Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 50 страниц)

Конечно, вероятно, он попытался бы найти способ вернуться в жизнь Блейна в какой-то момент.

Но, может быть, и нет.

Нет, если это означало бы заставить его опять страдать. Хотя… разве не этим он занимался сейчас?

Хаммел не хотел об этом думать. Так что, когда друзья вместе с Себастианом вошли в комнату, и Курт заметил, как они напряжены, он сделал единственное, что пришло ему на ум в тот момент.

Бросился им навстречу и обнял.

Что застало их врасплох, но и способствовало ослабить заметное напряжение, которые возникло ещё и из-за того, что Ник продолжал здорово злиться на Себастиана.

Тем вечером Джефф собирался повести их в пиано-бар.

По словам Себастиана, это было частью их таинственного плана.

Там должны были присутствовать также Блейн и Тэд, разумеется, в чём и была, собственно, вся суть вылазки.

Целью было предоставить Себастиану и Курту хорошую возможность проявить себя перед великим шансом, о котором позаботился Купер, и прежде всего, выяснить, были ли хоть какие-то предпосылки для того, чтобы всё сработало.

Что должен был решить Джефф, на которого Купер возложил роль стороннего наблюдателя этим вечером.

Надо сказать, что весь этот план совершенно запутал Финна, который решил для всеобщего блага не участвовать, и вызвал у Курта непреодолимое желание увидеть Купера, чтобы обсудить его абсурдную и опасную задумку.

К счастью, ему не пришлось бы ждать слишком долго.

Сказать по правде, на самом деле, этот вечер больше нужен был Себастиану, чем Курту, который, в любом случае, благодаря Куперу, получил другое приглашение, которое уже решил принять.

Что тоже было частью плана, естественно.

Но идея снова встретиться с Блейном этим вечером слишком радовала его.

Они не виделись всего день, и Курт уже соскучился по нему смертельно.

И у него было так много всего, что он должен был сказать ему, что даже не знал, с чего начать.

– Себастиан, я рискую за один вечер потерять двоих из моих лучших друзей. Обещай, что не выкинешь какую-нибудь глупость, не то, смотри, покалечу и не извинюсь! – сказал вдруг, не выдержав, Джефф, взяв Смайта за локоть.

– Я ничего не собираюсь предпринимать, Джефф. Купер выразился более чем ясно. Сегодня я должен только показаться, просто чтобы они оба знали, что я здесь и что я здесь ради них. Вы поможете мне, а я помогу вам, помнишь?

Джефф посмотрел на него, нисколько не убеждённый этой речью, после чего тяжко вздохнул и сказал: «Пойдём».

И будь что будет.

Себастиан был в аду.

В буквальном смысле слова.

И это не было связано только с ужасной головной болью, что сжимала тугим обручем его череп и, безусловно, делала его чрезмерно чувствительным к душераздирающим воплям, которые участники караоке имели наглость называть пением.

Свою роль, несомненно, сыграл тот факт, что Блейн не удостоил его и взглядом с тех пор, как подошёл к их столику, с этим лакомым кусочком,

Джоном, казалось, намертво приклеившимся к его заднице, и устроил Джеффу выволочку насчёт того, что следовало предупредить его об их присутствии.

И под «их присутствием», он подразумевал, естественно, его.

В тот момент вмешался Курт.

Он встал, подошёл и принялся рассыпаться в извинениях, пытаясь защитить Джеффа.

Себастиан навострил уши и молча наблюдал за ними.

Он заметил, что Блейн не мог смотреть Курту в глаза, пока тот говорил.

Андерсон стоял, опираясь руками о спинку стула и опустив взгляд. И слушая. Курт закончил свою речь, сказав, что, если для него действительно так тяжело общество Себастиана – сознательно не упомянув себя, отличный ход, Хаммел, дай ему сразу понять, что не веришь в его безразличие! – то они немедленно уйдут.

Блейн на это слегка пожал плечами и не слишком убеждённо прошептал «Нет, всё в порядке», после чего удалился вместе с несколько растерянным Джоном, чтобы взять выпить и, наверное, хоть немного ввести спутника в курс дела.

