Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 49 страниц)

– Мисс Грейнджер, вы можете отказаться от этого предложения.

– Кто займет это место, если я откажусь?

Макгонагалл еле заметно поджимает губы, стиснув руки перед собой. И Гермиона четко осознает отсутствие плана «Б».

Она абсолютно точно не могла отказаться от того, к чему шла все шесть лет обучения в Хогвартсе. И пусть война изменила жизненные приоритеты многих людей, ей было необходимо схватиться за что-нибудь из своей прежней жизни, чтобы продержаться на плаву до того момента, пока в голове вырисуется более четкий план на будущее. Хотя мысль о том, что усложнять себе последний год обучения (особенно после всего, что случилось в прошлом) – наинелепейшая идея, которую только мог сгенерировать воспаленный мозг.

И все же, возможно, стоило отклонить предложение. Нет, она обязана была сделать это.

Немыслимо.

Полнейший абсурд назначать Драко Малфоя старостой мальчиков лишь потому, что его семья вовремя «соскочила» с пороховой бочки и теперь им нужно по локти испачкать руки в дерьме, чтобы выбраться со дна ямы, в которой по собственной глупости и очутились.

– Мисс Грейнджер…

– Да?

– Приглядывайте за ним, если будет возможность, конечно же.

Нянька для Драко Малфоя. Смешно от того, насколько нелепо. Что он сам думает об этой ситуации, интересно? Хотя нет, она ни за что не станет даже пытаться выяснить знал ли он, кто займет должность старосты девочек. Однако, как предполагает Гермиона, знал. Рита Скитер позаботилась о том, чтобы как минимум вся магическая Британия была в курсе возвращения Золотой троицы в Хогвартс. Отталкиваясь от этого, несложно прийти к выводу, что никто иной как Гермиона Грейнджер станет помогать с руководством школы.

И она всего на секунду, на одну маленькую секундочку, ощутила соблазн сказать «нет» Макгонагалл, просто потому, что ей ненавистна даже мысль о том, что предложенная должность – заслуга отвратительной славы семьи Малфоев, ведь решение о назначении Драко приняли до того, как предложить Гермионе Грейнджер, героине войны, стать старостой школы (о чем любезно поведала Макгонагалл пятнадцатью минутами ранее, и что нисколько не обрадовало гриффиндорку, естественно), и это натолкнуло на мысль, что такой расклад просто выгоден для руководства, поскольку за хорьком будет кому приглядывать. Конечно же, это мимолетное желание, совершенно детское и бредовое, было сразу же отвергнуто. Как и мысль о том, что её действительно назначили лишь с целью следить за Малфоем. Из-за этого недоумка она не станет портить отношения с директором.

Скорее всего, Макгонагалл медлила с предложением, поскольку сама Гермиона откладывала решение возвращаться в Хогвартс. Один год. Всего один год. Она предположила, что, возможно, окунуться в привычную среду станет лучшим способом реабилитироваться после войны.

Гермиона упорно старалась создавать иллюзию совершенно здорового психологически человека. Что крайне глупо – она видела смерти, каждый день жила со страхом потерять всех, кого любила, потерять саму себя. И как бы прекрасно она не пыталась играть придуманную роль, от правды не сбежать.

В сознании Гермионы что-то переменилось: смотрит на стены ставшей домом школы, взглядом прослеживая тянущуюся от потолка до самого пола трещину, и не может понять, так было всегда или это шрамы войны? Даже восстановленный Хогвартс служит напоминаниям обо всех ужасах прошлого.

Ей должно стать легче рано или поздно. В конце концов, им удалось сохранить гораздо больше, чем потерять.

И вот Гермиона снова здесь, в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Ей стоит поскорее добраться до башни, чтобы разложить свои вещи и отдохнуть до завтрашнего дня, когда коридоры заполнятся прибывшими учениками. И соседнюю комнату займет этот несносный слизеринец. И вот мы вернулись к тому, с кого начали – Малфою.

От досады Гермиона закатывает глаза, продолжая движение извилистыми коридорами замка. Она вообще не хочет думать о нем, но… Изменилось еще кое-что.

