Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 49 страниц)

Китаб рассеянно поднял голову.

– ...А, да, – не сразу ответил он, вставая на ноги. Верблюд неодобрительно покосился на неумелого наездника. – Ничего страшного, я не тороплюсь. Наоборот, будет интересно попутешествовать. Я, кажется, слишком долго просидел в Шарре, – он коротко рассмеялся.

– Ханса что-то задерживается, – вполголоса сказал Острон Сунгаю, покосившись на небо: солнце уже почти скрылось за горизонтом, и с востока совсем стемнело.

– Небось разбирается с Лейлой, – фыркнул тот. – Или удирает от нее, или одно из двух.

Между тем на площадь прибывали и другие люди. Острон слегка удивился, когда обнаружил, что два других всадника выехали из узкого переулка, негромко переругиваясь, и направились к ним; на голове одного была рафа, а другой всем своим видом выдавал в себе бывалого моряка.

– Абу? Нахуда Дагман? – не удержался он. Их верблюды подошли к ним вплотную.

– Я тебе говорю, на какого тебе понадобилось брать все эти инструменты?.. – говорил нахуда, но Абу сделал знак, оборвав его, и с радостной ухмылкой сообщил:

– Мы решили, что для ровного числа вашему отряду требуется еще два человека, герой! Ведь экспедиции по спасению человечества обычно состоят из трех, семи или девяти людей, верно?

– Э, – опешил Острон. – Абу! Но ты куда больше нужен городу! А нахуда Дагман?.. разве...

– Я продал свой самбук, – сообщил тот. – Так что больше нахудой меня не зови. Я предал честь настоящего моряка!

– Зачем?!

– Ради спасения человечества, вестимо, – отозвался Абу Кабил, спрыгивая с верблюда. – Ладно, Дагман нам пригодится. За эти годы он столько плавал по Харрод, что небось каждый ахад знает.

– Во всяком случае, – ухмыльнулся тот, – старейшины этих ахадов знают меня. Это уже может оказаться полезным.

Острон беспомощно оглянулся на Сунгая; тот пожал плечами.

– А ты, Абу? – спросил Острон. – Зачем тебе тащиться с нами?

– Спасать человечество! – бодро ответил тот. – Все же знают, что именно от вас зависит, победим мы в этой войне или нет.

Сунгай за спиной Острона тяжко вздохнул. Тут они заметили еще одного всадника. Его верблюд передвигался неуклюжими с виду прыжками, пока не настиг их.

Она буквально вылетела из седла, отдуваясь, обвела их взглядом, убрала прядки растрепавшихся волос под хадир.

– Уф, – сказала она. – Я уж боялась, что не успею.

– Сафир? – неуверенно произнес Острон. – А ты еще чего здесь делаешь?

Ответом ему стал уязвленный взгляд; девушка обратилась к Сунгаю, проигнорировав его.

– Хороший лучник вам не помешает! – сказала она. – Ну, по крайней мере, я постараюсь не быть бесполезной.

– Я думал, – осторожно сказал Сунгай, – что ты не захочешь... иметь с нами ничего общего.

– Почему это? Во всяком случае, – она покривилась, – обучать других лучников прекрасно может и эта... разбойница.

– Лейла? – спросил Басир. – Но я почти уверен, что она тоже пойдет с нами.

Лицо Сафир окаменело, потом она решительно тряхнула головой.

– Ну вот и посмотрим, кто лучше стреляет из лука.

– Сафир, мы не на войну идем, – мягко заметил джейфар. – Наоборот, можно сказать.

– А ты думаешь, добраться до гор Халла будет так просто? Мало ли какие опасности подстерегают нас по пути. Банды разбойников, например, – она оскалила мелкие белые зубки. – А если снова объявится тот белоглазый, о котором все только и говорят? – презрительный взгляд в сторону Острона. – Наверняка добрая стрела возьмет его.

– Твое красивое число оказалось несколько разрушено, Абу, – угрюмо сказал Острон. – Что будешь делать?

– Ничего, десять – тоже красивое число, – беспечно отозвался тот.