Естественно, не забыв перед этим одарить Джеффа последним красноречивым взглядом, который, несомненно, означал, что позже им всё равно предстоит серьёзный разговор.

Ему же не перепало ничего.

Даже взгляда.

Но на самом деле, Смайт и не ожидал ничего другого.

Он слишком хорошо знал Андерсона, чтобы надеяться на что-то иное.

Сейчас имело значение лишь то, что теперь Блейн знал – он тоже здесь.

Важно было, чтобы он привык к мысли, что Себастиан там и ради него тоже.

А когда Блейн вернулся и с безразличным видом сел рядом с Куртом, хотя за столиком были ещё четыре свободных стула, чуть подальше, Себастиан улыбнулся про себя.

Его план – то есть, его, Джеффа и Купера – работал как надо.

И этот, возможно, бессознательный выбор Блейна не особенно его поразил, потому что, был весьма предсказуем.

Это значило лишь, что Курт хорошо выполнял свою часть плана.

Несмотря на упрямство Андерсона.

И этот его Джон, прежде чем занять место рядом с Блейном, по другую сторону, протянул руку Смайту, чтобы представиться и, когда узнал, что он и есть тот самый Себастиан, который вышел из комы после аварии, был так мил, что проявил интерес к нему и его нынешнему состоянию.

И действительно выслушал, в придачу.

Хотя и продолжал поглядывать на Блейна и Курта, которые не разговаривали и делали вид, будто вовсе не замечают друг друга, но время от времени невольно встречались взглядами, тут же, впрочем, отворачиваясь.

Вероятно, они и сами этого не сознавали.

Так же, как не отдавали себе отчёта, насколько очевидно их поведение для любого, кто смотрел на них.

Возможно, даже для Джона, который выглядел растерянным и обеспокоенным.

Само собой, он не знал всего.

Но о чём-то подозревал наверняка.

Милый, сексуальный и сообразительный.

Он был бы отличной добычей для прежнего Смайта.

Затем Блейн вдруг вовлёк своего парня в оживлённую беседу, и Себастиан снова оказался изолирован.

Нет, ничто из поступков бывшего лучшего друга не удивляло его, и тем не менее, это ранило его сильнее, чем он мог ожидать, и это уже было ему в новинку.

Курт, сидевший рядом с ним, вдруг быстро пожал ему руку, угадав ход его мыслей.

Себастиан был благодарен, что он там, с ним.

Сознание, что, по крайней мере, на его поддержку он может рассчитывать, вселяло в него мужество.

И как раз когда Джефф объяснял всем, что эта вечеринка была организована, чтобы отметить вновь обретённые воспоминания Курта, по крайней мере, его хорошие воспоминания, которые включали и старых друзей – и никто не обращал внимания на Джона, который пытался получить разъяснения по поводу этих слов – в этот момент явился Тэд.

И у Себастиана потемнело перед глазами.

Потому что и к его заднице был прочно приклеен этот бизон, Чэд.

Который, честно говоря, теперь, когда Себастиан мог разглядеть его вблизи, был весьма даже недурён на лицо.

Больше того, он был по-настоящему красив.

Блять!

Однако реакция Тэда при виде Себастиана оказалась немного… отличной от реакции Блейна.

– О, господи, ты и правда приехал! – этот вскрик резанул по ушам Себастиана, в то время как он разговаривал с Куртом и Джеффом, единственными за этим столом, кто не отказывал ему в общении.

Обернувшись, он увидел его перед собой и в этот самый момент заметил также три вещи.

Во-первых, полный ревности взгляд Блейна, которым тот буквально испепелял их с Куртом, и отсюда можно было заключить, что либо он неправильно понимал их теперешние отношения, либо, что они двое неосознанно перебарщивали с интимностью в поведении друг с другом.

Во-вторых, полный надежды взгляд, которым одаривал их Джон, теперь выглядевший гораздо более расслабленным. Что ж, да, возможно, они с Куртом слегка перебарщивали, даже если для них подобное поведение было совершенно естественным и лишённым какого бы то ни было сексуального подтекста. Но этим двоим, откуда было знать об этом? Блейн никогда не видел его в чисто дружеских отношениях с Куртом, а Джон… он надеялся. Вполне законно.