Гермиона хочет ненавидеть его, Драко Малфоя, который издевался над всеми гриффиндорцами без особой причины, всячески вставлял палки в колеса Гарри, входил в состав Инспекционной дружины, починил чертов исчезательный шкаф и… И у него очень много «заслуг», за которые можно ненавидеть. Однако, проблема в том, что девушка больше не может делать этого.

В тот момент, когда Макгонагалл сообщила о причине, по которой попросила Гермиону приехать на один день раньше, а именно: назначение Драко старостой школы, и предоставленная гриффиндорке возможность отказаться от своей должности, если работа со слизеринцем будет слишком затруднительной, она так невыносимо сильно хотела ощутить ярость на проклятого Малфоя. Но воспоминания, знаете, штука весьма непредсказуемая и надоедливая. Хочешь не хочешь, а мозг в самый неподходящий момент услужливо подкинет картинку из прошлого: волшебная палочка, направленная на затылки родителей, и губы, шепчущие заклинание стирания памяти.

Что она действительно ненавидела, так это так некстати возникшее воспоминание о родителях в тот момент, когда Макгонагалл раскрыла свой «сюрприз». Ей не хотелось думать о маме с папой.

Гермионе вдруг стало жаль Малфоя, вынужденного расплачиваться за выбор Люциуса и Нарциссы. Но это был и его выбор тоже. Она не перестает напоминать себе об этом. Да, быть придурком – полностью выбор Драко Малфоя. Но он также выбрал семью. Гермиона не была уверена, смогла бы перейти на сторону добра, если бы пришлось сражаться против родителей. Чтобы обезопасить их, пришлось стереть память о собственной дочери. Так что ей хорошо известно, какие жертвы приходится приносить во время войны. Люциус из кожи вон лезет, чтобы восстановить былую славу фамилии Малфоев. Вот только Гермиона никак не ожидала, что директор школы решит помочь их семье реабилитироваться.

Впрочем, это не то чтобы важно. Отсутствие ненависти не гарантирует хорошего отношения. Драко Малфой остается тем же редкостным мерзавцем и девушка не планирует больше сочувствовать ему. Раз уж он получил эту должность – придется работать. Гермиона позаботится о том, чтобы в его белобрысой голове не родилась мысль пользоваться расположением директора и всеобщей жалостью (хотя она не уверена, жалеет ли его кто-нибудь еще). Если будет нужно, она лично вправит ему мозги.

Внезапно в голову пришла мысль, что девушка, вероятно, приняла бы предложение, даже сообщи Макгонагалл заранее о том, кто станет её напарником. Вспомнилось вдруг, как они втроем, Люциус, Нарцисса и Драко, сидели в Большом зале после окончания битвы и выглядели настолько потерянными, ни в чем не уверенными людьми. Оглядывались на окружающих, словно ждали, что в любой момент их с грохотом вышвырнут из помещения. Гермиона сама не знала, как относится к их присутствию, да и не то чтобы в той ситуации было время анализировать подобное поведение их некогда врагов. Поэтому девушка предпочла просто оставить «на потом», но в итоге вернулась к воспоминаниям о том моменте лишь сейчас.

Возможно, она действительно согласилась бы, даже зная обо всем заранее. Возможно, её сочувствие к Малфою немного сильнее, чем хотелось бы.

Мысли о слизеринце начали утомлять, и как раз вовремя коридор наконец вывел её к Башне старост.

– Новое начало, – ей позволили самостоятельно выбрать пароль. Произнося эти два слова, Гермиона с упоением представляла, как взбесится из-за них Малфой.

***

Новое, блять, начало.

Малфой даже не знал, какому идиоту могла прийти в голову настолько абсурдная мысль, выбрать подобный пароль для Башни старост. От одной формулировки его тошнило настолько, что после короткой беседы с Макгонагалл Драко отправился в гостиную Слизерина, не удосужившись даже оставить вещи в своей новой комнате. Он боялся, что его вырвет прямо перед ведущим в Башню потайным ходом.

