Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)

– Viha haun muzluzgufli umma, – негромко сказал он вслед коню с двойной ношей. – Мы еще свидимся, нари.

***

На корабле царило смятение. Матросы бегали туда и обратно, занятые своими собственными делами; несколько человек столпились вокруг наспех расстеленного бурнуса, на котором кашлял кровью Острон. Он пришел в себя уже на борту корабля. Рубаха была мокрой от крови, и в первое же мгновение Острон резко закашлялся, потому что горячая влага в горле мешала ему дышать, и боль мешала тоже; негромко вскрикнула Лейла, засуетились остальные вокруг него.

– Клинок не был отравлен, – встревоженно говорил один из бойцов, в тюбетейке ассахана, склонившийся над ним. – Но рана сама по себе тяжелая, Сунгай... ему пронзило легкое, и если сейчас же не принять меры... надо бы его поскорее в город, быть может, там найдется лекарь...

– Делаю все, что могу, – услышал Острон раздраженный голос нахуды Дагмана. – Даже если я лично примусь дуть в паруса, корабль от этого быстрее не поплывет!

– У меня есть это, – осторожно сунулся между ними толстяк Анвар, протягивая какой-то сверток ассахану. – Дайте ему.

– Что это такое? – насторожился Сунгай.

– Лучше ему не станет, – признался китаб, – но это поможет ему терпеть боль.

Острон послушно проглотил маленький шарик и даже не заметил вкуса. Какая-то очередная трава... внутри стало холоднее; горячая кровь в горле уже не обжигала. Перед глазами у него все плыло, и дышать было все так же трудно, хотя боль понемногу отступила, стала как-то... отстраненнее, что ли.

– Держись, – пробормотал джейфар, склоняясь над ним. – Скоро будем в городе.

Острон закрыл глаза и снова провалился в благодатную бездну, в которой ни боли, ни крови не было вовсе.

Времени в темноте тоже не было. Время... странная субстанция, о которой можно сказать только то, что она существует. Все люди умирают, рано или поздно; таков закон. Когда умрет он? Завтра, или через месяц, или через несколько лет. Быть может, он погибнет, сражаясь против темного бога, а может, умрет глубоким стариком в почете и уважении.

А может быть, он умрет сегодня, так и не приходя в себя.

Он слышал голоса, но не мог сосредоточиться на них. Чьи-то руки касались его, чье-то дыхание скользило по его лицу; он знал это, но его сознание было где-то далеко, блуждало между кривыми, обтесанными ветром камнями, в которых были пробиты странные отверстия. Эти камни выглядели такими знакомыми. Сухая земля была под ногами, пыль скрипела на зубах. Он скользил между камнями, и никого не было в целом свете, только он – и черное, беспросветное небо, на котором не было ни единой знакомой звезды.

Черное небо пугало его, черное небо грозило поглотить его и забрать с собой.

***

– ...не лекарь, просто эта девушка так отчаянно спрашивала, что я согласился.

– Я видел, что ты сделал, не ври мне.

– Я же ассахан, это каждый дурак в нашем племени сможет. Ну, ты уже отпустишь меня или нет?

– Никуда ты не пойдешь, ясно? Ты – Одаренный! Ты что, не видишь, что вокруг творится? Это катастрофа! Весь Саид южнее Харрод поглощен тьмой! Одержимые бродят по берегу реки в паре фарсангов отсюда, а ты хочешь просто так уйти?

– Ну и что? Найдете еще одного, что, такая проблема? Я встречал пару ассаханов, которые могли лечить ничуть не хуже меня, кстати, вон тот парень тоже умеет всякие штуки, вот его и возьмете с собой, если вам так нужен...

– А ну стой!

Острон медленно открыл глаза.

– А, – обрадованно воскликнул гортанный голос, который спорил с Сунгаем. – Вот и твой дружок очнулся. Все, я свое дело сделал, пусти меня уже.

Неподалеку донесся шум короткой драчки: Острон осторожно попытался поднять голову и обнаружил, что ничто не мешает ему это сделать. Дышать было легко, ничто нигде не болело. Он увидел, что лежит на кровати в большой светлой комнате, а в дверях толкутся два человека, один из которых – Сунгай, необычно разозленный, – держит за грудки второго, красавчика в тюбетейке-рафе.

