Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 50 страниц)

Блейн.

Это было всё, что только мог думать и беззвучно шептать Курт, наблюдая за последними пассажирами, торопившимися на посадку.

Имя, которое стоило целого будущего.

Будущего, которое, Курт чувствовал, окончательно ускользало от него.

Первые дни дома стали для него невероятно тяжёлыми.

Возвращение к прежней жизни для Блейна означало не только возвращение в свою крошечную квартирку и к своей работе.

Это означало, прежде всего, привыкнуть к жизни без Курта.

И в последний раз у него ушло восемь лет на то, чтобы этого добиться.

С небольшой поправкой на то, что, как выяснилось, ничего он не добился.

А всего лишь убедил себя в этом.

Что теперь пытался сделать снова.

Потребовалось некоторое время, но в какой-то момент ему удалось, просыпаясь утром, не искать взгляда Курта рядом.

Или так ему казалось.

Потребовалось некоторое время, но ему удалось забыть, каково было прикасаться к коже Курта.

Или так ему казалось.

Потребовалось некоторое время, но он сумел забыть звук голоса Курта.

Или так ему казалось.

На самом же деле ничего он не забыл.

Не забыл, но припрятал в самом отдалённом уголке сердца.

Он не отвечал на его звонки, на его сообщения или электронные письма.

Как и просили его Бёрт и Бастиан, когда он заходил поговорить с Куртом.

И ему понадобилась вся его сила воли, потому что Курт был чертовски настойчив.

Блейн не знал, откуда он взял его домашний номер или адрес электронной почты, но подозревал, что источником был Тэд, потому что Себастиан вряд ли дал бы их Курту.

Да, конечно, в письме он сам обещал, что если Курт будет в нём нуждаться, он всегда может на него рассчитывать, и был искренен, но это было слишком много, и слишком рано.

Поэтому, после очередного звонка, на который он не смог ответить, в отчаянии из-за уверенности, что в конечном итоге не выдержит и уступит – а это было бы плохо для обоих, раз они не могли быть вместе – он отправил ему сообщение, в котором говорилось только:

«Курт, мы оба знаем, что я должен разлюбить тебя. Я всегда буду рядом. Но сейчас мне нужно время. Можешь дать мне его, пожалуйста?»

Он и сам не знал, рассчитывал ли получить ответ на это сообщение.

Или какой именно ответ хотел бы получить.

Он бы сердце отдал за искреннее «Я люблю тебя. Вернись ко мне».

Однако не сильно удивился, когда не получил никакого ответа.

И вскоре он стал жить по-прежнему.

Снова сосредоточился на работе.

И вернулся к тому, что делал когда-то.

Первым стал парень с глазами как лёд. Это произошло через неделю после его возвращения в Чикаго.

Блейн нашёл его в одном заведении неподалёку от своего дома.

Он позволил ему поцеловать себя.

Позволил себя раздеть.

В отличие от своих обычных случайных трахов, позволил ему быть сверху.

Если уж совсем откровенно, Блейн позволил этому незнакомцу обращаться с собой как с бездушной секс-игрушкой.

Почти всю ночь.

Когда тот тип привёл его ванную и отымел под душем, он старался только забыть тот раз, когда это случилось с Куртом.

Когда полупьяный гость приказал ему самому трахать его член, пока он жевал бутерброд, сидя на стуле, Блейн сделал это, стараясь не думать о том случае, когда почти то же самое произошло в кухне Курта.

Когда парень потребовал, чтобы он сказал, как ему нравится, подкрепляя это шлепками по заднице, Блейн удовлетворил его, крича со всей убедительностью при каждом новом ударе.

Это было совершенно не в его вкусе, но в тот момент ему было плевать.

Он только хотел... чувствовать.

Что-то другое, что-то кроме присутствия Курта вокруг себя.

И даже если в глубине души Блейн всегда знал об этом, по-настоящему он понял только в ту ночь, насколько заблуждался относительно собственной способности контролировать отношения с Куртом.

Восьми лет ему не хватило, чтобы забыть Хаммела, но он всё равно ввязался в сексуальные отношения с ним, а теперь наивно полагал, что сможет вот так просто двигаться дальше после того как снова попробовал кусочек этого рая?

