Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)

– Там Искандер!.. Бел-Хаддат! – заорал Ханса, размахивая руками. – Скорее!

Они вдвоем прибежали назад в спальню, в которой на тахте по-прежнему лежал белоглазый; от шума он проснулся, но молча скалился в пустоту, будто не понимая, что происходит. Бел-Хаддат к тому времени отпустил Искандера, и маарри нервно отдувался, с гневом в светлых глазах смотрел на своего противника. Его скимитар держал в своих руках Сунгай.

– Ханса, – окликнул он, – что произошло? Это правда?

– Что правда?.. – смутился Ханса, до которого тут дошло, что он позорно уснул на посту и теперь придется в этом сознаться. – Я... ну... я задремал. Когда проснулся, они уже...

– Когда он вошел в комнату, я подумал, он хочет что-то сказать марбуду, – холодно произнес Ворон, чья кваддара уже была в ножнах. – А он схватился за скимитар и попытался перерезать безумцу глотку. Возможно, мне стоило позволить ему сделать это, ведь вы Одаренные и вам виднее, – в его голосе впервые за все время скользнуло подобие иронии, – но я решил, что вряд ли Острон давал на это согласие.

– Искандер, – позвал его Острон. – Зачем ты?..

Бородатый маарри тяжело дышал, отчего-то избегая смотреть в глаза Острона. Потом лишь глухо произнес:

– Он одержимый. Чем он лучше остальных безумцев? Разве не наша цель – сражаться с такими, как он?

– Искандер, он на нашей стороне! ...Да и в любом случае, нападать на безоружного человека... – Острон скривил губы. Сунгай пожал плечами.

– Загляните в его глаза, – предложил Бел-Хаддат. – Ты, нари. Ты знаешь, как они должны выглядеть.

Острон вздрогнул.

– Ты... серьезно?

– Загляни, я сказал.

Острон стремительно подошел к Искандеру; тот резко дернул головой, не давая нари сделать это, но нари был проворней и успел поймать Одаренного Гайят за виски.

– Мубаррад милостивый, – прошептал он. – Искандер. ...Тебе снятся сны, верно?

– Мне снится только моя дочь, – отозвался тот с укором. – Моя Раяна, которую убил такой, как этот. Она так и осталась неотомщенной.

– И она разговаривает с тобой, – упавшим голосом сказал Острон. – Это она сказала тебе, что Исана нужно убить, верно?

Искандер промолчал. Он выглядел совершенно растрепанным, на скуле у него остался кровоподтек: Бел-Хаддат бил, не сдерживая силы. Ханса озадаченно сообразил: ведь Бел-Хаддат не пустил в ход своей кваддары, хотя видел в глазах Искандера безумие, нанес удар кулаком, скорее чтоб привести того в чувство.

– Это не Раяна, – помедлив, добавил Острон. – Это темный бог разговаривает с тобой, Искандер. Ты понимаешь? Темный бог. Он хочет обмануть тебя и погубить. Нельзя поддаваться злости, ведь все равно погибших местью не вернешь.

Искандер молчал, но в его позе что-то неуловимо изменилось; исчезло сопротивление, и много времени спустя он чуть виновато ответил:

– Я знаю... Гайят милостивая, Острон, это правда? Ведь это... не Раяна. Она снилась мне... совсем как живая. И говорила со мной... взрослым чужим голосом, она говорила мне разные вещи...

– Темный бог разговаривает со мной, принимая облик козодоя, – негромко сказал Сунгай. – Поначалу я тоже не сразу понял, кто это. Это не Раяна, Искандер. Это темный бог оскверняет ее облик, чтобы обмануть тебя.

Искандер резко выдохнул и будто сломался, сгорбившись, опустился на пол у ног Острона, схватил себя руками за голову.

– Что мне делать, – пробормотал он. – Неужели я стану таким же... неужели он заберет и мою душу, заставит убивать...

Острон присел перед ним на корточки и положил руку на его плечо.

– Держись, – сказал он. – Ты не один, Искандер. Темный бог и нам говорит страшные вещи... но мы держимся, и наша задача – продержаться до конца. Слава шести, это будет, я надеюсь, уже скоро.

