Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 49 страниц)

Паркинсон согласно кивнула, хоть и не выглядела полностью убежденной. Тогда Гермиона молча продолжила путь по коридору, оставляя слизеринку позади.

Сейчас же, направляясь в один из пустующих кабинетов, гриффиндорка слегка жалеет, что вчера не приободрила Пэнси. Пусть они и не подруги, но цель имеют общую, и если Грейнджер просто строит из себя благодетеля, отгоняя мысли о Малфоях прочь, то Паркинсон может потерять родителей.

Но Гермиона не может позволить себе такую роскошь как эмоции. Чувствует – если поддастся им, то не остановится вовремя. Сейчас ей необходимо держать себя в узде настолько долго, насколько хватит сил. И пусть такая стратегия заведомо проигрышная (сдерживаемые эмоции рано или поздно найдут выход), ничего лучше Грейнджер предложить не может.

Она хотела подумать над этим вчера. И даже попыталась! Однако стоило ноге ступить за пределы последней ступени, ведущей на Астрономическую башню, оказалось, что Малфою приспичило занять это место, хотя друзья разыскивали его по всей школе.

Возможно, она соврала Малфою, сказав, что попала на башню случайно, желая удостовериться в его отсутствии там, а может, врала самой себе, утверждая, что искала не его, а уединение.

Как бы то ни было, сейчас бежать от размышлений нельзя.

Пэнси обещала раздобыть список приглашенных в поместье к сегодняшнему вечеру, и чем ближе Гермиона к месту встречи, тем сильнее растет уверенность – пришло время решительных действий. В мыслях звучит настойчивый и слегка насмешливый голос Малфоя, твердящий о безрассудной «храбрости» гриффиндорцев, и девушка убеждает себя не подставляться – хотя бы из упрямства доказать неправоту Драко.

И если убедить кого-то в осторожности своих действий она могла, то сама раз двадцать неслышно упрекнула себя в безумии.

Дверь кабинета с низким скрипом закрылась за Гермионой, оповещая о её присутствии. Пэнси тут же вскочила с парты, на которой сидела, словно ожидала увидеть кого угодно, кроме Грейнджер. И этот кто угодно непременно доставил бы неприятности.

Паркинсон заметно расслабляется при виде гриффиндорки, но моментально берет себя в руки и возвращает лицу беспристрастный вид. Солнце еще не село, но закатный свет едва освещает комнату. Свечи не зажжены, но Гермиона все равно подмечает появляющиеся впадины на щеках слизеринки.

Пэнси за весь день не притронулась к еде. Грейнджер знает об этом, потому что против воли наблюдала за девушкой в Большом зале. Впрочем, её это ничуть не удивляет – самой в горло кусок не лезет, что уж говорить о той, чьи родители на волосок от гибели? И все же, они обе грозят отправить имеющийся и будущий план к черту, если не прекратят одним своим видом кричать о ненормальности происходящего.

– Принесла? – спрашивает Гермиона после нанесения заглушающих чар. Пэнси кивает и протягивает свернутый лист пергамента.

Бумага хрустит под пальцами девушки, когда Грейнджер разворачивает её. Приходится подойти к окну, чтобы разглядеть выведенные неаккуратным почерком слова – буквы кривые, как будто детские. Домашние эльфы, догадывается Гермиона.

Она заранее предвидела, что работы будет много (хоть и имела лишь смутное представление о дальнейших действиях после изучения списка), но, очевидно, слова о том, что подобные мероприятия по большей части «закрыты» – не просто слова. Указанных фамилий по большей мере десять. И Гермиона пока не решила, радоваться этому или нет.

Глаза тут же находит знакомую фамилию и девушка поспешно сворачивает пергамент.

– Ты всех их знаешь, – начинает Пэнси, занимая свое место на одной из протертых от пыли парт. – Если не лично, так из газет. Амнистированные Пожиратели, чьи семьи сумели сохранить какие-то крупицы имущества. Хотя, кому я вру, – она цокает языком, горько усмехаясь. – Те, у кого лишь крупицы, не приглашены.