– Сунгай, – окликнул Острон, подспудно ожидая, что голос окажется хриплым, ломким и вообще не будет слушаться хозяина, но его голос внезапно прозвучал громче, чем он хотел. Джейфар немного смущенно отпустил ассахана; тот немедленно принялся поправлять расшитую рубашку.

– Иди, – буркнул джейфар. – Из города ты сейчас все равно никуда не денешься. Куда бы ты ни пошел, впрочем, знай, что я всегда тебя могу найти. Из-под земли достану, ублюдок.

– Как ласково, – надменно бросил ассахан и шагнул в дверной проем, уже оттуда добавил: – не слишком-то разумно так разговаривать с человеком, которого хочешь вовлечь в какое-то сомнительное приключение.

Сунгай от возмущения едва не подавился; короткий смешок с другого конца комнаты привлек внимание Острона.

На мягком пуфике сидел Абу Кабил, в очередном цветастом халате, и невозмутимо потягивал что-то из пиалы. Сунгай обернулся и развел руками.

– Кто этот человек? – спросил Острон.

– Его зовут Элизбар, – ответил Абу, – и он Одаренный Ансари.

– Ч-что, правда? Так ты хотел, чтобы он остался с нами, а он отказался?

– Вот именно! – немедленно фыркнул Сунгай, прошел в комнату и плюхнулся на соседний пуфик. – Ситуация – хуже некуда, идет война, а этот идиот заявил, что все это – не его ума дело, и ушел!

– Где же ты нашел его?

– Лейла нашла его, – возразил джейфар, наливая себе чай из пузатого чайничка. – Когда мы причалили к берегу... в общем, весь город стоял на ушах. Четыре лекаря осмотрели тебя и только качали головами, один из них, самый молодой, вроде бы взялся тебя перевязывать, но у них на лицах было написано, что они не очень уверены, что ты выживешь.

– Но я жив и здоров, – пробормотал Острон.

– Конечно! Когда услышала, что они ничего хорошего не обещают, Лейла вся в слезах кинулась прочь, – пробормотал Сунгай. – Долго она не отсутствовала. Она сама сказала, что отыскала его в таверне. Надо же было додуматься, – он снова фыркнул, – влететь в питейное заведение и заорать дурным голосом, что ей-де срочно нужен целитель. Но ей необычайно повезло, потому что этот пройдоха там и сидел, попивал себе арак.

– А Абу? – недоуменно спросил Острон, переводя взгляд на кузнеца. – Абу, ты тоже ничего не мог сделать?

– Меня еще не было, парень, – отозвался тот и пожал широкими плечами. – Мы добрались до Ангура буквально час назад. Кстати, твоя ненаглядная была со мной в одном отряде.

– Сафир здесь!..

– Тише, тише, – рассмеялся Абу. – Она была здесь, но ушла, когда узнала, что твоей жизни ничто не угрожает. Наверное, приводит себя в порядок: мы ведь были просто по уши в грязи и пыли, когда добрались до города.

– ...Хорошо, – вздохнул он. – Элизбар, значит? Да успокойся ты, Сунгай. Никуда он от нас не денется, правда.

– Пусть попробует, – хмуро ответил джейфар, – мои птицы его всюду отыщут.

Острон коротко рассмеялся.

– Я не о том. Судьба... все равно сведет нас вместе, понимаешь? Хочет он или нет, он вернется к нам.

Сунгай промолчал. Острон встал с постели; он чувствовал себя на удивление хорошо, будто спал двое суток, не меньше; оглядев себя, он обнаружил, что на нем нет ни намека на свежую рану, даже шрама не осталось. Мало того, исчезла даже старая белая полоса, пересекавшая его живот: напоминание, оставленное Аделем давным-давно.

– Ух ты, – сказал Острон, трогая себя за живот. – Абу, ты глянь. И старого шрама как не бывало!

– Пожалуй, парню надо будет сказать, чтоб впредь оставлял шрамы, – ухмыльнулся Абу Кабил, – а то чем же ты будешь хвастаться женщинам, когда эта война закончится. Никто и не поверит, что ты столько раз был на волосок от гибели!

– Тьфу ты, Абу, – смутился он, – Сафир и так знает, где я был!

