Текст книги "Двадцать и двадцать один. Наивность (СИ)"
Автор книги: Das_Leben
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 51 страниц)
– Зачем ты снова ко мне явился?!
Тёмная зала, куда ни проникает ни толики света – настоящие дьявольские катакомбы. Пустой болотный вестибюль изначально широк и просторен, пока тёмно-жёлтый узорчатый линолеум и синие стены, параллельные друг другу, не начали извиваться и сжиматься. Эти бардовые, тяжёлые занавески весили каждая по пуду. Их истерика разом прекратилась, окна очень плотно завешаны. Одно мгновение и вестибюль уже достиг размеров маленькой комнаты, заставленной столами, шкафами с медными канделябрами и серебряными пробирками. Около занавесок – отгороженный каменный камин, над которым висел гобелен – двуглавый орёл.
Старец опять его прогоняет. Сколько можно, сил претворятся больше нет. А тот стоит на своём: худощавый, долговязый длинноволосый мужчина – ему было в пределах тридцати, но в народе все поголовно звали его «старцем». Он был одет в чёрную мантию, и крест на шее висел железный. Железный, как и его убеждения. Возвышается, всем видом показывая свой так называемый потенциал. Сдержан, но разозлён.
– Я хочу знать код Каббалы! – смело крикнул молодой Свердлов.
– Я не раз говорил, дурная твоя башка, что ничем не могу помочь.
– Нет. Прошу, для Вас несложно, – Свердлов пал на колени, умоляя о снисхождении. – Мне нужна хотя бы справка.
– Код Каббалы мне не известен и никогда известен не был. Сколько нужно повторить? – небрежно бросил прозорливец. – Или ты не понимаешь?
– Но всё-таки дайте координаты, где я могу узнать его?
– Скверный ты человек, Яков, – «старец» покачал головой. – Мысли злые и корыстные в голове своей таишь, помыслы хитрые. Против Христа пойдёшь, да ты и так иудей, как погляжу. Так слушай, если бы знал я, где тайна эта скрыта, не говорил бы с тобой сейчас.
– Не заговаривайте зубы, – прошипел молодой человек. – Не увиливайте, вы что-то знаете.
– Я не знаю кода Каббалы, но знаю, когда тебе он откроется.
– Когда же?! – держаться в покорности у Якова не хватило терпения. Он вскочил с коленей.
– Уничтожишь семью целую, и во славу Сатаны отрежешь головы трёх её членов: главы, среднего и самого младшего, – с холодной иронией произнёс человек. – Кровь каждого дороже и старше трехсотлетних вин заморских – непростая кровь. Покуда не останется ни одного потомка и продолжателя рода, так и откроется тебе код Каббалы. Способен ли ты на такой грех?
– Что за семья? – требовал иудей.
– А вот этого знать мне не велено: не доживу до того уж времени. Меньше осьмнадцати предписано мне на свете этом. В этом ты со мной схож.
Слова проповедника были полны спокойствия и сдержанности, что до безумия напугало революционера.
– В каком таком смысле? – пролепетал Свердлов.
– Я знаю имени своего убийцы – Феликсом величать, – пророк яростно сверкнул зелёными, пронзительными глазами, и вмиг пространство треснуло и наполнилось нефритовым светом. – Вот и ты теперь знаешь…
Свердлов очень быстро пришёл в себя. Моргнув, перед глазами вновь возник длинный коридор Смольного. Яков осторожно дотронулся до затылка – создалось ощущение, словно по голове ударили чем-то тяжёлым. Даже казалось, что кто-то нанёс ему сзади удар нарочно, чтобы жертва потеряла сознание.
– Парировал, – тяжело дыша, проговорил Свердлов. Никто не бил его – было ясно, как небеса за окном.
А этот до мерзости честный поляк не превосходил его ни в уме, ни в хитрости – лишь в единственной веще: умению выявить самые тёмные, запертые на семь замков, закоулки человеческой души. Если бы Свердлов умел бы не лгать, умел всего лишь укрепить внутреннюю, оборонную самодисциплину, то смог бы самостоятельно, не прибегая к такому риску, как разоблачение. Теперь он жалел, что связался с Дзержинским: слишком принципиально правдивый, чтобы вести с ним дела.
