Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 49 страниц)

Ожидать другого и не стоило. Девушку не удивляет последнее предложение Снейпа, но все же теплившаяся в сердце надежда разлетается на мелкие песчинки.

Здесь работы часов на пять, не меньше. Это в лучшем случае. Чего стоят покрытые невесть чем окна. Гермиона не была уверена, что и с помощью магии смогла бы оттереть их.

– Так уж и быть, для смены воды можете использовать агуаменти.

Судя по выражению лица, Снейп действительно считал это подарком. Спорить Грейнджер не стала – все же лучше так, чем бегать до ближайшего туалета за водой.

С этими словами профессор вылетел из кабинета – только край черной мантии промелькнул в дверном проеме. Дверь за ним тут же закрылась.

Не глядя на Малфоя, девушка прошла к многострадальному окну – попыталась открыть его, но результатов не добилась. Мерлин, за что?

Гермиона чувствовала, что задыхается в этом помещении. Спертый и пыльный воздух неприятной пленкой оседает на легких. Ей нужен свежий воздух.

Сзади раздались шаги – Драко пришел в движение. Краем глаза девушка наблюдала за тем, как он подходит к одной из трех парт, одиноко стоящих вдали от всех остальных. На одной из них лежали тряпки, несколько ведер и швабра, остальные две были пусты и, на удивление, чистые – Гермиона предположила, что это их место отдыха на следующие часов пять-шесть.

Слизеринец проходит дальше к столу, стоящему у дальней стены, наклоняется, а потом делает то, за что Грейнджер в очередной раз хочет ударить его: сдувает толстый слой пыли с деревянной поверхности.

В воздух поднимается столб грязи.

Девушка даже не находит слов, чтобы накричать на него, лишь как-то жалобно вздыхает, пытаясь проглотить неприятный ком в горле – если так продолжится, она не выдержит здесь и часу.

Машинально собирается сделать глубокий вдох, будто при большом желании чистый воздух сам появится в кабинете, но забывает о своем желании, когда Драко наконец-то переводит на неё взгляд. Впервые за весь день смотрит напрямую на Гермиону.

Сердце делает кульбит, а девушка молит его прекратить, поскольку организм в данный момент и так страдает от нехватки кислорода.

Когда парень приходит в движение кажется, что сейчас она действительно вспорет себе грудную клетку и вырвет оттуда неугомонный орган.

Но Малфой останавливается сбоку от гриффиндорки. В шаге от неё. Грейнджер не сразу осознает, что слизеринец тянется к оконной ручке, а потому вздрагивает, что, слава Мерлину, остается вне внимания Драко.

Он дергает ручку на себя. Никакого результата.

Гермиона имеет возможность видеть, как сжимаются от раздражения челюсти парня. Малфой не намерен отступать, а потому тянет ручку еще раз, прикладывая больше сил.

И, о чудо, окно с мучительным скрипом поддается. Девушку обдает прохладным воздухом. Шумный вдох срывается с губ, когда с наслаждением втягивает в себя осеннюю свежесть.

Гермиона вдруг задумывается, что Драко и не подумал бы открыть окно, если бы не её бледнеющее лицо. Неужели не ощущает никакого дискомфорта?

Слизеринец начинает отступать, но Грейнджер неожиданно хватает его за рукав мантии, удерживая на месте.

– Мы можем поговорить? – голос звучит мягче, чем следовало бы.

Малфой грубо дергает рукой, вырывая одежду из удерживающих её пальцев, и раздраженно фыркает, отходя к столу с необходимым инвентарем.

– Займись работой, Грейнджер, – это первые слова за весь день, адресованные ей. И убийственный яд каждого из них медленно оседает и впитывается в кровь Гермионы, отравляя организм и причиняя сначала слабую, а затем нарастающую и впоследствии тупую боль.

– Агуаменти, – легким взмахом руки одно из ведер наполняется водой. Гермиона прячет палочку обратно в карман мантии, стараясь взглядом передать всю злость и раздражение на Драко.

И скрыть ноющее чувство внутри.

– Все, начало положено. Теперь ты можешь обратить на меня внимание?

