Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

– Снятся ли тебе сны, в который чужой бесплотный голос разговаривает с тобой? – спросил ее Острон, от всей души надеясь, что белоглазый ошибся.

Женщина настороженно посмотрела на старейшину Хилафатула, который хмурился в стороне, потом на высокого нари с треугольным подбородком; когда эти двое подошли к ней и сказали, что она должна пойти с ними к старейшине, она очень испугалась бородатого со страшными белыми глазами, но не этого нари.

Она помолчала, не уверенная, стоит ли говорить правду, но присутствие старейшины повлияло на нее, и она кивнула:

– Да, несколько раз я видела такие сны...

Острон опустил голову. Исан вопросительно посмотрел на него, ожидая, что тот отдаст приказ; Острон посидел молча, наконец негромко сказал господину Хилафатулу:

– Стоит держать ее... под надзором. Это очень дурной знак.

По указаниям старейшин женщина осталась на ту ночь в аштемаре, под стражей, хоть она плакала и не понимала, в чем она виновата; Острон с камнем на сердце ушел к своим путникам в трактир. По пути Исан спросил его:

– Ты не будешь казнить ее?

– ...Ради всего святого, Исан, – вздрогнув, отозвался тот. – "Казнить"! В племенах казнят только убийц!

– Но она скоро станет одержимой и тогда, очень возможно, кого-нибудь убьет.

– Вот тогда и...

– Ты перекладываешь эту ответственность на простых людей?

Острон помолчал.

– Чего ты хочешь от меня, Исан? – потом резковато спросил он. – Чтобы я лично казнил каждого одержимого или того, кто вот-вот поддастся?

– Нет, – невозмутимо ответил белоглазый. – Мне просто интересно.

– Интересно ему.

Они уезжали наутро, обменяв своих низкорослых лошадок на верблюдов; Ханса, на чьи плечи легла сия обязанность, весь вечер сердито бубнил и перед отъездом заявил, что о хеджинах в этом богами забытом месте можно и не мечтать.

– Не имеет значения, – коротко ответил ему Искандер. Дромедары, которых раздобыл Ханса, были ниже хеджинов, и седла у них были не такие удобные, впрочем, все двенадцать животных выглядели бодрыми и сердито орали, мотая головами.

– Какой из них самый смирный, – пробормотала Сафир, а Ханса фыркнул и ответил ей:

– Все одинаково буйные, бери любого.

Еще через полчаса борьбы с животными путники наконец выехали. Они покинули сабаин, и тропа, поначалу спускавшаяся по скалистому склону, наконец вывела их в хамаду; Острон с тяжелым сердцем оглянулся на видневшиеся вдалеке стены сабаина. Отвернулся, глядя перед собой.

– Эту дорогу я хорошо знаю, – сообщил ему Сунгай, рядом с которым он ехал. – Но она дает немаленький крюк в одном месте, в мирные времена торговые караваны и некоторые племена джейфаров предпочитали заглядывать в ахад Шамсул, что сильно к западу отсюда. Я думаю, нам туда заезжать нет особой нужды. Как ты считаешь?

– Тебе виднее, – пожал плечами Острон. – А напрямик что?

– Барханы, – отозвался джейфар. – Оазисов там нет, но у нас есть Искандер, так что вряд ли это проблема.

Они действительно два дня ехали без всяких приключений, и Исан сообщал, что не чувствует ни единого одержимого на значительном расстоянии вокруг; места были пустынные, воды здесь отродясь не водилось, и Искандер на второй день даже с трудом сумел вызвать небольшую струйку, которой едва хватило на всех.

– Ведь вода, которую я вызываю, из ниоткуда не берется, – пояснил он удивившейся Лейле. – На самом деле почти везде под землей есть ее запасы, просто где-то они лежат очень глубоко. А в оазисах влаги так много, что я могу брать воду буквально из воздуха.

– Наверное, на берегу моря ты станешь сильным, как бог, – пробормотала девушка.