– Так вот какова твоя истинная цель: убийство княжеского рода, – с презрением прошипел Дзержинский, – ради цифр?
– Это не просто цифры, Феликс, – Свердлов схватил Дзержинского за рукав – даже пытался не искать оправдания. – Ты знаешь сам, что знание кода даёт возможность управлять мировой экономикой. К чёрту экономику! Всем, чем только возможно: политикой, структурами, системой. Неограниченная власть, неограниченные возможности!
– И из-за этого ты выбрал РСДРП(б)? Яков, ты знал, что победит наша партия.
– Я сам приложил к этому немало усилий!..
– …Однако только потому, чтобы стать уполномоченным лишить жизни целую семью! – гневно воскликнул Дзержинский и с силой вырвал руку.
После таких слов Свердлов выпрямился, как ни в чём не бывало, поправил воротник куртки и снисходительно произнёс:
– Что ж, мне жаль, но ты сильно заблуждаешься. Переубедить тебя я не смогу, поэтому думай, как угодно. Я, возможно, в юности и пытался раскрыть код Каббалы. Не скрываю, стремился узнать, каким образом он мне откроется, но теперь же, когда мы и так у власти, скажи мне одно: какой смысл?
Дзержинский не изменился в лице: ему была знакома такая уловка – виновен сам, так заставь почувствовать виноватым другого. Бросив поспешный взгляд на окно, обнаружил, что ни Зиновьева, ни Сталина во дворе уже не было. Вид Свердлова был настолько убедительным, что в разуме Железного Феликса появились некоторые сомнения. Энергетическая дуэль, в конечном счете, привела к ничьей.
– Не знаю, но обещай, Яков, что не станешь вершить самосуд над Романовыми. Пока что они в Екатеринбурге и в данный момент никакой угрозы не представляют. С Николаем Александровичем вопрос другой и совершенно отдельный.
– Как скажешь, Феликс, – кивнул Свердлов, улыбнувшись. – И попрошу на основе взаимного доверия больше не использовать друг на друге телепатию. А за Сталиным нужно хотя бы присматривать.
– Оставь, – бескомпромиссно отрезал Дзержинский и неожиданно перешёл на «вы». – Слишком много на себя берёте. За Кобой не стоит ничего, кроме слепого любопытства. Он немощен, поэтому можете не тратить своего времени. Он говорил, что убийцу будут звать Феликсом?
– Да, – пробурчал большевик. – Так разве это не ты?..
– В прошлом году я сидел в Москве, следовательно не я.
– Распутин утонул, и если это вдруг как-то связано с политикой, – задумался Свердлов, – то к несчастному случаю может быть причастен князь Юсупов.
– Юсупов хотел смерти ближайшего друга и помощника Николая?..
– Всё, нам пора, потом договорим, – не выдержал Свердлов, и, взяв под руку Дзержинского, кинулся к кабинету Ленина.
Перед столом председателя наркомата сидел Коба. За неимением собственного кабинета, он часто отсиживался у Ильича. Позади стояли Каменев, Зиновьев, Рыков. Троцкий явился самым последним, злостно зыркнув на Кобу, и сел прямиком напротив него. Вдруг на колени Льва прыгнуло нечто рыжее и тяжёлое. Смольный включал себя огромную площадь и большую территорию, поэтому Владимир Ильич, который был настоящим кошатником, мог смело содержать здесь несколько котов. Троцкий любил собак, однако, мимикой выражая огромное раздражение, погладил кошку по голове.
– Заседание ЦК объявляю открытым, – объявил Ленин. Он был мрачным и серьёзным, улыбки на лице не было. – Сегодня рассматривается единственный вопрос. Контрреволюция и так называемая белая армия доминирует и наступает. Наша ситуация чрезвычайна и шатка. Каждый час, каждую минуту рушатся дома и гибнут рабоче-крестьянские люди. Я много думал над этим нелёгким вопросом, пытаясь найти на него ответ. Вчера мы разговаривали о том, что нам нужен специальный орган, который будет заниматься устранением и уничтожением противников советской власти. Гнусные меньшевики, правые эсеры, кадеты и прочие под личиной зависти и властолюбия не жалеют ни страны, ни народ. Орган решили назвать Чрезвычайной Комиссией… Всероссийской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Товарищи, без прочих обобщений прошу голосовать. Кто за принятие и легализации этой комиссии?
