Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 49 страниц)

Святой Годрик, пожалуйста.

Веки Малфоя начинают медленно смыкаться. Так, будто если бы он внезапно почувствовал сонливость.

– Нет, Драко, пожалуйста, не закрывай глаза, – Гермиона больше не пыталась скрывать накатывающую истерику. – Прошу тебя. Мы шли за тобой, ты слышишь? – она слегка толкает его, а последние капли падают на самые страшные на вид раны. – Я шла за тобой. Не смей умирать. Ты обещал, что мы отпразднуем вашу победу в матче, когда всё закончится, ужасно безответственно для старосты нарушать обещание из-за собственной смерти.

Девушка встряхивает пузырек прямо над разорванной в клочья грудью Малфоя, и с криком отчаяния откидывает его в сторону, когда оттуда не показывается ни капли.

– Малфой! – на кого она кричит? На себя, за беспомощность, на Лестрейнджа, повинного во всем, или на сомкнувшего веки парня? – Ну пожалуйста!

И внезапно тело Драко оказывается далеко от неё.

С отвратительным хлюпающим звуком чьи-то руки выдергивают Гермиону из лужи крови, отрывая от парня, в плечи которого, как оказалось, она вцепилась.

Кто-то пытается достучаться до Грейнджер, но она заглушает слова воплем. Таким, словно сотня Круциатусов врезается в её тело. Срывающим глотку воплем. Дергается, пинается, размахивает руками в тщетной попытке зацепиться за что-нибудь в воздухе.

Покрытые кровью ладони стремятся добраться до Драко, а перед глазами уже пляшут искры. Она не разбирает собственных слов, не слышит имени Малфоя вперемешку с угрозами тому, кто оттаскивает её за плечи. Гермиона просто кричит, не жалея голоса, и замолкает лишь в тот момент, когда фигура в темной мантии склоняется над телом.

Из неё словно разом выкачали все силы. Грейнджер безвольной куклой повисает в чьих-то руках, не обращая внимания ни на боль в левом плече, ни на боль в горле.

Её мучает иная боль, совершенно другого уровня. Если бы от пережитого потрясения можно было умереть, она бы валялась на полу прямо сейчас.

Голова гриффиндорки запрокидывается, словно кто-то внезапно сломал ей шею, и сгущающаяся темнота начинает заглушать окружающие звуки – те, что Гермиона игнорировала, вырываясь к Малфою. Они накатывают сплошной волной: чьи-то восклицания, раздающие грубые приказы обыскать поместье, более мягкие голоса, дающие указания… Какие? Слов не разобрать.

Но разум из последних сил концентрируется на самом важном – необходимом для жизни. Необходимом для сохранения её рассудка.

– Вулнера санентур…

И как она разбирает эти бормотания в такой шуме?

Но Грейнджер уверена, что навсегда запомнит два слова, произнесенных Снейпом над бессознательным телом Малфоя.

Контрзаклятие.

========== Эпилог. ==========

Пэнси потеряла сознание практически сразу, как аппарировала в Св.Мунго. Груз в виде привязанных к стульям людей приземлился рядом с упавшей на пол девушкой, а топот десятков ног глушил невнятное бормотание Паркинсон. Она не видела, но чувствовала, что целитель рядом – заклинание левитации подняло её в воздух.

– Драко…

Голова разрывалась от боли, Пэнси почувствовала привкус крови во рту: то ли прикусила щеку, то ли это кровь с виска стекла к губам.

– Грейнджер…

Паркинсон видела, как вокруг Нарциссы и Люциуса носились авроры и целители, веревки, опутывающие мужчину и женщину, полетели на пол, но они оба, кажется, находились без сознания – посадка оказалась не самой мягкой. Но Малфой-старший не приходил в себя еще с Мэнора.

– Паркинсон!