Царила глубокая ночь, но они останавливались в тот день в обед и были намерены ехать без остановок до утра; пустыня была окутана гробовым болезненно-белым молчанием, залитая лунным светом, и поневоле люди стихли тоже, сосредоточенно смотрели перед собой, и только изредка доносилось уханье Хамсин, то и дело отлетавшей на разведку и возвращавшейся к Сунгаю, ехавшему впереди всех. Один Леарза смотрел на небо, задрав голову. Ночь выдалась необычайно звездная, и он отыскивал знакомые созвездия, а потом заметил, как одна звезда двигается. "Ух ты, метеор", подумал он с восторгом и какое-то время следил за ней, но потом потерял ее из вида. Тогда уж ему пришло в голову, что для метеора она двигалась слишком медленно, только Леарза пожал мысленно плечами: сколько неизведанных чудес в мире, ему никогда не узнать все его секреты.

Острон ехал чуть позади Сунгая, и рядом с ним была Сафир, они тихо переговаривались поначалу, потом, когда всеобщая тишина окутала отряд, тоже замолчали. Острон то и дело бросал украдкой на девушку взгляды и чувствовал неизбывную нежность по отношению к ней. Она была такая храбрая, думал он: прошла вместе с ним весь этот путь, от самого первого нападения одержимых, ничего не испугалась и пойдет с ним до конца, что бы ни случилось, он был уверен в этом.

Тут с другой стороны Острона нагнал Исан, и, поскольку белоглазый почти никогда этого не делал без нужды, Острон немедленно насторожился.

– Я чую отряд одержимых, – предсказуемо сообщил тот, с невозмутимостью глядя перед собой. – Не очень далеко отсюда. Сова джейфара еще не принесла эту новость?

Сунгай обернулся на эти слова и нахмурился: Хамсин еще не вернулась из очередного полета.

– В какой стороне? – спросил он.

– Там, – Исан не колеблясь махнул рукой к востоку. – Их много, около двух сотен. Некоторые из них мерцают.

– Одержимые на востоке! – крикнул Острон, оборачиваясь к остальным путникам, и верблюд Сунгая первым перешел на рысь, а следом за ним и остальные. Исан вырвался вперед, ведя других, но слишком долго они не проехали: фарсанг, не больше, затем белоглазый остановился, и путники спешились.

– Абу, оставайся с животными, – велел Острон, выхватывая уже ятаганы: теперь они могли слышать человеческие крики впереди, за гребнем бархана. Одиннадцать человек взбежали по песчаной волне и обнаружили, что за ней уже вовсю идет драка.

В свете луны трепетал белый флаг, и конный отряд сражался с толпой безумцев; Острон поселил пламя на своих клинках и первым ринулся в драку, следом за ним летели Сунгай и Ханса, невдалеке просвистела первая стрела. Из-под земли вдруг вырвалась тонкая, но высокая струя воды. Ни конникам, ни Одаренным и их спутникам вода ничего не сделала, но безумцы, страдающие водобоязнью, частью впали в панику и смешались.

– За Саид! – разнесся женский голос, и прямо перед носом у Острона, сражавшегося сразу с четырьмя врагами, слетела с плеч голова одного из них, снесенная ятаганом всадника.

– Мубаррад! – рявкнул нари, которого этот крик немного сбил с толку.

Драка длилась не очень долго, поначалу проигрывавший отряд конников (их было значительно меньше, чем одержимых) воспрял духом, и среди пришедших им на подмогу одиннадцати бойцов как минимум трое были мастерами клинка, против которых безумцам, которые совсем недавно наверняка были простыми мирными людьми, делать было нечего. Острон прикончил своего последнего врага, стараясь не думать о том, кем был этот человек до того, как поддался голосу темного бога. Вскинувшись, он обнаружил, что и остальные завершили драку, и конники собираются вместе; луна озаряла потные бока животных, поблескивала тут и там на кольчуге.

– Кто вы такие? – спросил было один из всадников, судя по силуэту, рослый детина, но другой, стоявший рядом, немедленно ответил за них:

– Это Одаренные, клянусь Гайят!

Острон вспомнил, что пламя по-прежнему сияет на лезвиях его ятаганов, и потушил его. Остальные понемногу окружили его, и никто толком не понимал, чего ожидать от этих всадников.

– Так и есть, – сказал Острон, выступив вперед. – Назовитесь же и вы.

Всадница, на чьей голове тускло блестел шлем, спешилась и по-военному приложила кулак к груди.