– На данный момент, – лукаво сообщил кузнец, – она знает, что ты несколько недель провел в пустыне в одном отряде с Лейлой, и ей, кажется, это очень не по нраву.

Острон ойкнул. Сунгай покосился на Абу Кабила и громко фыркнул, чуть не расплескав чай.

***

Людей в городе было – не протолкнуться. Улицы оказались запружены. Тысячи обеспокоенных лиц, испуг, смятение, тревога. Прибывавшие в Ангур бойцы разместились все там же, где и раньше; на время их отсутствия дядя Мансур благоразумно велел казармы оставить пустующими.

Дядя Мансур встретил племянника, когда тот спустился на первый этаж из комнаты, в какой пришел в себя. Увидев Острона целым и невредимым, дядя дал волю чувствам (чего обычно себе не позволял), обнял его и похлопал по спине. Острон отметил, что в дядиной бороде стало больше седины.

– Халик... – сказал Острон и обнаружил, что не может продолжать из-за слез, подступивших к горлу. Дядя Мансур отвел взгляд.

– Я знаю, мальчик, я все знаю. Сунгай рассказал мне.

Острон собрался с духом.

– Такова ответственность, – произнес он, стараясь, чтобы голос не дрожал. – И на моих плечах лежит не меньшая. Если я не справлюсь...

Он сглотнул. Дядя вздохнул, на мгновение давая возрасту отчетливо проглянуть через его морщинистое лицо.

– Не бери на себя слишком много, Острон, – сказал старик. – Ты не один в целом свете.

Острон грустно улыбнулся.

– Как остальные, дядя? У них все в порядке? Этот китаб, Анвар, пугал нас, что от его настойки могут быть нежелательные последствия.

– Ниаматулла потерял сознание на корабле и до сих пор не пришел в себя, – отозвался дядя, – но Анвар говорит, все обойдется, полежит немного и очухается. Кажется, нашему аскару пришлось нелегко в дороге.

Острон недоуменно пожал плечами.

– Не труднее, чем всем. Конечно, – он немного нервно усмехнулся, – Улле повезло, как всегда: как только его занесло в пустыню, пустыня чуть не превратилась в море, в котором он пару раз почти утонул. А другие?

– В порядке, – сообщил дядя Мансур и улыбнулся ему. – Ты хорошо справился, Острон. Многие люди уже добрались до города невредимыми, а птицы Сунгая докладывают, что на южном берегу осталось очень мало наших, между тем как основная толпа одержимых сейчас беснуется в Дарвазе, где господин Ар-Расул приказал обстреливать их с кораблей.

– Я? Справился?.. – удивился парень. – Я просто... На самом деле, я ужасно сглупил. В моем отряде было едва ли пятьдесят человек, и я не мог использовать пламя...

– Почему? Огонь по-прежнему не дается тебе?

– Нет... нет. Там этот человек, – Острон бессильно поморщился. – Который ранил меня. У него есть дар... который каким-то образом перекрывает мой. Сунгай не рассказывал тебе?.. В Тейшарке мы встретили и другое... существо. Не знаю, человек ли это был.

– Да, он говорил мне, – нахмурился дядя Мансур. – Что Халик погиб от рук этого существа.

– Все верно. И я молюсь всем богам, – с горячностью сказал Острон, – чтобы это существо было единственным. Иначе мы точно погибнем.

Попрощавшись с дядей, он отправился в дом, в котором, как ему сказали, сейчас должна была находиться Сафир; он действительно увидел ее, девушка стояла у окна, расчесывая свои длинные волосы, уже одетая в легкую холщовую рубашку и шаровары. Острон, войдя в холл, остановился.

– Сафир, – охрипшим голосом окликнул он ее. Она обернулась и посмотрела на него; ее лицо будто бы ничего не выражало. – Я так скучал по тебе, Сафир.

– Да? – холодно отозвалась девушка. – А Лейла сказала мне иначе.

– Что же она тебе сказала? – напрягся он.

– Что, если не брать в расчет погоню, вы прекрасно проводили время, – на лице Сафир наконец отразился гнев, – особенно в храме Шарры!

Острон опешил; ему еще не приходило в голову, что Лейла запросто могла наврать.