И, в-третьих, Тэд был ещё прекраснее, чем показался ему тем утром.

– Привет, – только и смог прошептать Себастиан, не в силах оторваться от этих тёмных глаз, которых так ему не хватало. Насколько именно, он понял лишь сейчас, когда смог снова окунуться в их глубину.

Вся сила чувства к нему поразила его словно поезд на полном ходу, и Смайт почувствовала себя настоящим глупцом из-за того, что не понял сразу этой простой истины.

Хотя, нет, это было несправедливо, потому что на самом деле он прекрасно это понял в какой-то момент.

Только та проклятая авария лишила его возможности крикнуть всему миру «Я люблю Тэда Харвуда, и только его одного!».

И сейчас, естественно, Тэд хотел заставить его поверить, будто теперь уже слишком поздно.

Отойдя от первого потрясения, он выслушал объяснения Джеффа, и, узнав, что Курт всё вспомнил, бросил на Блейна быстрый обеспокоенный взгляд, после чего просто подошёл к Курту, который, поднявшись, вовлёк его в крепкое объятие, которое могло показаться довольно странным для них двоих.

Но дело в том, что Тэд и Курт, в своё время, были друзьями.

Хорошими друзьями.

Это Тэд помогал ему проникнуть в Далтон по вечерам, после комендантского часа, чтобы встретиться с Блейном.

И опять же Тэд отправлялся к нему, когда Блейн из-за очередной ссоры с отцом не мог явиться на свидание.

Конечно, всё тот же Тэд спал как с Себастианом, так и с Блейном, и именно поэтому это объятие продлилось недолго и, когда закончилось, оба выглядели несколько смущёнными.

Спонтанность порыва не могла стереть всего, разумеется.

Когда Курт снова сел, Себастиан пожал его руку, как тот сделал чуть раньше, и чёрт с ним, если Блейн смотрел на него.

Он понимал, что Хаммел испытывал в тот момент, и этого было достаточно.

Но конечно, как только Тэд сел и представил гиганта как своего бойфренда, даже относительно спокойная жизнь для Себастиана закончилась.

Потому что Тэд, судя по всему, решил разить жёстоко.

Он флиртовал, постоянно нашёптывал что-то на ухо Чэду, практически сидел у него на коленях и не прекращал поглаживать его предплечья.

Одним словом?

Играл на публику.

Обернувшись к Курту в попытке отвлечься от этой показной идиллии и в поисках ответа на вопрос, почему он послушал Купера Андерсона, Себастиан заметил, что у Курта дела шли не лучше.

Блейн, разумеется, не вёл себя столь откровенно, как Тэд, но и он не отрывался от Джона.

Хоть Андерсон и сидел рядом с Куртом, но практически не обращал на него никакого внимания, весь поглощённый беседой со своим якобы парнем, суть которой, насколько Смайт сумел понять, состояла в выборе песни, которую Джон мог спеть этим вечером.

– По крайней мере, они не обсуждают сексуальные позиции, не унывай! –

прошептал он на ухо Курту, немедленно привлекая также внимание Блейна, который обернулся к ним с любопытством.

Курт этого не заметил, потому что был повёрнут к нему, но Себастиан, да.

Так вот значит, как?

Он игнорировал Курта, пока Себастиан не начинал оказывать ему внимание?

«Чтоб тебя, Купер, стало быть, для этого я должен был быть здесь сегодня, идя навстречу неизбежной эмоциональной публичной казни и предсказуемому всеобщему снобизму?» – подумал он.

Тогда, возможно, и Тэда это могло задеть, нет?

Интересно.

– Это ещё хуже, потому что это вещи более интимные, – в ответ прошептал ему на ухо Курт, склонившись ближе к нему, чем заметно разозлил Блейна, который резко отвернулся, опять сосредотачиваясь на Джоне.

Или, по крайней мере, пытаясь сосредоточиться на нём.

И ему это удалось.

Секунды на две.