С самого начала это был всего лишь самообман.

Он потерял счёт, сколько раз кончил за одну ночь.

Но для него это ничего не значило.

Всё равно как сам себе подрочил.

Ни чувств, ни страсти.

Просто способ выпустить пар.

Способ, хоть на какое-то время, почувствовать себя менее одиноким.

Как в его прежней жизни.

Бесконечно далеко от его прежней жизни.

Прежняя жизнь.

Его прежняя жизнь.

Курт хотел бы вернуть её.

Это твердил он себе, двигаясь синхронно с Себастианом, который ритмично погружался в него, как когда-то.

Это был первый раз, когда они занимались любовью с тех пор, как он пробудился.

Им не следовало пока, по словам врача.

Но Себ устал довольствоваться ручной работой и минетами, и был, к тому же, напуган.

Даже если никогда не говорил этого, Курт всё прекрасно видел.

И, в конце концов, он ведь решил заботиться о нём, разве нет?

Перефразируя то, что сказала Сантана, если делая счастливым его, он сам чувствовал себя счастливым, почему бы не сделать это?

Началось всё как обычно.

Поцелуи, которые становятся более откровенными.

Ласки, которые становятся более непристойными.

Себастиан, который просит о большем.

И Курт, который шепчет «да», вместо того, чтобы остановиться.

Потому что он хотел чувствовать.

Хоть что-то, кроме тоски по Блейну.

Что-то, что было бы хорошей причиной тому, что он остался, помимо чувства долга.

Потому что он хотел вернуться к прежней жизни с Себастианом, даже если многое изменилось.

Эрика, которая теперь приходила навестить их чуть ли не каждый день.

Присутствие Тэда, живое и почти осязаемое, между ними, что становилось ещё более тревожным от того, что Бас о нём не помнил, а следовательно, Курт не мог потребовать от него объяснений по этому вопросу, чтобы хоть немного успокоиться.

Любовь к Себастиану, которую Курт всё ещё испытывал, была сильной и настоящей.

Но недостаточно.

Больше нет.

Даже в тот момент, когда он двигался в унисон с ним и жадно целовал, встречая каждый новый толчок с пылом и страстью... нет, этой любви было недостаточно.

Курт хотел вернуться к своей прежней жизни.

Правда, хотел.

Только не мог.

Но должен был.

Когда Себастиан кончил и вышел из него, Курту захотелось плакать.

Но он этого не сделал.

Однако понял кое-что важное.

Понял, что не может лгать себе самому и продолжать заниматься с ним сексом, как ни в чём не бывало.

Довольно было одного прикосновения Себастиана, чтобы воспламенить его, это правда.

Но теперь всё было иначе.

Все ощущения были мимолётными, продиктованными гормонами и общими воспоминаниями.

Всё сводилось лишь к физическому желанию, порыву страсти – ничего больше.

Когда Себастиан потянулся, чтобы прижать его к себе, он уклонился, используя как предлог жажду, быстро встал с кровати и сбежал на кухню.

Нельзя спать с кем-то, если хочешь другого, говорил себе Курт.

Даже если этот кто-то – человек, который спас тебя, и с которым ты разделил последние семь лет жизни.

Но нельзя и отречься от всего этого ради того, кто внезапно вошёл в твою жизнь, задержался только на два коротких месяца, а затем, так же быстро как явился, исчез.

Ради того, кто больше не хочет тебя.

Курт сказал себе, что ему просто нужно заново привыкнуть ко всему.

Поэтому он быстро вернулся в спальню и лёг в постель, принимая поцелуи Себастиана, вскоре вновь ставшие откровенными и жаркими.

Курт знал, что он хочет большего.

Прежде всего, потому что нуждался в подтверждении.

И, возможно, он тоже в этом нуждался.

Поэтому он сел на него сверху, чтобы на этот раз самому управлять всем.

Когда Бас снова оказался внутри него, Курт сжал зубы и постарался отдаться во власть простых чистых эмоций.

