Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

– Грейнджер, какого…

И все же она различает разъяренные нотки в его голосе, которые, впрочем, тут же сходят на нет. Голова Гермионы начинает заваливаться назад, словно шея внезапно сломалась, и она чувствует, как разжимаются пальцы рук, так яростно державшиеся за подлокотник дивана.

– Блять!

Она также слышит малфоевское восклицание, все с той же идиотский улыбкой позволяя своему телу расслабиться (или это происходит само собой?). Краем сознания гриффиндорка готовится к боли, последующей за ударом об пол, и буквально чувствует скольжение по воздуху, но характер боли оказывается совершенно другой, чем тот, к которому она готовилась.

Широкая ладонь оказывается под её головой в ту самую секунду, как Гермиона окончательно прекращает держаться на ногах, и рядом звучит негромкий удар – очевидно, Малфой приземлился на колени на голый пол, ведь сюда ковер не достает.

Грейнджер морщится – даже столь легкое движение, как касание к затылку отдается волной боли, – улыбка сходит с её лица, и тихое хныканье срывается с губ, хотя слез по-прежнему нет.

Во рту сухо. Девушка обнаруживает это, когда пытается пошевелить губами, чтобы вымолвить хоть слово, а на языке словно образовался слой песка.

– Мне больно… – хрипит она.

Гермиона цепляется за Малфоя так сильно, словно боится, что её вот-вот оттолкнут. Мнет в ладони его рубашку на плече, готовая из последних сил сражаться, дабы удержать его на месте. Но это так нелепо, потому что парень не двигается с места, а обе его руки удерживают Грейнджер в нескольких сантиметрах от пола.

Он не отпустит. И все же Гермиона предпочитает перестраховаться.

– Где болит? Это было заклятие?

Его голос. Мерлин, его голос!

Грейнджер практически закрывает глаза, то ли от блаженного ощущения, внезапно накрывшего от осознания того факта, что он говорит с ней, и это вовсе не крики и ругань, то ли от медленного лишения чувств. Но Драко встряхивает её за плечи, вызывая новый всхлип, и не позволяет отключиться.

– Отвечай, Грейнджер, что это было?! – слизеринец повышает голос, теперь в нем отчетливо слышатся злые нотки. Но Гермиона понимает, почему он злится. Малфой беспокоится и, наверное, это полное сумасшествие, но ей так нравится сознавать это.

– Это не заклинание, – выдавливает она, позволяя телу расслабиться в его руках. Драко теплый. Грейнджер словно возле камина. И это сравнимо с райским наслаждением после холодной земли.

– Не заклинание, хорошо… – шепчет парень, и тут же, словно что-то вспомнив, принимается быстро бормотать.

Гермиона не может разобрать ни слова, её глаза держатся открытыми на одном упрямстве – она хочет видеть Малфоя. Так близко, рядом с ней. Смазанного, нечеткого, но Малфоя.

И всё же пальцы её разжимаются, выпускают ткань его рубашки, рука падает на живот, и девушка тихо стонет от боли.

Но ей приходится сжать зубы, сдерживая новый поток всхлипов. Парень рывком подхватывает её на руки, прижимая к себе, должно быть, сильнее, чем необходимо, но даже будь Гермиона в состоянии противиться, не стала бы этого делать. Малфой – батарея, и девушка льнет к нему, прижимается теснее, наконец согреваясь.

Боль никуда не делась: позвоночник, голова, конечности все еще разрываются с каждой секундой, но Грейнджер чувствует умиротворение, и на миг задается вопросом, не смерть ли это часом?

– Не смей закрывать глаза, Грейнджер, – рычит Малфой, пока поднимается по ступенькам.

Но Гермиона хочет спать. Она устала, ей больно, однако в кои-то веки чувствует себя в безопасности и хочет спать. Она совершенно точно не умирает, хоть ощущения и обратные, ведь от подобных повреждений еще никто не умирал, но Драко, не осведомленный о произошедшем, боится.

Он не знает, что произойдет, если Грейнджер отключится, и пусть ни за что не признается в этом, ему страшно.