Малфой издает нервный, но привычно нахальный смешок, поворачиваясь к Грейнджер спиной. До неё доходит, как странно звучат сказанные слова, но беспокоиться поздно.

– А может ты перестанешь ебать мне мозг?

Она ненавидела, когда он делал вот так: выпускал шипы, предпочитая нормальному диалогу хамство. Драко будто нравилось усложнять Гермионе жизнь. Если её мучили навязчивые мысли, он всеми силами препятствовал диалогу. Чтобы обсудить проблему, касающуюся их двоих, гриффиндорке необходимо было пройти огонь, воду и медные трубы.

– А ты можешь не быть таким придурком?

Видит, как вспыхивает огонь в серых глазах, когда Драко поворачивается полубоком и зыркает уничтожающим взглядом в её сторону. Его руки сжимаются в кулаки, а на щеках вновь играют желваки. Разминает шею, стараясь скрыть раздражение, но они оба понимают насколько бессмысленно это занятие.

– Почему ты постоянно поступаешь так? – с отчаянием, не соответствующим внутреннему состоянию (как Гермиона себя убеждает, по крайней мере), задает вопрос. – Постоянно…

– Ох, не утруждайся, Грейнджер, я закончу за тебя: боюсь признать то, что было?

Цитирует её же слова, сказанные когда-то в порыве злости. Тогда Гермиона назвала его трусом. И после этих самых слов поцеловала.

Гриффиндорка чувствует себя отвратительно, стоя в слабо освещенном помещении с колотящимся от страха и чего-то еще, такого странного, что мозг не справляется с анализом, сердца, и не слыша никаких звуков, помимо собственного тяжелого дыхания и яростного голоса Драко.

– Да, именно!

– Так вот, чтоб ты знала, нихрена я не боюсь признать! – теперь он уже полностью поворачивается лицом к ней, но дистанцию держит.

Гермиона готова благодарить Мерлина за это. Если бы он подошел хоть на шаг, её сердце, вероятно, прекратило бы биться.

– Тогда почему избегаешь меня? – задает вопрос в лоб, тщательно скрывая дрожь в голосе. Удается вполне успешно. – Это из-за того, что было вчера вечером, не так ли? – лицо слизеринца искривляет гримаса отвращения, но Грейнджер и не думает останавливаться. – Из-за того, что ты сказал? Думаешь, что совершил ошибку, верно?

– А ты, блять, так не думаешь?! – он повышает голос. Не просто повышает, кричит. Она вздрагивает, но в душе неожиданно появляются крупицы счастья.

Гриффиндорка, должно быть, спятила, если радуется злости Малфоя. Но невольно возникшие воспоминания его холодных глаз, безразличного голоса вызывают стадо неприятных мурашек. Кричит, да, но это все-таки эмоции. По крайней мере, он не пытается строить из себя ледышку.

– Если до тебя слабо доходит, Грейнджер, я озвучу: несколько дней назад ты целовалась со слизеринцем, – из его уст это звучит куда более странно, чем в мыслях Гермионы. – Со мной. А вчера, блять, ты сидела на диване и рассказывала о своих родителях. Тоже мне, – говорит, чеканя каждое слово, словно намереваясь вырезать их в сердце и мозгу Грейнджер.

Малфой психует, это видно по дрожащим от напряжения рукам и бегающему по лицу девушки взгляду. Её ладони холодеют, в жилах стынет кровь.

Работа мозга притупляется, не иначе, поскольку Гермиона больше не может думать о тех заготовленных репликах, которые обдумывала весь день. Они все кажутся бессмысленными.

– А теперь скажи, что не жалеешь, – не просит, требует. – Давай, сделай это!

– А что, если не жалею?!

Оно вырывается само.

Гермиона может поклясться, что собиралась сказать что-то другое. Противоположное. Собиралась или должна была. Она уже не уверена в том, что диктует здравый смысл, а что исходит от сердца. Что нужно говорить, ведь так правильно, а что хотела бы сказать вопреки всему.

И мозг, и сердце перестают работать на те мгновения, что в кабинете повисает тишина.

– Ты ебанулась?

Возможно.