Гермиона предпочитает промолчать о том, что газеты перестала читать с момента переезда в Нору, то бишь практически сразу после победы в войне, и сосредотачивается на другом:

– Ты же не намекаешь, что преступник охотится за финансами Пожирателей?

– Конечно нет, – Пэнси закатывает глаза, а Гермиона вновь принимается разворачивать пергамент, лишь бы занять руки, и перечитывает фамилии. – По крайней мере, две семьи мы можем вычеркнуть.

Паркинсон подходит ближе, случайно или намеренно игнорируя удивленный взгляд Гермионы, и указывает пальцем на нужные строчки:

– Малфои и Нотт.

– С чего ты взяла? – со скептицизмом уточняет Грейнджер.

Подозревать тех, ради кого это все и затеяла гриффиндорка не хочет, но и исключать возможность съехавшей крыши Люциуса не собиралась. В чем-чем, а в здравомыслии Малфоя-старшего она сильно сомневалась.

– Первые слишком одержимы своей репутацией. А Нотт появляется только ради алкоголя. Поверь, к концу мероприятий он аппарирует только с Мерлиновой помощью, и на похищение двух волшебников уж точно не способен.

– Беспомощный пьяница – отличное прикрытие, – парирует Гермиона.

Пэнси смотрит так, словно она говорит чепуху, но сама Грейнджер не намерена откидывать подозрения лишь потому, что Паркинсон считает какого-то алкоголика неспособным на преступление. В маггловском мире это наоборот служит подозрением.

– Кто кажется тебе наиболее подозрительным?

– Не знаю, у меня не был возможности приглядеться.

– Но ты ведь только что сказала, что Нотт-старший пьянствует на каждом «собрании».

– Это потому, что родители без умолку тараторили об этом после каждого мероприятия у Малфоев. Нотт в хороших отношениях с семьей Драко, поэтому всего его терпят, но родители считали, что он недостаточно активен. В любом случае, реальных скандалов у них никогда не было.

Гермиона шумно втянула носом затхлый воздух и, оперевшись о стену, в третий раз пробежалась взглядом по фамилиям. К счастью, все они действительно были известный ей – пусть не лично, но гриффиндорка слышала о каждом из этих Пожирателей от Артура, любившего обсудить вынесенные Визенгамотом оправдательные приговоры.

Она уже знала, что должна сделать, и тот факт, что ни одна из фамилий не казалась той самой (по мнению Гермионы, каждый из них мог совершить преступление) только укрепил её намерения.

Они обе недели напролет могут трещать о каждой из перечисленных семей, но в этом не будет толку, пока…

– Я должна попасть туда.

Пэнси, до этого барабанившая пальцами по подоконнику, резко замирает. Её плечи слегка вздрагивают, но взгляд по-прежнему устремлен куда-то в сторону Черного озера, виднеющегося вдалеке. Переваривает услышанное.

– Что за ересь ты несешь? – на миг появившаяся ухмылка меркнет, стоит Паркинсон повернуться в сторону Гермионы. Убеждается, что гриффиндорка более чем серьезна.

– Уверена, ты и сама понимаешь, что необходимо воочию увидеть каждого из них, чтобы делать хоть какие-то выводы. И даже это может не дать результатов, что уж говорить о простом разглядывании списка.

– Это сумасшествие, Грейнджер.

– Это план, – безумный и, возможно, опасный, но об этом Гермиона предпочла умолчать.

– Тебя ни за что туда не пустят.

Девушка не была уверена, Пэнси действует с целью отговорить её от безрассудного плана, или же пытается развить его, усовершенствовать, но гадать желания не было.

– Но пустят тебя.

Слизеринка хмурится, явно по своему интерпретируя слова Гермионы.

– Я была на подобном мероприятии лишь раз, и вовсе не уверена, что…

– Если твоих родителей нет в стране, ты должна иметь право присутствовать, – возражает Грейнджер. Видит, как при её словах Пэнси отводит взгляд, и сама выпрямляется на месте. – Когда следующее мероприятие?

