Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)

И все же приветливость хозяйки приятно грела душу, потому дальше Грейнджер двинулась с твердой улыбкой на лице. Но она дрогнула, стоило взгляду зацепиться за задумчивую фигуру, сидящую в конце зала и изучающую что-то в окне.

Перси выглядел заметно отдохнувшим – по крайней мере, цвет лица стал здоровее, – но маска обреченности не сошла с его лица. И это вовсе не порадовало Гермиону.

Она чувствовала себя не более воодушевленной, чем Перси, и едва ли это хороший знак для их расследования. Всю дорогу до Хогсмида гриффиндорка уговаривала себя настроиться на позитивный лад: быть может, Перси расскажет что-то, что действительно поможет им найти преступника и… и, возможно, стабильность наконец вернется в её жизнь.

Она запрещала себе думать о Малфое и удивлялась, как много запретов появилось в собственной голове. Но Гермиона не могла позволить себе анализировать то, что бросила напоследок – слишком искренними были эти слова и слишком необдуманно сорвались с языка, и так же легко о них можно было начать сожалеть.

– Гермиона, – Уизли заметил застывшую в нескольких шагах от стола девушку и выдавил слабую улыбку.

– Привет, – она тоже улыбнулась, но была полностью уверена, что Перси улавливает её неискренность так же, как и она – его. Им двоим сейчас не до улыбок. – Давно ждешь?

– Нет, – парень указал на полный стакан сливочного пива в руках. – Как видишь.

– Что ж… – стоит ли сразу перейти к делу или проявить вежливость? Может ли Перси решить, что она вспоминает о нем, лишь когда нужно узнать о ситуации в Министерстве? Гермионе не хотелось бы обижать его. – Как дела… у Молли и Артура?

Перси сдавленно рассмеялся, но этот смех был одним из самых искренних его эмоций за последнее время, так что Грейнджер тоже неловко улыбнулась в ответ.

– Они в порядке. Я знаю, что ты не за этим меня позвала.

Что ж…

Гермиона незаметно выдохнула. Разыгрывать спектакль еще и с ним её совершенно не прельщало. Она устала притворяться и сейчас была рада расслабиться, не держать спину ровно, перестать скрывать весь тот груз, что свалился на её плечи и с каждым днем опасно приближал уставшую девушку к земле. Грейнджер могла себе позволить подобное с Перси. Сейчас, когда она наверняка владеет не меньшим количеством информации, чем он, и ей не придется выпытывать детали.

– Прости.

– Просто говори прямо.

Перед гриффиндоркой опустился стакан со сливочным пивом и она с облегчением сделала глоток – все же правильно мадам Розмерта решила подать напиток даже без её просьбы.

Она готова была выпалить то, с чего привыкла начинать подобные диалоги – как было с Пэнси, а потом и с Малфоем, – но решила, что нет смысла пережевывать одну и ту же историю с Розье. Говоря откровенно, ей вдруг стало абсолютно безразлично, как его тело доставили в атриум. Больше всего Гермиону волновала реальность её теории.

– Я бы хотела, чтобы авроры проверили поместья Пожирателей, – без обиняков сказала Гермиона, глядя прямо в глаза Перси.

Его брови взметнулись вверх, но парень промолчал, лишь отпил из своего стакана, и выждал несколько секунд, прежде чем ответить.

– Не могу выбрать всего один вопрос из всех, что крутятся в моей голове, так что… – он махнул рукой, как бы приглашая её продолжить рассказ.

На лице Уизли было невозможно что-либо прочитать (и когда он научился так хорошо скрывать эмоции?), но Грейнджер все равно постаралась разглядеть хотя бы одну эмоцию, помимо удивления, в его глазах. Безуспешно. Оставалось только глубоко вздохнуть и, осторожно выбирая слова – все-таки ей не нужно, чтобы Перси узнал, что именно они с Пэнси провернули в поместье Паркинсонов, – продолжить изъясняться.

К тому же об осведомленности Пэнси распространяться тоже не стоит.

