Текст книги "Лиловый (I) (СИ)"

Автор книги: . Ганнибал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 49 страниц)

Спокойным то утро, впрочем, назвать было никак нельзя. Не успели они проехать и фарсанга, как Исан предупредил их:

– Поблизости враги.

Они приготовились к бою и какое-то время ехали быстрой рысью, в любой момент ожидая появления недруга; потом Исан сообщил Острону, хмуря брови:

– Они держатся на расстоянии, но едут в одном направлении с нами. Скорее всего, они что-то задумали.

– Это по-прежнему... твой брат? – уточнил Острон.

– Да, и человек из дома Эмин, – кивнул Исан. – Тот, который управляет ветром. И с ними не меньше трех десятков чистокровных слуг Асвада.

– А долгар?

– Я не чувствую его присутствия.

– В таком случае наши силы даже превосходят их, – пробормотал Сунгай, ехавший с другой стороны. – Признаться честно, сейчас я опасаюсь только долгаров. Их еще двое осталось, верно, Исан?

Тот просто кивнул. Они придержали лошадей, перешли на шаг, чтоб дать им отдышаться; Острон и Сунгай переглядывались, каждый думал, что предпринять.

– Если нам удастся уничтожить хоть одного из них, неважно, кого, – заметил Острон, – это будет очень хорошо.

– Да, но если мы попытаемся устроить за ними погоню, они непременно заведут нас в руины Тейшарка.

– Нам ничего не остается, кроме как ехать своей дорогой. Если они нападут – это, конечно, другой вопрос...

И они ехали так целый день; солнце в тот день было необычно низко над горизонтом, затянутым привычной уже серой мглой, и тусклое пятно светила еле пробивалось через нее. Все были напряжены, и на отдых они не останавливались; темнеть начало рано, но Сунгай не желал становиться лагерем, пока не стало настолько темно, что было сложно разглядеть холку собственной лошади.

– Возможно, это и есть их цель, – заметил Искандер, хмуро оглядывавшийся в сторону, в которой, – теперь все уж это знали, – находился неприятель. – Измотать нас, пока мы не начнем падать от усталости.

– До стены Эль Хайрана не больше пары фарсангов, – сказал Сунгай. – Эту ночь нам придется провести так. Назавтра мы уже точно пересечем ее, а в Хафире... можно будет попробовать атаковать их самим.

– Там будет видно, – буркнул Острон, который бывал в Хафире, в отличие от джейфара. К тому же Острона беспокоила эта мгла, но он предпочитал молчать и не пугать остальных. И солнце... он всю жизнь кочевал по Саиду и знал, что далеко на юге оно действительно днем поднимается ниже, чем к северу, хоть и никто никогда не мог объяснить причины, – старики в племени обычно бормотали что-то про темного бога, – но в последние дни Острон заметил, что беспощадное светило Саида еще ближе к северному горизонту, чем всегда.

"Что, если темный бог стал настолько силен, что может уничтожить солнце", однажды подумал Острон и даже сам испугался этой мысли; потом к тому же он вспомнил свой старый сон... не сон, а почти видение, когда он больше года назад валялся без сознания в Тейшарке, смертельно раненный, и этот мир, который он видел...

Пустой мир, над которым не было даже неба.

Ночь немного рассеяло пламя двух костров, вокруг которых собрались встревоженные люди. Алия велела сразу десятерым стоять на карауле, не терять бдительности. Несли стражу и Бел-Хаддат с Дагманом; обоих Северные стражи в последнее время особенно уважали. Поначалу они находились на разных концах лагеря, но неспешным шагом обходили его, бдительно вглядывались в темноту.

В глухой час эти двое сошлись в темноте за освещенным кругом костра, и Бел-Хаддат вроде бы остановился, чтоб закурить самокрутку, вынутую из хадира, а Дагман встал рядом за компанию.

– Каин уходит первым, – еле слышно произнес нахуда. – Я следующий.

– Приказа еще не было.

– И так очевидно, что пора уходить. Квинн ушел. Становится небезопасно.

– Я так понял, что Ангур уже взят.

– Вчера утром, – согласился Дагман. – Они пока еще не знают. Так ты уходишь?