Она узнала голос, но веки вопреки приказам разума начали закрываться. Девушка ухватилась за рукав кофты Поттера, когда тот подбежал ближе. А потом все звуки стихли и боль растворилась в темноте.

Пэнси продолжала сражаться с собственным разумом и телом. В голове набатом звучали два имени, и даже утратив способность понимать, на кой черт ей нужны эти имена, слизеринка продолжала бороться. Ей нужно было сказать. Что конкретно? Пэнси плохо помнила.

Грейнджер и Драко. Драко и Грейнджер.

Она просто знала, что обязана сказать это.

Было похоже на попытку поднять огромный камень на гору, который неизменно скатывался вниз и тащил за собой Паркинсон. Но она понимала, что погибнет, если прекратит пытаться.

Палочка.

Точно, у неё ведь есть палочка. Она же волшебница.

Позже Пэнси будет задаваться вопросом, как эта мысль подтолкнула её вперед, но, вероятно, она просто бредила, и лучше не разгребать ту кашу, что происходила в тот момент в голове.

Но глаза девушки распахнулись. Она машинально подорвалась, словно все еще находилась в Малфой-Мэноре и была вынуждена бежать. Чьи-то руки аккуратно надавливают на её плечи, укладывая на мягкую поверхность. От яркого света в глазах рябило, потому мозг не сразу осознал, где находится.

Палата. Её палата.

Пэнси бережно укладывали на кровать, а позади целителя топтался Поттер. Судя по грязной одежде, Паркинсон только доставили сюда, да и парня еще не выперли в коридор. Значит, прошло всего ничего времени. Если бы у неё были силы, вскрикнула бы от счастья.

– Поттер, – сквозь зубы прошипела Пэнси. Каждое слово сопровождалось ужасающей болью в районе виска.

Тот вздрогнул, поднимая зеленые глаза на Паркинсон, и подорвался к койке, но целитель вовремя перекрыл ему дорогу, как бы намекая, что пациентке нужна помощь и отдых.

– Малфой-Мэнор, – Пэнси не знала, сколько в запасе времени до отключки, потому что мысли знакомым образом начали путаться. Лучше начать с главного. – Родольфус Лестрейндж. Всё он. Далия под Империусом. Грейнджер и Малфой… – она шумно втянула носом воздух. Глаза начали закатываться. – Малфой-Мэнор…

Целитель коснулся палочкой её виска, но обрадоваться медицинской помощи Паркинсон не успела. Ровно как и не услышала хлопка двери и удаляющихся шагов Поттера.

Она сказала. Сказала.

***

Разум Далии Эйвери заметно пострадал от жестоких вмешательств, длившихся больше месяца. Она едва ли могла вспомнить что-нибудь, дальше своего прибытия в Британию, остальные картинки были смазаны и запутаны, так что аврорату, совместными усилиями со Св.Мунго, пришлось повозиться, чтобы безопасным способом извлечь нужные сведения.

Далию оставили на долгосрочное лечение, но девушка как минимум не лишилась рассудка, что, по словам целителей, было сродни подарку судьбы.

Веритасерум помог вытащить сведения из Лестрейнджа, и, признаться честно, Гермиона с куда большим удовольствием восприняла бы известие о его мучительной смерти после перенесенных десятков Круциатусов. Но она все равно заставила Гарри и Рона без утайки рассказать то, что удалось раскопать.

Зацепка Пэнси оказалась верной – Далии еще не было в стране, когда Родольфус выловил Розье-старшего в Лютном переулке и жестоко истязал в каком-то отдаленном углу леса. Грейнджер надеялась, что будут приняты дополнительные меры по контролю за прибывающими в Министерство, когда стало известно, что с помощью сети летучего пороха в атриум беспрепятственно проник и так же незаметно исчез посторонний.

В Пророке появились миллионы статей о героизме Гермионы Грейнджер, пока она не пригрозила, что найдет Скиттер и заставит съесть чертовы статьи. Уж не знает, что Гарри наговорил этой дилетантке, но на следующий день появилось несколько хвалебных статей уже о Пэнси и Малфое.

