Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 50 страниц)

– Бас, ты не можешь просить меня о таком.

– Ещё как могу. Мало того, я этого требую. Я очень многое отнял у тебя за все эти годы из-за моего эгоизма, и не хочу продолжать делать это. Я не вынесу этого. Поэтому, пообещай мне, Тэд. Пожалуйста, прошу тебя.

И Тэд сделал это.

Сквозь слёзы, но сделал.

Он не стал настаивать на том, что не оставит его в любом случае, несмотря ни на какие обещания, потому что просто не сможет. Потому что он уже пытался, и ему хватило, чтобы понять – Себастиан для него единственный. И останется им навсегда.

Он не сказал этого, но, снова подавшись вперёд и коснувшись его губ новым поцелуем, постарался без слов донести до него это.

Когда час спустя доктор вошёл в зал, Тэд вскочил на ноги и в одну секунду оказался рядом, чтобы услышать, что тот собирался сказать.

– Мы столкнулись... с осложнениями, – произнёс доктор своим обычным спокойным и чертовски тихим голосом.

Слишком тихим, по мнению Тэда.

Чей мир взорвался от одного простого слова.

Осложнения.

Осложнения – в этом слове не могло быть ничего хорошего.

Осложнения – это всегда плохо.

Осложнения, это могло означать так много разных вещей, слишком много...

Некоторые из которых скверные, просто ужасные.

– Он?.. – нашёл силы спросить Тэд, но не сумел закончить фразы. Он никогда не смог бы договорить её до конца.

Никогда.

Харвуд почувствовал, как кто-то положил ладонь ему на плечо, и кто-то другой взял за руку, но не обернулся. Он и так знал, что это были Курт и Блейн.

Он просто стоял там неподвижно и молча слушал ответ доктора.

====== Эпилог. ======

«Не позволяй сознанию сосредотачиваться только на плохих событиях, у всех они случаются, вместо этого будь благодарен за всё хорошее, что имеешь сейчас, тогда впереди тебя будут ждать лишь приятные воспоминания».

Ejay Ivan Lac

Курт любил держать в руках маленькие ладошки Эрики.

Ему нравилось, что теперь она называет его дядей.

Одним из его любимых занятий было расчесывать её длинные рыжие волосы, когда она оставалась ночевать у них с Блейном.

Он делал это и тем утром, после того как девочка надела своё самое лучшее платье, в котором всегда ходила с ним на кладбище.

То, что нравилось её папе.

Хватило одной ночи, чтобы в корне изменить жизнь двух людей.

Восемь лет спустя, страшная авария и девять месяцев тревоги и страха, тщательно скрываемая правда и вновь обретённое мужество, расставили каждый кирпичик на своё место, изменяя снова и полностью четыре жизни.

Судьба находит порой странные способы направить нас на путь, ведущий к дому.

Показать, что она припасла для нас.

И иногда вырвать это из наших рук.

Курт и Блейн провели порознь долгие восемь лет.

Они были счастливы, в течение этого времени, в некотором смысле. Они жили. Любили.

Но, в конечном счёте, всё это было ложью.

Потому что истинная радость, истинная любовь и истинная жизнь вернулись только тогда, когда их губы снова коснулись друг друга, и две потерянные души нашли мужество сказать «Вот и ты. Я ждал тебя целую вечность».

Хотя, если задуматься, хватило даже меньшего.

Хватило первого взгляда на пороге дома Смайта, когда Курт открыл дверь Блейну, чтобы вновь возникло прежнее волшебство между ними. Магия, на время заснувшая, но никогда полностью не исчезавшая, даже из пребывавшего в неведении сознания Курта, которое продолжало время от времени подкидывать ему образы и фразы из прошлого, напоминая о его Блейне.

Их сердца признали друг друга сразу, с первого момента.

Им лишь понадобилось чуть больше времени, чтобы понять их сигналы и подчиниться им.

С небольшой помощью Себастиана, разумеется.

Себастиан, точно...

Были дни, когда Курту ужасно его не хватало.

Год.

Понадобился ровно год.