Как любезно сообщила директриса, его «напарница» уже на месте. Будто ему не насрать, где находится Грейнджер. Хотя, наверное, все же не насрать – нужно знать её местонахождение, чтобы избегать. Гриффиндорка – последняя, кого он хочет видеть сегодня.

И хотя их встреча неизбежна, Драко всеми силами старается оттянуть этот момент. И сейчас, стоя около своего нового логова, он, возможно, смог бы обмануть свой мозг, представить, что переступает порог гостиной Слизерина, поскольку вход в Башню старост скрыт таким же потайным ходом в стене, но гадский пароль так и голосит: Это твое новое место. Твое и чертовой гриффиндорки.

В гостиной темно и холодно. Драко, зябко передернув плечами, осматривает помещение настолько, насколько позволяет еще не полностью привыкший к темноте взгляд: слева от потайного хода встроенный в стену камин (Малфой борется с желанием зажечь огонь, но решает, что надолго в гостиной не задержится, потому и смысла в этом мало), напротив которого расположен маленький кофейный столик, небольшой диван и пара кресел по обе стороны от него. В дальнем конце комнаты достаточно длинный рабочий стол, рядом с которым расположился абсолютно пустой книжный шкаф – Драко с раздражением подмечает, что недолго осталось ему пустовать. На противоположной от камина стене, с обеих её сторон, Малфой замечает лестницы. Движется к левой, – дальней, – над которой вырезан герб факультета Слизерин. Льва над правой лестницей парень упорно старается на замечать.

По пути кидает на стол изрядно помятые листы пергамента, которые еще утром отдала ему Макгонагалл. Что-то там про график дежурств, расписание собраний префектов, и бла-бла-бла. Драко надеется, что ненадлежащее состояние таких невъебенно важных бумажек приведет Грейнджер в ярость.

Поднявшись по лестнице, слизеринец оказывается перед дверью, на которой так же, как и над аркой лестницы, вырезана змея. На секунду это вызывает улыбку на бледном лице. Всего на секунду. За мгновение до того, как, повернув голову вправо, заметить еще одну дверь в конце коридорчика. Даже в темноте Малфой замечает вырезанного на ней льва. И на кой черт, спрашивается, необходимы две лестницы, если этот сраный коридор даже не разделен стеной?

Драко отрывается от разглядывания интерьера так же быстро, как вышвыривает из головы мысли о находящейся в нескольких десятках метрах Гермионы Грейнджер. Хлопает дверью, зайдя в комнату, совершенно не беспокоясь о том, что может разбудить новую соседку. И сразу же накладывает на дверь запирающее – для спокойствия. Мало ли, что придет в голову этой сумасшедшей. Проснется посреди ночи, а она стоит над его кроватью с ножом.

Сразу напротив двери располагается двуспальная кровать с таким же балдахином, как на всех кроватях в спальнях Слизерина. По правую сторону размещен достаточно большой шкаф, рядом с которым парень замечает дверь, – ванная, предполагает Драко, – а по левую рабочий стол, в половину меньше, чем в гостиной. Малфой валится на кровать, не потрудившись даже переодеться. Несмотря на столь насыщенный эмоционально день, спать еще совсем не хочется. Настенные часы показывают одиннадцать.

Сегодня они с Грейнджер должны были сообщить первокурсникам пароли от гостиных и провести небольшую экскурсию, на что он благополучно забил (хотя, скорее, все же забыл. Или даже не так – просто не думал об этом). По всей видимости, этим занимались Блейз и Пэнси, которых назначили префектами Слизерина в этом году. Если хорошенько напрячь память, Драко, кажется, может вспомнить, что друг на какое-то время пропал с их импровизированной «вечеринки». Малфой же продолжил пить с Ноттом. Нет, не напиваться, просто выпивать. Совсем немного.

Грейнджер, наверное, была вне себя от ярости, когда заметила его отсутствие. Замечательно.

