисад.

– Как же так...

– Это непонятно, – произнес Сунгай. – Ясно одно, этот парень больше не тот, кого вы знали. Он напал на человека и атаковал меня, когда я попытался остановить его.

– Что вообще произошло? – спросил хозяин постоялого двора. Вопросительные взгляды Острона и Хансы добавились к нему; один Улла стоял рядом с безумцем и задумчиво смотрел куда-то в сторону.

– Мне не спалось, и я вышел на террасу, – ответил джейфар, – случайным образом как раз в тот момент, когда этот ублюдок ударил Элизбара. Я еще не видел, кто кого ударил, но тут думать было нечего, один человек подошел к другому сзади и напал, и собирался добить его, достав ятаган, так что я бросился к нему и отвлек его на себя. У меня, правда, при себе был только кинжал. Я не ожидал, что у парня будет столько силы, вот ему и удалось выбить кинжал у меня из рук. Если бы не Острон, он мог убить меня, а потом и Элизбара.

– ...Да, – пробормотал Ханса. – Расслабились. Думали, если мы по эту сторону Харрод, так и в безопасности. Пройдоха тоже молодец, я не ожидал, что он так оплошает.

– Что же мы будем делать с ним? – спросил Острон, кивнув в сторону пойманного безумца.

– Я думаю, это не наше дело, – медленно сказал Улла. – В конце концов, он один из жителей ахада. Пусть остальные и решают, что с ним делать.

– Но... – вмешался господин Рисад. – Гайят милосердная, откуда нам знать?..

– У него есть семья? – спросил Сунгай. – Родные, близкие?

– Нет, – задумавшись, покачал тот головой. – Его отец погиб два года назад, когда их самбук пошел ко дну в дельте Харрод. С тех пор Мисуф жил один.

Острон поежился. Судьба сироты была ему более чем знакома; волей-неволей он почувствовал жалость к безумцу. Но когда взглянул в его смуглое лицо, не нашел там ничего, кроме слепой ненависти.

– Такое случается, – сказал Сунгай. – Иногда люди попадают во власть темного бога и сходят с ума. Мне очень жаль, господин Рисад, но этого уже не изменишь, никто не в силах вернуть безумца с той стороны.

Они замолчали; в наступившей тишине раздался голос Анвара, который в тот момент спустился по лестнице.

– В давние времена таких, как он, отпускали в пустыню, – сказал ученый китаб. – Потому что чаще всего жить среди других людей они не могли, даже если и не пытались никого убить. Не знаю, насколько это милосердно; возможно, кто-то из таких людей добирался до гор Талла и присоединялся к остальным безумцам, но это маловероятно. Я думаю, с учетом сложившихся обстоятельств нам придется лишить его жизни.

– ...Что? – опешил Острон.

– А что ты предлагаешь сделать с ним, юноша?

Острон замешкался, опустил взгляд. Остальные молчали.

– Н-не знаю, – наконец признался он.

– Переправить на другой берег Харрод? Мы убиваем одержимых не колеблясь, а чем он отличается от тех, что беснуются на юге?

– Господин Анвар прав, – тяжело сказал Сунгай. – Нам придется... сделать это.

Они ждали, пока окончательно рассветет; эти несколько часов были мутными и тяжелыми, и никто не находил себе места. Ханса и Басир вызвались караулить обреченного на смерть безумца, пока Острон, Сунгай и Улла ушли к себе, наверх. В комнате маарри улегся навзничь на свою кровать и уставился в потолок пустыми глазами; о чем он думал, оставалось лишь догадываться. Острон и Сунгай молча сели и какое-то время смотрели в разные стороны, пока Улла со своего места не произнес:

– Надо решить, кто это сделает.

– ...Во имя Сирхана, – пробормотал Сунгай и опустил голову. – Как-то это... дико. Одно дело убивать людей в бою, и другое...

– А разве не одно и то же? – спросил Ниаматулла. – В драке или нет, ты обрываешь жизнь другого человека.

– Он безумец, – напомнил больше самому себе Острон.

– Но он не всегда был таким. И в конце концов, он же тоже человек.

Острон поежился, вспомнив слова Анвара о том, что когда-то одержимые не были безумными.