– Как же бороться с ним?

– Не верь ему. Ни единому его слову. Помни о том, что прошлое – не единственное, что у тебя есть, – с чувством сказал Острон. – В этом мире еще живет столько хороших людей, которых мы должны защитить. И еще ты всегда можешь попросить помощи у любого из нас.

Наконец Искандер немного успокоился; в его глазах больше не было безумия, и Сунгай взял его за плечо, вывел из комнаты. Острон задержался.

– Вот уж не думал, что придется безумца защищать от кого-то, а не наоборот, – пробормотал Бел-Хаддат, снова опускаясь на свое место за тахтой.

– ...Спасибо, Ворон, – сказал ему Острон.

– Не за что, – буркнул тот.

***

Еще несколько дней прошли спокойно, пока наконец с утра Исан не заговорил по-нормальному, и Абу Кабил перестал давать ему снотворное снадобье. Осень понемногу подкрадывалась к Ангуру, все холодней становилось по вечерам, хотя днем все еще стояла сильная жара; еще месяц-другой, и осень вступит в полную силу, задуют холодные восточные ветра, принося с собой сухой воздух гор Аласванд. В ту ночь Острону снился сон; во сне он стоял на площади перед Эль Кафом и смотрел на юг, и на юге сгущались непроглядные тучи. Вокруг него царила гробовая тишина, и никто так и не заговорил с ним; он проснулся со смешанными чувствами облегчения и взволнованности.

Наутро Острон и Сунгай находились в главном холле Эль Кафа, где Муджалед, как обычно, выслушивал доклады, когда в холл буквально ворвался молодой страж в алом халате и воскликнул:

– К городу с севера приближается большой конный отряд, господин Муджалед!

– Конники – значит, вряд ли одержимые, – пробормотал Сунгай, Острон резко поднялся на ноги.

– Возможно, еще одна группа разбойников, решивших присоединиться к защитникам города, – заметил Муджалед, но все же тронулся с места. – Дагул, остаешься за главного.

Седой воин, стоявший возле стола с картой, вскинул руку; Острон и Сунгай присоединились к Муджаледу, и все трое почти бегом направились к северным воротам, перед которыми с внешней стороны, когда они пришли, уже гарцевали те самые всадники. Понявшись следом за Косматым на стену, Острон углядел белый флаг с неразборчивой строчкой вязи, окаймляющей его, и радостно вскинулся: он не ошибся, он уже видел этот флаг.

– Это Северная Стража, – воскликнул он. Муджалед не обернулся, но вгляделся в лица конников. Все до единого были в кольчугах, и у многих грозно блестели на поясе ятаганы, а некоторые несли в петлях копья. Во главе отряда была сама Алия, которую Сунгай и Острон признали, по-прежнему в круглом шлеме с бармицей, и поверх ее кольчуги был накинут белый бурнус, почти что сиявший на солнце.

– С чем идете? – крикнул Муджалед, который, хоть и знал уже, что сами Одаренные знакомы с этими всадниками, не позволил себе нарушить правила.

– С миром, – отозвалась Алия, и ее низкий голос разнесся по стене. – Мы называем себя Северной Стражей, и наша цель – защищать Саид от одержимых.

– Открывайте ворота, – потише приказал Муджалед. Ворота с грохотом отворились, впуская отряд Алии; она первой въехала в город, и копыта ее коня звонко цокали по мостовой. Они втроем спустились со стены и встретили ее; увидев Одаренных, Алия сдержанно наклонила голову в знаке приветствия.

– Я полагал, вы намерены разъезжать по северной части Саида и помогать мирным жителям, – негромко произнес Сунгай. – Что привело тебя сюда, Алия?

– Большая часть Северной Стражи именно это и делает, – с гордостью отозвалась женщина. – Мой первый помощник Назир возглавляет их, и он же продолжает принимать в наши ряды достойных. Я же отобрала отряд лучших воинов и отправилась сюда, потому что хочу сопровождать Одаренных. Мы очень боялись не успеть. Я рада, что вы еще здесь.

