Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 50 страниц)

– Ох, прости, дорогуша! Мои мысли, как можешь себе представить, были заняты совсем другим. И, лично я считаю, что не моё дело ставить в известность всех приятелей детства моего сына о том, что случилось, ты так не думаешь?

Видали? От «единственного дружеского лица» до «приятеля детства» за пару фраз! Эта женщина – настоящая стерва, гневно подумал Блейн.

– Я хочу, чтобы ты убрался отсюда, Хаммел, немедленно! Ты и две твои подружки, – сказала затем Мадлен, перемещая всё своё злобное внимание на Курта. – Это мой сын, и я не могу проводить с ним столько времени, сколько пожелаю, в отличие от тебя, так что, мне бы не хотелось быть вынужденной терпеть ваше присутствие, когда я здесь.

– Я сожалею, что моё присутствие так Вас раздражает, мэм. Если хотите, можете уйти и вернуться позже, – зло бросил ей вызов Курт.

– Не смей так со мной разговаривать, жалкий оппортунист! Это мой сын! – женщина ткнула ярко-красным лакированным ноготком в Себастиана.

– Да, жаль только, что вы вспоминаете о своём сыне не чаще раза в месяц.

– Мерзкий выскочка, да кем ты себя возомнил, чтобы являться сюда с этим твоим пидорским личиком и ещё судить меня? Ты по-прежнему вертишься вокруг него только потому, что не успел охмурить ещё кого-нибудь, да? Таких как ты следовало бы...

– Миссис Смайт! – крикнул Блейн, увидев, как Сантана на этих словах вскочила, готовая ударить женщину. Он хотел избежать худшего, хотя был уверен, что хороший хук слева не повредил бы. Он и сам подумывал двинуть ей парочку раз. – Напомню Вам, что это больница. Здесь находятся люди, которым плохо, и Ваши крики не пойдут им на пользу. И уж точно, не помогут Бастиану.

Женщина медленно повернулась к нему, как если бы хотела раздавить. Но тут же, казалось, успокоилась, заметив медсестёр, что, привлечённые криками, смотрели на них через приоткрытую дверь.

Хорошая репутация – прежде всего, для Мадлен Смайт, это тоже не изменилось.

Сантана взяла Курта за локоть и, шепнув: «Пойдём, Курт, Бас не должен слышать ваши ссоры!» – потянула его к лифту.

Курт последовал за ней, скрепя сердце, но у самой двери освободился от хватки подруги и подошёл к Себастиану, чтобы коснуться нежным поцелуем его лба и прошептать своему парню слова, которых Блейн не сумел расслышать. После чего, бросив последний полный презрения взгляд на миссис Смайт, Курт вышел с гордо поднятой головой из комнаты.

Однако, когда он был уже в коридоре, ледяной голос гарпии, вновь вернувшийся под контроль хозяйки, громко окликнул его:

– А, Хаммел! Я хочу, чтобы ты как можно скорее покинул также квартиру моей матери. По словам администратора, ты не в состоянии обеспечить оплату всех расходов, а я очень устала от людей, которые продолжают мне названивать, прося деньги, которые ты им должен.

– Это не ваш дом, мэм, – Курт сделал акцент на последнем слове, как если бы это было оскорбление, – это дом Бастиана; его бабушка оставила квартиру ему, а я живу с ним как его спутник.

– Конечно, дорогуша, – ответила женщина с тем же ядом в голосе и с улыбкой, слишком походившей на улыбку Себастиана, как невольно отметил Блейн. В тот момент, это показалось ему оскорбительным для друга. – Тогда начинай платить ты по его счетам, в кои-то веки, – продолжила Мадлен, выпуская последнюю стрелу.

Сантана снова принялась тащить Курта прочь, а голос миссис Смайт опять раздался позади них:

– Было приятно повидать тебя снова, Блейн. Заходи, когда пожелаешь. Я уверена, Себастиану приятно знать, что ты здесь.

Блейн посмотрел на неё и ответил:

– Я уверен, что Бас был бы гораздо счастливее, если бы не был вынужден слышать подобные речи, миссис Смайт, особенно, если они обращены к его Курту.