– Да, – коротко ответил Бел-Хаддат. Самокрутка вспыхнула точкой в темноте. – На Венкатеше ты был последним, Эохад. Здесь последним буду я.

– Как знаешь.

И они разошлись, по-прежнему глядя в ночь.

Острон никак не мог уснуть; на самом деле он почти боялся закрывать глаза и оттого уже добрый час следил за тем, как передвигаются фигуры часовых по краям лагеря, и мучительно в тысячный раз продумывал, каким образом они будут атаковать врагов, когда пересекут стену Эль Хайрана. Сафир беспокойно спала у него под боком, свернувшись по-кошачьи, и о ней он тоже думал; о чем же она без конца шепчется с Лейлой? Лейла и Элизбар в то время несли вдвоем караул у одного из костров, и девушка подкладывала в пламя сухие ветки саксаула, а ассахан сидел, сгорбившись, и будто бы дремал, хотя Острон прекрасно знал, что это не так. Возле другого костра сидел Исан с двумя Северными стражами, гревшими руки, и наверняка собирался сидеть так всю ночь: только Исан мог сразу предупредить их о приближении врага, потому что в отряде Муртазы не было ни одного марида, которых из-за их Дара чуяли Острон и еще двое стражей. Пламя делало его белое лицо чуть рыжеватым. Острон все не закрывал глаз и видел, время от времени бросая в ту сторону взгляды, что белоглазый все так же сидит, устало нахохлившись.

Исан чувствовал перемещения Муртазы и его отряда. На месте они не оставались: наверняка специально желали держать его в напряжении всю ночь, что самому Муртазе было сделать до смешного легко: почти с рождения младшего брата Исана преследовали жуткие кошмары, не дававшие ему спать спокойно, и оттого он приучил себя не спать по несколько ночей подряд и лишь потом, наевшись сухой травы хурр, в большом количестве росшей на склонах Талла, засыпал недолгим, но очень крепким сном.

Тридцать четыре всадника, – судя по скорости их перемещения. Исан несколько раз перепроверял себя, но их действительно было тридцать четыре, и они то и дело приближались буквально на несколько касаб, чтоб потом тут же отдалиться, объезжали лагерь Одаренных по кругу, словно стерегли добычу. Ощущение их присутствия было сродни тому, что чувствуешь, когда позади тебя вплотную кто-то стоит. Тридцать четыре руки, протянутые к спине Исана; он не мог не нервничать, ощущая себя в опасности, боясь, что вот-вот эти руки действительно коснутся его, вонзят в ничем не прикрытую спину по кинжалу.

Время тянулось для него, словно раскаленная проволока. Он уже почти жаждал наступления утра: тогда они тронутся в путь, в движении это мерзкое ощущение рук за спиной немного рассеется, а там они пересекут проклятый Эль Хайран и...

В очередной раз поменялись караульные; сидевшие рядом с ним двое стражей уступили свои места другим. За соседним костром ассахан и его женщина ушли спать, – хотя Исан знал, что ассахан долго не уснет из-за подспудного страха вновь услышать голос Асвада, – и вместо них уселись другие двое, молодой курчавый китаб и бородатый маарри.

Исан никому из них не доверял, и самому Острону тоже, хотя со временем у белоглазого зародилось странноватое уважение к идиоту-нари, ведущему себя так нелогично; он постоянно бессознательно ждал от них нападения, угрозы, но беспощадная логика привела его к этому положению. Исан сдался на их милость: теперь он не имеет права сомневаться в них. Скорее всего, когда Асвад будет побежден, он сам станет таким же нелогичным, как они, и эта мысль тоже кое-что значила. Он честно пытался понять их, потому что считал, что ему это вскоре пригодится, но труднее всего было понимать отношения, связывавшие Острона и его жену (то же самое касалось ассахана, но в меньшей степени). Исан никак не мог взять в толк, как можно ценить чужую жизнь настолько выше собственной.

Быть может, когда Асвад исчезнет, он научится так же?..

Понемногу усталость взяла над ним верх, и он не заметил, как задремал. Исану никогда не снились сны, ни разу в жизни; и теперь просто все мысли куда-то исчезли, и вокруг него воцарилась холодная пустота.

