Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 49 страниц)

Ему хочется сломать шею тому, кто сунул ей в руки огневиски. Потому что, если бы только Гермиона не была пьяна… От подобных мыслей член в штанах начинает болезненно пульсировать.

Мерлин, нет.

Они не могут.

Тогда это точно станет точкой невозврата.

Ему приходится приложить немало усилий, прежде всего для того, чтобы игнорировать тесноту в брюках, и поменяться с девчонкой местами. Она оказывается под ним, и, господизачто, выглядит слишком соблазнительно в этом положении.

– Без лишних движений, Грейнджер, иначе мне придется применить иммобилус*.

Грудь девушки быстро вздымается и опускается, а Малфой чувствует себя наркоманом, который нуждается в дозе. Даже во мраке ночи ему удается разглядеть, как припухли от поцелуев её губы. И, если бы она не отвлекла его минутой ранее от своей шеи фееричным падением на диван, он мог поклясться, что завтра утром девчонка обнаружила бы на своей шее отметины.

Она приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, но слизеринец резко подрывается с места, чем явно ошарашивает Гермиону.

Нет, если он сейчас услышит её хриплый, возбужденный голос, всему придет конец. Выдержке придет конец.

Драко хотел бы что-то сказать, да слова застревают в горле. Каждая секунда в гостиной кажется игрой с огнем.

А потому он сбегает. Как трус. Трус и идиот. Зато благородный.

Малфой плюет себе этим словом в лицо, с такой скоростью взбираясь по ступенькам в свою комнату, что кажется удивительным, как не приземляется на одной из неосвещенных ступенек.

Накладывает на комнату заглушку и запирающее, словно девушка могла бы подняться сюда. Его угроза, на самом деле, была пустым звуком, потому что палочка все это время находилась в комнате и даже при большом желании он не смог бы применить заклинание на Гермионе.

Его дыхание не восстанавливается даже в тот момент, когда опускается на кровать и проводит за разглядыванием потолка около десяти минут.

Перед глазами все еще стоит лицо Грейнджер: сверкающие от желания и алкоголя глаза, ресницы, которые Малфой мог рассмотреть, когда девчонка смотрела на него снизу вверх, и припухшие губы. Из-за его поцелуев.

Он до сих пор ощущает покалывание в затылке от холодных пальцев гриффиндорки. И в штанах тоже все еще тесно.

Теперь-то Драко отчетливо понимает, что сегодня ночью ему также не удастся нормально поспать.

Комментарий к Глава 11.

Иммобилус – одно из замораживающих заклинаний, парализующее объект.

========== Глава 12. ==========

Перед глазами проносились яркие картинки, которые, впрочем, были слишком обрывочные, чтобы удавалось сосредоточиться на каждой более трех секунд: Джинни, тянущая Гермиону за руку к дивану; падающий рядом Симус со стаканом сливочного пива, отчего оно едва не разливается на девушек; Джинни машет кому-то за спиной Грейнджер и через мгновение на соседнее кресло опускается Гарри – он тоже держит в руках напиток с густой пеной; Дин Томас пытается уговорить Гермиону потанцевать, его беззаботное лицо вынуждает согласиться, девушка даже получает удовольствие от совершенно идиотского танца под какую-то неизвестную песню, которую напевает Симус; с пересохшим ртом Гермиона возвращается на опустевший диван (Джинни уже тащит недовольного Гарри танцевать), и делает несколько глотков из стакана, сливочное пиво тогда показалось на удивление горьковатым, хотя гриффиндорка была уверена, что напиток всегда имел сладковатый вкус. Кажется, стакан принадлежал Гарри.

Эта картинка пробуждает что-то в сознании Грейнджер, дает какой-то толчок. Девушка тут же открывает глаза, за секунду избавившись от сонливости, словно и не спала вовсе.

А картинки даже не думают останавливаться: подозрительно веселое настроение Гермионы; удивление Джинни, которая в какой-то момент утащила подругу в сторону и поинтересовалась, что Грейнджер выпила. С замиранием сердца вспоминает, как исказилось от шока лицо Уизли, когда Гермиона указала на почти пустой стакан сливочного пива в своих руках, который Гарри точно оставлял практически нетронутым.