– Чего же прекрасного?.. – удивился он. – За нами гналась целая орда, только это и занимало мои мысли. И тревога за остальных. И за тебя тоже.

– Ну-ну, – Сафир надменно вскинула голову. Острон сделал шаг в ее сторону. – Не подходи ко мне.

– Почему?

– Потому что... не подходи, и все! – на ее лице отразилось какое-то непонятное чувство; потом она в сердцах швырнула гребень на столик и бросилась наверх по лестнице. Острон остался стоять, недоуменно глядя ей вслед. Какая-то часть его хотела побежать за девушкой, поймать ее, уговорить... а другая часть заставляла чувствовать себя уязвленным. Он еще до конца не мог понять, почему. Конечно, Сафир приревновала, решила, будто за это время они с Лейлой... к тому же, у нее были причины, и Лейла вечно так себя ведет, что...

Он мысленно перебирал события прошедших недель. Поражение в Тейшарке, ужас встречи с долгаром, отчаяние, умирающий Халик на камнях, мучительные дни погони, полуголодные, перепуганные люди бегут на север, к спасительной реке, а за ними гонится орда безумцев...

"Прекрасно проводили время".

– Очень прекрасно, – разъяренно повторил он вслух и пнул ногой стоявший рядом пуфик.

В казарме, в которой он очнулся, обнаружились знакомые люди; пока Острон отсутствовал, в холл на первом этаже пришли Басир с Анваром, а следом за ними тащился Ханса. Оба китаба выглядели так, будто и не было за плечами трех почти бессонных ночей, трудного пути и всего прочего. Марбуд обессиленно шлепнулся в подушки у низкого столика и закрыл глаза. Острон, все еще чувствуя злость, сел рядом с ним. Анвар и Басир оживленно обсуждали что-то; молодой китаб заглянул в чайник и, помахав рукой, отлучился с ним на кухню.

Тем временем со второго этажа как раз спустился Абу Кабил; увидев Анвара, он улыбнулся.

– Мир тебе, – радостно сообщил он. – Ты и есть тот самый ученый китаб, который десять лет жил в храме Шарры?

– И тебе привет, – отозвался Анвар, опускаясь на пуфик. – Все верно. Анвар мне имя.

– Абу Кабил, – представился кузнец. – Каково же было десять лет жить в одиночестве в развалинах, а?

– Интересно, – был сдержанный ответ. – Впрочем, я полагаю, теперь все станет куда интереснее. Еще ни разу за всю мою жизнь меня не преследовало столько людей, хотя, когда я двадцать лет назад отгадал загадку мудреца Эль Каруди, толпа за мной гналась преизрядная... ведь старик завещал все свое состояние тому, кто скажет, как звучит хлопок одной ладонью.

– Ха, да это все знают, – заявил Абу Кабил, сел на пуфик напротив. – Этой загадке уже тысяча лет.

– Ну и что бы ты ответил на это? – Анвар улыбнулся в бороду.

– Как что! Треснул бы старика по лбу!

– Абу, но это не ответ на загадку, – не понял Острон, переводивший взгляд с одного на другого.

– Как раз ответ!

– Да, но только надо было бы ударить открытой ладонью, чтобы получился звук, – с благожелательностью сказал Анвар. Дверь на кухню открылась, и в холл вернулся Басир с подносом, на котором стояли чашки с кофе; оглянувшись, он вздохнул и ушел обратно – еще за одной.

– Не проблема, – обрадовался Абу. Острон сдавленно откашлялся.

– Только ты, Абу, – заметил он, – отправил бы беднягу на тот свет своим ответом. Рука у тебя тяжелая, я-то знаю.

– А вот это уже проблема, – не меняя тона, отозвался кузнец. Снова вернулся Басир, составил чашечки на стол. Ханса, не открывая глаз, поднял голову и взял одну.

– Я тут подумал, господин Анвар, – сказал молодой китаб, опускаясь прямо на пол, покрытый старым ковром, – ведь ты так много знаешь. Ты расшифровал даже древний язык людей, живших в храме Шарры. Быть может, тебя заинтересуют книги, которые мне удалось вынести из библиотеки Тейшарка?

– Что за книги? – благодушно спросил тот.

