Текст книги "Двадцать и двадцать один. Наивность (СИ)"
Автор книги: Das_Leben
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)
Он в меру упитанный, брутальный, а на его лице можно было прочесть выражение недовольства, даже если все шло по маслу. Его отличительной чертой являлась его походка: голова вытянута вперед, руки отведены назад, а огромные шаги заставляют всех остальных трепетать. А когда он решался напустить на себя маску всезнающего парня, словом, когда пытался обучить молокососов и донести до них хоть какую-то информацию, Вишняков закатывал свои и без того выпученные глаза, а паузы между словами разделял междометиями “эм”, “а”, “вот”, “в общем” и т.д. Еще он мог облокотиться, закинуть ногу на ногу и, упершись локтем о столешницу или в иную твёрдую поверхность, с видом всезнающего профессора начать рассказывать о том, как дурна сегодняшняя политика.
Второй же был куда более угрожающим, однако его фигура была не менее экстравагантной, чем фигура некого Вишнякова. Он был высок, крепок, возможно, в прошлом он был киллером, однако рассеченная губа говорила о том, что в 90-е года, мужчина был замешан в чём-то до зубов криминальном. Если он вступал в дебаты, то голос его был глухим, но резким. В этом пафоса, в отличии от Вишнякова не было, но лицо с низким лбом и звериными, красными глазами, вызывали ужас у тех, кто на него смотрел. Да, этот человек был страшнее, чем Вульф. Они, вероятно, друг друга стоили.
– Гессе, – обратился к нему иллюминат, – каков у нас оружейный запас?
– Три тысячи винтовок, боеголовок, ко всему комплекту – оружейный завод, – коротко бросил он.
– Отлично. Ну что же, мы готовы спонсировать вашу революцию, однако на нескольких условиях…
Именно этой части диалога опасались члены «Левой оппозиции», а условия были таковы: во-первых, в случае удачи в захвате власти, НОППР имеет равное право в участие в Референдуме, как и левые; во-вторых: соглашение на сотрудничество вступает в силу после выдвижения второго импичмента Госдуме и правительству, и в-третьих: при любом итоге командная экономика сменяется на смешанную. Заславский принял эти условия.
– Джек, мы выяснили, кто тогда из радикалов шпионом проник в Останкино, – полушёпотом произнёс Шустов, когда левые покинули планетарий. Сальвиати, ухмыльнувшись про себя, слегка повернул голову к единомышленнику. “Беловоротничный” чуть приблизился к уху лидера, снизив голос до совершенного шипения. – Это была “Умница”.
– Она? – Правый изумлённо поднял брови: он был растерян и сбит с толку. – Та блондинка, которая писала статью? Она даже не обладает ни едиными физическими навыками...
– Да, Дементьева. Это абсолютно точно. Её запечатлели видеокамеры, съемка которых сохранилась автоматически.
Националист вздохнул, проведя тыльной стороной ладони по иссиня-чёрным волосам, а затем вновь наклонился к Шустову.
– Как бы то ни было, мы не предъявим левым за это обвинений, Герман, – ответил он, щуря глаза. – Левые нам помогают, ибо по статье этой “Умницы” для переворота нам нужна “Объединённая оппозиция”. Не забывай, мой друг, что мы теперь единая часть силы. Если социалисты так желают объединения...
– Я понял, Джек, – Шустов хитро улыбнулся. – Намекаешь на “белые ленты”?
– Именно. Это будет предложением конкретно от нашего блока – Заславскому такая идея вряд ли понравится, но народу – более чем.
– Нельзя надеяться на правых.
После дипломатической встречи Заславский выглядел таким встревоженным, словно был не в планетарии, а на Тверской, ибо там проходило большинство вооружённых стычек. Он шёл быстрым шагом по гигантскому павильону, прилегающего к “Домодедово”. Этот аэропорт “Левая оппозиция” взяла под контроль в конце августа, и теперь, когда все рейсы были отменены, территорию Москвы не могли покидать пассажирские самолёты. Столица была практически полностью оккупирована, однако покинуть или въехать в её пределы было возможно лишь на автомобиле или на некоторых поездах.