Из горла рвется вздох ужаса, когда Гермиона вспоминает, как Джинни призналась, что добавила в стакан огневиски, которое предназначалось Поттеру. Но приходится подавить его, поскольку вместе с попыткой втянуть воздух живот скручивает спазмом. Она стонет, пошевелившись всего на несколько сантиметров, и голову пронзает дикая боль.

Во сколько вернулась в Башню? Постойте.

Даже слабое движение глаз приносит нестерпимую пульсацию в висках, но Гермиона все равно оглядывает комнату. Свою комнату.

С ужасом осознает, что не помнит, как оказалась здесь.

– Может, тебе лучше остаться? – Джинни придерживает подругу за предплечье, когда Гермиона уже толкает портрет со стороны гостиной.

Мерлин, да! Ей нужно было остаться.

Какого черта вообще поперлась обратно в Башню старост?

Гермиона прокручивает вчерашнюю дорогу по коридорам, которая кажется бесконечной, и непроизвольно ерзает на кровати – спазмы в животе не прекращаются. Это и становится ошибкой, потому что в следующую секунду она задевает кого-то ногой и прежде, чем успевает распознать этого «кого-то», непроизвольно дергается.

Режущая боль в голове усиливается, когда затылок девушки со стуком ударяется о пол. Повезло же за пределы ковра вылететь.

Удар вынуждает сморщиться, но Гермионе не удается сосредоточиться на боли, потому что нечто другое привлекает обращает на себя внимание.

Подрывается на ноги, качаясь при этом как корабль в шторм, и мчится к ведущей в ванную комнату двери. Мельком замечает лежащего на кровати Живоглота, который с удивлением рассматривает хозяйку. Видимо, его-то она и стукнула ногой. В любом случае, думать об этом некогда.

Гермиона едва не впечатывается в душевую кабинку, когда пробегает дальше. Дополнительным источником боли становятся коленки – падает на пол, и едва успевает сжать распущенные волосы одной рукой, прежде чем её рвет в унитаз. Девушка задыхается, а на глаза наворачиваются слезы. Зато спазмы в животе утихают, когда желудок прочищается.

Ноги отказываются слушаться, потому Грейнджер еще некоторое время сидит на полу, терпит отвратительно кислый привкус во рту и чувствует себя униженной. Мерлин, ей стоило остановиться пить в тот момент, когда мозг сообразил, что вкус сливочного пива слишком необычный. Гарри, должно быть, понял это сразу, а потому идея Джинни слегка напоить своего парня закончилась провалом. Зато напоить Гермиону удалось легко.

В ушах продолжает гудеть, когда гриффиндорка поднимается на ноги. Нетвердой походкой добирается до раковины и умывается, прополоскав рот не меньше четырех раз. Стоило бы почистить зубы и Грейнджер обещает так и поступить, но только после того, как сделает что-то с болью в голове.

Обезболивающие зелья закончились, но должны были остаться маггловские таблетки. Гермиона надеется, что их срок годности еще не истек, иначе ей лучше просто лечь и умереть.

Медленно девушка возвращается в свою комнату, начиная шариться в поисках сумки. Где эта чертова вещь? Приходится напрячься и вновь вернуться мыслями во вчерашний день. Кажется, сумка была на плече, когда Гермиона возвращалась в Башню. Вспоминает, как бормотала пароль и пересекла потайной ход. Темнота… Да, она уверена, что в гостиной не горели свечи. Тело вдруг покрывается мурашками и приятное тепло разбегается от макушки до пят (первое приятное ощущение с момента пробуждения), но гриффиндорке не сразу удается разобраться со столь неожиданной реакцией организма.

Кажется, горел камин? Хоть Гермиона и плохо помнит исходящий от него свет, словно все помещение было погружено во тьму, но уверена, что в гостиной было тепло. Нет, постойте, даже слишком…

Непроизвольно зарывается пальцами в волосы, по привычке намереваясь собрать непослушные локоны в хвост. И вдруг…

Пальцы Малфоя на её затылке.

