Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 49 страниц)

– Но...

– Просто брось фляжку.

Острон послушно снял флягу с пояса и швырнул. Одержимый судорожно вцепился в подачку и какое-то время жадно пил, опустив свой меч. Острон впервые видел такого, как он, вблизи и при свете дня. От него воняло, как от трупа; серое тряпье служило ему одеждой, на голове сохранились остатки капюшона, прикрывавшие совершенно лысый череп. На дряблом подбородке виднелись засаленные клочья бороды.

– At durbuzaru fu ishi moha gorgoruzan, tukura utu kusurut, – пробормотал одержимый. Острон в недоумении посмотрел на Аделя.

– Что он сказал? У них что, есть свой язык?

– Некоторые говорят на нашем, – ответил тот, нахмурившись. – Те, кто пришел из самого сердца Хафиры, разговаривают на сулман – так они его называют. Он сказал, что благодарить нас не собирается.

– А он по-нашему понимает? – поинтересовался дядя Мансур. – Эй, дрянь, – он взмахнул ятаганом в сторону одержимого. – Понимаешь нас?

– Muzughuzat, nari kulupa, burmuzagh ada humsurtuz kovuta runa uhta, – выплюнул оборванец, и глаза его сверкнули.

– Если и понимает, то не желает в этом признаваться, – хмыкнул Адель. – Он просто ругается, господин Мансур.

– Ты можешь говорить на этом... сулман?

– Да, немного. Я спрошу его, где его отряд, – Адель с готовностью сделал шаг вперед, не опуская клинка, и отрывисто произнес несколько слов на том же корявом наречии, на котором ругался одержимый; тот выслушал, а потом его беззубый рот расплылся в мерзкой улыбке. Ответ был очень коротким и явно не удовлетворил Аделя.

– Ishi moru sughat kutura gorughuzuflan, – бросил он. Выражение одержимого никак не изменилось.

– Sughat vutulunau.

Адель сплюнул.

– Он не хочет говорить, – сообщил он своим спутникам. Острон и дядя Мансур переглянулись. – Хм. Хотя у меня есть одна идея.

Отвратительные звуки чужого языка вновь нарушили молчание; Адель что-то говорил, явно напрягаясь в поисках нужных слов, одержимый все беззубо скалился и отвечал коротко, но потом в его глазах мелькнула неуверенность. Адель замолчал, выжидающе глядя на раненого.

Наконец тот заговорил, и на этот раз говорил достаточно долго и много.

Когда он замолчал, Адель занес клинок и одним точным движением отрубил лысую голову.

– Он что-то рассказал тебе? – немедленно спросил дядя Мансур, пока Острон приходил в себя; он сумел заставить себя смотреть до конца, как хлещет темная кровь из шеи, как заваливается потерявшее жизнь тело, но внутри у него что-то с силой сжалось, и комок подступил к горлу.

– Да, – кивнул Адель, поморщившись, стряхнул кровь с клинка. – Нужно немедленно уходить отсюда, и в оазис идти мы не можем. Я сделал вид, будто мы уже знаем, где его отряд, и он проговорился...

– Что он говорил?

– Что они шли с юга... прорвались через пост Эль Хайрана, – темные брови молодого нари сошлись на переносице. – Наткнулись на следы кочевого племени нашего народа, но племя было достаточно велико, и они выслеживали их... пару дней назад племя достигло оазиса Машар, в котором и встало лагерем, а одержимые решили окружить их, но пока окружали, его отряд наткнулся на пустынного льва, – Адель кивнул в сторону трупа. – Он пострадал в той драке. Судя по всему, они собираются напасть на оазис сегодня ночью. Мы как раз за пределами осады, и если обойдем стороной, есть вероятность, что нас не заметят...

– О чем ты говоришь, – ужаснулся Острон. – Там же люди! Они, наверное, ничего не знают!

– А что ты предлагаешь? Нам вчетвером лезть в драку, в которой мы наверняка не выживем? Ты знаешь, как одержимые умеют прятаться в песках? Сам темный бог отводит от них взгляд! Нам еще чрезвычайно повезло, что мы наткнулись на этого несчастного.

– Значит, бросить этих людей в беде?

