Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 49 страниц)

И за эти секунды гриффиндорка не успевает разглядеть выражение его лица.

Тело движется быстрее, чем мозг анализирует происходящее – на уровне инстинктов. Гермиона плечом влетает в дверь слева, отчего та распахивается и пропускает запыхавшуюся, с округлившимися от страха глазами девушку внутрь. К счастью, в такое время в коридорах практически не бывает народу, и женский туалет пустует.

Она закрывает глаза, но все равно видит перед собой силуэт слизеринца, словно его образ выжжен на внутренней стороне век. Спина прижимается к двери, будто Драко может решить вломиться к ней, а руки так стискивают свитки, что пергамент наверняка измялся в некоторых местах.

Гермиона ошиблась.

Ошиблась, предположив, что вечером после скандала ретировалась из гостиной лишь из-за того, что не могла придумать достойное объяснение – она давно осознала, что хочет рассказать ему всё. Гермиона ушла тогда, потому что не была уверена, что сможет взглянуть на Малфоя.

В тот день Грейнджер так долго ждала его, но на самом деле боялась, что если он и правда придет поговорить?

Она не могла…

Нет, Гермиона достаточно разумная, чтобы понимать, насколько Малфой несдержанный идиот. Она не испытывает злости за его слова, просто не знает, что после них делать. Он ведь сказал это, а она услышала. И из памяти не сотрешь малфоевский голос, произносящий то, что Гермиона теперь отчаянно пытается забыть.

Он так легко произнес это, и Грейнджер не знает, что пугает её больше: сам факт того, что слова так просто соскочили с его языка, или то, что ей будет намного сложнее забыть их. Она совершенно не ожидала подобного и чувствовалось всё как удар с спины – боль была бы точно такой же, даже если бы ударили спереди, но это неожиданно и оттого тяжело.

Девушка опускается на пол. Ей все еще необходимо отдышаться и Грейнджер концентрируется исключительно на дыхании.

Шаг за шагом.

Руки медленно складывают листы в сумку. Гермиона зачем-то считает каждый пергамент.

Её взгляд отрывается от созерцания неба за окном лишь когда то совсем темнеет. Сколько прошло времени? Тридцать минут, час? Гриффиндорка убеждает себя, что это не имеет значения – главное, что она справилась с волнением. По крайней мере, руки больше не дрожат и сердце бьется более-менее равномерно. Только тело совсем окоченело, но это ничего.

Грейнджер опирается на дверь позади и поднимается на ноги. Ей придется обойти школу. К счастью, на этот раз о дежурстве она не забыла.

Малфой не придет.

Девушка осознает это с самого начала, а потому, когда выходит в коридор пятого этажа и не замечает поблизости Драко, даже не удивляется. Нет нужды идти к тайному ходу – она не видит смысла и не желает его искать.

Будет проще, если им не придется обследовать каждый сантиметр школы вместе – Гермиона не знает, как вынесет находиться в шаге от Малфоя и делать вид, что они не знакомы. Эта тишина убьет её.

Поэтому, несмотря на опасения разгуливать в одиночку в позднее время, Грейнджер перво-наперво спускается в подземелья – палочка наизготовку, хотя максимум, что может произойти – кошка Филча нападет на неё. Но Гермиона предпочитает не ослаблять бдительность. Сейчас опасность мерещится на каждом шагу, и девушка осознанно идет на поводу у паранойи. И все же лучше так, чем…

Она сглатывает, поежившись, когда сходит с последней ступеньки и оказывается в холоде подземелий. Всего-то нужно обойти несколько коридоров. Она не станет заглядывать в каждый угол – здесь запросто можно потеряться, а без Малфоя она вряд ли скоро найдет путь обратно.

Гермиона сосредотачивается на звуке своих шагов и считает удары каблуков туфель от одной двери к другой. В голове звучит какая-то мелодия, но гриффиндорка не может вспомнить названия, и все же пытается мысленно подпевать.

Наверное, ей стоит все же обратиться к мадам Помфри за успокоительным.