– Мы называем себя Северной Стражей, – ответила она. – Мы собрались около месяца назад, когда в мирных ахадах начали появляться безумцы. Поскольку стены Эль Хайрана больше не существует, надеяться на защиту ее стражей мы не можем, так что мы решили взять эти обязанности на себя.

Острон легонько нахмурился.

– Ангур еще стоит, – заметил он вполголоса. – Отчего вы не направились туда?

– Там и так достаточно защитников, – дерзко отозвалась женщина. – Но остаются мирные поселения на севере, в отличие от сабаинов, у поселений маарри нет никакой защиты, и мы взяли на себя обязанность сопровождать беженцев в горы к китабам. Если мы в пути натыкаемся на шайки одержимых, мы истребляем их.

Тут за спиной Острона произошло движение, и вперед выступил нахуда Дагман, будто вгляделся в лицо женщины под шлемом.

– Да ведь это никак Алия, – негромко сказал он. Женщина подобралась, уставилась на него.

– Откуда ты знаешь мое имя?

Дагман фыркнул.

– Ты служила у меня юнгой на самбуке, детка, забыла?

– ...Нахуда Дагман? – в ее голосе скользнула растерянность. – Да ведь это было почти десять лет назад...

– А я тебя помню, – рассмеялся он коротко. – Нечасто женщины идут в моряки, даже такие боевые девчонки, как ты.

– Вы знаете друг друга? – Острон покосился на Дагмана, чье бородатое лицо было ясно освещено луной. Бывший капитан корабля ухмыльнулся.

– Да, это точно Алия. Нисколько не удивлен, что именно такая безбашенная девка собрала какую-то там стражу.

– Я была не одна...

– Мы все вместе приняли это решение, – добавил рослый всадник позади нее и тоже спешился; понемногу соскочили с лошадей и остальные.

– Нахуда Дагман, что же ты делаешь с Одаренными? Никак ты тоже...

– Нет, нет, детка, я просто увязался за ними на свою голову, – возразил тот. – Одаренный нашего племени – вон он, это Искандер.

– ...Да, конечно же, – смутилась будто Алия, склонила голову. – Разумеется, Одаренных должны сопровождать и простые воины. Должно быть, это ваш головной отряд?..

– Нет, только Абу Кабил остался за той дюной, – возразил Острон. – Нас немного, и мы возвращаемся в Ангур, потому что птицы Одаренного Сирхана донесли нам, что одержимые перебрались через Харрод и скоро, должно быть, атакуют город.

Алия оглянулась на своего спутника, стоявшего рядом с ней; потом торжественно сказала:

– Для нас будет большой честью сопровождать вас хотя бы короткую часть пути, если вы позволите. Нас немного, но все мы – хорошие бойцы и уже не раз имели дело с безумцами.

– Пусть будет так, – согласился Острон, которому было приятно знать, что есть люди, которые также готовы принять на себя ответственность и сражаться.

Всадников было шестнадцать человек; еще трое погибли по время драки, и Острон помог Алии и ее товарищам похоронить их, пока Элизбар исцелил тех, кто в этом нуждался. Наконец они вернулись к Абу Кабилу, который со скучающим видом сидел на спине лежащего верблюда. Увидев своих спутников в сопровождении неизвестного отряда, Абу воскликнул:

– И тут в пустыне они повстречали отряд благородных воинов, которые поклялись защищать Саид до последней капли крови! Дай угадаю, Острон, та милашка в шлеме ими верховодит, верно?

Алия, шедшая рядом с Остроном, издала неразборчивый недовольный звук.

– Это Абу Кабил, – сказал ей Острон и улыбнулся. – У него острый язык, но спутник он хороший. Ты угадал, Абу!

– А ты, значит, единственный из всего отряда остался позади и не участвовал в сражении, – дерзко заявила Алия, когда они подошли к верблюдам. Кони нервно зафыркали, кто-то из дромедаров издал сердитый рев. Абу развел руками.

– Командир отдал мне приказ, милашка, – сообщил он без намека на вину в голосе. – Разве я могу ослушаться великого Одаренного нари, от которого зависит спасение целого мира?

– Абу, – смутился Острон.

Путники взобрались на верблюдов, и вскоре смешанный отряд пустился в дорогу; конники в целом старались держаться подальше от дромедаров, поскольку лошади боялись их, но у Алии, кажется, был тренированный жеребец, так что она ехала буквально вплотную к Острону, а чуть позади них шел верблюд Дагмана.