– Хорошо, хорошо, – разозлился Адель. – Ступай, хоть в одиночестве. Спасай их, герой. Я только не позволю тебе подвергать риску Сафир!

– Я пойду с Остроном.

Они дружно обернулись. Сафир по-прежнему стояла возле жевавшего жвачку верблюда, прижимаясь к нему, но ее глаза сердито сверкнули на них.

– Что одержимые будут делать после того, как уничтожат всех нари в оазисе, Адель? – спросила она. – Оставят нас в покое? Они небось погонятся за нами. А если теперь, пока еще светло, мы сумеем пробраться через осаду и предупредить людей, у нас будет шанс! Ведь этот одержимый сказал тебе, что племя нари было большим? Они не сразу решились атаковать его?

– Во имя Мубаррада, Сафир...

– Я думала, если ты побывал на стене Эль Хайрана, то это означает, что ты не трус.

– Я не трус, – вспыхнул он. – Но я просто знаю, что это такое...

– Ничего ты не знаешь. Если бы ты знал, ты бы ни за что не бросил ни в чем не повинных людей! Или хочешь сказать, ты знаешь, что с ними будет, и тебе все равно?

За их спинами рассмеялся дядя Мансур. Оба парня резко обернулись на его смех и встретили его спокойный взгляд.

– Адель благоразумен, – сказал старик. – Острон, в тебе наконец заиграла кровь твоего отца: ты бросаешься вперед, очертя голову, и не думаешь о том, что тебя ожидает. Но ты прав. Наши шансы выжить будут выше, если мы сумеем добраться до этого племени и предупредить их. Их много, предупрежденные, они смогут справиться с одержимыми. А теперь, Адель, расскажи подробнее, что ты узнал от этого несчастного.

Он поднял голову: солнце было в зените. Тень от скал была минимальной, едва прикрывая труп одержимого, а барханы окружали их и жгли глаза нестерпимым золотом. В свете дня угроза атаки казалась такой далекой и почти нереальной; другое дело, что вечер в пустыне наступает резко, почти моментально, и в темноте это уже будет не пустой звук.

Тем не менее сама мысль о том, чтобы оставить ни о чем не подозревающих людей в неведении насчет готовящейся атаки, приводила Острона в ужас.

– Он сказал, что они распределились на равные отряды и окружили оазис, – сообщил Адель. – Когда наступит ночь, они нападут. Пока что они, как он выразился, "лежат в тени темного бога".

– Ты знаешь, что это означает?

– Именно то, о чем я и говорил... темный бог отводит взгляд от них. Они могут появиться совершенно внезапно, мы их не увидим и не услышим до того момента, когда они нападут.

– Если они распределились, – сказал Острон, – значит, если мы и напоремся на них, это будет не целый отряд, а лишь его крошечная часть. У нас есть шансы, вам не кажется? А еще они ведь не знают, что мы знаем о их присутствии. Вероятно, они пропустят нас.

– Там идемте же скорей, – предложила Сафир. Верблюд мягко опустился перед ней на колени, позволяя забраться себе на спину. – Мы должны успеть до темноты.

– Придется сильно спешить, – пробормотал дядя Мансур. Адель уже двигался вперед, вновь оказавшись в голове отряда; Острон неуверенно оглянулся на тело одержимого.

– Мы же не можем просто бросить его здесь?.. – спросил он у дяди. Тот лишь фыркнул.

– На это у нас нет времени. Ничего, пустыня поглотит его.

***

– Будьте очень осторожны, – вполголоса сказал Адель, оглядываясь. Пустыня вроде бы не таила в себе никаких угроз, и над барханами висела плотная тишина, нарушаемая лишь шорохом песчаных волн. – Сафир, тебе лучше тоже идти пешком, и держи наготове лук.

Девушка послушно спешилась. Их отряд стал как-то теснее, и Острон уже не замыкал его, а шел между нею и дядей Мансуром; Адель по-прежнему был чуть впереди. Солнце вроде бы еще было в зените, но уже неуловимо кренилось к западу. Где-то там, далеко на западе, оно опустится по небесной лазури и окунется в теплое море. Острон однажды видел море, когда их племя достигло западного края; он тогда был еще мальчишкой и долго, очень долго стоял на берегу, очарованный бесконечным бегом волн.