– Я думала об этом, – Перси хмыкнул, чем заслужил недовольный взгляд Гермионы. – И пришла к выводу, что на Паркинсонов должен был напасть кто-то хорошо знакомый и, возможно, этот кто-то присутствовал на мероприятии, что они организовывали в тот вечер.

Перси тарабанит пальцами по столу, а складывается ощущение, что по голове Гермионы – ей хочется схватить его руку и плашмя уложить на стол, лишь бы парень прекратил. Но она лишь крепче сжимает стакан со сливочным пивом и вновь натягивает на лицо маску полного спокойствия и уверенности.

Мерлин, как же она устала…

Он изучает её взглядом около минуты, Грейнджер же пользуется этим временем для того, чтобы загнать поглубже абсолютно все эмоции – Уизли будто видит её насквозь. Впрочем, он все еще не кричит и не ругается, значит, не так уж и хорошо видит.

– Мы проверяли.

– Что? – непонимающе переспрашивает Гермиона, даже замерев на месте.

– Мы думали об этом, а потому проверили поместья всех присутствующих в тот день у Паркинсонов, но там ничего – ни темных артефактов, ни заключенных.

Голова начинает идти кругом, мысли лихорадочно вертятся вокруг того, что сказал Перси, и Грейнджер начинает тараторить все, что только приходит на ум, лишь бы схватиться за былую убежденность в правильности выбранного направления.

– Постой, ты ничего не рассказывал об этом. Паркинсонов не было около недели, прежде чем обнаружили тела, где-то же они должны были находиться! Авроры могли плохо обследовать поместья, Министерство же наверняка не раскрыло официальной причины обыска, так что, возможно, они просто не заглянули везде, где следовало бы и…

– Гермиона, – мягко окликает Перси, но девушку уже не остановить.

Грейнджер слышала, что авроры периодически совершают рейды к бывшим Пожирателям на случай создания новых тайников или еще чего-то опасного, по типу темных артефактов и ингредиентов. Наверняка и эту операцию они провернули под видом подобной проверки, а потому работали по привычной схеме, которой могло оказаться недостаточно.

– Авроры просто плохо обыскали территорию. Возможно, их держали не в самом поместье – у Пожирателей огромные владения, мог быть какой-то подвал, а вход спрятан где-нибудь в беседке в саду! Или тайные проходы за книжными стеллажами или что-то в таком духе… – что там еще обычно показывают в фильмах?

– Гермиона.

Девушка отрицательно качает головой, до побеления костяшек сжимая стакан, отчего жидкость слегка разливается, когда её рука дергается.

Нет, она должна быть права! Грейнджер просила Пэнси и Драко рассматривать её теорию именно как теорию, но сама так надеялась, что выбрала правильный путь – потому что он единственный, а у них совсем не осталось времени! И если в поместьях чисто, если авроры действительно хорошо все обыскали, тогда… Тогда что же им, черт подери, делать?

– Вы осмотрели все поместья? – в отчаянии спросила она.

– Всех, кто был под подозрением.

– А что насчет… – она прокашлялась. – Насчет Далии Эйвери?

И снова это удивленное выражение на его лице, снова молчание. Ох, Мерлин, она сейчас выплеснет пиво ему в лицо и начнет неистово трясти за плечи, лишь бы Перси поскорее пришел в чувство и заговорил!

– Откуда ты знаешь про неё?

– Читала в газете, – ложь сорвалась легко.

Вернее, такая статья действительно существует – как же хорошо, что Гермиона просмотрела выпуски Пророка, – только вот о Далии она узнала вовсе не из неё. Но это и не важно – важно то, что Перси поверил.

– Их поместье авроры не трогали, – явно нехотя признался Уизли.

– Это еще почему? – возмущенно прошипела Гермиона. – Она была у Паркинсонов! У её отца огромное владение!

– Да, но она… – Перси нервно заерзал, от былого спокойствия не осталось и следа. Он явно не хотел затрагивать эту тему. – Это ведь поместье её отца, а он во Франции, к тому же Далия – миниатюрная девушка, как она смогла бы… – но Уизли прекращает лепетать околесицу под сощуренным взглядом Гермионы.