Хотя, определенно да. Сомнений больше нет. Крыша слетела окончательно – Гермиона убеждена, пусть и не до конца осознает, что это значит.

– Ты ебанулась, я спрашиваю? – Малфой повторяет громче, вновь переходя на крик. Но его голос дрожит, и девушка не уверена от чего: злости или волнения? А может, от всего и сразу.

– Не ори на меня, придурок! – начинает всерьез опасаться, что на их крики сбегутся ученики или, что еще хуже, преподаватели. Но все-таки собственную интонацию контролирует слабо.

Ей кажется, что Драко сейчас взорвется: его грудь быстро вздымается и опускается (более чем уверена, что дышит так же тяжело), часто и прерывисто вздыхает, словно от недостатка кислорода. Из-за полумрака Гермиона не может утверждать, но предполагает, что костяшки его пальцев побелели от того, с какой силой сжимает кулаки.

Они убьют друг друга. Рано или поздно этим все и закончится.

И Грейнджер начинает думать, что случится это прямо сейчас, потому что Малфой вдруг приходит в движение. То ли её сознание настолько затуманено бурлящими эмоциями, то ли он действительно двигается с такой скоростью, но факт остается фактом – хватает секунды, чтобы Драко оказался в метре от неё.

Нет, метр – слишком много.

Понимает это, когда ощущает его хриплое дыхание на макушке, а затем раздается глухой удар, вынуждающий сердце гриффиндорки замереть от страха.

Звук, с которым Драко впечатывается кулаком в стену позади Гермионы, вряд ли когда-нибудь забудется.

– Ты сука, Грейнджер, – рычит, испепеляющим взглядом взирая на девушку с высоты своего роста. – Какая же ты сука.

Она бы хотела ударить его. Прямо сейчас, когда он наверняка не ожидает, из-за застывшего на лице Гермионы шока, просто взять и залепить кулаком в нос, как когда-то на третьем курсе. Но следит за метанием серых глаз и почему-то видит в них страх. Возможно, это отражение её собственного беспокойства? Грейнджер не знает.

Хотела бы поспорить, но слова застревают в горле. Вдруг осознает, что аристократ из Драко такой себе – вылетающие из его уст слова просто отвратительны.

Но, должно быть, именно так она выглядит в его глазах. Когда провоцирует, заставляет обсуждать то, что Малфой предпочел бы забыть, пробуждает в его воспаленном мозгу свежие воспоминания.

Да, наверное она стала таковой – сукой.

Ну и… Ну и пусть.

– А ты напыщенный индюк, который считает, что один поцелуй заставит любую девушку думать о тебе сутками напролет.

На бледном лице появляется ухмылка. Гермиона не понимает, как реагировать, поскольку не может проанализировать: злая она или привычно язвительная?

– Так ты не думала обо мне?

– Нет.

– И тебе плевать тот на поцелуй?

– Именно.

– Так докажи.

Брови сами ползут вверх. Он только что попросил о чем?

Этот парень определенно псих. Ненормальный. Такие, как он, должны находиться в психиатрическом отделении Святого Мунго.

В таком случае Гермионе придется занять соседнюю палату.

Потому что вопреки здравому смыслу, сердце начинает колотиться с удвоенной силой, когда из-за повисшей паузы до гриффиндорки доходит, насколько близко стоит Малфой.

Может поклясться, что без особых усилий восстановит в памяти прикосновение его рук к своей талии. От одной мысли об этом создается впечатление, что Драко снова обхватывает её ладонью, притягивая к себе. Гермионе приходится на секунду опустить взгляд, чтобы убедиться в том, что это разыгравшаяся фантазия, а не реальность.

Одна рука Малфоя по-прежнему прижата кулаком к стене около её головы, а вторая свободно висит вдоль тела.

Должно быть, Грейнджер правда сходит с ума.

– Прости? – переспрашивает неожиданно хриплым голосом, из-за которого уголки рта Драко изгибаются в улыбке.

– Докажи, что тебе плевать.

– Каким это образом? Проклясть тебя?

– Поцелуй меня.

Второй раз за день челюсть гриффиндорки разбивается о пол. Глаза округляются, когда в голове пятый раз подряд проносятся слова Малфоя.

