Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 49 страниц)

– За что?

– Мы все были неправы, – и Замиль вскинул подбородок, наконец осмелившись взглянуть в лицо Острона. – Басира можно было спасти. Но если б не ты, он бы погиб. Когда командир узнал, что мы хотели его бросить, все, кроме тебя... нам, в общем, сильно влетело.

Острон рассмеялся.

– Нет, – сказал он, – это я такой дурак. Нам просто повезло. Ведь все могло сложиться иначе, и мы все бы погибли в Хафире из-за моей глупости.

– Победителей не судят, – как-то быстро сказал Замиль и ушел.

Обед Сафир принесла ему в спальню; Острон впервые в жизни ел в постели, и это его смутило. Но она так настаивала, что он побоялся возражать ей. После обеда пришел посетитель, которого он сам очень хотел увидеть.

Дверь открылась, и в спальню вошел рослый ассахан в цветастом халате, на этот раз с легкомысленным узором. Ему пришлось нагнуться, чтобы не стукнуться о притолоку; роста гость был почти одного с Остроном. Подняв голову, он тут же расплылся в широкой улыбке.

– Так и знал, что выкарабкаешься, – сообщил Абу Кабил и сложил руки на широкой груди. Тюбетейка опять сидела на нем криво, а его длинные светлые волосы рассыпались по плечам. Острон вскинулся, глядя на кузнеца.

– Я очень хотел поблагодарить тебя, Абу, – сказал он. – Если б не Сафир, я бы уже сам пришел к тебе. Твой ятаган спас жизнь нам всем. Ты как будто знал!..

– Знал что? – тот поднял брови.

– Что мы встретим марида, – ответил Острон. – Ведь твой ятаган сделан не из стали, верно? Правда, сколько бы я ни рассматривал его, никак не могу понять, что это за металл.

Абу хитро улыбнулся.

– Это секрет мастерства, я тебе его не скажу. Рад, впрочем, что та железка пришлась так кстати.

– Ты ведь пришел забрать его? – неуверенно спросил парень и потянулся за ятаганом, лежавшим на столике.

– Ты что, подарки не забирают, – отмахнулся кузнец. – Я пришел узнать, как ты, только и всего! Ты же, как-никак, будущий великий герой Эль Хайрана. Уже почти настоящий, о тебе все только и болтают.

– Никакой я не герой, – улыбнулся ему Острон. – Спасибо, Абу. Я тебе жизнью обязан.

– Тю-у, ничем ты мне не обязан. Ну ладно, – ассахан вскинул правую ладонь. – Я пойду. Еще свидимся.

– Да пребудет с тобой Ансари!

– Угу.

После ухода Абу Кабила Острон еще долго лежал, счастливо улыбаясь и глядя в потолок. Как же ему все-таки повезло! Конечно, там, в Хафире, у него и в мыслях не было, что его поступки потом будут так хвалить. В Хафире Острон думал совсем о других вещах. А теперь он выяснил, что все это очень неплохо. Он действительно почти стал героем! Несмотря на то, что всегда считал себя неспособным на героизм: куда ему, дядя вечно поддразнивал его насчет нерешительности, даже Сафир казалась увереннее его. Острон полагал, что он недостаточно смелый для того, чтобы быть героем вроде Эль Масуди, которого обожал в детстве, когда бабки рассказывали ему сказки.

Хотя, может быть, настоящие герои вовсе не такие безрассудно-смелые, как их описывают.

Может быть, ими даже и вообще не рождаются, а становятся.

***

С возвращения из Хафиры прошло четыре дня; Острон уже получил божественное разрешение Сафир на продолжение тренировок с Халиком, но когда попытался сунуться на обычные утренние тренировки в цитадели, получил от Усмана на орехи: командир ясно дал ему понять, что раньше чем через неделю видеть его не желает. Вздохнув, Острон вернулся домой. Хотя бы у Халика не было особых предрассудков по поводу хрупкости своего ученика.

– Там, в Хафире, я узнал, что могу чуять маридов, – сказал тогда Острон, после очередной тяжелой тренировки, в результате которой ему несколько раз чувствительно прилетело по лицу. Халик, набивавший трубку, хмыкнул.