Да, он не врет: поместье принадлежит мистеру Эйвери, да и судя по колдографиям Далия приблизительно того же телосложения, что и Гермиона. Только это едва ли стало причиной того, что обыск авроров обошел их поместье.

– Ложь, – уверенно заявляет Грейнджер, а щеки начинают пылать от раздражения – допустить такой промах! – Министерство просто исключило её из подозреваемых.

– Гермиона, это…

– У неё отличная репутация: девушка, отказавшаяся следовать за отцом еще в тринадцать лет, помогавшая пострадавшим волшебникам как во время, так и после войны. Что написали бы в газетах, узнай, что авроры заявились в дом, где она живет одна, и начали обыскивать его? Министерство просто испугалось, ведь так?

Впервые Гермиона Грейнджер понимала Люциуса Малфоя. Репутация решает всё. Если общество о тебе хорошего мнения – считай, жизнь в шоколаде. Если же нет… Можешь тихо гибнуть, никто и не заметит.

– Так? – с нажимом переспрашивает она. – Я права?

Взгляд Перси забегал по пабу, и хотя гриффиндорка осознавала, что зря злится на него, – в конце концов, не Уизли отвечал за авроров и их работу – но ничего не могла поделать с закипающим в душе гневом.

Просто немыслимо.

Как бы она ни старалась… Что бы ни делала – все бесполезно! И Грейнджер даже не чувствует радости от того, что получила дополнительную причину считать свою теорию верной: если Паркинсонов не нашли ни в одном поместье, а владения Эйвери даже не обыскивали…

Нет, она подумает об этом позже. Когда вернется в Хогвартс, сядет за стол и распишет всё на листе пергамента, а потом сможет вытянуть из собственной схемы всю возможную и невозможную информацию. Она сделает это, а сейчас…

– Это просто ужасно, Перси, – с отвращением говорит Гермиона. – Я никогда не стану оправдывать Пожирателей, никогда, но, Мерлин, их же просто убивают. Это даже не правосудие, – в мыслях совсем некстати возник образ Малфоя и мелькнувший в его глазах страх при мыслях о связях Далии с родителями. Как эгоистично – Гермиона говорит обо всех Пожирателях, но думает только об этом человеке и его судьбе. – Да они же попросту являются частью Магической Британии! Министерство обязано нести за них ответственность, а в итоге…

В итоге пропал еще один человек.

Грейнджер практически добавляет это, но вовремя закрывает рот. Нет, рассказывать об этом совершенно нет смысла. Перси никак не повлияет на ситуацию, а снова врать, что она случайно услышала разговор слизеринцев – дурацкая затея. Однажды подобное могло сработать, но во второй раз будет сложно поверить, что Грейнджер так везет оказываться в нужном месте в нужное время, да еще и оставаться незамеченной.

Она обессиленно хлопает ладонями по столу, оставляя несколько сиклей возле недопитого сливочного пива, и поднимается на ноги. Перси взволнованно глядит на то, как гриффиндорка стаскивает со спинки стула свою мантию и натягивает на себя. Он открывает, но тут же захлопывает рот, очевидно, опасаясь ляпнуть что-то не то и заработать не только гневный взгляд, но и что похуже.

Только вот у Гермионы совершенно нет на это сил. Она в тупике, разочарована, все еще слегка рассержена. Снова запуталась.

Уизли решается что-то сказать в тот момент, как Грейнджер отходит от стола, но она не слышит его слов, проходя мимо смеющейся компании, и даже не думает останавливаться – ей нужен свежий воздух. И желательно ветер. Сбивающий с ног, но очень освежающий.

И она вылетает из Трех метел как сумасшедшая, замирая возле входа с искаженным от боли выражением лица, тугим комом в горле и спутанными мыслями.

Что же им теперь делать? Что делать ей? Малфой и Пэнси с ума сойдут, если узнают об отсутствии намерений со стороны Министерства рассматривать Далию как подозреваемую. Гермиона не сможет контролировать их бурный нрав и, как бы нелепо это не звучало, тягу к проблемам – обычно ведь её Малфой обвиняет в умении найти приключения на пятую точку.