– Десять, – буркнул Сунгай. Острон поднял взгляд как раз вовремя: еще один всадник показался на улице. Насколько он знал, из тех, кого они поджидали, оставались только Лейла и Ханса, но это явно не был ни один из них. На голове сидящего на верблюде человека была надета тюбетейка.

– Кто пришел, – нахмурился Сунгай, сделал шаг вперед. – Чего ты тут позабыл, жулик?

– К чему эти оскорбления, – ответил тот, останавливая животное. – Я как-никак Одаренный, нет? Ты сам так хотел, чтобы я пошел с вами, джейфар.

– А ты так не хотел идти с нами.

– Я передумал, – Элизбар пожал плечами. – Каждый человек может передумать, правда?

Сунгай издал невнятный звук и отвернулся; Острон улыбнулся себе под нос.

– Мы рады, что ты с нами, Элизбар, – сказал он.

– А я еще не знаю, рад я или нет, – фыркнул ассахан.

Наконец явились и Ханса с Лейлой; как и предполагалось, они довольно громко переругивались, пока ехали.

– Вот и вы, – немного сердито окликнул их джейфар, заставляя своего верблюда опуститься на колени, – мы уже заждались.

– Извини, – крикнул Ханса, уворачиваясь от Лейлы, которая попыталась треснуть его хлыстом по спине.

– Этот... предатель не предупредил меня, что мы уезжаем уже сегодня! – добавила девушка, размахивая своим оружием. – К счастью, я не такая бестолковая. Даже не думайте, что уедете без меня!

– Мы и не надеялись, – заметил Острон. Тут Лейла увидела Сафир и свела брови вместе.

– А ты что тут делаешь?

– Я тоже еду, – дерзко отозвалась Сафир. – А ты полагала, что я останусь в городе?

Лейла вскинула подбородок. Сафир забралась на спину верблюда. Острон внезапно почувствовал себя так, будто в пятку ему вонзилась острая длинная колючка. Где-то в стороне был слышен негромкий смех Абу Кабила; хеджины послушно поднимались, приняв на себя всадников, и понемногу устремились к воротам.

– Открывай, – скомандовал Сунгай стражнику, стоявшему на карауле.

– Вы не вернетесь? – спросил тот.

– Вернемся... – ответил Сунгай. – Только, возможно, нескоро.

Стальные створки ворот с лязгом распахнулись; перед ними лежала дорога, залитая лунным светом. Острон миновал арку первым, сразу за ним ехал джейфар, кутавшийся в бурнус песчано-желтого цвета. Одиннадцать всадников оказались на дороге, растянулись длинной цепочкой. Столь разношерстный отряд еще полгода назад удивил бы любого, кто увидел их: представители всех шести племен были в нем.

Теперь, впрочем, никто ничему уже не удивлялся. Ворота города закрылись за спиной последнего всадника, китабского ученого Анвара, чей верблюд слушался его небезупречно, и они оказались предоставлены сами себе. Впереди всех ехали Одаренные: даже Элизбар, косившийся на Сунгая с опаской, оказался рядом с Хансой, который беззаботно насвистывал что-то себе под нос. Сразу за Хансой и Элизбаром пристроилась Лейла, по-прежнему в позе гордого отчуждения, а за ней ехали Басир и Улла. Темные глаза маарри были подернуты дымкой мыслей. Следом ехала Сафир, плотно поджав губы, а еще три человека почти поравнялись друг с другом. Луна освещала рафу Абу Кабила, беспечно скрестившего руки на груди и позволившего своему верблюду идти следом за остальными животными, и лихо повязанный платок Дагмана; между ними, чуть отставая, ехал Анвар.

– Одиннадцать, – заметил Дагман с ухмылкой. – Не очень красивое число.

– Зато оно делится только само на себя, – отозвался Абу.

– И на единицу.

– А, какая разница. Если все пройдет гладко, когда-нибудь нас станет тринадцать.

– А вот это уже совсем некрасивое число.

– Смотря как посмотреть, – безмятежно сказал Анвар. – Многие люди вообще склонны верить в так называемую магию чисел. Весь вопрос в том, что сами числа могут различаться от верования к верованию.

– Умно, – скривился нахуда Дагман. Абу Кабил пожал плечами.