Под звуки голоса Бастиана, в которых чередовались стоны и ругательства.

Следуя собственным благим намерениям отвечать и просить о большем, ещё и снова, чтобы забыть… хоть ненадолго.

И это ему удалось.

По крайней мере, на некоторое время.

Себастиан чувствовал себя хорошо.

Конечно, боли в ноге и в голове никуда не делись, но, тем не менее, он чувствовал себя действительно хорошо.

Как он подозревал, прежде всего, благодаря Курту.

Прошло всего два дня как они снова начали заниматься сексом, и это случилось уже трижды.

Курт казался ненасытным.

Он вёл себя более свободно и расковано, чем обычно.

И предпочитал сам всем управлять.

Он говорил, что делает это, чтобы не слишком утомлять его, но Себастиан догадывался – истинной причиной было желание почувствовать, что он может что-то контролировать.

Иногда Смайт задавался вопросом, действительно ли только его состояние так влияло на Хаммела, или что-то другое.

Или кто-то другой.

Или отсутствие кого-то другого.

Себастиан ненавидел это ощущение неуверенности, но ничего не мог с собой поделать.

Он боролся с призраком этого парня целых восемь лет.

И не смог победить его даже тогда, когда Курт забыл всё.

Ничего странного, если сейчас он боялся того, что произошло между ними за эти два месяца.

Он никогда не спрашивал об этом Курта, разумеется.

Ему не казалось справедливым требовать ответов от него, когда сам он не мог или, вернее, не хотел давать их насчёт Тэда.

Тэд... иногда ему его не хватало.

А, к чёрту! Ему не хватало его постоянно.

Иногда Себастиан спрашивал себя, чем он сейчас занимается, и его охватывало неодолимое желание позвонить ему, как в прежние времена, и сказать, как он по нему скучает...

И что думает о нём.

И что хотел бы сделать его счастливым.

Хотел, но не мог.

Потому что он любит Курта.

Себастиан всё ещё был убеждён, что сделал выбор, правильный для всех.

И что скоро сможет получить счастливую жизнь, к которой стремился.

Жизнь с Куртом.

Он ошибался.

Потому что судьба уже готова была ещё раз перемешать карты на столе.

Начиная с этого вечера, во время ужина у его матери.

Это без преувеличения можно было назвать поистине эпическим событием.

Повторил про себя Курт уже раз десятый за вечер.

Он, Себастиан, Мадлен, и его отец, Бёрт, собравшиеся в одной комнате.

И это происходило впервые с тех пор как... вообще-то, практически с тех пор как они со Смайтом начали встречаться, если уж честно.

И он даже не понял, каким образом это произошло.

Просто Мадлен, зайдя как-то проведать сына, узнала о том, что Бёрт сейчас в Нью-Йорке, и сказала, что, возможно, пришло время познакомиться семьями, а Себастиан ответил «Отличная идея», как ни в чём не бывало.

И теперь – вот они все здесь.

В гостиной Смайтов.

Его отец нахваливает картины Мадлен, хотя и не понимает ничего или почти ничего в живописи, а она, весьма любезно объясняет мельчайшие детали каждого произведения с поистине невероятным терпением.

Курт и представить себе не мог, что когда-нибудь сможет наблюдать подобную сцену.

И подозревал, что долго это не продлится.

Себастиан решил сообщить своей матери о существовании Эрики в тот вечер, подбадриваемый присутствием его и Бёрта.

Курт не был от этого в восторге.

Он был согласен, женщина должна узнать о том, что стала бабушкой, несомненно, и само собой, не отказался бы увидеть выражение её лица в этот момент, но он был также убеждён, что подобный разговор сын должен был провести с ней один на один, а не в присутствии других людей, что могло поставить её в неловкое положение.

Но не в его власти было помешать этому, и если Себастиан так решил, так и должно было быть.

В любом случае, его это мало интересовало.

Он почти не следил за тем, что происходило вокруг него.

Наблюдал за остальными будто бы со стороны. И в некотором смысле так оно и было.

Его мысли были заняты иным.

Он думал о Блейне.

Опять.

Лишь вчера он получил его сообщение, в котором тот просил дать ему ещё времени.