– Я сумел спасти очень мало их, – вздохнул Басир. – Только те, которые переписывал. Две переписанные, остальные – старые, вот-вот развалятся... Некоторые из них написаны на странном языке, которого я не понимаю.

– Но ты их переписывал? – удивился толстяк. Однорукий кивнул.

– Ну да. Я просто перерисовал значки, – улыбнулся он. – Но ты, наверное, сумеешь прочесть их. Если хочешь, я принесу их тебе: они хранятся дома у Ниаматуллы.

– Конечно, принеси, – согласился Анвар. – А эти книги действительно очень старые?

– Невероятно, – ответил молодой китаб, – господин Фавваз, библиотекарь, сказал мне, что и те, что у него хранились, много раз переписывали. Так что им, наверное, целая тысяча лет.

– Это очень интересно. Меня интересуют всякие... древности, ты знаешь, – Анвар улыбнулся. Абу Кабил смотрел на него вроде бы с любопытством; Острону зачем-то подумалось, что хотя эти два человека на вид такие разные, что-то есть в них... общего. Вроде бы первый – ученый китаб, родом с гор Халла, интересуется больше всего на свете старыми вещами и историей, а второй – кузнец, и сколь первый выглядит степенным и почтенным, столь же второй бесшабашно весел и смешлив, но...

Точно! До него дошло. Одна вещь делала Абу Кабила и Анвара похожими друг на друга: оба этих человека были очень образованными. Хотя каждый, возможно, в своей области знаний, но... да, и ведь Абу тоже интересовался древними временами. Должно быть, этим двоим есть о чем поговорить.

Допив кофе, Басир ушел: за книгами, как он сказал. Остальные по-прежнему сидели. Вернулся Сунгай, уставший, растрепанный и все еще злой, сел поодаль от остальных, у окна; Острон подошел к нему.

– Какие новости?

– Ничего хорошего, – вздохнул джейфар, – хотя и плохого тоже ничего, если так можно сказать. Птицы донесли мне, что последний отряд людей, какой они только заметили, пересекает реку к западу отсюда, у самого почти устья. Очень большой отряд.

– К западу? Не может ли это быть, что...

– Да, я тоже об этом подумал. Настолько к западу могли оказаться только беженцы из Залмана, – Сунгай вздохнул и наморщил лоб. – Это означает, что на юге никого больше не осталось...

– Хорошо, – сказал Острон. Подумав, добавил: – И плохо. Ведь это еще и означает, что южная часть Саида потеряна.

– Такого не случалось уже многие сотни лет, – кивнул джейфар. – Господин Ар-Расул говорит, придется держать оборону здесь. К счастью, пока Харрод разлилась, и одержимые уж точно не сумеют перебраться через нее... труднее всего будет к концу лета, когда река становится очень неширокой. Пока, за этой естественной преградой, мы почти что в безопасности.

Когда открылась дверь, Острон думал, что это вернулся Басир; но, к его удивлению, в дверном проеме обнаружился силуэт нахуды Дагмана, в неизменном платке, лихо повязанном на затылке. Капитан огляделся, отмечая зорким взглядом присутствующих, и кивнул Острону с Сунгаем; Абу Кабил приветственно вскинул ладонь.

– А, почтенный нахуда, которому мы обязаны нашими жизнями, – заметил Анвар. – Добро пожаловать, нахуда Дагман, добро пожаловать.

Дагман прошел в комнату и опустился в подушки рядом с Хансой. Марбуд с легким интересом посмотрел на него из-под полуопущенных век.

– Я только что с корабля, – сообщил маарри, преимущественно обращаясь к Сунгаю и Острону. – Одержимые рассеялись по всему южному берегу, и часть кораблей продолжает курсировать туда и обратно по реке, обстреливая тех, кого видят. Харрод послужит нам неплохой стеной в ближайшие месяцы, я так думаю.

– Но хотелось бы, чтобы так было не всегда, – вполголоса заметил Сунгай. Моряк лишь пожал плечами.

– Что будет потом – не знаю, – сказал он. – Надеюсь, боги не оставят нас.

– Все будет... – начал было с горячностью Острон, но завершил на более умеренной ноте: – как должно быть. Ты ведь уже слышал, нахуда Дагман, об Одаренном Ансари? С ним нас уже четверо.