Именно столько времени потратил Курт, чтобы убедить Блейна переехать к нему и остаться в Нью-Йорке насовсем, вместо того чтобы приезжать только на выходные. Но Блейн очень серьёзно отнёсся к решению не торопиться с Куртом. Слишком серьёзно, как думал Хаммел, которому пришлось прибегнуть буквально ко всем средствам, чтобы дать ему понять, что подходящего момента для этого шага никогда не настанет, потому что каждый их миг вместе был таковым по-своему.

Разумеется, Блейн хотел этого так же, если не сильнее него. Просто он боялся. Прежде всего, боялся, что не является больше для Курта тем самым, правильным. За последние годы у него было много историй, но ни одной, кроме Джона, продолжительной. Он чувствовал себя порченым товаром, сломанной игрушкой, не в состоянии построить ничего серьёзного.

Но хватило одной Рождественской ночи, проведённой в Лайме, в кругу их собравшихся вместе семей, включая даже Купера, чтобы понять – не имеет значения, где он живёт или спит. Или насколько он напуган.

Его дом – Курт. И всегда им будет. Никакому страху не заглушить любовь, которую он к нему испытывал.

Поэтому, едва только праздники закончились, Блейн бросился в свою чикагскую квартиру, быстро собрал вещи и явился снова перед дверью приятно потрясённого Курта в Нью-Йорке на следующий же день, с кучей чемоданов и коробок.

Затем понадобилось ещё два месяца, чтобы Блейн решился открыть там филиал своей студии. Или, вернее, потребовалось два месяца, чтобы найти студию звукозаписи для работы в Нью-Йорке, в то время как управление студией в Чикаго он передал Жанин. И теперь Anderson Records превратилось в Anderson & Jones Records.

Жанин стала его полноправным компаньоном, и теперь выпускала альбомы молодых начинающих музыкантов в Чикаго. Разумеется, с помощью Финна.

Потребовалось еще четыре месяца, чтобы Курт и Блейн поняли, что не могут больше жить в маленькой квартире Курта. Не в компании двух весьма беспокойных соседей: кота и собаки – симпатичной таксы, которую Блейн нашёл на улице, с раненной лапой, и которую они назвали Марион, в честь Марион Котийяр, иконы для обоих.

Так что, без ведома Курта, Блейн построил шале рядом с озером, в точности как в любимом фильме Хаммела, «Страницы нашей жизни». Просторный. Утопающий в зелени. Вдали от шума и суеты города. О каком Курт всегда мечтал. Блейн организовал там для него кабинет с окном, выходящим прямо на озеро, где Курт мог писàть. Фильм Арти, снятый по его сценарию, имел неплохой успех, а книга, написанная по нему самим же Куртом, попала в рейтинг сотни бестселлеров.

Впервые увидев дом, Курт подумал, что у него никогда не было ничего более прекрасного. Потом он повернулся вправо и посмотрел на Блейна. И тогда он осознал, что, определенно, у него уже было нечто более прекрасное.

Снова полностью и безоговорочно принадлежащее только ему.

В ту ночь, после того как они впервые занялись любовью в новом доме (то есть, после того как они впервые занялись любовью в каждой комнате нового дома, чтобы быть точными), Блейн решил вручить кольцо Курту. То, которое купил год назад в Лайме.

Когда Курт увидел, как он, всё ещё голый, опускается перед ним на колено, сердце его замерло.

– Курт, я хочу сказать тебе кое-что, – начал Блейн, вытаскивая коробочку с кольцом из кармана куртки, небрежно брошенной на пол. – Я не знаю, куда ведёт меня жизнь, но, похоже, она знает дорогу лучше меня. В конце концов, она ведь привела меня к тебе, так? И то, что я могу просыпаться рядом с тобой каждое утро – это самый прекрасный подарок для меня. Я хотел бы только быть уверен, что смогу делать это ещё очень долго. И хочу, чтобы другие знали, что ты мой. Только мой. Это пока не предложение руки и сердца. Но скоро и оно будет. Это – обещание, которое я хочу сегодня дать тебе.