Девушка резко дергается, когда пламя подсвечника начинает трепыхаться. Но это всего лишь из-за её быстрых шагов, так что Гермиона уговаривает себя сделать глубокий вдох. Это ведь просто подземелье! Она бывает здесь каждую неделю на зельеварении и никакие маньяки-убийцы поблизости точно не шатаются.

И все же как в месте, где ходят и учатся дети, может быть так мрачно?! Грейнджер практически переключается на возмущения, ведь слизеринцам приходится буквально жить в таком месте, как вдруг осознает, что совершенно не испытывала подобного страха, когда обходила эти же коридоры с Малфоем.

С того момента, казалось, прошла вечность.

Гермиона чувствует себя ребенком, когда одной рукой приобнимает себя за талию, а другой направляет свет от люмоса в один из коридоров. В носу начинает пощипывать и девушка приказывает перестать себя жалеть. Но ей холодно, страшно, а еще тоскливо. Она хочет позвать этого кретина Малфоя, наорать на него, потому что как он может злиться, когда она всего лишь хотела помочь? Чтобы эхо разнесло её крик по всему подземелью, и пусть здесь соберутся хоть все слизеринцы и преподаватели, она не прекратит высказывать ему.

Потому что он не может приказывать ей не прикасаться к нему, когда сам так жарко обнимал и целовал, когда прижимал к себе и исследовал руками её тело, когда, черт побери, стонал рядом с ней.

Он не может называть её грязнокровкой после того, как ни разу за столько времени не использовал это слово и вынудил Грейнджер поверить, что больше никогда не станет использовать. Он не может говорить это, даже будучи в ярости, даже зная, что она лгала столько времени, потому что она просто пыталась помочь!

Он не может дистанцироваться и игнорировать её, потому что Гермиона…

Она тоскует.

Она так хочет увидеть его, но совершенно не представляет, как себя вести, что говорить, как смотреть. Она скучает и ненавидит его за это.

Потому что они совершенно точно не имеют права на эти чувства, и тем не менее испытывают их.

Нет.

Опасно даже мысленно предполагать, что Малфой может испытывать нечто подобное по отношению к ней, нечто выходящее за рамки… просто за рамки. И Гермиона не станет этого делать. Нет, конечно нет.

Грейнджер шарахается в сторону, когда в одном из коридоров раздается шум. Сердце принимается выносить грудную клетку, дыхание ускоряется, пока гриффиндорка мечется между желанием сбежать и необходимостью проверить.

Она знает, там – тупик.

И если кто-нибудь там есть, то либо она прижмет его, либо её загонят в угол. Ловушка.

Девушка снова мотает головой. Ну какая ловушка?! Черт побери, это просто школа. Хотя думать так еще более опасно, чем соваться в одиночестве в темный угол подземелья.

Гермиона светит в коридор палочкой, но люмоса хватает только на несколько метров впереди неё. Она не пойдет туда. Конечно же нет! Иначе все превратится в один из тех фильмов ужасов, которые в детстве запрещала смотреть мама, а они с папой все равно втайне переключали канал (хотя она наверняка догадывалась, почему дочь внезапно начала спать с ночником).

Но вопреки убеждениям разума, Грейнджер делает шаг вперед.

Я – староста школы.

Она повторяет это из раза в раз, пока на одеревеневших ногах ступает дальше. Нет нужды бояться, в конце концов, в этот раз палочка в руках, и Гермиона уж точно не побоится использовать её.

Я – староста школы, Героиня Войны, лучшая ведьма…

Гриффиндорка растерянно моргает.

Луч люмоса освещает пол подземелья, а в дальнем углу… Кроссовок. Грейнджер сыплет проклятиями и клянется избить этой дрянью близнецов Уизли, потому что на стене, прямо около того места, где валяется её находка, прилеплен такой же башмак. Липучки Уизли, очевидно, не такие уж и полезные, раз кто-то решил бросить их здесь! И недостаточно качественные, раз отлепляются от стен и валятся на пол!