– Если верить пророчеству, – сказал он, – их вообще должно быть шесть. Вшестером они отправятся в Хафиру. А вот уже что будет там... никому не ведомо.

***

В пустыне летние дни необычайно жаркие; все живое стремится спрятаться, чтобы пережить невыносимую жару. Но ночи отличаются, наоборот, холодом.

На берегах Харрод эта разница скрадывалась. Ночь только опустилась на Саид, и небо залиловело над рекой, отражаясь в ее величественных водах. На северном берегу многие люди спали; кто-то, конечно, нес караул, как и всегда, и силуэты кораблей виднелись то тут, то там.

Он стоял у самой кромки воды, держа в руках длинный шест. Так далеко к востоку река была не столь широка, хоть и бурлива; еще дальше располагался огромный ахад, в котором разместили большой отряд воинов, но это место было в самый раз.

Достаточно узкое, чтобы можно было переплыть его на плоту.

Они соорудили плот под его руководством, хотя и пришлось немало потрудиться, чтобы донести до них саму идею; в некоторых вопросах эти создания бывают потрясающе узколобыми. У большинства из них боязнь воды была настолько сильной, что они избегали даже просто подходить к берегу широкой реки.

Он воды не боялся.

По крайней мере, река не нанесет тебе коварный удар кинжалом в спину.

Мой верный слуга, шелестел голос во тьме. Ступай на север. Они идут вдоль берега реки. Уничтожь их. Уничтожь хотя бы самого главного из них.

Он ничего не ответил. Он так давно привык к этому голосу. Скинул плащ прямо на влажную землю; обернулся.

Они стояли, опасливо косясь на воду, в нерешительности, ожидали приказов.

– Тащите его к воде, – приказал он. Среди них возникло неуверенное движение; он поднял шест, угрожающе качнул им. Наконец грязные руки взялись за плот: всего лишь несколько бревен, неуклюже связанных вместе веревкой. Они послушно поволокли плот к реке. Он шел следом, изредка несильно тыкая шедших последними своим шестом. – Быстрее, быстрее. Я же не заставляю вас лезть туда самим!

Шедшие впереди шустро отскочили назад; передний край плота коснулся воды с плеском.

– Запомните, – сказал он. – Асвад здесь. Он в каждом из нас. Делайте то, что он приказывает вам. Скоро мы победим.

С этими словами он, разбежавшись, легко перепрыгнул на плот, который под тяжестью его тела окончательно соскользнул в воду. Какое-то время он балансировал, потом уверенно оттолкнулся шестом от берега. Остальные немедленно отбежали от воды подальше.

Он не оглядывался. Ему было все равно, что с ними станет; он наконец избавился от них.

В одиночестве было проще. Не надо было постоянно ожидать удара в спину. Вряд ли кто-то сумеет ударить тебя в спину, когда ты стоишь на хлипком плоту посреди реки. Темнота позади, темнота впереди. Шест был достаточно длинным, чтобы доставать до дна; река здесь была не слишком глубокой, в любом случае.

Еще пятнадцать минут – и он достиг северного берега. Вдалеке, к востоку, было видно сияние огней ахада. Он швырнул шест в воду. Этот ахад слишком велик: угнать лошадь или верблюда, скорее всего, не получится. Но, быть может, ему попадутся достаточно маленькие селения западнее.

Поправив палаш за поясом, он пошел вперед. Темнота ему не была помехой.

Белые глаза смотрели на запад.

Фарсанг шестнадцатый

Широка, полна водами река Харрод, берущая исток далеко на востоке, в горах Аласванд у Внутреннего моря, и пересекающая Саид. По легендам, именно на берегах Харрод поселился прародитель Эльгазен, от которого пошли шесть племен. Харрод – словно ядро, долина реки плодородна, и больше всего поселений расположено именно здесь; чем дальше от реки, что к северу, что к югу, – тем труднее становится выживать.