Эти слова, произнесённые, неотрывно глядя в глаза, по крайней мере, стёрли фальшивую улыбочку с её лица на некоторое время.

Потом Блейн кивнул ей на прощание и поспешил догнать остальных, ожидавших его и державших всё это время двери лифта открытыми.

Вернувшись домой, Курт оставил всех в гостиной и заперся в ванной, откуда две минуты спустя, раздался шум воды.

Все трое переглянулись, и Сантана сказала что-то про ужин с бабушкой, который никак не могла пропустить.

– Думаешь, ты сможешь задержаться и посмотреть, не нужно ли ему что-нибудь? – спросила девушка Блейна.

– Конечно, не беспокойтесь.

– Хорошо, – сказала та, глядя на Блейна, как будто увидела впервые.

Затем обе испарились, оставляя парня наедине с мыслями, которых тот с удовольствием бы избежал.

Курт вышел из ванной через час.

Его глаза были красными и опухшими – явный признак того, что он плакал. Блейна убивало видеть его таким, и он задался вопросом, было ли это из-за всех тех ужасных вещей, что наговорила ему Мадлен Смайт или из-за Себастиана.

Какая-то маленькая его часть спросила, получит ли он когда-нибудь шанс, чтобы... но нет! Он решил игнорировать её и загнать в самый тёмный уголок подсознания.

В конце концов, он делал это с тех пор, как был ещё подростком. Он уже привык.

– Тебе лучше? – спросил он обеспокоенно, вставая с дивана.

– Я… да, думаю, да. Горячий душ творит чудеса, – ответил ему Хаммел, обхватывая себя руками. Его волосы были всё ещё мокрые, и он стоял босиком. Блейну в тот момент он показался таким беззащитным. А ведь только утром в больнице этот парень защищался как тигр. – Где Санти и Бритт? – спросил затем Курт.

– Хм... Сантана сказала что-то насчёт ужина с бабушкой, кажется. Хочешь чая? Я только что заварил.

Курт кивнул утвердительно.

– Ты неплохо ориентируешься в моей кухне. Бас тебе и об этом рассказывал?

Блейн рассмеялся.

– Нет, Курт, просто она очень хорошо организована.

Потом, когда он проходил рядом, направляясь на кухню, Курт остановил его, лёгко опустив руку на плечо.

– Спасибо, Блейн, – сказал он.

– За что? – спросил тот, пытаясь игнорировать жар, который мгновенно распространился по всему телу от этого прикосновения.

– За то, что ты сделал и сказал сегодня в больнице. Должно быть, это было нелегко для тебя.

– Курт, я всего лишь сделал то, что сделал бы Бас.

На этих словах, Курт поднял голову, встречаясь с ним глазами.

Спрашивая себя, было ли это так?

В последнее время Себ казался странным с ним, и каждый раз, когда мать обращалась с ним дурно, не защищал его.

Он оправдывался тем, что не хотел выбирать между ним и собственной матерью и предпочитал держать их отдельно, чем ругаться с обоими.

Курт никогда не попрекал его этим.

Он потерял свою мать, когда ему было шесть лет, и считал, что понимает, о чём речь.

В конце концов, иметь маму, пусть и злобную Мегеру, было лучше, чем не иметь её вовсе.

Сейчас он спрашивал себя, кого бы выбрал Себастиан, если бы оказался вынужден; и как ни больно было признавать, но он вовсе не был уверен в положительном для себя ответе на этот вопрос.

– Да. Ну... усаживайся. Ты приготовил завтрак сегодня утром, теперь, чай, позволь мне хотя бы подать его. Давай, садись, – и Блейн послушался без возражений.

– Так... Сантана и Бриттани... интересные дамочки, да? – спросил он затем, в то время как Курт направился в кухню.

– Да, я их... обожаю. Мы знакомы ещё со старшей школы, мы были вместе в хоровом кружке и, когда я переехал в Нью-Йорк, Сантана отправилась со мной. Она, Рейчел, и Финн были моими первыми соседями по квартире, – ответил другой из кухни.