Паркинсон вновь принимается барабанить пальцами по подоконнику, раздражая, но в этот раз Гермиона не намерена давать девушке время на обдумывание – чем больше станет рассуждать, тем больше возникнет сомнений. И тем больше рисков заметит – Грейнджер знает по себе. Но другого выбора нет, как ни крути.

– Ты ведь знаешь. У нас заканчивается время, – давит она.

Пэнси коротко, но крайней недовольно зыркает на Гермиону. Разумеется, она ведь задела больную мозоль. Но это едва ли не единственный способ, который быстрее остальных может убедить слизеринку согласиться с планом.

– Эльфы сказали, что родители заранее запланировали его на субботу, – признает Паркинсон. – Я собиралась отменить, но еще не отправляла письма гостям.

– Вот и отлично. Не делай этого.

– Грейнджер, это все равно не имеет смысла, – упирается она, вновь налаживая зрительный контакт. – Я знаю каждого из них, и даже эти знания не помогают мне хотя бы примерно определить возможного преступника.

– Нужен свежий взгляд, – соглашается Гермиона. – Поэтому пойду я, а не ты.

– Я же сказала, тебя…

– А я не говорила, что буду выглядеть как Гермиона Грейнджер.

Замешательство на лице Пэнси сменяется пониманием и глаза девушки расширяются от шока. По её коже ползут мурашки, а Гермиона не позволяет себе зацепиться за подобные эмоции напарницы и отметает сомнения. Им нужно сделать это.

– Ты хоть понимаешь, что выдашь нас, если тебя раскроют?

– Поэтому я уйду оттуда раньше, чем вновь стану собой. Я слышала, анти-аппарационные барьеры сняты?

Паркинсон кивает, хоть и с легкой заминкой.

– Тогда до субботы ты должна знать каждого из этого списка в лицо, – она указывает на свернутый пергамент, очевидно догадавшись, что Гермиона лишь слышала о половине из указанных Пожирателей. – И вести себя соответствующе дочери Паркинсонов.

Грейнджер уж было собралась возразить и возмутиться, мол, что не так с её поведением, но вовремя прячет недовольство за плотно сжатыми губами и кивком. Пэнси права, вряд ли на подобных мероприятиях Пожиратели общаются между собой, как она привыкла болтать с Уизли или с кем-то еще из родителей своих друзей. Гермиона понятия не имела, насколько вежливо и завуалированно они изъясняются и, если честно, это было последним, что она планировала освоить за свою жизнь.

– Подготовь меня.

– Много запоминать не придется, – по всей видимости, облегчение отражается на лице Гермионы, потому что Пэнси хмыкает. Грейнджер очень не хочется быть ответственной за ситуацию, которая может сложиться, если она облажается. – Они не станут обсуждать деловые вопросы с «ребенком», поэтому максимум, что потребуется – вежливое приветствие и заурядные вопросы-ответы.

Гермиона кивает практически с таким же усердием, с каким впитывает информацию на уроках, и, кажется, слизеринка остается удовлетворена этим.

– Я подумаю над тем, что тебе нужно знать, – кивает она. – И достану оборотное, – добавляет после минутного молчания.

Это была самая сложная часть плана – зелье варится непростительно долго, а Грейнджер понятия не имела, где добыть готовое.

– Откуда?

– В Лютном переулке много не болтают, – коротко бросает Паркинсон, но этого более чем достаточно. Гермиона кивает.

– Значит, суббота.

– Суббота.

Пэнси не останавливает её, когда Грейнджер прячет пергамент поглубже в зачарованную сумку, и направляется к выходу из кабинета.

Суббота.

Времени так мало. Его буквально нет!

Гермиона не стала демонстрировать нервозность перед Паркинсон, то ли желая убедить её в твердости своих намерений и наличии четко проработанного плана, то ли боясь напугать девушку еще больше, но ступив за пределы комнаты в полной мере ощущает сжимающуюся хватку безысходности на своей шее.

Она ненавидит, когда нет запасного варианта, а сейчас именно такая ситуацию. Они выбрали направление, не зная, правильное ли оно, но оно – единственное, и двигаться придется этой дорогой.

Гермиона чувствует, что не имеет права на ошибку. Не только потому, что появился шанс добыть новую информацию, но и потому, что есть возможность предотвратить очередное похищение.