Небольшой отряд во главе с Одаренными, не мудрствуя лукаво, отправился по широкой дороге, ведущей вдоль северного берега реки, на запад. Множество ахадов находится впереди, хотя далеко не все маарри предпочитают селиться в долине Харрод; некоторые деревни стоят в богатых оазисах к северу. Об этом они долго говорили в первую ночь пути, и активное участие в обсуждении принимал нахуда Дагман, хорошо знакомый с окрестностями. Было решено, что отряд будет время от времени углубляться в пустыню, чтобы достичь самых больших ахадов в оазисах; большое значение нахуда придавал и слухам, сообщив, что рассказал о цели своего путешествия всем капитанам в порту Ангура. Скорее всего, к тому времени, когда их отряд доберется до берегов западного моря, в таманах уже будут наслышаны о них.

Первые дни дороги проходили мирно и без приключений. Хеджины передвигались размеренным шагом, с которого их было очень трудно сбить, и по кочевничьей привычке по большей части люди молчали, так что чаще всего можно было слышать лишь негромкий степенный разговор между Абу Кабилом и Анваром. Рядом с ними ехал и Басир, но бывший помощник библиотекаря обычно с благоговением слушал. Время от времени слушал и Острон; иногда они говорили об интересных вещах.

– И никто, конечно, никогда об этом не задумывался, – смешливо сказал Абу в тот раз, – почему потомки Эльгазена жили себе на берегах реки, где прокормиться не составляет труда, а потом вдруг три племени взяли и ушли в пустыню. Нет, даже четыре: ведь Китаб не мгновенно очутились в горах Халла.

– Это легенда, Абу, – ответил ему Анвар, чей рассеянный взгляд скользил по холмам, ни на чем не останавливаясь. С тех пор, как покинул Шарру, ученый мало изменился: разве подстриг бороду, ранее достигавшую середины груди. И одежду он по-прежнему предпочитал темных цветов, но в дороге приходилось носить светлый бурнус.

– Легенда, в основе которой лежат реальные события, – возразил кузнец. Это были их типичные позиции: Абу в разговоре оживлялся, размахивал конечностями и часто повышал голос, тогда как Анвар продолжал мечтательно смотреть вперед и отвечал ровным тоном. – Зачем Мубарраду, Джазари и Сирхану понадобилось уходить в пустыню?

Ученый китаб спокойно пожал плечами.

– Для чего обычно люди уходят в пустыню или в горы, Абу? Вообще в места, малопригодные для жизни? Я скажу тебе: в поисках духовного просветления. Я вижу, ты о многом прочел в библиотеке Тейшарка, но я искал ответы не в книгах, которые суть вторичны, а у памятников седой старины.

– Хочешь сказать, в Шарре были ответы на все вопросы, – вскинулся Абу Кабил с вызовом. – Хорошо, скажи мне, господин Анвар, были ли в Шарре сведения о темном боге и безумцах, которые ему служат? Вот это знания, в которых мы сейчас остро нуждаемся!

– Город Шарра возник несколько тысяч лет назад, – произнес Анвар. – Люди долгое время жили там, но потом покинули его, – возможно, когда река Шараф пересохла окончательно. На старом месте они оставили много разных вещей, которые, должно быть, тогда не имели для них ценности. Больше всего ответов предоставили мне их фрески, которыми покрыты стены храма Шарры, хотя были и кое-какие древние тексты в глубинных хранилищах.

– Так что с одержимыми?

– Жители Шарры, – невозмутимо продолжал китаб, – воевали с каким-то народом, предположительно с одержимыми. В их текстах упоминается и Суайда, где сказано, что Суайда избрал путь, противоположный пути Эльгазена. Кстати говоря, на их языке предки племен называли одержимых другим словом.

– ...В общем, ничего более интересного ты там не нашел, – перебил его Абу. – И ради чего было там копаться целых десять лет? Все эти годы ты рассматривал какую-то мазню на стенах?

– Господин Абу, – робко встрял Басир, – ты просто не видел этих фресок! Это настоящие шедевры, а вовсе не какая-нибудь там мазня.

Кузнец только отмахнулся.

– Ну, я узнал, – сказал Анвар, и Острон про себя удивился: невозмутимость китаба было так просто не поколебать, – что когда-то одержимые были вовсе не безумными. Это был просто иной народ, со своим языком и культурой. Война шла много лет без особых результатов, но когда у племен появились первые настоящие Одаренные, они и принесли нам победу.

– То есть, Одаренные были не всегда? – спросил Острон.