Едва увидев кольцо, Курт согнулся пополам от смеха, потому что… серьёзно, это было просто невозможно! И прежде чем Блейн успел запаниковать из-за этой реакции, он встал с кровати – единственного предмета мебели в доме, – на которой сидел в течение всей речи, бросился к сваленной в кучу одежде и, выудив из кармана коробочку, протянул её Блейну. Он всегда носил её с собой, ожидая подходящего момента, который, очевидно, в конце концов, настал.

Когда Блейн, с удивлением на лице, открыл её и увидел кольцо внутри, он мгновенно понял, что развеселило Курта, и тоже рассмеялся со смесью облегчения и счастья.

Затем он поднялся на ноги и прижал к себе Курта, вовлекая в поцелуй, который стал лишь новой прелюдией.

Ведь в этом доме было ещё полно стен – а в скором будущем и предметов мебели – которые следовало окрестить.

Не всегда всё было гладко, разумеется. Курту было не занимать упрямства, и Блейн больше не был хрупким юношей, как когда-то.

Появилось много вещей, которые были им неизвестны друг о друге, и которые им предстояло узнать постепенно, день за днём.

Случались споры и разногласия, когда ни один не желал уступать.

Но они хотели быть вместе. Всеми силами души.

А посему, делали возможное, чтобы всё работало.

Как бы близко не раз они подходили к краю, никогда даже не помышляли написать слово «конец» в их истории. Они боролись. Орали друг на друга, срывая связки. Иногда переходили от ссоры к ссоре, продолжая говорить дурные злые вещи, которых вовсе не думали. Припоминая с упрёком моменты в жизни друг друга, которых всё равно было не изменить.

Джон.

Себастиан.

И был один раз, только один, когда они слегка перешли грань.

Хватило чуть более интимного взгляда в разговоре с Себастианом, привычки Курта флиртовать просто потому, что он мог это делать с ним без скрытых мотивов, их инстинктивного обмена чересчур откровенными шутками и готовыми ответами – и Блейн взорвался в приступе ревности.

Он не чувствовал угрозы от присутствия Себастиана, но в некотором смысле не мог также игнорировать его важности в жизни Курта.

И в результате, среди многих вещей, которые они выкрикнули в лицо друг другу, Блейн, не желая уступать первым, обвинил Курта в том, что тот его забыл.

А Курт обвинил Блейна, что тот его бросил.

Оба знали, что это не было тем, что они сделали на самом деле.

Потому что они никогда не переставали любить друг друга, несмотря ни на что.

Но, как бы ни было больно признать, именно это они чувствовали течение долгих восьми лет.

И, в некотором смысле, именно это всё ещё боялись испытать снова.

Когда Блейн вернулся домой через два дня после ссоры, первым делом они снова наорали друг на друга как сумасшедшие. А затем, словно сорвавшись с цепи, всю ночь занимались диким необузданным сексом. Стараясь пометить один другого, чтобы сделать очевидной взаимную принадлежность, давно и прочно запечатлённую в их сердцах и душах. После чего, наконец, поговорили обо всех своих страхах, впервые действительно откровенно.

Им было над чем работать.

Работать много и упорно.

Над тем, кем они были когда-то и кем являлись теперь.

Но какими бы разными, изменившимися и повзрослевшими они ни стали, единственным вариантом для них было – продолжать любить друг друга, как и прежде, даже больше, чем прежде.

А то, что любовь – не простой, но длинный и тернистый путь, на котором обеим сторонам придётся много потрудиться, им было ясно.

Но Курт и Блейн не отступили.

Даже когда один из них выходил из себя и сбегал, другой знал, что он вернется – всегда и непременно.

Они могли не видеться по несколько дней, сходя с ума в ожидании звонка или сообщения. Но всегда возвращались друг к другу.

Они никогда не сказали друг другу «прощай».

Это обещание не нарушил ни один из них.

Курту потребовалось всего два года, чтобы стать настоящим писателем.

Если бы кто-нибудь спросил его, Хамел ответил бы, что это было последним занятием, за которым он мог себя представить.

И тем не менее...

