Текст книги "Укройся в моих объятиях (СИ)"

Автор книги: Fenya_666

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 49 страниц)

– Гермиона, что между вами происходит? – шепчет рыжеволосая, пока Гарри и Рон заняты обсуждением недавней тренировки и не могут их слышать. – Ты бледная. Что произошло?

Живот мерзко скручивает, гриффиндорке даже начинает казаться, что от страха её стошнит.

Малфой приближается, но почему-то с каждым его шагом девушке кажется, что он неумолимо отдаляется – вот только не в прямом смысле этого слова. Тревожное чувство засело в груди и мешает нормально дышать. Гермиона практически решается развернуться и броситься наутек, но Драко уже слишком близко, а его физическое состояние в разы лучше её – бежать нет смысла.

Поэтому Гермиона замирает как вкопанная, а идущие сзади Гарри и Рон впечатываются ей в спину.

– Гермиона, ты чего? – Уизли цокает языком, обходя девушку со стороны, но она и не думает отвечать ему ни словесно, ни взглядом.

Её глаза неотрывно следят за приближающимся Малфоем и неминуемым конфликтом.

Силой воли гриффиндорка не прижимает ладонь к груди – сердце бьется так сильно, что причиняет боль, сбивая и без того прерывистое дыхание.

Вот он. В пятнадцати шагах.

В десяти.

Губы сжаты, на скулах играют желваки, а взгляд – точно молнии.

Он зол. Он так зол. Грейнджер никогда прежде не видела у него такого лица, а учитывая пройденные за все года обучения конфликты, это о многом говорит. Это не просто злость – это обида, растерянность, боль.

Пять шагов.

Гермиона кидает быстрый умоляющий взгляд на Джинни. Гарри и Рон не должны этого видеть. К счастью, подруга быстро улавливает суть и подхватывает обоих парней под руки как раз в тот момент, когда раскатистый голос, словно рык, разносится по коридору.

– Грейнджер!

Малфой то ли окликает, то ли угрожает. Гермиона догадывается, что все и сразу.

– Что ему от тебя надо? – хмурится Поттер, а Рон выглядит так, словно готов подставить слизеринцу подножку, лишь бы тот не оказался рядом с ней.

– Мерлин, Гарри, не будь таким, – Джинни с улыбкой закатывает глаза. Как ей удается сохранять спокойствие? – Дела старост, знаешь ли! Пойдем, мы, в отличие от них, простые смертные, и на уроки опаздывать нельзя. Живее, Рон! – гаркает рыжеволосая, когда её брат упрямится, не позволяя сдвинуть себя с места. – Ты уже был в роли старосты, не самый приятный опыт, верно? – она резко дергает его, отчего парень едва не валится на пол, но успевает удержать равновесие.

Друзья еще дважды оглядываются на Гермиону, когда проходят мимо Драко, но в конечном итоге Джинни удается утащить их в смежный коридор.

Она не успевает опомниться, когда слизеринец оказывается рядом. Не успевает ничего сообразить, только несмело поднимает взгляд на его привычно бледное лицо.

И она все понимает. И мир рушится.

– Так вот оно что, а, Грейнджер? – Малфой усмехается, и тысяча кинжалов вонзаются в грудь Гермиона. – Ты – одна из этих министерских крыс? Тренируешься заранее? Подбиваешь клинья к руководству?

Он знает. Он всё знает.

Нет.

Он не может, потому что даже Пэнси не знает всей правды. И сейчас Гермиона жалеет об этом. Потому что Малфой может располагать лишь той информацией, которую предоставила слизеринка, а по её сведениями Гермиона…

Она громко хватает воздух ртом и вынуждает себя мыслить здраво.

– Малфой, я не…

– Признайся, это было забавно? – на его губах улыбка, но она острее всяких ножей, бьет сильнее круциатуса. Кулаки сжаты, расширенный зрачок практически застилает радужку.

Гермиона не хочет видеть его таким.

Нос предательски щиплет.

– Делала ставки, кого разорвут следующим? – Грейнджер морщится как от удара, и это, кажется, злит парня еще сильнее. Он хватает её за предплечье и грубо дергает на себя, но практически тут же одергивает руку, стоит Гермионе вынужденно приблизиться на шаг. Словно ему противно. Противно касаться её. – Или, быть может, Министерство давно в курсе, кто убийца, но их забавляет шоу?