– Нет ровным счётом ничего интимного в неспособности выбрать песню My chemical romance или Оne direction. То есть… между ними пропасть, о чём тут рассуждать? – сказал тихонько Себастиан, с радостью услышав мягкий смех, сорвавшийся с уст Курта, который, как он заметил, действительно привлёк также внимание Тэда, что немедленно нахмурился, видя их так близко. – Привлеки и ты как-нибудь его внимание, – сказал Смайт, беспрепятственно приближаясь больше чем необходимо, благодаря тому, что Курт не отстранился, так как был привычен к подобному и не видел никакой двусмысленности в его жесте, не в этот момент, по крайней мере. – Сделай что-то, чего обычно не сделал бы, только для него. Вот, например, залезь на стол и устрой стриптиз!

– Кажется, я придумал кое-что, – сказал Курт, прямо-таки просияв.

– Если это стриптиз, я голосую за!

– Дурак! Нет, это что-то более… трудное для меня… но правильное для нас, – сказал он, и быстро встав из-за стола, исчез.

Оставив Себастиана озадаченно оглядываться по сторонам.

Никто больше не обращал на него внимания, даже Тэд, сидящий с опущенной головой и внимательно слушающий Чэда, который что-то нашёптывал ему на ухо. ¬¬

Прежде подобная ерунда не тронула бы его ни в малейшей степени.

Больше того, он бы ещё и развлёкся за счёт Харвуда, ставя его в неловкое положение перед всеми, включая этого Чэда, чтобы заставить его признать, что на самом деле он хочет его и только его.

Теперь же он чувствовал себя лишь опустошённым и разбитым.

Очевидно, одиннадцать месяцев комы изменили многое.

Его, уж точно.

– Эй, Смайт, ты подсел на тяжёлые наркотики? – спросил вдруг Ник бодро, заставляя всех обернуться в сторону Себастиана.

– Это лекарства от головной боли, – просто сказал тот в ответ, глотая две таблетки, которые только что вытащил из кармана.

– Что такое? Отвык от жизни в ночных клубах? – продолжил Ник, как-то слишком заинтересованно.

– Вообще-то, мои головные боли являются нормальным следствием аварии. Они со мной постоянно, и это никак не зависит от уровня шума, – отозвался Смайт беспечным тоном, неожиданно для себя вызывая дискомфорт за столом, внезапно погрузившимся в странное молчание.

Блять!

Как раз то, чего он хотел избежать.

Да, это правда, ему необходимо было зацепиться за что-то, чтобы, по меньшей мере, половина сидящих за этим столом снова начала воспринимать его как достойное уважения человеческое существо, но он уж точно не хотел добиваться этого через жалость.

Он сказал чистую правду, которая вырвалась наружу совершенно естественно, но он так привык повторять некоторые вещи, что уже не придавал им веса.

Тем не менее, он понимал, что, возможно, это было не лучшим ходом

– Если только речь не о той девице, которая только что издевалась над I will survive. Господи, как будто кошке на хвост наступили! – попытался он тогда отшутиться, с облегчением слыша негромкий смех Джона и – вот чёрт! – Чэда.

Даже его смех звучал отвратительно.

Что это?

Хрюканье поросёнка?

Он заметил, однако, что как Тэд, так и Блейн смотрели на него со смесью обеспокоенности, злости и растерянности.

Нет, нет, только не это.

Ладно, против злости он ничего не имел.

Этого он заслуживал и с лихвой.

Некоторую растерянность, он знал, что рано или поздно сумел бы вызвать у обоих.

Но обеспокоенность и жалость – нет.

Он не хотел этого.

Особенно, от них двоих.

Себастиан отвёл взгляд, опуская его на свои мелко трясущиеся руки.

Это было едва различимое движение, которое он воспринимал как настоящий тремор.

Одно из множества последствий его проблем после травмы головы.

Себастиан медленно вздохнул, чтобы успокоиться, потому что если бы его накрыл нервный срыв, он не смог бы контролировать себя, не в этой ситуации, которая уже сама по себе являлась для него испытанием на прочность.

Но когда он поднял глаза, чтобы отпустить ещё какую-нибудь шутку, которая помогла бы отвлечь всеобщее внимание от его дрожи, ему открылось зрелище, какого он точно не ожидал.

– О… Боже… мой… не может быть, чтобы я видел то, что я вижу! – вырвалось у него.

– Что такое? Твои головные боли вызывают ещё и галлюцинации? – ехидно поинтересовался Ник.