Гермиона со злостью пихает их в сумку, уже представляя, как запустит каждой липучкой в рыжие головы, и, громко топая, возвращается обратно. Она готова завернуть за угол и продолжить обход по «основному» коридору, когда со всего маху впечатывается в чью-то широкую грудь.

Грейнджер не сразу осознает, что это просто человек, черт его дери, и сдавленный писк срывается с губ.

Она резко отскакивает назад, едва не повалившись на пол, но её ловко хватают за плечи и удерживают на ногах. Рука с палочкой машинально подскакивает вверх и вот уже кончик древка вжимается в серебристо-зеленый галстук.

– Грейнджер, у меня дежавю, – неприкрытая насмешка в мужском голосе слегка приводит в чувство. Гермиона усиленно моргает, избавляясь от скопившейся в глазах влаги. Её сердце все еще неимоверно сильно стучит, когда ноги делают шаг назад. – Только, помнится, в прошлый раз палочкой ты не угрожала.

Теодор Нотт замирает в шаге от неё, запустив руки в карманы брюк, адски напоминая малфоевскую позу. Насмешливо выгнутые брови, смеющийся взгляд. Грейнджер делает глубокий вдох. Всего лишь Нотт.

Она опускает палочку. Теперь свет бьет под ноги.

– Прости.

Её брови неконтролируемо хмурятся от удивления: она только что извинилась перед слизеринцем? Звучит крайне непривычно, хотя и есть за что.

А вот Тео, кажется, абсолютно плевать на странность ситуации. Махнув рукой, он окидывает девушку быстрым взглядом, словно убеждаясь, что с ней все в порядке, и улыбается. А у Гермионы ёкает сердце – кажется, про его отца говорила Пэнси?

– Чего шляешься здесь в такое время?

– У меня дежурство. Патрулирую.

На секунду выражение его лица меняется, парень выглядит задумчивым и, кажется, чем-то недовольным, но вскоре снова становится беззаботно-пофигистичным, словно ничего и не произошло. Девушке остается только гадать, что таится в недрах его сознания. Впрочем, у неё достаточно проблем и со своей головой.

– Тогда удачи, – он коротко кивает на прощание, прежде чем двинуться дальше по коридору. Гермиона подмечает отсутствие палочки в его руках – слизеринцы потрясающе ориентируются в коридорах подземелья и без люмоса, им достаточно того зловещего света факелов, что тускло горят вдоль стен.

Ей потребовалось еще десять минут, чтобы бегло осмотреться, и ни разу за эти десять минут сердце не прекратило шумно биться в груди. Она не может успокоиться до того момента, пока не оказывается на ведущей прочь лестнице, и поднимается быстрее, чем положено правилами безопасности.

Острый слух подмечает посторонний шум – похоже на шаги, – и Гермиона стремительно оборачивается, на этот раз уверенная, что это точно не липучки Уизли. Она останавливается у основания лестницы, наконец покинув мрачные подземелья, и светит вниз. В пустоту.

Никого. Просто… пустота.

Гермиона ускоряется.

***

Четверг начался на редкость паршиво.

Причиной пробуждения стал дискомфорт в носу – Гермиона громко чихнула, дернувшись на кровати. И тут же, окончательно вынырнув из сна, со стоном отчаяния перекатилась на другой бок в тщетной попытке вернуться в мир грез. Она уже чувствовала слабость и краем сознания понимала её причину, но все же старательно отгоняла догадки прочь.

Живоглот с шипением плюхнулся на кровать рядом. Грейнджер приоткрыла один глаз, проследив за взглядом кота, и обнаружила смятую мантию на полу – на неё-то животное и шипело. Девушка оглянула себя, с удивлением обнаружив, что на ней все еще школьная форма – и как это она забыла переодеться вчера?

Гермиона не помнила, как заснула, но отсутствие одеяла и пижамы указывает на то, что она рухнула без сил, как только переступила порог комнаты.

Тело ломило, и девушке стоило немалых усилий выпрямиться на кровати. Она тут же чихнула, едва успев прикрыть ладонью рот. Брожение по подземельям дало свои плоды – Гермионе следовало беспокоиться не о возможных опасностях, таящихся в коридорах, а о собственном здоровье. Но она, конечно же, предпочла вспомнить всевозможные фильмы ужасов, нежели стандартное согревающее заклинание. И вот – результат налицо.