Леарза и Искандер в молчании сидели у соседнего костра, и маарри угрюмо смотрел, как пляшут язычки пламени; темный бог снова разговаривал с ним, хотя Искандер дремал совсем не крепко. Больше уж враг человечества не принимал облика Раяны, ему этого не было нужно. Картины, которые темный бог показывал ему, были временами больнее даже вида умершей дочери.

Этой ночью темный бог вкрадчивым бесплотным голосом, который так хорошо уже знал Искандер, сообщил: Ангур пал.

Искандер смотрел в пламя и думал, как трудно временами не поддаваться и не верить в эти слова.

Голова сидевшего рядом с ним Леарзы между тем была забита совершенно другими вещами. Леарзе никогда не снился темный бог, он даже смутно представлял себе, что могут видеть в снах, которых так боятся, Одаренные; Леарза думал, отчего солнце вращается вокруг Саида. Острон не знал, что молодой китаб тоже давно уже заметил это странное поведение светила, и оно заинтересовало его: теперь он сидел возле костра и веточкой, позабывшись, рисовал всякие знаки в песке. Он нарисовал прямую линию и поставил над ней точку. Если Саид – это ровная прямая поверхность, то солнце должно с южной ее стороны быть видно только далеко к северу. Совпадает... но отчего оно так низко? А если Саид круглый, то... он затер прямую и нарисовал шарик. Нахмурился.

– Круглый, – пробормотал себе под нос Леарза. Искандер покосился на него, но ничего не сказал: все уж давно привыкли к маленьким странностям китаба.

"Должно быть, оно стало ниже, потому что опустилось, – думал Леарза. – Вполне возможно, Острон и Сунгай постоянно повторяют, что темный бог становится сильнее, может, он хочет уронить солнце на землю. Оно же горячее, вот дел-то будет! ...Хотя зачем темному богу ронять солнце? Ведь если оно действительно упадет, Саид превратится в огненное море. Даже безумцы не смогут жить здесь. – Он поколупал веточкой свой рисунок. – Нет! Если бы солнце опустилось, было бы куда жарче, но в пустыне осень, и по-прежнему холодно. Тогда, тогда..."

Он не успел додумать: раздался крик с границы лагеря. Леарза вскинул голову и только смог раскрыть рот: он видел, как на одного из стражей, несших караул, вдруг из темноты вылетел огромный всадник на вороном коне и одним взмахом снес тому голову.

– Атака! – закричал другой страж, выхватывая из-за пояса ятаган. В следующее мгновение все перемешалось, не пойми откуда вылетел сам Бел-Хаддат, будто и не спал вовсе, и ясно всполыхнуло пламя Острона; оно быстро угасло, но Исан уже тоже был на ногах, и на его бледном лице было знакомое сосредоточенное выражение, так что вскоре пламя снова брызнуло во все стороны, развеивая мрак. В ту же секунду поднялся ветер, взметнул целую волну песка; люди кричали, Леарзу и вовсе сшибло с ног, а когда он сумел подняться, то обнаружил, что оба костра засыпало.

– Проклятье! – в темноте орал Острон. – Не давай ему использовать ветер, Исан, их все равно немного!

Леарза бросился к своему мешку, лежавшему в сторонке, кое-как в суматохе нашарил его и спешно вытащил оттуда длинную шероховатую штуковину. Две таких штуки он приберегал на крайний случай, но решил, что теперь она пригодится, как никогда; он спешно поджег фитиль об еще тлеющий уголек костра и отбежал в сторону. Фитиль был короткий, Леарза про себя сосчитал до трех, и тут что-то с ужасающим ревом взлетело в небо; сражающие на несколько мгновений смешались, никто не понимал, чья это атака, но наконец высоко над ними вдруг вспыхнул настоящий фейерверк.

Фейерверк выбелил поднятые людские лица. Первым опомнился нахуда Дагман, с криком бросился в атаку. В небе прозвучал новый взрыв, и еще один. Дракон, как называл эти штуки про себя Леарза, будет гореть еще целую минуту, рассеет темноту. Кидать звезды Леарза опасался: враг налетел неожиданно, и свои быстро смешались с чужими, и кто-то даже успел занести клинок на самого китаба, но он ловко перекатился по земле и спрятался в кустах саксаула, где спешно вытащил из мешка, который все это время прижимал к животу, арбалет.