– Так ты была моряком, Алия? – спросил Острон, и глаза Алии блеснули на него из-под шлема.

– Это было давно, – отозвалась она. – Я сбежала из дома и отчаянно хотела приключений. Нахуда Дагман взял меня на борт, когда остальные отказались.

– У матросов есть свое предубеждение насчет женщин на борту, – пожал плечами Дагман. – Да я не очень суеверный. Поначалу все равно без прений не обошлось, ребята то и дело засылали ко мне послов, упрашивая, чтоб я согнал девчонку на берег. Потом привыкли, к тому же, ничего дурного-то и не случилось.

– Но потом ты все-таки ушла?

Алия кивнула.

– Я около года служила у нахуды Дагмана. Потом серьезно заболела, и им пришлось оставить меня в одном из таманов на побережье моря, а когда я поправилась, на таман напали разбойники, и, в общем, дорога увела меня оттуда.

– Да, припоминаю, мы потом заходили в тот таман и были готовы забрать тебя, – согласился Дагман. – Но жители сказали, что ты давно уж собрала свой отряд и была такова. Я думал, ты в разбойники подалась.

– Я сражалась с разбойниками! – с жаром возразила женщина. – Я узнала, что в одном из заброшенных оазисов к востоку промышляет огромная банда, собрала отряд добровольцев, и какое-то время мы пытались перебить бандитов, которых, между прочим, в три раза было больше, чем нас.

Про себя Острон подумал, что тесно знакомить Алию с Лейлой и Хансой не стоит, но вслух ничего, конечно, не сказал.

Они ехали вместе до самого рассвета, когда в пустыне царит холод, и люди кутались в бурнусы, а животные фыркали и мотали головами. Неясный утренний свет выбелил лицо Алии под ее круглым шлемом, по краям которого поблескивала бармица; она не была красавицей, и ее щеку под глазом рассекал старый шрам, и было видно, что ей давно не семнадцать лет. Впрочем, в ней было что-то такое, что заставляло взгляд возвращаться к этому длинному лицу снова и снова. Темно-серые глаза смотрели сурово, и тонкие губы обычно были плотно сжаты. В один момент Алия напомнила Острону львицу, он даже потряс головой; возможно, дело было в необычных формах ее носа и скул.

Потом уж солнце поднялось над пустыней, и понемногу начал нагреваться песок. Всадники наконец остановились, и Алия взглянула на Острона, которого без всякого сомнения сочла главой их отряда.

– На этом наши дороги разойдутся, – сказала она. – Путь Северной Стражи лежит в ахад Шамсул. Долго ли вы намерены пробыть в Ангуре?

– Одним богам ведомо, – отозвался он. – Все зависит от того, что там сейчас творится. В любом случае, рано или поздно мы отправимся на южный берег.

– Возможно, еще увидимся до того, – с легкой ноткой торжественности произнесла Алия, оглянулась на своих людей и свистнула, совсем как мальчишка; всадники тронули своих коней и буквально в момент выстроились настоящим боевым отрядом, готовые скакать. – Да пребудут с вами шесть богов.

Северные Стражи покинули их, и Острон еще какое-то время смотрел, как конские копыта разбрасывают песок. Остальные Одаренные собрались вокруг него, наполовину случайно, и Сунгай вполголоса произнес:

– Хорошая встреча.

– Да, их появление порадовало меня, – согласился Искандер с тоской во взгляде. – Если бы их было больше... и появились они раньше.

– Что ты можешь рассказать об этой Алии, нахуда Дагман? – оглянулся Острон. Дагман, который, воспользовавшись остановкой, как раз сворачивал самокрутку, поднял на него взгляд темных глаз и изогнул бровь.

– Девчонка служила у меня на самбуке девять лет назад, – заметил маарри. – И с тех пор я о ней ничего не слышал, так что, пожалуй, немного. Но она боевая, это точно, и, как бы это сказать?.. Страдает повышенным чувством справедливости. Я и вправду нисколько не удивился сегодня ночью. Я и девять лет назад знал, как сейчас помню, что матросом девке не бывать, ей бы на какую-нибудь стену Эль Хайрана, защищать добро.