Девушка сомневалась, что преступник станет действовать пока Паркинсоны живы – похитить и держать кучу Пожирателей в одном месте явно плохая идея, – но неизменно возвращалась к тому, что в поместье будет не только разыскиваемый, но и потенциальные жертвы.

***

Бродить по коридорам школы ночью вдруг стало значительно приятнее, когда Гермиона уяснила две вещи: во-первых, в реальности появился куда более опасный враг, нежели сконструированные воображением призраки; во-вторых, без посторонних взглядов можно сколько угодно погружаться в раздумья без опасений оказаться под чьим-то ненужным вниманием.

И Грейнджер ловила момент, задержавшись у колоннады вокруг внутреннего двора. Уставилась на пустующую сейчас скамью, где не так давно сидела с друзьями, но мысли витали далеко от Гарри, Рона и Джинни.

Гермионе казалось, что она продумывает дальнейший план действий, но, как выяснилось позже, беспорядок в голове едва ли можно было назвать разработкой стратегии. Просто глядела в темноту, позволяя хаотичным мыслям метаться в голове. Надеясь, что они успокоятся и оставят после себя лишь нужную информацию.

– Малфои, Нотт, Эйвери, Роули, Макнейр… – шепчет Гермиона, пытаясь заучить и одновременно убедиться, что действительно знает каждого из Пожирателей. – Трэверс, Яксли, Джагсон, Кэрроу, – на фамилии бывших преподавателей замирает, но тут же обеспокоенно принимается копаться в сумке, наконец оторвавшись от созерцания скамьи, и выуживает спрятанный между учебниками пергамент.

Девять.

Неужели кого-то забыла?

Читает фамилии вновь, мысленно подсчитывая. И убеждается – нет, не забыла. Их и правда девять. Что ж, отлично, как минимум на одну семью меньше: либо подозреваемых, либо возможных жертв.

Кто кажется ей наиболее подозрительным? Каждый.

Грейнджер не знает их дальнейшую судьбу после оправдательного вердикта, но отлично помнит прошлые злодеяния. Однако о нынешних «заслугах» спросить некого. По крайней мере, не сейчас. Если Перси разнюхает о плане, наверняка попытается остановить, а Гермионе меньше всего нужно убеждать еще и его. Да и признавать, что впутала в расследование, в которое и сама-то не должна была лезть, Паркинсон, не хотелось.

Оставалось надеяться, что Пэнси расскажет все без утайки. Теперь, помимо прочих обязанностей, Гермионе придется учить детали жизни бывших Пожирателей. Мечта.

По дороге до Башни старост Грейнджер все пытается собрать картинку воедино. Хаос в голове поутих, но мысли по-прежнему в беспорядке. Словно разбросанные пергаменты с информацией, девушка пытается собрать каждый и распределить по категориям. Бесполезно. Возможно, сыграло отсутствие сна, а может, дело в общей усталости, но необходимый порядок ускользал. Гермиона чувствовала, как с каждой успешной попыткой её мысли-пергаменты будто разбрасывает по комнате неощутимый порыв ветра, и приходится начинать сначала.

Малфой уже ожидал у входа. Услышать приближающиеся шаги ему не составило труда, и Гермиона сразу ощутила на себе вызывающий мурашки взгляд. Выражение его лица с такого расстояния было скрыто мраком коридора, тогда почему у неё подобная реакция?

– Ты опоздала.

– Неправда. Это ты пришел раньше, – Гермиона борется с желанием взглянуть на наручные часы. Знает ведь, что пришла вовремя.

В ответ Драко хмурится, подходя ближе на несколько шагов. Но ничего не отвечает, явно не планируя признавать правоту гриффиндорки.

Нет, он не подходит ближе, а обходит её. Двигается дальше по коридору, в том направлении, откуда Грейнджер только что пришла. Ровная спина и напряженные плечи мельтешат перед глазами, пока девушка не нагоняет его и не пристраивается к широкому шагу.