– Одаренные появились тогда, когда в них была нужда, – отозвался китаб. – Кстати, возможно, это обрадует вас. Из старых текстов Шарры я узнал, что у безумцев тоже были свои Одаренные. Но Эль Масуди и другие Одаренные богами предприняли поход на юг и разгромили их, после чего одержимые очень долго не появлялись в Саиде.

– Значит, это правда, – пробормотал Острон, бросив взгляд на Сунгая; джейфар вроде бы ехал чуть в стороне, но поворот его головы ясно давал понять, что он тоже внимательно слушает. – О том, что у темного бога на каждый Дар есть свой ответ.

– Точнее сказать не могу, – покачал головой ученый. – Признаться, меня не столько интересовали безумцы, сколько история наших племен. Наверное, это было несколько опрометчиво с моей стороны.

Острон и Басир, переглянувшись, улыбнулись друг другу. За недолгое время, что они знали Анвара, они успели выучить его основные повадки; это было так в духе ученого китаба, на всю жизнь смотреть лишь как на предмет изучения. Анвара было невозможно представить в бою: скорее всего, даже находясь в смертельной опасности, он лишь сказал бы что-нибудь вроде "это было несколько опрометчиво с моей стороны, ввязываться в такую драку".

Тем вечером они прибыли в крупный ахад Каммал на побережье Харрод, и его жители как раз возвращались с полей, когда небольшой отряд во главе с Остроном и Сунгаем оказался на главной улице. Люди мгновенно обратили внимание на приезжих: для начала, в то время мало кто направлялся на запад, от Ангура, и к тому же, в их группе были представители всех племен, и потому сразу становилось ясно, что это стражи Эль Хайрана (а разбойники предпочли бы остаться незамеченными).

Нахуда Дагман, как и говорил, был знаком со старейшиной ахада, длиннобородым согбенным стариком, и объяснил ему, для чего они приехали. Старейшина Норудин в ответ скорбно покачал головой: в их ахаде нет Одаренного, а если бы и был, они бы уже давно отправили его в Ангур, в войско. Что до слухов, то, конечно, народ сказки сказывает, но поди разберись, что из этого хотя бы тень правды, а что чистая ложь.

Острон в тот вечер был расстроен. Они устроились на постоялом дворе Каммала, где для них едва нашлись места: большинство других путешественников, правда, направлялось в противоположную сторону, на восток. Острон делил небольшую комнатушку с Сунгаем и Уллой, но Сунгай почти сразу ушел на пристань, разговаривать с птицами, и Острон надолго не задержался, отправился за ним следом. На первом этаже в зале собрались и местные жители, и приезжие вперемешку, и его глаза отметили Дагмана, о чем-то разговаривающего с высоким маарри в полосатом платке-мауде, а за одним из столиков – Лейлу и Элизбара; ассахан что-то негромко говорил девушке, та хмурилась все сильней, и Острон как раз увидел, как она с размаху ударила его по щеке. Лейла точно может постоять за себя, отстраненно подумал Острон и выскользнул наружу.

Сунгай стоял на каменной пристани, к которой в это время были пришвартованы лишь местные рыбачьи лодчонки, и на его вытянутой руке сидело сразу четыре небольших птички. Когда Острон подошел к нему, птички дружно вспорхнули и улетели; джейфар не обернулся, остался стоять, глядя на реку.

– Я думаю, – хрипло произнес Острон, – не совершили ли мы ошибки.

– Отчего, – без вопроса в голосе отозвался Сунгай.

– Если у этих двоих Дар уже проявился, то они бы наверняка сами отправились в Ангур, а если нет, то мы можем пройти мимо и так и не узнать этого. Для чего мы отправились в путь?

– Я тебе вот что скажу, – ответил джейфар, сложив руки на груди. – Никогда ничего не добьешься, сидя на одном месте. В Ангуре мы сейчас не нужны. Мы должны использовать это время, до конца лета, чтобы отыскать маарри и китаба, и даже если в итоге окажется, что мы зря отправились в путь, это лучше, чем если бы мы сидели за стенами города и ждали непонятно чего. К тому же, ты не думаешь, что судьба сама приведет нас?

– Судьба, – пробормотал Острон.