– Это означает, что ты поистине отмечен Мубаррадом, мальчик, – пробасил он. – В день, когда ты родился, на небе взошла счастливая звезда.

– Может, я и людей научусь чувствовать? – мечтательно заметил Острон, потирая оцарапанную щеку. – Пока что у меня такое ощущение, что марида проще учуять, чем тебя, например.

– Пф-ф, – ответил Халик.

В тот день из-за того, что у него стало больше времени, Острон отправился бродить по городу; он мог бы читать книгу дома, но ему хотелось погулять. Лето близилось к концу, и солнце светило уже не так жарко, а по ночам теперь каждый раз приходилось растапливать очаг. К счастью, дядя Мансур к тому времени достаточно охотился, и на постоялом дворе, на котором они по-прежнему жили, скопилось большое количество теплых шкур.

Он как раз вышел на площадь перед главными воротами города, северными, когда стражники на башнях забеспокоились. Один из них громко крикнул, склонившись:

– Открывай ворота, быстрее!

Острон заинтересовался и подошел поближе к воротам; он видел, как створки раскрываются, впуская солнечный свет.

В раскрывшейся щели скользнула чья-то одинокая тень. Потом Острон увидел и всадника; лошадь истекала пеной, а человек, почти лежавший на ней, был грязным, растрепанным и без головного убора.

Люди, бывшие на площади, кинулись к нему.

Воин почти обессиленно сполз на землю; Острон был одним из тех, кто отчетливо слышал, что он прохрипел.

– Нужна подмога... серединные посты вот-вот падут...

Фарсанг шестой

Новость разнеслась по городу быстрее пожара. Встревоженный, Острон побежал в цитадель вместе с другими стражами, где и остановился во дворе: несший караул у ворот часовой решительно вошел в крепость, чтобы доложить обо всем самому генералу. Остальные толпились на площади, ожидая известий о решении Ат-Табарани. Острон заметил белое лицо Муджаледа, вышедшего из дальней двери караулки, подошел к нему, осторожно обходя стоявших людей. Командир глянул на парня.

– Что происходит? – спросил он.

– Плохие вести, командир, – отозвался Острон. – Только что приехал всадник с серединных постов. Он сказал, что посты вот-вот падут, нужны подкрепления.

Муджалед нахмурился.

– И это когда у самого города тишь да гладь, – нерешительно добавил парень, оглядываясь. Люди большей частью молчали, нервно выглядывая на главные ворота крепости. – Прямо даже не верится.

– Такое ощущение, что одержимые сосредоточились на центральной части стены, – буркнул Муджалед, оглаживая свою бороду-косицу. – Это мне не нравится.

– Потому что до серединных постов далеко, и они могут не устоять? – спросил Острон. Командир только покачал головой.

Наконец ворота крепости распахнулись, и в тень, отбрасываемую башнями, ступил сам Ат-Табарани. Острон видел его второй раз в жизни и с интересом вытянул голову; старик и теперь не носил никакого головного убора, демонстрируя бритую голову, покрытую седой щетиной, и его глаза в складках морщин строго осмотрели собравшихся на площади. Взгляд у генерала был тяжелый.

– Хамур, – выкрикнул он, увидев кого-то среди воинов; рослый боец в хадире вышел вперед, повинуясь зову, и вскинул правую руку.

– Да, генерал.

– Собери отряды, – велел Ат-Табарани, хмурясь. – Тысяча человек должна отправиться на подмогу на запад.

– Этого хватит, генерал?

– Кто ты такой, чтобы спрашивать меня? – буркнул старик. – Делай, что велено.

Отдав такой приказ, Ат-Табарани развернулся и ушел обратно в цитадель. Острон оглянулся на Муджаледа, который стоял рядом, закусив нижнюю губу.

– В городе останется восемнадцать тысяч, – сказал командир, заметив его взгляд. – Ат-Табарани не хочет ослаблять Тейшарк. Он прав: пока стоит город, серединные посты всегда можно отвоевать.

– Но этой тысячи действительно хватит, чтобы удержать их теперь? – спросил Острон. Премудрости войны для него, конечно, были загадкой; он задал этот вопрос больше из любопытства.

– Должно хватить, – буркнул Муджалед. – Конечно, пойдут лучшие из лучших.