В прямом смысле этого слова – Гермиона ужаснулась своему отражению. Впрочем, оно не то чтобы стало хуже, чем было, но Джинни с Гарри и Роном и так в шаге от того, чтобы контролировать подругу круглосуточно, и явно болезненный блеск глаз сделает только хуже.

Ей удалось привести в порядок волосы и мятую форму, но гриффиндорка на редкость равнодушно отнеслась к маскировке бледности кожи и синяков под глазами – она могла бы использовать парочку заклинаний, но уже после сбора пушистой гривы в хвост сил осталось совсем немного.

Гермиона плохо помнила, как плелась по коридорам к выходу из школы – парни обещали встретить её около теплиц, и всю дорогу до места встречи ей предстояло думать о вчерашнем домашнем задании по травологии, которое она выполняла дольше обычного, поскольку была слишком занята разглядыванием малфоевского профиля в библиотеке.

Метрах в двадцати от теплицы кто-то резко хватает её с двух сторон под руки, утягивая вперед быстрее, чем состояние Гермионы, с самого утра находящейся в неком трансе и, говоря откровенно, мечтающей только о теплой кровати, может себе позволить. Грейнджер пытается затормозить ногами, но не то чтобы у неё были шансы воспротивиться двум парням.

– С каких же это пор вы так стремитесь к знаниям! – восклицает она, попутно поражаясь, как на ворчания хватает сил. Кажется, ругать их она сможет даже на смертном одре.

– Нам следует поспешить, – начинает Рон.

– Иначе не успеем подготовиться, – заканчивает за него Гарри. И это так напоминает близнецов, что на губах Гермионы появляется улыбка.

Но она тут же вспоминает о вечернем приключении, Липучках Уизли, и желание повырывать рыжие волосы пересиливает любовь к этим двум сорванцам. Были бы они сейчас здесь! Грейнджер даже не посмотрела бы на свое самочувствие.

– И не мечтайте, – девушка осаждает друзей, которые тут же нарочито невинно переглядываются, мол, о чем это она говорит. – Если под подготовкой вы подразумеваете списывание моей работы, а вы подразумеваете, то не мечтайте. Пожалуй, останусь подышать свежим воздухом до начала урока.

И только их рты раскрываются, дабы излить заранее подготовленную жалостливую речь, как перед компанией вырастает невысокий силуэт Пэнси Паркинсон.

– Можем поговорить? – спрашивает слизеринка, но Гермионе вовсе не кажется, что это вопрос.

– Конечно, – кивает, и добавляет уже мальчикам. – Я догоню.

Гарри и Рон только переглядываются, ничего не сказав, и движутся к теплицам. Очевидно, Паркинсон для них является более приемлемым вариантом для общения наедине, нежели Малфой.

Пэнси как-то воровато оглядывается по сторонам, очевидно, высматривая нет ли поблизости учеников, но они отходят за массивное дерево и вряд ли отсюда их могут заметить.

– В общем, я думала насчет… всего, – Пэнси многозначительно смотрит на неё и Гермиона кивает, указывая, что прекрасно понимает, о чем речь. – И решила, что нужно подключить Малфоя.

Если бы Грейнджер сейчас ела, то, вероятно, подавилась бы и умерла.

– Что? Нет!

Перед глазами внезапно заплясали звезды, и гриффиндорке пришлось ухватиться за ствол дерева позади, чтобы удержаться на ногах. Позже она задастся вопросом, была ли причина в возможной простуде, или же сама идея Пэнси так сильно подкосила её.

Сейчас же Грейнджер соображает недостаточно хорошо, чтобы сосредоточиться на чем-либо, помимо ужасных картинок, рисуемых воспаленным воображением.