– Разве не случай свел нас вместе? Тебя и меня. И хотя в нашу первую встречу никто еще и не догадывался о том, что ты тоже Одаренный, боги не дали нам разминуться. Кстати, а Одаренный Хубала и вовсе может быть вынужден оставаться на месте, ожидая нас: ведь ты знаешь, они не могут изменять судьбу, только предвидеть ее.

– Да, – немного неловко отозвался Острон, переминаясь с ноги на ногу. – Должно быть, очень скучно быть Одаренным Хубала: все знаешь наперед. Никакого азарта.

Когда они вдвоем вернулись на постоялый двор, в общем зале было еще оживленней, чем прежде; оглядевшись, Острон не увидел здесь только Сафир, все остальные его спутники находились внизу, смешавшись с толпой. А народу было много. Люди сидели за низкими столиками с пиалами, кто-то и вовсе устроился прямо на полу; на одном из столиков обнаружился Улла, он сидел прямо на столе, скрестив ноги, с барбетом в обнимку и что-то играл. Острон улыбнулся себе под нос: Улла в последнее время был совсем мрачен и почти не разговаривал, так что видеть друга снова с музыкальным инструментом и песней ему было отрадно. Неподалеку от Уллы сидел и Басир, о чем-то споривший с Хансой, возле которого со скучающим видом устроилась Лейла. Абу Кабил, нахуда Дагман и Анвар заняли столик у окна. Смотрелись они потешно: Абу был в ударе и бурно размахивал руками, доказывая что-то китабу, который качал головой и изредка вставлял свои невозмутимые комментарии, а Дагман вроде бы слушал только вполуха, занятый содержимым своей пиалы. Сунгай, постояв на пороге, подошел к ним, и Острон увязался следом, уселся на квадратной подушке рядом с нахудой.

– ...тогда, получается, они превосходят нас? – уловил он окончание фразы Абу. – И все, что мы делали, с самого начала было неверным. И победа в той войне не была победой в полном смысле этого слова, а заставила нас пойти не по той дороге. Только теперь поворачивать назад уже поздно, не считаешь? Мы слишком далеко ушли.

– Превосходят? – спокойно ответил Анвар, бросив взгляд на Острона. – Ты издеваешься надо мной, Абу. Их ждет поражение, с вероятностью... в общем, с большой вероятностью.

– Абу, – встрял Дагман, склоняясь к кузнецу, – арака хочешь?

– Я эту пиалу еще не выпил, – начал было Абу, но, заглянув в свою чашку, обнаружил, что она пуста. Дагман подмигнул ему.

– О чем это вы разговариваете? – полюбопытствовал Острон. Все трое дружно посмотрели на него; потом Абу пожал плечами.

– Наш дорогой друг Абу Кабил пытается доказать мне очередную глупость, – все с тем же невозмутимым видом сообщил Анвар. – Но у меня есть подозрения, что этим он лишь хочет вовлечь меня в бессмысленный спор, чтобы поглумиться.

Острон ничего на это не ответил; он заметил и Элизбара, который с самого начала пути демонстративно держался особняком и теперь занял другой столик. Ассахан был не один; за его столиком сидел тот самый высокий маарри в полосатом мауде, с которым раньше разговаривал Дагман.

– Нахуда Дагман, – сказал Острон, – кто этот человек? Ты знаешь его?

– А?.. – отозвался тот. – Я ведь говорил больше не звать меня нахудой. А то тоска по прежней жизни окончательно овладеет мной, и в первом же попавшемся порту я подамся в матросы на любой задрипанный джехази!

– Так ты знаешь этого человека?

– Какого?

– Который разговаривает с Элизбаром.

– Нет, – беспечно ответил Дагман. – Какой-то местный парнишка. Спрашивал меня, правда ли мы все Одаренные. Я пояснил ему, что я всего лишь бывший моряк, так что, наверное, теперь он радостно пристает с расспросами к ассахану.

Тем временем песни Уллы становились все разухабистей; кто-то из слушателей начал хлопать себя по коленям, и в темном зале началось движение. Острон узнал мотив и невольно улыбнулся: когда-то они с Сафир танцевали под эту музыку далеко на юге. Сколько лет назад это было?.. Кажется, что с тех пор прошли века.