Но Курт не знал, сумеет ли.

С каждым новым днём, чем больше он вновь сближался с Себастианом, тем сильнее тосковал по Блейну.

И дело было даже не в том, что он не хотел быть с Себастианом.

Они воссоединились, и их жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло.

И Курт был счастлив, когда мог быть с ним.

Действительно счастлив.

И тем не менее, Блейн всегда незримо присутствовал.

Не желал уходить.

Чёрт, Курт хотел только снова услышать его голос.

Он не смог бы сказать, когда именно эта идея начала формироваться в его голове, но внезапно он прервал мирно текущую беседу, воскликнув:

– Могу я воспользоваться одним из Ваших телефонов, Мадлен? – привлёк он общее внимание. – Я хотел бы позвонить Мерседес, она сегодня снова начала химиотерапию, а у моего мобильника села батарейка.

Курт почувствовал укол совести из-за этой маленькой лжи.

Мерседес действительно начала химиотерапию тем утром, и он смертельно огорчился, когда узнал, что испытания для неё далеко не окончены.

И он правда должен был поговорить с подругой, конечно, только вот в тот момент не это было его настоящей целью.

Он просто думал, что если Блейн не узнает номер, с которого ему звонят, он ответит.

Курт не был уверен, есть ли у него номер Мадлен, но сильно сомневался, иначе Андерсон узнал бы о том, что случилось с Себастианом, гораздо раньше.

Его голос.

Он всего лишь хотел услышать его голос, только на одно мгновение.

Это никому не могло причинить боли, правильно?

– Я дам тебе мой, если хочешь, – предложил с готовностью Себастиан, доставая свой мобильник.

Такого варианта Курт не учёл.

К счастью для него, не понадобилось выдумывать новую ложь, потому что – невероятно, но факт – ему на помощь пришла Мадлен.

– Не говори ерунду, милый. Ты же знаешь, мобильная связь здесь очень слабая. Курт, можешь воспользоваться телефоном в моём кабинете, там никто тебя не потревожит. Помнишь, где это, правда?

Курт лишь с энтузиазмом кивнул, хотя, если бы не уверенность, что остальные сочтут, будто он спятил, Хаммел бросился бы на шею этой женщине и расцеловал её от переполнявшей его благодарности.

Он преодолел расстояние, что отделяло его от кабинета, в радостном возбуждении, словно ребёнок перед свёртком с новой игрушкой.

Только Блейн не был для него игрушкой.

Курт торопливо уселся перед внушительных размеров письменным столом и немедленно набрал номер, который успел заучить наизусть.

Он понял, что задержал дыхание, только когда вновь вздохнул, услышав длинный гудок.

Теперь оставалось только ждать.

Сердце его колотилось, а глаза не могли сфокусироваться ни на одном из тысячи предметов и листов, загромождавших поверхность стола.

До тех пор пока не увидел кое-что, моментально приковавшее к себе его взгляд.

Курт едва расслышал голос Блейна, который, наконец, ответил: «Слушаю».

Всё его внимание было сосредоточено на фотографии, лежавшей перед ним на столе.

На той фотографии был он.

Он с Блейном.

Но это не были Курт и Блейн сегодняшние.

Эти Курт и Блейн определённо были гораздо моложе.

Они стояли пред шкафчиками, волосы Блейна были до блеска залиты гелем, и головой он доверчиво прислонялся к плечу Курта.*

А он... он заразительно улыбался и казался влюблённым.

Безоглядно влюблённым.

Не сознавая что делает, он положил трубку и взял в руки эту фотографию.

Случайно он сдвинул бумаги и увидел, что под ними лежали и другие фотографии, на которых были они с Блейном.

По одиночке или вместе.

Что всё это означало?

Он не понимал.

Что это было? Шутка?

Мадлен узнала об их связи, и теперь готовила какой-то розыгрыш для Курта или Блейна... или – что, господи, что это?!

Курта охватил страх и ужас, и всё стало ещё хуже, когда он заметил на столе папку с его именем на обложке.

Он открыл её.

И атмосфера вокруг разом стала тёмной и давящей.