– Послушай! – Паркинсон прикрикивает, поскольку Гермиона снова открывает рот, дабы продолжить гневные комментарии. – Вдвоем мы, очевидно, не справляемся, Драко – не глупый парень. Напротив, возможно, на свежую голову он взглянет на ситуацию под тем углом, под которым не смотрим мы. Он уже обо всем знает и его родители в опасности, так что он точно не станет намеренно ухудшать ситуацию. Он нам нужен.

В этом был здравый смысл. Но какой толк от этого признания, если Гермиона слишком упряма, чтобы согласиться?

– Мы отлично справляемся вдвоем. Мы уже столько выяснили, осталось только понять, кто из списка – тот самый, и…

– И как же мы собираемся это понять? – фыркает Пэнси. Она руками упирается в бока, выражая твердость своей позиции.

– А как, по-твоему, Малфой поспособствует ускорению процесса? – задает встречный вопрос Гермиона. – Неужто с ним в комплекте идут ответы на все вопросы?

– Для этого я и предлагаю работать вместе! Мы узнаем, может ли он чем-то помочь, только когда посвятим в детали дела. Откуда тебе знать, может, вместе с ним ответы и придут?

Гермиона громко фыркает, закатывая глаза, и от этого жеста голову простреливает боль. Она стискивает зубы, сдерживая стон, и чешет нос, поскольку новый чих рвется наружу.

Как можно согласиться на такое?!

Грейнджер приложила столько усилий, чтобы и близко не подпускать его к этому делу, оградить от возникшей проблемы, чтобы теперь вот так предложить присоединиться?! Да она, черт возьми, буквально разрушила все, что между ними было, своей ложью, и сейчас Пэнси предлагает раскрыть всю правду?

Гермиона не сделает этого под дулом пистолета – Малфой ни за что не узнает, ради кого она действительно начала это дело.

– Я против.

– И почему же?

Да потому что… Потому что…

Нельзя же признаться, что Грейнджер просто пытается защитить его! Или можно? Мерлин, наверное, она и вправду заболела – в голову лезут совершенно дурацкие мысли. Пусть Паркинсон о чем-то и догадывается, но Гермиона не станет вручать ей признание в странных чувствах к слизеринцу как подарок.

– Ты знаешь, что Малфой злится на меня. Он ни за что не согласится работать вместе, – она практически хвалит себя за находчивость, когда Пэнси взмахивает рукой, словно аргумент Гермионы – просто назойливая муха.

– Для этого я сейчас и беседую с тобой – поговорите и решите уже свои проблемы. На кону жизни его родителей, не думаю, что выбор велик. Но мне не хотелось бы наблюдать ваши перепалки каждый раз, как придется собираться вместе.

Грейнджер распахивает рот, слова возмущения практически срываются с языка, но она так же быстро закрывает его снова. И что прикажете на такое ответить?

Как глупо, она затеяла всю эту канитель с расследование только для того, чтобы обезопасить Малфоя, а теперь сама же позволяет втянуть его в гущу событий. Гермиона предпочла бы избегать этого всеми способами, но, как выяснилось, их в распоряжении не так уж и много.

К тому же крайней нелепо отрицать логику в словах Паркинсон – они обе изрядно вымотались и находятся в тупике, хоть гриффиндорка и старается разубедить себя в этом. И Малфой, в конце концов, тоже присутствовал в поместье Паркинсонов в тот день, когда на Гермиону напали. Быть может, он что-то видел или слышал? В любом случае, от него пользы будет куда больше, чем проблем.

Но есть проблема для Гермионы – теперь она, вероятно, лишится сна, мучаясь от кошмаров, в которых погибают родители Малфоя и тот вместе с ними.

– Ладно, – в конечном итоге выдавливает она.

Пэнси не забывает напомнить о необходимости поговорить с ним, прежде чем двинуться к теплицам, а Гермионе требуется еще несколько минут тишины, чтобы собраться с мыслями.

Не пытается анализировать произошедшее и строить планы на грядущий серьезный диалог, просто дышит.

Грейнджер выбилась из сил.

Ей хочется плакать от безнадеги и несправедливости – в конце концов, неужели они не заслужили провести остаток жизни в спокойствии, без приключений?! Неужели этого не заслужила она?