Парень ухмыляется в темноту, блаженно прикрывая глаза. Отдельная комната, ванная, и возможность подпитываться эмоциями гриффиндорки – единственные преимущества новой должности. Ему нахуй не сдалась эта честь быть Старостой мальчиков. Драко хотел свалить к чертовой матери из Британии и никогда не возвращаться в сраную школу, где каждый второй будет смотреть на него, как на ебаного предателя. Драко хотелось уничтожить половину Малфой-Мэнора, когда отец посвятил его в часть своего плана по восстановлению репутации их рода. Одним из пунктов была помощь с восстановлением Хогвартса. И, черт бы его побрал, Драко действительно сравнял бы особняк с землей, если бы не взгляд Нарциссы в тот момент.

Дай нам все исправить.

Но уже поздно что-либо исправлять. Поезд уехал. Из-за меня разрушена школа. Драко хотел бросить это в лицо Люциуса, но он больше не мог и слова вымолвить.

Взгляд матери словно раскаленным железом выжгли на внутренней стороне век, чтобы теперь, закрывая глаза, парень мог вспоминать о выражении её лица. Умоляющем.

Он больше не хотел и не мог видеть её такой, как в тот день, сразу после окончания битвы за Хогвартс: потерянной, напуганной, дрожащей от ужаса перед неизвестностью.

И поэтому он здесь. Снова в этой школе, только теперь еще и рядом с грязнокровкой. Нет. Малфой одергивает себя. Ему не стоит называть её так даже мысленно. Ведь теперь он хороший. Должен таким выглядеть в идеальном плане отца. Что, естественно, невозможно.

Чистота крови не имеет значения. Больше нет, только не теперь. Однако же это не меняет его неприязни к лохматой девчонке, вечной спутнице сующего нос во что не просят Поттера. Драко, наверное, должен быть благодарен Избранному за окончание войны, но, блять, ему все еще хочется сомкнуть свои пальцы на его шее и бить головой о стену возле входа в чертову башню Гриффиндора, пока череп Поттера не разломается на две части.

Хуже всего, что сейчас он не может найти явной причины ненавидеть Золотое трио. Возможно, ненависть к ним стала чем-то настолько обыденным, так сильно въелась в душу Малфоя, что без этой ярости он просто не сможет жить.

Драко останавливается на том, что ему не обязательно раздумывать над этим прямо сейчас. Да и завтра тоже. Он может вообще никогда не пытаться обосновать свои чувства, в конце концов, слизеринец всегда был плохим. Сейчас же, потеряв причины ненавидеть «спасителей волшебного мира», но не лишившись самого чувства ненависти, он просто может стать еще хуже, чем был раньше.

Ему не нужно что-либо менять. В конце концов, он не обещал Люциусу записывать себя в список добряков. Он просто сказал, что вернется в Хогвартс. Остальное отец придумал себе сам.

Малфой не может подчиниться. Не полностью, ведь в теории он все же уступил Люциусу, вернувшись в Хогвартс. Больше всего его раздражает категорический отказ отца раскрывать все свои карты. Он рассказал Драко лишь часть своих планов на будущее, ничтожно малую часть. Если честно, не факт, что даже Нарцисса знает весь план полностью.

Драко нужно вернуться в Хогвартс – это все, что соизволили объяснить родители. Это должно помочь восстановить репутацию и что-то в этом духе. Однако глупо предполагать, что в этом заключается весь план Люциуса. Не просто глупо, а полный идиотизм.

Слизеринец так задолбался быть марионеткой в чужих руках. Одна лишь мысль о том, что отец манипулирует им, чтобы добиться желаемых результатов, выводит парня из себя.

Он не подчинится как минимум потому, что не станет играть по правилам Люциуса в придуманной им игре. И еще, конечно же, потому, что он тоже Малфой.

***

Гермиона с раздражением отставляет в сторону тарелку с овсянкой, освобождая небольшое пространство стола перед собой. Аккуратно разравнивает помятые страницы, с каждой минутой этого бесполезного действия ощущая закипающую внутри ярость.