Все, кто находился в кабинете Ленина, незамедлительно подняли руки.
– Хорошо, – кивнул Ильич, – теперь же давайте поговорим непосредственно о составе. В такой комиссии должны работать люди неимоверной храбрости, мужества и отваги. Это нелёгкое бремя должны нести люди преданные своим убеждениям, советской власти и революции. Не такая полиция, какая была у царя и у Керенского, а настоящие герои, неподкупные и безжалостные, которые смогут уничтожать и брать под арест контру без всякой жалости и снисхождения. Первый состав определён, список зачитан. А председателем должен стать кто-то из нас, из здесь присутствующих. Товарищу Троцкому этой должности не предлагаю, так как у него есть заботы во внешних функциях и в своём министерстве.
– Я не выражал особого желания, занимая должность наркоминдела, – фыркнул Троцкий, скрестив руки на груди, предварительно согнав кота с ног. Он зашипел, имеется в виду животное, незамедлительно расположилось рядом с Ильичом.
– Однако ты её занял, изволь же исполнять, – тут же отрезал Ленин. – Для тебя сейчас важен вопрос о Брестском мире.
– Приграничный конфликт – это бред и позор!..
– Итак, я повторяю, что на этом заседании мы рассматриваем один вопрос, – перебил Ильич возгудания Троцкого и добавил: – Право регламента не давали. Товарищи, ваши предложения: кого можно назначить председателем Чрезвычайной Комиссии?..
– Может, лучше ЧК? – предложил Свердлов. – Всероссийская… ВЧК при совете народных Комисаров?
– ВЧК СНК, – сократил нарком по внутренним делам Рыков. – Давайте так и запишем в отчёте. Почему секретари не позаботились об этом ещё вчера?.. А председателем ВЧК должен быть тот, кто сейчас менее всего занят. Ну и естественно, обладающий всеми теми характеристиками, которые предложил Владимир Ильич. Товарищ Свердлов?
– На данный момент я занимаюсь председательством во ВЦИК, Алексей Иванович, – Яков покачал головой. – И говорю честно: главенство в ВЧК я не потяну.
– Может быть, кто-то хочет предложить свою кандидатуру? – вновь повторил вопрос Ильич, стуча карандашом по столу. – Ну, есть среди нас храбрецы? Нет, Лев Давидович, даже не заикайтесь.
– Не очень-то и хотелось, – обиделся Троцкий, отвернувшись. Тут же в поле его зрения попал молчаливый Дзержинский, сидевший у окна. – Феликс Эдмундович, а вы бы не хотели?..
– ...Стать председателем ВЧК?
– Ну да, кажется вчера вы были не против, взяли на себя ответственность за первоочередной состав. А что всё в штыки принимать?
– Поддерживаю товарища Троцкого! – воскликнул Свердлов. – Феликс Эдмундович имеет бесценный опыт общения и контактов с типичными контрреволюционерами, а также устройство системы тюрем. Просто никто из нас не справится с подобной работой, а товарищ Дзержинский человек ответственный.
– А ведь я предупреждал, что больше полугода мы не протянем, – вздохнул Каменев, опершийся кулаком на щеку. – Белые церемониться не станут.
– Так, товарищ Каменев, прекратите демагогию! – повысил голос Троцкий. – Вы как относитесь к тому, чтобы товарищ Дзержинский стал председателем ВЧК?
– Никак, но всё же лучше, чем ничего. Я бы лучше голосовал за Петерса...
Всеобщий распри затянулся примерно на десять минут, покуда Ленин и Дзержинский не произнесли ни слова.
– Вы тут спорите из-за меня, а я так и не высказался насчёт предложения товарища Троцкого, – сказал Феликс так, чтобы все остальные притихли. – За меня не надо ничего решать, товарищи.
– Феликс Эдмундович, – Ленин улыбнулся, – я согласен с товарищем Троцким, Свердловым и остальными. Мне кажется, никого лучше на эту должность мы никогда не найдём. Вы – наш пролетарский якобинец. Соглашайтесь, вы достойны этой должности как никто другой.