Малфой молчалив. И на этот раз Гермиона предпочла бы услышать его ругань или подколки, лишь бы не надоедливая тишина – она сводит с ума. Впереди целая бессонная ночь, у неё будет более чем достаточно времени, чтобы помучить себя размышлениями.

И с каких пор Драко стал возможностью отвлечься?

Он скорее источник проблем.

Гермиона тяжко вздыхает, невольно осознавая, что Малфой также источник информации. Хотя мысль об использовании их странных взаимоотношений таким образом ненавистна.

Нет, Малфой не просто молчалив – он игнорирует её присутствие. Гермиона подозревает, что что-то случилось. Но плохое настроение Малфоя могло быть вызвано как перебранкой с друзьями, так и чем-то более серьезным – слишком большой спектр, чтобы предполагать. Спросить же прямо Гермиона не могла, зная – не ответит, взбесится.

Но это тоже может быть способом вытащить информацию. Разозленные люди менее контролируют язык, ведь так?

Ко всему прочему, Малфой был потрясающе красив в своей ярости.

Мерлин, и о чем она думает?

– Можно спросить? – они как раз заканчивают обход пятого этажа, когда Гермиона принимает решение уболтать Драко.

– Нет.

– Ты ездишь к семье? – словно его слова мимо ушей.

Опасно.

Тема скользкая, Гермиона осознает это. Но когда её останавливала вероятность получить по шее за чрезмерное любопытство? Подобная особенность присуща каждому гриффиндорцу, и сейчас девушка более чем рада воспользоваться ненавистной Малфою чертой.

И колкий взгляд, брошенный в её сторону, не сбивает настрой. Она слишком вымоталась за последние четыре дня, чтобы беспокоиться из-за возможности оказаться убитой Малфоем в темном коридоре. Пусть, потом пожалеет, что лишил свою семью спасительной соломинки.

– Хочешь на экскурсию в Мэнор? – резко бросает Драко.

Грейнджер невольно сглатывает скопившуюся слюну, незаметно для Малфоя (но, когда он снова косится на неё, оказывается, что все-таки заметно) сжав изуродованное предплечье ладонью. По его мимолетному взгляду неясно, то ли жалеет, что бросил фразу, то ли доволен её реакцией, надеясь, что тема на этом закрыта.

Увы, Гермиона так просто не сдается.

– Я слышала, у вас огромная библиотека, – продолжает гриффиндорка. – Так ты действительно не был дома с начала учебного года?

– Какого хера ты лезешь в это?

На секунду Грейнджер замолкает, задумчиво покусывая губу. Потому что считаю, что ты, сам того не зная, можешь предоставить полезную информацию. И твоя семья будет жить, и мне не придется смотреть, как такой несносный придурок, как ты, страдает, и…

– Хочу знать о положении вещей, – неоднозначно отвечает Гермиона.

– Мои родители у всех на виду, какое еще положение вещей ты хочешь знать?

Они спустились по лестнице на четвертый этаж – такой же мрачный и пустой, как и все остальные. Картины на стенах возмущаются, когда Малфой, будто нарочно, светит люмосом им в лицо. Гермиона предполагает, что таким образом он пытается заставить себя не заавадить её на месте за подобные вопросы.

Если ей нужна информация, нужно быть искренней. Хочешь казаться искренней – либо хорошо лги, либо говори правду.

– После… всего, я не особо следила за новостными сводками. И то, о чем я тебя спрашиваю, в Пророке не освещается.

Гермионе не нужно открываться Малфою. Вернее, он последний, кому ей следовало бы открыться, но врать не хотелось. Она и так постоянно лжет о таких важных вещах, как жизнь его родителей. Да и признаваться Драко в чем-то личном, касающемся только её, а не спасения мира, оказалось легче, чем можно было предположить.

Он молчит, и девушка решает, что ответа не последует, а потому начинает планировать, как бы снова завязать диалог.

Но Малфой вдруг сворачивает в соседний коридор, обрезая половину маршрута, и по дороге бросает:

– Нет, не езжу.

Гермиона так удивляется ответу, что едва не впечатывается в его спину в попытках догнать слишком быстро идущего парня. Драко оборачивается и теперь светит ей в лицо исходящим из палочки светом. Гриффиндорка кривится, стукнув его по руке и вынудив убрать чертов огонек.