– Финн? – спросил Блейн, возможно, немного слишком заинтересованно.

Курт улыбнулся про себя.

– Да, Финн... мой сводный брат.

– Ох. Конечно. Бас, кажется, говорил мне о нём. А Бриттани... кто... я имею в виду... как... то есть...

– Ты хочешь знать, кто является отцом её ребенка? Старый друг детства, – ещё одна улыбка осветила лицо Курта, пока он нёс чай в гостиную и начал разливать его в чашки. – Знаешь, что они просили меня и Бастиана стать отцами?

– Серьезно?

– Да. Бриттани не хотела подходить к этому… формально. Выбирать отца через каталог, я имею в виду. Поэтому она составила список мужчин из своих друзей, чьи черты хотела бы передать детям. Учитывались такие аспекты, как цвет глаз или рост, вплоть до способностей к танцам или пению. И она бы предпочла естественное зачатие. Ну, знаешь, никакого искусственного осеменения, это напоминало ей странные методы пришельцев, которым, по её словам, ей пришлось подвергнуться. Впрочем, это осталось единственным пунктом, где Сантана настояла на классическом подходе, она никогда бы не позволила даже самому близкому из друзей прикоснуться к своей женщине! Такая собственница! Но она бы жизнь отдала за неё. И за этого ребёнка, хоть он ещё не родился. Только благодаря ему ей удалось снова сблизиться со своей бабушкой. Короче, я и Себ, мы были первыми в списке. Но мы отказались. Дело в том, что он был решительно против, и потом, мы тоже хотим детей, и подумали, что было бы странно иметь другого в том же подъезде.

– Ух ты! – поражённо воскликнул Блейн.

– Что?

– Нет, ничего... ну, Бас – отец... кто бы мог подумать?

– Я – запросто. Он бы справился. Из него получился бы хороший отец, – сказал Курт, немного задетый его реакцией.

Блейн пристально взглянул на него. Мрачная тень набежала на его лицо, которое в этот момент казалось печальным и сердитым.

– Да, думаю, мог бы получиться. Если бы он захотел, – сказал он после недолгой паузы холодным тоном.

Курта немного смутил такой ответ.

У него снова появилось неприятное ощущение, что Блейн знает гораздо больше о Себастиане, чем он сам.

Но он отмахнулся от этого чувства.

В тот момент ему предстояло заняться другими вещами, а также ему предстоял серьёзный разговор. Он принял решение незадолго до этого, под душем, пока пытался оправиться от очередного сна наяву.

– Ок! Можешь остаться, – сказал он, ни с того, ни с сего, заставая Блейна врасплох. – Не хочу врать, мне это не нравится. Но, как, думаю, ты понял, после беседы с милейшей Миссис Смайт, у меня есть некоторые трудности с оплатой квартиры, и мне нужен кто-нибудь, кто смог бы помочь мне в этом. Я не покину наш дом только потому, что эта стерва...

«Ок, следует успокоиться, иначе я снова расплачусь», – подумал Курт, закрывая глаза и умолкая ненадолго, прежде чем сказать то, что собирался.

Он устал даже плакать.

Ему нужен кто-то, кто помог бы ему финансово, и почему бы Блейну не стать этим кем-то?

Он доказал, что является тем, за кого себя выдавал, и до сих пор демонстрировал себя только с лучшей стороны.

Кроме того, казалось, он знает о Себастиане многие вещи, о которых он сам был не в курсе, но хотел бы, действительно хотел бы узнать...

В конце концов, это была вполне справедливая сделка, разве нет? Блейн получал место, где остановиться, он же – ответы, которые искал.

И потом, он был другом Бастиана, и тот рад будет узнать, что в затруднительном положении Курт обратился за помощью к его близкому другу, а не к постороннему человеку. Он так думал. Надеялся.

– У Себастиана не было счёта, с которого бы напрямую оплачивались ваши расходы каждый месяц? – спросил Блейн, очередной раз ошарашивая его. Сколько вещей знал Блейн Андерсон об их совместной жизни? И почему тогда он, в свою очередь, ничего не знал о нём?