Исан был вынужден стоять посреди сражающихся конников и пеших бойцов, и у него не было времени даже побеспокоиться о собственной жизни: Муртаза явно пытался отобрать контроль у старшего брата, и вся концентрация Исана уходила на то, чтоб удержать власть. Он не заметил, как из темноты, из-под падающего зарубленного коня безумца вдруг вынырнул Бел-Хаддат и принялся прикрывать его, не позволяя атакующим подобраться к белоглазому. Не очень далеко от них сражался и Острон, который был не в состоянии использовать свой Дар, но все же оба его ятагана мелькали с такой скоростью, что никто не мог задеть его. Сразу четверо всадников приблизились к нему, но холодный высверк в мгновение остановил одного, вспоров горло коня, другая лошадь встала на дыбы, а нари вдруг проскользнул под ней и резко выбросил ятаган, отсек ногу всадника. Оставшиеся двое попятились.

Еще один сидел на лошади, не вступая в драку, и в его руке было зажато короткое копье. На темном его лице был оскал; бешеные глаза следили за мечущейся фигурой Одаренного Мубаррада, и коротко дергалась рука с оружием. Наконец он замахнулся, готовый швырнуть копье в Острона, который в тот момент схватился с последним противником; на груди безумца зияла кровавая рана, оставленная ятаганом работы Абу, рубившим кольчуги, но он будто знал, что другой целится в Острона, и вцепился в нари обеими руками, бросив собственный палаш, только чтобы задержать юркого врага.

Копье было кинуто, но в то самое мгновение чужая рука поймала темнолицего безумца за запястье, и оно бессильно уткнулось в песок недалеко от лошади; темнолицый почуял, как острый кинжал ударил его в бок, но не смог пробить кольчугу. Вместо того, чтоб сбросить врага с крупа коня, он пришпорил лошадь, и та, заржав, сорвалась с места.

– Ты ведь эмин, верно, – хрипло прошептала она ему на ухо, обхватив за шею. Безумец не отвечал, попытался поймать ее, но она уже вцепилась в него со спины, навалилась на него всем весом, пригибая его к шее лошади; животное занервничало от возни и перешло на неровный галоп. – Пришел твой час, дрянь.

Сил ей недоставало, но упорства – вполне; эмин отчаянно вертелся, пытаясь сбросить ее с себя, только не получалось, он потянулся за палашом в ножнах, но обнаружил, что она успела когда-то вышвырнуть оружие, а ее руки все давили и давили на его шею. Безумец начал задыхаться. Раскрыл рот, не в силах издать ни звука, тут что-то все же хрустнуло, и он обмяк.

Одного она не рассчитала: то ли потерявший сознание, то ли действительно мертвый эмин соскользнул с лошади, а она не успела отпустить его и рухнула вместе с ним.

Тем временем драка подходила к концу. Неразборчивый крик на чужом языке заставил всадников на вороных конях ретироваться; в запале бойцы племен ринулись было следом, но закричал Сунгай, быстрее всех опомнившийся, и они остановились, собрались вокруг него.

– Свободно, – невнятно пробормотал Исан, отдуваясь, и опустился на оставленное кем-то седло возле потухшего костра. Острон тем не менее понял его и передернул плечами, на которых поднялся высокий язык пламени и осветил собравшихся. Из кустов выполз Леарза, весь перепачканный и взъерошенный, подошел к остальным; в его руке все еще был арбалет, за ту ночь сваливший четырех лошадей.

– Все ли на месте? – крикнула Алия, оглядываясь. Северные стражи сбились в кучу около нее, она лихорадочно пересчитывала, потом издала глухой стон досады. – Четыре человека... трое раненых, господин Элизбар!..