– Да… безусловно, потому что тот, кто вот прямо сейчас поднимается на сцену, чтобы петь… это не может быть Курт.

В ответ на эти слова, все резко развернулись к сцене.

«Спасибо, Курт», – подумал в тот момент немного не к месту Себастиан, не в силах оторвать взгляд от Хаммела на сцене.

Тот двигался к фортепиано, расположенному посреди небольшого возвышения, неуверенно, словно на каждом шагу вынужден был преодолевать страх.

И, вероятно, так оно и было.

– Он же не собирается петь, правда? – спросил, почти задыхаясь, Блейн.

Себастиан понимал его.

Он тоже волновался за Курта в тот момент.

– Это было бы так странно? – озадаченно спросил Джон, заметив, что все затаили дыхание.

– Для него, да, – прошептал в ответ Себастиан.

Прошли годы с тех пор, как Курт пел в последний раз.

С тех самых пор, когда покинул NYADA.

И одной из причин, по которым он оставил учёбу там, помимо хронической неудовлетворенности, было как раз то, что у него начисто пропало желание петь.

«Если это твой первый ход, отличный выбор!» – подумал Себастиан, быстро взглянув на Блейна, чтобы увидеть его реакцию.

Естественно, тот тоже знал, что Курт больше не пел.

И судя по тому, как Андерсон был напряжён, Себастиан догадался, что он прекрасно понял смысл происходящего.

Впрочем, если бы это было не так, слова Курта, которые тот робко и немного смущённо произнёс, приблизившись к микрофону, немедленно бы всё прояснили.

– Это для тебя. Потому что, возможно, нам и впредь предстоит теряться, но главное, не прекращать искать друг друга. Так что, эта песня для тебя.

Коротко, но ясно как солнце.

И все синхронно повернулись к Блейну на этих словах.

Разумеется, все, кроме Джона, который не понял, о ком Курт говорил, полагая, что посвящение было для Себастиана, и устроился поудобнее на стуле, чтобы послушать песню, которую Хаммел выбрал.

Когда Курт коснулся клавиш, парень с первых же нот узнал мелодию.

«А он действительно хорош», – подумал он, подвинувшись ближе к Блейну.

Чьё внимание, однако, было полностью сконцентрировано на исполнителе.

Было неописуемо то, что чувствовал Блейн в тот момент.

Радость видеть как он снова приближается к музыке.

Гордость за мужество, которое он демонстрировал, выйдя на сцену перед всеми этими людьми после того, что совсем недавно вспомнил.

И столь же неописуемо было видеть его в свете огней, которые, если такое вообще возможно, делали его ещё прекраснее.

Курт был рождён для того, чтобы стоять на сцене.

http://www.youtube.com/watch?v=R0Gu1sM914c

I’m here again

Я снова здесь

A thousand miles away from you

В тысячах километров от тебя

А broken mess, just scattered pieces of who I am

Я в разладе с собой, от меня остались лишь разрозненные осколки

I tried so hard

Я так старался

Thought I could do this on my own,

Я думал, что сумею справиться сам

I’ve lost so much along the way,

Я потерял столь многое по пути…

Блейн не знал этой песни и отметил про себя, что, возможно, она была не совсем в тональности Курта.

Но она была... прекрасна.

Прекрасна, потому что говорила о них.

Прекрасна, потому что Курт пел её, чтобы сказать что-то ему, а не для того, чтобы показать, насколько он хорош.

Прекрасна, потому что, несмотря на очевидный дискомфорт, который он испытывал, находясь там, где он был, Курт поднялся на эту сцену, чтобы заставить Блейна выслушать его.

Then I’ll see your face

Когда я вижу твоё лицо

I know I’m finally yours

Я знаю – наконец, я твой

I find everything I thought I lost before

Я нашёл всё то, что я считал потерянным

You call my name

Ты зовёшь меня

I come to you in pieces

И вот я перед тобой, разбитый на куски

So you can make me whole,

Так собери меня в одно целое.

Да, Блейн мог это сделать.

Но Блейн чертовски боялся.

Боялся опять страдать, потому что теперь он знал, что действительно любит его, и на этот раз потерять его было бы ещё разрушительнее, если такое возможно.