– Бросим жребий, – негромко сказал Сунгай.

Они бросали жребий впятером, собравшись в одной из комнат; внизу шумели люди, потому что весть уже разнеслась по ахаду, и все знали, что сейчас Одаренные казнят безумца. Дагман и Абу Кабил караулили несчастного в главном зале, Анвар все еще был с Элизбаром, которому стало немного лучше. Девушек было сразу решено в это дело не вовлекать.

Басир держал в руке пять лучинок, одну из которых обмакнул в чернила и помахал ею. Почерневший кончик лучинки обсох; закрыв глаза, он смешал лучинки, держа их так, чтобы темный кончик был внутри ладони, и протянул руку.

Все вытянули по одной, последняя осталась у китаба. Разжав ладонь, он с облегчением вздохнул: белая.

Белая лучинка была и у Острона; он заглянул в ладонь стоявшему рядом Улле. А потом поднял взгляд на Сунгая.

По лицу джейфара было ничего не прочесть; в его ладони лежала отмеченная лучинка.

– Что ж, – хрипло сказал Сунгай, когда обнаружил, что все смотрят на него. – Я это и предложил.

Когда открылись двери, люди на улице разом замолчали. Молчали все; напуганные глаза смотрели на безумца, которого вывели на террасу постоялого двора. Безмолвная процессия следовала за отрядом Одаренных до берега реки, где связанный маарри занервничал, дергаясь. Все знали, что это значит: почти все безумцы боятся воды.

Сунгай, ведший его, остановился, не доходя до кромки; опустил голову. Рука джейфара лежала на рукояти ятагана. Острону очень хотелось отвернуться, но он заставил себя смотреть.

"И это тоже наша ответственность".

Халик, знал ли ты?..

– Помолимся о том, чтобы шесть богов забрали себе несчастную душу этого человека, – негромко сказал Сунгай.

– Асвад заберет меня, – возразил тот и оскалился. Люди молчали, никто не пошевелился; Сунгай заставил пленного опуститься на колени.

– Прости меня, – еле слышно добавил он.

Взблеск холодного клинка.

Тишина.

***

– Голова кружится, – сердито сказал Элизбар; вид у него был так себе, под глазами залегли глубокие синяки, волосы взъерошены. – Чтобы использовать Дар, мне нужно сосредоточиться, а когда перед глазами все плывет и завтрак просится на волю, получается не очень.

– Лекарство, которое я дал тебе утром, подействует через час-другой, – безмятежно сообщил ему китаб. – Оно временно снимет головокружение и тошноту. Думаю, тогда ты сможешь использовать Дар.

– О да, надеюсь, – ассахан скривился. Не глядя в сторону Сунгая, стоявшего у окна, пробормотал: – Спасибо, что спас мою шкуру.

– Это было случайно, – ровным тоном отозвался тот. Он стоял прямо, скрестив руки на груди, и смотрел в окно, будто ничего не было важнее вида медленно текущей реки; Острон догадывался, что Сунгаю сейчас непросто. Подумав, парень подошел к нему и встал рядом, почти коснувшись его плеча своим, но спиной к окну.

Кроме них, в комнате был еще Ханса, чувствовавший себя явно не в своей тарелке; Одаренный Джазари уселся прямо на полу у двери и смотрел в пол.

– Господин Анвар, – сказал Острон, – ведь ты так много знаешь. Возможно, у тебя есть ответ на один вопрос?

– Спрашивай, юноша, быть может, и отвечу, – хмыкнул тот, поднимаясь на ноги. Элизбар в тот момент резко согнулся, схватившись руками за медный тазик, стоявший на табуретке возле его кровати, но будто передумал и с облегчением замер.

– Все знают, что такие вещи... как с этим маарри, иногда случаются, – произнес Острон. – Но почему? Отчего человек вдруг сходит с ума?

Анвар коротко усмехнулся.

– Этот вопрос следовало бы задать лекарю, но пожалуй, кое-что знаю и я. Точные причины неизвестны, но в книгах написано, что перед тем, как овладеть душой человека, темный бог разговаривает с ним. Иногда долго, годами человек слышит его голос; иногда это происходит в один момент. Я думаю, этот парнишка, который напал на нас сегодня ночью, поддался влиянию темного бога, когда остался один. Проще всего темному богу овладеть душой человека в отчаянии и горе.