– Уже, – буркнул тот, склонившийся над лежавшим в песке человеком. Острон и Сунгай тоже оглядывались, отыскивали взглядом своих и удовлетворенно кивали. Ни царапины не было ни на Вороне, ни на Исане, которого тот так и прикрывал все время; Абу Кабил сердито рассматривал порванный на спине бурнус, но крови на плаще не было, а на щеке Лейлы уже только тонкий след остался, и тот таял с каждой минутой. Ханса, поймав на себе взгляд Острона, гоготнул:

– Он думал задавить меня лошадью, а я поймал ее за передние копыта и отшвырнул.

– Значит, потеряли четверых, – нахмурился было Сунгай, но тут Острон воскликнул:

– Сафир! Где Сафир?

В мгновение ока воцарился настоящий переполох; люди бегали вокруг разворошенного лагеря, заглядывали в лица убитых, – почти все они были одержимыми, – кричали. Исан в ответ на вопрос Сунгая кивнул на запад:

– Они быстро уходят в ту сторону. Других я не чую.

Наконец, когда каждая песчинка вокруг места сражения была перевернута, Острон в отчаянии опустился на колени, где стоял, и схватился за голову.

– Идиот, – буркнул на него Ворон, – если ее нет, значит, она жива. Возможно, в темноте отбилась и плутает где-то неподалеку.

Эти слова немедленно всколыхнули в груди нари острую надежду; он вскочил и принялся озираться, будто мог почуять ее, как безумцев чуял Исан. Сунгай окликнул его:

– Хамсин поищет!

– Я не могу ждать, – отозвался Острон, подбегая к своей лошади. – Только подумаю, что она...

– Острон, – в голосе Сунгая скользнула до непривычного властная нотка. – Стой. Исан говорит, поблизости врагов нет, а те, что нападали, удирают от нас в Тейшарк. Не хватало мне еще потом тебя искать! Если... если Сафир в порядке, то с ней ничего и не должно случиться в ближайшие десять минут, а я тебя уверяю, Хамсин быстро отыщет ее. Темнота – ее стихия.

– Надо же, джейфар руководствуется логикой, – заметил себе под нос Исан.

– А если она ранена? – воскликнул Острон, заставив белоглазого фыркнуть.

– Ты все равно не найдешь ее раньше Хамсин.

Все-таки еще полчаса показались Острону настоящей пыткой; остальные тоже нервничали, все суетились и не понимали толком, что делать. Алия первой сориентировалась и велела своим бойцам отнести четверых погибших в сторону, где они были уложены в ряд; Острон не сразу отреагировал, когда Алия попросила его предать их тела огню, но потом все же пошел с ней. Неподалеку от собравшихся вокруг вновь разожженного костра людей вспыхнуло яркое белое пламя: Острон, когда нервничал, почти всегда вызывал пламя белого цвета, очень жаркое, это уже почти все знали.

Наконец в небе ухнуло, и на плечо Сунгаю опустилась Хамсин. Она повертела головой, пока нари, услышавший ее голос, бегом возвращался назад. Он только подбежал к Сунгаю, когда тот обернулся к нему и сказал:

– Поблизости ее нет, но Хамсин видела вороного коня, – судя по всему, это их, – и валяющегося рядом убитого. Хамсин думает, что Сафир убила этого безумца, но куда она делась потом...

– Сунгай, – почти простонал Острон. – Мы должны найти ее!

– Я знаю, – нахмурился Сунгай. – Я думаю... нам нужно отправиться туда.

Они быстро собрались и тронулись в путь; хотя уже казалось, что ночь давно должна пройти, утро все никак не разгоралось, лишь еле заметно светилась багровая полоса на северо-востоке. Снова принялась дрожать земля под ногами. Лошади нервничали и время от времени ржали.

По-прежнему в полной темноте они отыскали место, о котором говорила Хамсин; циккаба взволнованно ухала и уселась на спину одинокой лошади, а чуть поодаль от нее действительно лежало тело. Подойдя к нему, Исан некоторое время вглядывался в оскалившееся в посмертной ярости лицо и потом сказал:

– Я помню этого человека. Это Ваджра из дома Эмин... это он управлял ветром. Да, это точно он.

Выпрямившись, Исан коротко пнул лежащее тело носком сапога.

– Кто-то сломал ему шею, – добавил белоглазый. – И при нем нет палаша. Твоя женщина – неплохой воин, Острон.