Гермиона судорожно хватает воздух ртом, когда воспоминания начинают всплывать против воли. Её руки на груди слизеринца. Её собственные руки! А потом на шее, затылке, в волосах, под рубашкой, около ключицы…

Ноги перестают держать одеревеневшее тело. Грейнджер пошатывается, но вовремя хватается за стену, чтобы не свалиться на пол.

Губы начинают неистово гореть, словно пылают в огне. Но она уверена, что выглядела совершенно обычно (не считая бледности, что легко можно было списать на тошноту) минуту назад, когда смотрела в зеркало над раковиной. Её губы… Гермиона решила бы, что сошла с ума, если бы была способна здраво рассуждать, потому что ощущение укусов Драко на губах настолько реальное, что, закрыв глаза, можно было бы…

Грейнджер не сдерживает судорожный вздох, когда размыкает веки, осознавая, что уже стоит с закрытыми глазами.

Нет, нет.

Не может быть.

Они не могли…

Внутри разливается сильный жар, будто температура резко подскочила, но Гермиона не может до конца понять, то ли он вызван смущением, то ли…

Тем временем мозг продолжает прокручивать вчерашние события: тепло тела Малфоя, прижатого к её собственному, его пальцы в волосах, губы.

Мерлин, она сделала что?!

Падение на диван несколько раз проигрывается в голове, словно на повторе. Нет, она не могла. Совершенно точно нет.

Но сделала.

Гермиона уговаривает сознание отключиться, чтобы больше не пришлось вспоминать все это, но картинки настойчиво стоят перед глазами. Расфокусированный взгляд чудом находит дверную ручку и девушка вырывается из комнаты в коридор. Воздух кажется раскаленным, каждый вздох опаляет органы внутри.

Ноги несколько раз подгибаются на лестнице, грозя оставить хозяйку с разбитым носом. Но удача оказывается на стороне гриффиндорки и она без падений добирается до гостиной. Благо, внутри никого не оказывается.

Сумка. Вчера сумка была на плече, Гермиона совершенно точно вернулась в Башню вместе с ней.

Из-за головной боли и слишком ярких воспоминаниях о прикосновениях Драко, мозг плохо соображает, а потому Грейнджер требуется время, чтобы взглядом найти валяющуюся на полу возле кресла вещь.

В попытках отыскать таблетки находит зелье. Без труда узнает мутный цвет жидкости в пузырьке и мысленно благодарит того, кто засунул ей его в сумку, будь то Симус или Джинни.

Залпом выпивает содержимое, морщась от гадкого вкуса антипохмельного зелья.

Когда боль в голове начинает утихать, а желудок полностью восстанавливается, Гермиона бросает взгляд на настенные часы.

– Не может быть! – сил от эликсира явно прибавилось, потому что девушка без труда вскакивает на ноги.

Практически двенадцать часов дня.

Она пропустила первые уроки.

Нет, невозможно.

Она ведь Гермиона Грейнджер. Староста школы. Она не может пропустить занятия из-за того, что валялась в пьяном бреду в своей комнате, после того как…

Боже, Малфой.

Гриффиндорка боится покинуть Башню. Она не сможет смотреть в глаза преподавателям, зная, что стало причиной пропуска, не сможет смотреть на гриффиндорцев, которые вчера лицезрели пьяную Гермиону, и, что хуже всего, не вынесет взгляда Драко.

Что она творила?!

И почему он не остановил все сразу?

Девушка не сдерживает стона отчаяния. Малфой, должно быть, убьет её. Это будет лучшим вариантом, поскольку теперь Гермиона понятия не имела, как должна себя вести. Он ведь никому ничего не расскажет, верно?..

Качает головой, отгоняя мысли прочь, но они оказываются слишком навязчивыми. Она бледнеет, представляя, как Драко, сидя на завтраке в Большом зале, насмехается над поведением пьяной идиотки Грейнджер, которая буквально прижималась к нему вчера. Или это он был тем, кто первым прижал её к себе? Таких деталей вспомнить не удается, зато ощущения отчетливо впечатались в память.