Теперь, правда, море было очень далеко, а одержимые – близко.

Солнце опускалось и опускалось.

– Еще четыре фарсанга, – прикинул дядя Мансур, бросив взгляд на горизонт. В мутной дымке что-то темнело. Они только что взобрались на высокий бархан и намеревались спускаться с него; верблюды устало вздыхали, принужденные идти быстрее, чем обычно. Еще четыре фарсанга; они преодолеют это расстояние за шесть или семь часов. Если поспешить, то пять с половиной, в лучшем случае.

Солнце миновало высшую точку и поползло к закату.

Они шли в тишине. Тяжелее всех, пожалуй, приходилось Сафир, потому что она не привыкла к таким долгим трудным переходам пешком, а на верблюде всадник становился слишком легкой мишенью. Острон, шедший позади всех, нагнал ее и улыбнулся ей одними уголками губ, подбадривая; девушка, утирая пот со лба, фыркнула. А потом все-таки улыбнулась в ответ.

Острон заметил, как лиловеет небо. Сотни раз он видел, как ночь опускается на Саид пушистой шапкой, поначалу заливает пустыню оттенками фиолетового, а потом лишает глубины цвета, и золото барханов превращается в серую пелену, а изумрудные листья пальм в оазисах – в черные контуры. Сотни раз он наблюдал за этими превращениями, но никогда еще они так не беспокоили его.

– До заката не больше часа, – наконец нарушил тишину голос Аделя. – Мы, должно быть, сейчас в самой большой опасности. Будьте бдительны.

– Куда уж бдительней, – пробормотала девушка, ведшая своего верблюда в поводу; в последнее время Острон не без беспокойства обнаружил, что она слишком цепляется за животное, будто пытается почерпнуть силы у выносливого пустынного зверя.

На всякий случай он сам старался идти так, чтобы Сафир была между ним и верблюдом.

Темные очертания оазиса приближались. Пару раз Острону мерещилось какое-то движение в самом уголке глаза, но когда он поворачивал голову, перед ним лишь расстилались дюны. Он и сам был не уверен, то ли это просто ветром движет песок, то ли... о втором варианте он предпочитал не задумываться.

– Быстрее, – вполголоса велел Адель и вдруг сорвался в бег. Острон не успел подумать, что делает, и побежал следом; от удивления вскрикнула Сафир, и ему пришлось поймать ее за руку и потащить за собой. Лишь потом он понял, в чем причина. Небо уже совсем потемнело впереди, – ведь они шли на восток, – а на западе еще алела полоса света, и на ее фоне отчетливо вырисовывались темные силуэты.

– Опаздываем! – крикнул Адель. – Господин Мансур, пусти верблюдов вперед!

Дядя, не ответив, со всей силы хлопнул первого верблюда по боку ладонью, и животное от неожиданности совершило нелепый прыжок, а потом потрусило вперед, обгоняя людей. Второй верблюд, поводья которого выпустила Сафир, устремился за ним. Острон оглянулся еще раз и заметил, что темные фигуры появились не только за их спинами, но и с боков тоже.

– Нас окружают!

Адель только побежал быстрее. Солнце опускалось за горизонт, и в пустыне, как и всегда, очень быстро наступала ночь; вот уже огненное пузо трется о барханы на западе, а еще пять минут назад казалось, что ему так далеко.

– Острон, – выдохнула Сафир, бежавшая чуть позади. Ее вспотевшая рука норовила выскользнуть из его ладони, но он вцепился в нее, боясь отпустить. – Острон, я больше не могу... я сейчас задохнусь...

– Не смей останавливаться, – ответил он. – Осталось немного!

– А если мы не успеем?..

– Может, верблюды поднимут переполох среди людей! Они наверняка пойдут смотреть, откуда прибежали животные.

Заветный оазис был так близко. Прощальные лучи солнца вызолотили верхушки пальм; Острон мог видеть, как верблюды гигантскими прыжками несутся туда, преодолевая пески дважды быстрее, чем люди. Адель бежал первым, но потом остановился, и дядя Мансур промчался мимо него. Острон также замедлил шаг. Сафир хрипло дышала сбоку.

– Бегите, – сказал Адель. – Осталось совсем немного.