Его вторая книга, сборник сказок для детей и не только, появившаяся на свет, прежде всего, для Эрики и Дэлайлы, раскупалась очень хорошо с самого выхода и, пусть не попала на высокое место в рейтинге бестселлеров, она всё же вошла туда, что сделало ему имя и дало возможность заняться литературой как ремеслом.

Курт обожал писать.

Он был способен отгородиться от всего мира, когда это делал.

Но только не от Блейна.

Андерсон становился его первым читателем каждый раз, когда заканчивалась работа над книгой.

Ещё до того, как текст попадал к издателю, Блейн брал в руки черновик и, усевшись на маленький диван, найденный на блошином рынке во время их совместной поездки на Лонг-Айленд, который Курт поставил своём кабинете, читал каждое слово, что Курт оставил на бумаге.

Он не отрывал глаз от исписанных листов, пока не заканчивал чтение.

Могли звонить по телефону или в дверь – для Блейна не существовало ничего, кроме слов Курта. Засыпал он, только если буквально падал без сил, в противном случае, продолжал, с большими дозами кофе под рукой.

Часто Курту приходилось полностью брать в свои руки заботу о том, чтобы кормить его регулярно, потому что Блейн не желал отвлекаться ни на что, пока не прочитает до конца. Разве что, отойти в небольшую ванную комнату при кабинете, но только потому, что в этом случае он мог брать рукопись с собой и продолжать читать.

Затем, закончив с чтением, он вставал, шёл к Курту, возвращал ему листы и целовал.

Каждый раз, со страстью и любовью.

А потом говорил, что думал о каждом прочитанном слове.

Он был жёстким, когда должен был. Восторженным, когда это было необходимо. И справедливым – всегда и в любом случае.

Он был единственным критиком, чьё мнение действительно имело значение для Курта.

Он доверял его мнению.

А Блейн любил его талант.

Даже если в шутку говорил, что он всегда мог написать гей-версию «50 оттенков серого», в случае если потеряет вдохновение, и всё равно рассчитывать на успех, он знал, что у Курта есть лучшие истории в запасе. И мужество, чтобы воплотить все их на бумаге.

А большего и не нужно было.

Ветер ударил Курта в лицо, и по резкому холоду на коже он понял, что начал плакать. Как и всегда при мысли о событиях двухлетней давности.

Это было сильнее него.

Радость и боль сливались в единую эмоцию, когда волна воспоминаний и сожалений накрывала его с головой.

Курт так тосковал. За последние годы, проведённые в радости, это было единственной настоящей утратой.

Когда Эрика со слегка увлажнившимися глазами подошла к нему, Курт подал ей яркий букет, который они купили у ворот кладбища, чтобы положить на простую, но изысканную могилу. Ей нравилось делать это самой.

Иногда друзья покидают нас раньше времени.

Неважно, готовы мы или нет, сказать им «прощай».

Дважды она вступала в бой со смертью, и дважды выходила победительницей.

Она успела выйти замуж за Сэма и создать с ним настоящую семью. И у них родилась прелестная дочка с кожей цвета кофе с молоком, которую они назвали Дэлайла. Переехав в Нью-Йорк, она даже открыла собственную небольшую юридическую фирму.

Она прожила два прекрасных года.

Затем болезнь вернулась, и на этот раз, к сожалению, победа осталась за ней.

На могильном камне белого мрамора было написано:

Мерседес Джонс 1993-2020

Дорогая подруга, преданная жена и заботливая мать

Случается...

Как говорят в таких случаях, но Курту от этого было не легче.

Глядя на фото улыбающейся подруги, он сознавал, что не был готов попрощаться с Мерседес.

Как не был готов к этому, даже когда она лежала на кровати, и он мог видеть, как жизнь ускользает из неё, мгновение за мгновением.

Есть вещи, к которым никогда не будешь готов.

– Папочка! – крикнула вдруг Эрика, и Курт, погрузившийся в воспоминания о подруге, почти подпрыгнул от неожиданности.

– Вся в тебя, Себастиан, – простонал он, оборачиваясь и наблюдая критическим взглядом как Себастиан и Тэд неспешно приближаются, рука в руке, в то время как Эрика бросилась им навстречу вприпрыжку.