– Четверо, – усмехнулся тот. – Против целой орды безумцев! И этот человек, про которого мне взахлеб рассказывали люди вашего отряда. А если таких, как он, у темного бога десять тысяч?

– Не будь таким пессимистом, нахуда Дагман, – мягко сказал Анвар. – Если бы они были, неужели ты думаешь, что они бы спокойненько сидели себе в Хафире, когда один-единственный охотится за нашими Одаренными?

– Им и одного достаточно, – заметил Дагман. – Один какой-то парень в сером плаще – и все, наш Одаренный нари уже бесполезен.

Острон вздохнул и опустил голову. Нахуда был прав. Вот бы каким-нибудь образом устранить этого белоглазого... тогда все было бы иначе. Но...

Странный он, по правде говоря. Хотя он вел за собой целую толпу безумцев, они все стояли и смотрели. Ладно во второй раз, – белоглазый действительно ранил Острона, и смертельно, если бы судьба участливо не привела к ним Элизбара, – но в первый, когда ранен был противник?

Думать о том, что у слуги темного бога есть своя честь, было как-то дико.

И вопрос, который задал ему белоглазый, был странным. Кто такие одержимые? Конечно, он это знает. Столько раз сражался с ними, еще в Хафире, и в Тейшарке, и...

Но где говорилось о том, откуда они взялись?

Он мысленно принялся перебирать старые сказки, слышанные еще в детстве. Да, слуги темного бога. Безумцы, лишенные здравого рассудка. Он вспоминал, как они обычно выглядят: вонючие лохмотья, растрепанные клочья волос, – если те вообще есть, – сумасшедшие лица, пена изо рта. В остальном же они были похожи на людей. Людьми, наверное, и являлись.

Одержимые – люди, сделал вывод Острон. Допустим, когда на тебя пялится такая раззявленная гнилозубая мерзость, об этом не очень-то думаешь, но белоглазый уж точно был похож на человека. Безумными в нем были только его глаза.

Что же он хотел сказать, задавая такой вопрос?..

Дверь снова открылась; на этот раз на пороге действительно стоял Басир, с объемистым холщовым мешком под мышкой. Он притащил мешок к столу и аккуратно принялся извлекать его содержимое. Анвар полистал одну книгу, потом другую.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал молодой китаб, – была одна очень старая, самая старая из всех, что я унес... а! Вот она.

Абу, сидевший рядом, помог однорукому Басиру вытащить книгу из мешка и протянул ее Анвару; заинтересовавшись, сам заглянул через плечо толстяка.

– А я ее в библиотеке не видел, – заметил он.

– Господин Фавваз держал очень древние книги в отдельной комнате, – пояснил Басир, – именно их он мне и велел переписывать в первую очередь, потому что они разваливались.

Анвар открыл книгу и осторожно перевернул две первые страницы. Острон мог видеть их с Абу лица; он видел, как они оба вдруг посерьезнели.

– Я знаю этот язык, – сказал наконец Анвар. – Очень древний язык, но мне... попадались и раньше надписи, сделанные на нем.

– Ты действительно можешь прочесть, что там написано! – воскликнул Басир с благоговением. – Я так и думал!

– И что там? – с отсутствующим видом спросил нахуда Дагман, сворачивая самокрутку.

– ...Это очень древняя книга, – помедлив, ответил китаб. Абу продолжал смотреть на страницы с сосредоточенным видом, хотя не мог знать языка. Светлые глаза Анвара пробежались по исписанным аккуратной рукой Басира листам. – Не могу сказать подробней, ведь я еще не прочел ее. Но, кажется, это что-то вроде хроники.

– Хроники? – уточнил Басир.

– Да, – кивнул тот. – И эта книга действительно прошла сквозь тысячелетия, юноша. Даже не через одно тысячелетие.

– Как такое может быть? – удивился нахуда, позабыл про самокрутку, подошел к Анвару и тоже заглянул в страницы книги. – Она не выглядит старой, собственно говоря, она вообще выглядит так, будто ее написали не больше года назад.

– Я переписал ее со старой копии, – сказал Басир. – А до того, я думаю, ее переписывали и раньше...

