сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 59 страниц)
- Осторожность. Не оставляй его без присмотра. Никому не позволяй заглядывать под крышку гроба и не говори, что там вообще лежит. Я понимаю, мое напутствие кажется странным, но в Америке люди другие... и нравы тоже. Привыкли к низкопробному юмору и не привыкли церемониться, а понятие щепетильности у них отсутствует как таковое. Постарайся быть внимательнее, почаще пользоваться своими мозгами и не призывать мои. Ты ведь гений. Ты сам это запросил у меня когда-то.
- Мод, а можно вопрос...
- Нет, я не закончил. Дезерэтт желает вскрыть одну очень деликатную тему, он пока не заговорил со мной, а я еще не отказал. Но, - демон прижал указательные пальцы к вискам мастера, - он обязательно скажет. И предложит взамен что-то весьма заманчивое. Так вот, на случай, если я вдруг передумаю и соглашусь... мой сладкий первенец доставит массу неудобств. Не вообрази ненароком лишнего, раньше времени он не очнется. Однако будет вести себя странно.
- Мертвый?
- Мертвый. Постучит и вылезет. Шучу. Разговорится или глаза откроет. Теперь уже не шучу.
- А мне что предпринимать? Кричать и креститься?
- Вколоть ему в голубую венку метадон, морфин, кокс... что найдешь. Наркотики подходят любые, хотя я предпочту ацетилхолин. Еще – поцеловать. Если поблизости окажется его возлюбленный, пусть целует он.
- И поможет?
- Должно помочь. Но никакой самодеятельности, укол и поцелуй, все! От этих нехитрых процедур его глаза закроются сами, - темптер опустил руки и расслабил бедра, освобождая Хэлла. - Задавай свой вопрос.
- Ты решил соблазнить меня для галочки?
- Мастер, у тебя был другой вопрос, не увиливай.
- Ладно. Энджи воскреснет, надерет всем задницы, отлюбит в финале на бис своего мальчика и уедет с ним на какие-нибудь Гавайи, предаваться дальше приятным излишествам. Что будет со мной? Я буду прощен? Выйду из темницы? И как насчет второй сущности?
- Оговоримся сразу – вампиру, даже сверхсильному, не слишком улыбается перспектива жариться на солнце, какими бы крутыми и распиаренными ни были Гавайи. Никто не гарантирует счастливого финала, равно как никто никому не обещает любви, вечного счастья и прочих фантастических хреновин. Что до тебя – просто делай свою работу, ту, которая получается лучше всего. Я не научу тебя быть правильной матерью, и, поверь мне, по-настоящему хороших матерей немного. Чтобы быть родителем, мало родить, а ты не рожал и не воспитывал, но все же попробуй позаботиться о совершеннолетнем демоне, познавшем смерть и вернувшемся из ада. Сложно? А ты хотел, чтоб было легко? Покажи моему сыну метаморфозы с металлом и камнем, пусть узнает, что ты продался дороже всех. Но твое обличье удава я вернуть не могу, это – твоя цена, твой обратный билет на волю... право прожить жизнь еще раз. Будешь человеком. Но оборотнем тебе не стать.
- И совсем-совсем ничего нельзя сделать? - отчаяние нахлынуло внезапно, волной. Из глаз мастера брызнули непрошеные слезы.
- Можно. Я уже сказал - волшебный ключик спрятан в тебе самом, в твоих руках, в твоей работе. Создай совершенную метаморфозу. Используй магию... ее сейчас называют химией, но она много глубже этого определения, обширней и опасней. Люди нахватались знаний о ней по верхам и полузнанием натворили бед больше, чем полным незнанием. Металл такое же живое существо, как и все остальное сущее на земле, только жизнь для него течет намного медленнее, чем для иных ползающих и летающих тварей. А душа хорошо запрятана в закоулки кристаллической решетки самым мудрым Мастером... подальше от праздного любопытства и жадности. Ты за два тысячелетия научился и терпению, и осторожности, и накопил необходимый опыт, и не всегда он был горьким. Хэлл... помоги себе сам. Господь творит чудеса, но ТВОИМИ руками. Я же всего лишь демон. Вылеплю красивые формы, в телах, в разговорах, в чем угодно, но не наполню эти формы содержанием. Ты понял?
- Понял. Но второй вопрос в силе. Зачем ты меня соблазнил?
- Это не соблазнение, а моя жизнь, в ее главном проявлении. Ты становишься частью семьи, ты начинаешь чувствовать и воспринимать. А я воспринимаю тебя. Плотский контакт, любой... слабый, близкий, не всегда понятный, но всегда ненавязчивый, с иллюзией тяжеловесности, вызывающий страх, беспокойство, то есть выброс адреналина и других гормонов. Я стимулирую их, в моей власти электричество... любые импульсы, проходящие по твоему телу. И я смеюсь, хотя смех еще не значит, что мне весело.