– ...Ладно, некогда стоять, – буркнул Сунгай, на плечо к которому только что опустилась Хамсин. – Толпы одержимых бродят по северному берегу Харрод, Ангур того и гляди окажется в осаде.

Они встревоженно переглянулись: Острон знал, что Сунгай думает о том же самом.

Все знали, как пал Тейшарк; предатель был всему причиной. Теперь, в эти неспокойные времена, когда любой человек может вдруг оказаться во власти темного бога, Ангур как никогда уязвим: изнутри.

***

Солнечный свет лился изо всех окон, частично перемежаясь пятнистыми тенями: за окнами раскинули свои ветви персиковые деревья. Еще его отец сажал их, давно, когда он сам не был женат, и братья еще не разъехались. Он помнил эти деревья крошечными саженцами.

На улице, должно быть, совсем жарко, но в доме прохладно, маарри знают, как строить дома: стены толстые, выложены из обоженных кирпичей и снаружи обмазаны глиной, поверх которой еще в два слоя нанесена побелка. В таком доме в жару прохладно, а в холод тепло. Дом построил прадед, за время жизни деда к нему прибавилось еще крыло, а отец пристроил второе.

Прохладно, и мягкие подушки разбросаны по всей комнате, а в круглой арке темнота: там кухня, и, наверное, Ясмин сейчас как раз готовит обед.

Где же Раяна?..

Он оглянулся, и вот она: стоит, совсем кроха, возле него и держится пухлой ручонкой за стену. Блики солнца запутались в ее волосах, которые Ясмин красиво перевязала лентой. В голубеньком платьице, а ножки босые.

– Раяна, – позвал он, неведомо зачем чувствуя, как больно стукнуло сердце о грудную клетку. Отчего так... грустно и одновременно хорошо внутри? Ведь он видит свою девочку каждый день, держит ее на руках, помогает Ясмин укладывать ее спать.

Ты не спас меня, папа, ответила девочка. Он напрягся. Не сразу он понял, что так насторожило его; помимо совершенно взрослого, чужого голоса... когда она говорила, она не открывала рта.

– Раяна, – повторил Искандер, встревоженный. Понемногу приходило осознание того, что это всего лишь сон; смутное, покойное, с ним и раньше такое бывало, и это тоже бывало раньше, и Раяна...

Ты даже отомстить за нас не можешь, холодно добавила она. Одержимые убили нас, безумец сжег нас в огне, а что делаешь ты? Вместо того, чтобы убивать одержимых, ты просто ездишь всюду следом за каким-то мальчишкой, который сам толком не знает, что делает.

– Это не так, – ответил Искандер. Комната медленно таяла, и солнечный свет больше не был солнечным, но Раяна оставалась; вокруг них вдруг воцарилась ночь, непроглядная и беззвездная, и Раяна стояла в песке, по-прежнему в этом голубом платье, и смотрела на него своими темными глазами. Собственного тела он больше не чувствовал, но не обращал уже внимания: ведь это был сон, да и все равно было неважно, важнее были ее слова. – Мы Одаренные, и мы будем бороться не просто с безумцами, а с самим темным богом.

Правда ли? Пока вы ничего не делаете. Ты убил хоть одного одержимого, папа?

Искандера охватило мучительное, беспокойное чувство: слышать слово "папа", произнесенное этим холодным голосом, было донельзя странно и почти что страшно. Губы девочки по-прежнему оставались неподвижными.

– Да, несколько раз нам доводилось сражаться с ними. Раяна, пойми, главное – не месть... Сколько бы одержимых я ни убил, вас мне уже не вернуть.

Тогда, может быть, тебе не стоило убивать того безумца, который поджег наш дом?

Мутное тяжелое негодование поднялось в нем. Он смолчал.

Значит, тебе наплевать на нас, папа, сказала Раяна. Наверное, ты вообще рад, что избавился от нас, теперь ты можешь путешествовать в свое удовольствие и вообще делать все, что хочешь.

– Нет! Это не так! Я бы все на свете отдал ради того, чтобы вернуть вас!

Но нас уже не вернуть.

Искандер ощутил обреченность. Раяна была права, он и сам знал это: их уже не вернуть... только во снах можно снова видеть их, только в его душе они продолжают жить, обе, и Раяна, и Ясмин...