Нет, он так не поступит.

Конечно же нет…

Но гарантии быть не могло.

Гриффиндорке не хватает смелости. Какая ирония.

Голова вновь идет кругом, в этот раз уже не из-за похмелья, и Гермиона принимает единственное верное на данный момент решение – отказывается идти на последние уроки.

***

Позолоченные перья легко касаются пергамента, стирая чернила, как пыль. Но лишь для того, чтобы беспокойная девушка в очередной раз написала предложение, не удовлетворяющее её запросы. И оно тоже обречено на «исчезновение».

Гермиона потратила несколько часов, чтобы написать вступление реферата по трансфигурации, и как только перешла к основной части, концентрация закончилась. Мысли продолжали вертеться вокруг прошлого вечера, с каждой секундой заставляя девушку нервничать все больше и больше.

Сегодня вторник. Она пропустила занятие у Макгонагалл. Одна часть мозга пыталась втолковать, что один пропуск не убьет Грейнджер и уж точно не заставит остальных относиться к ней с пренебрежением и осуждением, другая же часть настойчиво твердила, что уже вся школа знает о пьяных выходках старосты и, стоит ноге ступить за порог Башни, все любопытные взгляды обратятся в её сторону.

Судя по тому, что время близилось к вечеру, а гриффиндорка до сих пор не рискнула покинуть свою комнату, побеждала вторая часть мозга.

Рядом скопилась небольшая гора порванного и скрученного в маленькие шарики пергамента, пока Гермиона мяла в руке еще один кусочек черновика.

Ей было стыдно. Так стыдно, что от одних мыслей сердце заходилось в бешенном ритме. Джинни прислала патронус с расспросами о самочувствии, и Гермиона отправила выдру в ответ только для того, чтобы Уизли не явилась в Башню. Она не знала пароля, а потому пришлось бы покинуть комнату, чтобы впустить подругу внутрь.

Заглушка в комнате не давала возможности узнать, находился ли кто-то еще в Башне. В этой ситуации даже любопытство не смогло вынудить Грейнджер выглянуть в коридор – ей было слишком страшно узнать, вернулся ли с занятий Малфой.

Пытаясь успокоить себя тем, что Драко, между прочим, во всем принимал непосредственное участие, Гермиона лишь снова и снова мысленно возвращалась в тот момент, когда руки парня прижимали её к себе, отчего в животе затягивался тугой узел и девушка усилием воли прогоняла воспоминания прочь.

Об этом думать было запрещено. А потому в действие вступала та часть мозга, которая вопила о неловкости возникшей ситуации и убеждала, что весь Хогвартс презирает Грейнджер. Конечно, это было абсурдно, но рассуждать о глупости подобных предположений становится в разы сложнее, когда разыгравшееся воображение рисует картинки шушукающихся и насмехающихся однокурсников.

И в её воображении Драко был в их числе.

Но Гермиона вновь и вновь пресекала эти мысли, возвращаясь к домашней работе (которую, кстати, патронусом передал уже Гарри). В конце концов, если оба друга молчат, значит, никакие слухи по школе не ползают.

Но даже если так, она и представить не могла, как будет завтра смотреть в глаза Гарри, Рону и Джинни.

Когда стрелка часов показала девять, а реферат был готов лишь наполовину, Гермиона с раздражением кинула пергамент в ящик стола, выудила из сумки одно из последних зелий Сна без сновидений и без раздумий выпила.

На следующее утро состояние не улучшилось. С самого пробуждения руки гриффиндорки подрагивали, особенно когда собиралась на завтрак. Морально настраивая себя на встречу с друзьями (и наверняка придется увидеть Малфоя), Гермиона несколько раз повторила, что ничего не случилось. Скорее для себя, чем для них. Конечно, поверить в это ей не удалось. Оставалось лишь надеяться на актерские способности.