- В этом весь ты. И твой смертный грех...
- Не мой. Мой грех – гордыня. Но похоть – моя работа. А жертвой какого греха пал ты?
- Я промолчу, Мод. Но спасибо за твой ответ, я начал понимать. Ты изменяешь сознание, встраиваясь изнутри, структуру не ломаешь, а действуешь аккуратно, все происходит... ну, как будто я сам этого захотел. Кирпичики перемещаются, стенки проседают вниз, ты ничего не добавляешь, ни своего, ни чужого, строишь из материала, который имеется, и это – гениально. Нот семь, а букв двадцать шесть, из них можно составить любое слово и любую музыку, ты пользуешься этим принципом, и вот – опять, привет! – стою, обвитый твоими ногами, и размышляю, что это все не так уж и извращенно. А в твоем дыхании что-то сладкое и знакомое, волнующее, а еще Ангел, он прекрасен и непорочен, но это странно, ведь он убийца и вампир? Но понятия перевернулись, уже ничто не кажется странным, пропали мысли похабные и грязные, а все, что было неприличным, вдруг стало приличным, и теория относительности заработала на полную катушку, и демоны – лучшие друзья верующих. Я не знаю, кто еще может говорить о Боге с таким воодушевлением и с таким небрежением, кто знает Его, но ушел от Него, и кому нельзя не верить. И даже если ты обманываешь, твой поцелуй доказывает обратное. Мод... ты ведь поцеловал меня. Но я не заметил. Сейчас уже заметил, да, шея горит. И в этом жесте есть что-то... лукавое. Что-то чисто дьявольское.
- Не зря, видимо, обычай целовать и охмурять мужика у нас украли женщины, в своих жутких, темных и корыстных целях.
- Дикая Ева?! У миленького беззащитного змия в саду?
- Обойдемся без уточнений, - темптер улыбнулся и отдал ему рубашку. - Ты умудрился задержать меня дольше обычного, Хэлл, но достаточно болтовни. Собирайся, за океаном тебя ждет много работы. Звякни в Цюрих, не забудь, за гроб головой отвечаешь.
- Так точно, господин главный распорядитель душ.
- Лучше просто мессир.
- О, теперь вижу, таки гордыня...
- Ты своей смертью не умрешь, Солнечный мальчик, - демон угрожающе спрыгнул со стола, но по голосу трудно было понять, шутит он или нет.
- Рад слышать, - инженер бесстрашно схватил его в объятья и встал на носочки. - Мой грех – это уныние, Мод. Поэтому я столько работаю. Спасаюсь, убегаю от него, прячусь в ретортах, золотой стружке и алмазной пыли.
- Всего неделя, одна короткая неделя, маленький мастер. И кто-то придет, убьет твою печаль. Он убийца, ты сам сказал. Убийца боли, убийца дурных мыслей... Заглянешь в его глаза и найдешь все, чего тебе не хватало. А мне пора.
- Моди... Моди, - протянул Хэлл и вздохнул. Его руки, обнимавшие воздух, разжались.
* * *
Хочу оглянуться, постоянно хочу оглянуться. И сил никаких не осталось бороться с глупым позывом. Спотыкаюсь на лестнице по пути на второй этаж этого разграбленного здания в Богом забытой дыре, а шею сводит, мышцы уже просто ноют, но я держусь, не оборачиваюсь... в груди нарастает крик. Знаю, понимаю, каждую секунду повторяю себе, кто идет следом, но ничего не помогает. Он не Энджи, он надел на себя его костюм, его лицо и фигуру, взгляд и улыбку, но Энджи там нет! Нет, нет... ну как мне себя убедить? Я устал грезить, мечтать, представлять... все, чего мне смертельно не хватает – его длинной черной челки, беспощадно издевающегося над законами физики тела, что вечно живет будто в невесомости, передвигается так плавно, дразнит и заставляет задыхаться в ярости, недовольстве и восхищении. И голоса, что порет страстную чепуху, голоса, который я никогда не слушал, спорил и ругался со всем, что бы он ни говорил, этого голоса... не хватает, чтобы... что? Дурак. И теперь, осознав всю свою дурость, ограниченность и слепоту, я согласен на куклу Ангела. Суррогат Ангела. Черт! Могло ли быть наказание тоньше и изощреннее?
- Поцелуй меня, - ноги отказались переставляться, я замираю на последней ступеньке. Я побежден. Дэз, ну где ты там?! Твои шаги неслышны, ведь это Его шаги. - Ну же!
- Хочешь разбить с таким трудом воссозданное волшебство материи? - сурово вопросил серафим своим родным голосом, встав на ступеньку ниже меня. - За одно несчастное столкновение двух слюнявых ртов, которое не подарит тебе ничего, кроме нового приступа тоски и разочарования? Я не поцелую тебя как Ангел, забудь и думать. Иди вперед.
- Нет... - я развернулся, в голове рождалось какое-то безумство, наверное, отразившееся в глазах, потому что Дезерэтт попятился. - Целуй! Помнится, кое-кто набросился на меня в спальне. Случайно не развратный красноволосый самец? В порванной майке, умолявший с таким отчаянием и надеждой в глазах не прогонять его, позволить остаться и показать первоклассные постельные штучки, а потом толкнувший меня к стене и вставший на колени...
- Ты же сам просил не упоминать об этом больше никогда!
- А сейчас вдруг захотелось! Что торчишь столбом, оторопел от удивления?! - я уцепился за его плечи, но серафим без труда увернулся и отступил еще на ступень вниз.
- Ксавьер, мне очень жаль. От его вида у тебя едет крыша, выбивает клепки и затемняется разум. Ты хочешь... и хочешь любой ценой. Я понимаю в полной мере твой нездоровый эгоизм и стремление сохранить остатки личности, не лишиться мозгов от горя совсем. Но обо мне ты в такие минуты подумать не можешь, тебе невдомек... что я чувствую, когда слышу тебя, твои выкрики и эта откровенная ложь, жалкие попытки выдать одно желание за другое. И все ради пластмассового удовлетворения, возможности заглянуть в стеклянные глаза, получить поддельный оргазм, выдав его за собственный. Лучше бы ты решил потрахаться с резиновым мужиком из секс-шопа.
- О нет, Дэз. Ты не пластмассовый, - своего свистящего шепота я бы сам испугался... при любых других обстоятельствах, но только не этих. - Ты настоящий. Теплый. Из тебя идет кровь, тебе так же, как и мне, знакома боль. Боль, пожирающая естество, пожирающая внутренности не хуже червя, боль, оставляющая от тебя одну бессмысленно скалящуюся оболочку. Ты – он, и до момента обратной метаморфозы никак не докажешь, что ты – не он. Я ничего сверхъестественного не прошу, всего один поцелуй. Не его, а твой. Ты все равно не знаешь, как целует он. А я просто хочу узнать, как поцелуешь сейчас ты. Пожалуйста. Пожалуйста! Шестикрылый отступник... ты же мой ангел-хранитель! Защити, пожертвуй собой!
И я торжествую, потому что серафим, нет, демон... могучий, древний дух... повинуется мне. Взлетает вверх, увлекая за собой, и в синих глазах, в темных сапфирах проступает горячий, безумно горячий металл... сталь, что так долго разогревалась, а теперь, расплавившись, потекла. Но она не портит взгляд, ничуть. Его душа будто спаялась с телом Энджи, но неплотно, в месте соединения можно просунуть нож и отделить. Я не буду брать нож. Не хочу его резать, полосовать так, как боль полосовала меня дома, когда он бросился из окна, меняя облик на истинный. Я хочу решиться лишь на маленькое преступление. Никто не покарает за него смертью, да и не пугает меня смерть, меня пугает только одиночество, и все те чувства, что снедали последние 48 часов, я боюсь червивой тоски, боюсь быть сожранным заживо, боюсь. Потому что не поймаю миг, когда от меня останется тонкая опустевшая оболочка, и само мое существование будет обманом, чудовищной иллюзией. Я не хочу так. Я хочу, чтоб все прошло по-честному, и небытие расплатилось звонкой монетой, а не разноцветными фантиками.
Серафим жадно прилипает ко мне, больно зажимая и распластывая на облупившемся потолке. Крепко схватил за запястья, полностью обездвижил, оседлал бедра и теперь смотрит, в упор, сократив дистанцию к минимуму – прижал свой лоб к моему. Черт Ангела я больше не замечаю, хотя не изменилось ничего, кроме глаз... синевы не осталось, ни кусочка, стальной расплав поглотил ее всю. Давление... грубо навалившегося тела... я слишком быстро задохнулся, но только сейчас сообразил, в каком тесном плену очутился. И подумал, что надпись «дурак» пора бы вытатуировать где-нибудь на видном месте. Я никогда не излечусь от идиотизма. Я не понял, что темперамент этого, третьего любовника опаснее даже мании Фрэнсиса, опаснее изнасилования, опаснее... Боже, у него ведь огненно-красные волосы, сумасшедший нрав, титаническая сила, способность принимать любой облик... и время тоже на его стороне! И я его раздразнил окончательно.
- Ты сам напросился, малыш, - произносит Дезерэтт голосом, от которого у меня тотчас же вырываются рыдания, и вгрызается в губы. Секунда, может, чуть больше... и внутреннее содрогание проходит, уступая место тихому изумленному вздоху. Потому что в этом поцелуе Ангел возвращается ко мне весь, и плевать, что слезы текут обильнее, а рана в груди саднит и кровоточит, укоряя вместо совести, которой давно нет. Я ловлю каждое сладкое движение чужого языка, как не ловят последнюю каплю воды, умирая от жажды, но плохо осознаю, что он раздвинул двойной ряд зубов, сплетаясь с моим языком, и что от этого мои ноги раздвинулись тоже. Машинально. Он выгибается, отрываясь от меня на мгновение, но упасть с потолка я не успеваю, серафим подхватывает мои бедра, обвивая их вокруг талии... талии Энджи. Его член возбуждающе трется об мои ягодицы, очень твердый и очень... приятный. И слезы вдруг высыхают, закончившись, а рана в груди затягивается тонкой шершавой пленкой. Мной завладела злая и холодная решимость.
- Кто ты сейчас? - вопрошаю я мрачно горящими глазами.
- Хочешь узнать? - его бешеный взгляд обещает многое. Мое сердце, что, по мнению доморощенных знатоков носферату, должно было беспробудно спать, страшно забилось.
- Я громко кричу, - беспечно сообщил я, до последнего не веря, что серафим возьмет меня на потолке. Это же кошмар как неудобно!
Но на запястья легли стальные скобы, освободив его от необходимости постоянно прижимать меня. Белоснежные руки переместились на живот, под футболку, нефритовые ногти вонзились в кожу, оставляя глубокие кровавые борозды, а остановились на кромке штанов. Но я знаю, каким-то образом знаю, что Энджи не поцарапал бы меня.
- А мне такое как раз нравится. Милый.
========== XLVIII. Forbidden fruit ==========
| Part 2: Tale of foe |
~~~ Δ Я был на волосок от гибели. Пальцы расстегивали и срывали светло-серые джинсы, да, я еще как-то воспринимал цвет. Но все тело мелко дрожало в нетерпении, поддавшись запаху бледной кожи, она и влечет, и отталкивает своей болезненностью, но ее первый привкус, ее беззащитность... От легкого как вздох прикосновения восхитительный белый животик напрягся, обозначив тонкий рисунок мышц... а в этих полосках крови картина моего убийства, безумие подступило, встав рядом, не вселилось, но отвесило мощный удар мне в голову. И плотная аура его страха, его томление в ожидании вторжения, его упрек, его короткий стон и раскрывающиеся губы, в них хочется вгрызться снова, сильнее, грубее, полнее... все смешалось, перепуталось, растерянный, я выдираю из сладкого тумана свое сознание, но оно не проясняется, потому что он... Близость опьянила его намного сильнее, чем меня, хотя я... прождал этого черного момента дольше. И что же происходит? Я пытаюсь увернуться, когда он сам... подается вперед, раздвинув свои шикарные ноги, желая, чтобы я скорее пронзил его? Господи...
Кто я? КТО Я?! Δ ~~~
- Сроду не видел, чтобы тебе в интимных делах нужна была моя помощь, - весело шепчет на ухо серафиму невидимый злой дух, прижимается к нему сзади, прижимая сильнее к Кси, который сладко стонет и расслабляется – Дезерэтт наконец-то вошел... овладел им.
- Что... что ты сделал?!
- Толкнул тебя в объятья неги и удовольствия, - темптер кусает его за ухо и кладет холоднейшие ладони на бедра, больно сжимает их, заставляя падшего ангела двигаться... и двигаться интенсивнее. - Этот милый юноша, прелестно раскинутый на потолке морской звездой, хочет, чтоб ты оправдал все его надежды. А ты как будто с луны свалился, Дэз. Что за халатное отношение к своим обязанностям? Хорошенько обними его дивные гладкие ножки, подвинь повыше, ему же неудобно, - Асмодей с кривой и просто ужасающей улыбкой дернул брата, и согнутые ноги Кси сместились ближе к груди серафима, превратив их позу во что-то невыговариваемо развратное. Дыхание Дезерэтта оборвалось: его золотоволосый любовник выгнулся, тяжело откидывая голову на твердый бетон, и приоткрыл рот в еще одном стоне. Обнажившиеся зубы наводили на тревожные мысли, но вырваться из своего растущего возбуждения серафим не смог. Не успел. Потому что Моди...
- Мод, ты в своем уме?! - зрачки расширились в ужасе, отраженный там демон с длинным шприцом уже не улыбался. - Мод!