Драко вообще…

Взгляд засекает одинокую фигуру, быстро и уверенно движущуюся по пустым улицам Хогсмида (очевидно, холод осеннего дня вынудил всех учеников прятаться в теплых пабах). Сердце Гермионы громко ухает в груди, пока сама девушка застывает на месте в немом шоке.

Она бы продолжила стоять, глядя на пока еще нечеткие очертания Малфоя, пытаясь считать его эмоции хотя бы по походке, пока парень не оказался бы в шаге от неё, но вдруг чья-то ладонь смыкается на запястье и круто разворачивает её – теперь гриффиндорка может видеть Драко только повернув голову, выглядывая из-за плеч Перси.

И делает это, словно какая-то невидимая сила не позволяет оторвать взора от резко замедлившегося парня. Впрочем, застывает он всего на секунду, и теперь Грейнджер видит, как хмурятся его брови, как сжимаются кулаки в карманах черного пальто, и внезапно осознает, какая же она дура: во-первых, поверила, что Малфой в кои-то веки послушается, оставшись в школе, а во-вторых, стоит прямо сейчас, как вкопанная, хотя ни он, ни Перси на дух друг друга не переносят! Еще гляди и подерутся.

– Гермиона, постой, – быстро бормочет Перси, но она и так стоит, за что мысленно себя корит, но едва может глубоко дышать от быстрых ударов сердца, что уж говорить о передвижении ног. – Ты ведь не только за этим меня позвала?

Грейнджер могла бы различить надежду в его голосе, если бы слушала чуть внимательнее, чем краем уха. Она кивает, словно болванчик, а сама неотрывно следит за приближающимся как-то неспешно, будто пытаясь скрыть бушующие эмоции, Малфоем.

Мерлин, да что это с ней?

– Знаю, ты расстроилась, но…

Почему он не послушал её? Почему не остался в Хогвартсе?

– Война закончилась, прекрати забивать свою голову спасением мира – оставь это Министерству.

Придурок! Ему нужно было просто остаться в Хогвартсе! Малфой – самый упертый, наглый, бестактный человек! Он недолюбливает всех Уизли и, заявись в Три метлы десятью минутами ранее, испортил бы и без того сложный диалог.

– Слышишь, Гермиона?

Перси отпустил её запястье какое-то время назад, очевидно, смутившись возможных чужих взглядов, но улица была пуста, – исключая Малфоя, которого тот по-прежнему не замечал, повернутый к нему спиной – так что рыжеволосый слабо встряхнул её за плечи. Но это только подтолкнуло Гермиону еще раз утвердительно кивнуть.

Ветер трепал его светлые волосы, создавая на голове полный беспорядок, и Грейнджер сжала ладони в кулаки в попытке подавить настойчивое желание пригладить непослушные пряди. Нет, она сделала уже достаточно за сегодня. Сказала достаточно. Она и так находится на грани сожаления о тех вырвавшихся словах, за которыми слизеринец, обладающий такой же раздражающей проницательностью, что и Джинни, без труда способен разглядеть то, что так упорно Гермиона скрывает – и от него, и от самой себя. То, что по глупости ляпнула на балу подруге, и то, что зарывает глубоко в сердце и сознании.

– Я позабочусь об этом, хорошо?

Поэтому ли он выглядит рассерженным? Потому что о чем-то догадался? Ему остается пройти каких-то десять шагов, так что сжатые челюсти выдают Гермионе настрой Драко – уж слишком хорошо она считывает подобные детали его поведения!

– Я позабочусь и о Пожирателях и… о тебе.

Ха! Но ведь это ей положено злиться! Он, этот кретин Малфой, так отвратительно поступал, но именно Гермиона чувствовала себя виноватой, именно она беспокоилась, как смотреть ему в глаза после гадких слов, брошенных им же! И именно она, как такая же, по всей видимости, идиотка, сейчас будто бы забыла об ужасном значении того оскорбления, что раньше постоянно использовал слизеринец и недавно вспомнил вновь.

– Хорошо, Гермиона? Ты веришь мне?

Мерлин, да что же он толкует-то?!