– Это не так! – повышает голос. В нем отчетливо слышна паника и дрожь, но Драко вряд ли расценивает это как нежелание скандалить. Вряд ли он замечает её сожаление, а если и замечает, то успешно игнорирует.

– А, ну конечно, – он снова ухмыляется и прячет руки в карманы брюк. – Ты ведь у нас в курсе всех событий, не так ли?

Гермиона хочет возразить. Закричать, что не имеет ничего общего ни с авроратом, ни с Министерством в целом, но её глаза застилает пелена и приходится проморгаться, избавившись от скапливающихся слез.

Она хочет рассказать ему всё.

Ведь именно… именно из-за его семьи Гермиона в принципе в это ввязалась. Из-за того, что он… этот чертов слизеринец, гадкий, наглый, самоуверенный придурок, почему-то решил влезть в её жизнь и перевернуть все с ног на голову.

Она так хочет…

– Вот к чему были твои вопросы? – взгляд Малфоя наполнен презрением, он взирает на девушку так, словно ненавидит сильнее, чем когда бы то ни было. – «Стало ли лучше после войны», так? Нет, Грейнджер, не стало, но я все еще не хочу, чтобы мои родители оказались мертвы.

Его глаза горят. Но не той страстью, которую Гермиона незаметно для себя привыкла видеть. Они пылают гневом. Он зол. Так сильно зол и это так ранит.

– Малфой, все не так…

Но что ей сказать?

Гермиона запуталась… Она не знает, просто не знает, что может сейчас ляпнуть от отчаяния, и как в будущем это отразится на ней, Перси, Паркинсон, и на нем.

Она пытается выровнять дыхание, но от накатывающей паники только хватает ртом воздух в безрезультатной попытке сделать достаточно глубокий вдох.

Его ненависть, его презрение, его злость.

Гермиона не хочет этого. Она – не боец, ей не нравится воевать, а сейчас такое чувство, будто она вынуждена постоянно сражаться. С ним, за него.

У Грейнджер идет кругом голова.

Она тянется рукой к малфоевской мантии, но только её пальцы касаются ткани на запястье, он с силой одергивает руку.

– Не. Прикасайся. Ко мне.

И Гермиону словно обливают кипятком.

По всему телу расползается невыносима боль, и недавняя рана на бедре не кажется такой уж серьезной. Её можно было залечить экстрактом бадьяна, а то, что происходит сейчас… Оно будто берет начало где-то в груди и медленно распространяет убийственные клетки по всему организму.

– Драко! – слышится где-то в отдалении, но Гермиона не оборачивается.

Малфой действительно в бешенстве.

Он продолжает смотреть на неё в упор, а гриффиндорка с силой закусывает щеку, потому что его взгляд не смягчается, как это было вчера вечером. На этот раз Драко не поддастся на манипуляции.

Его теплое плечо, прижимающееся к её, всплывает в памяти. Хмурое бормотание, когда Малфой находил неточности в графике Гермионы и, не желая разговаривать, просто указывал пальцем на неустраивающую его графу. Он и тогда злился, но остался рядом, он просто… был с ней.

И сейчас Грейнджер чувствует, как он отступает назад, хотя Малфой не двигается с места.

– Какого черта, чувак? Урок уже начался! – голос Нотта, как обычно задорный, приближается к ним.

Сейчас он уведет его. Сейчас Драко уйдет и не оставит Гермионе шанса оправдаться. Он уйдет с мыслью, что девушка все это время работала на Министерство, выведывала у него информацию и при этом никак не продвигала расследование дела в необходимое для Пожирателей русло. Он сочтет, что Грейнджер одна из тех, кто считает, что они не заслуживают жизни. Что его семья не заслуживает жизни. Что он не заслуживает.

– Ты отлично развлеклась, да, Грейнджер? – шипит Малфой, отступая на шаг назад. Назад от неё. – Вместе с сыночком Пожирателя. Хотя, чего уж там, с одним из Пожирателей.

Ты не такой.