Если Гермиона сходит с ума, то Драко безнадежно болен.

Ситуация настолько абсурдна, что нервная улыбка сама по себе появляется на лице. Что за бред он несет?

– Ну же, Грейнджер, – продолжает подначивать. – Всего один поцелуй. Прощальный. Разве не говорила, что тебе плевать? Чего стоит еще один поцелуй? Чтобы убедиться.

– Малфой, ты псих.

– Я? – смешок, вырвавшийся из его уст, вдруг раздается в опасной близости от уха девушки. – Как и ты.

– В твоих словах нет логики.

– Как тебе помогла логика, когда ты целовала меня впервые?

Живот Гермионы предательски тянет от словосочетания «целовала меня впервые».

Быстро моргает, пытаясь избавиться от пелены перед глазами. Уже давно не следит за дыханием, как, впрочем, и Драко. Грудь обоих часто вздымается, но шум в ушах заглушает выдохи парня, звучащие над её ухом. А вот он, вероятно, отлично слышит тяжелые вздохи гриффиндорки.

– Ну так что? Струсила?

– Я?! – выдавливает из себя возмущенно, стараясь зацепиться хоть за какую-то эмоцию, помимо… Возбуждения?

Нет. Нет, нет!

– Еще чего!

Мерлин, они ведь не дети…

Она еле успевает произнести последнее слово, когда губы Малфоя грубо накрывают её собственные. Из горла вырывается хриплый выдох еще до того, как Гермиона понимает, что так лишь усугубляет ситуацию: ноги подкашиваются, стоит Драко воспользоваться моментом и проскользнуть языком в рот девушки.

Спину вдруг обдает холодом. Не успевает заметить, как оказывается прижата к стене. Малфой не давит на неё своим телом, но тяжесть в груди появляется сама по себе.

Мысли рассредотачиваются, но за одну зацепиться все же удается: дьявольские бабочки в животе, чтоб они передохли.

Гермиона слабо мычит, когда слизеринец скользит языком по её нижней губе. И сама приподнимается на носочках, подтягиваясь ближе к нему.

Поцелуй грубый. Она понимает это практически сразу, как и то, зачем Драко все это делает. Но…

Малфой стонет.

Может поклясться, что тот звук, наверняка против воли вырвавшийся из его горла, был стоном. Ей не нужно иметь опыт в подобных вещах, чтобы распознать его.

Прокручивает в голове то, что сделала и чем спровоцировала слизеринца, и повторяет недавнее движение – зубами несильно прикусывает его верхнюю губу, тут же проводя по этому месту языком. Будто зализывает рану.

Спятила.

На этот раз Драко рычит. Яростнее впивается в губы гриффиндорки, углубляя поцелуй.

Осознание бьет по голове моментально.

Он пытается доказать ей.

Специально вкладывает в поцелуй такую ненависть и злость. Подавляет, пытается подчинить. Противоположность тому, что было всего пару дней назад.

Но Гермиона не хочет, чтобы он целовал её так. Не с таким подтекстом. Не для того, чтобы доказать свою правоту, не с целью продемонстрировать все свои отвратительные стороны. Не с такой агрессивной яростью, с которой делает это сейчас.

Он хочет, чтобы Грейнджер признала – Малфой псих, от которого нужно держаться подальше. Пытается заставить её сожалеть. Признать, что оба спятили, что день за днем переступают черту. Малфой боится. В его глазах был страх, это не была галлюцинация Гермионы. Он правда опасается того, что между ними происходит. Поэтому игнорирует или избегает каждый раз, как происходит нечто… Нечто. Если их первый поцелуй слизеринец смог вынести, то вчерашний диалог стал последней каплей. Гермиона не хочет думать, что виной всему тема родителей – не желает сейчас вспоминать Люциуса и Нарциссу.

В голове вертится лишь мысль о том, что Драко пытается вынудить её держаться подальше. Это его способ добиться желаемого?

– Остановись, – бормочет, на мгновение оторвавшись от губ парня.

Но его язык снова касается влажной нижней губы девушки, легко проскальзывая в рот, и Малфой снова прижимается губами к её губам.