Грейнджер как-то зло кивает, не до конца осознавая, что злится на Перси из-за того, что он мешает ей, святой Годрик, глядеть на Малфоя! Да ей следует прямо сейчас затолкать Уизли в Три метлы, а Малфоя оглушить заклинанием, лишь бы это идиоты не встретились.

Она живо отступает в сторону, когда расстояние между ней и Драко уменьшается до пяти шагов, желая обойти Перси и исполнить веление разума, и наконец переводит взгляд на собеседника.

Гермиона успевает засечь стремительно приближающийся силуэт и инстинктивно отшатывается, но это не мешает рыжеволосому вновь оказаться в метре от неё.

И внезапно перестает существовать и ветер, хлеставший её по щекам и затрудняющий дыхание, и замерзшие руки, которые гриффиндорка, так погрузившись в мысли, не подумала спрятать в карманы и защитить от холода, и посетители в пабе за её спиной, и, собственно, она сама.

В голове набатом звучит одно и то же: Малфой, Малфой, Малфой.

Кажется, даже ритм её сердца отбивает «Малфой», а сама девушка замирает от шока и только вслушивается в его имя, будто ставшее частью её самой, смешавшееся с кровью и расползающееся по венам.

Губы Перси на её губах совсем не похожи на губы того, кто так прочно засел и в голове и сердце. И ей не нужно вникать в странное чувство, сопровождающее поцелуй, чтобы осознать – это не то.

Поцелуй длится всего несколько секунд – ей понадобилось мгновение, чтобы осознать происходящее, и руки стремительно взметнулись вверх, намереваясь прервать, оттолкнуть. Но Перси оказался «оторван» от неё еще до того, как Гермиона смогла что-либо предпринять.

Она снова видит перед собой улицу Хогсмида, а не лицо Уизли, но все так же не может дышать и шевелиться.

Впрочем, лекарство от оцепенения находится тут же – ей всего-то понадобилось опустить взгляд.

– Мерлин, Малфой!

Гермиона не думает, когда кидается к парню, зловеще возвышающегося над Перси, прижимающего его к стене паба. Из носа второго тонкими струйками течет кровь, а парень, кажется, еще не до конца оправился от шока, а потому и не соображает, что следовало бы сопротивляться.

Грейнджер молит всех богов, чтобы нос Уизли остался цел, но у неё едва ли хватает времени, чтобы детальнее рассмотреть повреждение – ладони вцепляются в плечо Малфоя, оттаскивая руку с вновь занесенный кулак в сторону, но сил гриффиндорки недостаточно, чтобы полностью оторвать тело Драко от Перси. И откуда в нем столько сил, тощий ведь!

– Малфой, прошу тебя! – ей остается только пытаться достучаться до его здравого смысла. В окнах начинают появляться любопытные мордашки, не пройдет и пяти минут, как посетители повалят на улицу для лучшего вида. И Гермионе очень не хотелось бы становиться главной героиней разгорающегося спектакля.

Но Драко, кажется, и не думает прислушиваться. Гриффиндорка не уверена, что он вообще её слышит, пока за очередной попыткой оттащить его в сторону не следует злобное шипение сквозь стиснутые зубы:

– Грейнджер, отойди.

Очевидно, ему стоит титанических усилий не дернуть рукой – Малфой понимает, что если сделает это, легко может попасть Гермионе по лицу. И тогда уже придется защищаться ему.

У неё нет времени думать, какого черта он ведет себя так нелепо, и что из себя возомнил, решая, с кем ей можно целоваться, а с кем нет (пусть девушка и не желала этого поцелуя), больше всего Грейнджер заботит то, как бы разделить парней до того, как Перси придет в себя и начнется настоящая драка.

– Малфой! – она вдруг переходит на крик и даже занятый своим гневом Драко вздрагивает. – Немедленно отойди от него!

Он оборачивается, глядя на неё через плечо. Его бледное, рассерженное лицо и пылающие серые глаза встречаются с таким же бледным от испуга лицом и карими глазами Грейнджер, в которых читается мольба. Дыхание учащенное, настолько напряженное, что Гермиона могла бы решить, что парень бежал от Хогварста, если бы сама не видела его вальяжной походки.