Дзержинский вздохнул, но спустя несколько секунд ответил:
– Хорошо, я согласен.
– Какой вы умница, Феликс! Даже уговаривать не пришлось, – радостно воскликнул Ленин. – Так, брысь отсюда, товарищи...
Коба и Троцкий, сидевшие перед Ильичом, переглянулись. Рыжая кошка как сидел на коленях у вождя, так и продолжал сидеть, значит, Ленин обращался вовсе не к животному.
– Что смотрите? Вы, вы, Иосиф Виссарионович и Лев Давидович. Отсаживайтесь, пусть здесь сидит председатель ВЧК, место и карьера которому не важны!
Лев Давидович и Джугашвили насупились и, ничего не сказав, отсели на задние стулья. Дзержинский пересел на место Льва.
– Ах, да! Совсем забыл об официальности. Товарищи, кто за принятии Феликса Дзержинского пост председателя ВЧК? Большинство? Ну, вот и славно, – Ильич был очень доволен, в первую очередь собой. – О, да у нас тут ещё целый час в запасе имеется. Объявляю регламент! Кто-то хотел высказаться?.. Львы? Товарищ Каменев? Товарищ Троцкий?
Коба тут же бросил взгляд на бывшего друга. Каменев смотрел на Ленина исподлобья, покрасневшие глаза его были полны какой-то злопамятной обиды и больной грусти. Ещё в октябре он предупреждал Ильича о том, что завистливые меньшевики и эсеры будут бороться за власть, поэтому, чтобы не допустить жертв и Гражданской войны, стоит разделись с ними места в правительстве. Но Ленин, конечно же, не послушал его. Каменева никто никогда не слушает ещё с июня, с сентября. Только Зиновьев поддерживал его. И Лев, во всплеске отчаяния, снял с себя все полномочия председателя ВЦИК, на который скоренько назначили покорного Свердлова.
И теперь Ленин требует мира с немцами, теперь он снова никого не слушает. Но Каменев слишком самонадеянный, чтобы бросить все усилия что-то поменять...
5 мая 2017 г. Санкт-Петербург. Зимний дворец.
– Приехали, – заметила Виктория, вырывая у Орлова листочки. – Дочитаешь в следующий раз, приятель.
Огороженный позолоченным забором зелёный, сказочный дворец искрился в солнечных лучах. За сто лет совершенно не изменился. Дизайном он напоминал “Царское село”, но, как по мнению автора, “Зимний” был гораздо красивее и величавее. Дворцовая площадь практически пустовала: основная часть народа толпилась у дверей ко входу в музей “Эрмитаж”. И даже не верилось, что когда-то в эти самые позолоченные ворота вторглись восставшие, а в ту дверь бежал Керенский. А может быть, экстрасенсы правы, и места действительно хранят энергетику времени?
Миша вскоре понял, что содержит первая сумка Виктории. Отстояв очередь, они прошли в первый зал третьего музея мира. Глаза девушки тут же ревниво заблестели, она дрожащими руками поспешно надела очки. На стенах висели портреты генералов и солдатов, которые принимали участие в Отечественной войне 1812 года. Пока экскурсовод: женщина самых что ни на есть буржуазных манер пламенно рассказывала о каждом из этих военных, Тори успела пробежаться по соседним залам. Вернулась бледная и тихим голосом прошептала:
– Там Да Винчи...
– Кто? – переспросил Муравьёв из-за шума в ушах: по технике музея каждому посетителю выдавался наушник куда передавались все слова экскурсовода.
– Да Винчи Леонардо. Господи, это действительно он! Так, поспокойнее, значит, я буду в том зале на пленэре, вы идите и меня не ждите.
– На чём?
– Хватит уже! Пленэр, это когда художники рисуют или срисовывают оригинальные изображения или пейзажи. Я всегда мечтала попробовать скопировать какую-нибудь работу Да Винчи и упускать такую возможность не намерена.
– А говоришь “не люблю искусство, не люблю искусство”... Фи!
Виктория, ничего не ответив, села на раскладной стул рядом с другими увлеченными живописью “собратьями”, вынула из сумки альбом А2, и чемоданчик с карандашами, красками и кисточками и с силой махнула рукой товарищам, дескать “идите, не позорьте меня”.
Миша с Муравьёвым осторожно ходили вместе, дабы не заблудиться в бесконечных залах и комнатах. Они жутко обиделись на Дементьеву, за то, что она их бросила и не могла пояснить значение слов “абстракционизм” и “постимпрессионисты”. Чувствовали себя полными дураками, прямо скажем. Вы проходите в зал Египетского периода и видите двух молодых людей, которые держатся в стороне, подозрительно вглядываясь в размотанный труп мумия.
– Господи, упокой душу бедного этого человека, – произнесла женщина, всплеснув руками.
– Верно, не успокоена его душа, похоронили, а тут лежишь на показ, где все фотографируют, – кивнул мужчина, почесав затылок.
Выражение лица усопшего было действительно страшное и мученическое. Миша сглотнул, подумав, что человек, лежащий в Московском мавзолее, выглядит примерно также. Ему стало его очень жалко, но дольше пяти минут Орлов не смог простоять рядом с экспонатом, а отошёл в сторону из-за подававшего признаки приступа рвоты.
Вдруг Михаил в глубине некой группы людей, жадно слушающих экскурсовода, увидел человека. Мужчина как мужчина, ничего особенного, если бы этот человек не был бы как две капли воды похож на следователя, который застрелил отца. Слишком хорошо запомнил парень его лицо, за доли секунды, но запомнил. А если бы была возможность услышать его голос, то Миша бы смог отомстить тому за всё. Но, подожди, вдруг ты просто обознался? И это было бы прекрасно, однако стоит проследить за ним, упускать такую возможность было нельзя ни в коем случае!
Орлов тогда ткнул в него ножом, за полгода такой шрам не должен был пройти бесследно. Нужно выяснить – если шрам есть, значит, это он. Вот это удача, как после такого не поверить в судьбу? Решил просветится на больничном товарищ следователь, только единственная проблема – он знает Орлова в лицо. Но он думает, что преступник в тюрьме. В любом случае необходимо проследить за ним незаметно.
На этот раз Михаил Николаевич Орлов его не упустит!
====== Глава 32. Маленькая утопия ======
Где свободная пресса? Где журналисты?
Где точка зрения, которая неофициальна?
Они судят малолетних фашистов,
А наши власти, конечно, чисты кристально...
Тимур Кузьминых.
*
Глядя на мир из ироний,
Стою на ветру, курю,
Давайте без церемоний!
По пятницам не подаю.
Неизв. автор.
5 мая 2017. Санкт-Петербург. Зимний дворец.
Проследовав за мужчиной несколько залов, Миша понял, что заблудился. Спустя ещё несколько минут он заметил, что группа московского следователя уже идёт на выход. Времени рассуждать не было: если решил, что отомстит, значит, так оно и будет. Следовало бы предупредить Викторию об этом… Орлов остановился возле контролерского щитка, нервно лицезря, как цель умиротворённо покидает Эрмитаж.
Нужно было срочно звать кого-то. Миша опустил голову, вспомнив, что Дементьева занята и полностью поглощена творчеством, а Муравьёв наверняка за тридевять залов проверяет на крепость рыцарские доспехи. «Вот буржуи, – гневно подумал Орлов, – по музеям, значит, ходить время есть, сноски исторические читать – тоже, а как разбираться с реальными делами – заняты».
Михаил вышел из Зимнего дворца и оказался прямо в центре Дворцовой площади. Он жалел, что своей нерешительностью потерял ценнейшие секунды следования, но тут же юноша заметил, как мужчина накидывает на себя тёмную куртку и спешно направляется на левую сторону площади между протяжёнными светлыми воротами и жёлтыми зданиями. Орлов, подняв воротник, спешно ринулся за ним. Спустя около пяти минут его цель, не пройдя по зелёному мосту, пошла вдоль набережной реки Мойки.
Долго же тянулась набережная. Миша шёл след в след за мужчиной в чёрной куртке, не обращая ни секунды своего внимания, ни на что, кроме своей цели. А обратить было на что.
Весенний Петербург был поистине великолепным. Красивее мая, наверное, мог был только октябрь или декабрь: природа расцветала, пробуждалась от долгого зимнего сна. Было совсем не холодно, распогодилось: солнце светило яркими лучами, сияя в отражении голубой, бирюзовой Мойки. Деревья распустились изумрудными молодыми побегами, каждый листочек её сверкал бриллиантовыми каплями росы, исправившегося утреннего тумана. Синее небо окаймилось перистыми, пушистыми облачками, рассыпанные по всему лазурному простору. И сквозь это дивные, девственные очертания весенней природы – седые, каменные дома, каждый из которых были тесно прижаты друг к другу. Удивительно, что все они сохранили свою историческое великолепие и красоту, через один висели сноски, дескать, проживала в этом здании с такой-то по такой-то год известная личность.
Пройдя чёрные ворота с мраморной табличкой «Высшая школа народных искусств», мужчина резко свернул на пыльную проезжую часть. Михаилу пришлось капитулировать назад и пойти другим путём – через окраинный мост. Цель проследовала мимо ресторана «Паркъ» и вышла на прямую мостовую, которая вела к целой площади, которая была покрыта сочной, зелёной травой, рощистыми деревьями, пёстрыми цветочками и кустарниками.
Орлов замешкался на светофоре, пробежав лишние метры, вернулся к проезжей части и кинулся к Марсовому Полю. Дороги площади снова ветвились, но гражданина в тёмной куртке видно не было. Миша выругался, хотел было уже помчаться бегом по центральной тропинке, как вдруг его тело обмякло, голова закружилась от боли из-за сильного удара сзади. Орлов пошатнулся и рухнул без сознания.
*
Орлов очнулся спустя четверть часа и увидел перед собой пару жёлтых глаз, глядящую на него в упор сверху вниз. Страшные, сощуренные – глаза дикого животного, которое могло в любую секунду броситься на свою жертву и разорвать её в клочья. Но оно чего-то ожидало. Готовилось к явному подвоху.
– Что вы хотите? – спросил Орлов. Он не знал, что нужно делать в подобных ситуациях – уроки ОБЖ он обыкновенно прогуливал. Помнилось: не провоцируйте преступника...
– Следуешь за Нефедовым, да?! – воскликнул нападавший. – Ты из его отдела? Много отбросов наскрёб?
Михаил сделал резкий рывок вперёд, попытавшись освободиться из-под ног неизвестного, однако последний ловко схватил и прижал его к ограде. Тут Орлов смог разглядеть лицо неизвестного, и странная улыбка появилась на его лице: в хрупкой, но сильной шатенке с причёской каре он узнал первомайскую воровку, которую видел на демонстрации коммунистов. Просто день случайных, но закономерных встреч!
– Что лыбишься? Я не спрашиваю дважды, – прорычала она, приставив кулак к лицу юноши.
– Ты чего от меня хочешь? И кто такой Нефёдов? – Миша состроил гримасу непонимания. – И вообще, это ты меня вырубила?..
– Не корчи из себя идиота! – прошипела девушка, нахмурив брови. – Я помню тебя: ты следил за мной на митинге, и шум поднял тоже ты. Я не щажу такого ублюдства, тебе и твоим боссам осталось немного…
– Воу, воу, воу! Во-первых, тогда я даже не пикнул, детка, а во-вторых, причём здесь боссы? Может быть, если ты такая прыткая, то просветишь меня, за что это мне недолго осталось?
– Не заигрывай со мной, – шатенка прижала левую руку к горлу Миши и сдавила так, что у юноши скрябнула челюсть. – Это было предупреждение, шавка… Хм, а ведь действительно щенок. Сколько тебе?..
И она начала бесцеремонно шарить по карманам парня. Орлов попытался сглотнуть, но стальная хватка воровки была такой сильной, что не позволяла даже стабильно дышать. Он понял, что соврав, лучше себе не сделает.
– Семнадцать, – прохрипел он.
– Врёшь, мразь! – воровка с силой тряхнула его. – Где документы?
– Нет документов… Я здесь под другой фамилией.
– Говори настоящую! – потребовала она.
– Орлов…
Миша прикусил язык. Возможно, сейчас он допустил самую огромную ошибку в своей жизни. А вдруг это шпионка демократов? Вдруг она давно наблюдает за ним, а теперь ждала нужного момента? Ведь воров, особенно девушек, сложно в этом заподозрить – превосходная конспирация. Но чёрт, она была такой сильной и экстравагантной, что Орлов бы не сегодня-завтра раскололся. А так был под давлением: если выживет, будет чем оправдаться.
Но случилось обратное. Девушка охнула, изменилась в лице, и… отпустила Михаила.
– Орлов? – шёпотом проговорила она. – Тот самый? Ты же в Московской тюрьме…
– Да-да, тот самый, – Миша кивнул, стараясь не делать резких движений. Криминальная популярность, наконец, пришлась ему на пользу. – Знаешь, новостям сейчас верить – последняя вещь.
– Не врёшь? – сурово спросила воровка, подозрительно смотря на Орлова сквозь растрёпанную чёлку. – С чего тебе верить? Чем докажешь?
– Поверь на слово, – огрызнулся парень. Когда шатенка перестала давить на него, он вспомнил, что во всей этой канители упустил следователя, который за это время успел скрыться в неизвестном направлении. – Короче, я пошёл! Ты, блин, меня избила, а этот… Нефёдов… сбежал!
– Разбежался, – шатенка стиснула его запястье и повлекла через поле по уличным подворотням.
Пройдя несколько кварталов, она толкнула Мишу к стене, огороженную воротами и многочисленными постройками восемнадцатого века, вынула из кармана джинс старомодный мобильный телефон-раскладушку и прижала к уху.
– Гарик, это я. Да. Содом, мать его, и Гоморра, доволен? Значит так, хватаешь у Борика “Коммерсантъ”, не помню за февраль или март... Бери короче обе и катишься сюда! – воровка метнула острый взгляд на номер дома, у ворот которых стоял Миша. – Аптекарский переулок, “четыре”. Жёлтый такой дом, четырёхэтажный. Не заблудишься, быстрее давай.
Миша тем временем в мыслях лихорадочно перебирал все пути побега. Он повернул голову налево: за рядом припаркованных машин виднелись расписные купала неизвестного храма. Можно было бы перескочить через автомобили, а если не получится... Нет, такой риск не оправдает ожиданий.
Можно было бы бежать прямо по переулку, да только у воров реакция мгновенная: если мчатся напрямик, то обязательно догонит.
Податься направо означало вернуться к Марсовому полю, вот только не будет ли там поджидать его ещё какой-нибудь деятель криминала? Звонила она явно своему пособнику, значит, работает не одна. “Да у них там целый притон! – подумал Миша. – Чёрт, их же можно накрыть... Э, куда-там, я сам криминал, с дуру ляпнул про фамилию. Странно она ведёт, закипишовалась. А вдруг они будут меня пытать? Нет, зачем им это, отняла бы деньги и скрылась снова в кустах. Здесь явно что-то глобальнее...”
– А теперь давай-ка побалакаем, – воровка сложила телефон, тряхнула волосами и приблизилась к юноше, загородив левой рукой ему проход. – Скажи-ка, “якобы Миша”, если ты не в Москве, не в Кутузке, почему здесь? Перевели в “Кресты”? У тебя есть организация, которая заменила твою тушу на двойника, не так ли? И, открой секретик, где располагается твой штаб? Он же явно конспиративный, тайный... Я никому не скажу, – улыбнулась она.
Миша был ошеломлён, во-первых: девушка вела себя чересчур развязно, а Стокгольмский синдром пока не охватил Орлова, и во-вторых: он не понимал, что имела в виду воровка: партию Заславского или нечто иное, более радикальное?
– Двойник? Ну, тут я сомневаюсь, – покачал головой Орлов. – Мне говорили, что они нашли просто фигуру для битья и под моим именем засунули в каталажку. Им нужно было как-то загладить скандал...
– Ох, орлик, не договариваеш-ш-шь, – протянула она, сведя брови. – Ты хоть и крупная фигура в революционной среде, но мне это совершенно по фигу. Смекаешь? Можешь не водить носом и не высокомерничать со мной, я себе цену знаю и она не ниже твоей! Подумаешь, выживший сынок де-юро: американского шпиона, де-факто: талантливейшего конспир-оппозиционера. Я знаю: ты толком ничего не сделал, а возится с тобой твоя личная лейб-гвардия на побегушках. Они тебе, дурачку, наговорят очень много страшно увлекательных и красивых вещей, а сами вместо тебя подсунули явного двойника – невиновного человека, а тебе остаётся ходить и удивляться. Странно, что они вообще отпустили тебя гулять одного.
Миша не стал ничего отвечать воровке, подгадал нужный момент её замешательства и резко рванул налево, помчавшись прямо по дороге. И надо же было так оплошать – именно с той стороны приближался сообщник криминалистки, который с одного удара повалил Орлова на землю.
– Ну да, он, – вынес вердикт оглобля-Гарик через пять минут. – Ань, напугала ты его до полусмерти, бежал как оглашенный. Ты его убила наповал своими габаритами?
– Сойдёт и такой, что с ним церемонится? – холодно ответила Анна, с интересом разглядывая лежащего на дороге юношу, теперь уже с другой стороны. – Ну, вставай, давай!
Она подала Михаилу свою миниатюрную ручку. Нет, Орлов не ошибся, Анна была на редкость симпатичной девушкой. Даже очень красивой. Да что там, таких притягательных черт лица он в своей жизни не видел, если только на рекламных баннерах, а тут настоящая красотка. Даже при том, что Анна курила и довольно часто в своей речи применяла нецензурную лексику, Михаилу она нравилась ещё больше – всё этой стервочке безумно шло.
Вот и сейчас, она достала из кармана тонкую сигарету, одним щёлчком привела механизм зажигалки в действие, поднесла пламя огня к светлому её концу и закурила. Завораживающе было смотреть, как сигарета тлела в её пухлых губах бантиком, как пространство обволакивалось серой дымкой.
– Ну-с, Орлов, – томно произнесла она, метнув от себя пепел. – Пойдёшь с нами. Гарик познакомит со всеми нашими. Говорю сразу: мы люди прямые, манерами не владеем, но не злые – поставим тебя на правильный путь, не то что эти твои левые. Сегодня же вечером и начнём. Как у нас с этим, Гар? – Анна повернула голову к товарищу и произнесла странную фразу. – Готовы патроны?
Оглобля кивнул ей. Анна растянулась в обворожительной улыбке и по-кошачьи потянулась.
– Просто чудесно, мой друг, ты, наш герой, явился к нам в самое, как говорят коммерсанты, актуальное время, – с этими словами она бросила от себя сигарету, которая быстро затлела на глянцевой поверхности мокрого асфальта.
Декабрь. 1917 г. Петроград. Смольный. Кабинет Ленина.
За Каменевым стоял Ад. Менялся он на глазах: на бледном, почти прозрачном лице появлялись красные пятна, вскоре щёки приобрели пурпурный оттенок. Стоило только поражаться, как человек за год мог так сильно измениться, изменить партии и изменить самому себе? А, может быть, это заблуждение? И он совсем не изменился, в корне сохранив свои убеждения. Странный и противоречивый человек – этот интеллигент Каменев. Светский лев, если выражаться современным языком, игнорирующий междоусобицы, человек мягкий и сдержанный теперь был похож на безумца, потерявшего бесценное терпение. Даже Зиновьев невольно вжался в стул.
– Вы, Владимир Ильич, как хотите, но я будучи категорически против расторжения союзнических отношений с меньшевиками и эсерами был прав! И теперь, я заявляю, что Декрет о мире – это полнейший абсурд и позор! И молчать я не буду, вы меня знаете...
– Вам, Лев Борисович, было вынесено предупреждение за ваш проступок в октябре месяце, – процедил Ленин. – Теперь же вы вновь настаиваете на контрреволюции?
– Господи, да о какой контрреволюции идёт речь?! – заступился за покрасневшего зятя Троцкий. – Это – позор! Приграничный конфликт, таки мама дорогая! Отдавать Украину, Белоруссию, товарищ Ленин, да вы, извиняюсь, в своём уме?
– Извиняю за личности, а вот Декрет о мире вы подпишите, товарищ Троцкий! – нажал на Льва Ленин. – Где это видано, что за два дня до первых переговоров устраивать диспуты – вот истинное сумасшествие! Вы, как наркоминдел, должны понимать, в какой ситуации сейчас Россия находится. Нам этот мир нужен как рабу Сахары глоток воды!