– Ты не в их числе?

– ...Нет.

На бледном лице командира пробежала тень; Острон догадался, что Муджалед, может быть, с удовольствием отправился бы на сражение, но он был всегда верен своему долгу стража – и генералу.

С такими новостями Острон возвращался на постоялый двор, где в главном зале сидели дядя Мансур и Халик и курили трубки, перебрасываясь короткими репликами. Увидев парня, дядя сокрушенно покачал головой, и Острон машинально принялся поправлять хадир, который, конечно, за время беготни по улицам города сбился и сидел криво.

Выслушав его рассказ, дядя пожал плечами: он с самого начала счел генерала разумным человеком и полагал, что нет смысла сомневаться в его действиях. Халик задумчиво принялся выбивать пепел из трубки.

– Ат-Табарани много лет стоял во главе восточной твердыни, – наконец сказал здоровяк. – Он знает, что делает.

– Почему у тебя такой вид, будто что-то не так? – поинтересовался Острон.

Халик поднял на него взгляд и рассмеялся.

– Ты привык внимательно наблюдать за мной даже не во время тренировки, а? Меня беспокоит Мутталиб, парень.

– А чего это он должен тебя беспокоить?..

– Подождем – увидим.

***

Отряд в тысячу человек ушел из города в тот же день, ближе к вечеру. Конники небольшими группами направлялись к главным воротам и, выехав за них, поворачивали налево. Широкая мощеная дорога шла вдоль стены Эль Хайрана, которая незыблемым монолитом высилась над Хафирой, скалилась на юг зубчатыми башнями. Острона всегда поражал этот вид; временами, когда у него было свободное время, он забирался на одну из самых высоких дозорных башен города, с востока или запада, и подолгу смотрел, как могучая стена, шириной в две касабы, вьется между скалами, разделяя серые владения темного бога и Саид. Даже одна мысль о том, какой титанический труд многих тысяч, если не миллионов людей воздвиг такое сооружение, приводила его в восхищение. Стена тщательно охранялась; равномерно по всей ее длине были расположены дозорные посты, и между ними постоянно патрулировали отряды. В чем-то стена была похожа на твердую, но надежную веревку, протянутую между двумя столбами: Тейшарком с востока и Залманом с запада, и эта веревка долгие сотни лет сдерживала угрозу темного бога.

Последняя группа конников выехала за ворота, и они закрылись; город зажил своей прежней жизнью. Вечер был на удивление тихим, ни дуновения ветерка, и небо медленно лиловело, а потом покрылось яркими звездами. Никак не хотелось верить, что где-то на западе идет кровопролитная битва, в которой погибают люди, отражая натиск одержимых.

Наутро Острон направился в цитадель; скорее всего, Усман опять прогонит его, но у него теперь был веский аргумент: воинов в городе осталось меньше, и каждый ятаган на счету.

Одноглазый командир обеспокоенно переговаривался с каким-то стражем в алом халате, пока вокруг него собирались новобранцы. Острон немного неуверенно подошел к ним поближе, но говорили они тихо, и слов он не разобрал. Заметив его, Усман поманил его к себе.

– Я пришел на тренировку, – сказал парень.

– Хорошо, хорошо. Я подумал, ведь Муджалед привел вас в город, верно? Может, ты захочешь с ним попрощаться.

– ...В смысле?

– Сегодня утром, – пояснил Усман, – наместник Мутталиб отдал приказ отправить еще пять тысяч всадников на запад. Муджаледа он поставил во главе. Это большая честь... и опасность.

– Они еще не ушли? – воскликнул Острон, нервно оглянувшись.

– Нет. Косматый, скорее всего, собирается, – командир пожал плечами. – Ты найдешь его на верху караульной башни Рабата, там его комнаты. Иди, у тебя еще есть время до начала тренировки.

– Спасибо, командир, – отозвался Острон и бросился бежать. Через площадь, к внешней стене цитадели, в которой располагались караульные башни; в них жили стражи, и некоторые новобранцы в том числе. Он взбежал по коротким ступенькам и нырнул в темноту башни, не обращая внимания на людей, полез по приставной лестнице к люку, который вел наверх.