– Ты что это, собрался сражаться с ними?

– Я задержу их немного, – он оскалился. – Не хочу, чтобы Сафир думала, будто я такой уж трус.

Острон опешил. Краем глаза он видел, как стремительно приближаются серые фигуры, даже различил тусклый блеск их мечей. Сафир почти что всхлипывала, пытаясь отдышаться: сегодняшний переход был для нее одним из самых тяжелых в ее жизни. Острон посмотрел на нее, потом перевел взгляд на оазис.

– Нет нужды, – сказал он и кивнул в ту сторону.

Адель вскинул голову: два верблюда уже скрылись в тени пальм. Острон отпустил трясущуюся руку Сафир и достал свой меч, чувствуя, как в жилах кипит кровь. На этот раз удача была на их стороне, и леденящий страх смерти, который властен над любым нормальным человеком, не цепенил его, лишь было лихорадочное возбуждение перед дракой.

Минута. Другая. Серые тени были совсем близко; солнце почти полностью скрылось за головами дюн. Острон и Адель стояли неподвижно, не глядя друг на друга, с мечами наперевес, чуть поодаль темнела фигура дяди Мансура, и он один смотрел на восток.

Оазис молчал, а потом вдруг взорвался гомоном растревоженного улья. Острон улыбнулся, услышав громкие голоса: люди вразнобой призывали своего бога, пока их разрозненные выкрики не слились в единое сильное "Мубаррад".

– Мубаррад! – закричал он, вскидывая ятаган и бросаясь вперед.

– Мубаррад! – услышал он за своей спиной голос Аделя.

Первый же одержимый был сшиблен с ног мощным ударом, и Острон не замешкался со следующим: враги быстро окружили его со всех сторон. Он еще видел, как дядя Мансур помог Сафир подняться на ноги, пользуясь тем, что очень скоро вокруг них стало полно сражающихся нари, и никто из безумцев не попытался добраться до девушки. Значит, Сафир в безопасности... ну, в относительной.

Сражаться, думая только о себе, оказалось куда проще. Не было необходимости думать о том, что у тебя за спиной, потому что за твоей спиной только другие одержимые... в лучшем случае, союзники-нари, тоже занятые дракой. Его ранили в предплечье, но легко, и Острон не заметил бы вовсе, если бы теплая кровь не напитала порванный рукав бурнуса. Второй раз чужой клинок зацепил его за живот, и если бы Острон не успел вовремя отклониться назад, возможно, все было бы куда хуже. Резкое движение спасло его и лишь оставило прореху в рубашке да царапину на коже.

Сколько времени прошло, он не понимал. Песок обагрился кровью, без умолку кричали люди, лязгало оружие. В очередной раз уворачиваясь от мощного удара сверху, Острон заметил Аделя, окруженного сразу тремя безумцами, но прийти ему на помощь все равно не смог бы. Только бы самому выжить и не получить раны серьезнее последней. Одержимые и впрямь обычно напрыгивали на врага и пытались оглушить еще в прыжке; впрочем, если успеть отпрянуть в сторону, расправиться с безумцем было не очень сложно, главное – это занести клинок ровно за секунду до того, как он приземлится рядом.

Дышать было трудно. Он чувствовал, как понемногу тяжелеет ятаган; осознав это, попытался пробраться к своим, туда, где громче всего были выкрики "Мубаррад!". Внезапно огромная тень закрыла небо.

Острону потом было очень стыдно вспоминать тот острый приступ страха, который он пережил: до того все одержимые, которых он встречал, – впрочем, и большинство нормальных людей тоже, – были ниже его. Фигура с двумя грозно блестящими клинками надвинулась на него чудовищной громадой, и Острон машинально вскинул ятаган, готовый рубить, хотя был уверен, что с такой тушей ему не управиться.

Туша неожиданно ловко скользнула под лезвием летящего на нее оружия, выпрямилась уже где-то сбоку и громко рявкнула над ухом Острона:

– Мубаррад! Спокойно, мальчик, я не безумец.

Острон еще поворачивался, чтобы вновь взглянуть на говорившего и убедиться, что ему не померещилось, но огромной фигуры уже не было. Он успел углядеть высверки клинков далеко, где-то в самой гуще бешено визжавших одержимых, а потом обнаружил, что вокруг него стоящих на ногах врагов уже нет, и только бойцы нари ходят между телами, проверяя их, и иногда вскидывают мечи, чтобы милостиво оборвать жизнь умирающего.