Острон и Сунгай обменялись взглядами. Муджалед нахмурился, оглянул отряд Алии; в отряде командир насчитал ровно сорок человек, у всех были суровые лица бывалых воинов, у многих – шрамы, свидетельствовавшие о том, что они пережили не одно сражение. Лошади у них тоже были явно породистые, тренированные, стояли смирно и даже не издавали никаких звуков.

– Мы еще обсудим этот вопрос, – наконец сказал Сунгай. – Пока, я думаю, вы остаетесь под началом главнокомандующего Муджаледа.

Алия спешилась и вскинула руку, совсем как это делали подчиненные Косматого.

– Мы будем следовать твоим приказам, командир.

Острон и Сунгай возвращались в Эль Каф вдвоем, пока Муджалед был занят размещением еще сорока человек в переполненном городе, и поначалу шли молча, потом Острон вполголоса заметил:

– Вот и решился вопрос с отрядом... взяв этих людей, мы оставим всех защитников города на своих местах.

– Да, только нужно для начала присмотреться к Алии и ее стражам, ты так не считаешь?

– ...Конечно.

– Она говорит, что это лучшие воины, какие у них были, но кто ее знает, насколько они хороши.

– Главное даже не это, – задумчиво произнес Острон. – Главное – насколько они способны сопротивляться голосу темного бога...

Алия поднялась в Эль Каф ближе к обеду; они уже ожидали ее, собравшись все вместе в одном из холлов, Муджалед привел ее к ним и ушел, потому что у него было, как всегда, полно других дел. Кажется, они впервые видели ее без шлема и кольчуги: Алия была одета в простые шаровары и рубаху, какие носят мужчины, и на одном ее плече лежала чуть растрепанная темная коса. Она обвела их строгим взглядом, чем-то напомнив Острону в тот момент куницу, и осталась стоять, будто перед судом.

– Садись, – предложил ей Сунгай и кивнул на одну из подушек. Хамсин с его плеча следила за чужой женщиной своими круглыми глазами. Острон покосился на Исана, тот поймал его взгляд и еле заметно качнул головой.

– Да будет тебе известно, мы и в самом деле намеревались взять с собой отряд человек в сорок, – сообщил Острон. Алия села на предложенное место и осталась сидеть в очень прямой, почти неестественной позе, уставилась в его треугольное лицо. – Но я должен предупредить тебя: это будет не просто опасное путешествие, а смертельно опасное, мало того, если твои воины окажутся недостаточно... сильными, то они подставят под удар всех нас. Дело в том, что мы пойдем открыто, и внимание темного бога окажется привлечено к нам.

– Это сделает нас особенно уязвимыми, – добавил Сунгай мрачно. – Он наверняка постарается овладеть душой кого-нибудь из нас, чтобы нанести удар изнутри. Снятся ли кому-либо из твоих воинов сны? Сны, в которых кто-то разговаривает с вами.

– Нет, – ответила Алия. – Мы знаем об этом, и потому в Северной Страже существует строгий закон. Если кто-то чувствует, что вот-вот темный бог одолеет его, он совершает самоубийство, чтоб не омрачать совесть своих спутников собственной смертью.

Они обескураженно замолчали. Алия вздернула подбородок.

– Я понимаю, вы не можете быть уверены ни во мне, ни в моих людях, – добавила она. – Так проверьте нас. Каждого из нас. Я выбирала не просто сильных бойцов, но и тех, кто, на мой взгляд, труднее поддастся на обман темного бога. Всем им нечего терять. Многие, по правде говоря, не блещут умом, но я успела выяснить, что умный человек легче поддается дурному влиянию.

– ...Да ты не промах, – чуточку ехидно заметил Абу Кабил со своего места на топчане. Алия зыркнула на него, но смолчала: все ее внимание было направлено на Одаренных и то, что они скажут.

– Хорошо, – наконец произнес Острон. – Я думаю, нам стоит еще посмотреть на этих людей, о которых ты такого высокого мнения, но, пожалуй, этот вариант ничем не хуже любого другого. Нахуда Дагман, тогда решение насчет того, когда мы выходим, остается за тобой.