Макгонагалл должна была передать графики лично ей, а не бестолковому Малфою, тогда бумаги не были бы полностью измяты и заляпаны чем-то (исходящий от них запах позволил сделать вывод, что это огневиски). Ей придется переписать несколько пергаментов, чтобы отдать префектам в нормальном состоянии. Хотя, она может всучить испачканные листы префектам Слизерина – пусть довольствуются работой своего однокурсника. Да, так она и сделает.

Навязчивые мысли снова раздражающе гудят в голове: директор могла отдать бумаги еще позавчера, но по какой-то причине предпочла вручить их именно Драко. Попытка воззвать к его ответственности? Гриффиндорка не сдерживает хмыкания.

– Что-то не так? – Гарри отвлекается от попыток (бесполезных, как замечает Гермиона) привести волосы в более-менее нормальное состояние, переводя взгляд на подругу.

– Макгонагалл стоило отдать графики мне.

– Но?

– Но она отдала их Малфою. По-моему, это очень заметно, – девушка поднимает измятые листы, демонстрируя их другу.

Она даже не может злиться на слизеринца, потому что такого поведения нужно было ожидать. Гермиона и не пыталась строить какие-то надежды касательно этого идиота. Если такое повторится, придется заставить его самолично переписывать все испорченные листы.

Рон отвлекается от еды, приподнимается со скамьи, чтобы пальцем подцепить угол пергамента в руках Гермионы, и немного наклонить его в свою сторону. Окидывает взглядом первый листок, на котором больше всего пятен от алкоголя.

– Не так уж и плохо, да? – с надеждой бубнит парень, присаживаясь обратно на место.

Гермиона обреченно опускает листы на стол, махнув рукой в сторону рыжего.

– Не критично. Отдам испорченные листы слизеринцам, – парни усмехаются на реплику подруги, возвращаясь к своим делам.

Гермиона пользуется моментом, чтобы взглянуть на Рона. Он, кажется, выглядит более чем спокойным, хотя накануне приезда в Хогвартс у них состоялся серьезный диалог. Их ситуация…

Каждый, включая Рона, понимал, что дальше дружбы отношения не заходят. Более того, они не слишком то пытались двигаться дальше – один единственный поцелуй, вот и все, на чем крепились их «отношения».

Одна лишь Гермиона, казалось, цеплялась за надежду выстроить с Роном будущее. Столько всего изменилось после войны, девушка и сама изменилась. Она боялась расставания, но вовсе не потому, что её сердце разбилось бы на кусочки. Боялась, что утратит еще одну частичку своей прошлой жизни, от которой и так мало что осталось.

Возможно, действительно пора перестать цепляться за прошлое и бояться изменений в жизни. Возможно, она так и сделает. Когда-нибудь.

В любом случае, её сердце не было разбито. Как и сердце Рона, судя по всему. Хотя если ему и было больно после официального расставания, он был готов к этой боли, поскольку никто иной, как Уизли вывел гриффиндорку на откровенный диалог. Стыдно признаться, но она действительно не ожидала такой серьезности от него. Очередное доказательство, как сильно прошлое повлияло на них.

Гермиона издает тихий вздох, возвращаясь к еде. В конце концов, все это уже не имеет значения.

Завтрак проходит в молчании. По крайней мере, Гермиона молчит большую часть времени. Гарри и Рон, кажется, начинают обсуждать квиддич, когда она заканчивает с овсянкой и краем глаза улавливает движение за слизеринским столом: Пэнси Паркинсон легкой походкой направляется к выходу из Большого зала. Гермионе хватает пятнадцати секунд, чтобы взглядом проанализировать обстановку и обнаружить, что Малфой и Блейз не присутствовали на завтраке. Что ж, значит, вручить графики придется Паркинсон. Так даже лучше: они столкнулись вчера перед распределением первокурсников, Пэнси даже не оскорбила Гермиону.

– Увидимся на травологии, – не дожидаясь ответа, девушка хватает сумку и пачку пергамента, стремительно отдаляясь от гриффиндорского стола.

На ходу генерирует миллион возможных вариантов остроумных ответов на едкие фразы слизеринки, которыми она так любит осыпать всех с ног до головы.