К тому моменту, как Грейнджер добралась до Большого зала, за столами уже собралась добрая половина студентов. Ни один не поднял на неё взгляда, когда шла по направлению к уже занявшим места друзьям. Это слегка успокоило. Но лишь слегка.

– Гермиона, – Рон радостно улыбнулся, даже подскочил с места, завидев Грейнджер.

С натянутой улыбкой девушка села за стол, чисто на автомате потянувшись за яблоком. Аппетита вовсе не было, но Джинни точно заподозрит что-то, если Гермиона откажется от еды. Ведь вчера она ни разу не появилась в Большом зале, а потому маловероятно, что съела хоть что-нибудь за весь день. Впрочем, именно так и было, а потому Уизли не ошиблась бы. Этого Гермиона и хотела избежать – тех самых проницательных наблюдений подруги.

– Как ты себя чувствуешь? – взгляд Гарри, кажется, не был осуждающим. Это тоже заставило Гермиону вдохнуть с облегчением. И даже смутиться, ведь она действительно ожидала резкой реакции друзей.

– Нормально. Вчера…

– Все в порядке, – Джинни слабо улыбается, накладывая в тарелку Гермионы овсянку с фруктами. – Прости, что так вышло с огневиски. Не удивительно, что тебе пришлось пропустить занятия. Мне стоило предупредить, что…

– Джинни, – Грейнджер ободряюще опускает ладонь на плечо Уизли, которая смущенно отводит взгляд, избегая зрительного контакта как с Гарри, так и с Гермионой. – Это мне стоило подумать головой. Все хорошо.

– Нормально добралась до Башни? Я пыталась уговорить тебя остаться, но ты так рвалась обратно! – Джинни, кажется, не замечает, как увеличиваются глаза Гермионы, которые она тут же опускает на плотно сжатые между собой ладони.

Мерлин, она сейчас совершенно не хочет обсуждать все, что происходило в Башне. А лучше вообще никогда не поднимать эту тему.

– Рвалась? – сдавленно мычит, тут же наградив себя мысленным подзатыльником. Веди себя естественно!

– Да, ты утверждала, что обязательно должна сделать что-то, – Уизли задумчиво прикусывает губу, наконец прекращая сваливать на тарелку Гермионы все, что видит на столе. – Ты серьезно хотела вернуться к работе после стакана сливочного пива с огневиски? – в голосе подруги явное озорство, но Грейнджер не может ответить такой же веселостью.

Она намеренно спешила в Башню. Конечно, это было очевидно, ведь Гермиона отлично помнила, как проигнорировала все просьбы Джинни переночевать в её комнате, но вот почему было так важно вернуться обратно Гермиона понять не могла. Она совершенно не помнила, что было в голове в тот момент.

Взгляд против воли скользит к столу Слизерина. Светлые волосы сразу привлекают внимание. Но Грейнджер отводит взгляд еще до того, как успевает сосредоточить его на лице парня.

Нет, даже не думай!

Джинни переключается на разговор с Гарри, кажется, не собираясь выдавливать из подруги ответ. За что Гермиона мысленно благодарит её.

Отлично, две проблемы (которые и не были проблемами, в общем-то, лишь игрой воспаленного воображения) решены – друзья не злятся, остальные студенты не шушукаются.

Но оставалась одна, самая большая и неприятная проблема, решить которую гриффиндорка смогла бы только под действием Феликса*. Драко Малфой.

***

– Тео и Блейз сказали, что пронесут огневиски на бал, но я сомневаюсь, что они справятся вдвоем, – Пэнси делала какие-то пометки на листе пергамента, под который пришлось подложить учебник, чтобы было удобно писать.

– Ага.

«Драко,

Мы благополучно вернулись в Британию. Люциус в восторге от Франции, нам стоит вместе отправиться туда после твоего окончания школы. Или, если хочешь, можем выделить время на зимних каникулах?

Люблю тебя,

Мама

P.S. Ты был в Мэноре? Что-то произошло?»

Малфой смял письмо в ладони.