– Почему? – спросила Виктория; делегация едва успевала следовать за лидером.
– Они обещали нас спонсировать, но если в штурме произойдёт форс-мажор, НОППР непременно нас предадут, – Пётр Геннадьевич искал взглядом нужную цифру, изображённую на огромной металлической двери: коридор из подобных дверей выглядел и действовал бы устрашающе на тех, кто никогда не выл в этих частях аэропорта. – Ага! Двести шестая. Вот она.
Левые остановились напротив “206”-ого ангара, пока Заславский искал пульт управления, для того, чтобы он открылся.
– Катя, помню, хотела, чтобы мы его как-то назвали.
– Абсурд, скатились до того, чтобы давать имена дирижаблям.
– Перестаньте нудеть, Алексей Эдуардович, лучше послушайте...
– Ах! – радостно воскликнула Катерина, сложив ручки на груди. – Вы его выкупили! Боже, вы его выкупили!
– Ну, не совсем, – пожал плечами Заславский. – “Роза” хоть и рекламный цеппелин, первым его назначением была армия. Теперь он оснащён боевыми пушками и готов к бою.
Вблизи дирижабль марки Au-30 был ещё красивее, чем его только можно было представить. Его выпускали единожды, и то, с целью рекламы, а теперь воздушный крейсер предстал в более животрепещущем свете. Виктория ахнула, когда приблизилась к нему: цеппелин сверкал белизной стального корпуса. На нём не было рекламной окраски, лишь белая, как снег, оболочка. Кабинка для пилотов была маленькой, по сравнению с гигантским тринадцатиметровым баллонетом: в ней умещалось два человека.
А когда цеппелин взлетит ввысь, он будет сверкать на солнце золотым сиянием, рассекая воздух хвостовыми крыльями…
Ничего прекраснее и величественнее «Умница» ещё не видела: даже глаза, ослеплённые чистотой и яркостью цеппелина, наполнились влагой. Да, это был всего лишь дирижабль, однако грациозность и масштаб такой невероятной конструкции приносили надежду, что с российским конструктором ещё не всё потеряно.
– “Розой” будет управлять мобилизованный солдат? – спросила Виктория, с заворожённой улыбкой смотря на цеппелин.
– И не только ею. Товарищи, часть армии перешла на нашу сторону, а значит завтра всё произойдёт!
Все были полны решимости. Улыбки не сходили с их лиц, они не испытывали ни тревоги, ни страха, ибо знали, что таков им предначертан путь. Вернее, такой путь они выбрали сами. Окончательный план захвата столицы был таков: пока перешедшая на сторону части воинских подразделений будут вести ближний бой с теми, кто остался предан правительству (здесь Заславский снова сделал акцент на том, что эти самые воинские подразделения могут предать их в любую минуту), сами революционеры пойдут к Красной площади и к Дому правительству через тоннели метрополитена (инициативу за подземный вариант оставила за собой Анна). Риск гибели повстанцев в связи с этим значительно уменьшиться. Затем, когда представители власти окажутся окружены, они выпустят тяжёлую артиллерию, как это было сделано в 1993 году. С каждым захватом нового здания, – отключат все блоки питания. И только арестовав всех членов правительства, предъявив обвинения в игноре первого импичмента, можно было считать государственный переворот успешным.
В первые дни октября четверо суток подряд идут дожди. Не так, чтобы беспросветно и непрерывно: капает утром, днём на время прекращается, а к вечеру вновь поливают ливни. Плохой асфальт разъедает от разных химических структур, и он постепенно растворяется: сначала от горения, затем от грозы.
В огне, пропитанные остатками бензина, пылают автомобильные шины; сами машины всем своей конструкцией стоят поперёк проезжей полосы, брошенные хозяевами. На дороге появляются ямы, и проехать по ним практически никуда невозможно. А вот прямо впереди, посередине перекрёстка стоит одинокий чёрный рояль. Он горит: черные и белые клавиши выжигаются – несмотря на кардинально различный цвет, они превращаются в серый пепел.