– И то правда! Умная, красивая и неотразимо обаятельная, – согласился Себастиан, с видимым усилием сгибая больную ногу, чтобы опуститься и поцеловать дочь.

Эрике было одиннадцать лет, и она сильно вытянулась.

Продолжая в том же духе, она бы скоро вымахала так же, как он.

Что было бы весьма кстати, по крайней мере, для покалеченной ноги Себастиана, которому не пришлось бы нагибаться, чтобы поприветствовать её, подумал Курт, растроганно посмеиваясь над этой милой сценкой.

Главное, что, помимо ноги, со всем остальным у Себастиана сейчас был порядок.

Себастиан был в порядке.

– Я имел в виду, шумная и неуважительная к священным местам, – парировал Курт, возводя глаза к небу и мимолётно целуя Тэда в губы, когда тот подошёл.

Ирония судьбы, эти двое стали неразлучны теперь. Лучшие друзья.

А Себастиан... ну, что ж, он, наконец, повзрослел, хоть и оставался прежним неугомонным бунтарём и знатной занозой в заднице.

Но это был... он.

Всё ещё он.

Несмотря на все неизбежные болячки вследствие аварии, с которыми ему пришлось бы мириться всю свою жизнь, это всё ещё был он.

Себастиан победил в самой страшной битве.

Хоть и был опасно близок к поражению.

Когда врач сказал, что возникли осложнения, Курт сразу же подумал о самом худшем. И не только он. Блейн, стоявший рядом, настолько сильно сжал ему руку, что чуть не сломал кости.

Но затем врач добавил, что сама операция прошла лучше, чем ожидалось, что подлежащие удалению ткани были удалены и обошлось без повреждения нервов. Хотя некоторые пострадали во время аварии и не могли уже снова стать нормальными.

Доктор предупредил, что если Себастиан проснётся, всё равно будет вероятность эпилептических припадков, даже если врач ранее заверил их, что этого не будет.

Если он проснётся, продолжит так же страдать от головной боли, особенно в дни резкой смены погоды.

Но, опять-таки, если он проснётся, ему не будет грозить риск внезапной смерти.

Он сможет ходить, говорить и быть самим собой.

Если только операция не привела к другим последствиям, но это станет ясно только по пробуждении пациента.

Поэтому оставалось только ждать и надеяться, что он проснётся.

А если да, то – как и каким.

И Себастиан сделал это.

В ночь после операции.

И это был он.

Иногда забывал ещё некоторые слова и у него наблюдались частичные провалы в памяти, но это был он.

Только без встроенной в голову бомбы замедленного действия.

И даже если Курту иногда не хватало возможности иметь его поблизости двадцать четыре часа в сутки, он был счастлив его браку с Тэдом.

Да.

Потому что Себастиан вышел за Тэда.

Он потребовал сделать это, едва пришёл в себя.

Первое, что он сказал Тэду, когда, открыв глаза, увидел его у кровати, было: «Теперь ты выйдешь за меня, Харвуд. Ты обещал».

Излишне говорить, что Тэд рассмеялся и заплакал одновременно в ответ на эти слова, и сразу же принялся искать мирового судью, ни в коей мере не желая противиться воле Бастиана. С помощью Курта он подготовил всё, чтобы сделать это уже на следующий день. Даже Мадлен не высказала никаких возражений. Может быть, просто потому, что ещё не оправилась от того, что её сын пережил эту сложнейшую операцию. Или, кто знает, может, всё ещё слишком под впечатлением от того, что стала бабушкой.

Свадьба получилась прекрасная, учитывая обстоятельства.

Всё происходило там, в палате Себастиана; Фейт, Сантана, Блейн и Курт были свидетелями, а Эрика сыграла роль маленького пажа, держа кольца, купленные Себастианом же до операции.

– Ты был так уверен, Смайт? – сказал Тэд растроганно, когда их увидел.

– Я просто предусмотрительный, Харвуд, – ответил тот, собственнически притянув его к себе, словно боясь, что он сбежит до свадьбы.