Один из них подошел к Острону и заглянул в его лицо под оборванным хадиром.

– Ты чужак, – сказал он. – Это ваши верблюды прибежали в оазис?

– Наши, – выдохнул Острон, чувствуя непреодолимое желание обо что-нибудь опереться. – Мы спешили, как могли, но все равно не успели до заката.

– Это неважно, вы все равно предупредили нас вовремя.

Нари снялся с места, больше не обращая внимания на Острона, и легкой рысцой устремился дальше, туда, где еще шла драка; Острон подумал было, что ему тоже следует присоединиться, но он обнаружил, что у него дрожат от усталости колени.

Только тогда он понял, насколько трудный день был у него самого.

***

Племя Яфран действительно было многочисленным, и его бойцы оказались неплохо вооружены. Четверых чужаков немедленно проводили в оазис, где уже были установлены шатры, между которыми суетились женщины и бегали дети. У небольшого озерца они увидели богатый шатер, на пороге которого сидел древний старик и курил трубку, будто и не было никакого сражения еще полчаса назад.

– А, чужаки, предупредившие нас об атаке, – сказал он, когда они подошли к нему. – Мир вам, добрые люди, и да пребудет с вами милость Мубаррада. Садитесь, прошу, и расскажите, отчего вы путешествуете лишь вчетвером.

Дядя Мансур опустился на предложенный коврик первым, следом за ним почти упала обессилевшая Сафир; Острон и Адель переглянулись, прежде чем сесть по обе стороны от девушки.

Темное, будто вырезанное из дерева лицо старика никак не менялось, пока дядя Мансур подробно рассказывал о нападениях безумцев. Острону, признаться, было и не до него: он боролся с охватившей его сонливостью. Ноги гудели, царапину на животе мерзко жгло. Сейчас бы в теплые шкуры в темной юрте и спать, спать...

– К этому нельзя относиться легкомысленно, – вырвал его из дремы голос старейшины Яфран, который назвался Кахидом. – Наше племя многие годы кочует на самой южной границе, и мы в прежние времена бывали в Тейшарке и Залмане. Мы помним, что это означает. Одержимых будет становиться все больше и больше, и нигде от них не будет спасения, ни здесь, ни на севере. Что-то пробудило темного бога.

– Мы можем рассчитывать на вашу помощь? – прямо спросил дядя Мансур.

– Да, – кивнул Кахид. – Да, хотя, быть может, мы немногим в состоянии помочь вам. Сегодня отдыхайте. Наши люди поделятся с вами припасами. Мы обсудим это дело и решим, что же предпринять.

Острон слушал вполуха; когда до него дошло, что прямо сейчас никто ничего решать не собирается, все его существо настроилось на долгожданный отдых. Он поднялся на ноги и поплелся следом за дядей, даже не найдя в себе сил помочь Сафир: кажется, ее под руку вел Адель. Перед ним была спина дяди, прямая и строгая, будто дядя целый день трубку курил на коврике перед юртой, а не бегал по пустыне вместе с ними. Этот старик двум парням форы даст, мутно подумалось Острону. То есть, ему самому и Аделю. Кажется, с годами пустыня только закалила его и сделала совершенно непробиваемым.

Лишь возле самой юрты, которую для них заботливо установили другие нари, Острон вскинулся: сонливости как не бывало. В тени толстой пальмы стоял огромный мужчина, на полголовы выше него самого, – а Острон был одним из самых высоких парней своего племени, – широкоплечий, буйволоподобный детина в видавшем виды бурнусе.

– Мир вам, – зычным басом сказал здоровяк.

– Да пребудет с тобой Мубаррад, – отозвался дядя Мансур и откинул полог юрты, пропуская вперед Сафир и Аделя. Острон замешкался было, но дядя и его подтолкнул в спину. От неожиданности парень чуть не покатился кубарем, споткнувшись о шкуру, лежавшую у входа.

– Здоровенный какой, – сонно пробормотала Сафир, оказавшаяся между Остроном и Аделем. – Острон, он даже тебя выше. Может, он Одаренный?..