– Малфой…

– Заткнись и сосредоточься на том, чтобы не закрывать свои блядские глаза.

Гермиона слышит стук его сердца. Ухо прижимается к его груди как раз на нужном уровне и неспокойные, громкие и быстрые удары служат ей колыбельной. Одна рука безвольно болтается в воздухе, вторая же лежит на животе – Грейнджер чувствует себя тряпичной куклой в руках Малфоя, но так спокойно от того, что наконец-то ей не нужно ничего делать.

– Я хотела сказать…

– Клянусь, если ты сейчас же не заткнешься, я скину тебя с этой чертовой лестницы.

Но они уже минуют ступени и девушка слышит тихий скрип двери, замолкая скорее от удивления, чем благодаря «просьбе» Драко. Это определенно её комната – на стене висит фотография Гарри, Рона и Гермионы, а рядом её совместная фотография с Джинни.

Малфой опускает девушку на кровать куда аккуратнее, чем схватил, и, сон это или галлюцинация, смахивает пряди волос с её лба. Гермиона вряд ли сможет определить, чем же это было, ну и наплевать.

Она собирается предпринять еще одну попытку сказать хоть слово, но внезапно громкие шаги звучат по отдалению от кровати. Гриффиндорка запоздало понимает, что Малфой уходит, и успевает только жалобно что-то простонать, когда силуэт парня растворяется в дверном проеме.

Горечь, досада и какая-то новая боль разливаются в груди. Гермиона чувствует знакомое пощипывание в носу и совершенно уверена, что теперь комната плывет перед глазами не из-за дурного самочувствия. Ладони мнут простынь по обе стороны от безвольно лежащего тела, но как бы Грейнджер ни старалась, не может заставить себя подняться.

И ровно в тот момент, когда соленая влага готова скатиться по щекам, глаза засекают темное пятно в дверном проеме на фоне льющегося из коридора света. Девушка быстро промаргивается, словно это может помочь разглядеть происходящее, но едва успевает сделать это, как ощущает знакомый запах свежести в нескольких сантиметрах от себя.

Её губ внезапно касается что-то холодное, лицо тут же морщится, но нечто только сильнее прижимают к коже.

– Пей, Грейнджер, – Гермиона слышит, каких усилий Малфою стоит контролировать тон голоса, а потому подчиняется.

Очевидно, это был пузырек с каким-то зельем – сладковатая жидкость вливается в рот, и гриффиндорка с усилием глотает её, поскольку горло нещадно дерет.

Пузырек с тихим стуком опускается на прикроватную тумбу, а голова Грейнджер, все это время поддерживаемая Малфоем, с его помощью опускается на подушку. Она чувствует, как рядом прогибается матрац, но Драко не садится – он просто опускает голову на кровать. Гермиона практически уверена, что смогла бы расслышать его тяжелое дыхание, если бы не её собственные шумные выдохи.

Вдруг боль начинает отступать.

Это происходит постепенно, начиная с головы, но девушка еле сдерживает стон облегчения, когда череп прекращает ломиться на две части. Дыхание успокаивается, теперь Грейнджер не приходится с жадностью хватать воздух, словно опасаясь задохнуться, и, кажется, Малфой тоже это понимает – он поднимает голову, слегка отодвигаясь от кровати. И пусть глаза Гермионы закрыты и она не может видеть его, уверена, что Драко вот-вот поднимется с колен и покинет комнату.

Избавившись от резкой боли, гриффиндорка находит силы на движения – резкий выпад в его сторону заканчивается успехом и спустя мгновение девушка уже сжимает его запястье в своей ладони.

Нет, она не может позволить ему уйти.

Гермиона практически готова разрыдаться от отчаяния. Зелье, может, и избавит от боли, но явно не поспособствует возникновению ощущения покоя и безопасности. И ей снова холодно, потому что Малфой опять на расстоянии, а её тело все еще не отошло от многочасового лежания на земле.