Топот двух пар ног звучит ближе. Забини, очевидно, тоже здесь.

Гермиона в отчаянии хватается за рукав мантии Драко и сжимает пальцы так крепко, что способна порвать ткань.

– Малфой, послушай, я не работаю с аврорами, я в принципе не связана с Министерством. Я не… Ты можешь просто спокойно выслушать меня? – она тараторит, следя одновременно и за выражением его лица, и за приближающимися шагами.

Недоверие. В его взгляде только оно.

– Мои родители могут умереть, Грейнджер. И все это время ты, блять, молчала в тряпочку.

– Да нет же! – так ведь да. Заткнись! – Я пыталась… Я просто хотела помочь. Все вопросы, что я задавала, они были не для Министерства, я правда хотела помочь, пожалуйста, Малфой… – Гермиона переходит на шепот, потому что периферийным зрением замечает двух парней совсем близко. – Прошу, Малфой, просто…

– Драко, какого черта? Мы опаздываем к… – Тео замолкает, окидывая взглядом отчаянного вида гриффиндорку, стискивающую мантию Драко, и со слезящимися глазами смотрящую на него с надеждой. Малфоевский же взгляд становится непроницаемо холодным.

Он мысленно отстраняется. Гермиона чувствует, как расстояние между ними растет. Может поклясться, что увидит расползающиеся по полу трещины, если опустит взгляд – все рушится.

– Что-то… случилось? – на этот раз вмешивается Блейз и, честное слово, еще никогда его голос не звучал настолько неуверенно. – Вы что-то не поделили?

Малфой усмехается, словно Забини сказал какую-то до смешного абсурдную вещь. Словно у него априори не может быть ничего общего с Грейнджер, чтобы что-то с ней «не поделить».

Тео и Блейз переглядываются, но девушка не улавливает смысл их взглядов. Но выглядят они шокированными.

Она вынуждена не моргать, поскольку в таком случае чертовы слезы не удастся удержать. Пальцы делаются влажными от пота, и в ушах звучит звон, когда Драко, прежде чем уйти, вырывает свою мантию из хватки Гермионы и, окинув её очередным ты-пустое-место взглядом, небрежно бросает:

– Я не вожусь с грязнокровками.

========== Глава 25. ==========

Ночью снова пошел дождь.

Лунный свет из окна освещал небольшую часть спальни, но этого было достаточно, чтобы Гермиона, приподняв руку, могла вглядеться в изученный до мельчайших деталей шрам на левом предплечье. Пальцами проводит по неровностям кожи, очерчивая выведенные буквы. Навсегда впечатанные в её кожу.

Руки все еще дрожат. Грейнджер замечает это, поскольку вынуждена держать их приподнятыми, чтобы, лежа на кровати, видеть свое предплечье.

Живоглот устроился в ногах девушки, и потому она, хоть и промерзла до костей, не укрывается одеялом. Рыжий мурчащий во сне комочек – единственный источник тепла.

Она хочет выйти в гостиную, к камину, но не делает этого по двум причинам: первая – уж лучше терпеть холод, чем позволить воспоминаниям захлестнуть себя, да и в комнате можно согреться, если только Гермиона заставит себя сдвинуться с места; вторая же заключается в том, что… Грейнджер не хочет столкнуться с Малфоем.

Сегодня она так и не вернулась на занятия. Обед, как и ужин, были пропущены, и единственной возможностью гриффиндорки выловить парня оказалось дождаться его возвращения в гостиной.

Чем она и занималась до двенадцати часов ночи.

Девушка ждала, свернувшись в кресле у камина, неотрывно глядя на то место, где вчера сидела вместе с ним за графиком дежурств. Тогда было спокойно. Пусть и недовольный, изредка бурчащий Малфой, но с ним Гермиона ненадолго расслабилась. И сейчас за это спокойствие ей воздается.

Она сидела, пока внезапно не осознала, что не сможет ничего ему сказать. Не сможет заставить поверить в то, что никак не связана с Министерством без того, чтобы не выдать истинные причины своей помощи, а Гермиона до сих пор не подпускает их близко к самой себе, опасаясь погружаться в дебри собственного и уж и точно малфоевского сознания.