– Почему нет? – продолжает расспросы, когда Малфой, убедившись, что с её координацией все в порядке, возвращается к патрулированию. – И кстати, ты срезал половину пути. Мы должны были пройти тот коридор.

– Ты зануда, Грейнджер. Кому есть дело до дежурств?

– Старостам!

Гермиона не видит, но догадывается – Малфой закатил глаза. Такой несносный, но почему от их невинных препирательств сердце заходится? Она чувствует себя больной, не совладая с реакцией собственного тела.

Знакомый тоненький голосок нашептывает об изначальной цели, навязывая вину, и в этот раз Гермиона прислушивается.

– Стало лучше?

– Что?

– После войны. Стало лучше?

Драко оборачивается, отвлекаясь от изучения ниши в стене, и смотрит на Гермиону таким взглядом, что ей невольно хочется убежать прочь. Но она упрямо продолжает стоять на месте, глядя как парень стискивает зубы.

Освещенное люмосом лицо приобретает жёсткие черты, предупреждая об опасности, но слишком поздно: в сознании Гермионы резво возрождается воспоминание об аккуратных пальцах слизеринца, поправляющих её кардиган, скрывая шрам на руке. О его взгляде и словах. Малфой не может напугать её. Только не теперь.

Грейнджер делает шаг вперед, удивляя не только Драко, но и себя. Рука тянется к его лицу практически инстинктивно – потребность прикоснуться начинает душить.

Гермиона хочет знать, что все усилия не зря: бессонные ночи, потеря аппетита, манипуляции друзьями, угроза собственной жизни. Хочет знать, что не ведет себя как наивная девчонка, хочет… Просто чего-то хочет. Хочет Малфоя.

Его щека теплая. И пусть он вздрагивает под настойчивым прикосновением, не отталкивает. Лишь удивленно и все еще раздраженно смотрит ей в глаза. А у Гермионы внутренние органы сжимаются и взрываются на куски от этого взгляда: от тревоги или чего-то другого? А может, все и сразу.

Это не спровоцированное страстью действие, и оттого они оба шокированы, хотя гриффиндорка и чувствует поразительную решительность. Она будто понимает его, будто хочет что-то сказать в ответ. Даже больше, чем может себе позволить.

– Грейнджер, – предупреждение или призыв к действию?

Гермиона не знает, а потому не реагирует.

Мерлин, он ведь не знает. Ничего не знает!

Как он, должно быть, возненавидит её, когда правда раскроется. Хотя, если все пройдет успешно, может, Малфой не станет разбрасываться проклятиями.

Девушка невесомо пробегает пальцами по щеке, возле виска, вновь спускаясь к челюсти.

Я понимаю.

Хоть и не все, вероятно, но в этом году Гермиона была более внимательна к бывшему Пожирателю, чем следовало бы. Она многое видит и замечает, хоть не всегда демонстрирует это. Драко же ничего не видит и не замечает. Не имеет возможности. И липкое чувство вины сковывает тело.

Гриффиндорка хочет извиниться. Не может позволить себе даже прошептать это слово, а потому обращается мысленно. И пытается вложить слова в действия, но как только делает маленький шажок, Драко отворачивается, уклоняясь от её ладони.

– Не переступай черту, – вероятно, речь идет о заданных вопросах, ведь говорить подобное о поцелуях уже немного поздно.

Гермиона не понимает, чем вызвана отвратительная тревога, вернувшаяся в ту же секунду, как её рука зависла в воздухе без точки опоры: то ли нежеланием вновь шагать в тишине и предаваться мыслям, то ли нежеланием отпускать Малфоя.

Но он отступает, и девушке ничего не остается, кроме как опустить руку.

– Это просто вопросы, Малфой, – спокойно произносит, хотя никакого покоя на самом деле не чувствует. – Ты воспринимаешь их слишком серьезно.

– Я терпеть не могу такие вопросы и длинные носы гриффиндорцев.