Почему ты не отправляешься в Хафиру убивать безумцев?

– Я совсем скоро отправлюсь туда. Я буду убивать одержимых днем и ночью, столько, сколько смогу. Я отомщу за вас, если этого ты хочешь.

Серьезно? Тогда почему ты путешествуешь с еще одним безумцем, и он до сих пор жив?..

***

Холодное утро обжигало легкие воздухом. Острон дремал верхом на верблюде, потом резко вскинулся, сам не зная толком, что его растревожило. Все было мирно, Исан скрестил ноги в собственном седле, закрыв глаза, возможно, тоже спал, Сунгай привычно ехал впереди, и Хамсин сидела на его плече: должно быть, только что вернулась с очередной разведки и готовилась спать. Подумав, Острон нагнал джейфара и вполголоса спросил:

– Все в порядке?

– Как сказать, – буркнул тот. – Мы почти прибыли в Ангур. Должно быть, скоро увидим его на горизонте. Но Хамсин докладывает, что город окружен оравой одержимых, и хотя они обороняются, со всех сторон она видела подтягивающиеся отряды безумцев.

– Так мы прорвемся через эту осаду и разгоним их.

– ...Да, – помедлив, согласился Сунгай. – Думаю, давно пора показать, на что мы способны. Ничто так не укрепит дух остальных, как знание нашей силы.

Острон передернул плечами, и по ним пробежалось голубоватое пламя.

Понемногу оживились и остальные; ночь была смурная, они опять не останавливались отдохнуть, только на час вечером, и многие точно так же, как Острон, по кочевничьей привычке дремали в седле, один Леарза сидел с таким озадаченным видом, будто в голову ему пришла какая-то странная мысль. Но китаб вообще часто так выглядел и сам признавался, что ему вечно приходят всякие мысли, которые остальным казались нелепыми: предположения, отчего весной идут дожди, или идеи насчет очередной какой-нибудь взрывающейся штуковины, или внезапные раздумья о том, что находится за горами Талла и дальше на юг. Однажды он и вовсе предположил, что, возможно, земля круглая, и если долго-долго идти на север, за горы Халла (точно Леарза не знал, что там, только слухи и сказки), то рано или поздно придешь к горам Талла с юга. Ханса и Элизбар, слушавшие его, долго потом смеялись и заявили, что если б земля была круглая, все бы с нее давно попадали. Леарза в ответ спросил их, отчего тогда им не видно горы Талла отсюда, но сам же и придумал, почему: воздух, наверное, на самом деле не такой уж прозрачный, заявил он.

Открыл глаза и Исан, первое, что он сказал, было:

– Впереди орда одержимых.

– Очевидно, осаждающие Ангур, – пробормотал Сунгай. – Скоро уже, должно быть, мы вступим в драку.

Он был прав; спокойной их дорога оставалась не более часа, солнце только успело взойти полностью, показав свой огненный живот над песками, когда ехавшие впереди Сунгай и Острон заметили белые стены города и темное море под ними: атакующих. Они закричали, и верблюды перешли на галоп; отряд растянулся длинной цепочкой, минуя один гребень бархана за другим, наконец Острон счел, что расстояние достаточное, и впереди них зародилась стена огня, поначалу темно-малинового и невысокого, затем пламя стремительно побежало вперед, оставляя после себя раскаленный песок, становилось выше и выше, светлело, пока не стало совершенно белым.

– Во имя Мубаррада! – закричал Острон, вскинул руку; огонь, слушавшийся его, настиг мечущихся безумцев и разошелся во все стороны с громким треском. Запахло паленым.

Потом уже, когда треск огня стих, они услышали крики со стен города. Волна пламени расчистила дорогу до восточных его ворот; верблюды не останавливались, хотя, должно быть, горячим песком им обжигало ноги, и неслись нелепыми гигантскими скачками, ворота вдруг распахнулись им навстречу, и оттуда высыпали воины в блестящих кольчугах.

– В атаку! – кричал высокий беловолосый человек, скакавший на лошади впереди всех, и в груди у Острона радостно екнуло: он узнал в этом человеке Муджаледа.