Гермиона обещает, что изобьет себя за то, что не сопротивляется. Всего минуту бездействует, сосредоточившись на движениях его губ. Всего мгновение. Чтобы запомнить. Чтобы собрать превратившийся в кашу мозг.

А потом толкает слизеринца в грудь. Не сильно, лишь для того, чтобы у него не было возможности вновь заткнуть её поцелуем.

Вдруг осознает, что все это время он касался её только губами. Странно, ведь ощущения были такие, словно руки Малфоя буквально повсюду, касаются каждого миллиметра кожи.

– Я сказала прекрати, Малфой, – на выдохе произносит, невольно проводя языком по собственным губам. Если сделает так еще раз, если снова ощутит его вкус, то выпрыгнет в это самое окно.

– Что ты хотел этим доказать? – не уверена, звучит ли в голосе та обида, клокочущая внутри. Надеется, что нет. – Пытался заставить меня сожалеть?

Взгляд сощуренных глаз парня внимательно следит за выражением её лица. Гермиона не может понять, что он хочет разглядеть. То самое сожаление? Но потом до неё доходит – взгляд Драко расфокусирован и ему, видимо, приходится прилагать усилия, чтобы не выпускать гриффиндорку из виду. Если бы она сейчас бросилась на него с кулаками, вряд ли слизеринец успел отреагировать.

Но ей больше не хочется бить его.

Открывает рот, чтобы бросить что-то вроде «да пошел ты», но вовремя вспоминает, что в таком случае повторится – когда-то уже говорила ему подобное. И не раз. И, наверное, не два.

Других слов не находит.

Сердце все еще гулко стучит в груди, но вдобавок ко всему оно с каждым ударом будто нанизывается на иголки, пронзающие орган. Гермиона не хочет испытывать подобную боль из-за Малфоя. Даже не из-за того, что он сказал правду, озвучил её собственные мысли, как это было когда-то.

Эта боль была другой, и Грейнджер ненавидела сам факт её существования.

Рот девушки так и закрывается. Ничего не может сказать.

На лице Драко мелькает какая-то новая эмоция, но пытаться вникнуть и анализировать её Гермиона не желает.

Плевать на Снейпа, на чертово наказание, и на Малфоя тоже плевать. Не стоило даже начинать диалог с ним. Видит, что парень собирается сказать что-то, делает шаг вперед, наверняка предсказав следующее действие гриффиндорки и желая остановить её. Однако он сам явно поражен случившимся – слишком медлителен, а потому терпит неудачу.

Пулей вылетая из кабинета, Гермиона вдруг осознает, что каждая её попытка разговорить Драко заканчивалась поцелуем.

========== Глава 8. ==========

В тот день Грейнджер не появилась на ужине, что, вопреки всем законам логики, сразу бросилось в глаза Драко. Он, конечно же, не мог знать, что девушка еще полтора часа после их спонтанного поцелуя провела в закрытом для учеников туалете второго этажа, успокаивая колотящееся сердце и сдерживая непрошенные слезы. Её пожирала обида и злость, а потому Гермиона приняла единственное здравое решение, которое только смог сгенерировать мозг – пошла к Джинни. Она не задавала лишних вопросов и не заставляла Гермиону объяснять причины её подавленного состояния и наверняка раскрасневшегося лица – до Башни Гриффиндора девушка бежала. Джинни принесла из Большого зала еду для подруги, поскольку та отказалась вставать с кровати и отправляться на ужин. Той ночью Гермиона уснула в обнимку с Джинни.

И этого Малфой тоже не мог знать.

А потому бродил по школе до поздней ночи, ведь прекрасно знал – в Башне старост Грейнджер не показалась. Ему понадобилось полчаса, чтобы закончить с наказанием Снейпа: десять минут ушло на то, чтобы разгромить половину кабинета, пытаясь унять злость, еще пять с помощью палочки возвращал разбросанные парты на места, после за минуту избавился от пыли и грязи, а оставшиеся четырнадцать минут приводил себя в порядок, чтобы в нормальном состоянии выйти в коридор, где ученики могли стать случайными свидетелями неадекватного состояния Малфоя.