Острон еще раз вспомнил, как принял этого нари за безумца, но говорить о таком ему зачем-то было стыдно, и он смолчал.

***

В первые несколько мгновений, еще не открыв глаза, Острон пытался вспомнить, где он. С ним такое случалось нечасто и всегда удивляло его.

В юрте было темно, но это была темнота уже не того рода, когда ночью над тобой черное небо: сквозь дымовое отверстие наверху пробивался луч яркого солнечного света, и весь воздух будто был пронизан медовым теплом дня. Неподалеку нежно отсвечивала золотистым спина Сафир, склонившейся над каким-то рукодельем. На мгновение Острону показалось даже, что на девушке ничего нет, и лишь потом он сообразил, что это всего лишь белая чистая рубаха, обтянувшая ее.

– Доброе утро, – пробормотал он, переворачиваясь на живот.

– А, проснулся. Дядя Мансур велел тебя не будить.

– Как это так? А они с Аделем опять ушли умничать со старейшинами Яфран?

– Нет, – Сафир покачала головой; ее правый локоть шустро сновал, пока рука с иголкой двигалась туда и обратно. – Старейшины Яфран все еще решают между собой. Дядя Мансур пошел потолковать с остальными, Адель с ним.

Острон сел, подмяв под себя нагретую шкуру. Память услужливо пролистала перед ним события предыдущего дня, но ему все еще казалось, что это больше похоже на сон. Хотя, впрочем, вся последняя неделя его жизни была похожа на сон.

И вот опять дядя его держит за ребенка. Адель старше его всего на два года, но носатый ублюдок, значит, уже считается взрослым мужчиной, а собственного племянника дядя не соизволил даже разбудить! А если бы старейшины Яфран уже были готовы сообщить о своем решении чужакам?..

С такими мыслями Острон резво напялил бурнус и выскочил наружу.

Солнечный свет поначалу чуть не ослепил его; юрта стояла в прогалине между деревьями. Острон какое-то время ошалело моргал, стоя на пороге и впитывая собой звуки оазиса, в котором стоит лагерем большое племя нари. Где-то бренчал барбет, бегали с криками дети, кто-то смеялся совсем неподалеку, иногда принимались ржать лошади. Не осознавая этого, Острон улыбнулся: гомон голосов будил в нем теплые чувства, потому что означал полноту жизни вокруг.

Он и сам еще этого не понимал, но Острон сильно любил жизнь.

– Доброе утро, – вывел его из раздумья смутно знакомый бас. Острон наконец опустил взгляд и обнаружил, что на коврике под пальмой сидит, скрестив ноги, тот самый верзила из вчерашнего сна... нет, из вчерашнего вечера.

– Мир тебе, – помедлив, отозвался парень. – Неужели ты просидел здесь всю ночь? Ты о чем-то хотел поговорить с нами?..

Потом он сообразил, что если бы этот нари хотел поговорить с чужаками, он мог бы тысячу раз поговорить с дядей Мансуром или Аделем, пока Острон безмятежно спал в юрте. Значит?..

– Нет, всю ночь я здесь не сидел, – спокойно сказал незнакомец. – Меня зовут Халик. Просто Халик.

– Э-э... Острон, сын Мавала, – немного растерянно ответил Острон. – Извини, что вчера вечером перепутал тебя... это было неожиданно.

Халик рассмеялся.

– Не бери в голову. Тебе, наверное, интересно узнать, что Яфран решат по поводу вас?

– Ну конечно, интересно. Так они ведь еще не?..

– Тут не надо быть провидцем, чтобы угадать, что они скажут, – пробасил здоровяк. – Я много лет знаю Кахида. Он всегда ревностно относился к тому, чтобы нари не были хуже других пяти племен. Если джейфары созывают собственный совет, то и у нас должен быть такой же. В чем-то это неплохая затея. Они хорошо знают эти места, знают, где лагерем стоят ближайшие племена, всех обойдут и предупредят.

– Но мы по-прежнему тащимся на стену Эль Хайрана вчетвером, – вздохнул Острон, догадавшись. – Я так и думал.

– Нет, я пойду с вами.

– А?..