– Послезавтра, – потянув носом, отозвался капитан. – Я уже присмотрел подходящий самбук, и погода обещает быть ладной. Предлагаю с ночи завести на него лошадей, а наутро выдвигаться. ...Искандер, мне необходимо будет согласовать с тобой способ, которым мы сойдем на берег.

Бородатый маарри коротко кивнул. Под глазами у него залегли темные синяки: кажется, Искандер попросту боялся спать после того случая в комнате Исана, не говоря уж о том, что в последние дни старался держаться поближе к кому-нибудь из остальных Одаренных, будто на тот случай, если темный бог вдруг овладеет его душой.

К вечеру Алия сопровождала пятерых Одаренных, отправившихся с ней, чтоб познакомиться с сорока воинами, которые были намерены идти за ними в Хафиру; Острон до конца не был уверен, есть ли вообще в этом смысл, но взял с собой и Исана, который посмотрел на мрачных людей своими белыми глазами и ничего не сказал. Они возвращались в Эль Каф все вместе, оставив Алию с ее стражами, и Острон остановился на той самой площади, которая снилась ему; когда-то много месяцев назад он стоял здесь с Халиком и смотрел на город, и хотя с того дня многое изменилось, и Халика больше не было в живых...

Остальные остановились, хотя никто не заставлял их; Элизбар облокотился о перила рядом с Остроном, по другую сторону стоял Сунгай, и ветер трепал его кудрявые волосы. Перед ними лежал город, но никто не смотрел на город, все смотрели на затянутый дымкой горизонт, все думали о том, что ждет их там.

– Исан, – вполголоса окликнул Острон. – Сколько тебе лет?

Белоглазый ответил не сразу, видимо, пытаясь сообразить, с чего бы это Одаренный нари вдруг заинтересовался его возрастом, потом послушно сказал:

– Скоро четвертый десяток.

– Значит, ты много лет жил там, в Талла, – произнес Острон. – Без малого тридцать, и лишь недавно выбрался оттуда... верно?

– Да.

– Расскажи, как там? Как живут одержимые? Ведь не носятся же они целыми днями по пустыне, убивая?..

Исан помолчал. Остальные Одаренные притихли, и их глаза по-прежнему были направлены на кромку горизонта.

– Нет, – наконец сказал Исан. – Я знаю, для вас одержимые все на одно лицо. Когда они атакуют, они все до единого похожи друг на друга, но это лишь потому, что в драку их обычно ведет воля Асвада. В повседневной жизни Асвад далеко не постоянно контролирует их, и они занимаются, чем захотят. В пустыне мало кто из них живет, кстати, в большинстве они предпочитают строить жилища в горах, некоторые селятся большими группами, другие, наоборот, выбирают одиночество. Многие одержимые страдают паранойей, им кажется, что все хотят причинить им вред.

Они немного растерянно молчали. Острон попытался представить себе безумца, который не занят тем, что постоянно ищет жертву, и не сумел.

– Безумие разнообразно, – продолжал Исан. – Кто-то из них похож на меня, руководствуется одной лишь логикой. Кто-то всю свою жизнь посвящает одному-единственному предмету, для других незначительному, и, например, вскрывает черепа, чтоб посмотреть, что там внутри, или собирает камушки с дырками, что угодно. Среди одержимых и вправду есть буйные, убивающие всех без разбора, или, скажем, только женщин, или только светловолосых. Но их не очень много, обычно буйных Асвад быстро отправляет на какое-нибудь самоубийственное задание, чтоб они не истребляли себе подобных.

– А ты? – когда белоглазый замолчал, спросил его Сунгай. – Где жил ты? У тебя была... семья?

– Я уже рассказывал об этом нари, – невозмутимо отозвался Исан. – Я жил в большом поселении недалеко от Эль Габра, черного сердца Хафиры, мой отец был определен Асвадом как подающий надежды и имел восемь женщин, каждая из которых принесла ему по несколько детей. Я жил с собственной матерью и двумя младшими детьми. Дар открылся во мне около года назад, до того я оставался там и обучался владеть клинком вместе с другими отобранными Асвадом. ...В большинстве одержимые – посредственные воины, никто не обучает их владеть оружием, но это касается в основном нечистокровных, тех, кого Асвад забрал из племен, или их потомков. Я принадлежу к... пожалуй, можно назвать их знатью. Это изначальные слуги Асвада, те, чьи далекие предки много веков назад уже служили ему, и наделенные Даром темного бога в основном выходят из их числа. Они, правда, нечасто сами выбираются из Хафиры, но когда мы пойдем туда, наверняка вы с ними столкнетесь. Будьте начеку, они хорошие бойцы.