Она ведь не может в полной мере соображать, так? Поэтому пусть он останется. Пусть останется, пока она слегка не в себе, и тогда оба, быть может, избегут стыда и неловкости наутро. Хотя Гермиона отдает предпочтение стыду, нежели тому, что происходило на протяжении последних дней.

– Не уходи, – она шепчет, но вовсе не из недостатка сил. Ей страшно говорить громче, вдруг он решит, что Грейнджер достаточно окрепла после эликсира, чтобы самостоятельно о себе позаботиться?

Впрочем, она действительно достаточно окрепла, но мозг, по всей видимости, едва ли способен нормально работать – Гермиона не может зацепиться ни за одну мысль помимо той, что ей необходимо остановить его.

Нет, её мозг точно не работает.

– Драко, не уходи.

Разлепи Гермиона глаза хоть на секунду, она заметила бы ошарашенный и слегка испуганный взгляд Малфоя, коим тот уставился на неё. Но она продолжает держать веки сомкнутыми и только тянет его за руку на себя.

Она сошла с ума.

Гриффиндорке кажется, что прошла вечность. Останься, останься, останься, все это время звучит в её голове, и к тому моменту, как пульс подскакивает от тревоги из-за затянувшегося ожидания, а конечности прекращают ныть, матрац снова прогибается, но на этот раз позади неё и точно от тяжести чужого тела.

Дыхание Малфоя щекочет кожу возле уха, когда девушка поворачивается набок, позволяя ему обвить себя одной рукой и притянуть ближе. Она не уверена, чье сердце стучит быстрее, но они оба достаточно благоразумны, чтобы не концентрировать на этом внимание.

Его рука по-прежнему теплая. И по-прежнему такая приятно тяжелая.

Гермионе приходится двинуться на кровати, чтобы оказаться ближе к Малфою, и только когда её спина вплотную прижимается к его груди, дыхание девушки начинает выравниваться.

Да, она определенно не в себе.

– Я ведь даже не в пижаме.

Что?

Гриффиндорка хмурится на долю секунды, словно этот сонный, невнятный голос не её собственный. Как она могла сморозить подобную глупость? Зачем сейчас?

Кажется, Малфой тихо хмыкает, но сознание потихоньку отключается, так что Гермиона не может быть уверена. И все же ей хочется верить, что он и правда сделал это, поскольку именно так бы и отреагировал прежний Малфой.

– Будь бунтаркой, Грейнджер.

Его шепот звучит так умиротворяюще, тело невольно расслабляется, и веки наконец смыкаются.

***

Когда Гермиона открывает глаза в первый раз, ладонь Малфоя оказывается под её рубашкой, пальцы расположились на животе, приобнимая девушку, на мгновение заставляя её решить, что парень проснулся, но нет – его дыхание все такое же размеренное, щекочет волосы на её макушке. От тепла его прикосновений по коже расползаются мурашки, хотя Гермиона давным-давно согрелась. К тому же они оба укрыты одеялом (очевидно, Малфой сделал это уже после того, как она уснула).

От волнения дыхание ускоряется, так что гриффиндорке приходится приложить усилия, чтобы делать более размеренные вдохи и не разбудить его.

Её веки трепещут, норовя закрыться – на часах раннее утро, Гермиона проспала не больше пяти часов, и у неё достаточно времени до будильника. Но она упрямо прогоняет сон прочь (впрочем, не слишком успешно), невесомо накрывая ладонь Малфоя своей сквозь ткань рубашки.

Благодаря отсутствию боли Грейнджер еще проще расслабиться в его объятиях, и она, с ощущением защищенности, все же смыкает веки. И в этот миг слышит шумный вдох позади себя, а сразу за ним нос Драко зарывается в её волосы. И новый вдох.

Сердце девушки трепещет, хотя сознание балансирует на грани со сном, и она едва может в достаточной степени удивиться происходящему. Её спина все еще прижимается к его груди, а возле уха раздается шум дыхания, и Гермиона практически поддается соблазну уснуть.

Драко, не уходи.

Грейнджер может поклясться, что подорвалась бы с кровати от ужаса, если бы не то полусонное состояние, в котором находится. Её глаза широко распахиваются.