– Да, по правде сказать, да, но сразу же после инцидента, его мать, заблокировала этот счёт. Не спрашивай меня как, я не разбираюсь в этих вещах. Возможно, она испугалась, что я использую те деньги, чтобы обновить гардероб с целью заманить в свою ловушку новую жертву, пока мой парень прозябает на больничной койке.

– Но ты бы никогда так не поступил, – произнёс Блейн, и Курт понял, что это был не вопрос, а простая констатация факта.

– Нет, само собой, нет. Хотя счёт был и на моё имя, я ни разу не взял для себя и десяти долларов. У меня есть работа, я обхожусь этим. Только вот, моей зарплаты не хватает, чтобы платить за эту квартиру, и теперь, когда я почти истратил все свои сбережения, то, чего ведьма добивается, может случиться, и я могу оказаться вынужден уйти, а я не хочу этого делать. Это квартира Бастиана, он сам её реконструировал и обустроил, как хотел, и... можно узнать, почему, чёрт подери, ты хихикаешь?

– Нет, ничего... просто, я считаю, что «ведьма» очень подходящий эпитет для Мадлен! – улыбнулся Блейн.

– Ты с ней давно знаком? – спросил тогда Курт, отвечая на его улыбку.

– Достаточно. Со времён Далтона. Я часто останавливался в доме Бастиана на праздники, и, хоть и редко, но иногда она тоже бывала там.

Курт хотел бы задать множество вопросов на этот счёт. Потому что было кое-что, что ему необходимо было знать. То, что он заметил на том снимке и чему теперь находил подтверждение в словах Блейна.

Который, казалось, читал его мысли, потому что сказал:

– Я и Бас, мы были очень близкими друзьями, почти братьями. В тот период моя жизнь была полнейшим дерьмом и вообще, это был отвратительный момент для меня, и, когда мог, он позволял мне остановиться у него или таскал меня с собой повсюду.

– Я... почему я никогда не видел тебя, когда наша с ним история началась?

– Вы были в Нью-Йорке, я же ещё заканчивал Далтон. Это был тяжёлый год для меня. Я всего лишь раз приехал проведать его тогда, и в тот период вы с ним даже не встречались, кажется. Потом я переехал в Чикаго, и ты и он... ну, ты знаешь... – лёгкая тень на мгновение омрачила его ясный взгляд.

– Тогда, почему он никогда не говорил мне о тебе? – спросил Курт, настроенный разрешить эту загадку.

Блейн поднял лицо и посмотрел на него снова. И снова он казался печальным и усталым. Чудовищно усталым.

– Не знаю, что тебе сказать. Думаю, что на это только Себастиан может ответить.

И, в сущности, Курт знал, что это было так.

Должно было быть так.

Затем, внезапно, Блейн подался вперёд и взял руку Курта в свою.

Она была тёплой и сильной. Уверенной. И Курту показалось, что Блейн погладил пальцем тыльную сторону его ладони. Но это было только одно мгновение.

– Договорились, Курт. Я буду твоим новым соседом, помогу оплатить расходы и останусь здесь, пока не найду другую квартиру. Или до тех пор, пока Бас не проснётся.

Курт ответил на рукопожатие, улыбаясь. Испытывая благодарность за это последнее уточнение, в котором просвечивала надежда.

Всё шло идеально! Это было то, чего он хотел, в чём нуждался.

Однако, ощущение, что он только что вляпался в ещё более крупные неприятности, отказывалось покидать его.

====== Глава 3. Суматошная неделя. ======

В конечном счёте, неделя прошла не так плохо, как Курт опасался. Она была лишь самую малость... беспокойной и необычной?

Да уж, определённо.

Курту потребовалось некоторое время, чтобы понять, что всё это могло и сработать; да, но не перестало бы, однако, быть немного странным, а потому это заставляло его себя, соответственно, накручивать.