Фарсанг двадцать третий

Бежево-песочные стены домов Ангура встречали их и были нисколько не изменившимися за прошедшее время, но что изменилось, так это лица жителей; хотя при виде отряда Одаренных, ехавшего в сопровождении только что вернувшихся с битвы лучших мечников Муджаледа, чьи доспехи были покрыты кровью врага, на лицах вспыхивала надежда, и многие кричали с радостью, все же было заметно, что город переживает не лучшие времена.

Подозрение поселилось в сердцах жителей города, заставив их смотреть друг на друга с опаской.

Муджалед, сильно похудевший, но по-прежнему державшийся прямо и уверенно, провел Одаренных в Эль Каф, вызвав у Острона удивление. Заметил это и негромко пояснил:

– Старейшины Ангура давно уж уступили Эль Каф мне, объявив меня во всеуслышание главнокомандующим стражи Эль Хайрана... хотя, пожалуй, это название несколько устарело. Сейчас там располагаются люди, помощь которых мне может потребоваться в любой момент. Думаю, будет только правильно, если сами Одаренные также остановятся в сердце города...

– Появилась еще одна стража, – усмехнулся Абу Кабил, шедший сразу позади них. – Северная, как они себя называют. Эти ребята патрулируют Саид на севере, как можно догадаться, и сопровождают беженцев в горы Халла, к китабам.

– ...Хорошо, – не сразу отозвался Муджалед, осмыслил услышанное. – Я делаю все, что могу, но я всего лишь человек.

– Что с прибрежными селениями? – спросил его Острон. – Все люди добрались сюда?

– Да, но здесь места не хватает, – пояснил командир. – Мы переправляем, кого можем, в Набул на западе, нахуды, чьи корабли раньше ходили туда, говорят, что там поспокойнее, да и город тоже неплохо укреплен еще с давних времен.

– Набул, – пробормотал Острон. Набул, вотчина прославленного Одаренного Ансари, который после блистательной победы в Эль Габра единственный из героев вернулся домой и жил еще долгое время на своей родине; город, укрепленный еще в его эпоху, назвали в его честь.

Острон... Эль Масуди хорошо знал Набула, красивого золотоволосого юношу, чье жизнелюбие ничто не было в состоянии угасить.

– Каким образом одержимые перебрались через Харрод? – спросил Сунгай, шедший с другой стороны; они поднялись по длинной лестнице и наконец оказались на площади перед Эль Кафом, чей купол блистал на солнце. – Птицы лишь сообщили мне, что на северном берегу их вдруг стало очень много.

– Нахуда одного из дау, ходивших в верховьях реки, поддался голосу темного бога, – угрюмо ответил Муджалед. – Не знаю, каким образом воля темного бога загнала этих несчастных на корабль, но они переправляются и днем, и ночью, как докладывают мне разведчики. Мы пытались потопить этот джехази, да не сумели, у него слишком мелкая осадка, крупные суда в верховьях не пройдут, а другие маленькие кораблики не в состоянии ничего сделать с противником. К тому же, вот уже вторую неделю с востока дует нухаз, который старожилы называют ветром темного бога.

На крыльце Эль Кафа Острона ждал приятный сюрприз: на мраморных ступенях стоял сам дядя Мансур, хоть и заметно сдавший за то время, что они не виделись, и его темное лицо было суровым, но в глазах Острон заметил радость.

– Ты еще повзрослел, – сказал дядя, похлопав племянника по плечу.

Сдержанность их встречи была немного разрушена Сафир, которая налетела на старика и повисла у него на шее со счастливым вскриком. Острон смутился было, потом рассмеялся.

В Эль Кафе уже приготовили для них комнаты; хоть места тут на самом деле было не очень много, все же комнаты оказались поистине роскошные, и Острон опять почувствовал себя до странного нелепо, все никак не в состоянии привыкнуть к своей роли. В любом случае, в комнатах никто долго не остался, сам Острон быстро отыскал Муджаледа, с другими воинами находившегося в главном холле Эль Кафа; на круглом столе была приколота карта города, Муджалед хмурился и расхаживал туда и обратно, пока воины о чем-то негромко переговаривались, склонившись над ней. На подушке чуть поодаль от них Острон обнаружил Сунгая. Смуглое лицо джейфара за последние дни сильно заросло начинавшей курчавиться бородой, делая его значительно старше на вид.