Но лучше бы причина была в беге. Мерлин, лучше бы это было так! Сейчас же Драко в ярости и это куда хуже.

– Отпусти! – так же настойчиво повторяет она, и на секунду кажется, что слизеринец послушает её.

Он отрывает вторую руку от стены, заставляя Гермиону вздохнуть с облегчением – вот сейчас он просто отойдет в сторону! – и вдруг второй кулак проходится по лицу Перси. Грейнджер вскрикивает, её ладони крепче сжимают плечо парня, пока она смотрит, как на костяшках пальцев его второй руки остаются следы крови. Раздается негромкий хруст, однако теперь Гермиона уверена – если раньше нос не был сломан, то теперь определенно.

– Малфой, что ты творишь! – она неистово дергает его, сама не замечая, что с каждым разом оттаскивает слизеринца все дальше от пострадавшего, ведь больше он не сопротивляется.

Перси, наконец пришедший в себя и, кажется, даже не слышавший толком отчаянных уговоров Гермионы, кидает на неё полный разочарования взгляд, прежде чем эта эмоция сменяется презрением и злостью, когда он встречается глазами с Малфоем. Уизли стремительно отрывается от стены, одной рукой сжимая кровоточащий нос, но Грейнджер протискивается между парнями до того, как он успевает оказаться возле Драко.

– Успокойтесь! Оба! Мерлин, что за концерт вы устроили?

Перси вцепляется в её запястье, намереваясь отвести в сторону руку Гермиону, прижатую к его груди, и Малфой дергается вперед, проследив за этим движением. Грейнджер грубо дергает его за плечо, осаживая.

– Уходи, – заявляет она, изо всех сил демонстрируя уверенность, хотя у самой ноги дрожат. – Иди к школе. Я догоню тебя, – она надеется, что он прочтет продолжение фразы в её взгляде: и мы поговорим. – Ну же! – восклицает она, когда блондин только зыркает, но не двигается с места. – Иди, Малфой!

Он дергает локтем, вырываясь из хватки, и кидает на Перси такой взгляд, что тот снова дергается, удерживаемый Гермионой.

Она шумно дышит, раздирая горло холодным воздухом, уже двумя руками цепляется за Уизли, пока они оба смотрят, как отдаляется Малфой, и пытается не думать о ярости, читающейся даже в походке слизеринца. Сейчас ей нужно сосредоточиться совсем на другом и Грейнджер…

– Так в этом причина?

Горестный голос Перси выводит гриффиндорку из некого транса, созданного медленно отдаляющимся силуэтом Малфоя. Она вздрагивает, переводя взгляд на парня, и отступает на шаг назад, наконец избавившись от потребности удерживать его.

Гермиона не успевает ответить, равно как и сообразить, о чем толкует Уизли, когда тот продолжает:

– Поэтому ты так рвешься помогать Пожирателям. Потому что семейка Малфоя может пострадать? Он нравится тебе? Вы вместе, что ли?

Внутри Гермионы закипает гнев, возникающий всякий раз, когда кто-то разговаривает с ней осуждающим тоном, хотя девушка не совершила ничего плохого, и будто пытается давить, желая получить нужный ответ. Но у неё нет ни этого «нужного» ответа, ни желания выслушивать упреки в свою сторону.

– Насколько я могу судить, ни разу за всё время общения я не дала тебе повода считать, что наши отношения выйдут за рамки дружбы, – полным деланного спокойствия голосом начинает Гермиона, игнорируя поставленные вопросы. – Но ты решил, что можешь переступить черту, а сейчас разговариваешь со мной так, словно в чем-то виновата я.

И все же она была виновата: обманывала, недоговаривала, скрывала. Но ей уж точно не поставишь в вину… чувства. Пусть странные и непонятные, но они – её, и никто не вправе решать, имеет ли Гермиона право их испытывать. А она чувствует осуждение в голосе Перси, видит отвращение в его взгляде – то ли к Малфою, то ли к их «отношениям», невольным свидетелем которых стал парень.

И это злит её.