Гермиона обрадовалась, что они все лежат в разных палатах, иначе её убили бы за подобный подарок.

И ни слова не было написано о Министерстве, и пальцем не шевельнувшим для раскрытия преступления. Зато теперь они без конца кружили вокруг Гермионы и Далии (Пэнси запустила в Главу Отдела магического правопорядка вазой, и больше тот не появлялся на пороге её палаты), желая скорейшего выздоровления первой, и принося извинения второй.

Грейнджер втайне надеялась, что и Далия рано или поздно запустит в них чем-то. Никакие извинения не исправят того, что она заманивала и похищала людей против собственной воли, а потом смотрела, как чокнутый Пожиратель издевается над ними, пока не убьет. Гермиона не хотела спрашивать, кто перемещал тела из поместья Эйвери, но что-то подсказывает, что она и сама прекрасно знает ответ.

На четвертый день, когда Гарри, Рон и Джинни прекратили дежурить у её койки (тему Малфоя больше не затрагивали, и это был чуть ли не первый раз, когда Гермиона обрадовалась своему положению пациентки – даже если друзья все еще были недовольны, демонстрировать это не стали), и были вынуждены вернуться в Хогвартс, на занятия, в палате появился Перси.

Столько сожаления в последний раз она видела на его лице в тот день, когда Перси извинялся перед матерью за слепую преданность Министерству и предательство семьи. Грейнджер могла поклясться, что видела слезы в голубых глазах перед тем, как парень обнял её.

Гриффиндорка уже давно сожалела об отвратительном завершении их диалога в Хогсмиде. Они оба не вспоминали о том, что произошло в тот день, но Гермиона решила, что им не стоит видеться какое-то время. По крайней мере пока чувства парня не угаснут. Ответить взаимностью она не могла, равно как и смотреть на мучения друга.

Единственный, о ком Гермиона продолжала думать, находился в соседней палате, но большую часть времени проводил во сне.

Первые несколько дней Грейнджер не могла говорить. Она сорвала голос, когда Гарри оттаскивал её от Малфоя и открывал дорогу Снейпу, но никаких серьезных повреждений на теле девушки целители не обнаружили. От раны на плече избавились за несколько минут, однако каждый последующий день, когда Гермиону отказывались выписывать, медсестра приносила пузырьки с зельями.

Грейнджер догадывалась, что лишь некоторые из них для восстановления правой руки, боль в которой пришлось заглушить еще до аппарации в Малфой-Мэнор, остальные же наверняка были успокоительными. Но зелья не погружали её в сон и не замедляли мозговую активность, поэтому Гермиона с готовностью принимала их.

Вероятно, если бы не эти пузырьки, она ревела бы все то время, что сидела у койки спящего парня. Грейнджер продолжала бороться с внутренней болью, пока сжимала его прохладную ладонь и смотрела на трепещущие ресницы. Но хотя бы дрожь в руках утихла.

По прошествии пяти дней Гермиона прекратила читать о том, как Родольфус Лестрейндж из газет узнал о прибытии Далии в страну и решил воспользоваться доброй репутацией девушки, и легким взмахом палочки сжигала каждый выпуск Пророка, который оказывался на её тумбе.

После завтрака она обычно ходила к Пэнси, восстанавливающейся после перенесенных Круциатусов и травмы головы, потом обедала и шла к Драко. В субботу должны были явиться Гарри и Рон с Джинни, и она намеревалась поднять тему выписки. Вообще-то, Гермиона вот уже второй день планировала обсудить этот вопрос с целителем, но… Если тот решит, что девушка здорова, ей придется вернуться в Хогвартс. Одной.

Она накидывала кардиган на плечи, собираясь отправиться в соседнюю палату, когда дверь внезапно распахнулась.