– Пэнси! – девушка не рискует хватать Паркинсон за руку, поэтому просто окликает её. Этого оказывается достаточно, чтобы не остаться проигнорированной – Пэнси оборачивается. Гриффиндорка только сейчас подмечает, что та подстригла волосы.

Паркинсон окидывает её таким пренебрежительным взглядом, что рука Гермиона невольно тянется одернуть юбку и поправить галстук, чтобы убедиться в своем надлежащем внешнем виде. Подавляет это желание, отмахиваясь от него как от назойливой мухи.

– Возьми, это графики дежурств и расписание собраний префектов, – вываливает всю информацию сразу, с целью поскорее закончить неприятный для обеих диалог. – Передай вот эти два пергамента Забини, пожалуйста, – последнее слово явно дается Гермионе с трудом.

К всеобщему удивлению, Пэнси без язвительных фраз принимает листы из её рук, хотя взгляд остается таким же недружелюбным. Если бы рядом стоял таз с кислотой, Гермиона, наверное, была бы уже мертва.

– Фу! – слизеринка с отвращением кривится, взглянув на пергамент.

Грейнджер выполнила свой план всучить самые потрепанные листы факультету виновника торжества.

– Что за дерьмо?

– А, ты об этом? – Гермиона с напускным спокойствием пожимает плечами, всего на секунду взглянув на пятна. – Это огневиски, если не ошибаюсь.

В этот момент она радуется тому, что взглядом нельзя убить. Пэнси, кажется, скоро лопнет от негодования и отвращения (гриффиндорка решает не думать к кому именно: к ней или к грязным пергаментам).

– Вот так ты выполняешь свои обязанности? – презрение в голосе префекта Слизерина не заметит только идиот. Под него Гермиона и пытается косить.

– Я? Это работа Малфоя. Он должен был отдать их вам еще вчера, ты не знала? – девушка мило улыбается своей собеседнице, но та вовсе не выглядит довольной диалогом. Напротив, на её лице отображается еще больше злости, ведь слетевшая с языка колкая фраза отправилась не в адрес Гермионы, а в адрес Драко.

– Что за чушь ты несешь? Я видела его вчера, он ничего не говорил.

– Что ж, видимо, запамятовал.

Вдруг в голову приходит мысль, что Малфой еще более безответственен, чем можно было предположить: несложно сопоставить слова Пэнси и пятна огневиски на пергаменте. Почему-то до этого момента мысли были сосредоточены вокруг того, каким абсурдным было решение поручить подобное задание Малфою, нежели тем, что он предпочел своим обязанностям алкоголь.

Возможно, ей следовало бы разозлиться еще вчера, когда первокурсников из Большого зала уводили Блейз и Пэнси, а не Драко, как положено, но Гермиона лишь вздохнула с облегчением – момент их встречи отложился еще как минимум на сутки. Ведь абсолютно очевидной оставалась мысль – как только они пересекутся, начнется война. Возможно, ей правда стоило найти его и притащить… Куда? К одиннадцатилетним детям? Выпившего и злого Малфоя?

Нет, она могла бы просто окатить его ледяной водой и оставить просыхать где-нибудь в коридоре.

Хотя, вероятно, ей пришлось бы бежать, как только агуаменти сорвалось бы с языка.

– Прости, но мне пора бежать, – Грейнджер прерывает Пэнси, которая уже открывает рот, чтобы ответить.

И, стараясь выглядеть победительницей, выходит из Большого зала.

***

День прошел на удивление спокойно. Причиной тому отсутствие занятий со слизерином – никакой белобрысый придурок не маячил перед глазами и не раздражал одним своим видом. Более того, Гермиона до сих пор ни разу не пересеклась с ним. Во время обеда девушку попросила зайти Макгонагалл, вручила пустые бланки для составления графиков дежурств на следующую неделю и зачем-то напомнила, что дальше заниматься этим нужно главным старостам. Гриффиндорка была слишком раздражена, чтобы отправляться в Большой зал, да и аппетит пропал, поэтому предпочла отсидеться в библиотеке.