– Сунгай, что следы?.. Есть какие-нибудь ее следы? – проигнорировал нари. Джейфар уже хмурился в стороне от трупа, разглядывая ничем с виду не примечательные камни. Потом поднял голову и посмотрел на запад, в темноту.

– Хамсин облетела все на два фарсанга вокруг, – сказал он. – Если ее нигде нет... то единственное место, куда она могла забрести, – это Тейшарк.

Лицо Острона явственно побледнело.

– Тейшарк...

– Хамсин не смогла бы заметить ее, если она в руинах города.

– Мубаррад милостивый, она в Тейшарке! – воскликнул Острон. – Совсем одна!

Не говоря больше ни слова, он взлетел в седло и пришпорил коня, отправляясь на запад; на его плечах плащом развевалось пламя. Сунгай плотно сжал губы, но последовал его примеру, оседлав лошадь павшего эмина, которая точно была быстрее буйвола.

– Быстрее, чего ждете? – воскликнул Искандер, оглядываясь на остальных, и вскоре уже все Одаренные, а за ним и Северные стражи устремились за Остроном.

Дагман и Абу Кабил были последними, неспешно оседлали своих коней и тронулись с места.

– И все-таки они до чудного неуравновешенные, – заметил Дагман, будто они ехали на прогулку.

– Не то слово, – согласился Абу. – Но нам это на руку.

Фарсанг двадцать шестой

Совершенная темнота окружала ее. Сафир поначалу сидела возле убитого ею эмина, оглядываясь и пытаясь понять, что ей делать; потом вдруг на горизонте ей показалось алое сияние зари. Помня, что остальные остались где-то на востоке, она поднялась на ноги и пошла в ту сторону. В груди у нее теснилась гордость: она одна сумела убить эту тварь, управляющую ветром, еще и защитила Острона, который наверняка был бы ранен, если б она не успела вовремя отклонить копье. Все-таки она не бесполезная обуза. И пусть он хоть раз еще скажет ей что-то про "лучше останься в безопасности"!

Она шла, и сияние понемногу становилось яснее и больше, только что-то вдруг показалось ей в этом не то. Сияние зари – это узкая алая полоса на самом краю неба, а это свечение...

Потом она споткнулась обо что-то и упала. Быстро вскочив на ноги, Сафир огляделась; было столь темно, что она не могла рассмотреть земли, но что-то точно было неладно. Она догадалась провести по земле рукой.

Ее пальцы встретили булыжники.

Сердце у нее в тот момент опасно провалилось в желудок. Не надо было долго думать: столь ровно выложенные булыжники, – пусть некоторые отсутствовали, – могли быть только в одном месте.

Она выпрямилась и затаила дыхание, нервно прислушиваясь. Теперь уж Сафир заметила, что багровое сияние, которое она поначалу приняла за восход солнца, на самом деле наполовину скрыто от нее развалинами домов. Как же она оказалась внутри?.. в тусклом свечении багрового позади ее глаза различили разбросанные по старой мостовой камни: видимо, в этом месте стена обрушилась. Мубаррад милостивый... нужно осторожно и как можно быстрее вернуться назад, отойти от города на безопасное расстояние и ждать, пока Хамсин отыщет ее.

Тут ее уши уловили шорох. Сафир замерла, позабыв дышать. Еще один...

Кто-то передвигался по этим черным руинам, и этот кто-то наверняка видел в темноте лучше, чем она.

Отряд во главе с Остроном и Сунгаем прибыл на это место час спустя. Пламя колыхалось за плечами Одаренного Мубаррада и ярко осветило разрушенную улицу, некогда ведшую в тупик, но из-за обвалившейся стены приведшую в пустыню за чертой бывшей восточной цитадели; частично уцелевшие дома скалились на всадников черными провалами окон.

– ...Можно потратить не один день, отыскивая ее здесь, – негромко заметил Ханса. Острон тут же вскинулся:

– Я потрачу, сколько понадобится.

– У нас мало времени, – холодно сказал Бел-Хаддат. – Сила темного бога все растет. Если ты проищешь ее слишком долго, может статься, что уже и незачем будет искать.