Острон помолчал. Оглянулся; по сути, в комнате были только четверо Одаренных и ученый китаб. Он... не хотел, чтобы об этом слышал Улла. Да и девушкам знать необязательно.

– Временами мне снятся сны, – сказал он. – В этих снах бесплотный голос разговаривает со мной. Я... знаю, что это темный бог. Значит ли это, что когда-нибудь я тоже... стану одержимым, господин Анвар?

Тот нахмурил светлые брови. Ханса поднял на Острона взгляд; Элизбар, вздохнув, обессиленно плюхнулся на подушку.

– Увы, я бы хотел сказать тебе "нет", юноша, – ответил наконец Анвар. – Но я... не знаю. Возможно, если нам удастся победить в этой войне, влияние темного бога уменьшится, и он оставит тебя в покое. Но если нет... будь осторожен.

Острон опустил голову. В груди просыпался полузнакомый страх; еще легкий и будто неуверенный, он захолодил внутренности и заставил сердце ускорить свой ритм.

– Значит, просто нужно одолеть темного бога, – хрипло произнес Острон.

– Нужно поговорить с Уллой, – глухо добавил Сунгай, не глядя на него. Острон встрепенулся. – Ты сам знаешь, что он тоже слышал этот голос. Нужно спросить его, слышит ли он и теперь.

Ханса стремительно поднялся на ноги и вышел из комнаты. Острон пошел следом; теперь смутное беспокойство за Ниаматуллу, не покидавшее его с тех самых пор, как тот был без сознания еще в Ангуре, приобрело конкретные очертания.

– Он на пристани, – сказала им Лейла, сидевшая в главном зале постоялого двора, – ушел туда с барбетом, и вид у него был мрачный.

Острон и Ханса вдвоем вышли на террасу. На берегу реки было безлюдно; обезумевшего паренька уже унесли хоронить, и ничто не напоминало о его смерти, кроме бурого пятна в песке.

– Несладко, должно быть, сейчас кучерявому, – пробормотал Ханса, когда они спустились с террасы. Острон передернул плечами.

– Мы все в равной степени несем ответственность за это, – сказал он. – И знаешь, что?.. Возможно, это не последний раз... когда приходится идти на такое. Будь готов к тому, что однажды тебе самому доведется отрубить голову связанному человеку.

– Ужасно ты говоришь, – буркнул марбуд. – Знаешь, я пятнадцать лет провел с разбойниками, но и тогда ни разу подобным не занимался.

Улла действительно сидел на пристани, на самом краю каменного причала, и барбет валялся рядом с ним; аскар будто бы просто смотрел на реку. Что он сам-то думает о случившемся, подумал Острон. Напуган? Осознает ли?..

Кудрявый маарри тем временем как раз неловко склонился, желая поменять позу, выпрямил затекшую ногу.

– Улла, ты чего тут де... – начал было Острон, но от неожиданности тот резко дернулся, его ладонь соскользнула с края причала, и Улла с криком полетел в воду. – Он же не умеет плавать!

Реакция марбуда была отменной, Ханса ничего кричать не стал, подбежал к берегу и прыгнул следом. Последним примчался Острон, ожидая увидеть, как Улла барахтается, захлебываясь, но обнаружил, что оба стоят по грудь в воде и хохочут.

– Маридова задница! – заорал Улла, поднимая голову на Острона. – Зачем пугать-то? Я уж думал, еще один одержимый хочет напасть на меня!

– Ты и нас напугал, знаешь? – ответил ему Ханса, хлопнул по плечу. – Я тебя спасать собрался!

– Вылезайте, идиоты, – рассмеялся и Острон. – Улла, только не захлебнись ненароком, пожалуйста.

– Уж как-нибудь... – сказал Улла, но тут споткнулся обо что-то и плюхнулся лицом в воду. Ханса, правда, сразу поймал его за шиворот; вдвоем они выбрались обратно на пристань, оставляя на камне темные мокрые пятна.