Грейнджер сама не до конца разобралась в себе, чтобы позволять мнению посторонних влиять на её окончательное решение. А Перси в их с Драко делах – посторонний.

– Хочешь услышать ответ на свой вопрос? Да. Он – причина, – и как умело она упустила ту часть, где Уизли интересовался об их возможном романе!

Она четко осознает, что на этом помощь Перси заканчивается. Он ни за что не станет снабжать её сведениями, зная, что все усилия – ради Малфоя. И Гермиона отказывается думать, что причина тому, вероятно, его чувства к ней. Она не может ответить взаимностью, на этом всё, и думать тут не о чем. Иначе она обзаведется еще одной причиной для размышлений и угрызений совести.

Но ей нелегко, ведь ни сейчас, ни позже Гермиона не найдет в себе никаких сожалений ни по поводу решения игнорировать чувства Перси, ни по поводу тона, с которым говорит с ним, и пугающий вопрос засядет в голове: как же она так изменилась?

– Это самая большая ошибка в твоей жизни, – только и бросает он.

А Грейнджер окидывает парня самым холодным, на который только способна взглядом, хотя внутри закипает от гнева: да почему каждый непременно желает указать на свое драгоценное мнение?! Какого черта все, кому не лень пытаются убедить её в чем-то, хотя их даже не спросили?

Только ей, Гермионе Грейнджер, решать, является ли Драко Малфой самой большой ошибкой в её жизни.

Она обнаруживает, что даже сейчас, когда в их отношениях так много неопределенности, она порывается защищать их и отстаивать, хотя не так давно была убеждена, что не сможет сделать этого, пока они с Малфоем не станут чем-то… целостным. Кем-то друг для друга.

– Обратись к целителю.

Грейнджер разворачивается, не удосуживая сломанный нос Перси и взглядом, и быстрым шагом движется по той же дороге, где скрылся Драко пятью минутами ранее.

Она побеспокоится о Перси и их дружбе потом. Когда злость рассосется, когда вопрос с Малфоем будет решен, когда отцу Нотта не будет угрожать опасность, и когда перестанут появляться новые жертвы.

А сейчас она будет холить и лелеять свое раздражение, доводя его до идентичной малфоевскому гневу, и, как только он окажется в поле зрения, выскажет все, что думает: касательно его детского поведения, безрассудных поступков и выводящей из себя неопределенности их отношений.

***

Малфой практически покидает деревушку, его шаги все такие же резкие и даже со стороны выглядят как-то зловеще. Гермиона насторожилась бы, но внутри бурлит желание выплеснуть все накопленные эмоции. Она замерзла и все еще ошеломлена произошедшим, и тем не менее ноги куда быстрее доносят продрогшее тело хозяйки до слизеринца, чему она безмерно рада.

Драко, погруженный в свои мысли, очевидно, не замечает приближения девушки, хотя Гермионе куда больше нравится считать, что это она двигается бесшумно. Рука вцепляется в предплечье парня и так резко дергает назад, что гриффиндорка невольно пугается, как бы не вывихнуть её Малфою.

Она готова и к тому, что сейчас он набросится с криками, и к колким взглядам, так что вовсе не удивляется и не напрягается, когда именно это её и встречает. Правда, едва он открывает рот, чтобы выплюнуть что-то едкое, Грейнджер позволяет съедающему желанию прибить Малфоя вырваться в виде возмущенных восклицаний:

– Какого черта, Малфой?! Что ты о себе возомнил?

Гермиона отвечает таким же злым взглядом, не уступая Малфою, и невольно подмечает, что они оба едва контролируют себя – ни Драко, ни Гермиона не пойдут на попятную, а это вряд ли обернет конфликт в положительную сторону. Впрочем, ей все равно! Конкретно сейчас, в этот момент, она просто раздражена и устала каждый раз указывать на идиотское поведение Малфоя, которое напрямую связано с ней.

– А что не так? – шипит он, зловеще наступая на гриффиндорку, а та машинально делает шаг назад, увеличивая расстояние, но загоняя себя к стенке. И замирает, как только осознает это. – Это ведь была деловая встреча? Которая напрямую касается моих родителей, вот и пришел проверить!