– Оригинал наверняка не сохранился, – кивнул ученый китаб. – За тысячу лет книга рассыпалась бы в прах, не говоря уже... о нескольких тысячах лет. Я подержу ее у себя, Басир?

– Конечно...

– Это очень важная книга, – задумчиво добавил Анвар, закрывая том. Они с Абу Кабилом обменялись короткими взглядами; нахуда Дагман за их спинами выпрямился и будто бы вспомнил про самокрутку, пошел назад к столику. – Очень... важная.

Фарсанг пятнадцатый

Хаос последних дней понемногу стихал. Какие бы беды ни случались с людьми, человеческая натура все равно берет верх; в этом и преимущество человека: он легко приспосабливается к любым условиям жизни.

С одной стороны, племена недавно потерпели одно из самых крупных поражений века, а может быть, и тысячелетия; стена Эль Хайрана, стоявшая столько, сколько помнили себя самые древние старики, и давнее того, пала. Погибли тысячи людей, воины и мирные жители; селения на морском побережье к югу от Харрод и на одном из ее берегов были потеряны.

С другой стороны, весть об этом поражении пришла в Ангур довольно давно, и многие уже успели смириться с ней. Кто-то лелеял надежду, кто-то просто принял это, как должное; во всяком случае, жизнь продолжала кипеть в великом городе Ангуре, да с небывалой силой. В город вернулись остатки армии шести племен, потрепанные и напуганные; в город стекались другие люди, шедшие с севера.

Старик Мансур обнаружил себя во главе нового войска, поскольку их генерал, Халик, погиб, а его до того назначил своим заместителем в Ангуре.

– Не гожусь я для этого, – угрюмо сказал он племяннику тем утром; они сидели в зале на первом этаже, и Острон с угрюмым видом начищал ятаганы, а дядя пил кофе. – Какой из меня полководец? Единственный раз, когда я кого-то за собой вел, был лет двадцать назад, когда на наше племя напали разбойники. А одержимые – не разбойники. Что я буду делать со всеми этими людьми? Они приходят ко мне и спрашивают, какие будут приказы. Что я должен говорить им? Я уже устал отсылать их в Эль Каф.

– Сунгай сказал, большой отряд из Залмана прибудет через неделю, – отозвался Острон, полируя блестящее лезвие ятагана тряпочкой. Этот ятаган когда-то принадлежал Халику; конечно, он не мог сравниться с мечом работы Абу Кабила, но ковки был тоже очень и очень неплохой. Острон вздохнул, в который раз вспомнив, что близнец этого клинка, должно быть, давно уже покоится в песках далеко на юге, вместе с хозяином.

– И небось все они тоже захотят встать под мое начало, – буркнул дядя.

– Может быть, во главе этого отряда генерал Залмана, – возразил Острон. – Я надеюсь, он спасся. Генерал западной твердыни уж точно знает, что делать, он много лет охранял стену Эль Хайрана. Харрод теперь – наша стена.

– Ар-Расула беспокоит ее исток, – угрюмо заметил старик, поставил пустую чашечку на стол. – И горный хребет Аласванд. Хотя все разведчики в один голос говорят, что эти места непроходимы.

– Если его это беспокоит, пусть пошлет туда людей, – Острон пожал плечами. Честно говоря, его голову занимали другие мысли, и дядю он слушал вполуха. Оборона реки – это, конечно, важно, но сейчас, когда река разлилась, а одержимые не в состоянии переправиться через нее...

Дядя Мансур вздохнул. Он знал, что беспокоит его племянника. То же самое беспокоило и Сунгая, который в казармах почти не объявлялся, все пропадал на пристани. Последние дни прошли с мутной тревогой. Никак не приходил в себя Ниаматулла, друг Острона, а когда он наконец открыл глаза, – это было позавчера вечером, – быстро выяснилось, что Улла не в себе.

Закончив чистить клинки, Острон спрятал их в ножны и поднялся.

– Схожу к Улле, – сказал он и вышел. Дядя Мансур посмотрел ему вслед. Обернулся. На лестнице стоял Абу Кабил, только что спустившийся со второго этажа; у кузнеца был неизменно беспечный вид, чем он и выделялся среди всех окружающих.

– Мальчишка здорово повзрослел, – негромко заметил Абу. Старик кивнул, чувствуя гордость, смешанную с горечью.