Она сказала что?

Должно быть, это просто нелепый сон.

Но нет – гриффиндорка трижды прокручивает вчерашний вечер, убеждаясь, что действительно произнесла это.

Она почти начинает корить себя, когда внезапно осознает, насколько же это глупо – они переспали. Дважды! А девушка все еще шарахается от его имени, как очумелая. Это просто нелепо.

Гермиона с сожалением понимает, что вовсе не помнит того ощущения, что испытала, впервые назвав его Драко. Должно быть, даже на языке это чувствуется иначе. Как будто его имя может иметь вкус.

Она вновь смыкает веки, успев подумать лишь о том, что попробовала бы снова назвать Малфоя так, перед тем как уснуть.

***

Когда Гермиона открывает глаза во второй раз, причиной пробуждения служит знакомое прохладное прикосновение к губам и чужая ладонь под её головой. Она сонно посматривает на пузырек с жидкостью, потом переводит взгляд расфокусированных глаз на Малфоя и несколько моргает, прежде чем силуэт парня приобретает четкие очертания.

Его волосы взлохмачены, рубашка измята (Гермиона вспоминает о собственной грязной одежде, но, взглянув вниз, не обнаруживает пятен), а на щеке виднеются тонкие полосы – след от её гривы, в которую Драко зарывался часом ранее. Но разглядеть явно только проснувшегося Малфоя мешает он сам.

Парень хмуро взирает на неё сверху вниз, усевшись на край кровати, и продолжает настырно тыкать пузырек с зельем.

– Пей, Грейнджер.

И только после того, как кислая микстура оказывается в её организме, смирившаяся Гермиона хриплым от сна голосом интересуется:

– Что это было?

– Бодроперцовое зелье*.

Гриффиндорка удивленно моргает, поерзав на кровати, но под одеялом слишком уютно, чтобы выбираться наружу. Она пытается вспомнить, упоминала ли свою простуду, но совершенно точно не обмолвилась об этом вчера – тогда она едва ли несколько слов смогла выдавить: сначала было тяжело говорить, а потом Малфой в привычной манере приказал помалкивать.

– Но откуда ты узнал?

Его брови все так же нахмурены и девушка борется с желанием пальцами разгладить складку между ними. Подумать только, это их первый нормальный разговор за неделю – поругавшись в понедельник, они перекидываются связной парой слов только сегодня, в пятницу.

– Ты заплевала всю теплицу вчера, – и пусть голос его звучит раздраженно, Грейнджер едва подавляет улыбку. Потому что он заметил.

– Ничего подобного, – исключительно из привычки протестует она. – Я чихала всего несколько раз.

Веки начинают смыкаться, – очевидно, дело в зелье, – так что Гермиона не может видеть, но отчетливо слышит фырканье Драко. Он наверняка собирается ответить колкостью, но девушку интересует кое-что еще, и она намерена задать вопрос до того, как погрузится в сон и обо всем забудет:

– Где ты взял его?

– У мадам Помфри.

– Опять воровали?! – восклицает она, но звучит не так грозно, как хотелось бы.

– Это удел гриффиндорцев, – Грейнджер хочет залепить ему подушкой. – А я просто попросил.

И как бы Гермиона ни хотела возразить, вступиться за честь факультета, её глаза давно закрыты, а зелье дает свои плоды, и девушка снова теряет связь с реальностью.

***

Когда она просыпается в третий раз, Малфоя рядом уже нет. Почему-то это первым бросается в глаза, словно за ночь парень успел стать частью комнаты – необходимым элементом для безопасности Грейнджер. Сердце пропускает удар, но она мысленно одергивает себя, напоминая, что он не мог никуда деться из Хогвартса.

Девушка предполагает, что Малфой не ложился после того, как дал ей зелье, но все равно ощупывает простынь позади, удостоверяясь в своей теории – вторая половина кровати давно остыла. И все же, когда она переворачивается на другой бок и утыкается носом во вторую подушку, наволочка пахнет мужским шампунем и чем-то еще, похожим на… гранат? Гермиона втягивает сладковатый аромат, сдавленно хихикнув. Похоже, Драко перепутал гели для душа – она совершенно точно привозила такой из Норы. Есть что-то волнующее в мысли о пахнущем её гелем для душа Малфое. Грейнджер смущенно прогоняет спонтанно возникшее желание ощутить аромат его кожи.