Боялся, что Курт нуждается в нём лишь потому, что хочет почувствовать себя снова целым, а не для того, чтобы любить его по-настоящему.

Боялся, что Курт хочет его сейчас, только из-за того, что Себастиан оставил его ради Тэда, что было видно по тому, как Смайт продолжал смотреть на Харвуда.

Даже если та интимная манера, в какой они общались перед этим с Куртом, ранила его словно тысяча лезвий.

Боялся, что если отпустит Джона, свой реальный шанс на счастье без сомнений и страхов, на этот раз он совершит ошибку.

Как бы ни хотелось ему обнять Курта.

Любить его.

Целовать.

Сделать своим.

Снова и снова.

Но просто иногда любви недостаточно.

И та любовь, что так долго была всем для него, возможно, исчерпала себя.

I’ve come undone

Я превратился в ничто

But you make sense of who I am,

Но ты вернул мне смысл

Like puzzle pieces in your eye,

Как кусочкам головоломки в твоих глазах.

Нет.

Ничего не превратилось в ничто.

Не между ними.

Блейн знал это.

Но он знал также, что он, как человек, мог оказаться разбитым, распылённым, сведённым к нулю.

И это с ним уже случалось.

Целиком и полностью.

Дважды.

Восемь лет назад в Лайме, и в те два месяца, проведённые в Нью-Йорке.

В первый раз, это был его выбор.

Жертва во имя любви, о которой, несмотря ни на что, он не сожалел, поскольку Курт получил благодаря этому много лет счастливой и спокойной жизни.

Во второй, выбрали за него: Себастиан, своей ложью и эгоизмом, и Курт, используя его.

И сейчас он знал, что должен сделать ещё один выбор.

Между тем, что у него, возможно, могло быть с Джоном, и тем, что у них было и, возможно, навсегда утрачено, с Куртом.

Между одним счастьем, безопасным и не требующим усилий, и другим, более запутанным и сложным, хотя, безусловно, более полным, но которое, однако, возможно, не существовало больше или, если ещё существовало, могло превратиться в ложь.

Что если они оказались бы несовместимы на длинных дистанциях теперь.

В конце концов, они не были больше прежними Куртом и Блейном.

Те парни умерли на диване и на полу в доме у озера почти девять лет назад.

Конечно, одного месяца было недостаточно, чтобы он мог сказать, что любит Джона.

Да он и знал, что не любит.

Ему было хорошо с ним, и с ним он чувствовал себя почти в мире с самим собой.

Не нужно было бороться или защищать его, Блейн не должен был жертвовать собой и, пусть это могло показаться эгоистичным, но он наслаждался тем, что Джон старался поддерживать его интерес, никогда не воспринимая как нечто должное.

Это давало ощущение... свободы.

И дело было, в сущности, вот в чём: это было возможно.

В один прекрасный день он мог бы его полюбить.

И одной песни было недостаточно, чтобы заставить его отказаться от этого.

«Курту придётся сделать больше, куда больше», – подумал Блейн с поднимающимся в душе гневом, встречаясь глазами с Куртом, в тот момент, когда тот повторял заключительную часть песни «И вот я перед тобой, разбитый на куски, так собери меня в одно целое».

О, этот взгляд.

Этот взгляд убивал его.

И делал слабым.

Он возвращал его назад, к его счастливым воспоминаниям, которые были прекрасны, но в конечном итоге были именно этим – воспоминаниями.

Не задумываясь, в порыве ярости, происхождение которой он и сам не сумел бы объяснить, он просто встал и покинул зал.

На улице было холодно.

Впрочем, ничего странного, ведь приближалось Рождество.

А он оставил куртку внутри.

Когда раздался звук открывающейся двери, он подумал, что это Джон, а потому, прежде чем обернуться, изобразил фальшивую улыбку.

Улыбку, которая умерла на его губах, едва он увидел, что у входа стоял вовсе не Джон, а Курт.

Снова он.

Всегда он.

– Ты в порядке? – спросил Хаммел обеспокоенно, и Блейн немного возненавидел его за это.

Всё было бы проще, если бы Курт не вёл себя с ним так, а оставался отстранённым и холодным, каким был в Нью-Йорке, даже когда они трахались.