Филин прилетал еще утром и настойчиво ожидал ответного послания. Однако Драко совершенно не хотел писать что-либо родителям. Во-первых, от одного слова «Франция» начинало подташнивать, а во-вторых, он пока еще не придумал убедительную отговорку, зачем аппарировал домой. Конечно, Драко не нужна уважительная причина, чтобы находиться в Мэноре, в конце концов он – Малфой. Но если оставить Нарциссу без ответа, она может забеспокоиться.

– А может, ну его, этот дурацкий огневиски? Будем пить тыквенный сок весь вечер! – наигранно возбужденным тоном произносит Паркинсон, уже открыто испепеляя Драко взглядом.

– Окей.

Мало того, что и после возвращения ни отец, ни мать не торопились рассказывать о причинах своего пребывания во Франции (а Драко все же надеялся, что они посветят его хотя бы в краткое содержание семейных планов), так еще и с самого утра голова раскалывалась. Слизеринец начинает ненавидеть тот факт, что не закупился зельями перед отъездом в Хогвартс. Кто же знал, что в школе начнутся такие глобальные проблемы со сном? Последний раз удавалось выспаться после принятия Сна без сновидений.

Он не знал, как относиться к письму Нарциссы и понятия не имел, что стоит за предложением отправиться в другую страну на каникулах. Все это выглядело, как милое семейное путешествие, но содержание первого письма (довольно скудное, если честно) все еще вызывало подозрения. Драко чувствовал себя параноиком, вечно ожидающим подвоха. Но факт оставался фактом: что-то во всей ситуации его напрягало.

Парень решил дать себе время на раздумья, а потому утром прогнал филина без ответа. Родители оставляют его в неведении, так пусть и сами ненадолго окажутся в его шкуре. Сейчас Драко был зол даже на Нарциссу. Неужели нельзя хотя бы втайне от отца рассказать какие-то подробности поездки?

– Нет, знаешь, у меня есть идея получше! Обмотаюсь гриффиндорским флагом вместо платья и пойду так на бал!

– Ахуенно.

Помимо прочего, еще и ебаная Грейнджер со своими пьяными выкрутасами. Скольких усилий Малфою стоило не поднять на неё взгляд за завтраком (но на истории магии все же не удержался, взглянул мельком – одним глазком). В бессоннице Драко виновата по большей части она. Слизеринцу пришлось чуть ли не в подушку вгрызаться, чтобы после получасового лежания на кровати не запустить руку в штаны. Он не смог бы объяснить самому себе то, почему от одного ерзания Грейнджер едва ли не кончил в штаны, и, блять, именно из-за того, что не сделал этого, находится на грани мастурбации на фантазии о гриффиндорке.

Драко так и не решил, что делать дальше. Как-то голова другим была забита.

А потому выбрал свою обычную стратегию – игнорировать случившееся. В любом случае, Грейнджер тоже не спешила садиться за стол переговоров. Более того, большую часть дня она не попадалась Малфою на глаза.

Неожиданно из хаоса мыслей парня вырывает удар. Слабый, но, твою мать, унизительный: Пэнси свернутым пергаментом стукает Драко по голове. Словно оказался на месте Поттера и Уизли, когда Снейп находился в особенно радостном настроении и имел возможность огреть чем-нибудь этих двоих болванов.

– Блять, Паркинсон!

– Сосредоточься, Малфой! – девушка делает упор на последнем слове. Вновь разворачивает лист, зачеркнув несколько строчек.

Над головой кружат Тео и Блейз на метлах, перебрасывая друг другу квоффл (от бладжера на этой «тренировке» из двух человек решили отказаться). Драко мог бы присоединиться к ним – с ребрами все было отлично, боль в груди полностью прошла. Но письмо Нарциссы и крутящиеся вокруг вчерашней ночи мысли явно не позволят квиддичу отвлечь слизеринца от проблем.

Малфой предпочел отказаться, правда, списал все на плохое самочувствие. Объяснить друзьям странности своего поведения и не загреметь в психиатрическое отделение Святого Мунго казалось невозможным.

– Я не собираюсь идти на сраный бал, – откидывается на спинку позади, устраиваясь на трибунах поудобнее.