Конечно, Снейп не стал проверять, как продвигается работа, а потому Драко плевал с высокой колокольни на запрет использовать магию для уборки. Даже если бы декан узнал, что слизеринец нарушил правила, вряд ли факультет потерял бы баллы. Хотя Малфой не исключает, что со счета Гриффиндора убавилось бы баллов пятнадцать-двадцать.

Они должны были патрулировать тем вечером. Драко совершенно забыл об этих отвратительных обязанностях, да и Грейнджер не обмолвилась ни словом о дежурстве. Отголоски логики подсказали, что причиной этому был полный игнор со стороны парня.

В любом случае, это была неплохая возможность пересечься с Гермионой.

Он и сам не понимал, зачем все оставшееся время до конца дня шлялся по школе, выискивая взглядом лохматую макушку. Не стал бы начинать диалог ни при каких обстоятельствах, поскольку, пусть все пошло не совсем по плану, конечная цель была достигнута – Грейнджер прекратит попытки раздробить его сознание на мелкие осколки и в ближайшем будущем вряд ли заговорит с ним. Малфой добился того, чего желал.

Но ожидаемое удовлетворение так и не пришло.

Он понял это, когда толкал парты в пустом кабинете и несколько раз залепил кулаком по стене. Когда еле справился с желанием догнать девчонку и поцеловать снова. Мягко, без давления. Чтобы она дрожала в его руках и не могла контролировать собственное дыхание.

Малфой также помнил весь спектр эмоций, отразившийся в карих глазах: раздражение, злость, ярость, и в конце концов обида. Никогда прежде в её глазах не было обиды. Только не из-за него. Не на него.

Сколько бы Драко ни оскорблял гриффиндорку в детстве, она только бесилась. И ему вовсе не нравилось, как все вышло на этот раз.

Но Малфой продолжил убеждать себя, что поступил так, как и планировал.

Только вот расхаживание по коридорам с целью «случайно» столкнуться с Грейнджер явно не входило в его план. Согласно ему Драко должен был выкинуть из головы любые мысли о ней и продолжить спокойно жить. Насколько спокойствие было доступно при нынешнем раскладе вещей.

До самого вечера ему не удалось ни увидеть Гермиону, ни осмыслить собственное поведение. Башня была пуста, а потому Малфой решил подождать гриффиндорку около потайного входа, чтобы она не проскользнула тихонько в свою комнату.

Патрулирование должно было начаться час назад. Со слабо скрываемым напряжением Драко обошел несколько этажей школы, глядел только перед собой, не изучая закоулки коридоров, за что явно получил бы нагоняй от Грейнджер. Но её рядом не было.

Более того, её не было до самого утра. Он знал это наверняка, поскольку большую часть ночи провел на диване в гостиной. Ладно, ложь – всю ночь. Пропустил завтрак и даже опоздал на первый урок, чтобы убедиться – Гермиона действительно не появлялась в своей комнате со вчерашнего дня.

Малфой ненавидит себя за то, что обращает на это внимание. Что думает об этом. Он ошибочно предполагал, что скотским поступком оттолкнет не только Грейнджер, но и мысли о ней. Поэтому был только рад, когда после очередного урока Забини вывалил на его голову информацию о тренировке. Квиддич – вот оно, спасение. Судя по тому, с каким лицом Тео посмотрел на пораженного Драко, который будто и знать не знал об их расписании, тренировку обсуждали уже давно. Как ему удалось пропустить нечто настолько важное? Полеты всегда были отдушиной Малфоя.

Ребята решили пропустить обед и сразу отправиться на поле, чему организм парня вовсе не обрадовался. Последние два дня он практически не ел, но и при огромном желании не смог бы заставить себя осилить и ложку – живот сводило от одной мысли. Тот самый порочный круг, когда тебя тошнит, потому что не ешь, но не ешь, потому что тошнит. Чувство такое, словно попал в ловушку.

В голове царил хаос. Пока остальные парни переодевались, Малфой принял холодный душ, чтобы привести себя в чувство.