Гермиона словно возвращается в детство, позволяя жалеть саму себя. Но ей больно и невыносимо плохо, а день ото дня не легче. Отсутствие физических сил не способствует подпитке морального духа, а постоянная щекотка в носу, вызывающая чихание, еще и злит впридачу.

Девушка еле переставляет ноги, добираясь до теплицы, а после и до своего места рядом с Гарри и Роном.

Впервые за семь лет она исписывает только половину пергамента – мозг едва успевает обрабатывать полученную информацию, а профессор Спраут уже торопится приступить к практической части урока. Гермиона благодарит Мерлина за отсутствие насморка – Гарри и Рон и так косятся на периодически чихающую подругу, а если бы еще из носа текла жидкость, они, вероятно, за ноги оттащили бы её в больничное крыло. И все же она обещает себе заглянуть туда после занятий. Самостоятельно, избегая вызвать волнение друзей.

Ей приходится сочинить довольно убедительное оправдание, чтобы выпроводить мальчишек из теплицы первыми: мол, намечается дополнительная самостоятельная работа по травологии, и хорошо бы посоветоваться насчет темы с профессором. Гермионе даже не приходится договаривать до конца – Гарри и Рон отходят от стола уже после слова «дополнительная».

Студенты быстро расходятся, пока Грейнджер намеренно долго копошится в сумке, поскольку сегодня выпала большая удача – Малфой в кои-то веки не вылетел из класса одним из первых.

Он выходит следом за Пэнси (перед этим многозначительно взглянувшей на Гермиону), и та намеревается последовать за ним, выкроить момент и заставить парня поговорить. Она едва отодвигается от стола, когда ноги подгибаются и приходится вцепиться в какую-то бочку, чтобы не свалиться на пол.

Теплица плывет перед глазами и вдруг накатывает тошнота. Гермиона делает медленный вдох, пока внезапно не вспоминает, что с каждой секундой нещадно отдаляется от разговора с Малфоем.

Она стремительно несется к выходу, плечом больно врезавшись в дверной проем, ведь очертания окружающего мира все еще нечеткие. Пульс ускоряется и в боку начинает колоть, хотя Гермиона только заворачивает за угол теплицы, не пробежав даже тридцати метров.

Гриффиндорка оглядывается, – ей почудилась юркнувшая за угол белобрысая макушка, – но поблизости никого. С этой стороны огородов даже студенты редко ходят, с чего бы Малфою идти сюда?

Гермиона разворачивается, намеренная перехватить Драко по дороге в школу, но ей не становится лучше, напротив – мир внезапно кренится, вызывая спазмы в животе и острые удары в висках. Голова трещит, словно кто-то зарядил молотком, и Грейнджер невольно ахает, вцепившись потными ладонями в угол теплицы. Странно, на уроке девушке казалось, будто она замерзает насмерть, так почему же ладони мокрые?

Они скользят по гладкой стеклянной поверхности, а по коленям будто пускают разряды молнии – Гермиона чувствует, что едва удерживается на месте. В этой части огородов еще остались пожухлые листья, хотя точнее было бы выразиться гниющие, так что ноги скользят по влажной земле.

Девушка громко ахает, когда ботинки все же соскальзывают, и она слышит шорох той самой листвы под ногами, но её явно недостаточно, чтобы смягчить падение, и Гермиона здорово прикладывается головой.

Меня найдут.

Мысль мелькает спонтанно, словно гриффиндорка собирается прощаться с жизнью здесь, на холодной земле, слегка усыпанная поднявшимися от падения листьями.

Гарри или Рон.

Шарится рукой вокруг себя, но не может найти палочку – кажется, она выпала из кармана, потому что в мантии её определенно нет.

А может, Джинни.

Гермиона чувствует, как от удара о землю воздух выбило из легких, и отчаянно пытается глубоко вдохнуть. Попытки сопровождаются болью в затылке и девушка морщится.

Они найдут меня.