Драко пришлось накинуть на шею шарф – осень давала о себе знать, весь день дул неприятный ветер. Что, впрочем, не помешало Блейзу и Нотту вытащить Пэнси и Малфоя на поле.

Паркинсон сдавленно засмеялась, прикрыв ладонью рот и пытаясь спрятать смех за кашлем.

– Что? – фыркнул Драко, прищурившись.

– Драко, ты – Главный староста. Не получится просто проигнорировать школьное мероприятие, – самодовольная усмешка отражается на лице Пэнси, а Малфой только закатывает глаза в ответ.

Цирк уродов.

Осенний бал. Ничего глупее слизеринец в жизни не слышал. Мероприятие ради мероприятия!

Драко считал, что проводить бал в честь времени года – глупейшая затея, которая высасывает слишком много сил и времени. Но, кажется, большая часть (если не вообще все) студентов пришла в восторг от данной идеи. Впрочем, Малфой полностью абстрагировался от этих мыслей и не принимал никакого участия в организации. Его лишь раздражали истекающие слюной лица однокурсников, когда они обсуждали предстоящий бал – некоторых интересовала выпивка, других возможность подцепить девчонку или парня. Ну и, естественно, остальных интересовало все и сразу.

Драко не был заинтересован ни в том, ни в другом. Чего нельзя было сказать о Пэнси.

– Пойдешь со мной на бал? – вдруг выпалил парень, слегка наклоняясь к Паркинсон, будто собирался рассказать какой-то секрет.

– Ну уж нет, Драко, – девушка только ухмыляется, указательным пальцем надвив на лоб Малфоя, отодвигая его от себя.

– Перестань, мне нужна пара, – он, как ни в чем не бывало, снова откидывается назад, занимая расслабленное положение. – Если все-таки придется переться туда.

– Все и так считают, что мы всё еще вместе. Остальные парни и на километр ко мне не приближаются, – раздраженная Пэнси начинает выводить что-то на пергаменте. Драко припоминает, что, кажется, она занималась составлением каких-то правил для этого самого бала. Он упустил момент, когда Паркинсон так заинтересовалась подготовкой мероприятия и невольно задумался о том, что, выходит, она работает вместе с Грейнджер? Это открытие поразило.

– Мы трахались, Пэнс.

– Секс – не значит отношения, Драко, – девушка закатывает глаза, не отрываясь от пергамента.

А Малфой вдруг замолкает, еще несколько раз прокрутив сказанную ею реплику. В этом Паркинсон, безусловно, была права. Да, они спали, но если в какой-то период и думали об отношениях, то он давным-давно закончился.

Что ж, возможно, неосознанно Пэнси удалось угомонить бушующий внутри Драко ураган. То, что было между ним и Грейнджер ночью – не более, чем тяга двух взрослых людей. Просто влечение.

– Это значит «нет»?

– Нет, – произносит с улыбкой Паркинсон.

***

Впервые за долгое время Гермиона почувствовала, что способна контролировать собственные мысли. Что было ошибочно, если вдуматься, а потому было принято решение просто не думать.

Грейнджер подняла из недр сознания все незаконченные дела, включая домашнее задание и подготовку к балу, и загрузила себя выполнением обязанностей. Так, чтобы ни одной свободной минуты не оставалось.

Во вторник и среду у неё даже не было времени, чтобы наведываться в Большой зал.

Пришлось сжечь написанный в понедельник доклад, потому что, прочитав его на свежую голову, волосы едва не стали дыбом. Гермиона пожалела, что потратила подаренные Роном волшебные чернила. Выручай-комната полностью оправдывала свое название – буквально все время девушка проводила там. Создав для себя комфортные условия, за два дня гриффиндорка выполнила все домашнее задание и даже прочитала несколько параграфов по нумерологии наперед.