– Трудности заставляют людей взрослеть быстрее, – пробормотал он.

***

Дом Уллы был старым, не очень большим, но поддерживался почти в безукоризненном порядке; Острон знал, что мать будущего аскара зарабатывала себе на жизнь, убираясь в домах побогаче. Некогда они жили неплохо: когда еще жив был отец Ниаматуллы, известный мудрец и писатель. Книги занимали в этом доме главенствующее место. Большой зал на первом этаже, – кажется, единственное достаточно крупное помещение, – был отмечен высоким шкафом, на полках которого стояли старые томики. Книги, скорее всего, никто особо не читал, но мать Уллы заботилась о них в память о муже. Немного отдельно, на самой верхней полке стояли и книги, принесенные сюда Басиром; с некоторых пор в зале можно было часто обнаружить толстяка Анвара, неизменно с книгой в руках.

В комнате Уллы особого порядка не было. Пожалуй, места для этого порядка не было; комнатка была узкая, хоть и длинная, и помимо кровати в ней стоял стол, весь заваленный какими-то музыкальными штуками, в которых Острон ничего не разумел. На деревянных подставках на полу стояли инструменты Уллы.

Сам хозяин находился в постели. Когда Острон вошел, он поднял голову; лицо Уллы было белее воска, под глазами темные круги. На низком стульчике рядом сидел Басир с какой-то книжкой.

– Пришел в себя? – спросил Острон. Улла медленно кивнул. – Ну слава богам. Мы уже начали за тебя волноваться, знаешь ли. Если бы не Анвар, все бы тут уже на ушах стояли.

– Даже Анвар вчера вечером сказал, что это ненормально, – заметил Басир, закладывая книжку веревочкой, которую всегда носил в кармане.

– Они... никак не отпускали меня, – хрипло сказал Ниаматулла. Острон подошел ближе, озабоченно заглянул в лицо друга. На его лбу блестели бисеринки пота; кудри липли к коже. – Сны. Все это время мне снился один и тот же сон... ужасный сон.

– Что ты видел? – спросил Острон.

– Мертвую пустыню, – ответил тот. – Черно-белую. Странные камни, с дырками. Деревья... тоже мертвые. Все было в пыли. Я бродил между этими камнями и деревьями, пытался найти выход.

Острон и Басир переглянулись.

– И этот голос, – в голосе Уллы промелькнул ужас. – Он постоянно говорил со мной.

– Что он говорил?

Улла набрал воздуха в легкие, но потом резко выдохнул и покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Не хочу... даже думать об этом.

Острон медленно опустился на краешек его кровати, у самых его ног. Басир посмотрел на него с вопросом в глазах.

– Ты видел Хафиру, – хрипло произнес Острон.

– Как странно, – пробормотал китаб. – Ведь ты там ни разу не был.

– Я видел ее раньше, – возразил Ниаматулла. – В Тейшарке. Когда... когда та тварь напала на нас.

Острон и Басир непроизвольно поежились; воспоминания о долгаре были еще свежи. Потом Острон кивнул.

– Это что-то объясняет, – сказал он. – А этот голос... скажи, каким он был?

– Мертвым, – содрогнулся маарри. – Ни один живой человек не может так говорить. Он звучал прямо у меня в голове. Он говорил ужасные вещи... о том, что мы все умрем. Что... нет, нет, я не хочу верить ему.

– И не надо, – решительно сказал Острон. – Все, что он говорил тебе, – ложь.

– Откуда ты знаешь? – с легким подозрением спросил Улла. Острон вздохнул.

– Я тоже слышал этот голос, – признался он. – Давно... в Тейшарке, когда меня сильно ранили. Я думаю, это был темный бог. Но ведь все прекрасно знают, что он не говорит правды.

О своем последнем сне, пришедшем к нему в храме Шарры, он сказать все-таки не решился.

Ведь он не был ранен тогда.

– Ужасно, – заметил Басир. – Это значит, темный бог может с каждым заговорить, когда захочет?..

– Пусть говорит, – Острон пожал плечами, скрывая собственную неуверенность. – Мы же знаем, что все, что он говорит, – неправда. Просто нельзя верить его словам, вот и все.