Было бы гораздо легче отказаться от него и остаться с Джоном.

– Прекрати, Курт, – ответил он поэтому, закрыв глаза и упершись затылком в кирпичную стену.

– Прекратить что? – услышал он его голос где-то возле уха.

Слишком близко, честно говоря.

В следующую секунду его настиг и знакомый запах, и он хотел бы открыть глаза и посмотреть на него. Боже, ему так этого хотелось. Но он не мог.

Потому что слишком хорошо знал, что делали с ним его глаза.

– Знаешь, что, Курт? Это утомительно.

– Что утомительно? – снова спросил тот мягким голосом, который словно обволакивал его сознание и тело. Чёрт бы его побрал! – Если, как ты сказал, ты действительно больше не хочешь меня, всё это не должно производить на тебя никакого эффекта, для тебя не должно составлять большого труда

держаться от меня подальше, – жаркое прикосновение руки, которая сопровождала эти слова, скользнув по его груди, заставила Андерсона слегка вздрогнуть и инстинктивно попытаться остановить её.

Очень неудачный ход.

Потому что Курт тут же воспользовался этим, чтобы переплести их пальцы, и это было...

Идеально.

Сплетенье их рук всегда было чем-то совершенным.

– Если только ты, на самом деле, не притворяешься, будто не хочешь меня больше, – продолжил затем Курт, обжигая его кожу дыханием.

Он не говорил ничего вульгарного или пошлого, это было не в его стиле, но одним только тоном умудрялся намекнуть на тысячу возможных с сценариев – грязных, плотских, чувственных.

Маленький дьявол-искуситель.

Блейн резко открыл глаза и оттолкнулся от стены, тем самым освобождаясь от хватки руки Курта.

Он ощутил холод.

Но это было правильно.

Он знал, что это правильно.

Страдать сейчас, чтобы не страдать после, не так ли?

– Думай что хочешь, Курт, я не хочу тебя больше, – произнёс он убеждённо, обернувшись и глядя на него со спокойствием, которого не чувствовал на самом деле.

Губы Хаммела изогнулись в одной из этих новых улыбок, которые не раз тем вечером Андерсон замечал на его лице, и которые были очень далеки от тех, что дарил ему восемнадцатилетний Курт в Лайме или тот, которого он встретил два месяца назад в Нью-Йорке.

– Я знаю, что ты лжёшь, Блейн. Я умел понять, когда ты врёшь, с самого начала, и этой способности я не утратил с моими воспоминаниями.

– Но это правда, Курт. Раньше я хотел тебя, но сейчас уже не хочу, – повторил Блейн, больше себе, чем ему. Может, если бы он продолжил повторять, в конце концов, это стало бы правдой. – И ты тоже лжёшь. Это не ты. Это смесь тебя и Себастиана, как мне кажется, более-менее.

В ответ на эти слова, Курт опустил голову, но полностью развернулся к нему и прислонился к стене, где раньше стоял Блейн.

– Не суди и не осуждай меня. Я всего лишь пытаюсь понять, чего ты хочешь. Я больше не тот Курт, в которого ты влюбился почти девять лет назад и даже не тот, которого ты встретил в Нью-Йорке. Я… пожалуй, я смесь их двоих. И не знаю, может ли этот Курт понравиться тебе. Ведь, в конце концов, тебе не составило труда оставить меня ни в первый, ни во второй раз, посмотрим правде в глаза. Может, это и к лучшему.

– О чём ты, блять, говоришь? – взорвался Блейн, потому что… он что, всерьёз верил во всю эту чушь? – Ты нравишься мне таким, какой есть. Каким жизнь сделала тебя. Я восхищаюсь твоим мужеством, тем, что помогло тебе подняться на эту сцену сегодня. И я восхищаюсь твоей силой, благодаря которой ты стоишь сейчас здесь, передо мной, с гордым взглядом, как если бы я не замечал тёмные круги вокруг твоих глаз или не понимал, как ты раздавлен тем, что узнал. И я восхищаюсь твоим самообладанием, которое ты демонстрируешь, несмотря ни на что. Я знаю тебя настоящего, ты должен был вспомнить и это тоже, – «и люблю», – добавил он, прежде чем смог остановиться, но, к счастью, только мысленно.