На площади воцарилась тишина, прерываемая только криками птиц. Небо было нежно-малиновым, темнея к востоку, и отражалось в водах Харрод, расчерченных мачтами стоявших в порту дау, заливало их кровью.

– Я приведу вас в Эль Габра, – сказал Исан. – Но что вы должны сделать, чтобы одолеть Асвада, я не знаю. Быть может, это само собой станет вам ясно.

– Быть может, в ком-то из наших спутников все же откроется Дар Хубала, – пробормотал Элизбар.

Они вернулись в Эль Каф, но Острон был неспокоен; в последние дни он очень много разговаривал с Абу Кабилом и в тот вечер тоже отыскал кузнеца, читавшего какую-то книгу на топчане в одном из залов Эль Кафа. Забрался на топчан, устроившись напротив; Абу поднял на него лукавые светлые глаза.

– Скажи мне, Абу, – негромко попросил Острон. – Быть может, я был неправ, решив, что Одаренный Хубала нам не нужен? Может, все-таки стоило продолжать поиски?

– Ты ведь уже взял на себя эту ответственность, – возразил ему Абу Кабил. – Даже если ты был неправ, теперь поздно отказываться от нее.

Острон вздохнул.

– Мне неспокойно, Абу, – сказал он. – Я не знаю, что ждет нас в Эль Габра, и сумеем ли мы там сделать хоть что-нибудь. Темный бог бесплотен, у него нет тела, которое можно уничтожить, как же с ним бороться?..

– Отчего же ты задумался об этом только сейчас?

– Я долгое время полагался на пророчество, – признался Острон. – В пророчестве сказано, что шестеро Одаренных сразятся с темным богом... и я был спокоен, думая, что судьба сама подскажет, что нам делать, но теперь, когда нас только пятеро...

Абу Кабил покачал головой.

– Ты умнеешь, Острон, – заметил он. – Понимаешь уже, что сразиться с самим богом – не так-то просто. Что я могу тебе сказать... ведь никто из нас не знает, в чем сущность темного бога. Отчего он есть. Как бороться с чем-то, если ты не понимаешь до конца, что это такое? ...Возможно, в Эль Габра истина откроется тебе. Должна открыться, если это действительно ваше предназначение.

– Спасибо, Абу, – с чувством произнес Острон, ощущая резкое облегчение от умных слов ассахана: что-то будто улеглось у него в голове, и снова стало ясно, что дорога перед ним лежит прямая и простая, до Эль Габра... а там будет видно.

Он уж давно ушел, а Абу Кабил не спешил браться за свою книгу, сидел, подобрав ноги, и хмурился. Обычного благодушия на его лице не осталось и следа, его лицо напоминало каменную маску, совсем такую же, как лицо Бел-Хаддата.

– Идиот, – наконец еле слышно пробормотал Абу себе под нос. В мыслях он добавил: "как все ему просто: пойти и понять, для чего существует бог. Бог! А для чего существует вселенная? Не боится он, такой умник, что, когда поймет, в чем сущность Асвада, поймет и сущность остальных шести?"

Фарсанг двадцать четвертый

Пронзительно кричали птицы.

Он стоял возле фонтана, бьющего ввысь россыпью жемчуга, и смотрел перед собой; людской гомон окружал его, и утреннее солнце уже начинало согревать его, но внутри у него было холодно и пусто. Здесь они так часто любили сидеть с Уллой, и теперь, когда он стоял здесь один и понимал, что Улла больше никогда не увидит фонтан Нахаванди, никогда не сядет на каменный парапет и не сыграет мелодию на барбете, в душе становилось невыносимо грустно.