И интересно, что же делает Сафир. Сидит в полном одиночестве в пустой комнате? Наверняка ей слышны звуки музыки и гомон толпы внизу...

Снялся с места Элизбар, подошел к Басиру... а нет, конечно, пронырливого ассахана Басир нисколько не интересует: Острон не слышал, но видел, как резко изменилось выражение лица Лейлы со скучающего на надменное. Никак ассахан пригласил ее на танец, но девушка отказалась. В следующее мгновение их глаза встретились: Острон спешно отвел взгляд, делая вид, что вовсе и не смотрел на нее. И последнему идиоту ясно, чего она хочет. Потом и вовсе встал и вышел на улицу, потому что в зале ему вдруг показалось душно.

Он вздрогнул, когда дверь за ним снова открылась, выпуская наружу второго человека; оглянувшись, обнаружил, что это Элизбар. Тот явно не ожидал такой встречи и неловко пробормотал что-то себе под нос, отошел в сторонку и опустился на старую скамью, стоявшую под навесом, почти спиной к Острону. Острон уставился в темноту, туда, откуда доносился плеск реки. Раздался шорох, потом негромкая ругань; оглянувшись, он обнаружил, что Элизбар держит в руках трубку, а огниво, видимо, позабыл в комнате.

Не задумываясь, Острон протянул руку. На кончике указательного пальца засиял крошечный огонек.

– Спасибо, – неохотно буркнул Элизбар. Острон пожал плечами и отвернулся снова.

– Не за что.

– Ты прямо факел ходячий.

– Ханса меня так и называет.

Неловкий разговор завял. Из здания постоялого двора волной лилась музыка; кто-то, должно быть, достал дарбуку, и слышались голоса поющих людей. Может, для странствующего поэта-аскара это было недостаточно возвышенное занятие, но великие вещи начинаются с малых. Возможно, когда-нибудь Улла действительно станет знатным аскаром, будет путешествовать по Саиду и исполнять саги собственного сочинения.

– Я не очень давно узнал, что владею Даром, – сказал задумчиво Острон, поднимая руку; на кончиках его пальцев ярко всполыхнули белые огоньки и тут же угасли. – Едва ли год назад. Не могу сказать, правда, что был тогда очень рад... кажется, твой Дар тебя тоже не радует.

Элизбар еле слышно фыркнул.

– Это как насмешка, – отозвался он. – Всю мою жизнь.

– Насмешка?..

– Ну например, пару раз мне доводилось спасать людей, которых я мечтал убить. Знал бы ты, насколько по-идиотски я себя тогда чувствовал.

– Но это так... великодушно, – возразил Острон, вспомнив Аделя; временами, еще когда они жили в Тейшарке, Острону действительно хотелось прибить его, но как бы он был счастлив, если бы был в состоянии спасти Аделя в ту роковую ночь!..

– Великодушно, – рассмеялся Элизбар. – Я был вынужден это делать, идиот. Все в округе знали, что я Одаренный. Если бы я отказался... я ушел и с тех пор скрывал свой Дар, сколько мог. Порой, правда, приходилось подрабатывать лекарем, но постоянно этим заниматься было нельзя, потому что во всяких там травках и прочей лекарской премудрости я нисколько не разбираюсь.

– ...Но ты не разбойник, – произнес Острон. – И ты скитался по Саиду один все это время?

– Жизнь, полная приключений, – Элизбар взмахнул рукой, в которой держал трубку, распространяя дым. – Разве не об этом мечтают мальчишки вроде тебя?

Острон вздохнул.

– Когда-то я мечтал об этом. Пока не узнал, что это такое.

– Я работал в портах Харрод. Торговал с марбудами, охранял их караваны вместе с другими наемниками, даже пару месяцев провел в Визарате на стройке, но по сравнению с китабами я лишь бестолковый разнорабочий, так что все, что они мне поручали, было таскать какие-то ведра и камни.

– Но ты мог приехать в город вроде Ангура, устроиться там и использовать Дар, – заметил Острон. – Разве каждый второй пришедший к тебе человек оказывался бы врагом?