Слишком поспешная и простая свадьба, на вкус Курта. Возможно. Но всё равно красивая.

Безумие.

Но из тех, о которых Себастиан никогда бы не пожалел.

Прошло четыре года с момента их свадьбы, прежде чем Сантана и Бриттани решили подарить Джудит братика. Биологического сына Сантаны, на этот раз. И на тот момент был уже в пути и брат Эрики, которая знала теперь, что Себастиан приходится ей отцом.

Когда они с Фейт, стараясь сохранять спокойствие, сказали об этом девочке, она отрезала скучающим тоном: «Я и так это знала, мамочка».

Современные дети!

Фейт за год до этого вышла замуж.

Себастиан считал её супруга нытиком и занудой, но он был хорошим человеком, стал отличным отчимом для Эрики и прекрасно обращался с Фейт. Она была, наконец, влюблена и счастлива. Она нашла принца, который сумел полностью заменить Блейна в её сердце. И Себастиану этого было достаточно.

Однако братик Эрики не был ребёнком Фейт. На этот раз это был сын Тэда.

Через пару лет после свадьбы Тэд выразил желание создать настоящую семью с Себастианом, и тот поддержал его, как всегда и во всём.

Он выдвинул только одно условие: отцом их первого ребёнка будет его муж.

– Миру необходимо больше генов Харвуда, – заявил он, целуя его страстно, прежде чем сделать своим в третий раз за эту ночь.

Да, Смайт знал, как получить то, чего хотел. И знал, как лучше всего использовать вернувшиеся после операции силы.

Конечно, как только прошла первоначальная эйфория, не обошлось без драм, которые продолжались целых два года, и Курт с Блейном не пропустили ни одной из них. Как в исполнении Тэда, так и Себастиана.

Смайта, вообще-то, было не узнать. Глядя на себя теперь, ему с трудом верилось, что он тот же Себастиан, который проводил ночи в Scandals, который в пятницу утром в школе страдал от похмелья, и каждый вечер трахался с новым парнем? Неужели действительно тот же Себастиан по собственной воле выбрал эту жизнь, где самой горячей вещью скоро будут бутылочки с питанием для ребёнка, а самым захватывающим занятием – сменить подгузник так, чтобы не заляпаться?

– Тебе перевалило за тридцать, Бас. Ты просто повзрослел. Иногда случается, – говорил Курт, чтобы успокоить его, в такие моменты.

Но Себастиану было чертовски страшно.

Сейчас он мог быть хорошим отцом для Эрики, но практически отсутствовал в первые годы её жизни. И теперь Смайт ужасно боялся, что может одним махом испортить всё и с ней, и с ребёнком, который должен был появиться.

Тэд старался поддерживать его как мог в эти тревожные месяцы. Выслушивал безропотно его сомнения и делал всё, чтобы его успокоить.

Обретя уверенность, что справится, Тэд принялся за поиски суррогатной матери и делал это, стараясь вовлекать Себастиана в каждую деталь этого зачатия.

От выбора матери до помощи в получении спермы для оплодотворения.

Что стало любимой частью Себастиана.

После чего им осталось лишь ждать. Запасаясь диким количеством вещей для малыша, пол которого они не пожелали знать до последнего.

Кабинет Себастиана тем временем был превращён в детскую комнату нового поколения.

И вся мебель в доме была оснащена по последнему слову техники для безопасности ребенка уже на пятом месяце беременности суррогатной матери.

Лучше предупредить, чем лечить, было девизом Тэда и Бастиана.

Блейн и Курт наблюдали за каждым их шагом. С удивлением и тревогой, в некоторых случаях. И почти с ужасом, в том, что касалось Себастиана, которого никто из них никогда не видел таким.

И когда маленький Джозеф появился на свет, они вскоре стали его любимыми дядечками, какими были для Эрики.

И глядя в эти тёмные глазки, такие ясные и чистые, они тоже начали думать о семье, какую хотели бы создать однажды.

Иногда Курт и Блейн говорили об этом.