– Боги тоже шутят, – отдуваясь, заявил маарри. Платок с его головы свалился, и влажные черные кудри блестели на солнце. – Должно быть, и смеялась Гайят, когда я появился на свет! Ладно хоть еще барбет не уронил...

Тут же он едва не смахнул инструмент, пытаясь опровергнуть собственные слова, но Острон вовремя поймал барбет за деку. Струны глухо звякнули.

Утреннее солнце, еще совсем не жестокое, ласково пригревало их. Ханса и Улла оба были мокрые до нитки, но их веселья это не умаляло, скорее наоборот; на какое-то время казалось, будто все заботы покинули их, истаяли в тени, и трое парней просто хохотали, сидя на камнях пристани.

Потом Острон первым вспомнил, для чего они шли сюда.

Похолодело будто немножко.

– Улла, – окликнул он. – Скажи... ты после Ангура видел... сны?

– Конечно, я ведь сплю каждую ночь, – ехидно отозвался тот.

– Да нет, – помрачнел Острон. – Те... с голосом.

– А почему ты спрашиваешь? – насторожился маарри. Ханса отвел взгляд; Острон вздохнул.

– Потому что это может быть опасно.

– Нет, больше мне ничего не снилось, – наконец ответил Улла. – Я ведь выздоровел.

– Но временами ты выглядишь так, будто тебя что-то беспокоит.

– У меня остались неприятные воспоминания, – резковато произнес тот, – но у кого их нет, а? Ты сам-то иногда сидишь с таким видом, будто жизнь закончилась, небось о Сафир думаешь?

– Что, я и вправду?.. Это так заметно?!

Улла прыснул первым; ему вторил Ханса.

– Вы оба как дети малые, – заявил марбуд, – уже помирись с ней наконец и не смеши нас больше.

– Хотя мы все равно найдем, с чего посмеяться!

Они возвращались на постоялый двор втроем, и мрачное настроение хотя бы временно покинуло их. На террасе сидели Анвар и Дагман; нахуда расхохотался, обнаружив, что Ханса и Улла вымокли:

– Никак наш аскар опять решил искупаться? Когда уже научишься плавать, Улла?

Тот только отмахнулся, посмеявшись.

Уже когда парни скрылись в здании, нахуда Дагман извлек из нагрудного кармана сверток бумаги, достал кисет и принялся сворачивать самокрутку.

– Как я и предполагал, – вполголоса сказал Анвар. – Самый чувствительный из них – Острон.

– Он уже?.. – не взглянув на китаба, пробормотал Дагман. Тонкие длинные пальцы сноровисто свернули бумагу, и нахуда сунул получившуюся самокрутку в рот.

– Это гонка, – вздохнул китаб. – Наперегонки со временем... и время не на их стороне. Этим всегда все заканчивается.

– Посмотрим, – пожал плечами Дагман. – Нет новостей от Бела?

– Бел в горах Халла, – отозвался тот, – в поисках, видимо. Нет, а то тебе бы тоже сообщили.

– Срань господня, я так устал от этого дрянного табака.

***

Смеркалось. Всадники, впрочем, останавливаться и не думали; они делали привал после обеда, в самое жаркое время, и теперь они встанут лагерем только ближе к полуночи. Верблюды продолжали идти размеренным широким шагом, и их мозолистые ноги ступали по песку: тем утром отряд свернул на север, намереваясь добраться до крупного ахада в одном из оазисов.

В основном путешественники ехали в молчании, если не считать тихого разговора, как обычно, завязавшегося между Абу и Анваром. Острон их не очень слушал: опять про какие-то доисторические времена, древние легенды и все такое. Кажется, только это их и интересовало, в отличие от настоящего времени. Ладно Анвар, это, похоже, было делом всей его жизни, но Абу Кабил?..