– О, Острон, – вскинулся Муджалед, заметив молодого нари. – Думаю, ты тоже желаешь знать подробней, как обстоят дела в городе.

– Конечно, – согласился тот. – Выстоит ли Ангур, если на вас нападут одержимые... в наше отсутствие?

– Я делаю все, что могу, для этого, – серьезно кивнул Косматый. Глядя в его бледное лицо, Острон подумал, что счастлив, что этот человек жив и по-прежнему сражается за Саид. – Если бы все упиралось только в защиту стен от внешней угрозы, все было бы прекрасно. До тех пор, пока не пересохла Харрод, мы никогда не останемся без продовольствия: дау постоянно ходят на запад, к морю, и до того я велел делать запасы пищи, так что в городе сейчас полные склады. Мастер Али Васиф, кажется, превзошел самого себя, когда строил городские стены; все китабы, живущие в Ангуре, в один голос говорят, что такого не найдешь нигде в Халла. Защищать их не стоит особых усилий, бойницы устроены таким образом, что вражеские стрелы не в состоянии попасть в них, в то же время наши бойцы с легкостью обстреливают врага и поливают кипящей смолой.

– После того, как один из капитанов перешел на сторону темного бога, – подал голос Сунгай, – нет ли риска, что какой-нибудь корабль привезет вам подарочек?

– В порту всегда несет стражу большое количество воинов, – отозвался с готовностью Муджалед, обернувшись к джейфару. – Я позаботился о том, чтобы там всегда находилось хотя бы несколько ветеранов с Эль Хайрана, опытных, они наверняка отличат безумца от обычного человека.

– Хорошо, – кивнул Сунгай и снова откинулся в подушки, скрестил пальцы перед своим лицом.

– Другое беспокоит меня, Острон, – вновь обратился к нари Муджалед. – С вашего отъезда в городе было уже много случаев, когда люди... поддавались на зов темного бога и шли убивать. Никто не может угадать, кто станет одержимым, а кто нет. Жители поначалу были в панике, мне стоило огромного труда успокоить их, но и теперь настроения... ты понимаешь.

Острон вздохнул.

– С нами этот человек, – сказал он белобрысому командиру. – Он умеет чуять одержимых, и даже может сказать, кто вот-вот поддастся. Я скажу ему, он пройдет по городу и... предупредит, если что... К тому же, ты ведь знаешь, Муджалед, каким образом темный бог подчиняет себе людей?

– ...Нет, – помедлив, настороженно отозвался тот.

– Он разговаривает с ними... через сны, – пояснил Острон, отводя взгляд. – Иногда это длится долго, иногда нет, я думаю, это зависит от силы воли. Не знаю, поможет ли тебе это знание, но, во всяком случае, насчет себя ты точно будешь знать.

– Хорошо, – нахмурился Муджалед.

– Так я пойду велю Исану пройтись по городу, – сказал Острон. – И сам пройдусь с ним.

– Я с тобой.

Они зашли в комнату, которую белоглазый по привычке делил с Абу Кабилом, и Исан с обычным для него равнодушием согласился пойти с ними; они спускались обратно в город втроем, и люди при виде Муджаледа, которого все здесь знали, приветственно поднимали руки, кто-то узнавал и Острона, и часто принимались кричать на улицах: "Мубаррад!". Исан в битком набитом трактире выделил четверых "мерцающих", как он стал называть их, и еще с двумя они расправились на узкой кривой улочке, белоглазому даже не пришлось ничего говорить: безумцы сами набросились на Одаренного Мубаррада, выдав себя. О присутствии третьего, притаившегося на втором этаже старого дома, Исан предупредил их, и Муджалед после этого стал смотреть на темноволосого странного человека в плаще с легким уважением. Все "мерцающие" по приказу командира были посажены под стражу, трупы убраны; Исан получил разрешение вернуться к себе, а Острон и Муджалед остались в главном холле Эль Кафа. Как раз было время чуть за обед, и коренастый боец в красном халате (Острон грустно улыбнулся, узнав об этом: по старой традиции, принесенной из Тейшарка, стражи надевали алые халаты, когда стояли на карауле) пришел, чтоб доложить командиру, как обстоят дела на стенах города.