На самом деле, они обсуждали это довольно часто.

Оба хотели большую семью.

Даже Блейн, который из них двоих был наиболее склонен к сомнениям по этому поводу.

Курту не нужно было спрашивать, чтобы узнать, что его беспокоит.

Это отчётливо читалось на его лице каждый раз, когда они поднимали эту тему.

Это был страх.

Боязнь не стать хорошим отцом.

Учитывая пример, который был перед ним всё детство и юность, несложно было понять это.

Но Курт знал, что из Блейна получится отличный отец.

Более того, когда он будет готов, то станет великолепным отцом.

Ему нужно было только время, чтобы понять это.

Себастиану, в конце концов, удалось получить высшее образование, и теперь он был дипломированным архитектором. Архитектором, который не имел ни малейшего намерения практиковать, но по крайней мере, диплом он получил.

Когда отец предложил место в его агентстве, Бас мягко отклонил приглашение. Они с отцом почти не встречались. Тот едва познакомился с внуками и нисколько не интересовался его состоянием или браком. Каждый раз, когда они виделись, отец спрашивал вежливо обо всех, но было очевидно, что эти вопросы – чистая формальность.

И гоняться за ним в надежде получить немного любви Бастиан уж точно не собирался. У него была вся любовь, какую он только мог пожелать, благодаря Тэду, Джозефу, Эрике, Мадлен, Сантане, Курту и Блейну.

И, по счастью, ничего другого ему и не было нужно.

В итоге, он превратился в настоящую домохозяйку и время от времени в качестве развлечения проектировал дома и магазины для друзей. Деньги, которые бабушка оставила ему в наследство, гарантировали пожизненный доход для него и обоих его детей.

Став партнёром мужа по небольшой сети ресторанов, которые тот решил открыть в Нью-Йорке и в Лайме, он оказался весьма занятым человеком, при этом вовсе им не будучи.

Чего ещё он мог желать?

Когда Сэм женился, Курт подарил ему с его новой женой – очень милой девушкой из Челси – отдых на Мальдивах.

Они с Блейном предложили принять на эти две недели в своём доме малышку Дэлайлу, с подспудным желанием проверить, сумеют ли справиться с маленьким ребёнком. Сэм согласился, хоть и мог рассчитывать на бабушек и дедушек с обеих сторон, потому что знал, что Дэлайла обожает этих двух ненормальных и что Курту полезно будет провести некоторое время с дочерью Мерседес. К тому же, Хаммел здорово помог ему, когда он остался вдовцом.

Дэлайле сейчас было четыре года, она была очень подвижным ребёнком и как две капли воды похожа на мать. Она уже пела. И если голос не слишком изменится с годами, обещала стать прекрасной певицей, как и Мерседес в своё время.

Звук её голоса наводнял сознание Курта воспоминаниями о подруге и о безумных днях в хоровой, проведённых в сражениях за соло с Рейчел.

С Рэйчел же, которая стала постоянным участником довольно популярного кондитерского телешоу, но так и не сумела расправить крылья, он больше не общался.

Иногда не только смерть разлучает нас с близкими людьми.

Иногда это просто жизнь.

Перед отъездом Сэм сказал ему: «Я люблю эту девушку, Курт. Она делает меня счастливым. Бывают дни, когда я чувствую, что задыхаюсь от воспоминаний. Она помогает мне дышать. И всё же, она никогда не заменит Мерседес. Никто никогда не сможет. Я двинулся вперёд, как она просила перед смертью. Я буду счастлив, я знаю. И сделаю всё, чтобы и Дэлайла была счастлива. Но она навсегда останется здесь, в моём сердце, Курт. Мне всегда будет не хватать её. Ни одна женщина никогда её не заменит. Я смогу любить других. Я люблю Нэнси. Но это никогда не будет та же любовь, что я чувствую к Мерседес».

Глядя на Блейна, Курт прекрасно понимал, что Сэм имеет в виду.

Иной любви бывает отпущено немного времени. Но она остаётся великой и вечной. Другая, не в силах взлететь по-настоящему, даже будучи важной для нас. Часто люди возвращаются к старой любви, когда не могут найти лучшего.