Кажется, это действительно сумасшествие – утренняя хмурость слизеринца более чем ярко демонстрирует его прекрасную память на чужие промахи, Гермионе не приходится сомневаться, что её фееричное появление в полуживом состоянии не заставило Малфоя забыть о скандале. И все же они перекинулись парой слов. Не без привычных колкостей, но это определенно лучше, чем холодная отстраненность.

Она сладко потягивается, ощущая внезапный прилив сил – отсутствие слабости и дискомфорта в теле способствуют появлению аппетита, так что гриффиндорка торопится смыть пятна грязи со своих ног, которые замечает, покинув теплую кровать. Вероятно, Малфой избавился только от следов земли на одежде, поскольку форма в идеальном состоянии.

Никогда прежде душ не казался такой роскошью (Грейнджер усерднее обычного натиралась гелем для душа, и вовсе не из-за того, что была настолько перепачканной), так что из ванной она выходит крайней удовлетворенная. Приходится сразу же залезть в рубашку и школьную юбку, её влажные локоны оставляют мокрые пятна на спине, но Гермиона не успевает высушить их и собрать в хвост – внизу, в гостиной, раздается какой-то шум, и девушка с удивлением понимает, что все это время Драко находился в Башне.

Она успевает выскочить в коридор, добежать до половины лестницы, и засечь его затылок, когда парень пересекает потайной проход и скрывается по обратную сторону стены.

Гриффиндорка разочарованно вздыхает, принимаясь яростно скручивать волосы в пучок, и торопится схватить сумку и выскочить следом. Для завтрака поздновато, наверняка студенты уже покидают Большой зал, но она надеется если не поесть, так перехватить Малфоя по дороге.

Гермиона твердо намерена поговорить с ним и яростно разрабатывает стратегию, несясь по коридорам до цокольного этажа. Впрочем, не слишком успешно – мысли предпочитают сосредоточиться вокруг его имени, которое так необдуманно сорвалось с языка, и Грейнджер сложно бороться с навязчивым желанием произнести его вслух. Но глупо, думает она, делать это, когда парня даже нет рядом – в конце концов, она не настолько спятила, чтобы болтать сама с собой. По крайней мере, не тогда, когда её могут услышать.

Гермиона засекает малфоевскую шевелюру с расстояния метров в двадцать, а потому ускоряется. Ей практически неловко, когда хватает парня за запястье и одновременно налетает на широкую спину, не слишком удачно затормозив. Как бы то ни было, мысли об извинениях не надолго задерживаются в голове.

– Мы можем поговорить? – сквозь тяжелое дыхание просит девушка. Взгляд перемещается на просторный зал, но народу там мало, чего и следовало ожидать.

– Нет, – он одергивает руку, а занятая поисками любопытных глаз Гермиона не успевает достаточно быстро отреагировать, чтобы помешать этому.

Она хмурится, когда Малфой продолжает путь к массивным дверям. Мозг лихорадочно работает, пытаясь придумать способ остановить его, не прибегая к использованию палочки (и, видит Мерлин, Гермиона готова оставить и этот способ), а вместе с тем в груди закипает знакомое раздражение – ну обязательно быть таким упрямым?!

– Я староста, Малфой, – протестует она, а его фамилия как-то странно ощущается на языке. Должно быть, это из-за того, что гриффиндорка думала о его имени совсем недавно. – И ты – тоже. Так что будь добр, остановись и поговори со мной.

Малфой замирает, но, как предполагает Гермиона, дело вовсе не в её просьбе. Или вежливом напоминании. Или просто напоминании… Она действительно раздражена, потому не уверена, достаточно ли вежливо звучал бурлящий желанием кинуть сумку в его затылок голос.