Он не слишком разбирался в медицинских терминах, но знал достаточно, чтобы понять – в его руках были медицинские карты.

Его и Блейна.

В глаза ему бросились слова: «групповое изнасилование», «нанесение тяжких телесных повреждений», «наркотические средства», «повреждения внутренних органов».

– Держи крепче этого педика!

Их было пятеро.

Этого не было написано в тех листах.

Но он всё равно знал.

Курт не мог дышать.

Словно чья-то грубая рука зажимала ему рот, не давая вздохнуть.

И продолжая читать, он понял – это не было просто ощущением, это случилось.

На самом деле.

В то время как один из тех монстров насиловал его.

Его взгляд помутился, но на этот раз от слёз.

Он не услышал шагов Себастиана, который вошёл в кабинет.

Словно издалека, раздался его голос:

– Эй, Курт, ты закончил? А то я умираю с голода.

Ему хватило сил протянуть ему листы, которые он только что читал, и дрожащим голосом спросить:

– Что это значит?

Смайт взял их, и Курт увидел, как выражение его лица резко изменилось, когда он понял, что там было написано.

– О, боже, Курт... – было всё, что он успел услышать, прежде чем потерял сознание.

Потому что сейчас Курт начинал вспоминать.

То, что было его личным адом.

====== Глава 21.Тысяча кусочков мозаики. ======

Комментарий к Глава 21.Тысяча кусочков мозаики. Обещанное предупреждение. Глава содержит описание насилия.

°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°

Иногда довольно малого.

Небольшой пролом в стене, тонкая трещина, которая расширяется всё больше, становясь всё более глубокой и обширной.

И ограждение рушится.

Сквозь толщу цемента упрямо пробивается росток, сильный и гордый, создавая брешь в стене плотины, но не он провоцирует хаос.

Это сила воды, которая проникает в разлом, расширяет его.

Затяжные дожди подкармливают и делают опасной мощь горных озер.

Сама природа предъявляет свои права на превосходство над творением рук человеческих.

Точно так же не поцелуи Блейна вернули Курту их совместное прошлое.

Они лишь стали причиной тонких трещинок.

Как тот росток, сильный и гордый.

Но настоящее крушение спровоцировало одно слово.

Нападение.

Небольшой надлом, созданный присутствием Блейна, разросся в сердце, в душе, и, особенно, в сознании Курта.

И плотина, что держала взаперти его воспоминания, рухнула под порывом слов.

групповое изнасилование

побои

травмы

обширные повреждения

Слова, которые ещё больше фотографий, где он выглядел таким счастливым, счастливым с Блейном, заполонили сознание Курта воспоминаниями, вытесняя, разрушая всё то, что до сих пор он считал правдой.

Говорят, убери боль, и останется только хорошее.

И со страшными воспоминаниями постепенно вернулись и приятные.

Да, это правда. Однако, прежде чем это случилось, был... был ад.

Его собственный ад.

И он должен был преодолеть его, если хотел вернуть назад свою жизнь.

Но, может, чтобы выжить и спасти ту часть себя, которая была утрачена, оно того стоило, нет?

Как сказал Уинстон Черчилль: Если идёшь сквозь ад – иди не останавливаясь.

И тогда, рано или поздно, оставишь его позади.

Разбитым.

Разорванным надвое.

Растерянным.

Уставшим.

Бессильным.

Вот, как чувствовал себя Курт.

Первое воспоминание пришло непрошенным.

Оно набросилось на него с силой урагана, сшибая с ног и разбивая на мелкие осколки.

Все же остальные Курт искал, почти взывал к ним, заставляя себя вспоминать.

Он продолжал перебирать фотографии на столе и те документы и отчеты, такие холодные и формальные.

Бёрт и Себастиан пытались урезонить его.

Он уже потерял сознание один раз, и они были напуганы до смерти его реакцией.

Он дрожал.

Плакал.

Иногда вслух добавлял детали сцен, которых они не понимали.

Даже Мадлен был напугана.