Но бывает чувство, которое остаётся внутри тебя навсегда. Неважно, каким испытаниям подвергнет тебя жизнь. Такая любовь никогда тебя не покинет.

Спустя пять лет после окончания их истории, Джон вернулся в жизнь Блейна, чтобы попросить некоторые написанные им песни для своего первого сольного альбома.

Курт был очень зол, когда узнал, что Блейн согласился, даже несмотря на то, что, учитывая успех Джона после подписания контракта с Sony Record, для Блейна это было бы отличной рекламой.

Дело в том, что Блейн был не единственным ревнивцем в их паре. Курт тоже был в этом не промах. Только с течением лет, начав повсюду сталкиваться с молодыми парнями, которые пялились на его мужчину, он осознал, насколько может быть собственником.

Иногда его реакции были явно преувеличенными. Он и сам признавал, что, возможно, это являлось следствием того, что у него на глазах другие сделали с его Блейном той ночью на озере, и поэтому Курт испытывал эту почти болезненную необходимость защищать его от всех.

В точности как и Блейн чувствовал себя по отношению к нему.

И Хаммел чертовски ревновал к Джону. К тому, что тот значил для Блейна.

Это стало причиной их второй настоящей ссоры.

Блейну пришлось отлучиться из дома на неделю.

И ситуация усугубилась, когда, благодаря Финну, по-прежнему не умеющему держать язык за зубами, Курт узнал, что Джон и Блейн – временно снова переехавший в чикагскую студию, чтобы привлечь некоторых музыкантов, которые работали с ними прежде – проводили многие ночи напролёт, закрывшись наедине в студии, сочиняя и записывая.

Или, по крайней мере, так они говорили.

Курт сел на первый же самолёт в Чикаго с твёрдым намерением кастрировать Блейна и жестоко избить Джона.

Или наоборот.

И поскольку в его плане имелся пункт, где он привязывает Блейна к кровати, чтобы доходчиво объяснить, кому он принадлежит, а для этого определенного рода оборудование ему ещё пригодится, он склонялся ко второму варианту.

Однако, когда Блейн увидел, как он ворвался в его старую студию, весь разгорячённый и взволнованный, с Жанин на хвосте, что с трудом ковыляла за ним на каких-то безумных каблуках, которые надела в тот день на спор с Финном, первое, что он сделал, это бросился ему навстречу и заключил в объятия, чем помешал намерению Курта наорать на него с порога. Затем он поцеловал его с такой страстью, что у Курта колени подкосились.

И всё это на глазах Джона и Жанин, которые наблюдали за ними с довольной ухмылкой.

– О, хорошо, зря я переживала. А сейчас, извините, но я пошла за льдом. Эти туфли стёрли мне, по крайней мере, три пальца. Если сегодня вечером Финн не отплатит мне за страдания дозой великолепного секса, клянусь, отошлю его тебе назад, в Нью-Йорк, Курт. Ах, если эти двое начнут раздеваться, приходи ко мне, Джон. Я приготовлю тебе кофе с миндалём, пальчики оближешь, – проворковала на прощание Жанин, прежде чем выйти, закрывая за собой дверь.

– Что здесь происходит? – спросил Курт, несколько ошеломлённый таким приёмом.

Он ожидал найти их обнаженными на письменном столе. Они же, напротив, были одеты – и даже в множество слоёв, учитывая холод снаружи – и погружены по уши в работу, на вид, нешуточных объёмов. Вся комната была завалена листами партитуры, исписанных наполовину или полностью.

Курт мгновенно почувствовал себя идиотом.

Нет, конечно, он не считал, что Блейн действительно способен изменить ему. Однако он боялся его потерять. Он боялся, что Блейн поймёт, что сегодняшний Курт вовсе не так хорош или интересен, как Курт, которого он любил когда-то. Он знал, что давно уже не тот мальчишка, и боялся, что Блейна это может не устраивать.

Но Андерсон был так явно рад его видеть и продолжал повторять: «Я так скучал по тебе, Курт», что все его сомнения испарились.