Она даже не знала, что собиралась сказать ему утром, когда просила выслушать. Грейнджер не может, да и не хочет ничего объяснять ему. И Драко, и его семье лучше держаться подальше от всей этой канители.

Поэтому она ушла.

И теперь лежит, замерзая, и пялится на свое изуродованное предплечье. А в голове набатом звучат одни и те же слова.

Ты ведь так не думаешь.

Она знает это. Знает, потому что то, как Малфой прикасался к ней, как целовал, как разговаривал, как… смотрел. До этого дня. Во всем этом не было отвращения. Но теперь Гермиона боится думать об изменениях, порожденных её ложью. Хотя она и не лгала вовсе (за исключением мелких деталей), а пыталась просто держать его подальше. Но Грейнджер может понять. Она понимает.

То, как Малфой вел себя с матерью в поместье Паркинсонов, распространяя ненависть на всех, кроме неё, как позволил увести себя в компанию отца и Далии Эйвери, хотя явно не хотел возвращаться к ним, но пошел, ведь Нарцисса попросила.

Гермиона сомневалась, что так же хорошо обстоят дела с Люциусом, но Драко любит мать. Если бы у гриффиндорки… Если бы была хоть малейшая вероятность того, что её родители могут погибнуть и кто-то скрыл эту информацию, она сама кинула бы аваду в этого человека. В ситуации Малфоев такая вероятность была крайней большой. И Гермиона умолчала.

Девушка переворачивается на другой бок, пряча руки под подушкой, и зарывается в неё лицом.

Она больше не знает, что делать.

Хотя не то чтобы до этого был какой-то четкий план… Но теперь Гермиона в полной растерянности. Ей нужен Малфой. Сейчас. Чтобы Грейнджер знала, что может выкинуть эти проклятые мысли из головы, чтобы могла уснуть перед важным днем, чтобы просто… почувствовать землю под ногами. Она хочет знать, что её кто-то прикрывает.

Но ни Драко, ни возможности его отыскать у гриффиндорки не было.

Малфой пришел ближе к четырем утра. Она знала об этом, потому что не спала.

В соседней комнате включился душ, и Грейнджер слушала шум воды, размышляя о том, что вот, этот слизеринец, прямо за стеной, однако ворваться к нему в комнату она не может. Повезет, если Драко просто вышвырнет её за дверь. Гермиона больше не хотела слушать его… он даже не кричал! Мерлин, Малфой и голос-то не повысил, но выглядел куда более обозленным, чем когда-либо.

Пламя в его глазах, сменившееся ледяным безразличием, ранило сильнее проклятий. И Грейнджер ненавидела себя за это. И его тоже. Ненавидела, но прижимала к себе вторую подушку, представляя на месте холодной ткани, набитой перьями, теплое тело.

Вода затихла, а после раздался негромкий хлопок двери. Но Гермиона все равно услышала его, поскольку только и делала, что прислушивалась, будто таким образом могла заставить Малфоя сменить направление и возникнуть в её комнате.

Разумеется, он не зашел.

Сегодня ей снова было страшно засыпать.

***

Все вышло из-под контроля.

Гермиона поняла это, когда, впервые за столько времени взяв в руки Пророк, устремила взгляд сначала на слизеринский стол напротив, где не обнаружила ни одного из двух хорошо знакомых представителей этого факультета, а потом на первую полосу газеты.

Взгляд скользнул по строкам скитеровских статей на странице, на мгновение задержался на статье о недавнем мероприятии Пожирателей, в результате которого Св.Мунго получили щедрое пожертвование. Но какая из семей расщедрилась, Гермиона узнать не успела. Сразу под читаемой ею статьей огромными буквами выделялся заголовок следующей:

«ПОМЕСТЬЕ В ОГНЕ. ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ ЧЕТЫ ПАРКИНСОНОВ».

Ладони Грейнджер впились в газетные страницы, нещадно сминая бумагу, пока она жадно проглатывала каждое напечатанное слово.

Не может быть…

Но нет, вот оно – самое что ни на есть реальное подтверждение. Скитер, какой бы мастерицей в перекручивании фактов ни являлась, не способна придумать нечто настолько масштабное.

«Они не сделают из моих родителей…»

Грейнджер так резко хватает ртом воздух, что сидящий неподалеку Невилл вздрагивает, покосившись на неё. Безумная догадка разворачивается в голове Гермионы, приобретая смысл. Нет, нет…

Она снова устремляет взгляд вперед, но Малфоя и Пэнси по-прежнему нет. Мерлин, как же так? Почему именно сейчас все навалилось?

– Почему именно в этот момент? – в отчаянии шепчет девушка, и с горечью осознает, что подходящий момент не наступил бы никогда.

Её руки нещадно дрожат. Гермиона вцепляется в газету, скрывая предательскую реакцию организма. Взгляд мечется по поверхности стола, она начинает пересчитывать количество пустых тарелок, но счет перебивает другой голос, раз за разом повторяющий название проклятой статьи.

Восемь… Девять…

Поместье в огне.

Двенадцать… Тринадцать…

Трагическая смерть четы Паркинсонов.

Пятнадцать… Шестнадцать…

И прежде, чем фраза воспроизведется вновь, Гермиона вскакивает с места.

Пусть Малфой считает, что она заинтересовалась делом лишь ради Министерства. Он знает лишь то, о чем осведомлена Пэнси, да и, судя по отсутствию упреков за оборотное зелье, в курсе не обо всем. Пусть думает, что Грейнджер помогает кому-то из «министерских крыс», но она не может просто сидеть и… Или может? Должна ли?

Девушка сжимает края школьной юбки.

Что ей делать? Продолжать лезть туда, куда не просят? Помогать, несмотря ни на что?

«Я не вожусь с грязнокровками».

Гермиона трясет головой и мычит сквозь сжатые губы, прогоняя настойчивый грубый малфоевский голос из головы.

Что же ей делать?

Пэнси.

Да, точно. Для начала нужно поговорить с Паркинсон. Этим она и займется, а потом… Потом отправится к родителям, спрячется под мантией-невидимкой и сделает всё, что задумала. И только после этого… Тогда она, возможно, придумает что-то еще.

Шаг за шагом.

Пэнси и родители. Именно так. Она решит эти два вопроса и задумается о Малфое, Нотте, остальных Пожирателях, и Перси.

– Шаг за шагом, – бормочет гриффиндорка, перекидывая ноги через скамью и отбрасывая лишние мысли из головы.

Сейчас только Пэнси.

Она уже приближается к выходу из Большого зала, когда рвущаяся вперед Джинни влетает в неё чуть ли не со всей скорости. Обе девушки инстинктивно хватаются друг за друга, удерживаясь от падения, и обмениваются ошарашенными взглядами.

Сердце Гермионы вылетает из груди от испуга, а ладони крепко сжимают плечи подруги, потому что Грейнджер знает – отнимет их и Уизли сразу догадается, что с ней что-то не так.

– Мерлин, Гермиона, прости! – рыжеволосая и сама выглядит напуганной, а застывшие за её спиной Гарри и Рон, которых до этого момента Гермиона не замечала, выглядят так, словно Джинни только что зарядила Грейнджер по лицу.

Уизли первая отпускает подругу, а Гермиона торопится спрятать трясущиеся руки за спиной. Её волосы, должно быть, находятся в жутком беспорядке, но гриффиндорка опасается даже пробовать собрать их в некое подобие прически. Она даже не помнит, как собиралась – что ночь, что утро смешались в одно пятно. Помнит лишь, как рассветные лучи солнца проникли в комнату и в душе включилась вода. Она не знала, спал ли Малфой, но если спал, то не больше трех часов.

Но она второй раз слушала, как капли бьются о стены и пол душевой кабины и прятала лицо в подушке.

Пузырек с принесенным Пэнси зельем Сна без сновидений переливался на письменном столе, но Гермиона даже не взглянула в его сторону.

– Все в порядке, я собиралась… – Грейнджер кивает на выход из Большого зала, но Джинни уже подхватывает её под руку и тащит обратно к гриффиндорскому столу.

– Ты видела себя в зеркале? – ахает она, изучая лицо Гермионы. – Ощущение, что сейчас в обморок хлопнешься!

***

Это были самые длинные и изматывающие уроки за все семь лет обучения в Хогвартсе. Ни разу Грейнджер не было так нестерпимо сидеть в кабинете, дрожа от холода подземелий, и слушать невеселое бормотание профессора Снейпа, перемежающееся с едкими подколками в сторону студентов.

Угол пергамента с конспектом (стоит поблагодарить привычку записывать каждое слово за преподавателем, ведь теперь гриффиндорка делает это на автомате) усыпан мелкими точками – Гермиона и не заметила, как постукивала пером по листу. Благо, Снейп тоже на это внимания не обратил, иначе потеря баллов за «лишний шум» гарантирована.

Пэнси и Драко сидели за соседним рядом, заняв передние парты, отчего их опущенные затылки мельтешили перед глазами девушки все сорок с лишним минут.

Ни Малфой, ни Паркинсон за эти сорок минут ни разу не обернулись. Ни одного взгляда…

А вот свой от светловолосой макушки Гермиона оторвать не могла.

Обернись.

Её отчание практически смешило. Как можно быть такой идиоткой? Что бы там Драко на самом деле ни думал и какой бы уверенной Гермиона ни была в том, что его слова – не больше чем выброс злости, отсутствие желания беседовать с ней очевидно.

Он не обернулся.

Грейнджер не удивилась.

Когда Снейп произнес заветные слова прощания, студенты чуть из-за парт не повываливались от счастья. Малфой первым вылетел из кабинета под недовольный взгляд профессора, который в этот момент стоял рядом и оказался задет развевающейся на ходу мантией слизеринца.

Гермиона проследила за тем, как Пэнси осторожно складывает вещи в сумку и задалась вопросом, не является ли причина её медлительности той же, что и у Грейнджер, когда она утром вцепилась в плечи Джинни и не хотела разжимать пальцы? Теперь гриффиндорка видела профиль Паркинсон и выглядела та, мягко говоря, не очень. Наверняка как и сама Гермиона. Если бы вчера она явилась на ужин, то могла бы узнать присутствовала на нем Пэнси или нет, но Грейнджер, словно трусиха, пряталась в Башне старост.

– Идите, я догоню.

Гарри и Рон с сомнением косятся на неё, выражения их лиц немногим лучше утренних, и девушка задается вопросом, что конкретно с ней не так, раз она удостаивается таких взглядов.

– Гермиона, что-то не так? Ты весь урок какая-то тихая… – неуверенно бормочет Рон, будто опасаясь, что своим вопросом выведет подругу из себя. Или доведет до слез. – Все в порядке?

– Мерлин, Рон, не глупи, – старается звучать уверенно и в то же время не грубо, хотя сил объясняться еще и с друзьями нет. – Я догоню, – она многозначительно смотрит на него, словно намекая, что должна кое-куда заглянуть, и до рыжего наконец доходит.

– А-а, – он активно кивает, подхватывает сумку и, пихнув Гарри плечом, двигается к выходу.

– Я отдам мантию позже. Когда не будет лишних… – шепчет Поттер, взглядом обводя окружающих студентов. Гермиона соглашается, и он наконец уходит.

Буквально через десять секунд после того, как нога Гарри переступает порог, следом за ним в коридор движется Паркинсон, и Грейнджер торопится поскорее затолкать вещи в сумку и догнать девушку до того, как их тандем вновь попадется на глаза кому-то из слизеринцев, способных взболтнуть об этом Малфою.

– Пэнси! – Гермиона за руку оттаскивает её в противоположный от основного потока студентов конец коридора.

И все же слизеринка выглядит лучше, чем Грейнджер предполагала. Искаженное гримасой боли лицо, представшее перед Гермионой вчера, сменила маска холодного равнодушия, но покрасневшие белки глаз и залегшие под ними тени не скрыты косметикой и оттого очень заметны. Волосы Паркинсон вновь сверкают, но что-то подсказывает, что это лишь способ заморочить окружающим голову. Этакий способ сказать, что она в порядке.

Девушка дергает рукой, освобождаясь от хватки, и окидывает Гермиону таким взглядом, словно она – не более чем надоедливое насекомое.

– Разве не ты кричала о сверхсекретности? Чего тогда утаскиваешь меня прямо из кабинета?

– Это ведь была ты, верно? – гриффиндорка внимательно вглядывается в отсутствующее выражение на лице собеседницы, восхищаясь её умением подавлять эмоции после того, что произошло. Учитывая все обстоятельства, две истерики – меньшее, что могла сделать Пэнси.

– О чем ты говоришь?

– Ваше поместье, – Гермиона осекается, тут же пожалев об использовании слова «ваше». Во взгляде Паркинсон на мгновение проскальзывает боль, но и она, и Грейнджер учтиво игнорируют этот факт. – Ты сожгла его. Я права?

Пэнси молчит около минуты, оценивающе взирая на Гермиону. А та не может отделаться от мысли, что весь семестр проходит крайней жёсткий тест на сообразительность. Тест, от которого зависят жизни. И то, как поведет себя Паркинсон – одна из его составляющих, ведь Гермионе нужна Пэнси, как бы ни было тяжело это признавать.

Она предпочла бы работать самостоятельно. И вовсе не из чрезмерной самоуверенности, о которой постоянно талдычит Малфой. Грейнджер не может прекратить проводить параллели между погибшими Паркинсонами и собственными родителями. Она не хочет глядеть на Пэнси и видеть измученную тяжелой судьбой дочь. Видеть возможную будущую себя.

В конце концов, она все еще не решила, стоит ли продолжать это затянувшееся расследование. Теперь, когда Малфой шарахается от неё и знать не желает, какой во всем этом смысл? Но настойчивый червячок сомнений нашептывает уговоры, убеждая продолжать. Гермиона пытается списать его появление на излишний перфекционизм и желание довести дело до конца, скрывая от себя же возможную искорку надежды. Наверное, она и правда идиотка, раз продолжает надеяться на что-то.

– Как догадалась? – наконец заговаривает слизеринка.

Натренированному на решение загадок мозгу было не так уж и сложно к этому прийти. Хотя Гермиона и начала сомневаться в своих умственных способностях, но не настолько же.

– Внутри… Там были твои родители. Так сказано в Пророке, – на осторожные реплики Грейнджер Паркинсон кивает, давая молчаливое разрешение продолжать излагать свои рассуждения. – И если ты не хотела принимать предложенную Министерством причину их смерти, то решила… Ты решила сделать вид, будто они погибли в огне? – мысленно звучало убедительно. В голове Гермионы все еще не укладывалось логическое объяснение поступку слизеринки.

– Все министерские – идиоты, – на вопросительный взгляд Грейнджер Пэнси отвечает нахмуренной гримасой. – Они сами не осознавали, что копают себе могилу, предлагая выставить смерть родителей несчастным случаем при аппарации. Никто бы никогда не поверил, что опытные маги не способны перемещаться.

– И ты решила помочь им? – фыркает Гермиона. – Спасти?

– За идиотку меня держишь? Я не могла позволить им выставить моих родителей непонятно кем. Представляешь газетные статьи? Предположения? – Паркинсон морщится, словно одни мысли причиняют ей боль. – Все газетенки стали бы размышлять над тем, а не были ли родители пьяны, отчего и пострадали? Или, возможно, они что-то натворили, и пытались сбежать, но вышла проблема с аппарацией? Их бы выставили глупцами, если не хуже. Они бы наговорили… – девушка прикрывает веки и втягивает носом воздух. – Мои родители не погибнут из-за чертовой аппарации. Я не могу позволить очернить их. Когда мы найдем виновного, я раскрою правду об их гибели.

Гермиона проигнорировала ухнувшую в кровь дозу адреналина на словах «мы найдем», и с удивлением и ноткой неуместного восхищения задала мучавший её вопрос:

– Но как ты забрала тела? – Грейнджер вдруг осознала, как странно использовать это слово говоря о еще недавно живых людях, особенно при их дочери. Тела. Это звучало так жутко, что стадо мурашек пробежало по спине.

– Забрала? – презрительно скривившись, слизеринка фыркнула, но Гермионе показалось, что глаза её заблестели. Она тактично отвернулась, осматривая коридор позади. – Они их никуда и не уносили. Оставили в поместье, чтобы никто не увидел до тех пор, пока я не соглашусь на их идиотские условия.

Гермиона поморщилась, представив эту картину: в том зале, где еще недавно собирались Пожиратели в элегантных нарядах, лежали два изувеченных тела хозяев поместья. Мерзко и неправильно. Гриффиндорка в очередной раз усомнилась в здравомыслии Министерства.

И так же усомнилась в своем, поскольку внезапно поняла, что таким чудовищным способом Пэнси выиграла время – судачить о пожаре будут не так долго, как если бы все прошло по министерской версии.

Она просто кивает, подавляя рвотные позывы.

– Если это все, то я пойду. Следующий урок тоже совместный, так что нам лучше явиться в разное время. Вечером…

– Сегодня я не могу, – выпалила Гермиона, прерывая планы Паркинсон. Вряд ли у неё останутся силы на обсуждение дальнейшего курса действий после путешествия домой.

– Ладно. Тогда встретимся в другой день.

Пэнси уже развернулась, чтобы уйти, когда в голову Грейнджер вдруг пришла новая мысль. Болезненная, которую девушка предпочла бы избегать любыми способами, но все же нуждающаяся в обсуждении и не терпящая отлагательств. Ей все еще нужно знать, как вести себя с…

– Постой! Малфой…

– Ах да… Прости, Грейнджер, но отец Тео и родители Драко… – слизеринка морщится, качая головой. – Я не могла не сказать ему.

С этим Гермиона согласиться не может, хотя головой осознает, что следовало бы. И тем не менее благоразумно воздерживается от комментариев, кивнув в ответ.

– Я хотела уточнить, что именно ты ему рассказала. Про мероприятие…

– Нет, – торопливо вставляет Пэнси. – Конечно нет. Об этом я не говорила. Сказала только, что ты, возможно, помогаешь кому-то из Министерства расследовать дело и… помогаешь мне, – последнее уточнение явно далось девушке нелегко. – Про Розье-старшего и о том, что виноват кто-то из знакомых. Попросила держать родителей подальше от всего этого.

Грейнджер продолжает кивать, словно болванчик, и чувствует себя полнейшей дурой. Это были правильные слова. Вернее, предпочтительнее было бы держать всех Малфоев подальше, но раз Пэнси решила обо всем рассказать, подобные объяснения действительно самые подходящие. В конце концов, Паркинсон тоже не знает, какие на самом деле мотивы преследует Гермиона. Да она и сама не до конца уверена…

И все же предательский укол в сердце от осознания того факта, что представления Драко о Грейнджер кардинально изменились, причинило все ту же колющую боль, что преследовала девушку всю ночь.

– Грейнджер, – окликнувшая её слизеринка уже отошла на доброе расстояние, намереваясь покинуть коридор как можно скорее, но вдруг замерла, обернувшись. Гермиона оторвалась от разглядывания ботинок и тоже уставилась на Паркинсон. – Малфой… Он бывает мудаком, – и, немного подумав, исправилась. – Нет, он всегда такой, но… Иногда Драко говорит вещи, в которые сам не верит, но зачем-то продолжает убеждать себя в их правдивости.

В эту секунду Гермионе подумалось, что, быть может, в том коридоре помимо неё и трех слизеринцев присутствовала еще и Пэнси. Что она все слышала. Мысль показалась безумной, ведь Грейнджер не заметила её, а услышать последнюю брошенную Малфоем фразу с далекого расстояния было невозможно. И все же Паркинсон говорила так, словно знает обо всем.

Возможно, Блейз или Тео рассказали ей. Возможно, Гермионе стоит стереть им всем память…

Гермиона подумала, что Пэнси наверняка не понимает всей сложности ситуации. То, что Малфой сказал… Ужас заключался не в смысле этих слов, хотя он и был оскорбителен для любого волшебника, а в том, что Драко не называл её так. Он давно прекратил использовать подобные слова и то, что сделал это вновь, в полной мере отражало его теперешнее отношение к Гермионе. Если не отвращение, то злость. Такая, которую прежде девушка на себе не ощущала.

– Зачем ты говоришь мне это? – с сомнением спрашивает гриффиндорка.