– Я не просил Ансари об этом проклятом Даре! – поднял голос Элизбар. От резкого взмаха из его трубки вылетела крошечная искорка. – В моей жизни был только один момент, когда он мне был нужен, но в тот момент я еще не знал о том, что он у меня есть.

– Я впервые использовал Дар, когда одержимые убили моего друга, – негромко сказал Острон. – Если бы я смог сделать это хотя бы на полминуты раньше, я спас бы его. Но я смотрел, как он умирает, и только потом вокруг меня вспыхнул огонь. Пожалуй, тогда я тоже был совсем не рад своему Дару...

Элизбар хрипло рассмеялся.

– Интересно, – сказал он, – у всех ли Одаренных так бывает. Хотя готов поспорить, у джейфара было иначе. Моя мать умерла от лихорадки, с которой не справились лекари, а на следующий день я открыл свой Дар.

Острон молчал. На какое-то мгновение все вокруг показалось ему сном; где-то за спиной хохотали и пели люди, а спереди еле слышно плескали воды Харрод, а он стоял на нагретых за день камнях террасы, и рядом с ним сидел другой человек, которого он почти не знал – но Острону вдруг показалось, что он давно знает его.

– Но ведь Дар останется с тобой на всю жизнь, – произнес Острон. – Скольких людей, близких нам, мы еще сумеем защитить?..

Элизбар резко поднялся на ноги. Постоял, вытряхивая пепел из трубки. Острон оглянулся на него; теплый свет проникал из окна постоялого двора и золотил темные волосы ассахана. Тот посмотрел в сторону реки и убрал трубку в карман жилета.

– Этот Абу Кабил, – вдруг сказал он.

– Что?

– Кто он такой?

– Почему ты спрашиваешь? – удивился Острон. Элизбар только передернул плечами, и Острон послушно добавил: – Он был кузнецом еще в Тейшарке. Очень хорошим, кстати. Это он выковал один из моих ятаганов, а однажды он даже спас мне жизнь, когда я был серьезно ранен. Он ведь тоже ассахан, хоть и не Одаренный.

Элизбар вздохнул.

– Ладно, не бери в голову, – наконец сказал он. – Просто этот Абу Кабил, он... странный.

– Он очень умный, – осторожно сказал Острон. – Умнее, чем кажется на первый взгляд.

– Да я не о том... а, – ассахан махнул рукой и повернулся, направившись к дверям постоялого двора. – Не объяснишь тебе.

Острон недоуменно пожал плечами и пошел следом. Духота зала резко окутала его дымным облаком, оглушила людским гомоном; он отыскал взглядом столик, за которым остались только Сунгай и Анвар, осторожно по стенке пробрался к ним. Остальные танцевали. Острон рассмеялся, обнаружив, что Лейла весело подпрыгивает в танце с Абу Кабилом: и чего странного в нем нашел Элизбар?.. Сунгай протянул ему пиалу.

– Наконец-то Улла оживился, – прокричал ему Острон, стремясь перекрыть гул голосов и музыку. – Надеюсь, сегодняшний вечер пойдет ему на пользу.

Джейфар с сомнением покачал головой.

***

Все было готово. Палящее солнце понемногу опускалось за горизонт; скоро время выступать. Этот оазис находится не так далеко от реки Харрод, всего две ночи на лошади – и он достигнет города. Возможно, остальным понадобится больше времени... не считая, конечно, Абу Катифы и Набула.

Все было готово, но он по старой солдатской привычке проверил, хорошо ли затянута подпруга, достаточно ли остро наточен ятаган. Они говорят, что может простая сталь сделать против их оружия? Но он всегда, с детства верил, что в ятагане есть душа. Есть честь и благородство, присущее только обычному булату, то, чего нет и никогда не будет у мерзкого оружия гор Талла. Главное – не уподобляться этим безумным людям. Не потерять свою душу, то, что делает тебя человеком. Лицемеры! Они утверждают, будто тоже следуют пути Катариан. Но еще со времен Эльгазена известно, что это не так.

Великий Тирнан Огг, живший тысячи лет назад, говорил, что душа делает человека человеком. Они помнят эти слова и соблюдают его заповеди. Они уже достигли многого; время покажет, что они были правы, когда они победят тех, кто укрылся в Талла.