Гермиона закатила глаза:

– Мерлин, я уже одевалась… – чтобы идти к тебе.

Но на пороге стояла вовсе не Пэнси.

Руки Гермионы повисли вдоль тела, так и не закончив застегивать пуговицы. На прикроватной тумбе стояли опустошенные зелья, но, вероятно, успокоительные не успели подействовать, или же оказались слишком слабыми, потому что девушка начала всхлипывать.

Он все такой же бледный, как пять дней назад. Она и так видела, что Драко практически сливается с белым постельным бельем, но сейчас…

Сейчас, когда он застыл у двери, опираясь на стену рядом, и расфокусированным, словно только проснувшимся взглядом неотрывно глядел на Гермиону, из неё словно выкачали весь воздух, возвращая в Мэнор.

– Всё еще никаких манер, – ослабленным голосом прошептал Малфой.

Парень едва стоял на ногах, но Грейнджер бросилась ему навстречу, глотая слезы, и знакомые руки привычным образом обвили талию гриффиндорки, подхватывая. Она искренне старалась не наваливаться на Драко, но тот прижимал её к себе с такой силой, словно это она выглядит, как ходячий труп, а не он.

Слизеринец привалился плечом к стене, ладонью проникнув под её кардиган и проходясь по спине. Через нетолстую ткань пижамы тепло его тела передавалось Гермионе, и плохо сдерживаемые слезы пропитали белую пижамную рубашку на плече Малфоя.

Он тоже словно пытался убедиться, что Грейнджер настоящая. Ощутить тепло её тела.

– Я боялась, что ты умрешь.

– Попробуй умереть, когда над тобой кто-то так вопит.

Гермиона пробормотала какие-то несвязные ругательства возле его уха. Драко пах собой. Несмотря на запах медикаментов, пропитавший палаты и коридоры, он все еще пах собой: прохладой и свежестью.

– Грейнджер?

Она боялась зареветь вслух, потому сигналом послужил легкий кивок головой, и Драко продолжил:

– Ты правда оглушила Поттера?

Вместе со сдавленным смешком вырвался всхлип. Мерлин, Малфой такой Малфой! И это именно то, чего Гермиона хотела. Чего она так ждала, пока он был без сознания.

Драко пришел в себя.

Он здесь.

В тот день они с Пэнси просидели у койки парня до позднего вечера, болтая, пока медсестры не разогнали их по палатам. После приема зелий Гермиона выждала около двадцати минут, прежде чем вынырнуть из-под одеяла и на цыпочках пробраться в палату напротив.

Несмотря на наличие еще парочки коек, Малфой лежал в палате один, как и Грейнджер с Паркинсон. И это послужило огромным плюсом, когда гриффиндорка прошмыгнула под его одеяло, а теплая рука парня прижала её к своей груди.

Они могли бы сдвинуть несколько кроватей, но Драко был так близко, и Гермионе стало так легко дышать. Его плечо послужило подушкой. Она не размыкала глаз до самого утра, и впервые за долгое время сон принес долгожданный отдых.

Наутро Грейнджер пришлось добрых двадцать минут сидеть возле Малфоя, пока целитель отчитывал их за нарушение всевозможных правил. Драко отвечал ему, прямо как Макгонагалл после того поцелуя в Большом зале, а Гермиона пихала его укрытые одеялом ноги – Малфою, в отличие от Грейнджер, все еще не разрешалось слишком много двигаться.

Когда целитель выгнал её из палаты парня, Гермионе пришлось соврать о возобновившихся болях в руке. По взгляду мужчины было видно, что ложь оказалась мгновенно распознана, и это подтвердилось, когда количество зелий сократилось до двух пузырьков в день. Но девушку оставили в Мунго.

Контрзаклятие Снейпа подействовало безукоризненно, Малфою оставалось лишь набираться сил.