Глаза пощипывает от слез: то ли боли, то ли досады. Гермиона не может заставить себя пошевелить ногами, чтобы встать, и руки внезапно немеют следом. Она чувствует, как они безвольно валятся на землю, прекращая попытки отыскать палочку, но ничего не может поделать.

Драко.

Облачное небо. Кажется, собирается дождь?

Грейнджер тихо шмыгает носом – слезы бесконтрольно катятся по щекам. Очертания голых ветвей расплываются, в конечном итоге превращаясь в одно бесформенное пятно. Вместе с изображением ускользают мысли – она не может словить ни одну из них, сосредотачиваясь только на ломоте во всем теле.

Впрочем, боль тут же растворяется вместе со всеми остальными ощущениям.

И все же перед этим одну мысль она словить успевает:

Драко найдет меня.

========== Глава 27. ==========

Для Гермионы прошло всего мгновение, но она знала, что в действительности это обман – каждое движение болью отдается во всем теле, хотя она только пошевелила рукой. Веки еще не распахнулись, и сознание не вернулось к девушке, так что она, боль, была первым ощущением за неизвестно какой промежуток времени.

Грейнджер услышала приглушенный стон – собственный стон, – но ни издать новый, ни проконтролировать старый была не в силах – она будто находилась в чужом теле, которое чувствовала, но с которым не могла совладать.

И ей хотелось перестать чувствовать.

Позвоночник жгло огнем, но к этому выводу Гермиона пришла только спустя пять минут после частичного «пробуждения» – боль распространялась по всему телу и вычислить её исходную точку представлялось невозможным. Но она сделала это и теперь еле выдерживала положение своего тела, стремясь сдвинуться хоть на сантиметр.

Никто не пришел.

Ей едва удалось открыть глаза. Темнеющее небо, освещенное закатными лучами солнца, расплывалось цветастыми пятнами и вызывало дикий жар в глазах – Гермиона тут же снова зажмурилась.

Под её спиной была все та же холодная земля. Только листьев вокруг практически не было, вероятно, ветер снес их подальше. Сумка и палочка валялись рядом – теперь, когда Грейнджер удалось повернуть голову и рассмотреть пространство вокруг, она заметила их. Палочка мало чем могла помочь, но Гермиона ощутила успокоение, сжав древко в ладони.

Ей нужно подняться.

Девушка надеялась лишь не рухнуть снова, ведь зрение все еще затуманенное. А удар, пришедший на затылок, ничуть не облегчил головную боль.

Из уст вырывается жалкий всхлип, когда гриффиндорка выпрямляется, наконец оторвав спину от земли. Она буквально чувствует, как покрывается синяками и ссадинами, и даже не хочет представлять серьезность повреждений, ведь спина пылает – позвоночник словно раскрошился на части, но Гермиона вполне неплохо сидит, если забыть о сопровождающей каждое движение острой боли.

Слез нет, хотя Гермиона и слышит издаваемые ею звуки. Но ей кажется, что еще немного и глаза заслезятся. Ноги словно налиты свинцом, и хотя они тоже ноют, Грейнджер надеется, что ничего не вывихнула, когда оступилась и упала. Как бы то ни было, она не чувствует новой волны боли, поднимаясь.

Но колени все еще подрагивают, и Гермионе приходится схватиться за теплицу, дабы не отправиться обратно на землю. К счастью, её сумка закреплена ремнем на плече и никуда не девается, так что девушке не приходится наклоняться, чтобы поднять её.

Гермиона смотрит на медленно заходящее солнце, и хотя видит перед собой исключительно яркие пятна, не имеющие четких контуров, приблизительно понимает, сколько прошло времени.

Как они могли не найти её? Гарри, Рон, Джинни… Малфой.

Нет, он бы и пытаться не стал! Как глупо и опрометчиво было рассчитывать на его помощь. И дело не в их ссоре, точнее, не в обиде Драко после ссоры, а в том, что ему и в голову не придет искать её – парень избегает Гермиону столько дней!

Она идиотка, если позволила тешить себя мыслью о Малфое. Не было никаких шансов, что он явится сюда. А если друзья и искали её, то точно не в этом закутке. Нужно же было бежать именно сюда!