– Заткнись.

С хлопаньем крыльев на плечо Сунгая вернулась Хамсин, летавшая над городом. Джейфар выслушал ее безмолвный доклад и нахмурился.

– На улицах никого не видно. Город будто пустует... но Хамсин не могла заглянуть в развалины. Сафир она... тоже не заметила. С другой стороны, это означает, что Сафир может быть жива, просто тоже спряталась где-то внутри.

– Даже не говори мне, что она может быть мертва, – глухо произнес Острон. Сунгай вздохнул; Ворон пожал плечами и спешился.

– Как бы там ни было, стоять тут не следует, – заметил он. – Есть ли поблизости какие-нибудь мелкие животные, Сунгай? Они могли бы проскользнуть незамеченными и быстро обшнырять руины.

Джейфар сосредоточенно нахмурился, потом покачал головой.

– Нет, нам придется искать ее самим. Лошадей оставим здесь, потом вернемся...

Остальные спешились следом за Бел-Хаддатом, и кони сами по себе отошли за разрушенную стену, столпились вокруг старого буйвола, который так и следовал за Сунгаем, пусть и уже без ноши на спине. Люди собирались с духом, стоя на заброшенной улице мертвого города.

– Я чую безумцев, – предупредил Исан. – По одному-двое сидит в большинстве этих развалин, но я не думаю, что они представляют угрозу, они все явно нечистокровные.

– Веди, – велел ему Острон, – Сафир наверняка справилась бы с парочкой обычных одержимых, скорее всего, она в одном из пустующих домов.

Белоглазый открыл было рот, но тут в конце улицы, посреди руин, показался чей-то силуэт. Сердце у Острона дрогнуло: фигура человека была хрупкой по-женски, и кровавые отблески запутались в темных волосах.

– Сафир, – позвал он с надеждой, но Исан в тот же момент произнес:

– Это одержимый.

Пламя резко вспыхнуло по обе стороны мощеной дороги, потекло вперед и ярко, до белого осветило улицу; выхватило оно из темноты и человека, все еще стоявшего в десятке касаб от них. Ясно озарило ровное девичье лицо с чуть скошенным по-милому набок ртом, растрепанные волосы, пыльный бурнус на плечах.

– Это Сафир, – повторил Острон, который знал это лицо в мельчайших подробностях, и хотел было броситься к ней, но Исан поймал его за плечо.

– Она одержимая! – настойчиво повторил белоглазый.

– Сирхан милостивый, – воскликнул Сунгай, сделав несколько шагов вперед. – Неужели это значит...

Тут девушка отвернулась от них и кинулась бежать прочь, в глубь города. Острон издал крик и вырвался из хватки Исана; первым его желанием было поймать ее, заглянуть в ее глаза и убедиться в словах белоглазого, в которые он категорически не хотел верить.

– Да чтоб тебя, – угрюмо сказал Исан, торопливо направляясь следом, потом тоже перешел на бег, а за ним и остальные; они побежали по улице, но Сафир совершенно неожиданно свернула в узкий переулок, и Острон рванулся за ней, в темноту переулка успели скользнуть Сунгай, Исан и несколько Северных стражей, бежавших впереди; в следующее мгновение с крыши полуразрушенного дома точно перед Хансой с диким криком приземлился человек. Остальные смешались, Ханса не сразу выхватил шашку и почти был задет палашом безумца, но вовремя отклонился. Этот одержимый был не единственным, тут же из темноты со всех сторон выскочили с улюлюканьем другие; они были нечистокровными, если верить Исану, и дрались неумело, кое-как в сравнении со своими знатными соплеменниками, но их неожиданно оказалось много.

Когда они расправились с безумцами, Ханса обнаружил, что Острона и других и след простыл.

– Проклятье! – выругался он и оглянулся в надежде увидеть, что с ним идут более авторитетные личности, но оба лидера отряда, Сунгай и Острон, как в воду канули.

– Надо отыскать их, – сказала Лейла. – Давайте попробуем пройти по улице выше, быть может, удастся поймать ее там.