Фонари на автостраде разбиты, а на прозрачное раздробленное стекло, разбросанное по земле, спускаются грязные, жёлтые листья. Помятая трава на обочинах вырвана с чёрной, рыхлой землёй. Грязь вместе с холодными ручьями и опавшими листьями растекается по всей дороге: она теперь отсвечивает синим, смоляным блеском.
Чёрные сучья голых деревьев устремлены резко в стороны, как растопыренные пальцы. Ледяной ветер треплет их, заставляя колебаться из стороны в сторону. Окраины будто вымерли: тишину этих мест нарушает только шелест дождевого потока. Магазины закрыты, окна разбиты, проходы забаррикадированы.
Зато центр города оживлён как никогда. Больше всего Москва сейчас похожа на Берлин весной сорок пятого года. Со Второго кольца слышен шум выстрелов правительственных частей, а кордоны отрядов ФСБ, оставшихся под контролем правительства, выезжают на горячие точки. Правоохранительные силы держат напор экстремистов, как могут: лица радикалов скрыты чёрными респираторами, только на их одежде виден отличительный знак: белая лента, ибо отныне правая и левая стороны были объединены, и составляло теперь полноценную боевую силу. Эта организация отныне называется “Новая оппозиция”
Защитники власти не сдают напор: это – приказ, это – их долг. Стрелять на поражение. Их выбор мучителен: с одной стороны – закон, который они обязаны защищать, с другой стороны – здравый смысл и мораль. Их мобилизовали ради того, чтобы защищать Родину, которую экстремисты хотят захватить. Они не знают, какие перемены принесёт этот переворот. Они не могут выпустить за пределы города мирных жителей: часть из них стоит на посту границы и с железной волей, загораживая проход семье с детьми, повторяет лишь одно:
– Извините, у нас приказ.
Кольцо блокады вокруг Дома Правительства сжималось. Министры и депутаты собрались в зале заседаний, понятия не имея, что делать и как отреагирует на новость объявления второго импичмента премьер-министр. Его одного пока что не было в здании. Вскоре раздался звук сирены.
– Они идут! – человек в распахнутом пиджаке вбежал в зал и тут же бросился к лоджии. Он был крайне взволнован, что совершенно противоречило его постоянному оптимизму и сдержанности. Люди, члены правительства и Совета Федерации столпившиеся вокруг, занервничали, кто-то даже кусал заусенцы на пальцах. И у всех мысли были только об одном… переворот!
«Прежней России больше не существует», «Российская стабильность завершена революцией», «Октябрь 17 – история повторяется?», «Ждёт ли Путина участь Каддафи и Януковича?» – пестрили обложки СМИ и прессы. Революция в Российской Федерации шла не первый день, но силы восставшего народа, казалось, только возрастали. Главная и самая ожесточённая схватка была в столице. Всё в этом грязном полотне смешалось воедино: красные полотнища, жёлтые лозунги, чёрный асфальт и серое небо. Толпы разгневанных людей на улицах крушат стёкла универмагов и магазинов – всё, что связанно с капитализмом и злополучными бумажками. Мерзкие, грязные купюрки – обыкновенная смятая бумага, которой так же успешно вытирать задницу.
Здания Государственной Думы и Дома Правительства всё ещё находилось под охраной спецназа, который безуспешно пытался разогнать митингующих и демонстрантов. «У нас есть права! Конституция на нашей стороне!» – кричали повстанцы. Толпа была больше, чем жалкий отряд ФСБ. Мирная манифестация к вечеру переросла в ожесточённую схватку между властью, оппозицией и народом. Кто разбудил их? Они никогда не должны были проснуться. Сбой в системе? Непростительная ошибка плана Даллеса и всё рухнуло? Это просто не могло случиться! Все знали, что когда-нибудь взрыв произойдёт, но никто не думал, что именно сейчас: в этот год и этот месяц. История же не повторяется! Или всё-таки …
– Что…что там творится? – не мог успокоиться премьер. Он одергивал галстук, хватался за голову, ибо к такому жизнь его не готовила.