Блейну же потребовалось гораздо меньше, чтобы понять это и начать себя накручивать. Но, стоит заметить, что из них двоих именно он был тем, у кого было больше времени, чтобы сообразить, во что это может вылиться. Начиная с момента, когда он увидел Курта на пороге в той очаровательной пижаме с медвежатами и совершенно ополоумевшим взглядом человека, ожидавшего дурных вестей; с той секунды, когда Блейн узнал о Себастиане… короче говоря, он понял, что ему придется переехать туда.

Конечно, волнение всё равно оставалось. Оно давало о себе знать в самые невообразимые моменты, особенно при виде Курта, когда тот походил на школьника.

Сексуального школьника, по правде сказать.

Слишком сексуального, если уж говорить всю правду.

В любом случае, ему лучше удавалось скрывать это. Впрочем, Андерсону и без того приходилось скрывать многое. И это обеспечивало ему определенную дополнительную дозу волнения.

В тот понедельник Курт выяснил, что умеет весьма быстро адаптироваться.

Или, скорее, учитывая, что такое было далеко не впервые в его жизни, то стало ещё одним подтверждением для него.

Он приспособился довольно быстро к присутствию Блейна в доме и к тому, что постоянно натыкался на него внезапно в самые невообразимые моменты.

Конечно, ему показалось странным, что тот, кто, по его собственным словам, переехал в новый город, путешествовал с одним рюкзаком, составлявшим весь багаж, с которым Блейн и явился к нему на следующий день после принятия решения о совместном проживании.

Ну, в смысле, ему самому требовались два чемодана вещей только на выходные!

Однако он не стал задавать вопросов, а спонтанных объяснений не последовало.

Курт освободил в ванной комнате место для туалетных принадлежностей Блейна, которые, к счастью, состояли только из зубной пасты, зубной же щётки, бритвы, крема после бритья и туалетной воды – они не занимали слишком много места, так что не пришлось убирать вещи Себастиана, всё ещё ожидавшие на своих привычных местах возвращения парня.

Найти место для его одежды оказалось куда сложней и спровоцировало у Курта нервный кризис. В доме был только один шкаф, и не слишком большой.

Нет, по правде сказать, он был довольно-таки приличных размеров, но между вещами Себастиана и огромным количеством вещей Курта нельзя было втиснуть даже лишней шпильки.

Сначала это вызвало у Курта лишь досаду, но потом он всерьёз разозлился, пытаясь найти решение, которое не включало бы необходимость убирать вещи Бастиана в какие-нибудь коробки, пусть даже на время.

Они были нужны ему там, где бы он мог их видеть, трогать, и да, даже нюхать, когда ностальгия подступала к самым дверям.

В конце концов, Блейн, который прекрасно отдавал себе отчёт в его внутренней борьбе, предложил держать свои вещи в сумке или использовать встроенный шкаф в прихожей, где Курт хранил постельное бельё.

Курт был ему благодарен, но странное ощущение, что он всё же потеснил Себастиана, не покидало его с того момента.

У Блейна же ушло немного больше времени, чтобы приспособиться к сосуществованию.

Он никогда не делил своё пространство с кем-то другим, не считая период в Далтоне.

В университетские годы Блейн мог позволить себе квартиру – маленькую, блёклую, с видом на мусорный контейнер – но только его.

Безусловно, он не считал себя волком-одиночкой, но наличие собственного пространства относилось к тем вещам, что нравились ему до смерти. И от которых он с трудом мог отказаться.

С Куртом поначалу было так же, но постепенно он всё же сумел приспособиться к ситуации, привыкнуть, что следует просить разрешения, чтобы делать определённые вещи, и ставить желания другого впереди своих собственных.

И потом, мысль о причине его пребывания в этом доме, причине, что ничего общего не имела с его практически отсутствующим желанием переехать в Нью-Йорк, немало помогала в этом процессе.

Во вторник оба поняли, что, по большому счёту, во многом различались, как день и ночь, но одновременно во многом другом были на удивление похожи.

Дополняли друг друга, мог бы сказать кто-то.

И этому кому-то Курт бы ответил: «Я Вас умоляю!»

Блейн же, в свою очередь, сказал бы: «К сожалению», с видом побитого щеночка, что, возможно, побудило бы этого кого-то погладить его.

И, возможно, довольно долго.