– Я для того тут и сижу, – в каштановой бороде Халика снова показалась улыбка. – Мое племя обойдется и без меня.

– Ну... э... – Острон озадаченно взъерошил себе волосы, заодно обнаружив, что позабыл хадир в юрте: непростительная для взрослого мужчины оплошность, с точки зрения дяди Мансура. – Спасибо. Наверное.

– Пока твои спутники заняты, – сказал Халик. – Не хочешь поразмяться?

– В смысле?

Верзила поднялся с места и продемонстрировал рукоять торчащего из-за пояса ятагана.

– Мы ведь не на прогулку собираемся, – добавил он серьезно, – боевые навыки нужно оттачивать постоянно.

– Хорошо, – поспешно согласился Острон, – я только возьму ятаган.

Он влетел в юрту точно так же, как и выскочил из нее минуту назад, чуть ли не кубарем, спешно принялся рыться в шкурах, отыскивая меч, который ночью спросонья пытался положить себе под голову. Сафир удивленно подняла взгляд:

– Там что, еще одна толпа одержимых? Зачем тебе оружие?

– Нет, нет, – отмахнулся Острон. – Один из Яфран предложил мне потренироваться.

Девушка недоверчиво осмотрела его с ног до головы и фыркнула.

– Ладно, вроде хоть на этот раз серьезных ран на тебе нет.

Надев хадир, Острон вышел обратно. Халик спокойно стоял на солнышке, ожидая его, и чуть раскачивался на носках, и песок шуршал под его грязными сапогами. Увидев парня, он кивнул и пошел куда-то. Острон пошел следом. Они вышли на прогалину ближе к краю оазиса, туда, где почти не было людей, а самый близкий шатер был и то скрыт зарослями кустарника, и там встали друг напротив друга.

– Ты сражаешься одним ятаганом? – задумчиво спросил Халик, глядя на Острона. Острон чуть недоуменно кивнул:

– Ну да. Еще я неплохо стреляю из лука, хотя до сих пор я с луком только охотился.

Халик усмехнулся.

– Я не о том, парень. Я имел в виду – одновременно.

С этими словами он извлек из-за пояса два одинаковых меча. Ковки они были отменной и ослепительно блеснули на солнце, будто оскалились; Острон не то чтобы разбирался в металле, но это и ему было ясно. Ятаганы странно контрастировали с их хозяином: прекрасно наточенное и ухоженное оружие у растрепанного кочевника в слегка драном бурнусе.

– Нападай, – предложил Халик. – Смею предположить, что в драке я опытнее тебя, Острон.

– К-конечно, – ответил тот и принял боевую стойку, какой учил его дядя. Как вчера... но с одержимыми сражаться относительно просто – пока они не наваливаются на тебя огромной толпой. Никто из безумцев по-настоящему клинком не владеет, они больше похожи на диких зверей.

Халик стоял спокойно, опустив клинки. Острон сдвинулся с места, одним прыжком преодолел расстояние до соперника и с размаху опустил меч; его встретил яростный звон.

– Не беспокойся, меня так просто не заденешь, – сказал Халик.

Поначалу Острон нападал, а здоровяк будто и не думал шевелиться, лишь отбивал удары. Понемногу лязг оружия привлек наблюдателей, Острон занервничал и начал совершать глупые ошибки. Наконец Халик сделал шаг, когда парень этого совершенно не ожидал, подставил ему подножку. Острон шлепнулся в песок.

– Да уж, тоже мне поединок, – пробормотал он, смущенный, когда Халик помог ему подняться. – Противник из меня никудышный.

– Это ничего, – добродушно пробасил тот. – Лиха беда начало. Сколько тебе лет-то?

– Двадцать два.

– Ха. У тебя еще все впереди, Острон. Если хочешь, я поучу тебя. ...А впрочем, если не хочешь – все равно поучу, – и рассмеялся в бороду.

Дядя Мансур и Адель оба уже были около юрты, когда Острон вернулся. Адель чистил ятаган, а дядя сидел на коврике и курил трубку – мрачнее тучи.

– А вот и ты, – буркнул он, едва завидев племянника. – Собирайся, нам уже давно пора выходить в путь. Отсюда до Вади-Самра еще целый день идти.

– Мы уже идем? – спросил Острон.