В дополнение ко всему он также не спал целую ночь, тело абсолютно не отдыхало, как и мозг. Совершенно нелепая мысль – заниматься в подобном состоянии, но Драко чувствовал, что попросту утопится в Черном озере, если не отвлечется от мыслей о чертовой гриффиндорке и вчерашнем поцелуе.

Прохладная вода подействовала живительно – голова Малфоя слегка освежилась. Правда эффекта хватило лишь на то, чтобы надеть форму и выйти с метлой на поле.

Тео и Блейз около десяти раз с опаской поглядывали в его сторону, а потом еще по два раза уточнили, хорошая ли идея летать именно сегодня. Драко лишь махал рукой в их сторону.

Как-то неуверенно держится на ногах, земля словно намеревается избавить от него.

После того, как Монтегю подает знак, Малфой с облегчением запрыгивает на метлу и взлетает. Прекрасно, он тоже не хочет находиться на этой блядской земле.

Холодный осенний воздух тут же бьет в лицо, играя с и без того растрепанными волосами. С облегчением вдыхает, ощущая, как на мгновение все плывет перед глазами. Четкость картинки теряется, но Малфой чувствует себя действительно потрясающе. Снова может дышать.

Даже перчатки и теплая форма не спасают от холода – ветер пробирается под одежду, но не доставляет привычного дискомфорта.

Напротив, Драко решает, что так даже лучше – поможет собраться.

Нотт занимает позицию вратаря, а Забини уже держит квоффл в руке, в любой момент готовый пасовать. Монтегю угрожающе сжимает биту, следя за движениями Блейза, а Малфой предпочитает подняться выше и отлететь в угол поля – оттуда открывается лучший обзор.

Снитча не видно, что в данный момент служит поводом для радости. Драко не уверен, что сможет уловить движение крохотного мяча – даже бладжер имеет нечеткие очертания, хотя уже дважды пролетал неподалеку от того места, где завис в воздухе ловец. Совсем близко, но Малфой и правда увидел только размытую точку синего цвета.

Он не уверен в причине помутневшего зрения, их может быть много: отсутствие нормального питания, к чему организм совершенно не привык, сна, постоянная нервотрепка. Выбирай, что нравится. На любой вкус.

Тео ловко отбивает летящий в кольцо квоффл, крикнув что-то оскорбительное Блейзу. В шутку, естественно. Драко практически уверен, что Забини реагирует на все улыбкой, но увидеть подтверждение своих, увы, не может, лишь улавливает. Грэхэм Монтегю, капитан команды и на данный момент загонщик, битой отбивает летящий в него бладжер.

Неожиданно перед самым носом Малфоя мелькает нечто маленькое и слабо мерцающее – солнце зашло за тучи и снитч не выглядит так привлекательно, как при свете ярких лучей. Руки Драко будто примерзают к метле, он вдруг понимает, что достаточно долго находился в одном положении и тело, чего никогда раньше не случалось, практически полностью онемело. На секунду мелькает мысль, что его прокляли, даже оглядывает пустой стадион, чтобы убедиться в глупости своей теории.

Приходится приложить усилия, чтобы потянуть древко метлы вверх – вслед за снитчем. Однако стоит Малфою сдвинуться с места, в нескольких сантиметрах от его лица со свистящим звуком проносится бладжер. Следом за ним мчится Грэхем, с такой скоростью разрезая воздух, что Драко невольно дергается и метлу заносит в сторону.

Снитч пропадает из поля зрения.

Слизеринец трет пальцами левой руки глаза, начиная раздражаться мутным пятнам вместо фигур игроков и мячей. Правой все еще крепко сжимает древко.

– Ты как? – не замечает, как рядом нарисовывается Блейз. Даже затуманенным зрением может разглядеть взволнованное выражение на лице друга.

– Порядок. Не отвлекайся.

Забини сжимает губы, но все же кивает и улетает в другой конец поля, где Ургхарт – охотник, – целится в охраняемое Ноттом кольцо.

Малфой с ужасом понимает, что его начинает тошнить. Не та утренняя тошнота, из-за которой еда в горло не лезет. Нет. Это нечто хуже. Ему приходится еще крепче ухватиться за основание метлы, чтобы не качаться из стороны в сторону – еще одно такое резкое движение он не выдержит. Желудок будто скручивает в узел. Драко кажется, что он может выблевать все внутренности.