Других вариантов ни у кого не было, и они осторожно пошли дальше, с тревогой поглядывая на алое зарево в центре развалин: что там так светится, никто толком не понимал. Вокруг по-прежнему царила тьма, но будто бы не такая уже плотная: как показалось Леарзе, то и дело бросавшему взгляды на восток, солнце взошло, но совсем низко над горизонтом, и так и не показывалось из серой мглы, окутавшей небо.

– Это точно была она? – тихо пробормотал Элизбар, шедший рядом с Лейлой. Та покачала головой.

– Острон узнал ее. Но Исан сказал, что это одержимая... Сафир никогда не говорила, что ей снятся сны, и я не думаю, что она могла... обезуметь в один момент. Значит, скорее всего, это козни темного бога.

– Или Исан лжет.

– С чего ему лгать?

– А если он решил вернуться на сторону своего господина?

– Элизбар, – беззлобно сказала ему Лейла, – ты дурак. У него есть тысяча способов навредить нам куда серьезней.

Ассахан коротко пожал плечами.

– Впереди марид! – крикнул тут один из Северных стражей; люди мгновенно выхватили оружие, готовые сражаться.

– В какой стороне? – спросил Леарза, сунув руку в свой мешок. Страж махнул ему; Леарза быстро вытащил что-то круглое и с размаху швырнул в указанном направлении. Вспышка осветила сотни безумных лиц, скалящихся на них со всех сторон, и немедленно развязалась драка.

***

Они бежали, не разбирая дороги, и светлый бурнус мелькал впереди, норовя исчезнуть во тьме. Острон в отчаянии снова звал ее по имени, только ничто не могло остановить ее, и наконец это все же случилось: они выбежали на широкую улицу, где их атаковала небольшая кучка одержимых, и хотя Острон испепелил их, не замедляя бега, от вспышки пламени они потеряли из виду белый бурнус, и больше фигуры Сафир нигде не было видно.

– Проклятье, – выругался Сунгай и пнул мостовую носком сапога. Исан оглядывался, как и Северные стражи, шедшие с ними.

– Остальные отстали, – сообщил один из стражей. Острон остановился и в отчаянии пытался снова отыскать женщину, только ее и след простыл.

– Ты уверен, что это была она? – хмуро спросил его Сунгай.

– Да! Ты думаешь, я не узнаю ее лицо?

– Это вряд ли была она, – покачал головой Исан. – Зря ты не послушал меня с самого начала, Острон. Я хотел сказать тебе, по ощущениям это была чистокровная одержимая, и уж точно Сафир не могла быть ею, даже если бы и в действительности повредилась рассудком.

– То есть...

– В доме Билал, – пояснил Исан, – занимались тем, что пытались открыть Дар, который был бы ответом Дару Джазари. В последний раз долгар сказал мне, что Ваджра, Баракат и Фатима открыли Дар; я знал всех троих. Ваджра убит Сафир, насчет Бараката я не уверен. Фатима принадлежит к дому Билал. Я думаю, это была она.

– Что ж ты раньше!.. – начал было Острон, потом сконфузился и замолчал.

– То есть, эта тварь приняла облик Сафир, – подытожил Сунгай. – Но если так, то получается, она по крайней мере видела Сафир. Иначе откуда она знает, как та выглядит?

– Теоретически, – буркнул Исан. – Что мы будем делать теперь? Искать остальных?

– Я надеюсь, они не пропадут, – отозвался Острон, снова оглядываясь. – Нужно найти Сафир. Они все вместе, она одна. Возможно, она в смертельной опасности!

И они отправились вперед по мрачной улице, на всякий случай заглядывая в темные дверные проемы домов.

***

Темнота помехой им не была.

– Ловко, – пробормотал Дагман. Никто ему не ответил; три человека стояли на крыше на удивление сохранившегося дома: на металлической крыше, тускло поблескивавшей багровым. Один из них обернулся на кровавое сияние в центре города.

– А все же я привязался к этим ребятам, – бодро сообщил Абу Кабил, возившийся с подозрительной коробочкой. – Жаль, приходится попрощаться с ними.

– Ты попрощался, что ли, – фыркнул нахуда. – Ты-то и не попрощался. Вот Бел, я уверен, устроит себе красивые проводы, с фейерверками.