– Да что ты? – он недобро смеется. Грейнджер не позволяет себе заволноваться и только хмурится сильнее. – Ну, раз ты настаиваешь, староста. Что на повестке дня?

Он все еще стоят в пяти шагах от гриффиндорки, но даже этого расстояния достаточно, чтобы почувствовать его бешенство. Но, думает Гермиона, вряд ли теперь её можно напугать такими мелкими вспышками, не после того, что было в понедельник. Его идиотское настроение напротив распаляет её – какой-то странный способ выйти на контакт.

– Меня не устраивает то, как ты выполняешь свои обязанности, – с вызовом кидает она.

Вообще-то, обязанности никак не относятся к тому, что им действительно стоило бы обсудить, но это единственное, что Малфой согласится выслушать, а она уж очень хочет продемонстрировать всё свое недовольство его совершенно детским, по её мнению, поведением.

– Правда? – преувеличенно удивленным тоном восклицает парень. Его руки прячутся в карманы брюк, а Гермиона против воли сглатывает, вглядываясь в знакомую самоуверенную позу. – И что ты мне сделаешь? Старосты не могут штрафовать друг друга.

– Но я могу оштрафовать другого слизеринца, – упрямо заявляется, имея в виду, что снять баллы с любого представителя змеиного факультета проще простого – они постоянно вытворяют запрещенные правилами штучки.

Но Малфой, кажется, по-своему интерпретирует сказанное. Его бровь вопрошающе изгибается, а уголки губ дергаются в ехидной улыбке. Гермионе очень не нравится появившееся на его лице выражение.

– Правда? – он окидывает взглядом территорию за её спиной и Грейнджер машинально оборачивается, на секунду испугавшись, что может увидеть позади Гарри или Рона (хотя ничем предосудительным они с Малфоем не занимаются, всего лишь спорят, как и всегда), но едва девушка успевает вернуть внимание слизеринцу, не обнаружив никого поблизости, наглый голос снова доносится до её слуха. – Эй, Лонгботтом! Минус десять очков Гриффиндору – мантия мятая.

Челюсть Гермионы с грохотом падает на пол. Ошарашенный Невилл замирает в дверном проеме Большого зала, не зная, то ли вступить в спор (чего, очевидно, делать не хочет), то ли оставить как есть. Грейнджер же слишком шокирована, чтобы выдавить хоть слово.

Она ведь даже не угрожала! А если бы и так, то её слов недостаточно для действий Малфоя. Этот наглый, упертый…

– Да как ты смеешь! – это звучит так по-детски, что Гермиона практически морщится, но успевает вовремя проконтролировать выражение лица.

Малфой, похоже, думает о том же – его губы растягиваются в презрительной усмешке. Грейнджер кивает Невиллу и тот семенит по коридору, мечтая убраться подальше. Что же касается желаний гриффиндорки, руки чешутся запустить в Малфоя липучками Уизли, чтобы он достаточно долго выпутывал их из волос и размышлял над своим поведением. Но Гермиона достаточно хорошо его знает, чтобы с уверенностью заявить – Драко скорее потратит это время на составление искусного плана мести, нежели на раскаяние.

– Ты не можешь так поступать, Малфой, – сердито молвит она. Парня, кажется, ничуть не трогают комментарии старосты. – Чтобы снимать баллы, недостаточно просто иметь значок, нужно еще и выполнять обязанности!

Он равнодушно фыркает, разворачивается, готовый уйти, и своим пофигизмом выводит еще сильнее – Гермиона стискивает сумку, недавнее желание назвать Малфоя по имени нарастает, только в этот раз не для того, чтобы распробовать звучание слова, а чтобы оглушить слизеринца и вынудить остановиться.

Но она не делает этого, потому что вокруг все еще ходят ученики, а Грейнджер, по всей видимости, проще спасти магический мир, нежели произнести «Драко» в людном месте. И все же ей абсолютно не нравится смотреть на его затылок.

Поэтому она позволяет необдуманным словам соскочить с языка прежде, чем здравый смысл напомнит о своем существовании:

– Ты даже не явился на дежурство!