– Малфой! – где-то позади раздается голос Монтегю.

Оклик капитана эхом разносится по стенкам черепа и канет в небытие, не достигнув мозга. Драко словно помещают в банку, плотно закрыв крышку. Кислорода достаточно, но это лишь пока. Звуки же приглушены и очень нечетки.

Хочет крикнуть в ответ, что сейчас соберется и сдвинется с мертвой точки, но слова путаются за языке, оставаясь неозвученными.

Кажется, мир замедляется: почему-то все пять человек, попадающих в поле зрения Малфоя, оборачиваются, отвлекаясь от игры; кажется, Нотт что-то кричит (Драко уверен, что ничего приличного), Забини вдруг приходит в движение – летит по направлению к Малфою, но в его сознании движения Блейза будто замедляются; с поразительной медлительностью оборачивается, чтобы отыскать Грэхема взглядом, и от этого телодвижения ком подкатывает к горлу.

Кажется, его действительно сейчас стошнит.

– Блять, Малфой! – в этот раз голос Забини. Но так отдаленно и слабо, что Драко не реагирует. Просто не может сосредоточиться на двух действиях сразу: найти капитана команды и ответить Блейзу.

Сердце парня пропускает удар.

Мир снова приходит в движение, забирает то время, что было дано слизеринцу. Все происходит слишком быстро. Драко не может осмыслить ситуацию, не то чтобы предпринять что-нибудь.

Все такая же расплывчатая синяя точка на огромной скорости мчится в его сторону. Звук разрезаемого бладжером воздуха – первое, что так отчетливо слышит Малфой за все время тренировки. Это, а еще стук собственного сердца. Но его тело по-прежнему отказывается слушаться, будто приклеившись к метле.

Драко уверен – даже если бы реакция восстановилась, у него не было никаких шансов избежать железного мяча.

Он вдруг совершенно четко видит очертания приближающегося бладжера, словно и не тер в бешенстве глаза несколькими минутами ранее, пытаясь восстановить зрение. Хотя, быть может, это просто его воображение – все же, не первый год в квиддич играет, уж точно запомнил, как выглядят мячи.

В любом случае, это становится неважным, когда иссиня-чёрный монстр на всей скорости врезается в его грудь.

***

– Может, расскажешь, что произошло?

Гермиона ожидала этого вопроса со вчерашнего дня. С того самого момента, как вбежала в комнату Джинни, которая, благо, находилась там одна. Показаться кому-то постороннему в том жалком состоянии, в котором Грейнджер предстала перед подругой, было бы слишком унизительно.

В тот момент Уизли-младшая пораженно взирала на запыхавшуюся подругу, после чего поднялась с кровати, отложив на тумбочку какую-то книгу, и заключила Гермиону в объятия. Они стояли так около пятнадцати минут. Грейнджер позволила лишь нескольким слезинкам скатиться по щекам, после чего приказала себе не плакать, поскольку Джинни увидит и сойдет с ума от беспокойства.

Да, она ожидала этого вопроса с того самого момента. Гермиона была благодарна за молчаливую поддержку, но к обеду следующего дня терпение Уизли иссякло.

Они вновь сидели в спальне Джинни, поскольку Грейнджер наотрез отказалась идти на обед. Её все еще мутило после вчерашнего ужина, который из Большого зала притащила подруга.

Всю ночь ей снился взгляд проклятых серых глаз. Гермиона все кричала, требуя ответы на свои вопросы (удивительно, но к утру девушка совершенно не помнила, в чем эти вопросы заключались), а Малфой лишь молчаливо и безразлично взирал в ответ. Беспокойные сны вытянули последние силы из ослабшего организма, поглотив все светлое, как дементоры.

Она слабо помнила, как прошли уроки. Кажется, Джинни буквально за руку довела Гермиону до кабинета, в то время как она могла лишь благодарить Мерлина за отсутствие сдвоенных занятий со Слизерином. Видеть Драко совершенно не хотелось. От мыслей об их встрече по телу бежала неприятная дрожь.