Все когда-нибудь уходят, понимал Острон. Рано или поздно никого из них не останется. Сколько еще жизней отнимет темный бог? Сколько душ омрачит?

– Пошли, – окликнул его Ханса, замахал рукой. – Дагман орать начнет!

Он опомнился, потряс головой, снялся с места. Некогда было думать горькие думы, сам нахуда Дагман, оказавшись на корабле, стал до необычного нетерпеливым и только прикрикивал на нескольких бойцов Северной Стражи, отобранных накануне в матросы, – их задачей будет держать шкоты (Острон так до конца и не понял, что это такое) и выполнять команды самого капитана, которым он их вчера обучал. Остальные уже поднимались на самбук, не очень большой и всего лишь с одним парусом. Искандер стоял рядом с нахудой на юте, и его лицо закрывал платок. Скоро настанет его час; угрюмый маарри явственно с нетерпением ожидал этого момента.

Острон поднялся по трапу одним из последних и обернулся на пристань. Он помнил, как их провожали, когда они под командованием Халика уходили отвоевывать Тейшарк; сегодня и речи не шло о торжественных проводах, и людей на набережной было немного, никто из них почти не кричал и не махал руками. Он знал: это потому, что все понимают, небольшой отряд во главе с Одаренными уходит на решающую битву, из которой может не вернуться.

Дядя Мансур уже второй раз провожал племянника, стоя на пристани у самого трапа, и тоже лишь строго смотрел на него снизу вверх, поджав сухие губы. Острон медленно поднял правую ладонь, но почти сразу опустил ее.

– Гребцы, по местам! – крикнул нахуда Дагман, все утро ужасно ругавшийся из-за того, что нельзя было брать опытных матросов, пришлось обойтись Северной Стражей: ведь обратно этот корабль не поплывет, останется у левого берега Харрод.

Раздался звук барабана, и корабль тронулся с места. Острон продолжал смотреть на пристань. Сам Муджалед пришел проводить их, хотя у него наверняка было полно дел. Возможно, он уж больше никогда не увидит Косматого... как знать?

Ветер был благоприятный, и скоро уже Дагман велел разобрать шкоты, парус опустился и свернулся ракушкой, наполнившись воздухом; самбук начал развивать скорость. Острон знал, что доброму кораблю не понадобится много времени, чтоб пересечь реку, и вправду уже совсем скоро стало возможно различить противоположный берег, к которому они стремились; темный берег, сереющий, будто покрытый толстым слоем грязи. Еще ближе... и еще.

– Вот это да, – со смесью страха и отвращения прошептала Сафир, стоявшая рядом. Теперь можно было различить, что серое месиво на берегу реки движется.

Это были одержимые.

– Искандер, первая пошла! – вдруг рявкнул Дагман; их фигуры выделялись на фоне светлого неба, и Острон видел снизу, как Искандер на юте раскинул руки в стороны. Должно быть, с такой массой воды даже ему непросто управиться.

Потом уж он стремительно обернулся на нос корабля, почувствовав, будто самбук проваливается. Перед ними действительно образовалась настоящая пропасть, за которой вздыбилась гигантская волна, нахуда своим зычным голосом крикнул:

– Травите шкоты, разгильдяи!

Самбук продолжал лететь вперед, в бездну, и Острону показалось, что они должны в мгновение ока достичь основания волны, но между кораблем и волной все еще оставалось расстояние. Он не сразу сообразил, что и волна двигается вперед с не меньшей скоростью, даже быстрей, пока вдруг ее гребень не начал опадать.

Последовавший за этим грохот оглушил всех, кто находился на самбуке. Волна исчезла, рухнула на левый берег, поглотив собой серую массу; едва начав различать какие-то звуки, Острон уловил приказ Дагмана:

– Искандер, вторую! Спустить парус!

Падение прекратилось. Руки Искандера дрожали. Острон поневоле ахнул, обнаружив, что вторая волна послушным львом трется гривой-гребнем о дно самбука, несет его на себе. В считанные секунды корабль поднялся на такую высоту, что у него закружилась голова, и стало страшно: вот-вот волна точно так же обрушится на берег, и они разобьются...