Грейнджер корит себя за небрежность – стоило сразу отправиться к мадам Помфри, тогда, вероятно, она распрощалась бы с простудой еще до того, как та успела начаться в полной мере, и разговор с Малфоем определенно состоялся бы. И Гермиона не потеряла бы сознание в отдалении от людей, где её не могли найти. И все же маленький червячок сомнений закрадывается в голову: дело ведь не только в простуде. Грейнджер необходимо нормировать график своей жизни, но это невозможно.

Гриффиндорка испытывает дежавю, на негнущихся ногах ковыляя по коридорам и ступеням, еле сдерживая слезы от боли, сопровождающей каждый шаг, и едва находя силы для глубокого вдоха, дабы преодолеть еще несколько метров. Грейнджер делает остановку каждые три минуты, череп словно норовит расколоться на две части, ко всему прочему у неё просто нет сил.

Перед глазами пляшут искорки – то ли от боли, то ли от приближающегося обморочного состояния. Но Гермиона приказывает себе двигаться, поскольку еще одного падения на пол её тело просто не выдержит – девушке кажется, что она сломается, если позволит себе остановиться.

Кажется, рубашка в грязи. Грейнджер замечает какие-то темные пятна на белой ткани, когда, на секунду опустив голову во время очередной остановки, пытается проморгаться и восстановить зрение. Гермиона оттягивает ворот рубашки, словно это способно помочь дышать глубже, и продолжает движение.

Следовало бы сконцентрироваться на чем-то вдохновляющем, настраивающем на борьбу, но Грейнджер думает только о том, сколько времени пролежала за промозглой земле и чем это чревато.

Пятый этаж кажется спасением. Никогда прежде не были так милы эти стены и зажженные факелы – даже в тот момент, когда Гермиона возвращалась из поместья Паркинсонов, ведь тогда она едва соображала, чтобы порадоваться, добравшись до пункта назначения. Сейчас она правда счастлива, потому что видит перед собой… Нет, настоящее спасение – это тайный проход в конце коридора, неброский для посторонних, но даже с затуманенным зрением заметный для Гермионы.

Следующий шаг сопровождается глубокий вздохом и, кажется, она задерживает дыхание до самого тупика коридора. Грейнджер делает новый вдох лишь для того, чтобы пробормотать пароль и ввалиться в Башню старост. И ввалиться в прямом смысле, поскольку её ноги вдруг начинают дрожать сильнее, чем всю дорогу до этого.

Мягкий свет камина освещает комнату, потрескивание огня и витающий в воздухе аромат пергамента и чернил окутывают Гермиону, приглашая в свои уютные объятия, и она с готовностью ступает в них. Мечтательная улыбка расцветает на бледном лице, что, должно быть, выглядит довольно жутко со стороны, учитывая расфокусированный взгляд, спутанные локоны и грязную одежду гриффиндорки.

Она делает стремительный шаг по направлению к лестнице, но невольно вскрикивает от простреливающей щиколотки боли и, схватившись за подлокотник дивана, едва удерживает тело в вертикальном положении.

Раздается глухой стук – стопка учебников, которые она сама же оставила около дивана, заваливается от удара колен девушки и валится на пол. Грейнджер не находит сил даже ужаснуться, ведь это её учебники сейчас раскиданы по всей гостиной.

Свет перед глазами стремительно меркнет, словно все свечи и огонь в камине разом потухли, внезапно становится холодно, отчего возникают жуткие ассоциации с дементорами, и Гермиона вздрагивает, сильнее впиваясь пальцами в обивку дивана. Конечно же, никаких дементоров поблизости и в помине нет, и тем не менее это не отменяет того факта, что дыхание затрудняется, а в голове гудит, словно звон колоколов.

И разом с этим Гермиона слышит голос. Ей кажется, это конец – крыша окончательно поехала, и теперь обращаться следует не к мадам Помфри, а прямиком в Мунго, и все-таки внутри разливается приятное тепло, распространяясь по всему телу, приглушая боль и отгоняя нахлынувший было мороз.