В любом случае, продолжать было бессмысленно.

Потому что он видел, видел прекрасно.

Он видел довольную улыбку, которая буквально озарила его лицо.

Что?..

Вот чёрт!

Он его провёл.

Раздразнил, чтобы заставить признаться в том, чего он никак не хотел признавать перед ним.

Значит, он просто провоцировал его, и не думал всего этого на самом деле, так?

– И чего же ты ждёшь от меня, Курт? – спросил Блейн, вконец измотанный этой игрой, правил которой не знал.

– Не знаю. Но уж точно не ожидал, что ты станешь нападать и орать на меня. А по сути, ты только это и делаешь.

– Так может, ты надеялся, что я приму тебя с распростёртыми объятиями только потому, что ты явился ко мне домой?

– Может быть, почему бы и нет? Или ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты влюбился в этого мальчишку? Прошло чуть больше двух месяцев, Блейн, ты не можешь уже любить его. Не можешь, если все те чувства, которые привели тебя сюда и которые заставили тебя отказаться от меня восемь лет назад, были настоящими.

– Конечно, я не люблю его! – почти выкрикнул ему в лицо Блейн в ответ. – Я не грёбанный флюгер, Курт. Но он... он мой шанс.

– Твой шанс – для чего?

– Для того, чтобы избавиться от этого постоянного ощущения неполноценности. Чтобы хоть немного почувствовать себя счастливым. Чтобы перестать страдать... Я… я могу полюбить его.

– Боже мой, Блейн, ты хоть сам слышишь, что говоришь? – спросил Курт в отчаянии, пытаясь приблизиться к нему.

Но Блейн поспешно отступил ещё дальше.

– Какова гарантия, что ты здесь не потому, что Себастиан больше не хочет тебя, а? – спросил он вдруг, и Курт мгновенно застыл на месте. – Откуда мне знать, что всё, что ты говоришь, не продиктовано в действительности твоими воспоминаниями и убеждённостью, будто ты мне что-то должен? Как я могу быть уверенным, что ты здесь не для того, чтобы опять использовать меня, чтобы... с моей помощью снова стать целым,

Как ты только что пел там на сцене? Ты растерян, Курт. Может, то, что, по твоим словам, ты испытываешь ко мне сейчас – не правда, а простое отражение твоих вернувшихся воспоминаний?

Так значит, в этом было всё дело?

Невозможно…

Курт пришёл к нему разбитый вдребезги, держа своё сердце на раскрытой ладони, а Блейн боялся… этого?

Боялся, что он хочет всего лишь снова использовать его?

Нет, Курт не мог позволить, чтобы эти мысли продолжали мучить его.

Недолго думая, он буквально набросился на Блейна.

И едва он припал к его губам… о, да!

Это было правильно.

Быть там, рядом с ним.

Этот поцелуй был похож на прорвавшуюся плотину.

И случилось нечто странное, но прекрасное.

Курт вспомнил.

Их первый поцелуй.

Тот, которым они обменялись на безлюдной лестнице МакКинли после того, как Карофский убежал, взбешённый тем, что сказал ему Блейн.

Он вспомнил всё.

Каждую мельчайшую деталь.

Вспомнил, как Блейн пригласил его пообедать.

И как он обернулся к нему с улыбкой, а Блейн, совершенно неожиданно наклонился и прижался губами к губам Курта.

Тот поцелуй поначалу был лишь робким касанием губ, за которым последовали другие лёгкие нежные поцелуи, в то время как руки нерешительно принимали различные положения, в поисках того самого, подходящего.

Безуспешно.

А потом сердце Курта взорвалось в груди.

От радости.

Блейн оторвался от него и принялся смущённо бормотать: «Прости, прости, не знаю, что на меня нашло… Нет, знаю. Ты мне нравишься, Курт. Думаю, для меня наступил тот момент, когда глядя на тебя, я не могу не сказать – о, вот он, я искал его всю жизнь. Ты тронул меня, Курт. И сейчас я поцеловал тебя только потому, что хотел этого. Этот поцелуй должен был стать твоим первым».