Однако, существовало и нечто, безусловно объединявшее их.

Страсть к диснеевским фильмам.

Во время еженедельного ужина с Сантаной и Бриттани, проходившего, как сообщил ему Курт, всегда во вторник, всегда на территории Курта и всегда состоявшего из пасты и пиццы (и салата для Курта), Блейн, пытаясь найти фильм, чтобы потом посмотреть всем вместе, случайно обнаружил коллекцию мультиков Курта, скрывавшуюся позади жутковатых апокалиптических фильмов Бастиана.

У Блейна чуть сердце из груди не выскочило от радости.

Он начал прыгать тут и там, как сумасшедший, получив за это ворчливое: «Прекрати мельтешить, как ужаленный, хоббит, а то у меня возникает желание пнуть тебя по яйцам!» – от Сантаны, которую, казалось, не слишком устраивал тот факт, что теперь маленький хоббит стал новым соседом Курта. Но его счастье было слишком безудержным даже для её колкостей.

Остаток вечера Блейн провел, изучая подборку Курта, всё больше и больше походя на ребёнка в магазине сладостей, и под конец сумел убедить других посмотреть вместе «Горбуна из Нотр-Дама».

Ну, честно говоря, он убедил Бриттани посмотреть его, развив перед ней довольно странную теорию про детей, которые вырастают гораздо более умными, если их начинать подкармливать «хлебом мультиков и диснеевских песен» ещё в животе матери.

Бриттани немного растерялась, пытаясь понять, каков из себя диснеевский хлеб – хлеб, которого она никогда не встречала в продаже, но теперь непременно хотела попробовать.

Ни к чему не привели попытки объяснить ей, что это было просто такое образное выражение, вроде «вырос на хлебе и воде», ведь в этот момент она уже разразилась тирадой о том, как жестоко, на самом деле, кормить детей только хлебом и водой, поскольку они почти наверняка вырастут истощёнными, как те бедные африканские детки, которых регулярно показывают по телевидению, «а ведь они едят ещё и рис».

Прежде чем подруга успела залиться слезами, заставляя Сантану совершить хоббитцид, Курт изобрёл тост, на котором нарисовал нутеллой рожицу Микки Мауса, выдавая его за диснеевский хлеб, в то время как Блейн удручённо убирал фильм на место.

Бриттани однако, снова спокойная и счастливая со своим куском хлеба, намазанного нутэллой, настояла на том, чтобы посмотреть фильм про уродливого горбуна, который приносил удачу.

И Сантана, самый большой сноб диснеевских фильмов после Себастиана, никогда ей не отказывала.

Начиная с того вторника, каждый раз, когда Курт и Блейн ссорились, и надо сказать, что это происходило нередко, и, честно говоря, даже не по действительно серьезным причинам, один из двоих вытаскивал диск с мультиком, они садились вместе на диване и терялись в этом наивном волшебстве, мало-помалу находя заново спокойствие и общую точку зрения.

Для Курта это было приятной новизной.

Себастиан не любил те фильмы, что нравились ему. Диснеевские он считал инфантильными, и Хаммелу никогда не удавалось втянуть его в просмотр одного их них от начала и до конца.

Максимум, которого Себ сумел достичь, были десять минут, после чего он или засыпал, или начинал подтрунивать над каждой сценой – пока Курт в отчаянии не отправлял его на кухню или в постель, – а иногда начинал играть с ушком Курта, покусывая, облизывая и нашёптывая жуткие непристойности, пока мысль о том, где и как Чудовище должно было завоевать сердце Красавицы, не отходило на самый дальний план в сознании Курта, и всё заканчивалось воплощением фантазий Смайта на диване или на ковре.

С Блейном, само собой, дело никогда не принимало подобный оборот.

И, хотя вскоре Курту предстояло обнаружить, к собственному изумлению, разочарование этим обстоятельством, на тот момент наличие кого-то, кто понимал и разделял эту его невинную страсть, странным образом служило ему утешением.

И потом, благодаря этому, Курт обнаружил, что Блейн обладал также прекрасным голосом.