Прошла добрая неделя с тех пор, как на отряд Одаренных напал безумец в ахаде Каммал; Элизбар использовал свой Дар, как только смог, и следы сотрясения мозга мгновенно сняло. Теперь ассахан с невозмутимым видом ехал чуть позади Хансы, рядом с Лейлой, которая упорно притворялась, что его не существует в природе. Кажется, события последних дней заставили Элизбара держаться чуть ближе к Сунгаю, Хансе и собственно Острону, бывшим необъявленными предводителями отряда. Было почти смешно наблюдать, как он вроде бы и задирает нос перед джейфаром, и в то же время явно уважает его; проще всего Элизбару было с Остроном, который с самого начала притворялся дурачком. Так и сегодня; Острон нимало не удивился, когда Элизбар направил своего верблюда и приблизился к нему, взмахнул трубкой.

– Огонька не дашь, факел?

– Конечно, – бездумно отозвался Острон, протянул руку.

На пальцах вопреки всем ожиданиям не вспыхнуло огня. Острон резко подобрался. Элизбар не сказал ни слова: всей позы нари было достаточно, чтобы понять, что что-то не так, а уж про белоглазого ассахан был наслышан.

Они первыми и начали оглядываться, а их встревоженные взгляды привлекли внимание остальных.

– Острон? – вполголоса окликнула его Лейла; он не ответил. Понемногу люди зашевелились, нашаривая оружие, и небольшая стайка птиц взмыла в воздух неподалеку. Острон выжидающе глянул на Сунгая; птицы, в основном вьюрки, опустились тому на плечи, а потом джейфар покачал головой.

– Они говорят, никого поблизости нет.

Острон вздохнул, взглянул на собственные пальцы; через какое-то время огонь вспыхнул на них, давая Элизбару возможность разжечь трубку. Нари в глубокой задумчивости отвернулся.

– Этот человек, – негромко пробормотал Элизбар. – На каком расстоянии от него ты теряешь свой Дар, Острон?

– Н-не знаю, – ответил тот. – Когда он в пределах видимости – это однозначно. Но я даже не знаю, препятствует ли он мне намеренно или нет... да если Сунгай сказал, что поблизости его нет – значит, его нет.

– Что ж тогда это было?

Острон неуверенно пожал плечами.

– Поначалу мне совсем не так часто удавалось вызвать пламя, – сказал он. – Приходилось пугать меня или злить, чтобы я смог управлять Даром. Но теперь вроде бы это давно прошло...

– На всякий случай лучше быть настороже, – произнес Сунгай, не оборачиваясь; джейфар ехал впереди всех, а Хамсин кружила высоко сверху, зорким глазом оглядывая окрестности. – Животные и птицы донесут мне, если за нами кто-то следует, но вероятно, что он дальше, чем мы думаем.

– Это пугает, – пробормотал Острон. – Если этот ужасный человек может препятствовать мне использовать огонь на таком расстоянии, что я даже увидеть его не могу...

– Успокойся, – посоветовал Элизбар. – Я вот почти не могу использовать собственный Дар, когда сильно нервничаю.

Острон последовал совету и набрал воздуха в легкие. Скорее всего, показалось, Может быть, он просто недостаточно сосредоточился на пламени...

Но где-то в глубине души он знал.

– По крайней мере я не один, – заметил он много позже, когда отряд уже остановился на ночлег около зарослей горады. – Если я и не смогу вызвать огонь, – Острон нервно усмехнулся, – всегда есть стрелы Сафир, и наши ятаганы ему тоже не остановить так просто.

– На всякий случай караул сегодня несут сразу трое, – предложил Сунгай. – До полуночи я, Басир и ты, а после – Элизбар, Улла и Ханса.

– Хорошо, – отозвался Элизбар и сразу устроился чуть поодаль от костра, завернулся в бурнус. Люди в большинстве последовали его примеру; за день все устали, и Лейла уснула сразу, прижавшись к спине Хансы затылком, и Абу Кабил с Анваром еще совсем недолго разговаривали, а у разведенного Остроном костра (в такой близости от кустов горады огонь разводить поручали ему одному) устроились лишь трое караульных: Острон, Сунгай и Басир. Присутствие других людей рядом успокаивало, но Острон все-таки напряженно вглядывался в темноту, сев спиной к костру. Сунгай смотрел в другую сторону; его сова улетела охотиться. Один лишь Басир как ни в чем ни бывало читал книгу, устроившись так близко к пламени, как только мог. Свет огня выхватывал его лицо из мрака, отбрасывая тень в крошечной ямочке на левой щеке.