– Там ораторы выступают, – ответили ему. – Вон на набережной, видите?
– Да вижу, я вижу. Двадцать первый век, а громят всё в подряд, как варвары, даже в 1917 такого не было… – человек сбился. Он замер, побелел, словно стена, схватился за сердце и медленно сполз на пол. Подчинённые с разных сторон бросились подхватывать его.
– Что с вами? – с ужасом спросили министры. Человек лишь слабым жестом указал в сторону толпы.
– Они… – задыхался человек, – танки ввели и дирижабли. Откуда?
– Видимо, захватили танковую часть. Им без боя сдают здания, – отвечали подчинённые.
– Какие новости от Запада? – не сдавался премьер. – Они могут послать свои войска на подавление восстания?
– В пять вечера “Оппозиция” захватила службу контактов, заблокировала интернет-обеспечение и телефонные контакты по Москве и всей области, перерезала главный кабель – связи нет не то, чтобы за границу, но и между субъектами РФ. Попросту отключили питание. Мы не можем заручиться поддержкой других стран, так как не можем связаться с ними.
Пока ещё второй человек в государстве с гневом хлопнул ладонью по столу. В разъярённом состоянии его ещё никто никогда не видел. Он терял над собой контроль, ибо всё шло совершенно не по инструкции.
– Что за чушь? А резервный блок питания? На экстренный случай?! – завопил он от возмущения.
– Изъяли, – тихо отвечали министры, – они всё предусмотрели: все пути и ходы.
– Чего они требуют?
– Импичмента. А также роспуска всего состава правительства и Совета Федерации. Послушайте, ввели танки, у них преимущества на всех фронтах.
– Вы пока власть или хера с горы, я вас спрашиваю?! Что, предатели, добровольно сдаться хотите?! Какому– то народишке? Они почти тридцать лет как шёлковые ходили – их всё устраивало, а теперь из-за этих социалистов всё коту под хвост?! Открывайте огонь: они испугаются и по домам разбегутся, всех дел! Что это за переворот – повторение девяносто третьего года? Или семнадцатого? Или вообще Робеспьерами себя возомнили? Что за дьявол “Новая оппозиция”? Выяснить мне всё, чёрт бы вас побрал!
С улицы донеслись звуки бомбёжки – это танки открывают огонь после долгих просьб добровольно разогнать состав Совета Федерации. Депутаты полностью лишены всей связи с Кремлём: не знают, что там происходит сейчас – сдался ли Кремль? Они должны были отослать части сухопутной и воздушной армии на подавление восставших, так где же эта армия? Ждать бесполезно – повстанцы окружают «Белый дом», как Красная армия окружила Рейхстаг. Общим голосованием было принято на мирной основе поговорить с лидерами переворота и быть может хоть о чём-то договориться.
– Мирная основа? – возмущённым до хрипоты голосом говорят ораторы – представители “Новой оппозиции” в рупор. – Вы, видимо шутите или забыли, что мы целых двенадцать дней предлагали вам мирно отречься от власти. Вы на компромисс не пошли. И более того – вывели на площади отряды ФСБ, которые чуть ли не до полусмерти избили мирношествующих людей. Вы читали Конституцию? В статье чётко указано: «Проведение мирных митингов и манифестаций разрешено». Вы, «пока – ещё – представители– власти» нарушили главный закон государства по большинству статьям, и какая ирония судьбы – закон, который же и создали сами двадцать четыре года назад.
– Мы вывели страну из кризиса, освободили от дефицита, голода некачественного советского производства, а вы хотите всё это вернуть? – пытались оправдаться министры и одновременно психологически надавить на радикалов. – Вы же нарушили…
– Хватит! – крик молодой революционерки прервал демагогию. – Вы и ваше ФСБ исчерпали себя! Народ устал терпеть капиталовую зависимость! Люди каждый день умирают по нескольку тысяч в стране, бесконечное число инфляций за эти двадцать пять лет, на пенсию, которые вы старикам выплачивали не то, что нормально жить нельзя – они не могут себе позволить буханку хлеба, лекарства, и выплата бесчисленных налогов. Вы всё переводили на доллары, российские деньги больше не имеют ценности! Вы устроили приватизацию, отнимая народное имущество, и ввели невыносимые проценты за кредиты, что средний класс за всю жизнь такую сумму никогда не выплатит. У вас в стране жировали жулики, воры и олигархи, а простой народ просто вымирал, боясь слово сказать: их за свои же права сажали в тюрьму, а теперь и убивают! Детская беспризорность и массовая деградация – ваш удел! И теперь вы предлагаете всё урезонить мирно? Мы повесим вас, господа, на Красной площади, так что пока не поздно вызывайте свои личные самолёты, вертолёты, дирижабли и валите из страны пока от вашего «Белого дома» не остались руины!..
Ровно в 19:17 в небо лебединым строем воспарили дирижабли. Спустя полчаса они разделяются: одна стая летит над Краснопресненской набережной, другая – над Кремлёвской. Серебристые валькирии, рассекая воздух, с противоположных сторон Москвы-реки устремляются прямо на Кремль и Дом Правительства. Эти здания разделяют всего несколько кварталов Нового Арбата. Во главе Восточной смертоносной стаи летит белоснежный воздушный крейсер с очертаниями красной розы на боку оболочки. Первая ракета, выпущенная из орудий “Розы”, должна была стать сигналом к началу танкового штурма по Белому дому и Кремлю.
Повстанцы понимали, что диалог с правительством абсолютно бессмысленен, а потому ждали лишь один выстрел. Рекламные щиты не горели, вечерние фонари погашены – в один момент Москва приобрела образ старого города столетней давности. Но это был не Петроград, не “Аврора” и не Зимний дворец – это был совершенно иной виток времени, намеренный наконец поставить во всём безобразную, но твёрдую точку.
Тишина и покой отсчитывали последние секунды… Цеппелин выстрелил. В 20:17 залп патрона громом пронзил небеса и разбудил весь город. Удар был нанесён прямо по центральному фасаду Дома Правительства. Земля дрогнула, окна разлетелись в осколки.
Президент находился в Кремле. Он просто сидел за столом в своем кабинете, сцепив руки в замок. Со стен спадала штукатурка, в окна было хорошо видно приближение белого цеппелина. Не нужно было отгораживать себя от обречённости, однако он завесил шторы.
– Владимир Владимирович, повстанцы вот-вот ворвутся в здание, – сообщали ему верные помощники. – Ваш личный самолёт уже готов.
Он поднял голову: покрасневшие глаза старого человека устало взглянули на протеже. В этом взгляде читался отнюдь не страх. Печаль, обречённость, но не страх. Он понимал, что с ним случиться, если попадёт под арест радикалов. Участь Каддафи. Как же он раньше боялся от этих слов, но теперь... Президент казалось принимает свою судьбу. Как чекист, пускай бывший, он должен был ответить по чести и умереть по закону. “Нет, – думал он. – Бывших чекистов не...”
– Идёмте же скорее! – призывали его подручные.
– А как же связь с Домом Правительства? – спросил он. – С Медведевым никакого контакта нельзя установить?
Помощники с сожалением покачали головой, ибо Белый дом был обречён. Так же, как и Кремль. И вся Россия. Президент тяжело вздохнул и поднялся со своего места, окидывая в последний раз свой кабинет: двуглавого орла и трёхцветный государственный флаг.
– Я за вами...
История умалчивает, что стало с президентом. Существует несколько версий завершения четвертого октября. По первой, президент смог улететь за границу в одну из восточных стран – в Китай или Южную Корею. Другие говорят, что он прибыл в Германию. Третьи придерживаются той версии, что повстанцы успели взять Кремль и арестовать президента, приговорив его к смертной казни. А некоторые считают, что пока к вылету готовили личный самолёт, он достал из сейфа именной пистолет и покончил жизнь самоубийством, как истинный чекист.
Однако ровно без восемнадцати десять раздались радостные восклицания.
– Президент бежал за кордон!
– Кремль наш, ребята! Ур-р-р-а!!!
Спустя три дня.
Красная площадь озарена белым сиянием съёмных прожекторов, над серой брусчаткой, окутанной чёрной рабочей толпой, парят цеппелины. Среди них летит и “Роза”, уже заклеймённая символом революции. Мавзолей открыт: уже никакие декорации не загораживали сооружение; а ровно в центре площади за короткий срок была сооружена импровизированная площадка-подмосток для ораторов, а над ней воздвигнут двусторонний плазменный экран, транслирующий саму площадь.
– Он размером с целую пятиэтажку! – восхищённо восклицали люди, собравшиеся на площади.
По бокам экран освещается маленькими фонариками, который дополнит картину общего освещения. На Спасской башне от подцветки с дирижаблей буквально горит пятиконечная звезда. И, несмотря на то, что была беспросветная, осенняя ночь, на площади собралось столько народу, сколько это место могло видеть только во времена второго ополчения. Кто-то из толпы уже начал свистеть в знак того, что им не терпится увидеть начало мероприятия.
Если это можно было назвать мероприятием: подведение итогов Всероссийского референдума. Ради такого события “Новая оппозиция” даже вернуло спутниковую связь, и теперь Останкино вновь транслировало на все телевизоры страны, но уже исключительно прямой эфир с Красной площади.
Референдум из-за того, что средств и времени не хватало на бюллетени и их подсчет, проходил совершенно в иных условиях: гражданин, слушая речь одного из кандидатов, которые представляли ту или иную сторону оппозиции, должен был всего лишь смс с ответами на пять вопросов, которые горели на экране. Вариантами ответов были либо “за”, либо “против”
Чёрная толпа, казалось, расстилается далеко за пределы площади: там не тысяча, а две, десятки тысяч людей, и им не видно ни конца, ни края. Тем, кто в сегодняшнюю ночь выступает с речью, крупно повезло лицезреть пятую стихию: неистовую и несокрушимую, имя которой масса, ибо у толпы нет ахиллесовой пяты.
– Граждане России, товарищи, – обратился к народу Заславский. – В сегодняшнюю ночь, с 7 на 8 октября должна решиться судьба нашей Родины. Для кого-то слово “патриотизм” – пустой звук, для кого-то – неистовый трепет души, вызывающий исключительно чувство любви и гордости. Прежде о слово “патриотизм” вытирали ноги, используя его как приманку, как сыр в мышеловке, на которое мы с вами велись, принимая такую действительность как должное. Но сегодня мы раз и навсегда поставим точку в беспределе и капиталистической прозападной системе! За эти полгода погибли сотни наших соотечественников, а за последние двадцать шесть лет их полегло больше, чем за всё время существования Советского Союза. Клевета и брошенная грязь на наше общее прошлое, отступление и прогиб по всем внутриполитическим фронтам – непростительная утеха для капиталистов и их боссам. Мы не дали свершиться смерти нашего поистине пролетарского духа! Духа российского народа, которого хотели уничтожить в пучине воин и тотальной лжи! Давно говорили о том, что у России всего два пути: кануть в лету, погрязнув в болоте обречённого на поражение капитализма, или возродиться из пепла словно феникс и возвратиться на прежние рельсы нашего развития. Пусть это знают все: и в России и в других странах – Россия не в эпохе своего затмения! И коренной перелом нами пройден. И если ваше решение – народное решение согласиться поддержать этот путь, то Россия, товарищи, воскреснет. Это будет тотальное её перерождение и через несколько лет вы не поверите, что был в нашей истории 91 и 93-е года. За нами будущее и за вашим решением!
На огромной плазме появился обратный счётчик. Все, кто находились на площади, затаив дыхание, шёпотом считали оставшиеся секунды до оглашения окончательных результатов референдума: десять... девять... восемь...
Белые ленточки, завязанные на запястьях, прикреплённые к груди развивались на ветру, который всегда усиливался к вечеру. В этот день общим голосованием было решено не использовать цветовые разграничения между левыми и правыми: не было красных знамён, не было синих лозунгов. Семь... шесть... пять...
“Новая оппозиция” замерла в ожидании. И хотя все они уже понимали, что битву за Кремль они выиграли, было необходимо, чтобы их, пускай пока временную власть, признал легитимной народ. Левым принципом большинства руководствовалась “Новая оппозиция”. Четыре... три... два...
... Один.
Табло загорелось белым сиянием и на фоне появились крупные чёрные буквы, составляющие те вопросы, на которые было предложено ответить народу. В скобочках под вопросами жирным шрифтом сверкали результаты.
1. Доверяете ли Вы президенту Российской Федерации? (40.1 %, ответивших “да”)
2. Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации и Правительством Российской Федерации с 2012 года? (23,9 %, ответивших “да”)
3. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации? (67.0 % ответивших “да”)
4. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации? (71. 2 %, ответивших “да”)
5. Считаете ли Вы легитимной заявленное Временное правительство Российской Федерации и заявленную новую оппозицию? (78.4 % ответивших “да”)
Крики, визг, рыдание, смех... Всю Россию потрясли в эту минуту людские эмоции. Счастье в каждом взгляде, в каждой улыбке и не вериться вовсе, что это происходило на самом деле. Россия сошла с ума, но это был первый крик человека, который вышел из длительной комы или летаргического сна. Как первый крик новорожденного младенца – в устах каждого. Действительно, это была всеобщая радость. Не играло музыки, не запускали фейерверков – и никому они не были нужны. Человеку, охваченному абсолютным счастьем, не нужна была лишняя атмосфера. И даже заядлые скептики и пессимисты пустили слезу. Да, предстоял выход из кризиса... Но это ничего. Ведь ничего страшного! Ведь если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно...
Искренний восторг и слёзы. Как тогда, давным давно, когда страна рыдала от залпов Великой победы, когда пришло известие о первом человеке в Космосе. Народ с тех пор уже успел забыть с тех пор, что такое настоящая радость. И можно уже наконец вскочить со своего стула и закричать во весь голос: “Вы же не верили, а я вам говорил! ВЫ НЕ ВЕРИЛИ!..”
А что творилось на площади!.. Толпа обезумела от всеобщего прилива эмоций: люди обнимались, плакали, кричали. Какой это был тяжёлый путь, и с каким сердцем принимаешь то, что всё уже кончилось. Скепсис, неверие, непонимание и счастье. Бесконечное счастье, которое ничто никогда не нарушит...
Из ближнего края толпы грянул выстрел. Люди, перепуганные грохотом пальбы, закричали и бросились в стороны – лишь бы не на землю, иначе неминуемо затопчут. Михаил Орлов, стоящий рядом с краем сцены с ужасом увидел, как Виктория, схватившись за шею, издала звук, похожий одновременно на рычание и визг. По рукам, с шеи на плечи заструилась ярко – алая жидкость из простреленной артерии. Виктория медленно опускалась на землю, практически теряя сознание и задыхаясь, но не отнимала руки от ранения. Орлов первый бросился к ней. Он подхватил девушку, перенимая у неё право задерживать пульсирующее кровотечение.
Он бормотал какие-то сумбурные слова, паниковал и одновременно старался успокоить, повторяя, что мы выиграли и теперь всё будет хорошо. Виктория ничего не слышала. Она, побелев словно мертвец, старалась только сквозь нетерпимую боль улыбаться ему: в голубых, больших глазах блестели слёзы. Так, как ценила его товарищество она – не ценит незаменимого сотрудника даже босс мафии, и если начало их отношений было пропитано негативным раствором, то сейчас Виктория чувствовала аромат тюльпанов. Её улыбка продержалась недолго, девушка закатила глаза и окончательно рухнула вниз, раскинув руки.
– Найдите кто стрелял!.. – кричали Вульф и Заславский.
– Скорую! Скорее скорую!..
На помощь Орлову: его одежда и руки пропитались кровью социалистки – подбежал брат, Анна, Муравьёв, и даже Герман Шустов был обеспокоен покушением. Он опустился на колени рядом с левыми.
– Снимайте ленты, – произнёс он, проверив пульс девушки.
– Нет, не надейтесь! – закричал в исступлении Миша. Слезы выступили из его глаз. Господи, почему она? Однажды он уже пережил гибель близкого человека – стал свидетелем. И вновь понимание смириться с утратой гибели… Его не было. – Она умирает, а вы её уже хороните! Я знаю, что она ещё жива! Жива! Слышишь, сука?! Жива!
– Заткнись, Орлов! – жестко перебил Шустов. – Ты своими криками только приблизишь её смерть. Снимай ленту, побыстрее, если хочешь, чтобы она выжила. Всё снимайте ленты!
Сергей понял, о чём говорит Герман, а потому сорвал с запястья ленту и отдал её правому. За ним последовали остальные. Шустов, получив достаточное количество, связал из них повязку и жгут. Он запрокинул голову Виктории, гневно выругавшись за то, что у неё такие длинные волосы, перевязал ей шею. Белые ленты в одно мгновения око стали алыми. Таким же цветом, как знамя партии большевиков.
РСФСР. Москва. 18 Марта 1919 г.
–... Смерти, смерти, голубчик...
–...Пятиминутная готовность до открытия!..
–...Прочь с дороги, мне нужно к Ленину!..
Шум переполнял здание и разрывал ушные перепонки. В таком неистовом хаосе голосов человек рисковал потеряться. Люди содрогали воздух баритонами, каждый из них издавал рык или визг со своим особым требованием, кои в общей свалке голосов невозможно было различить.
– ...Безликая масса. ТОЛПА!..
– ...Убили, право, кошмар...
– ...Кто по сему виноват? А народники-то, вспомните!..
Словно им этого давящего напряжения было недостаточно, словно они хотели разорвать на части, прожевать до кровавых жил, а затем выплюнуть, как гнилую падаль. Как у них хватает духа не слышать слова других, но всё равно продолжать гнуть свою теорию.
– ...Троцкий это упустил! Его политика!..
– ...Да от простуды, милейший! Обычная “испанка”...
Перед глазами Льва всё мелькало и кружилось. Ему явно нездоровилось, он чувствовал в себе некое недомогание, слабость и опустошённость. Пробираясь сквозь толпу делегатов, мужчина даже не представлял, что к концу съезда ему станет ещё хуже. А пока наркомвоенвор рукой оттягивал петлю галстука, чтобы тот не так сильно давил на шею, затрудняя дыхание. Интуиция товарища Троцкого не подвела: он подозвал к себе Григория Сокольникова – мрачного члена реввоенсовета для важного поручения.
– Григорий Яковлевич, прошу вас зачитать мой доклад о военном положении и военной политике, – с просьбой обратился наркомвоенмор. – Вас это не затруднит? Я чувствую себя не очень хорошо.
– Хорошо, Лев Давидович, – коротко кивнул Сокольников.
Он уже был знаком с текстом доклада, однако вновь погрузился в его содержание, удаляясь в сторону под напором толпы. Троцкий с облегчением выдохнул: не пришлось уговаривать. Всем было тяжело, особенно сразу после похорон. Голова вновь закружилась. Перед глазами вновь запестрели отдельные оттенки и цвета, ноги подкосились, и Троцкий обязательно потерял бы равновесие, если бы за локоть его не удержал председатель ВЧК.