Да, она хотела спровоцировать какую-то реакцию, чтобы закончить этот бессмысленный спектакль, который её сын продолжал разыгрывать, это верно, и, возможно, неосознанно она оставила документы на виду тем самым вечером, когда Курт был в её доме, чтобы он их увидел.

И, возможно, поэтому, всё так же подсознательно, направила его позвонить именно из кабинета.

Чтобы он узнал.

Но она никогда не вызвала бы намеренно подобную боль в сердце того, кто и так уже столько выстрадал.

Даже если речь шла о сердце Курта.

Мадлен часто перечитывала то, что сотворили с этими двумя мальчиками по определённой причине: чтобы запечатлеть в памяти, до чего способен дойти человек, ведомый тупой злобой и ненавистью, и, самое главное, чтобы напомнить себе, каким родителем она никогда не хотела бы быть.

Нет, она бы никогда не сделала этого намеренно.

Но, говоря начистоту, Курта в тот момент совершенно не интересовало, по чьей вине эти листы попали к нему в руки.

Потому что теперь, всё чего он хотел, было – знать.

Всё, от начала и до конца.

Но, прежде всего, он хотел узнать о них с Блейном.

О тех Курте и Блейне, которые смотрели на него с фотографий.

Которые казались счастливыми и влюблёнными.

Вместе.

И не имело значения, если придётся пройти сквозь ад, чтобы вернуть их обратно.

Он готов был рискнуть.

Множество рук прикасалось к нему. Их было слишком много.

И их прикосновения не были мягкими, но жадными и злыми.

Эти руки толкали его, били, прижимали к полу, срывая одежду, словно бумажные клочья.

Как он попал в этот ад?

Курта продолжал мучить этот вопрос.

В тот вечер он получил сообщение от Блейна, в котором тот просил немедленно встретиться с ним в его доме на озере для срочного разговора.

Курт бросился туда, решив, что у него снова возникли проблемы с отцом, после избиения неделю назад.

В этом не было ничего ни нового, ни неожиданного, учитывая намерение Блейна объявить ему, что отправится в Нью-Йорк с Куртом по окончании средней школы, а не в Принстон, как хотел отец.

Но прибыв на место, он обнаружил в доме только одного мужчину и никаких следов Блейна.

Курт вспомнил, что видел его однажды во время ужина у Андерсонов, в тот единственный раз, когда он был дома у Блейна одновременно с его родителями.

Он помнил также, как этот человек не сводил с него глаз в тот вечер, из-за чего Блейн разнервничался, и дело едва не дошло до новой ссоры с отцом, поскольку тот был одним из его наиболее крупных инвесторов.

Отец Блейна даже доверял ему иногда собственный Бьюик, по рассказам Блейна, поэтому Курта не слишком удивило, что у него были ключи от его дома на озере.

Дома, который использовался почти исключительно деловыми партнёрами отца Блейна, на самом деле.

А также Блейном и Куртом.

Вероятно поэтому, когда мужчина сказал, что тоже ждёт Блейна, чтобы передать ему бумаги для отца, Курт поверил и спокойно вошёл в дом.

Ведь никогда не думаешь, что худшее может случиться именно с тобой, правильно?

Особенно в месте, что хранит столько счастливых воспоминаний.

И тот человек казался довольно милым и вежливым. Хотя, возможно, немного слишком щедрым на комплименты.

Когда он предложил ему выпить бокал кока-колы в ожидании Блейна, Курт согласился не задумываясь, обеспокоенный тем, что же его парень собирался сказать и погруженный в приятные воспоминания, связанные с этим домом.

Мужчина, однако, продолжал петь ему дифирамбы, глядя на него как на стаканчик мороженого в жаркий день.

Он был хорош собой, и, в других обстоятельствах, возможно, Курт бы даже почувствовал себя польщённым.

Но в тот момент всё это вызывало только досаду, потому что из-за этой чрезмерной настойчивости мужчина производил впечатление скользкого типа.

Классический стареющий плэйбой с карманами набитыми деньгами, уверенный, что может получить всё что хочет и когда хочет.

Курт чувствовал себя в его обществе неловко и задавался вопросом, куда делся Блейн.