– Сунгай, держи лошадей под контролем! – проорал Дагман, спрыгивая с юта. – Сейчас опустимся!

Самбук казался таким безнадежно хрупким на фоне этой огромной волны. И вот она начала падать, быстрей и быстрей... Острону хотелось закричать во все горло. Сафир вцепилась в его рубаху обеими руками, боясь упасть. Все произошло в один момент; вот еще самбук был на вершине волны, и вдруг она распласталась по берегу, и люди, стоявшие на палубе, попадали. В остальном приземление оказалось на чудо мягким; вода с шипеньем возвращалась в реку, и корабль немного накренился.

– Выводи лошадей, – отдал приказ Дагман. – Ну все, это было мое последнее плаванье, чтоб меня морские черти порвали!

С этим криком он по-залихватски первым спрыгнул на землю. Потом громко выругался: сапоги капитана по щиколотку ушли в грязь.

Берег представлял собой жалкое зрелище. Обломки деревьев виднелись тут и там: гигантской волной накрыло и их, и многие стволы не выдержали веса воды, сломались, как лучинки. В реке плыли вперемешку бревна и иные темные предметы, которые люди с корабля постарались не рассматривать. Когда-то давно, по примерным соображениям Острона, в этом месте находился ахад Дарваза; много месяцев назад уже покинули его жители, и от самого ахада камня на камне не осталось, поначалу заброшенные дома разрушали ветры и дожди, потом пришли безумцы, и наконец сама Харрод по приказу Одаренного Гайят взбеленилась и поглотила то, что еще сохранялось.

Лошади нервно прядали ушами, но все еще были в подчинении у Сунгая, к тому же, все они до единой были натренированными и стойко переносили опасности. Стражи под командой Алии по одной вывели их из трюма, кое-как заставили спуститься по скособоченной палубе к брошенному трапу; сам джейфар точно так же в грязи стоял уже внизу и сосредоточенно следил за ними. Хамсин не было: никак уже улетела на разведку. Последним с корабля сошел Искандер, вид у которого был неважный.

– Не так-то это было просто, – пробормотал он в ответ на вопрос Острона. – Голова кружится. Я чувствовал себя так, будто поднимаю вес дважды больше собственного.

Несколько минут спустя вернулась и Хамсин, о чем-то доложила Сунгаю; тот покивал головой.

– Седлаем лошадей и двигаемся на юг, – потом крикнул он, обводя людей взглядом. – Медлить нельзя.

Все последовали его команде, и вскоре конники Алии уже выстроились ровным прямоугольником, готовые ехать за своим командиром, а остальные оказались впереди, и Острон обнаружил, что они с Сунгаем опять возглавляют отряд. Джейфар хмуро оглядывался, сова сидела на его плече.

– Что видела Хамсин? Много одержимых в округе? – спросил Острон, когда тот уже тронул своего коня.

– Большая толпа движется нам наперерез с востока, – отозвался Сунгай. – Видимо, они собирались переправляться на правый берег, да темный бог срочно отправил их в атаку на нас. Я думаю, имеет смысл нам направиться им навстречу, ведь безумцы, судя по всему, шли без остановок все два дня. Убегать от них бесполезно, рано или поздно все равно придется сражаться.

– Да, – кивнул Острон, оглядываясь. – Да и люди все равно ожидают драки, только посмотри на них.

Сунгай криво усмехнулся, и его конь перешел на резвую рысь.

– Хамсин говорит, до них не больше фарсанга, – предупредил он, и Острон крикнул, обернувшись:

– Впереди толпа безумцев! Готовьтесь к бою!