Дверца была незаперта, и Острон, не подумав, распахнул ее и забрался в комнату. Люк захлопнулся за ним; Муджалед, стоявший возле письменного стола, резко обернулся. На его голове не было хадира, и вид у командира был немного растрепанный.

– ...А, это ты. Услышал новость, верно? – спросил Косматый. Ему не зря дали такую кличку, хотя, может, следовало звать его просто волосатым: копна светлых, как лен, волос ниспадала по его спине до самого пояса.

– ...Да, – растерялся Острон. – Извини, что так ворвался. Я боялся, что не успею.

– Да ладно. Усман сказал тебе, верно?

– Да. Он сказал, тебя назначили во главе пятитысячного отряда... нет, это уже, наверное, нужно называть маленьким войском.

– Все верно. И я выполню свой долг, – Муджалед поджал губы. – Хотя этот приказ мне совсем не нравится.

– Почему?

– Вроде бы, все правильно... но знаешь, парень, не нравится мне оставлять Тейшарк с таким маленьким количеством защитников.

– Ничего себе маленьким! – удивился Острон. – В городе остается тринадцать тысяч.

– Для города, в котором живет почти шестьдесят тысяч простых горожан, этого мало, поверь мне.

– Но Мутталиб, наверное, знает, что делает? К тому же, все разведчики говорят, что в Хафире спокойно.

– ...И на вашу группу напал марид.

Острон осекся. На лице Муджаледа мелькнула невеселая улыбка.

– Я долго думал об этом, – сказал командир. – Все никак не мог понять, что мне тут не нравится. Дело в том, парень, что мариды – своего рода соглядатаи. В отличие от ворон, они не могут перебраться через стену Эль Хайрана, но в Хафире, конечно, они куда опаснее. И их почти невозможно заметить.

– Но он напал на нас... если бы он был соглядатаем, разве он стал бы выдавать свое присутствие?

– Ты не забыл, что вас было всего восемь человек, и наверняка на лицах у вас было написано, что вы молокососы? – усмехнулся Косматый. – Марид решил, что вы – легкая добыча. Ему хотелось крови. Откуда же этой твари было знать, что Абу Кабил милостиво даровал тебе свой чудесный клинок.

Острон задумался. Теперь он мог понять, отчего так встревожен Муджалед; картина складывалась достаточно ясная.

– Ты сказал об этом Мутталибу? – спросил он. – Ведь если он сам не догадался, необходимо предупредить его.

– Ха. Попробовал бы ты сам что-нибудь сказать ему, Острон. ...Ладно, я должен собираться, извини. Спасибо, что пришел.

– Удачи тебе, Муджалед, – искренне сказал парень. – Да пребудет с тобой Мубаррад... и вообще все шесть богов. Надеюсь, мы с тобой еще увидимся.

– Я тоже, – коротко ответил Косматый, отворачиваясь. Острон вздохнул и начал спускаться по лестнице.

***

Осенний ветер принялся дуть в то утро и не унимался еще два дня; старики на улицах временами поднимали головы к нему и бормотали что-то про косонг и нерасположение богов. Острон в названиях ветров (а их было не меньше шестнадцати, да еще у каждого племени – свои, особенные) не очень разбирался, но косонг, дувший с юга и несший на город пыль Хафиры, ему точно не нравился.

Он как раз только что закончил тренировку с Халиком и уныло втирал мазь, выданную ему Сафир, в синяк на предплечье, когда Халик выглянул во двор и сообщил:

– К тебе какой-то паренек, Острон. В дом заходить наотрез отказался, так что выйди к нему, пока этого доходягу ветром не сдуло.

Острон удивленно поднял брови: он слыхал о древней традиции, бытовавшей среди оседлых племен, по которой человек, считавший себя сильно ниже по положению, не входил в дом вышестоящего без приглашения, но еще он знал, что эта традиция почти изжила себя. В любом случае, кто в целом Тейшарке мог быть ниже по званию, чем глупый новобранец Острон? С этой мыслью он поспешил выйти со двора, пересек холл, в котором уже устроился со своей трубкой слуга Мубаррада, и открыл парадную дверь.