Он вновь возвращается к патрулированию, а Гермиона снова вынуждена догонять его. Ладонь ощутимо покалывает в том месте, где кожа касалась кожи Малфоя, и к концу обследования четвертого этажа гриффиндорка всерьез задумывается над тем, чтобы оглушить Драко и вжаться в него всем телом – настолько невыносимым становится ощущение.

Мерлин, может, он и правда проклял её? Это все не нормально.

И тогда в голову приходит еще более безумная идея, чем озвученная слизеринке несколькими часами ранее.

– Если хочешь, чтобы я прекратила задавать их, прокати меня, – с придыханием выдает Гермиона.

Малфой так и замирает на месте, а Грейнджер делает еще несколько шагов вперед, прежде чем затормозить. Оборачивается на парня, радуясь тому, что её слов недостаточно, чтобы вызвать румянец на щеках, хотя смущение все равно никуда не девается.

Нервно дергает край мантии, терпя взгляд слизеринца и ожидая его ответа. Кажется, в мозгу Малфоя происходит бурная деятельность, потому что сначала парень хмурится, а потом впервые за вечер ехидно улыбается своим мыслям.

Гермиона сразу смекает в чем дело.

– Мерлин, я не о том! – восклицает она. Этот парень просто…

– Тогда научись выбирать выражения, Грейнджер.

– Научись не мыслить пошлостями! – Гермиона всплескивает руками, скрывая неловкость за негодованием. – Я имею в виду… В прямом смысле, просто можешь…

Святой Годрик…

Еще никогда гриффиндорке так тяжко не давались слова, как сейчас. Просить Малфоя о подобном… Вообще о чем-либо его просить! Для неё это слишком.

– Что?

Мерзавец.

По ухмылке ясно – все понял, но намеренно заставляет Гермиону говорить. Кажется, выводить её из себя – лучшее лекарство для малфоевского паршивого настроения.

– На метле, – наконец выдыхает она. – Просто прокати меня на метле. Как в прошлый раз.

Неужели она, Гермиона Грейнджер, просит о таком?! Да еще и кого – Драко Малфоя!

Но это едва ли не единственный способ убить двух зайцев разом: во-первых, проветрить голову, а во-вторых, она действительно не хочет отпускать парня сейчас. И только в этот момент в голову приходит мысль, что, возможно, дело не только в необъяснимой потребности спрятаться в его объятиях от навалившегося на плечи груза, но еще и в желании спрятать его.

Малфой молчит. Долго и напряженно. А может, напряжение испытывает только Гермиона. Как бы то ни было, когда он наконец отвечает, девушка чувствует, как один из кирпичиков слетает с плеча.

– Ладно.

***

Настроение Малфоя значительно улучшается. Возможно, полеты так воодушевляют его, а может, предвкушает побледневшую с непривычки Гермиону, надеясь все-таки скинуть её с метлы.

Грейнджер никогда не задумывалась, что в действительности значит квиддич для игроков, и уж тем более не вдавалась в анализ отношения Малфоя к этому виду спорта. Для неё всё представлялось лишь как очередной способ Драко поизмываться над Гарри, но, очевидно, Малфою и правда доставляют удовольствие матчи – перед уроками он активно спорил с друзьями на эту тему, хоть из их диалога Гермиона поняла не так уж много. Но несложно догадаться, что речь шла о квиддиче, когда Драко, Блейз и Тео одновременно замолкли, стоило зайти в кабинет Гарри и Рону.

Было странно вновь находиться в раздевалке Слизерина. Грейнджер предполагала, что прошлый раз будет первым и последним. И когда Малфой взмахивает палочкой, распахивая одну из дверей в раздевалке (Гермиона вспоминает, что раньше запирающих чар на ней не было), и через секунду появляется с метлой в руках, гриффиндорка практически готова отступить.

Быть может, она еще не готова снова оторваться от земли… Возможно, сражаться с психом-убийцей для неё легче.