Отсутствие еды не казалось проблемой, но Джинни начала всерьез беспокоиться за отсутствие аппетита у подруги. А потому пришлось все же изредка появляться в Большом зале и заталкивать в себя какую-то еду (Гермиона даже не особо разглядывала, что было на столах – просто брала первое попавшееся под руку). Гарри и Рон начали косо поглядывать на Грейнджер, которая загрузила себя заботами как на третьем курсе, когда выбрала чрезмерное количество предметов и пыталась успеть всё. Они словно ждали, что Гермиона в какой-то момент начнет биться в истерике.

Что ж, исключать такую вероятность было нельзя. Однако же гриффиндорка пообещала себе, что, если её и накроет волной истерики, друзья ни за что не должны узнать об этом.

Как бы то ни было, и в четверг все было так же стабильно: Гермиона продолжала появляться в Башне старост ближе к ночи, сразу пряталась в своей комнате и, что удивительно, за все три дня видела Малфоя лишь несколько раз. В основном на уроках, но изредка еще и в Большом зале.

Когда в четверг закончилось домашнее задание, и Грейнджер случайно столкнулась с компанией слизеринцев в коридоре, не занятый размышлениями о работе мозг вдруг сосредоточился на отстраненном взгляде, которым Драко окинул девушку. В тот самый момент, когда сердце сжалось до такой степени, что Гермионе захотелось зарядить себе кулаком в грудь (будто это способно было остановить боль), ноги сами понесли прочь.

Как трусиха.

Девушка скрылась за углом до того, как успела заметить взгляд Малфоя, которым он её проводил.

Тогда Гермиона принялась в очередной раз носиться по школе в поисках Хаффлпаффцев, которые должны были подготовить варианты декораций для зала. К концу дня у неё имелось несколько пергаментов с предложенными идеями, и пришлось провести в выручай-комнате значительно больше времени. Но это было единственное место, где мозг не отвлекался на посторонние мысли, и Гермиона могла сосредоточиться.

В пятницу, когда ею были отобраны лучшие из предложенных хаффлпаффцами варианты, а собрание префектов было назначено на субботу (Грейнджер собиралась обсудить с ними детали и двигаться дальше исходя из принятых на собрании решений), появилось слишком много времени.

Уроки, как назло, пролетели необычайно быстро. И даже заработанные для факультета баллы не способствовали улучшению настроения.

Мысли то и дело возвращались к слизеринцу, которого в этот день было слишком много: девушка проснулась от шума воды за стеной и сразу сообразила, что забыла поставить заглушку, а потому слушала, как Малфой принимает утренний душ; в Большом зале, словно по велению судьбы, пришлось сесть лицом к столу Слизерина и несложно догадаться, кто сидел напротив; а на уроках Гермиона не могла избавиться от обычно исходящего от Драко запаха зимы.

Потому к обеду девушка была на грани того, чтобы начать вырывать кудрявые волосы. Нужно было срочно занять себя чем-то, и придумать ничего лучше, кроме как излить свои догадки касательно Розье, в голову не пришло.

Но ситуация лишь ухудшилась.

Гермиона разделила пергамент вертикальной полоской. На одной стороне излагала мысли касательно размышлений Перси о том, что убийство будет единственным, на другой же пыталась внятно изложить аргументы в противовес.

Но вскоре все переросло в спор с самой собой: как только одно предложение появлялось во второй колонке, в ответ девушка находила противоположный аргумент для первой. Ни одна из колонок не выигрывала.

Спустя несколько часов сражений с собственным мозгом Гермиона перестала быть уверенной даже в том, что раньше казалось очевидным.

Теперь вероятность того, что Розье-старшего действительно убили из личной мести и преступник, чьи следы, судя по всему, до сих пор не обнаружили (поскольку никаких писем от Перси не приходило), скроется навсегда, не казалось такой уж бредовой.

Впрочем, Гермиона все равно не понимала, зачем тогда нужно было оставлять тело в атриуме. В конце концов, Министерство никак не связано с бывшими Пожирателями. Исключая то, что Визенгамот амнистировал их. Возможно, на это убийца и злится? Тогда почему судья никоим образом не пострадал? Быть может, расчет был на прессу, которая обычно не упускает возможности упрекнуть Министерство в некачественном выполнении обязанностей, что в данном случае было поимкой преступника?