Андерсон опаздывал уже почти на двадцать минут, а он никогда не опаздывал.

Если только снова не вмешался его отец.

Эта мысль привела Курта в состояние крайней тревоги, заставляя гадать, не избил ли отец Блейна опять.

Пока беспокойство постепенно росло в нём, Курт заметил, что его напиток горчит, и оставил его на журнальном столике, не допив.

Затем он вынул из кармана телефон, чтобы связаться с Блейном и выяснить, где он, и встал с дивана, собираясь выйти в поисках уединения.

Он сразу понял, что что-то не так.

Голова кружилась.

По телу расползлась предательская слабость.

Курт попытался сделать шаг вперёд, но в результате лишь беспомощно упал на диван.

Его до того момента весьма обходительный собеседник тут же оказался рядом и, вынув из его рук телефон, положил себе в карман.

Курту это совершенно не понравилось, как не понравилось и то, как рука мужчины нахально опустилась ему на бедро, едва тот подошёл.

Он попытался оттолкнуть её, но ему не хватило сил, и его руки безвольно повисли вдоль тела.

Остальное помнилось смутно.

Только гадкий шёпот над ухом: «Трахать тебя будет одно удовольствие».

И ещё страх, который он испытал, услышав эти слова – его Курт отлично помнил.

И помнил также, что в какой-то момент, когда тот мерзкий тип целовал его шею, расстёгивая рубашку, он смог выдавить лишь слабое «нет», которое и сам с трудом расслышал. Затем он увидел ещё четверых мужчин, вошедших через заднюю дверь.

Они были заметно пьяны и смеялись как кретины.

Так значит, это была ловушка?

Ловушка для него?

А Блейн, то сообщение... его отправил действительно он?

Боже, Блейн тоже был там?

Курт утратил способность думать и видеть, когда шершавая вонючая рука закрыла ему глаза.

Пока другие в четыре руки продолжали касаться и раздевать его, он снова спросил себя, где сейчас был Блейн.

Он ведь был далеко от этого места, верно?

Затем один из тех мужчин поцеловал его, и от него несло ромом и колой.

И сигаретами, возможно, марихуаной.

Курт хотел бы отпихнуть его, укусить, закричать. Сделать хоть что-нибудь вместо того, чтобы беспомощно оставаться в их полной власти.

Но он не мог сделать ничего из этого.

Несколько рук держали его за плечи.

А когда рот первого типа сменился другим, с запахом водки, он попытался сопротивляться и стиснул губы, но мощная пощечина заставила его застонать от боли.

После чего рот пахший водкой вернулся, но теперь к этому вкусу примешивался металлический привкус крови.

Его крови, вероятно.

Это был вкус смерти, он знал.

Он не стал задаваться вопросом, что произойдёт, когда с него сорвали даже боксеры вслед за всем остальным и бросили животом вниз на пол.

Он и так знал.

Он понял.

Он хотел кричать.

Бороться.

Выразить свой страх и всё своё отвращение.

Но он не мог.

И это было самым худшим.

То, что он вынужден был переносить всё, не имея даже возможности сопротивляться.

Курт ощутил на себе тяжесть одного из тех мужчин.

Услышал звук расстёгивающейся молнии.

Он почувствовал укусы и поцелуи на своей коже.

И ему захотелось умереть.

Он услышал: «Да, Билл, поскачи на этой круглой попке, заставь его кричать. Только и нам что-нибудь оставь, приятель!» – и его затошнило.

Единственное, что он ещё мог – плакать.

Это он и сделал.

Когда этот монстр начал входить в него, кряхтя от усилий, без подготовки, буквально разрывая надвое, Курт закричал.

Он кричал в своей голове, потому что рот не слушался.

Он кричал «Нет!»

Кричал «Хватит!»

Он звал на помощь.

Но не сумел издать ни звука.

И разорвано пополам было не только его тело, но и душа.

Где был Блейн?

Он был далеко оттуда, правда?

Правда?

Блейн, что...

...– Давай, маленький шажок. Только один, – сказал он ласковым тихим голосом, который предназначался только ему.

Да.

Блейн.

Это он был мужчиной из его счастливых снов.