Парень, казалось, не мог удержаться и, когда начинала звучать песня в фильме – какой бы фильм они ни смотрели в тот момент – он принимался подпевать.

Блейн знал их все на память!

Когда Курт впервые услышал его пение, то застыл в молчании, слушая его с открытым ртом.

Его голос был очень хорош. Тёплый и ровный, может быть, не очень мощный, но очень приятный для слуха. Курту казалось, что он его уже где-то слышал, потому что ощущение было именно такое. Хотя и не знал – где. На одном из выступлений Соловьёв, может быть?

Когда Блейн заметил, что тот практически не дыша уставился на него, то сделался весь красный, и это было впервые, когда подобное происходило перед Куртом.

– Извини! Я обожаю диснеевские песенки. Когда-то давно я даже записал диск, содержащий только их, – неловко оправдался парень, моментально умолкнув к разочарованию Курта.

– Почему я никогда не слышал тебя на выступлениях Соловьёв? Я имею в виду, в старшей школе Себастиан был их лидером, разве нет? – спросил заинтригованный Курт.

– Да, в свой последний год, да, а я был им весь предыдущий год. В тот период со всеми неприятностями у меня дома и... всем остальным я вышел из хора. А у тебя как всё сложилось? Я знаю, что ты приехал в Нью-Йорк, чтобы посещать НЙАДИ, но потом оставил её, чтобы записаться в школу моды. Бас говорил мне, что у тебя сопрано, но, мне кажется, я тебя никогда не слышал на соревнованиях. За Новые направления всегда солировали один очень высокий парень и низкорослая брюнетка, если я не ошибаюсь.

– Ahi Dios! – прозвучал ядовитый комментарий позади них, со стороны Сантаны, удобно устроившейся на диване рядом с Бриттани.

В то время как они сидели на полу, опираясь о тот же диван по краям.

– Да, в самом деле. Я и был... ну, нет, я и до сих пор сопрано, но больше не пою, уже довольно давно, даже в караоке, и даже после того, как малость выпью! – неохотно ответил Курт.

– Почему? – спросил Блейн, искренне заинтересованный.

Курт отрицательно мотнул головой, давая понять, что нет, ему не хотелось говорить об этом сейчас.

– Вы двое – самое банальное гейское клише, какое только существует, – весело сказала Сантана, качая головой.

– Ты так считаешь, Санти? – засмеялся Блейн.

– Эй, полурослик! Не смей называть меня Санти! – немедленно возмутилась девушка, начиная обстреливать его попкорном.

– А ты тогда прекращай называть меня хоббитом, – не остался в долгу парень, отправляя в обратный полёт каждый кусочек попкорна, который был запущен в него.

– Не моя вина, если ты такой, знаешь ли? Я ограничиваюсь лишь тем, что замечаю очевидное! – откликнулась она, а Бриттани, между тем, присоединилась к их битве попкорном.

Никто из них не заметил печального выражения, что омрачило лицо Курта.

Парень снова спрашивал себя, в какой именно момент он отказался от своей мечты в пользу чаяний Себастиана.

В среду Курт понял, что многое в Блейне его раздражало.

Уже целых восемь месяцев парень жил, по сути, один, но даже и раньше был весьма методичным человеком, привыкшим делать всё определённым образом и соблюдать определённый порядок.

Бас с трудом тогда согласился с его манией, и в этом сложном процессе адаптации ему помогал упрямый – даже, пожалуй, упёртый – парень, готовый прибегнуть к лести и сексу, чтобы получить то, чего хотел, там, где слов не хватало.

С Блейном, он не мог, естественно, использовать тот же метод, а потому часто сталкивался с привычками парня, абсолютно отличающимися от его собственных.

Сравнение с Бастианом напрашивалось спонтанно каждый раз.

И каждый раз выбивало из колеи, ведь когда это происходило, то приводило за собой воспоминания, которых Курт вовсе не желал.

Он чувствовал себя преданным собственным сознанием, что заставляло его делать невольные ассоциации, даже с самыми безобидными вещами, вроде того, как Блейн пил кофе или сидел на диване.