Нарциссу и Люциуса выписали на следующий же день, как Драко пришел в себя. Гермиона вышла из его палаты, когда по щекам вошедшей попрощаться перед уходом женщины покатились слезы от вида с кряхтением усаживающегося сына – исполосованные шрамами грудь и спина, куда прилетело заклинание, еще доставляли дискомфорт.

Она не знала, как прошел диалог с матерью, но через десять минут Грейнджер вылетела в коридор из своей палаты на крик Люциуса. Они с Драко о чем-то спорили, но кроме слов «свадьба» и весьма неприятных ругательств ничего расслышать не удалось – медсестры рванули успокаивать конфликт.

Вероятно, Гермиона присоединилась бы к возмущениям Малфоя, если бы слышала фанатичные рассуждения Люциуса о том, что ситуация сложилась как нельзя лучше – если Драко заинтересован в Грейнджер, это даже лучший вариант, чем Далия. Репутация гриффиндорки ведь значительно лучше! Но, к счастью, она этого не слышала, а потому не могла предположить, зачем слизеринец предлагал медсестрам связаться с целителем и оставить помешавшегося Люциуса на дополнительное лечение.

Гермиона не заводила разговор на эту тему, как и Драко.

Парню стало значительно лучше уже через три дня, но совместными усилиями с Главой Отделения недугов от заклятий Гермионе удалось уговорить Малфоя остаться еще ненадолго – к нему только начал возвращаться нормальный цвет лица.

Весь день до выписки она провела в его палате.

– Драко, – Грейнджер вырисовывала узоры на его коленке, опустив голову на матрац.

– Мм?

Глянцевые страницы «Еженедельника ловца» уже не переворачивались несколько минут, хотя слизеринец продолжал делать вид, что читает. В этот раз Гермиона уселась на стул у койки Малфоя, уговаривая того поспать. Нахождение на грани жизни и смерти не сделало его сговорчивее.

– Я бы хотела заглянуть кое-куда, – даже хорошо, что он загородился журналом и не видел её лица. Грейнджер опасалась, как бы парень не заметил её взволнованного взгляда. – Завтра, после выписки. Хочешь… хочешь со мной?

Драко убрал журнал на тумбу, но, как только его взгляд устремился на Гермиону, она принялась изучать узоры на постельном белье.

– Хорошо.

В ту ночь гриффиндорка снова пробралась к нему в палату.

Гермионе не хотелось верить в то, что Малфой интерпретировал её предложение как просьбу, граничащую с мольбой, но Грейнджер понимала, что именно так и произошло. И он снова оказался прав. Снова прочитал её, как открытую книгу.

***

Пока они лежали в больнице, погода заметно ухудшилась. Похолодало, выпал снег.

Гермиона дрожит даже в теплой куртке и свитере под ней, но причина явно не в холоде. Они покинули Св.Мунго около пятнадцати минут назад, клятвенно пообещав, что в случае плохого самочувствия обратятся к мадам Помфри (и хотя с них обоих взяли слово, Гермиона предполагает, что обращались по большей части к упрямому Малфою).

Настоящая удача, что их выписали в будний день – гриффиндорке не хотелось объяснять друзьям, почему не стоит аппарировать к ней в больницу.

Они стоят на заснеженной улице, наблюдая за парящими в воздухе снежинками. Изо рта вырывается пар, а горло обжигает холодным воздухом, когда она делает глубокий вдох ртом.

– Собираешься стоять здесь? – шепчет Драко.

Вокруг ни души. Гермиона надеется, что парень просто не хочет нарушать воцарившуюся атмосферу, потому и обращается к ней так тихо. Но скорее всего Малфой просто замечает её стиснутые ладони на ремне сумки, остекленевший взгляд, сковывающую тело нерешительность.

Он понимает.

Конечно, Драко догадался, где они и без объяснений.

– Нет.

Но она продолжает стоять.

И Малфой не двигается, лишь краем глаза наблюдая за спутницей. Грейнджер благодарна за терпеливость. Если бы Драко принялся подталкивать её, вероятно, она бы струсила и тут же аппарировала в Хогсмид.

Гермиона позволяет ветру сорвать с себя капюшон. Все внимание и концентрация сосредоточены на одеревеневших ногах, когда она все же заставляет их двигаться и делает шаг вперед.

Тяжелые шаги Малфоя вторят её осторожным. И гриффиндорка подмечает, что присутствие парня все же действует нужным образом – без него ей было бы куда страшнее. Просто знать, что Драко позади, уже облегчает задачу.

Дом родителей находится чуть дальше по улице.

У Гермионы нет ответа на вопрос, почему она сразу не перенесла их поближе к нему. Возможно, хотела дать себе шанс отступить. Но она гордится тем, что не пользуется этим шансом. Напротив, идет вперед, пусть и не слишком решительно.

В окнах не горит свет, но причина может быть в том, что на улице еще недостаточно темно. К тому же родители должны быть на работе.

– Не знаю с чего решила, что они окажутся дома, – вслух заканчивает мысль Гермиона.

Драко ровняется с ней, мельком поглядывая на черный шарф. Его шарф на шее Грейнджер.

Уж не знает, какие самодовольные мысли крутятся в голове слизеринца, но выглядит он крайней довольным. Девушка хмыкает, поправляя теплую вещь, которую без разрешения присвоила. Она спасла Драко жизнь, так что потерю шарфа как-нибудь переживет.

– Собиралась зайти?

– Нет… Не знаю, – Гермиона прячет руки в карманы куртки, когда кожу начинает щипать мороз. – Со мной еще не связывались по поводу результатов второго курса. Целители должны были закончить давать им эликсир.

– Можем притвориться туристами, – Драко пожимает плечами, когда Грейнджер зыркает на него. – Спросим, как добраться до гостиницы или типа того.

– Не хватало, чтобы потом они вспомнили спектакль, который разыграла их дочь с каким-то парнем, – Гермиона закатывает глаза, но все же еле заметно улыбается.

Драко преувеличенно раздраженно фыркает, словно слова гриффиндорки задевают его.

– И вообще…

Девушка замолкает, не закончив предложение. Вместо слов с губ срывается сдавленный вздох, и она сжимает подкладку внутри карманов так сильно, что грозит порвать ткань.

Шум ветра не способен перекрыть громко колотящееся сердце. Они замирают посреди улицы, не дойдя до дома каких-то несколько метров. Гермионе кажется, что кто-то стукнул её чем-то тяжелым по затылку, поскольку это не может быть реальностью. Галлюцинация, сон. Да, быть может, одно из зелий дало побочный эффект…

Супружеская пара переходит дорогу, двигаясь прямо в сторону Гермионы. Точнее, двигаются они к своему дому, но девушке кажется, что они идут навстречу ей. В руках отца два огромных пакета, мама несет какую-то коробку.

Щеку больно покалывает от холода, когда одинокую слезу все же не удается сдержать. Грейнджер прижимается плечом к Малфою, словно может спрятаться под его пальто и не видеть разворачивающейся сцены.

Женщина что-то рассказывает, вызывая слабую улыбку на лице мистера Грейнджера. Они выглядят расстроенными, хоть и всеми силами стараются поддерживать беседу. Что-то произошло? Родители поругались? Гермиона не помнит, когда последний раз видела их в ссоре. Но, если так подумать, она в принципе видит их не то чтобы очень часто.

Они не отрывают глаз друг от друга, лишь изредка поглядывая на дорогу, и пока Грейнджер удается оставаться незамеченной.

У отца появились седые пряди волос. Мужчина словно перенес огромный стресс, но эликсир, который незаметно для себя принимали родители, не мог повлиять на нервную систему. По крайней мере до момента, когда им не попытались бы вернуть память.

– Давай уйдем, – срывающимся голосом шепчет Гермиона.

Она не может пройти мимо них.

Взглянуть на пустой дом – ладно. Или смотреть на счастливых родителей издалека, не рискуя приближаться. Но не пройти по улице, даже не поздоровавшись. Словно они друг другу никто.

Ладонь Драко ныряет в карман её куртки, сжимая руку девушки для аппарации как раз в тот момент, когда зеленые глаза миссис Грейнджер отрываются от мужа и устремляются вперед.

Она замирает, а мужчина машинально проходит еще несколько шагов, прежде чем остановиться и с удивлением обернуться на жену.

Пальцы Малфоя стискивают её.

Коробка выпадает из рук матери.

– Постой! – торопливо шепчет Гермиона, не смея отвернуться.

Малфой переводит взгляд с Грейнджер на супружескую пару, и догадка осеняет его раньше, чем мозг гриффиндорки согласится допустить настолько опасную и обнадеживающую мысль.

Нет, не может быть.

– Гермиона…

Должно быть, это действительно галлюцинация.

Но голос матери звучит так нежно, так знакомо…

Мистер Грейнджер прослеживает за взглядом жены, и Гермиона видит, как его ноги заплетаются, едва мужчина пытается сделать шаг вперед.

Они смотрят на неё. Родители смотрят на неё.

Не на какую-то незнакомую девушку, проходящую мимо по улице, а на свою дочь.

– Мама… – шепчет она. – Папа…

Гермиона захлебывается слезами и ненавидит тот факт, что предстает перед родителями в таком виде. Сейчас, когда они, вероятно, узнают её. И не имеет значения, насколько большой процент памяти вернулся. Главное, что она – не чужая для них.

Миссис Грейнджер первая кидается к дочери, и через мгновение та уже всхлипывает на родном плече.

Женщина пахнет домашним печеньем и имбирным чаем, что в принципе странно, ведь обычно она не готовит. Но никогда еще этот аромат не казался настолько потрясающим. А когда к нему присоединяется запах мятной пасты и медикаментов, словно отец недавно вышел из клиники, Гермиона готова сойти с ума от эмоций.

Если это сон, она согласна провести в нем всю жизнь.

Её родители. Её. Родители.

– Прости, – миссис Грейнджер отстраняется, замерзшими руками стирая слезы со щек дочери. – Прости, что так долго.

– Нет, – Гермиона всхлипывает, отрицательно мотая головой. – Это мне… Мне следовало подумать, как буду возвращать вас, прежде чем накладывать заклинание.

Теплая рука мистера Грейнджера создает резкий контраст с холодными руками мамы, когда тот заправляет выбившиеся пряди за ухо дочери. Он бормочет что-то об ответственности, которую родители несут за ребенка, а не наоборот, и Гермиона срывается на нервный смешок.

Мерлин, это так похоже на её родителей.

– Но как? Со мной не связывались…

– Какие-то люди были у нас несколько дней назад, – сообщает отец. – Мы даже не видели их, пока не почувствовали…

– Тебя, – женщина помогает мужу подобрать слова. – Тебя в наших воспоминаниях.

– А потом эти люди представились целителями. Они появились словно из воздуха…

Должно быть, воспользовались дезиллюминационными чарами, поскольку мантия Гарри – единственная в своем роде. Вряд ли работники Министерства стали бы доверять тем детским забавам, которые продают в магазинах вроде Всевозможных вредилок, и которых хватает на несколько часов, если они вообще начинают работать.

– Сказали, что проводили какие-то тесты… Мы, честно говоря, мало что поняли… – признается отец, почесывая затылок. – До этого с нами никто не связывался, о каких тестах они толковали?

– Мы сразу спросили о тебе, – руки мамы продолжают заботливо стирать слезы с её щек. – Но нам сказали, что пока ты не можешь прийти.

Конечно, ведь Гермиона лежала в Мунго.

– Я все вам объясню, – обещает она. – Всё.

Ведь теперь у них есть время.

И на рассказ о том, как родители ежедневно принимали эликсир вместе с едой, как проводились те самые загадочные тесты: первый – с помощью мантии-невидимки Гарри, а второй – под дезиллюминационными чарами. И как целители приняли решение попытаться восстановить их память.

Гермиона изобьет того, кто дал на это разрешение, не посоветовавшись с ней. Не потому, что она – эксперт в колдомедицине, и смогла бы что-то посоветовать (вряд ли мистер Уизли позволил бы кому-то и близко подойти к её родителям, существуй для них какая-то опасность), а потому, что не дали времени подготовиться.

– Ох, простите! – внезапно восклицает миссис Грейнджер.

Гермиона прослеживает за взглядом матери и оборачивается на застывшего позади Малфоя. Родители торопливо здороваются и представляются парню, только сейчас обратив внимание на его присутствие. Мерлин, Драко, должно быть, было ужасно неловко наблюдать за этой сценой…

– Это – Драко Малфой, – Гермиона поспешно указывает на слизеринца.

Невовремя сказанная фраза, учитывая, что он уже открыл рот, чтобы ответить на вежливые улыбки её родителей.

– Тот самый, который… – мужчина кряхтит, когда жена вдруг пихает его локтем в бок.

– О-он… Он учится со мной, – Гермиона запинается, пытаясь болтовней стереть сказанные отцом слова. Мерлин, кто его за язык потянул?!

Малфой кидает многозначительный взгляд на гриффиндорку, который она предпочитает проигнорировать, и с улыбкой пожимает руки её родителям. Девушка еле сдерживается от смешка – строит из себя джентльмена, и не скажешь, что засранец редкостный!

– Давайте зайдем в дом, – миссис Грейнджер указывает рукой в сторону двери. – Замерзнете ведь.

Она утаскивает мужа за локоть, по дороге подхватывая коробку и заставляя мистера Грейнджера взять пакеты и двигаться, не оглядываясь. Святой Годрик, взгляды, которые он кидал на Малфоя, сродни убивающему заклинанию! Что ж, Гермиона не слишком сдерживалась, рассказывая о выходках Драко…

Она неловко переминается с ноги на ногу, не решаясь взглянуть на слизеринца.

Возможно, для него это слишком – в конце концов, уговор был просто прийти сюда. Малфой не подписывался на ужин с Гермионой и её родителями, и, если честно, она сама не уверена, что это не будет чересчур неловко.

Девушка уже давно признала тот факт, что Драко занимает куда более важное место в её жизни, чем следовало бы. Но что насчет него? Войдя в дом, согласившись поужинать вместе, не сделает ли Малфой то же самое? Не подтвердит ли таким образом важность Гермионы в его жизни? Не будет ли это считаться его немым ответом на её незаданный вопрос?

Это не просто шаг за порог дома и не просто ужин. Они оба прекрасно это понимают.

– Ты… Ты не обязан…

– Мерлин, Грейнджер, мне начинает казаться, что зелья, которые в тебя вливали, способствуют атрофации мозга, – Драко закатывает глаза.

Она возмущенно глядит на него в ответ, задумываясь над тем, не достать ли палочку из сумки и не отправить ли парочку снежков ему за шиворот?

Но одной фразой он выбивает все мысли из головы Гермионы:

– Тебе сказали: в дом.

Ладонь опускается на её поясницу, и Малфой медленно, но верно подталкивает Грейнджер к припорошенной снегом тропинке, ведущей к двери.

Сердце гулко бьется в груди, а маленький огонек надежды согревает лучше разожжённого камина. Она прячет улыбку в шарфе, подчиняясь давлению ладони Драко.

Они переступают порог вместе, и Гермиона решает, что сегодняшний вечер уж точно не станет неловким. Это будет самый счастливый вечер в её жизни.