Малфой же благоговейно проводит пальцами по древку, любовно произнося:

– Она куда круче метлы Забини, – кажется, на ней они летали в прошлый раз? Гермиона смутно припоминает, как Драко говорил об этом. – Намного легче. Прошлая модель разгонялась до ста пятидесяти миль за десять секунд, но эта…

Парень замирает, очевидно заметив стремительно бледнеющее лицо Грейнджер. Прокашливается, разворачиваясь, чтобы пройти через другую дверь – на поле, – но девушка уже вовсю представляет скорость полета и намеревается развернуться на сто восемьдесят градусов и сбежать из раздевалки быстрее, чем летает любая из метел.

Но Малфой мешает плану осуществиться, за предплечье утягивая её за собой. Сейчас воодушевление слизеринца превышает раздраженность. Лучше бы он продолжал злиться…

– Ветер слабый. Отлично.

Куда уж лучше.

Гермиона мысленно кривится, но после все же соглашается с Драко – он не отступил бы в любом случае, а с сильным ветром летать куда опаснее.

По крайней мере, план сработал – теперь в голове не столько помощь Пожирателям, сколько помощь себе самой.

Гриффиндорка подозревала, что затянувшееся ожидание взбесит Малфоя, и он вновь применит прежнюю стратегию – просто затащит её на метлу. Но парень, перекинув ногу через летательное средство, испытующе взглянул на Гермиону, и вдруг протянул руку.

Девушка уставилась на ладонь. От возможности взять его за руку по телу пробежала дрожь. Она чувствует себя идиоткой: навстречу неизвестному так и рвется, а на метлу сесть боится.

И если секунду назад Грейнджер была готова поддаться страху, то откровенный жест Драко отрезает путь к отступлению.

Она вкладывает руку в ладонь Малфоя, но остается на месте. Они оба понимают – Гермионе придется отпустить, чтобы удобно устроиться на метле, возможно поэтому слизеринец не торопит её. Его кожа оказалась знакомо прохладной, а девушке начало казаться, что она сама пылает.

Когда положение вещей начало создавать вопросы в явно затуманенных головах, Драко кивнул на место позади себя, и Гермиона, высвободив ладонь, следом за ним перекинула ногу через метлу.

Как только её руки обвили талию Малфоя, метла взметнулась вверх и прохладный ночной воздух растрепал распущенные волосы Гермионы. Трибуны стремительно отдалились – в этот раз Драко поднялся выше.

Гриффиндорке пришлось уткнуться носом в спину Малфоя, из-за холодного воздуха слезились глаза. Вдруг вспомнилось, что обычно во время матчей игроки надевают очки, но сейчас их на Драко нет. Она сосредоточилась на дыхании, упорно стараясь не запаниковать, а потому не решалась спросить у него об экипировке.

Несмотря на холод малфоевских рук, Гермиона чувствовала исходившее от его спины тепло и инстинктивно жалась сильнее. Возможно, это был свист воздуха, а может, Драко действительно усмехнулся на это её действие – Гермиона предпочла не знать.

Глядеть вниз девушка отказывалась, но и не зажмуривалась, уткнувшись взглядом в швы на мантии слизеринца.

Ей нравилось ощущение полета, хотя страх никуда не делся, да и вряд ли Грейнджер когда-нибудь самостоятельно села бы на метлу. И тем не менее она знала, что Малфой не станет пугать её мнимым падением, а потому могла успокаивать себя этой мыслью. Как же так вышло? Как же так вышло, что она практически доверяет ему свою жизнь?

Когда Гермиона оторвалась от разглядывания одежды, Драко значительно удалился от квиддичного поля. Куда дальше, чем они отлетали в прошлый раз.

Привыкшая к бьющему в лицо воздуху, гриффиндорка наконец смогла заговорить:

– Слишком далеко. Куда мы?

– Проветрить голову. Не ради этого ты попросила меня?

Гермиона нахмурилась, осознавая, что не озвучивала причин, но Малфой все равно догадался.

Продолжить расспрос не сумела – он резко направил древко вниз и метла понеслась к земле. Пальцы так сильно сжали края мантии на груди Драко, что, вероятно, будь у Гермионы чуть более длинные ногти, остались бы дыры. Малфоя, кажется, ничуть не тревожила целостностью одежды, и он продолжил снижение, наверняка сильнее Грейнджер мучаясь от бьющего в лицо потока воздуха.