– А чего ждать? – рассердился дядя. – Давайте пошевеливайтесь, оба, надо сложить юрту и навьючить верблюдов, и еще сходить за водой.

– Старейшины сказали, что Яфран отправляются предупреждать других нари, – добавил Адель, подняв выразительный взгляд на Острона. – Мы продолжаем путь вчетвером.

– Впятером, – поправил его Острон и оглянулся: Халик, мирно улыбаясь, стоял чуть поодаль. – Этот человек идет с нами.

Адель остановил свои размеренные движения, дядя Мансур вынул изо рта трубку. Верзила сделал шаг вперед.

– Халик, к вашим услугам, – сказал он.

– ...Мы очень рады тебе, – наконец ответил ему дядя. – А теперь нам пора собираться.

Фарсанг третий

Мир расплавленного золота понемногу начал гаснуть и остывать, когда на горизонте показалось что-то темное, простирающееся от края до края. Острон поначалу подумал, не мираж ли это, но потом сообразил, что это всего лишь Вади-Самра – в это время года пересохшая, просто глубокая впадина, разрезающая пустыню надвое. Весной хлынут дожди, и эти места расцветут, потому что вода вновь с ревом наполнит собой русло.

Их маленький отряд двигался почти без остановок целый день, и день этот был спокойным. Сафир было позволено ехать верхом на верблюде, между горбами которого она и дремала. Во главе отряда по-прежнему шел Адель, хотя дядя Мансур почти не отставал от него. Временами они начинали негромко переговариваться. Острон не прислушивался, мерно шагал себе по правую сторону от верблюда Сафир, иногда оглядываясь по сторонам. Ни намека на одержимых, ни единой птицы, которая могла бы оказаться соглядатаем темного бога. Всегда бы так было.

И ведь когда-то так и было.

Вади-Самра понемногу приближалась. Адель сказал, что когда они пересекут глубокую долину, до Тейшарка останется еще два дня пути.

Еще два дня, и Острон окажется на стене Эль Хайрана. Это было немного не то, о чем он мечтал с детства, но все-таки он мечтал о приключениях – вот и сбылось. Оказалось, что это не так уж здорово. Как ни посмотри. Интересно, конечно, было встречать новых людей и видеть места, в которых ты ни разу не был раньше, но в целом путешествия почти полностью состояли из долгих унылых переходов по пустыне, – почти ничем не отличается от кочевья с племенем, – и еще немного из смертельной опасности.

Смертельная опасность, конечно, скучной не была, но Острон не мог сказать, чтобы она ему так уж нравилась.

Солнце уже почти проделало свой путь и светило в спины идущим людям, заливая их золотом. Светлые бурнусы дяди Мансура и Аделя ровно двигались впереди, чуть ближе к Острону шел Халик. Его широченную спину покрывал старый грязный халат с обтрепанным подолом, и Острону зачем-то подумалось, что на такие размеры ткани, должно быть, уходит очень много, вот Халик и не может позволить себе халат поновее. Мысль была глуповатая.

Вещей у здоровяка было вообще немного, он только нес на плече полупустой походный мешок, да на его поясе висели два ятагана, оттопыривая полы бурнуса. Кажется, никакого иного имущества у него и не было: ни животных, ни юрты. Кто же он такой?

Халик шел, что-то негромко насвистывая себе под нос.

Они достигли западного края Вади-Самра на закате, когда солнце уже было готово нырнуть в песчаную постель и задевало собой барханы. Дядя Мансур и Адель остановились, и остальные быстро поравнялись с ними, скучковавшись. Острон с любопытством заглянул в обрыв: не то чтобы спуск был очень крутой, да и песка тут не оказалось, лишь спекшаяся до каменного состояния глина.

– Мы еще успеем перебраться на ту сторону, – сказал Адель, кивая на восток. – Лучше поторапливаться, господин Мансур, чем быстрее мы окажемся в городе, тем безопаснее.

Старик оглянулся на отряд, окинул их пристальным взглядом. Сафир проснулась оттого, что остановился ее верблюд, и осматривалась, Острон и Халик мялись за спинами дяди и Аделя. Верзила, пользуясь тем, что все стоят, поправлял свой растрепанный хадир, из-под которого торчали концы каштановых волос.