Надо же, Макгонагалл действительно… Нет, нужно просто успокоиться. Перестать искать в каждом слове скрытый подтекст. В конце концов, она ведь Гермиона Грейнджер, на месте директора было бы как минимум глупо сомневаться в её ответственности. Нет, конечно же никто и мысли не допускает, что она может забыть о своих обязанностях.

На остальных занятиях было так же гармонично. Как прекрасно все-таки начинать неделю без слизеринцев.

Вечером гриффиндорцы устроили дегустацию подаренных близнецами Уизли сладостей с «сюрпризами». Гермиона зашла за своими вещами, которые привезла Джинни. Позавчера ей пришлось трансгрессировать прямо из Норы в Хогсмид, поэтому большая часть вещей была доставлена младшей Уизли.

Атмосфера в гостиной была настолько теплой, что девушке захотелось задержаться. Сама пробовать разработки Фреда и Джорджа не рискнула, но было забавно наблюдать, как Симус после поглощения какой-то шипучей конфеты, плюхается на пол и начинает храпеть.

За весельем Гермиона и не заметила, как время пролетело. Потому в Башню вернулась ближе к девяти часам, на удивление обнаружив, что в гостиной горит камин. Мальчик с холодным сердцем замерз? Девушка фыркнула.

Пустой книжный шкаф будто бил по сознанию, раздражая привыкшую к окружению книг Гермиону. Оставляя свой чемодан возле дивана, гриффиндорка выудила из сумки несколько книг, которые взяла сегодня из библиотеки, и аккуратно поставила их на полку, мысленно пообещав себе заполнить пустое пространство привезенными из Норы талмудами. Перси подарил ей кое-какую литературу, которая помогла ему подготовиться к сдаче ЖАБА.

Уже собираясь отходить от шкафа, периферическим зрением замечает зажатые между книгами листки. С хмурым видом вынимает их, и ей достаточно нескольких секунд, чтобы оценить всю ситуацию. Перед ней два пергамента: один из которых – помятый график дежурств, а второй – расписание. На мгновение в голове рождается мысль, что, возможно, эти копии предназначены для неё, но вовремя вспоминает, что еще утром забрала свои. Значит…

– Черт, – шипит, сощуренными глазами уставившись на лестницу с вырезанной на арке змеей. Конечно, он даже не потрудился забрать свои копии.

Может, ну его? Если Малфоя это не волнует, то почему должно волновать её?

Разве ты не была намерена заставить его выполнять свои обязанности?

Да. Ну конечно, как без этого.

Гермиона мнется всего минуту, прежде чем с решительным видом ступить на лестницу. Не дает себе возможности отступить, игнорирует слабый страх в сердце.

Проносится мимолетная мысль, что Малфоя вовсе может не оказаться в Башне, но, к сожалению или к счастью, оказавшись перед дверью девушка слышит какой-то шум из комнаты.

– Вежливость, Гермиона, не забывай о ней, – бормочет сама себе под нос, наконец постучав в дверь.

Звуки затихают на каких-то двадцать секунд, а потом до слуха гриффиндорки вновь доносятся эти странные шорохи. Однако замок не щелкает, дверь не открывается.

Грейнджер повторяет стук. И вновь ничего.

Из горла вырывается какой-то нервный смешок. Страх как рукой снимает. Он игнорирует её? Какого черта этот хорек себе позволяет? Хочется разломать чертову дверь и…

– Ты не такой уж бесшумный, Малфой! Открой дверь или я снесу её бомбардой!

Старается вложить в голос всю свою ярость, но, по всей видимости, звучит не так уж и угрожающе, потому что дверь все еще остается закрытой, а в комнате тем временем возобновляются негромкие шорохи.

Она практически не думает о том, что делает, вынимая палочку из кармана мантии, направляя её на дверь и отходя на несколько шагов назад. С губ практически соскакивает заклинание, когда раздается голос позади:

– Какого хуя ты делаешь возле моей комнаты, Грейнджер?