Грейнджер фыркает, закатывая глаза, и снизу вверх смотрит на Малфоя, ничуть не пасуя из-за столь неловкого положения – ей очень не нравится, что он стоит так близко. Как минимум потому, что ей будет крайне неудобно врезать со всей силы из такого положения.

– И как разбитый нос Перси поможет твоим родителям?! – под стать парню отвечает Гермиона, понижая тон, но не градус яда в голосе. – Твое тупое поведение только лишило нас союзника!

– Союзника?! – Малфой выплевывает это слово так, что на мгновение Гермиона задумывается, а не является ли оно оскорбительным. – Хотела сказать, что теперь у тебя будет меньше поводов таскать своего Уизли в Хогсмид по выходным?

– Да что ты несешь! – она так глубоко хватает воздух ртом, что горло обжигает холодом.

Грейнджер в бешенстве. Неимоверно зла.

Да как он может?! Она, спятившая идиотка, затеяла весь этот сыр-бор из-за него! Ну, отчасти и ради себя, естественно – желание разобраться, что же её бедное сердечко так сходит с ума при виде слизеринца было бы неосуществимо, если бы он сошел с ума от горя из-за смерти своих родителей. Но Гермиона пыталась защитить Малфоя! Пытается.

Потому что он… Мерлин, он просто свел её с ума, заставил поверить в собственное сумасшествие, постоянно размышлять о том, о чем Грейнджер никогда не предполагала, что станет думать, анализировать их «отношения»! Она согласилась пойти с ним на бал, а потом… Святой Годрик, чему она позволила случиться потом…

И ей это нравилось. Нравится!

А он, этот подлец Малфой, смеет разбрасываться столь абсурдными обвинениями! Что бы там ни сказала Пэнси, он не должен приписывать Гермионе роман с Перси. Даже если Драко верит, что она просто помогает Министерству, обвинять её в том, что она спала с ним, а встречалась с Уизли… Да Малфой просто псих!

Она пихает парня в грудь еще до того, как проанализирует последствия собственных действий – ладони резко впечатываются в пальто и надавливают со всей силы. Драко отшатывается от гриффиндорки, но и не думает терять равновесие. Серые глаза сверкают все тем же огнем, гневные слова вертятся на языке, но их с Грейнджер состояния идентичны и она вновь опережает его тираду:

– Ты неблагодарный придурок, Малфой! – она наступает, каждый шаг сопровождая мощным ударом по его груди, и теперь вынужден отступать уже слизеринец. – Хоть раз, хоть один чертов раз, ты сказал что-то хорошее?! Только обвиняешь и обвиняешь, считаешь, будто знаешь всё, а на деле ни черта ты не знаешь! – Гермиону раздражает, на какой жалкий писк срывается её голос на последних словах, а глаза предательски увлажняются, поэтому она жмурится и только усиливает удары. – Тебя что, не учили, что взрослые люди разговаривают в таких ситуациях?! – как странно, должно быть, слышать это, когда параллельно Грейнджер колотит его по груди. – Почему ты просто не спросил, как на самом деле обстоят дела?!

А Гермиона и вправду внезапно обнаружила, что, спроси Малфой обо всем раньше, она, вероятно, выложила бы правду как на духу. Потому что она устала от секретов и недосказанностей так же, как и от решения запутанных проблем, которым нет конца, а Драко, хотел он того или нет, только усложнил ситуацию.

Но он не спросил, а она не рискнула рассказать самостоятельно, и вот сейчас обида на него смешивается с разочарованием из-за собственной трусости – а уж в этом, думала Гермиона, её обвинить нельзя! – и выливается ударами на мужскую грудь.

– Чистосердечное признание? – он перехватывает её руки, пожалуй, слишком уж крепко сжимая запястья, и голос его по-прежнему пропитан ядом.

Грейнджер дергается, пытается освободиться, но это приводит только к усилению хватки Малфоя и еще большим гневом девушки в ответ на его действия и свое бессилие. Она рычит сквозь стиснутые зубы и, игнорируя слезящиеся глаза, смотрит прямо на Драко: