Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

Ком в горле увеличился в размерах.

Возможно, она поверит «в те глупости».

Пожалуйста, пусть ей не придется в них верить.

Пэнси развернула лист и глаза лихорадочно забегали по официальным строчкам.

Внутри словно разгорался пожар, сжирая в огне все внутренние органы. Паркинсон почувствовала, как адское пламя достигло легких, и начала задыхаться.

***

В окна тарабанили капли дождя. Под обычно умиротворяющий звук нарастающего ливня Гермиона собирала волосы в хвост, дважды психовала и выпутывала резинку из непослушных локонов, потом одевалась и покидала Башню старост, не испытывая абсолютно никакого умиротворения.

Затянутое темными тучами небо ничуть не улучшало настроения. Впрочем, и не раздражало – отлично отражало состояние гриффиндорки.

Она пыталась отыскать в сумке безопасное лакомство близнецов – раз утро не задалось, так хоть сладостью поднимет настроение. Но либо все батончики оказались проиграны в шахматы, либо они затерялись где-то в бездне сумки Гермионы, потому что спустя половину дороги ни один в руки не попался.

Грейнджер раздраженно цокает языком, отталкивая сумку назад, за спину, и с еще более недовольным видом шагает по второму этажу школы.

Нормально поспать так и не удалось, хотя, признаться, вчерашний переходящий в ночь вечер оказался не таким плохим, как она представляла.

Тогда, в гостиной, Гермиона старалась скрыть проступающее удовольствие от поддавшегося на легкую манипуляцию Малфоя, и едва не лопнула от облегчения, когда его плечо послужило для неё опорой. Если он и не оставил намерений выведать все секреты, то перенес их на попозже.

К ужасу Грейнджер, «попозже» наступило раньше, чем она предполагала. А именно, вместе с наступлением утра – девушка ясно осознала, что Малфой не станет затягивать и скорее всего уже сегодня они столкнутся в очередном противостоянии упрямства и лжи со стороны Гермионы.

Малфою недолго удавалось занимать её мысли. По крайней мере, не в том ключе. Парень напрямую связан с «расследованием», и все то время, что Гермиона пыталась уснуть, в голове жужжали старые и новые вопросы.

Грейнджер пыталась вернуться к самому началу, но от этого стало только хуже. Она ведь так до конца и не разобралась, как преступник проник в Министерство! В голову совсем некстати пришла мысль о бедном охраннике – работники Министерства, привлеченные к делу, наверняка задавались теми же вопросами, что и она, и, судя по тому, что оставленное в атриуме тело обнаружили только утром, либо охрана работала не слишком внимательно, либо вовсе отдыхала. Что, по её мнению, было равносильно.

Если исключить любопытство Гермионы, сейчас вопрос о проникновении по большей части потерял свою значимость – в конце концов, у них есть список фамилий, и вот он несет куда больше информации.

Настолько много, что мозг Грейнджер отказывался её переваривать.

Что делать дальше? Как вычислить того, кто им нужен? Как сделать это быстро?

Она задавалась вопросом – делает ли все возможное, а затем – не сошла ли с ума окончательно со своей паранойей.

Список был слишком велик для двух девушек, не имеющих ни власти как таковой (даже репутация Гермионы в обществе вряд ли поможет делу), ни силы и численного преимущества.

Гермиона осознала их положение с небывалой ясностью. Обречены.

– Грейнджер! – по пустому коридору пронеслось эхо женского голоса, и гриффиндорка резко задрала голову, оторвавшись от созерцания своих ботинок и уставившись перед собой.

Шею свело от резкого движения. Впрочем, через секунду это стало меньшей из её проблем.

Даже с расстояния в десятки метров Гермиона видела странность в поведении Паркинсон, окликнувшей её, но ни догадаться, ни разглядеть никаких деталей не могла. За те несколько мгновений, что слизеринка мчалась в её сторону, в голове успели созреть тысяча предположений, одно хуже другого.

А в следующую секунду по затылку расползлась волна боли.

Грейнджер сдавленно ахнула, когда стальная хватка сомкнулась на её шее, а грубый и сильный толчок впечатал во что-то твердое. Судя по звуку – дерево. Значит, дверь, а не стена. Удача ли?

Она инстинктивно вцепилась в запястья Паркинсон, кажется, даже оставила несколько зарапин на нежной коже, но освободиться это не помогло.

Гермиона уже пожалела о том, что резко выдохнула в тот момент, как Пэнси набросилась на неё, потому что сейчас хватать воздух оказалось куда сложнее.

– Пэнси… – голос срывается, но тут, вероятно, дело в панике, потому что, несмотря ни на что, Гермиона еще не задыхается. Пока.

Сквозь скопившуюся в глазах влагу Грейнджер различила сжатые челюсти девушки и до того красное лицо, что гриффиндорка не рискует предполагать, то ли Паркинсон бежала отсюда с самых подземелий, или где там она была, то ли плакала.

Но это и не важно.

Важно то, что вот сейчас Гермиона задыхается, легкие начали пылать от недостатка кислорода, а Пэнси не реагирует ни на её еле слышную мольбу, ни на царапины от коротких грейнджеровских ногтей.

Глаза горят огнем, прямо как у Малфоя вчера. Нет, хуже. Ей не нужно быть подругой Паркинсон, чтобы понять – девушка зла настолько, насколько может быть.

Спрятанная в сумке палочка ничем не может помочь. Грейнджер позже отругает себя за то, что все еще считает Хогвартс самым безопасным местом на планете, словно в пределах этой школы никто не может ей навредить.

Отчаянно оглядывая коридор настолько, насколько позволяют пальцы Пэнси – попытки повернуть голову заканчиваются приступом удушья и паники – Гермиона осознает, что поблизости все еще никого нет.

Одна её рука скользит по двери, ощупывая деревянную поверхность, а вторая продолжала неистово сжимать запястье Пэнси в попытке отодрать цепкие пальцы от своей шеи. Кашель рвет глотку, ритм сердца отбивается в ушах, а глаза застилают слезы боли.

Ладони коснулось что-то обжигающе холодное, и гриффиндорка ухватилась за металл, как за спасительную соломку.

Быстрое движение рукой – и обе девушки оказываются на кафельном полу.

Гермиона слышит звон в ушах. Новая волна боли разливается по затылку, и ей кажется, что комната плывет настолько, что через мгновение все погрузится во тьму и она потеряет сознание.

Паркинсон, навалившаяся было на Грейнджер, соскальзывает на пол рядом, а Гермиона с ужасом хватает ртом воздух, из последних сил заставляя себя перебирать руками по полу в попытке отползти подальше от спятившей слизеринки.

Постепенно очертания закрытого для посещения женского туалета приобретают ясность. Девушка благодарит Мерлина за то, что его по-прежнему не запирают, и что Пэнси впечатала её именно в эту дверь, а не в стену – с такого положения спасения бы не было.

Она восстанавливает дыхание и подрывается на ноги, отшатываясь от Паркинсон, которая сидит на холодном полу.

– Ты рехнулась?! – Гермиона кричит, но ничего не может с этим сделать.

Дверь захлопнута – очевидно, Пэнси зацепила её, когда сползала с Гермионы, и гриффиндорка надеется, что кусок дерева снова подсобит и не пропустит её крик до любопытных студентов, которые в любую секунду могут наполнить коридор.

Паркинсон не реагирует, но Гермиона инстинктивно прижимает руку к тому месту, где секунду назад были пальцы слизеринки, и трет кожу, словно пытается избавиться от возможных следов и пугающих ощущений.

– Ты в совсем уме, Пэнси?! – Грейнджер старается говорить тише, но паника не дает в полной мере совладать с голосом и самоконтроль ускользает как песок сквозь пальцы. – Что произошло? Что не так?

Что не так? Всё.

Гермиона и сама это понимает, но… но она тут причем?!

Гриффиндорка не замечает, как рука ныряет в сумку и уже через секунду пальцы сжимают древко палочки. Не направляет её на Пэнси, но и в карман не прячет.

Нахлынувшая было злость меркнет в ту же секунду, когда плечи Паркинсон внезапно содрогаются.

Грейнджер замирает на месте, заморгав от неожиданности, и вдруг понимает, что Пэнси плачет.

Страха как не бывало, только жуткая растерянность. Гермиона оказалась абсолютно не готова к такой резкой смене настроения (впрочем, как и к не менее неожиданному нападению), и уж тем более безоружна перед слезами слизеринки.

Она делает один короткий шаг вперед, но Пэнси приходит в движение и стремительно поднимается на ноги. Грейнджер приходится приложить немало усилий, чтобы устоять на месте и не отшатнуться.

Однако щеки Паркинсон действительно влажные от слез, а губы сжаты в тонкую линию. Руки безвольно болтаются вдоль тела и гриффиндорка делает вывод, что второй попытки убийства не последует. И тем не менее сейчас она не уверена, что подобное состояние Пэнси лучше, чем её злость – с ней Гермиона хотя бы могла что-то сделать. Что же делать со слезами она не знала.

– Пэнси… – Гермиона вдруг переходит на шепот. Мысленно делает себе замечание за тревожные нотки и отсутствие уверенности. Но как тут можно оставаться уверенной?

– С кем ты работаешь, Грейнджер? – хрипит Пэнси. Её полный боли взгляд устремляется на Гермиону и та невольно вздрагивает. Не успевает переспросить, как слизеринка продолжает. – Кому из Министерства помогаешь?

– О чем ты… – замирает на полуслове.

Точно, Паркинсон ведь до сих пор считает, что Гермиона – заинтересованное лицо, поскольку согласилась помогать кому-то. На эту роль бы отлично подошел Перси, но впутывать его девушка пока не намерена.

– Пэнси, это не то чтобы…

– Твои дружки, – перебивает Паркинсон, прохромав в сторону Гермионы (очевидно, ударилась ногой, пока летела на пол женской уборной). Её голос пропитан ненавистью и злобой, а взгляд то и дело норовит прожечь дыру во лбу Грейнджер. – Они…

Но тут голос Пэнси срывается, девушка заходится в кашле, хрипит, замирая в шаге от Гермионы, а та неосознанно подхватывает её за предплечья, когда слизеринка пошатывается.

С её губ слетает сдавленный всхлип, и Паркинсон опускает голову, пряча от Грейнджер лицо, но она все равно замечает, как Пэнси сжимает губы, словно сдерживая рвущиеся слезы. Это явно истерика, только в разы хуже вчерашней, и Гермиона не уверена, что справится во второй раз. Хотя и в первый ей не то чтобы удалось…

– Мои родители мертвы!

Паркинсон выплевывает эти слова Гермионе в лицо, вновь подняв голову, и злость с болью в её глазах становится последним, что четко видит Грейнджер, прежде чем невидимый молот бьет её по затылку и лицо собеседницы расплывается.

Нет. Этого не может быть.

В окна туалета неистово лупит дождь. Гермиона чувствует себя так, словно неожиданно оказалась прямо под крупными каплями, незащищенная от ветра и мороза.

Её тело содрогается, будто от холода, а пальцы сильнее впиваются в кожу предплечий Пэнси в попытке удержать то ли её, то ли себя.

Неправда.

Слова отрицания на повторе крутятся в голове, пока внутри что-то с болью лопается и жгучее отчаяние расползается по внутренностям.

– Они прислали письмо! – Пэнси срывается на крик. Гермиона и не думает её останавливать. Где-то отдаленно звучит голос разума, подсказывающий, что поднятый шум не сулит ничего хорошего, но Грейнджер словно находится в вакууме. Крик Пэнси, как и собственные мысли, звучат приглушенно. – Прислали чертово письмо, и знаешь что?! Они нашли их в лесу. Прямо за нашим поместьем! Они нашли их растерзанные тела и… – Паркинсон задыхается, слезы бесконечным потоком льют по её щекам, и Гермиона чувствует проклятый ком, подкатывающий в горлу.

Она отчаянно пытается его сглотнуть, избавиться от пощипывания в носу, но лишь ухудшает ситуацию – подбородок дрожит, паника сковывает конечности, но дрожь все равно пробивается сквозь онемение, и Гермиона не может скрыть того, как сотрясается её собственное тело в беззвучном плаче.

Она старалась… Она так старалась, тогда какого черта?!

– Они хотят выставить их смерть как несчастный случай с аппарацией! – Пэнси рычит сквозь зубы, снова опуская голову, и Грейнджер позволяет слезам скатиться по щекам, пока слизеринка не смотрит на неё. – Они ведь не в курсе, что я обо всем знаю! Думают, куплюсь и я, и весь мир!

Гермиона не хочет этого слышать.

Но Пэнси говорит и говорит, тыча гриффиндорку носом в общественное пренебрежение такими, как её семья. Пожирателями смерти.

– Ты понимаешь, Грейнджер? – теперь её голос звучит слабее, но Гермиона убеждена, что дело скорее в том, что он просто надорвался, и Пэнси вовсе не успокоилась. – Они хотят сделать причиной гибели моих родителей неудавшуюся аппарацию. Словно два взрослых волшебника могли…

– Пэнси… – Гермиона пытается остановить её. Эгоистично, неправильно, но… Она не может слышать это.

– Их тела были прямо возле нашего поместья…

Грейнджер вертит головой, утирая слезы о ткань мантии на плече, и заставляет себя сделать два глубоких вдоха.

Что она может сказать? Что может сделать?

«Мне очень жаль», «соболезную»?

– Они проверили территорию возле вашего поместья ночью? – идиотский вопрос. Какой же глупый!

Пэнси кивает, но Гермиона не нуждается в её ответе.

Она знала, что этой ночью авроры прочешут окрестности. Знала, потому что вчера писала Перси.

В ту же секунду, как Паркинсон сообщила о пропаже Нотта-старшего, тревожные мысли закрались в голову гриффиндорки. Нет смысла удерживать стольких Пожирателей в одном месте. Когда-то она сама это сказала. И все еще считала свое утверждение верным.

Пришлось соврать, написав Уизли, что слышала разговор слизеринцев, и об исчезновении еще одного Пожирателя случайно узнала непосредственно от Теодора Нотта. Она просила еще раз наведаться в дом Паркинсонов и усилить охрану в Министерстве, хотя не сомневалась, что после первого инцидента это и так было сделано.

Впутывать Перси казалось опрометчивым шагом, и Грейнджер… Она немного соврала, пытаясь скрыть то, что они провернули с Пэнси, и насколько слизеринка погружена в дело.

Гермиона не знала, что все будет именно так. И все же не могла не предполагать.

Просто ткнула пальцем в небо – как тогда, когда ненароком нашла Малфоя на Астрономической башне – и попала в точку.

Она втайне надеялась, что ошиблась. Что просчиталась, отметив единственным подходящим местом их поместье. Место, где тела рано или поздно найдут, а риск стать обнаруженным для преступника минимален.

Она надеялась. Она не ошиблась.

– Пэнси, ты…

– Они поплатятся, – шепчет слизеринка. Её пальцы впились в локти Гермионы, удерживая на месте или собиралась оттолкнуть. – Все. Тот, кто сделал это с ними, и эти министерские твари, пытающиеся вывернуть ситуацию так, как удобно им. Я не позволю… – голос снова срывается. – Не позволю сделать из Паркинсонов идиотов. Они скажут, что родители были пьяны, или придумают еще что-то вроде этого. Нет, я не позволю…

Сердце сжимается в невидимых тисках.

– Что ты собираешься…

– Мы не можем молчать, Грейнджер, – решительно заявляется Пэнси, отрывая ладони Гермионы от своих предплечий и отступая на шаг назад. Её щеки все еще блестят от слез, но глаза… Жажда мести в них пугает.

– Что? Нет! Пэнси, мы не можем рассказать всем, иначе…

– Иначе что? – Паркинсон усмехается, но от взгляда гриффиндорки не укрываются вновь скапливающиеся слезы. – Мои родители мертвы.

Да, я знаю!

Но Гермиона не произносит этого. Её все еще бьет дрожь, сердце колотится, в ком в горле не удается проглотить даже с четвертой попытки.

– Ты знаешь почему мы не можем сделать этого, – в голосе Грейнджер куда больше уверенности, чем она испытывает на самом деле. – Ты знаешь, что взбунтуются только амнистированные Пожиратели и их семьи, общество же станет против них, – лицо Пэнси морщится, словно каждым словом Гермиона вонзает в неё острый кинжал. Но такова правда. Девушка осознала это только здесь, в Хогвартсе. – Министерство пустит все силы не на поиски убийцы, а на попытки замять конфликт между двумя сторонами. Между бывшими Пожирателями и другими волшебниками.

– Они и так никого не ищут! – гневно восклицает Паркинсон, а Гермиона всеми силами старается игнорировать плачущую слизеринку, всегда казавшуюся такой сильной. – Почему они никого не ищут? – Пэнси кажется ей маленькой девочкой, нуждающейся в ласковых объятиях матери, своими руками укрывающей от всех бед. Только прятаться Пэнси больше не у кого.

Гермиона смаргивает слезы. Она согласна, но предпочитает об этом смолчать, опасаясь распалить Паркинсон еще сильнее.

Сейчас она тоже очень хочет к маме.

– Ищут, но не так, как нам бы того хотелось.

Они обе осознают всю жестокость этих слов, ровно как и их правдивость. Пожиратели расплачиваются за свершенные ошибки ценой собственных жизней, и справедливое Министерство не желает прекращать это так оперативно, как могло бы. И что хуже всего, она сама не знает, как поступила бы на их месте. Не будь у неё достаточной мотивации.

Гермиона смотрит на потерявшее краски лицо Пэнси, свежие раны на губах, дорожки слез и, Мерлин, такую невыносимую тоску и безнадежность. Но видит Малфоя. Его растрепанные в панике волосы, дикий мечущийся взгляд, такой же, какой сейчас у Паркинсон, дрожь в руках, – дрожь, которой Гермиона у него никогда не видела! – видит и задыхается от страха.

– Они не сделают из моих родителей… – снова шепчет Пэнси, но её губы подрагивают, так и не закончив предложение.

Гермиона открывает рот, но практически сразу захлопывает его.

Она не может заставить себя попросить её прислушаться к просьбе Министерства. В принципе не может произносить «Министерство» даже мысленно без отвращения.

Она не знает, что делать.

Пэнси, словно почувствовать её мимолетные намерения, качает головой. Отступает к двери.

– Не проси меня ни о чем, Грейнджер, – упирается спиной в дверь и так же, как Гермиона десятью минутами ранее, шарится по ней в поисках ручки. – Ты не имеешь права.

Да. Она действительно не имеет.

Грейнджер не спорит.

Пэнси выскальзывает в коридор.

***

Десятки студентов задевают плечами, когда девушка несется подальше от наполненных помещений. Завтрак в самом разгаре, Большой зал наверняка кишит детьми и подростками, а Паркинсон хочет поскорее оказаться подальше от них, но не в этом причина столь рьяного побега.

Мысли лихорадочно вертятся вокруг того скудного плана, который слизеринка составила в воспаленном воображении, концентрируется на чем угодно и на ком угодно, лишь бы не думать о них. Пэнси не может. Нет, не имеет права – ей запрещено, потому что… потому что тогда она погибнет. Прямо здесь, на ведущих в подземелья ступенях, ляжет замертво и прекратит дышать.

Она не… не может.

Паркинсон задыхается.

Не из-за быстрого шага, несколькими минутами назад перешедшего в бег, не из-за желания повлиять на ситуацию.

Она напугана. Она зла. Она не знает, как быть дальше, и правильно ли собирается поступить. Не знает, как теперь жить.

Пэнси Паркинсон не хочет так жить.

Она сотни, нет, тысячи раз просит прощения. Бормочет мольбы, слова извинения за то, что не успела. Что не сообразила, что до сих пор не знает, кто сделал это с её родителями.

В письме не было указано, но исходя из того, что министерские псы решили спихнуть вину на неудавшуюся аппарацию, слизеринка догадалась, что дело в обезображенных телах – это чуть ли не единственный вариант, когда ненасильственная смерть (а именно так все намереваются обыграть) волшебника может повлечь закрытую крышку гроба. И если именно этот вариант был предложен, значит…

Пэнси Паркинсон извинялась, что самолично не начала обход каждого из поместий перечисленных Пожирателей.

Пэнси Паркинсон не услышала слов прощения.

Пэнси Паркинсон некому было простить.

Гостиная Слизерина опустела с вышедшей из тайного прохода девушкой, которая прошла мимо Пэнси, не обратив на неё никакого внимания, и Паркинсон проникла внутрь практически незамеченной.

Холодный пот покрывал спину, слизеринка чувствовала, как липнет ткань рубашки к коже, и благодарила за наличие мантии. Она мельком взглянула на свои дрожащие руки, вспомнила, как сжимала пальцы на тонкой гриффиндорской шее, как перед глазами стояли все те лица, которые Пэнси когда-либо видела в Министерстве и которые запомнила. Грейнджер помогает кому-то из них и, хоть Паркинсон и не знает, какой девчонке с этого резон, она на минуту позабыла о том, что Гермиона на самом деле сражалась не против неё. Возможно, взыграла пресловутая гриффиндорская самоотверженность. В любом случае разбираться в этом не было ни желания, ни сил. Она лишь сожалеет, что выплеснула всю желчь на неё.

Гермиона Грейнджер пыталась помочь, какие бы мотивы не преследовала.

И теперь Пэнси сделает то единственное, что может. Для своих родителей. Для себя.

В её спальне никого не оказалось. Слизеринка, копошась в вещах, стянула мантию и рубашку, нацепив на себя удобную черную водолазку.

Дыхание по-прежнему не восстановилось, хотя бег давно прекратился, а зрение затуманилось. Пэнси с силой стукнула себя по груди – предательский ком никуда не исчез.

По комнате разнесся странный писк. Паркинсон оглянулась, но рядом никого не оказалось. И тогда она поняла, что сама является источником звука.

Девушка прижала тыльную сторону ладони к губам, прекратив возиться с пуговицами на джинсах, которые надела вместо школьной юбки, и обнаружила влагу на щеках.

Она плакала. Пэнси снова…

Девушка прерывисто выдохнула, дрожащей рукой пытаясь наколдовать стакан с водой, но движение никак не удавалось, а голос не поддавался контролю, и в итоге из палочки вылетело всего несколько искр.

Пэнси выронила древко на кровать, оперлась на балку балдахина и согнулась, словно в приступе кашля. Легкие горели огнем, спальня плыла перед глазами, и Паркинсон чувствовала себя самым беззащитным и уязвимым человеком во всей Магической Британии.

Её родители… Как же так…

Эгоистичный вопрос, почему это должны были быть именно они, раз за разом проносился в голове. Слизеринцам не присуще чувство вины, но Пэнси испытывала его – потому что Тео, её друг, вероятнее всего находится в таком же положении и даже не догадывается об этом, а семья Малфоя может оказаться следующей. А Паркинсон думает только том, почему же её родители оказались первыми, почему их не успели спасти.

– Пэнси?

Девушка подскакивает возле кровати, к счастью, только крепче стиснув балку, а не отпустив её – иначе оказалась бы на полу.

Она шарится по ткани в поисках палочки, и пытается придать голосу стальные нотки. Такие же суровые, как обычно, но не истеричные, как пятнадцатью минутами ранее в женском туалете на втором этаже.

– Что ты здесь делаешь? Это женская спальня.

– Привилегии главного старосты, – насмешливый голос Малфоя приближается, и Пэнси старается отвернуться и не вызвать при этом подозрений.

Когда она прячет палочку в карман, а свободной рукой смахивает слезы (незаметно, как ей казалось), Драко вдруг одним широким шагом оказывается прямо напротив неё. У девушки перехватывает дыхание, когда потемневшие, словно грозовые тучи, глаза Малфоя взирают на неё в ответ.

Он знал. С самого начала догадался, что с ней что-то не так. Еще когда вошел в спальню. Он… Пэнси поняла по взгляду – Драко заметил её истерику едва ли не мгновенно.

– Пэнси, – предостерегающе начал Малфой, и губа Паркинсон вдруг задрожала. Она взмолилась, не желая плакать перед ним. – Какого черта произошло? Почему ты здесь… – он многозначительно взмахнул рукой. Пэнси не хотела бы смотреться в зеркало сейчас.

Её лицо наверняка красное и опухшее от слез, подбородок и губы дрожат в очередном приступе рыдания, а взгляд убитый и, наверное, безумный. Девушка надеялась, что второго Драко не заметит.

«Пэнси, мы не можем рассказать всем, иначе…»

Не можем, не можем!

Родители Паркинсон мертвы. Люди, воспитывавшие её с самого рождения мертвы. Отец Тео исчез, а тот считает, что мужчина ушел в запой. Родители Драко по-прежнему ходят на собрания, где среди Пожирателей прячется безумный убийца.

Какие здесь могут быть «иначе»?!

Малфой внезапно схватил её за плечи и по стиснутым челюстям Пэнси поняла, каких усилий ему стоило не встряхнуть её.

– Что происходит? – вновь спросил он.

Палочка в кармане джинсов уперлась в руку, когда слизеринка прижала их к себе, напомнив о первоначальном плане. У неё нет времени возиться с Драко и уж тем более позволять ему выводить её на эмоции. Малфой не станет смотреть с жалостью, но одного его сочувствия будет достаточно, чтобы Пэнси разревелась.

Она с силой дернула плечами, удивляясь тому, что это сработало – Драко отпустил. А может он и не держал достаточно крепко.

Паркинсон схватила сумку с кровати, в которой, насколько она помнит, и не было ничего полезного, кроме, разве что, галлеонов, но её наличие было крайней важно.

– Послушай, Драко, – начала Пэнси, перекидывая ремень сумки через плечо. – Скажи родителям, чтобы поменьше высовывались из поместья. Скажи, чтобы были осторожны, понял? – под конец голос дрогнул, и тот голосок в голове, который девушка уже начала ненавидеть, снова принялся нашептывать: а твоим родителям уже не помочь….

– О чем ты, мать твою, говоришь? – Драко схватил её за локоть возле самого выхода из комнаты. Теперь в его взгляде отчетливо проступило беспокойство. Впрочем, оно было прикрыто таким количеством раздражения, что посторонний вряд ли заметил бы столь несвойственную Малфою черту как забота.

Паркинсон приказала захлопнуться тому самому эгоистичному голоску – части её личности.

Драко бросил мимолетный взгляд на дорожки от слез на её щеках и моментально восстановил зрительный контакт.

Он не отстанет.

Пэнси осознала это так же четко, как то, что Малфой считал её эмоции только перешагнув порог комнаты.

***

Когда Гермиона с парнями вышла из кабинета, в коридоре уже поджидала Джинни. Она недовольно взирала на каждого из них поочередно, скрестив руки на груди, а Рон и Гарри усиленно делали вид, что не замечают этого.

В коридоре практически никого не было, не считая ребят, вышедших следом за ними из класса.

– Почему я должна ждать вас практически всю перемену? – рассердилась Джинни. Вероятно, у неё были свои планы на эти пятнадцать минут, и «простоять возле кабинета» в них не входило.

– Нас задержали, потому что кое-кто, – Гермиона кинула взгляд через плечо на двух парней. – Оказался достаточно ловким, чтобы победить величайшего темного мага, но не успел вовремя спрятать бумажку с импровизированной доской для плюй-камней.

Джинни закатила глаза, но улыбка на её лице дала понять, что злость отступила.

– Что ж, дождь прекратился, и у нас осталось совсем немного времени, поэтому я бы хотела…

Но что там хотела рыжеволосая, Грейнджер так и не узнала.

Взгляд устремился в пустоту, и тревожные мысли, досаждающие даже на уроке, поглотили рассеянное внимание гриффиндорки. Это происходило будто по щелчку пальцев и крайней раздражало. Кожа вокруг ногтей местами кровоточила – Гермиона не контролировала то, как неистово раздирала её в процессе раздумий.

Паркинсоны мертвы.

Пэнси выглядела так, словно собирается совершить нечто безумное, и это нечто вполне может быть интервью для Скитер, а Грейнджер в это время сидит на уроках и пытается делать вид, словно все в порядке!

Трижды девушка порывалась отыскать её и поговорить снова, но был чертов понедельник без сдвоенных занятий со Слизерином. И Гермиона не знала, имеет ли право отговаривать её. После того, что предложило Министерство… Грейнджер не могла представить собственной реакции на подобное.

«Ищут, но не так, как нам бы того хотелось».

Потому что они – Пожиратели. Потому что до них никому нет дела. И Гермиона будет лгуньей, если сделает вид, что не относится к таким людям, как любой работник Министерства. В конце концов, она тоже действует не ради общего блага. Гермиона – эгоистка. Она совершает такие безумные поступки ради того… Ради чего? Ради кого?

Пэнси была права – Гермиона не смеет указывать ей. Хотя бы потому, что её родители дома, в безопасности. Относительной, учитывая, что завтра ей придется вломиться в свой дом и использовать на них магическое снотворное…

Грейнджер покачала головой. Мысли путаются.

Нужно решить, что делать дальше, как быть с Паркинсон и вообще… станет ли она теперь помогать? Напарник, действующий из мести – не совсем то, что гриффиндорка хотела бы получить. Ей уже доводилось работать в паре с… экспрессивными людьми (она невольно покосилась на Поттера), и это не то чтобы было легко.

Но лучше, чем ничего. Наверное.

Хотя сейчас, когда у Гермионы есть список… Впрочем, она все еще не знает, что с ним делать.

Вчера, отправляя письмо в Нору, она на мгновение задумалась, быть может, стоит рассказать обо всем Перси и тогда он… Ну, может, смог бы помочь? Поговорить с кем-то в Министерстве, запросить детальную проверку каждого из поместий. Но эта мысль была быстро откинута – они ни за что не станут обыскивать дома Пожирателей, если только не рассчитывают на вмешательство прессы. Уж об этом Скитер точно разнюхает, сомнений нет. Если до этой журналистки дойдет информация, что авроры ведут закрытое расследование, в ходе которого обследуют жилища амнистированных Пожирателей, этому делу не долго оставаться секретным.

Грейнджер пока не решила насчет плюсов гласности, но то, что она сказала Паркинсон – правда. Малый процент волшебников Магической Британии поддержат расследование, остальные же воспримут информацию либо холодно, что было бы не так уж и плохо, либо агрессивно. И что-то подсказывало гриффиндорке, что подавляющее большинство будет рвать и метать.

Министерство предпочтет пустить все силы на утихомиривание волшебников, защищая собственную репутацию. Дело не сдвинется с мертвой точки, а то и сделает несколько шагов назад.

Возможно, Гермиона придумает что-то. Возможно. Но позже.

Сейчас её больше тревожили мысли о Паркинсон и той информации, что она знает – как бы к ним не присоединился новый член команды!

В её голове все еще вертелось сказанное Пэнси: мои родители мертвы.

Грейнджер содрогнулась.

– Гермиона… – Джинни шепчет практически ей на ухо, слабо дергая за рукав мантии, и девушка уже практически извиняется, посчитав, что за рассуждениями прослушала

важную часть разговора, но, оторвав глаза от пола, пролеживает за странным взглядом Уизли.

Впереди, только свернув в коридор, показывается белобрысая макушка. Движения Малфоя резки – Гермионе не нужно сокращать расстояние, чтобы заметить это.

Сердце пускается вскачь, а по спине бегут неприятные мурашки.

Разве он не должен идти на урок? Джинни ведь сказала… Грейнджер опускает взгляд на наручные часы, и да, действительно, до следующего урока всего ничего. Даже ребята, окружавшие их, куда-то разбрелись, оставляя в коридоре Золотую троицу и Джинни. И Малфоя, только появившегося на горизонте.

Должно быть, паника отражается на её лице, когда Драко находит Гермиону взглядом и устремляется в их сторону, потому что младшая Уизли округлившимися глазами смотрит на подругу.