Гермиона сама не ожидает крика от себя, но он звучит – короткий, негромкий, но крик. Сердце начинает танцевать степ. Резко разворачивается, отчего нога практически соскальзывает со ступеньки, но, благо, сохранить равновесие все же удается. В сжатых добела пальцах палочка – направляет её на замершего в нескольких метрах от себя Малфоя.

– Повторяю для глухих: какого черта ты здесь забыла?

Гриффиндорка щурится, чтобы во мраке разглядеть его лицо. Кажется, с их последней встречи Драко стал еще более бледным. Она не может вспомнить, выглядело ли его лицо таким же изможденным на суде у Люциуса, когда видела слизеринца в последний раз. Возможно, если бы здесь было немного светлее, ей удалось бы разглядеть круги под его глазами. Гермиона практически уверена, что удалось бы.

Малфой выглядит сломленным. И на мгновение, на долю секунды, она радуется этому. Потому что никто не может быть в порядке сейчас. Было бы нечестно, если бы после произошедшего он вернутся к своей обычной-шикарной жизни.

Она слабо кашляет, возвращая лицу прежнюю раздраженность.

– Пришла отдать тебе это, – поднимает левую руку, в которой зажаты листы пергамента.

– Что это?

Гермиона сдерживается от нервного смеха. Вот же идиот.

– То, что ты вчера наглым образом оставил на столе в гостиной, как какой-то мусор, – голос наполнен желчью, но Драко, кажется, абсолютно наплевать. Девушка вообще не уверена, что он слушает её, когда поднимается по лестнице, намереваясь пройти к своей комнате. Гермионе приходится вжаться в стену, чтобы слизеринец смог обойти её, не задев.

Пальцы Малфоя смыкается на ручке двери, практически поворачивает её, но Гермиона вовремя хватает его за свободную руку, останавливая.

– Ты вообще слышишь…

– Убери, блять, руки! – слизеринец даже не дает ей закончить предложение, резким движением вырывая свое запястье из её пальцев.

– Тогда не будь таким идиотом! Вот, возьми, и послушай меня одну чертову минуту! – Грейнджер припечатывает листы к груди парня, отчего тот на автомате перехватывает пергаменты, чтобы они не упали. – Макгонагалл передала мне пустые бланки для дежурств. На следующую неделю я составлю расписание сама, а потом будет твоя очередь.

– Всё сказала? – Малфой, хоть и плюется ядом, но не пытается вернуть пергаменты обратно. – Ради этого приперлась?

– Я пришла, чтобы… – Гермиона не успевает использовать один из заранее заготовленных ответов на такой случай, когда до неё вдруг доходит: – Я думала, что ты в комнате, потому что услышала шум изнутри, – уже спокойно произносит, переводя взгляд с двери на Драко.

Кажется, она улавливает, как дергается его кадык, когда слизеринец сглатывает. Замечает в его руке палочку и задумывается, держал ли Малфой её все это время или только что незаметно достал? Почему-то это заставляет нервничать.

Он отпирает дверь и, не обращая никакого внимания на девушку, пропадает во мраке комнаты. Вспыхивают свечи, отчего Гермиона дергается, и теперь перед ней предстает абсолютно такая же комната, как её собственная. Только цвета отличаются – здесь преобладает зеленый.

Внутри никого не оказывается.

– Что за ебанутые шутки, Грейнджер? – с раздражением шипит Малфой, теперь уже направляя палочку на стоящую в дверном проеме гриффиндорку.

– У меня не настолько идиотское чувство юмора, как у тебя. Подобные шутки я забавными не нахожу, – Гермиона старательно скрывает тот факт, что брошенная слизеринцем фраза совсем немного задела её. Он действительно считает, что она может шутить в такой ситуации?

Не спрашивая разрешения, девушка пересекает комнату. И тут же её встречает разъяренный взгляд Малфоя, но и его предпочитает игнорировать. Драко практически трясет от злости, но он не успевает ляпнуть что-то наверняка до ужаса оскорбительное – из-под кровати выглядывает рыжая морда и через мгновение в руках Гермиона оказывается кот.