У порога мялся Басир. Халик верно выразился: "доходяга". Китаб был бледен, как дорогая бумага, и широкая рубаха висела на нем, как на пугале. Один рукав хлопал на ветру.

– Басир, – воскликнул Острон. – Ты чего стоишь? Заходи. Ты же еще до конца не оправился, а если тебя продует?..

Паренек склонил голову и покорно проследовал за Остроном в теплый холл постоялого двора. Тот закрыл дверь.

– Я пришел поблагодарить тебя, – все еще стоя на коврике у входа, торжественно произнес Басир, – и сказать, что моя жизнь в твоих руках. Я готов отдать ее за тебя, если понадобится... хотя, наверное, ни для чего я не нужен.

С этими словами он повесил голову. Острон совершенно растерялся. Халик еле слышно ухмыльнулся в бороду где-то в другом конце холла; на бледном лице китаба сквозило отчаяние.

– ...Садись, – наконец собрался Острон и почти силой повел гостя к пуфикам у одного из окон. Басир заколебался: с одной стороны, он явно считал себя не вправе сидеть, будто почетный гость, с другой, ведь это Острон, его спаситель, пригласил его сесть. Наконец китаб неловко плюхнулся на пуфик. Острон сел напротив.

– Не думай о таких глупостях, – сказал он. – Твоя жизнь – только твоя собственная. Мне ничего от тебя не надо, я тебя вытаскивал потому, что ты мой товарищ.

Он хотел подбодрить этим китаба, но лицо того еще больше осунулось как будто. Всем своим существом Басир напоминал в тот момент песчанку, сжавшуюся под взглядом совы.

– Конечно, тебе от меня ничего не надо, – пробормотал китаб. – Никому от меня ничего не надо больше. ...Извини. Просто после того, как я потерял правую руку, дорога в стражи мне закрыта. Меч держать я не могу. Не знаю, что мне делать с собой.

Острон сообразил быстро; почти все молодые люди в Тейшарке были стражами или хотели ими стать, но перед ним сидел человек, который больше не мог быть стражем.

– Ты окажешь мне большую услугу, если станешь помощником библиотекаря в цитадели, – серьезно сказал он. – Уверен, отсутствие руки там тебе не помешает, и ты будешь приносить пользу.

– ...Правда? – Басир вскинул на него взгляд, в котором замерцала надежда. – Но все говорят, что старый библиотекарь сошел с ума.

– Конечно, нет. Он, разумеется, с большим рвением относится к своему делу и к книгам, но он не безумен, – улыбнулся Острон. – Я как раз хотел отнести ему одну книгу, которую командир взял для меня. Если хочешь, пойдем вместе. Я поговорю со стариком.

– Тогда пойдем, – вскочил Басир. – ...Ой, или ты собирался идти позже?

– Нет, отчего, можно и сейчас. Я и так обещал Абу, что буду заглядывать к библиотекарю – поболтать, – ответил Острон. – Но времени пока не нашел. Пойдем, я только возьму ту книгу.

Китаб послушно подождал на первом этаже, пока Острон поднялся в свою комнату и взял книгу, которую ему принес Усман; надев хадир, он спустился обратно. Вдвоем с Басиром они направились привычной дорогой к цитадели.

Народу в крепости стало заметно меньше. Острон припомнил слова Муджаледа и вздохнул; он, впрочем, все равно не мог ничего сделать, если уж Косматый не мог. Оказавшись в темном коридоре, Острон уверенно направился в сторону библиотеки. Басир шел следом; китаб явно нервничал.

– Не беспокойся, – сказал ему Острон. – Старик может быть вспыльчивым, конечно, и очень трепетно относится к книгам – но ты ведь китаб, а ему нравятся китабы.

– Ну, я по крайней мере умею читать, – вздохнул тот за его спиной.

Он открыл тяжелую дверь и первым вошел; в маленьком зале библиотеки было, как и в прошлый раз, темно, но Острон уже знал, чего ожидать, и громко спросил:

– Господин Фавваз, ты здесь?

Тишина. Басир переступил с ноги на ногу.

– А-а, – вдруг раздался старческий голос позади; Острон обернулся и обнаружил, что библиотекарь сидит на лавке и трет глаза. – Кто разбудил меня. Это ты, мальчишка нари. А с тобой кто?

– Это Басир, – представил своего спутника Острон. – Ты ведь говорил, что у тебя нет помощников? Почему бы тебе не взять Басира?

Старик даже вздернулся, вперил тяжелый взгляд в китаба. Потом вздохнул и поднялся со скамьи, кряхтя. Его белая рубаха выделялась в сумраке.

– Однорукий помощник, – проворчал Фавваз, направляясь к двери в библиотеку и распахивая ее. – Много ли от него толку.

Басир понурился, глядя на свободно висящий пустой рукав.

– Все лучше, чем никого, – не сдавался Острон.

– Я умею писать левой рукой, – вдруг неуверенным голосом произнес Басир. Фавваз немедленно обернулся и сипло протянул:

– А-а, ты умеешь писать. Надо же. Сейчас не многие это умеют. Ну-ка иди сюда.

Он поковылял прочь, в широкий коридор, соединяющий четыре зала библиотеки. Острон и Басир пошли за ним; в круглой части коридора, посреди шкафов с книгами, стоял широкий стол с пюпитром. На пюпитре лежала раскрытая книга, а перед ней – несколько листков бумаги.

– Сядь, – велел библиотекарь. Китаб опустился на стул. – Перепиши первую строчку из книги на чистом листке, я посмотрю, на что ты годишься.

Острон почти завороженно смотрел, как Басир аккуратно берет перо, набирает чернил и медленно, старательно выводит завитушки букв. Поначалу листок неудобно елозил под его левой рукой, тогда он, позабывшись, прижал бумагу обрубком правой.

– Гм-гм, – прокряхтел Фавваз, запуская корявые пальцы в бороду. – Умно. Писать справа налево левой рукой, и ничто не размажется.

Басир завершил переписывать строчку и с надеждой поднял взгляд.

– Вижу, ты китаб, – сказал библиотекарь. – Из какого ты сабаина?

– Кель Ахаггар, – ответил тот. – Я сын Акифа, внук Фараха.

По морщинистому лицу Фавваза было ничего не понять, но Острон вдруг почувствовал, что библиотекарь стал более расположен к своему предполагаемому помощнику. Он ободряюще улыбнулся Басиру из-за спины старика.

– Ладно, – наконец буркнул Фавваз. – Может, и будет от тебя толк. А ты с чем пришел, нари? Вижу у тебя книгу. Давай ее сюда, давай.

Острон вручил книгу библиотекарю. Тот быстро проверил страницы, огладил переплет смуглыми ладонями. Кивнул сам себе.

– Можно ли взять еще книгу? – спросил Острон. – Мне так интересно было читать про историю Тейшарка.

– Ага, – хмыкнул старик, – можно. Ты книг не портишь. Подожди, я принесу тебе одну.

***

Осень понемногу вступала в свои права. Жители города вздохнули с облегчением; жара спадала. Ветры, впрочем, никого не радовали, мели по улицам серый песок, трепали листья пальм. В тот день небо с утра было затянуто облаками; они не рассеивались до самого вечера, и после обеда Острон этому был рад: во время тренировки с Халиком он стянул с себя хадир и накидку, остался в простых рубахе и штанах, которые не сковывали движений. Глаза его были привычно закрыты. Верзила передвигался совершенно бесшумно, то и дело внезапно подкрадываясь с разных сторон, и отражать наносимые им удары было тяжело, но Острон не сдавался. Ему начало казаться, что у него получается; один удар даже удалось полностью блокировать, а еще от двух уклониться.

Тишина. Даже когда человек закрывает глаза, он не погружается в абсолютную тьму слепоты; Острон мог определить, в какой стороне дом, по падающей тени, изредка шорох чужих ног давал ему знать, где стоит Халик.

Он мгновенно услышал, как из дома вышел кто-то неспешной походкой, остановился и принялся, видимо, наблюдать. Острон слышал всего три или четыре шага, но он определил, что это мужские шаги: значит, либо дядя Мансур, либо Адель, других обитателей на постоялом дворе по-прежнему не было.

– Адель, – наугад сказал он.

– А, – протянул знакомый голос в ответ. – Догадался. Ты все еще не поставил крест на этих тренировках?

– С чего бы мне ставить на них крест?

– Сколько я ни смотрю, ничего не меняется. Халик неделю назад наставил тебе синяков, а сегодня я вижу новые. Их количество возрастает.

– Эти я заработал на тренировках у командира Усмана, – несколько уязвленно возразил Острон, касаясь пальцами лица: на виске была желтоватая почти зажившая царапина, еще одна, похожая – на подбородке.

– Ну да, конечно, – рассмеялся его главный соперник. – Не смог уклониться от ударов какого-нибудь молокососа.

– Вообще-то нет. К нам приходил один из почетных стражей, чтобы продемонстрировать свои приемы владения ятаганом, а я вызвался быть его противником.

Краем уха он услышал смешок Халика, в следующее мгновение – легкий порыв, движение воздуха; в самый последний момент Острон резко присел и почти чудом избежал крепкого удара по уху.

– Не отвлекайся на болтовню, – напомнил ему слуга Мубаррада. – Адель, тебе нечем заняться?

– За вами интересно наблюдать.

– Ничего интересного, – фыркнул Острон, выпрямляясь. – Мне кажется, у меня стало лучше получаться, Халик.

– Не расслабляйся.

Острон не ожидал нового удара так быстро и не успел закрыться, когда раскрытая ладонь впечаталась ему под ребра. Больно не было, но воздух из него вышибло. Это его немного смутило, но больше всего выводил из себя смех Аделя.

– Тебе всего лишь кажется, – сказал носатый. Острон выпрямился снова и сжал кулаки. Адель все-таки отвлекал его; почему Халик не попросит его уйти? Если бы это Халик сказал, Адель бы послушался, с Халиком спорить чревато. Но слуга Мубаррада почему-то молчит. Слышно: ухмыляется. Где-то совсем близко. Чувствуя перемещение воздуха около себя, Острон медленно начал поворачиваться. Он почти учуял новый удар, но не успел; Халик ребром ладони больно треснул его по ключице, второй рукой поймал за вихры и дернул вперед. Острон нелепо взмахнул руками, потеряв равновесие, в следующий же момент сильные руки поймали его спину и подтолкнули, придавая вращение; парень шлепнулся на плиты дворика, едва не покатившись, и от неожиданности раскрыл глаза.

– ...Ай! Халик, так нечестно! – заорал он, вскакивая. Язвительный смех Аделя взбесил его еще больше; Халик тоже засмеялся, но не обидно, и пожал широкими плечами.

– Учиться тебе и учиться, – сказал слуга Мубаррада. – В настоящем бою нет такого понятия, как "честно" или "нечестно".

Острон надулся. Он видел, как Адель, все еще фыркая, ушел со двора, и бессильно потряс кулаком ему вслед.

– Ублюдок, – пробормотал он. – Зачем ты его не погнал в шею, Халик? Он же помешал нам. Ты из-за него закончил тренировку раньше, чем обычно, да?

– Может быть. В любом случае, Острон, тебе нужно учиться хладнокровию. Нельзя вестись на насмешки.

– Как же на них не вестись? Он меня бесит.

– Чтобы чужой смех совершенно не трогал человека, он должен быть абсолютно, полностью уверен в себе, – пояснил Халик. – Чтобы всегда точно знать, что смеющиеся над ним враги ошибаются. Насмешки Аделя задевают тебя, потому что ты и сам не уверен в том, правда это или нет.

– Конечно, нет, – разозлился Острон. – Он просто завидует мне. После возвращения из Хафиры прямо прохода мне не дает, постоянно задирает, ты же заметил? Ему покоя не дает то, что я с таким шумом оттуда вернулся.

Халик посерьезнел будто, но ничего на это не ответил.

– Тренировка окончена, – сказал он. – Свободен.

Это оставило Острона в недоумении наедине со своей нежданной свободой; солнце еще не село, хоть и почти не показывалось из-за облаков, город жил своей жизнью, даже Сафир не вернулась с тренировки, и дома делать было решительно нечего. Поразмыслив, он направился в сторону стрельбища: идея насчет того, чтобы встретить девушку и вместе с ней вернуться на постоялый двор, показалась ему недурной.

Встретив пару знакомых стражей, Острон поднялся по широкой улице и прошел под тенью стены, окружавшей цитадель. Еще не успев дойти до стрельбища, он уже слышал громкие крики Сумайи, отдававшей ученикам приказы.

– Натянуть тетиву! Отпускай!

Улыбаясь, Острон обогнул ограждения и обнаружил к своему полному неудовольствию, что Адель, оказывается, все это время был на несколько шагов впереди.

– Что это ты здесь делаешь? – надменно поинтересовался носатый, обнаружив врага. Острон подобрался, готовый к перебранке.

– Из-за тебя Халик рано отпустил меня, – ответил он. – Я и пришел сюда, чтобы встретить Сафир с тренировки. А ты что тут забыл?

Адель вскинул подбородок, пытаясь смотреть на Острона сверху вниз; получалось не очень, потому что Острон был немного выше.

– Я ее жених, – сказал Адель. – Почему я встречаю Сафир с тренировки, это должно быть понятно. Вот чего мне не понять, так это почему ее встречаешь ты.

– Жених? Насмешил. Сафир не давала тебе своего согласия.

– Ее отец дал мне согласие!

– Но ее отец мертв. Теперь Сафир сама отвечает за свою жизнь. Что-то я не припомню, чтобы она хоть раз подтвердила твои претензии.

Носатый нахмурился. Острон говорил правду; но даже не это беспокоило Аделя, сколько то, что Сафир в последнее время куда чаще разговаривала с этим лохматым выскочкой. И теперь поводы для беспокойства у него были веские: до своей проклятой вылазки в Хафиру Острон мог надеяться, в общем, на то, что он дольше знает девушку, проведя с ней почти всю жизнь в одном племени. Теперь Сафир еще и восхищалась тем, как он мужественно вытащил на себе раненого товарища.

Острон знал, что Адель познакомился с Сафир на одном из базаров на берегу реки Харрод, около полугода назад, весной. Он сам тогда не обратил на незнакомого парня никакого внимания, даже не запомнил его: в конце концов, на базаре собиралось много племен. Ясные девичьи глаза, видимо, в тот раз настолько запали носатому в душу, что тот приехал свататься.

– Но и не отвергла их, – нашелся Адель. – Ты, конечно, друг ее детства, – готов поспорить, она, наверное, до сих пор видит в тебе сопливого мальчишку, – но не лезь к ней, ясно? Иначе что скажут почитатели великого героя, который вынес из Хафиры товарища на своих плечах, когда узнают, что этот герой бесславно пытается отнять чужую невесту?

Острон громко фыркнул, всем видом демонстрируя, что оценил шутку. В его близко посаженных глазах мерцала злость.

– Когда я услышу из уст Сафир, что она собирается за тебя замуж, тогда я буду обращаться с ней, как с чужой невестой. Впрочем, вряд ли она соберется, ведь ты просто хвастун, Адель. За все два месяца ты ни разу не был в Хафире, все северные земли патрулируешь, а? На самом деле у тебя от одной мысли о Хафире поджилки от страха трясутся, я угадал?

Это было уже чересчур; Адель сжал кулаки. Острон вновь улыбнулся и будто невзначай положил ладонь на рукоять ятагана Абу, который теперь почти всегда носил на поясе. В ответ носатый схватился за свой ятаган. В таком положении их и застала Сафир, которая подошла к ним, на ходу снимая тетиву с лука.

Заметив ее приближение, оба парня резко попытались скрыть напряжение, неловко заулыбались ей.

– А мы тут решили тебя встретить, – сказал ей Острон. Сафир перевела взгляд с одного на другого и хмыкнула:

– Вижу. Никак опасаетесь, что из-за угла одержимый выскочит?

– А?..

– Что?

– С какого перепуга, я спрашиваю, вы держитесь за ятаганы? – рассердилась девушка и хлопнула древком лука по плечу сначала одному, потом другому. Они смущенно переглянулись и убрали руки.

– Это привычка, – первым сообразил Адель. – Я большую часть времени провожу за городом, там опасно. А этот зазнайка, наверное, просто стремится принять позу погероичнее.

– На самом деле он подражает мне, – заговорщически подмигнул Острон. В следующий момент они оба уставились друг на друга с яростью; Сафир не выдержала и рассмеялась.