И он даже не мог понять, почему.

Честно говоря, он чувствовал себя преданным и своим котом Брандо.

Этот изменник не приходил больше ночью спать к нему в постель, а оставался в гостиной, возле Блейна.

После третьего пробуждения без привычной «приятной тяжести» на животе, Курт даже подумал было выкупить его любовь, давая побольше кошачьих печенек, но затем, в порыве оптимизма, убедил себя, что его кот не продажен, и, если он так привязался к Блейну, то не из-за огромных порций еды, которые последний ему подавал, а всего лишь ради его вьющихся и густых волос, что, по мнению Курта, кот принимал за своего рода гнездо, достойное завоевания на период холодных зимних месяцев.

Однако в то утро, когда, проснувшись, Курт увидел, что Брандо спит на животе Блейна, а не на ковре рядом с ним, то понял, что этот кот не только был продажен, но и что было достаточно немного бекона и кошачьих лакомств, чтобы завоевать его преданность.

Он почувствовал себя ещё более оскорблённым, когда подошёл, чтобы взять его на руки, а кот зашипел на него и почти оцарапал руку, прежде чем снова удобно свернуться на животе Блейна, который продолжал спать блаженным сном, как если бы на нём не развалилось двенадцать килограмм кошачьего веса.

– Между нами всё кончено, жирный кот! – немного обиженно сказал ему Курт шёпотом, чтобы не разбудить Блейна.

Надменный взгляд и лёгкое движение усов было всем, что он получил в ответ, прежде чем Брандо снова довольно замурлыкал, игнорируя его полностью.

Впрочем, было также многое в Курте, что раздражало Блейна.

То, как на нём сидела одежда, например.

Любая одежда. Даже та глупая пижама с медвежатами, которую Курт упорно продолжал надевать каждую ночь.

Не говоря уже о штанах, которые он любил носить, и которые были, по мнению Блейна, слишком узкими. Почти как вторая кожа.

У Курта, как он обнаружил, было три различных стиля. Один для пребывания дома, другой для работы или выхода за пределы квартиры вообще, и третий, когда он отправлялся проведать Себастиана.

Этот последний был самым настоящим покушением на спокойствие Блейна и был совершенно пустой тратой времени и усилий для парня, который не мог в действительности увидеть и оценить это, но он понимал, что заставляло Курта стараться выглядеть как можно лучше для своего мужчины, как если бы тот и в самом деле мог этим насладиться.

Но в целом парень не мог себе объяснить, почему все эти три стиля, будучи совершенно отличными один от другого, имели общий знаменатель.

Те чёртовы джинсы, плотно облегающие, как вторая кожа, и не оставляющие ровным счётом ничего для воображения.

Определённо опасные для бедных гормонов кудрявого.

Блейна раздражал тот факт, что Курт по-прежнему оставался – по крайней мере, физически – его идеалом парня.

Его ещё больше раздражал тот факт, что, хотя прошло более восьми лет с тех пор, когда он увидел его впервые, эффект, который производило его присутствие, нисколько не изменился.

Наоборот, ему казалось, если такое вообще возможно, даже усугубился.

Курт, например, использовал кремы действительно жутковатого цвета и запаха и наносил их на кожу почти каждую ночь.

Однажды вечером, вернувшись из паба, Блейн наткнулся в темноте на него с одним из тех кремов на лице.

Его едва инфаркт не хватил от испуга.

А потом он буквально застыл, любуясь на то, как мило Хаммел выглядит с этой фигнёй на лице и заколками, что удерживают пряди надо лбом, в то время как парень пил сок из бокала для вина через соломинку, лишь бы не смазать крем вокруг рта.

Блейн спрашивал себя, было ли нормальным находить его привлекательным даже в таком виде. Впрочем, он в этом сильно сомневался.

Короче говоря, парень жил в состоянии постоянного возбуждения, и даже не тратил время на то, чтобы убедить себя в обратном.

Хотя, безусловно, делал всё возможное, чтобы игнорировать сигналы своего тела.

И делал он это из-за того, что обещал Себастиану больше трех лет назад. Но не только, конечно.