Технически, это она не пожелала звать его, но какое это имеет значение, когда Грейнджер злится?

Гермиона не осознавала, насколько подобное поведение может задеть – она полагала, что разделиться даже лучше, ведь им обоим было бы некомфортно друг с другом (только Малфой скорее всего мучился бы желанием прибить её авадой, а она чувством вины), но, видимо, обход подземелья кардинально изменил мнение Грейнджер. От воспоминаний о мрачных коридорах становится жутко и по коже ползут мурашки.

Она хотела, чтобы Малфой был там.

Драко разворачивается. Брови сведены, губы скривились, словно гриффиндорка ляпнула несусветную чушь, а руки в карманах отчетливо сжались в кулаки.

Он уже собирается ответить, когда взгляд серых глаз перескакивает за плечо девушки. На этот раз там точно кто-то есть, но развернуться и поглядеть она не успевает – прямо над ухом раздается удивленный голос, и даже знание того, что позади стоял человек, не мешает Гермионе подпрыгнуть от испуга.

– Это как? – заинтересованный взгляд Блейза Забини прыгает с одного старосты на другую, он подходит к Малфою, а следом волочится явно сонный Нотт. – Вы про то, когда Тео приперся в гостиную и заявил, что Грейнджер шастает по подземелью и вопит?

Гермиона смущенно отводит взгляд, прокашлявшись, будто это могло помочь всем забыть о сказанных словах. Ей не очень-то нравится мысль, что Тео рассказал об этом Драко и Блейзу – она-то старалась выглядеть достаточно грозной!

– А, тот вечер? – продолжает Тео, делая вид, словно задумался, и знакомая (только откуда Гермиона о ней знает?) хитроватая улыбка украшает лицо. Он ловит удивленный взгляд Грейнджер и, словно этого и ждал, продолжает с не менее довольным видом (желваки на челюсти Малфоя при этом странно дергаются, но он остается на месте, хотя явно желает в довольно грубой форме попросить друга замолчать) – Тогда куда же ты унесся в тот вечер минут через десять после моего рассказа?

Все трое переводят любопытные взгляды на Драко, только вот Забини и Нотт скорее заинтересованы отговоркой, которую Малфой может выдать, а Гермиона отчаянно пытается сообразить, о чем они толкуют. Намеки в словах парней ясны, но в чем…

– Постойте, – шепчет она, моментально притягивая к себе три пары глаз. Девушка смотрит в пол, шестеренки в голове вращаются с усиленной скоростью. Грейнджер хмурится, наконец догадавшись. – Те шаги! Это был ты?!

В сознании мелькают картинки лестницы, ведущей прочь из подземелья, шум, раздавшийся позади. Гермиона совершенно точно интерпретировала его как шаги, но посчитала, что ей просто послышалось, воображение разыгралось!

Это не было воображением и уж точно не галлюцинация – это был Малфой! Теперь-то картинка складывается, девушка припоминает, как еще несколько раз по пути в Башню оглядывалась, ощущая на себе чей-то взгляд, но было слишком жутко придавать странному покалыванию в затылке подобное значение, поэтому она просто ускорилась, желая оказаться в безопасности своей спальни.

– Это был ты, – с решимостью в голосе повторяет Гермиона.

Его глаза темнеют. Острый холодный взгляд проходится по лицам друзей. Тео отказывается смотреть в ответ, он с внезапной заинтересованностью разглядывает свои ботинки, но выглядит при этом крайне довольным. Гермионе вдруг захотелось рассмеяться, но она, в отличие от Нотта, рискнула поглядеть на Малфоя, а потому вовремя себя остановила.

Грейнджер проще сконцентрироваться на его растущем раздражении, в то время как её стремительно утихает, поскольку размышлять о странном поведении Малфоя куда проблематичнее. В конце концов, он следовал за ней с самого выхода из подземелий, в то время как Гермиона считала, что патрулирует в одиночку, а потому шарахалась от каждого шороха.

Но Драко был рядом большую часть времени и сейчас эта информация ломает ей мозг.