Теперь Курт видел это.

Придерживая его за поясницу, он направлял его, и Курт мог ощущать тепло его рук даже через ткань рубашки.

– Ты доверяешь мне? – спросил Блейн.

– Всегда, – ответил Курт немедленно, и это была правда.

Он бы доверил Блейну собственную жизнь, потому что Блейн успел стать его жизнью.

В тот день Курт был по-настоящему счастлив.

Это должен был быть их первый раз.

И дом у озера был в их полном распоряжении.

Они уже спали вместе, разумеется, и много раз.

Практически каждый раз, когда родители Блейна уезжали по делам, и он оставался один в этом огромном доме, Курт ночевал с ним.

Приходилось врать отцу, говоря, что он идёт спать к Мерседес.

Но он ни за что не отказался бы от того удивительного ощущения, когда мог просыпаться в объятиях своего парня.

Своего восхитительного парня.

В те ночи они, конечно же, прикасались друг к другу, и весьма откровенно.

И их поцелуи были отнюдь не целомудренными и зачастую переходили в откровенные оральные ласки.

Желание, что они испытывали, было настолько сильным, что было невозможно для них держаться на расстоянии в таком тесном пространстве.

В конце концов, им было по семнадцать.

Гормоны диктовали правила.

Любовь вела их.

Однако они ждали, когда оба будут готовы к большему, чтобы всё было идеально.

Блейн хотел, чтобы Курт, для которого всего несколько месяцев назад максимумом эротики было постое прикосновение кончиков пальцев, чувствовал себя комфортно.

И, надо сказать, он приложил немало усилий, чтобы помочь ему расслабиться.

Что прекрасно ему удалось.

– Тогда открой глаза, Курт. Не бойся, открой глаза, – сказал Блейн, осторожно снимая повязку с его глаз.

И Курт открыл глаза и... застыл.

От истинного счастья.

Постель была устлана лепестками красных роз, а вся комната заставлена ароматическими свечами.

Всё было великолепно.

Может, это и было наибанальнейшим из клише, Курт признавал, но он мечтал, чтобы его первый раз был именно таким.

Он немного отстранил от себя руки Блейна, который всё ещё обнимал его сзади, и повернулся, чтобы поцеловать его.

Губы Блейна всегда пахли корицей и клубникой.

Дождём и мокрой травой.

У губ Блейна был привкус рая.

И по мере того как поцелуй становился все более горячим, Курт почувствовал в нём вкус… их.

Это был вкус, который он никогда не хотел бы потерять, вкус, что заставлял его чувствовать себя живым.

Вкус, который...

... делал всё липким и горьким.

Вкус у него во рту был смесью слёз и желчи.

Он смутно припоминал, что в какой-то момент его стошнило.

По пути, пока его переносили в эту комнату.

В одну из многих шикарных комнат для гостей в доме Мадлен.

Курт услышал голоса Себастиана и его отца, которые тихо переговаривались где-то рядом с кроватью.

Они переживали за него – из-за того, что он опять потерял сознание.

Они вызвали врача, но не знали, что ещё могут сделать.

Курт хотел бы сказать им, что вполне нормально потерять сознание, если вдруг вспоминаешь ощущение, когда тебя будто разрывают надвое, или каково это чувствовать, что тебя насилуют и используют как куклу, будучи не в состоянии отреагировать никоим образом.

Не иметь сил попросить о помощи, или кричать, или попытаться защищаться.

Не владеть собой, но быть просто пустой оболочкой, которую другие могут использовать для удовлетворения своих прихотей.

И тем более было нормально отключиться, если сознание заполняют все те прекрасные эмоции, которыми его буквально накрыло при воспоминании о его первом разе.

Его первом разе с Блейном.

Его воспоминания были похожи на маятник противоречивых эмоций, которые выбивали почву из-под ног.

Действительно, всё было так, как говорили они.

Это был ад, который, возможно, он не был готов пережить заново.

Но ему нужно было продолжить это путешествие.

Стоило пройти сквозь этот ад, если потом он сумеет вернуть хоть четверть тех прекрасных эмоций.