Лошади, хоть и все еще взволнованные после такой страшной высадки на берегу, легко несли их; Острон мог почти что чувствовать нетерпение воинов за своей спиной, Северные стражи горели желанием сразиться и доказать Одаренным, что были избраны не зря, да и для остальных это сражение станет чем-то вроде символа: знак того, что они начали свой путь и ступили на южный берег Харрод, готовые одержать победу или погибнуть. Первыми врага увидели Острон и Сунгай, мчавшиеся впереди, и Сунгай выхватил ятаган, а Острон передернул плечами в таком знакомом его спутникам жесте, и перед ними резко вспыхнула стена огня, двинулась вперед: быстрее лошадей, быстрее ветра. Одержимых было слишком много, пламя встретило первых бежавших, и по сухой жженой земле покатились пылающие тела, но чем дальше в толпу проникал огонь, тем меньше становился: они тушили его собой, и вот уже ятаган Сунгая нашел первую горящую цель, а за ней сразу же и вторую. Вдруг гулко разорвалось что-то далеко впереди, в самой гуще одержимых: Леарза пустил в ход свои звезды, зная, что от его ятагана толку будет не слишком много. Тем временем остальные всадники нагнали своих предводителей, и прямоугольник Северной Стражи растекся тонким слоем, встречая бешено орущих одержимых лязгом кривых мечей. Хамсин, кружившей над полем брани, предстал необыкновенный вид: как стальной скребок убирает с поверхности грязь, так конники в блестящих доспехах смяли одержимых, накатились на них волной смерти, их огромные лошади топтали врага копытами, ятаганы рубили головы.

Лишь один человек не участвовал в битве: Элизбар, сидевший на своем коне, сосредоточенно хмурился, и его глаза блестели. Он впервые за долгое время использовал свой Дар на полную силу и знал, что потом голова будет просто раскалываться от боли, но ему было все равно. Безумцы, атаковавшие отряд Одаренных, были уставшими и плохо вооруженными, но все же их была огромная толпа, и иногда зазубренные палаши дурной ковки находили цель; вот только царапины затягивались мгновенно, а метко пущенная кем-то стрела, засев в предплечье одного из стражей, даже внезапно сама вылетела из раны, словно кто-то выдернул ее.

Сражение длилось не дольше получаса, одержимых становилось все меньше, и наконец небольшая кучка их вдруг подалась назад, и они кинулись бежать; Сунгай было поскакал следом, в пылу драки ничего не желая, кроме как рубить их, но Острон окликнул его:

– Погоди!

Они столпились вокруг Одаренного нари, тяжело дыша, и кто-то вдруг засмеялся. Улыбка была и на лице Хансы, подъехавшего к Острону в тот момент; парень радостно сообщил:

– Подумать только, да мы могли бы справиться и впятером, честное слово! Если так и дальше пойдет, мы!..

– Не глупи, – оборвал его Сунгай, вернувшийся к ним. – Это только начало. Ты слышал, что сказал Исан? Это нечистокровные безумцы, просто жалкие пешки, которыми темный бог наверняка и не надеется уничтожить нас, лишь измотать. Перед нами еще добрый месяц пути, и кто знает, что нас там ждет?

– Не забывай, у них еще три долгара, если верить Исану, – помягче добавил Острон. – И Мубаррад его знает сколько маридов.

– ...И, возможно, другие, – пробормотал Искандер.

Джейфар между тем оглянулся на убегающих врагов, нахмурился:

– Может быть, лучше добить их, Острон?

– Ни к чему, – возразил нари. – Если они снова нападут, тогда мы убьем их. А пока... крови хватит на всех, Сунгай. Давай не будем мешкать и отправимся на юг.

Сунгай склонил голову.

– Хорошо, ты прав. Я полагаю, ты все же хочешь, чтобы путь выбирал я.

– Конечно.

Оставив после себя усыпанное телами поле боя, они отправились в дорогу; джейфар поехал впереди, и Острон чуть отстал от него; он оглядывался на остальных своих спутников, отметил, что у большинства из них после одержанной над таким числом противников победы настроение боевое. Это было хорошо. Полно еще будет времени для того, чтоб впасть в отчаяние...

Они обсуждали дорогу, которой направятся в Эль Габра, вчера ночью на крошечном совете избранных: только сами Одаренные (Ханса при этом бессовестно уснул на топчане, уверенный, что за широким плечом Искандера его не видно) и Исан, без которого обойтись было пока нельзя. Белоглазый по просьбе Острона набросал угольком на куске пергамента примерную карту, отметил жирным пятном черное сердце Хафиры, ткнул углем в наспех нарисованный ромб – Тейшарк – и сказал: