Текст книги "Двадцать и двадцать один. Наивность (СИ)"

Автор книги: Das_Leben

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 51 страниц)

Джугашвили сидел у окна, смотрел на проносящиеся мимо леса, и вдаль, на горизонт, откуда был виден рассвет – рассвет нового времени. Февральская революция, как прозовут этот бунт на скрижалях истории. И что же, теперь новое правительство стало всеобщим благодетелем? Коба очень сомневался, что при Львове и Керенском жить станет веселее, ибо несмотря на то, что они представляли социалистические партии – меньшевиков и эсеров, дух их был исключительно буржуазным.

«Ну что ж, – думал Коба, прислонившись щекой к холодному, заледенелому стеклу, – мы испытываем внутренний подъём, мы ждём перемен… Посмотрим, какие они будут. Почему мне кажется, что кроме громких разговоров и возни, не будет ничего? Даже в Петрограде, каковы бы ни были наши надежды… Пока капитал поколеблен, но не низвержен, он будет отстаивать свои позиции. А мы, в своём восторге, проморгаем, как они спустят всё на тормозах… Может, это мой пессимизм, как говорит Каменев…»

–…Грузин решает обрадовать сына подарком: “Смотри, Гиви, какой умный машин! Суешь сюда живой баран, жмешь на кнопка – тырк-фырк, бух-бах и из другой дырка палка колбасы выползает». Отъевшийся сынок пожимает плечами. “Падумаешь! Ти мне лучше другой машин дай. Чтобы суешь в дырка палка колбасы и тырк-мырк, чляп-шляп и живой барашек виползал!

Отец хмурится. “Я знаю такой машина, Гиви. Это твоя МАМА!”

В вагоне после анекдота одного из амнистированных раздается грохочущий хохот, который прерывает философствования Джугашвили. Все сибирские ссыльные во главе с Левой смеялись, некоторые бросали косые взгляды на Кобу, который не то, чтобы не улыбнулся, а даже нахмурился. Хоть у него есть приподнятое настроение, расположения смеяться – не было.

– Ты часом не охренел? – жестко произнёс он, вставая с места. Смех разом прекратился, ибо Коба выглядел очень озлобленным и угрожающим.

– А что тут такого, старина? – улыбнулся ссыльный, весело переглядываясь с товарищами. Коба рукой схватил обидчика за ворот шинели и одним рывком на себя поднял на ноги.

– Стой, когда с тобой разговаривают, – прошипел Джугашвили, скалясь. – Про свою маму не хочешь рассказать?

Поняв, что друг может начать драку, Каменев вскочил и попытался их разнять.

– Коба, брось. Это всего лишь шутка! Кому, как не тебе близка эта тема? – весело толкнул товарища Лева, но Коба даже не развернулся. – Прошу тебя, не горячись, в стране такой праздник, а ты так обидчиво всё воспринимаешь.

– Да-да, послушай-ка своего приятеля, генацвале, – энергично закивал ссыльный, отгораживая лицо руками.

Джугашвили едва ли повернул голову ко Льву и ледяным голосом процедил:

– А если б про евреев рассказывали? Или у вас что, больше не было других анекдотов в запасе?

Лев прищурил глаза. Он прекрасно понимал, что не национальная принадлежность анекдота задевает Кобу, а нечто другое. Каменев одним своим укоряющим взглядом дал понять товарищу, чтобы тот отпустил человека, и чтобы впредь он так не делал.

– Извинись хотя бы, – напоследок фыркнул Коба, однако обидчик, поправив воротник, удалился в другое купе.

– Кошмар, Иосиф. Мы же просто хотели разрядить и без того накаленную обстановку, подъем настроения сейчас всем нужен, – попытался снизить температуру Каменев, обращаясь к товарищу. – А вот чего тебе не хватает?

«Чего не хватает? Денег, счастья, стабильности, может, даже, новой пары обуви. Жизни не хватает, Лёвушка, жизни! Да как тебе всё это растолкуешь, если твоё кредо всегда искать что-то хорошее, если у тебя есть жена и сын, а у меня нет ни семьи, ни дома».

– Ничего, – буркнул грузин, снова садясь в угол отворачиваясь к окну. – Просто холодно.

Лев, немного подумав, подвинулся к Кобе и заботливо приобнял его за плечо. Последнему же от этого было ни горячо, ни холодно. Поддержка – ерунда, однако, конечно, где-то в глубине чёрствой, разбитой души было приятно осознавать, что хоть кто-нибудь ему сочувствует. Да, в этом явно было что-то такое… русское.

– Значит так, озадачиваться будущим не надо, – сказал Каменев. – Будь что будет, к тому же когда царская власть свергнута, у нас есть больше шансов добиться цели. И волноваться тоже не стоит, только больше ошибок допустишь… И… – Лев достал из кармана своего пальто пару шерстяных носков и протянул Кобе. – Вот. Русских морозов вам, южанам, не покорить без этого.

Коба повернул голову и смущенно посмотрел сначала на носки, потом на Льва. Он был в жутком смятении, явно не ожидая, как реагировать, и что такая бескорыстность от еврея всё-таки возможна.

– Бери, бери. Тебе нужнее, – быстро отточил Каменев, и Коба с некой странной улыбкой принял носки.

– Спасибо, – проговорил он тихо, так, чтобы другие ссыльные не слышали. – …Что поддерживаешь. Без тебя я совсем бы сошёл с ума или валялся где-нибудь в подворотне…

На остальное выражение своих чувств у Кобы просто не хватало словарного запаса, да Лев, наверное, его и так понял.

Понял, хоть и не до конца. Не было у Кобы никакого волнения, не было и сомнений в будущем. Он решал действовать совершенно противоположно, нежели считал Лёва. Пора расставлять фигуры.

====== Глава 7. Враг народа ======

29 января 2017 год.

Миша, задыхаясь от волнения, нетерпеливо ждал свою станцию, пока ехал в забитом вагоне обшарпанного метро. Было тесно, жарко, люди ругались, но Мише было всё равно. В его душе творился сумбур, глаза от волнения расширены. Он лихорадочно перебирал свои мысли: почему арестовали отца? Как его спасти? Знает ли об этом мама? Орлову даже было всё равно на то, что он сразу же после звонка Сергея выкинул айфон в Москву-реку вместе со всеми телефончиками своих подружек. Позже он об этом, может, и пожалеет, но в данный момент Миша даже не задумался об этом. Он смутно помнил, как мама в далеком детстве рассказывала ему с братом волшебную историю любви с первого взгляда на Болотной набережной.

Они шли друг другу навстречу – он: в красивой белой рубашке и модных на тот момент времени джинсах, с букетом цветов своей новой подруге, она – в скромном васильковом платье с книгой в руках, ничего вокруг не замечая, кроме удивительного мира страниц романа. И практически в центре той самой набережной, когда молодые люди поравнялись, девушка, увлекшись чтением нечаянно споткнулась о булыжник и рухнула прямо на паренька.

Их глаза встретились: его – изумрудно-зеленые и ее – светло-карие.

– К-коля… – переводя дыхание представился парень, не отрывая глаз от незнакомки.

– Ира…– тихо представилась она, поправляя прядь волос.

Он помог ей встать.

– Простите за столь неудачное падение… – пролепетала она, заикаясь.

– В следующий раз будьте чуть-чуть осторожнее, – произнес он. – А… А это вам. –Коля протянул Ире букет ромашек.

– Ах ну что вы! Вы же их несли… к-кому-то. – Ирина робко опустила глаза.

– Нет – нет. Они предназначались лишь вам, – с улыбкой поспешно сказал Коля. – А меня… Николай зовут…

– А вы уже говорили! – И девушка звонко рассмеялась.

Михаил очнулся, когда откуда-то из тьмы раздался равнодушный электрический голос, объявляющий его остановку. Подняв воротник куртки, чтобы лицо было почти закрыто, Миша помчался на Болотную площадь, где его уже ждал брат.

– Серж, теперь объясни мне все, сейчас же! – сбиваясь, заговорил Миша, вцепившись в рукав брата. Тот вырвал свою руку из тисков Мишки, и сам взял брата за запястье.

– Спокойнее. Не надо так бросаться, – ответил он. Зеленые глаза сощурились. – Отца арестовали сегодня днем около двух часов, я не знаю, из-за чего точно. Он позвонил и сказал всего лишь несколько слов.

– Он звонил тебе?! Что он сказал?! Он звонил из участка?

Сергей дернул брата за рукав.

– Не кричи! Он позвонил, видимо когда полиция отвлеклась, когда только задерживала его. Он сказал, что его направят в «Вертухаи» в следственный изолятор, чтобы мы успели позвонить его адвокату, – сдержанно продолжил Сергей.

– Так ты же сказал выкинуть телефон!– воскликнул Миша.

– Ты можешь тише говорить, дурья твоя башка? – шикнул на брата Сергей, грубо зашипев. – Телефон адвоката у папы в ежедневнике, который находится в квартире. С мобильного, естественно, никто звонить не станет. Есть общедоступный телефон, откуда можно позвонить без подозрений. Хоть на той же почте. Если честно, я даже не знаю этого юриста.

– Так нужно самим ехать в тюрьму, поговорить с ним, все подробно выяснить! Это наше право! Если никто из нас даже не знает человека, который отцу помогает! – возмущению Михаила не было предела. Ему было абсолютно всё равно, что думали про него незнакомые люди.

Сергей резко развернулся, схватив Мишу за плечи.

– Ты что, окончательно спятил?! Ты в капкан соваться вздумал?! За нами следят, неужели ты этого не понял?! На права людей в этой стране давно плевать! Ты вообще знаешь, за что арестовали отца? По такой статье на всю семью охотятся, будут!

– Ты… – Миша яростно посмотрел на Сергея. – Действительно веришь в вину папы?! Ты, предатель, веришь!

После такого заявления Миша тут же схлопотал пощечину от брата.

– Дурак! Пока папы нет с нами, я несу за тебя ответственность. Я думаю, что можно сделать, чтобы вытащить его и не дать поймать себя. Мы – его последняя надежда – а ты? Орешь тут на всю площадь… Ты даже еще не совершеннолетний, а туда же… Умным хочешь казаться… В общем, не лезь туда, ты понял?!

Миша долго смотрел на брата, затем коротко кивнул.

– А что с мамой? – уже тихо спросил он.

–Она в надежном месте, и ты сейчас же поедешь туда! – сурово сказал Сергей, передав брату лист из блокнота. – Не потеряй! Как доедешь – съешь!

– Съесть?! – Мишка был в растерянности: он не понимал, шутит ли Серж или серьезно говорит.

– Да! Это надежнее всего. Бумага рассосется, прежде чем тебя успеют расчленить…

– Что?!

– Да, черный юмор в таких ситуациях повышает бдительность! Так что топай, – Усмехнулся Сергей, подталкивая Мишу к остановке.

– Постой, а ты как же? – Миша развернулся.

– Я буду действовать! Не волнуйся за меня. – Сергей улыбнулся, и от этой улыбки Мише стало чуть спокойнее, однако...

Он тоже хотел действовать! Он не мог просто сидеть на месте, зная, что в опасности его близкие люди.

Миша сел на троллейбус, но поехал в совершенно противоположную сторону той, где находилось «надежное место».

«Так, это и есть Петровка, значит где-то здесь и находится Вертухаи»… – думал Миша. Он то смотрел на бумажный навигатор по Москве, который всегда носил с собой, на случай, если девушка назначит место свидания в неизвестном ему месте, то по сторонам, в надежде поскорее найти злосчастную тюрьму. И вот она. Миша внимательно посмотрел на нее: серое хмурое здание, окруженное длинным, чёрным забором. Миша тут решил применить свою хитрость.

– Добрый вечер, – поздоровался он с охранниками. Они лениво покосились на Мишку, переглянулись между собой.

– Да-да. Чего хотели? – грубо спросил один из них.

– Я бы хотел осмотреть ваше здание, – смело солгал Орлов, имитируя приличного человека. – Записать его на обновление. Меня пригласил ваш начальник.

– Кирилл Николаевич, что ли? – переглянулись коменданты.

–Да. Кирилл Николаевич приглашал меня еще сегодня днем, но дел много, вот и задержался…

Охранники вновь переглянулись. Нечто странное проскользнуло в их взгляде, однако Орлова даже не кольнула ни единая нотка подозрительности.

– А… Вот почему он такой злой сегодня ходил, – растянулся в ухмылке первый. – Мы сейчас доложим.

–Да не стоит! Вам попадет, а виноват только я, – с уважением произнес Миша, улыбнулся.

– Да, пожалуй. Идите, – сказал второй охранник, открывая дверь.

– Благодарю, – парировал довольный Орлов, заходя внутрь, удалялся далеко вглубь по ступенькам.

– Ген, а ты у него удостоверение почему не спросил? – спустя несколько минут поинтересовался второй охранник.

– Гм. Не знаю. Забыл. Да ладно, чё он сделает… Если это – наш клиент, то шеф повысит в звании.

Миша ликовал. Он чувствовал себя супергероем – настолько ему повезло с охраной, да и самооценка повысилась до предела? «А Серый говорил: “Дурак… Несовершеннолетний, несовершеннолетний…»

Теперь дело за малым – найти камеру, где сидит отец. Обшарпанные коридоры пустовали, что было странно. Миша не мог разыскать кабинет регистрации, чтобы спросить про папу. Во всяком случае, Миша мог соврать– что он адвокат, если кто попадется на пути.

Долго петляя по этажам, коридорам парень ничего так и не нашел: все двери были закрыты. «Где все, вообще?»

И вдруг, Слава Богу, за одной дверью раздались голоса. Миша уже хотел войти туда, однако из-за двери донёсся голос:

– Забавно, Орлов, ты, правда, считаешь, что мы в это поверим?

По спине Миши пробежались мурашки. Там его папа… И, похоже, весь состав представителей закона этой тюрьмы.

– Я уверяю вас, что это чистая правда. Сколько вам уже повторять?!

Раздались неторопливые шаги, Миша притаился.

– Какой вы несговорчивый. Если плохо знаете русский, не стесняйтесь – излагайтесь на английском.

– Я всего лишь бизнесмен, я не шпион! И я повторяю, я требую, чтобы позвонили моему адвокату!

– Слышишь ты, подобные цитаты закидывают только американцы. А бизнес -прикрытие, ясно как день. На кого ты работаешь?!

– Я ни на кого не работаю!

После последней фразы раздался звук удара.

– Хватит. Уже который час это продолжается. Господа, я предлагаю расценить преступление, как « измена родине». Он не сознается, что за архив он получает, на кого он работает. Он и его руководство затевает государственный переворот…

У Миши от ужаса расширились глаза. Он не видел лица следователя, но слышал каждое его слово.

– Я больше чем уверен, что его близкие тоже к этому причастны. Поэтому немедленно найти. Я считаю, что необходимо привести приговор в исполнение прямо сейчас. А как вы считаете?

Наступило недолгое молчание.

– Я разделяю вашу точку зрения, Николай Тимофеевич – человек небезызвестный, так что если к этому потянуться СМИ, скажем что террорист, шпион, коррупционер… – раздался другой голос.

– Вы не имеете права! Без суда карать человека незаконно.

– А вы не человек, вы – враг народа.

Сердце молодого Орлова билось все сильнее и сильнее. Дыхание участилось.

Мне… нужен звонок… один звонок… медленно проговорил Николай Тимофеевич.

– Гм… И верно, что мы – изверги какие-то? Дайте телефон кто-нибудь!

Послышался гомон, шуршание.

Миша отчетливо слышал , как его отец набирает номер…как тяжело его дыхание…

– Алло…

Раздался выстрел. Тело тяжело рухнуло на пол.

Дыхание Миши остановилось. Он не мог осознать, что произошло… «Нет… нет… Он не мог…»

– Вам он больше не понадобиться, – совершенно спокойно сказал следователь, убирая пистолет.

Миша оскалился и ворвался в кабинет, выбив дверь. Его отец ничком лежал на кафеле, по которому текла струя крови…

– Папа… – Миша опустился на колени. Все присутствующие были в оцепенении.

– Сука!! Мразь! – неистово закричал он, бросаясь на человека, который и был следователем, втыкая в его тело острый перочинный нож, который Миша вытащил из кармана пиджака отца.

– Держите его! – отозвался раненый следователь, опускаясь на пол. – Это его сын… что вы, как вкопанные… а-а-а…

И тут Миша осознал, что натворил. Он – мертвец. Окружён вооруженными людьми, да еще по лестницам поднималась охрана. Ему оставалось только выпрыгнуть в окно.

Он бежал, не чувствуя пульса, не чувствуя боли от падения… За ним гнался целый патруль, как в американских фильмах, только без вертолетов.

То, что он выпрыгнул, дало Мише фору. Он успел отстать от полиции, но та все еще преследовала его. Глаза ничего не видели. Силы были на исходе.

Первая попавшаяся дверь подъезда. Стук в квартиру, который отражался эхом в ушах. Он понял, что ему открыли… И произнося только слабое «спасибо», упал на пол, теряя сознание.

====== Глава 8. Интеллигенция всех стран ======

От яркого солнечного света, бившего прямо в глаза, Орлов проснулся. Он лежал на велюровом диване лилового цвета, накрытый темно-красным шерстяным пледом; юноша, рассеянно моргая, осмотрел помещение, в котором находится: стильно обставленная, просторная светлая комната – светлые стены, два больших окна, пурпурные шторы с золотым узором. Мебель почти вся была пастельного сиреневого цвета. Миша еще раз медленно моргнул, и тут прямо перед собой он увидел девушку, сидевшую на краю дивана, поджав под себя ноги. На коленях у нее лежал альбом, в правой руке – карандаш, в левой – ластик. Она рисовала. Глаза Миши от страха и возмущения расширились.

– Ты что здесь делаешь? – воскликнул он, хватая девушку за руку. От неожиданности та вскрикнула, выронив карандаш на пол.

– Я? Я рисую, – краснея, ответила Виктория, спешно прижимая альбом к себе так, чтобы Миша не мог видеть рисунок.

Парень перевел взгляд на альбом, потом снова на девушку.

– Что ты тут делаешь? – снова спросил Орлов и вдруг резко схватился за голову. – а где я? И почему так болит башка?

Девушка, терпеливо выдохнув, подняла карандаш, отложила альбом и размеренно ответила:

– Ты у меня дома. Я тут живу. А вот что ты тут делаешь – действительно важный вопрос!

оРЛОВ помотал головой, чтобы разогнать слёзы, наворачивающиеся на глаза. Он ведь практически забыл о том, что произошло.

– За мной гналась полиция, – тихо произнёс он, прижимая к себе колени. – Я сбежал. Не помню, правда, как я сюда попал.

– Полиция? – хмыкнула Виктория. – Не сомневаюсь, что ты, конечно, способен устроить знатный дебош, но почему, ты хоть помнишь? Вроде спиртным от тебя не пахнет… Ширнулся?

– Сама ты ширнувшаяся по жизни! У меня отца… арестовали… а потом убили в СИЗО. Я ездил туда к нему. Я ничего не успел сделать!

Зрачки Виктории расширились. Она остановилась посередине гостиной, прекратив убираться. Из её губ вырвался лишь один сухой вопрос.

– Что?

– Убили его! Убили!!! – закричал в исступлении Миша. – Убили! Убили!

Виктория опустила руки и медленно подошла к окну, оказавшись спиной к парню. Миша подумал, что она плачет и не хочет, чтобы он видел это. «Надо ж, а она, оказывается, сентиментальная…» – подумал он.

– Разве так можно? Я себе такое представить не мог… Как они могли… – с паузами тихо проговорил он, рассчитывая вызвать у собеседницы хоть какой-то процентик сопереживания. Однако ни эмпатии, ни сочувствия не последовало – Виктория долго не отвечала.

– Когда вы с отцом разговаривали в последний раз, он говорил что-либо, что тебе показалось подозрительным? – серьезным твердым голосом спросила она. Миша понял, что она не плакала, ну а если и плакала, то быстро смогла успокоиться и взять себя в руки.

– Вчера. Он уходил, сказал что-то про документы. Чтобы мы были осторожнее… Что скоро вернется... – лихорадочно вспоминал парень.

Девушка резко развернулась, обойдя диван, и угрожающе наклонилась над юношей.

– Вчера ты не мог с ним разговаривать! Ох, ты же спал двое суток подряд, как сурок.

– Двое суток?! – протянул Миша, – видимо, поэтому так голова болит. Стоп! Ты откуда знаешь, что он мог мне что-то говорить?

Девушка присела напротив Миши: ее лицо было очень мрачным, однако не печалью от неё веяло, а скорее глубокой задумчивостью.

– Где лежат эти документы?– допрашивала она, не отвечая на вопрос.

– Все документы в квартире у него в сейфе. Под твоей картиной, кстати. Они все равно уже не понадобятся… – грубо ответил Орлов. Ему не нравилось, когда с ним разговаривали в подчинительном тоне, но выбирать не приходилось.

– Пароль хоть знаешь? – с иронией спросила Виктория, чуть снизив голос.

– Естественно, – Миша гордо поднял голову и скрестил руки на груди. –

Только я не понимаю, ты хочешь сказать, что нам сейчас нужно ехать за этими сраными документами?

Виктория усмехнулась.

– Нет, конечно. Квартира оцеплена, к тому же тебя ищет полиция, естественно, они будут тебя там ждать. Или снова хочешь влипнуть куда-нибудь? Тогда ко мне в квартиру можешь не бежать! Я предупредила… Мы сейчас едем в штаб.

– Куда?! – парень вскочил с дивана. – Какой ещё, нахрен, штаб?

– Одевайся! – девушка, не отвечая, ушла в другую комнату. – И шапку надень какую-нибудь. Сейчас расскажешь мне всё,

Что поделать, Миша в ее доме, пришлось подчиниться.

– Ну а теперь, когда мы преспокойно едем, за нами никто не мчится, я все тебе рассказал, может быть, объяснишь – мне показалось, или ты темнишь чего-то? Чего ты сразу начала расспрашивать, что он мне говорил, и к этим документам прицепилась?

Он сидел рядом с Викторией, которая вела машину – синюю иномарку. Миша теперь мог спокойно рассмотреть её: среднего телосложения, чересчур бледная кожа, длинные пшеничные волосы, на голове – черный ободок с бантиком на боку. Она, оказывается, носила очки с черной пластиковой оправой. Носила Вика их не всегда, только когда вела машину или рисовала: сейчас её лицо было очень сосредоточенным, и не выражало никаких эмоций.

– Конечно. Это правда, что твой отец занимался не только бизнесом. Но американским шпионом он не был. Он работал архивариусом в штабе одной из партий.

– Что за партия? – подозрительно спросил Орлов. Ему казалось сомнительно, что обычного архивариуса могли вот всерьёз взять в оборот, аж с летальным исходом.

– Не волнуйся, – Виктория улыбнулась. – Это не секта, и мы не террористы. Я познакомилась с твоим отцом недавно, когда проходила практику. Он помог мне разобраться с некоторыми документами, мы разговорились. Позже он рассказал, что его жена – большой любитель искусства и предложил мне нарисовать на ее день рождения какую-нибудь картину…

Миша саркастично ухмыльнулся: он помнил, какая воодушевленная была его мама, рассматривая произведение искусства.

– Всё это очень мило, но мне не это интересно. Так ты – партийная… Я понимаю, что возраст у девушек спрашивать не прилично, но я просто в замешательстве. Ты не мала ещё?

– Мне девятнадцать, но в этом году исполнится двадцать.

– Разве можно в таком возрасте в партию вступать? – скептично поднял брови Орлов.

– Можно, конечно. Я совершеннолетняя. Я вступила в СДСПР сразу же, как мне исполнилось восемнадцать. Или ты о том, мальчик, что в этом возрасте нужно пьянствовать и прожигать жизнь? Вот, это ты с успехом и делал, а теперь спрашиваешь у меня, за что убили твоего отца… Вылезай, приехали.

Виктория затормозила, отцепив ремень безопасности, вышла из машины. Миша вылез следом за ней.

Перед ними стояло высокое белое величественное здание, полоснувшее разительным контрастом после всё ещё стоящего перед глазами здания тюрьмы, в которой держали отца Миши – много окон, выстроенных в несколько рядов, что насчитывалось около двадцати пяти этажей

– Это и есть ваш штаб?– восторженно спросил Миша.

– С размахом устроились, ага? Вообще-то, мы как бы нелегалы. Поэтому маскируемся под исторический институт, особенно для всяких там проверяющих комиссий. И занимаем нижние этажи, ну а верхние арендуют всякие там фирмы, как оно нынче бывает. Проходи.

Виктория вытащила из сумки карточку-ключ, провела по выемке в проёме. Дверь открылась, и молодые люди прошли прямо к окну регистрации.

–Так чем вы тут занимаетесь? – спросил Миша, он мало что понимал, но старался не показаться полным идиотом.

– А чем обычно в политической партии занимаются? – с иронией спросила Виктория.

– Без понятия, – Миша пожал плечами. – Я этим не интересуюсь. Если бы знал, не спрашивал.

– Ох уж молодёшь пошла… – прошипела Виктория, вскинув голову.

– Что такое? Ну, не всем же быть такими серьёзными и образцовыми, как некоторые.

Пройдя окно регистрации, Мишка и Виктория направились к лифту.

– Архив, где работал твой отец, расположен в подвале. Он тоже входит в распоряжение партии. Мы его отремонтировали, как следует, там можно даже жить.

Лифт был просторный: в нем помимо его с Викторией находилось около десятка других людей. Однако все они были заняты своими делами и вопрос, касающийся поискового отдела, им был не интересен.

– А что конкретно изучал отец? – задал вопрос Орлов, осматриваясь вокруг себя.

– Он штудировал документы, с которых вот только недавно сняли гриф секретности. Просто одна из текущих задач нашей организации – получение данных о местонахождении одной технологической разработки. Николай Тимофеевич успел изучить документы конца девятнадцатого и начала двадцатого века, до «Апрельских тезисов».

– Разработки? Девятнадцатого века? А у них там чо, технологии были? Какие ещё тезисы, можно не так быстро?

– Точно. Я же забыла, с кем разговариваю, – Виктория скептично закрыла глаза. Когда лифт дошёл до этажа под цифрой -1, они вместе с Орловым вышли в коридор, который вёл в подпольные кабинеты. – Проще говоря, мы ищем одно уникальное оружие, которое могло создаваться или планироваться именно в тот отрезок времени. Твой папа дошёл до апреля 1917 года, в воскресение он, возможно, отправлялся за следующими материалами, но его задержали, – Девушка пристально посмотрела в глаза Миши. – Почему ты пошел туда? Чернодырие – это диагноз, но тебя же предупреждали! Ты подверг опасности себя и своих близких! И… Уж очень просто ты туда попал. В «Вертухаи» даже президент войти просто так не может…

Миша виновно опустил взгляд. Что-то мешало ему рассказать о Нефёдове, о матери и о том ужасе, что он пережил в те минуты. Руки неконтролируемо затряслись, Орлову пришлось обхватить плечи, невольно ссутулившись. Острить и выкручиваться не было никакого желания, однако пару слов для оправдания он сумел подобрать.

– Давай не будем! Я понимаю, что дурак, но охрана была глупее…

– Они тебя могли ждать, – жёстко сказала социалистка, начиная закипать. – Им отдали приказ спокойно пропустить кого-либо из семьи твоего отца, и потом покончить со всеми на месте. И… Они знали, что твой отец никакой не шпион. Они могли допрашивать его, потому что он работал на СДСПР, и, видимо, оттого, что ничего не смогли добиться – избавились.

Миша недоумевал: он еще раз мысленно повторил всю информацию, полученную от Виктории.

– Вроде политические партии не запрещены у нас в стране. Да и вас много. Почему же тогда вы скрываетесь? И нелегальны?

После вопроса наступило недолгое молчание. Социалистка, закусив губу, думала над ответом, а Орлов, горько ухмыльнувшись, следил за её мимикой.

– Как тебе сказать… – медленно начала Виктория.

– Так и скажи.

– Наша партия – оппозиционная. Мы против той власти, которая в России сейчас. Мы действуем против неё…

– Чо, прям по-серьёзному, действуте? Как, потрясанием кулаками на митингах? – улыбнулся парень.

– В прошлом году вся Москва обсуждала возможность импичмента. Это гарантированно подорвало доверие к правительству и дало малый, но точный сбой в экономике. Данной работой занималась именно наша партия.

– Так вы революционеры, что ли?! – Сложив свои домыслы, Орлов запаниковал. Он успел проклясть себя трижды, что повёлся на провокационные расспросы девчонки и сел с ней в один автомобиль. – Я теперь у вас в заложниках?

– Нет, мы всего лишь диссиденты. Но времена меняются! Послушай, – она схватила парня за плечи, приблизив к своему лицу, – ты хочешь, чтобы твой отец погиб не напрасно?!

– Но вы… Вы же… – Миша отчаянно задыхался.

– Да или нет? – повторила Виктория.

– ДА! Но я не буду участвовать в вашей…

Тебя ищут! Ты не сможешь вернуться домой! Ты не можешь ходить в школу… Виктория затрясла Мишу на каждом слове.

– Но...

– А будешь учиться на «историческом отделении нашего института»! Партия может обеспечить тебе прикрытие, хотя бы относительную безопасность. Иначе ты без пяти минут труп, кто с тобой церемониться будет. Ты продолжишь работу отца, которую он не успел завершить. Мы сообщим твоим близким, что с тобой всё хорошо. Но покидать штаб одному – это верная гибель. – Виктория доверительно убрала прядь волос с глаз. – Пойми, не мы выбираем, время, обстоятельства выбирают. Если сидеть сложа руки и не принимать кардинальных мер, будет только хуже и хуже. Для счастья семьи как раз надо было никуда не лезть, а жить тихо. Отец хотел, чтобы семья жила в лучшем, справедливом мире, потому это и случилось.

Девушка отпустила Орлова, подошла к одному из шкафов и достала довольно объемную белую папку, перевязанную резинками

– На сегодня новостей хватит, а то у тебя «крыша поедет». Я поверхностно рассказала тебе о нашем деле. Есть какие-нибудь вопросы?

Миша кивнул, стараясь не паниковать и разложить всё по полочкам.

– Насчет отца мне все понятно. Но почему ты, в таком молодом возрасте, пошла на это? Зачем тебе политика?

– Просто я патриотка, я не могу смотреть, как рушится страна, в которой я родилась, – пожала плечами социалистка. – И многим из тех, кого ты видел здесь. Все они из разных городов, объединились и получилась наш партийный состав.

– Но ты же учишься где-то? – не унимался Орлов.

– Так! Обо мне потом поговорим! Сейчас ты должен ознакомиться с кратким содержанием начала двадцатого века, ознакомиться с уставом партии РСДРП, курс и программу, а потом перейти к тезисам. Написано там все просто, ты поймешь, если хоть раз читал историю в школе. Если будут вопросы – спрашивай. Я сейчас пойду, зарегистрирую тебя, а ты осваивайся. Привыкай к новой жизни.

Виктория улыбнулась ему на прощание и хотела было идти, однако парень ее одернул.

– Подожди. Ты столько для меня сегодня сделала, что мне неловко. И я хотел вернуть вот это.

Он вытащил из кармана куртки календарик и протянул девушке.

От её же последовала странная реакция: зрачки мгновенно расширились, а на лице отпечатался такой ужас, который, возможно, она даже не испытывала при известии о гибели знакомого человека.

– Он был у тебя! – гневно воскликнула она, выхватывая его из рук Миши и лихорадочно распрямляя помятые уголки.

– Да, – Орлов был смущён. – Он выпал у тебя из кармана. Кстати о календаре… Кто такой Дзержинский? Писатель или врач? Почему год закрашен? И зачем даты обведены?

Виктория высокомерно и даже презрительно взглянула на юношу, убрав календарик в карман джинсов.

– Знала я, что у нас с преподаванием истории всё хреново сейчас, но что настолько. Потом прочитаешь про него, когда будешь изучать архив. Немаловажная личность... А год, чтобы не сбиваться при слежении дат. Видишь, они обозначены разными цветами? Это даты, на которые стоит обратить внимание. Потом объясню подробнее. И… да, забыла спросить. Как ты нашел мою квартиру?

Орлов покраснел.

– Я рассчитал, где бы она могла находиться, когда ты посмотрела на свой этаж. Я хотел отомстить тебе как-нибудь…

Виктория покачала головой и отбросила прядь волос за плечо.

– Ладно, твои симпатии и антипатии сейчас меньше всего важны. Я пойду, а ты – штудируй! И помни: от тебя зависит судьба нашей партии и нашей Родины… Не думала, что скажу это именно тебе.

====== Глава 9. «Наши разногласия» ======

С тех пор, как Коба и Лев прибыли в Петроград, прошел месяц. Почти сразу же оба товарища отправились в реквизированный большевиками особняк балерины Кшесинской – теперь там располагалась редакция газеты «Правда» и вскоре стали редакторами этой газеты, предварительно выдворив из нее несколько молодых людей…