Однако прежде, чем гриффиндорка открывает рот для ответа (поскольку, очевидно, Малфой говорить не собирается – он занят попытками испепелить друзей взглядом), на запястье смыкается чья-то рука и девушку в довольно грубой манере разворачивают, оттаскивая от слизеринцев.

Гермиона понимает, что Малфой тащит её в противоположном от Большого зала направлении, но еще до того, как слова недовольства сорвутся с языка, он подталкивает её в какой-то закоулок, куда не доносятся даже голоса оставшихся за завтраком студентов.

Грейнджер возмущенно хватает воздух ртом, не зная с чего и начать гневную тираду касательно привычки Драко вот так зажимать её по углам.

Гриффиндорке кажется, что он мельком оглядывает её, но глаза Малфоя почти мгновенно возвращаются к насупленному лицу и Гермиона не может быть уверена, что это не игра воображения.

– Чего тебе нужно, Грейнджер? – Драко рычит, явно разозленный выходной Нотта, но расстояние между ними ничтожно мало и гриффиндорка едва ли может ухватиться за мысль, что Малфой не желал ставить её в известность о своем «шпионаже» во время дежурства.

Прохлада его дыхания щекочет кожу щеки. Но как только слизеринец обращает внимание на двусмысленность положения их тел, отшатывается от девушки как током ужаленный. Гермиона сдерживает вздох разочарования.

Ей необходимо сосредоточиться на цели диалога. Иначе она сама заткнет его рот поцелуем, и вряд ли сейчас парню это понравится, несмотря на проведенную вместе ночь.

– Чтобы ты перестал вести себя, как ребенок.

Брови Малфоя то ли презрительно, то ли насмешливо изгибаются. Огонь полыхает во взгляде серых глаз и, Мерлин, что же с ней такое, раз это не вызывает страха, а только невыносимое желание подняться на носочках и…

– Это не ответ.

Грейнджер тяжело вздыхает. Сосредоточься.

– Нужно собраться и всё обсудить. Всё, – с нажимом повторяет она. Губы Драко изгибаются в ухмылке, но выглядит он крайне озлобленно. Парень наверняка планирует наброситься с колкостями, так что Гермиона продолжает до того, как он успевает все испортить. – Соберемся втроем в Башне старост и поговорим. Честно и откровенно, – ну, практически. – А потом можешь ходить и проклинать меня, сколько душе угодно, – если не передумаешь. Но Грейнджер благоразумно оставляет эти комментарии при себе.

– Нам есть что обсуждать? – он и вправду может гордиться собой, поскольку голос не выражает и тысячной доли того гнева, что отражается на бледном лице.

– Разумеется есть! – девушка всплескивает руками. – К твоему сведению, это идея Пэнси, поэтому прекрати смотреть на меня, как на идиотку.

Гермиона толкает его плечом, освобождая дорогу, и, чувствуя на затылке острый малфоевский взгляд, без сомнения способный пробить дыру в её лбу, двигается в сторону Большого зала. Она все еще твердо намерена позавтракать.

– В шесть, – обернувшись на слизеринца, бросает через плечо.

Малфой не появляется за завтраком даже тогда, когда Гермиона заканчивает с тостами и допивает остывший кофе. Такая ситуация её более чем устраивает – есть в тишине оказалось куда приятнее, чем можно было представить. Гарри, Рон и Джинни наверняка беспокоятся, поскольку, очевидно, закончили с приемом пищи еще до того, как Гермиона добралась до Большого зала, так что приходится сделать мысленную пометку сообщить им о своем прекрасном самочувствии.

Её нога уже перекидывается через лавку, намереваясь отправиться в кабинет, когда до слуха доносится невнятное бормотание каких-то девчонок неподалеку от места, которое заняла Гермиона.

– Что за бред! – восклицает темноволосая гриффиндорка, склоняясь ближе к рыженькой подружке, что тут же принимается тараторить что-то в защиту своих утверждений.

– Говорю же, сама слышала! Милисента вовсю болтает, уж ей-то можно доверять. Она в одной комнате с Паркинсон, так что знает наверняка!